- Эй вы там, на форте! - прокричал он как можно громче, стремясь придать своему голосу солидность. - Вылезайте, поговорить надо!
      Поначалу ответом Володе явилось только эхо, вылетевшее с запозданием, будто замешкавшись, откуда-то из середки морской крепости. Но потом в одной из орудийных амбразур показались физиономии тех, к кому относилось обращение Володи.
      - Кто там нас зовет?! - настороженно, но твердо спросила одна из физиономий. - Это ты, наверно, украл нашу яхту? Ну так чего ты хочешь? Выкуп, наверное? А ты знаешь, пацан, что мы тебя отовсюду достанем?
      Володя, чувствуя свою полную неуязвимость и понимая, что живодер на самом деле находится в очень тяжком положении и хорохориться ему не следует, прокричал:
      - Слушай, мужик, завянь, а! Рядом с тобой труп лежит - ну чем не улика для милиции, которую я прямо сейчас по рации вызвать могу? Хоть бросай его в воду, хоть нет, тебе уже не отмазаться. Зато я тебе другой вариант предлагаю: ты выпускаешь Эдуарда, а я тебе возвращаю яхту, и катись на ней хоть к чертовой бабушке. Идет?
      Физиономии живодеров скрылись в проеме амбразуры. Похоже, они там совещались, но совещались недолго, потому что одна из рож снова показалась и спросила:
      - Скажи, а ты что, на Эдуарда работаешь или на фараонов?
      - А что, большая разница? - спросил Володя, желая подразнить живодеров.
      - Ну, для нас большая, - отвечали из амбразуры.
      - Я сам на себя работаю, - крикнул Володя. - Ну так отпускаете Эдуарда? Вы его должны развязать, и пусть он вылезет в окно и плывет прямо ко мне - я его подберу. Он плавать-то умеет?
      - Откуда же я знаю! - отвечала рожа. - Он в мой бассейн плавать не приходил. Надо бы спросить у Эдика, но вначале скажи, какие гарантии ты мне можешь дать, что я, отпустив Эдуарда, который, между прочим, нас всех надинамил, получу взамен свою яхту?
      - А какие... - задумался Володя. - Ну, когда Эдуард будет плыть ко мне, я отвязываю канат, и ваша яхта остается на том месте, где она находится сейчас. Вот и все!
      Живодеры снова посовещались, а потом из амбразуры послышался крик:
      - Ладно, выпускаем Эдуарда!
      Вскоре из проема амбразуры показалась голова того самого человека, который лежал связанный в углу каземата. Было видно, что ему трудно протиснуться через неширокий проем, но протиснуться через него ему очень хочется. Мужчина ерзал и так, и этак, поворачивая в разные стороны плечи, то протягивая вперед одну руку, то снова убирая её назад; но наконец его тело уже наполовину вылезло за пределы орудийного окна, и кто-то со стороны каземата ускорил его движение, так что Эдуард, упав головой в воду, ушел в неё как топор. Володя и Кошмарик думали было, что он уже не вынырнет, но думали они так напрасно - жажда жизни в Эдуарде, похоже, была сильной. Вот над поверхностью серой воды показалась его голова. Воды спасенный, правда, глотнуть успел, потому что стал фыркать, отдуваться. Руками по воде он колотил отчаянно, и казалось, плавать он почти не умел и бросился в воду лишь потому, что в этом шаге было куда больше надежды, чем в его прежнем положении.
      - Помогите! - заорал он, совершенно потерявшись и не зная, что делать дальше.
      - Сюда плыви, ко мне! - прокричал Кошмарик с яхты, потому что белоснежное судно находилось ближе к плывущему, чем "Стальной Кит". Плыви, бросаю канат!
      Конечно, Володя мог подвести субмарину поближе к тонущему Эдуарду, но он боялся, что живодеры станут стрелять по нему из амбразуры, когда он будет помогать пловцу подняться на борт подлодки. У Эдуарда, однако, отыскались силы для рывка, сулящего ему жизнь. Его руки заработали подобно колесам старинного парохода, и брызги долетели даже до Кошмарика, стоявшего на палубе с канатом наготове и позабывшего о том, что его может сразить автоматная очередь.
      - Ну, давай, давай, ещё немного осталось! - кричал он и вскоре попытался было бросить плывущему канат, но тот был не в силах ухватиться за него.
      С третьей попытки Эдуард клещом вцепился в канат, и Кошмарик подтянул его к борту подобно тому, как ещё совсем недавно подтягивал к борту субмарины белобрюхого судака. Еще сложней было втащить на яхту обессилевшего Эдуарда, но тут его сильное желание продолжить земное существование взяло вверх над слабостью. Скоро Эдуард лежал на палубе, как тряпичный паяц, и вода потоками стекала с него за борт судна.
      - Эй, там, молокососы! - орали из амбразуры. - Получили вы своего Эдуарда, ну так проваливайте с яхты.
      И тут Кошмарик увидел, что один из живодеров пытается пробраться через амбразуру и совершить морское путешествие к яхте, подобно Эдуарду. Нужно было или срочно прыгать в воду и плыть к "Стальному киту", или пытаться завести мотор яхты. Если бы Кошмарик сиганул в воду, собираясь добраться до субмарины, то пришлось бы оставить в распоряжении живодеров обессилевшего Эдуарда. А тогда для чего нужно было городить огород с его спасением? Яхту Кошмарик тоже завести не сумел, а поэтому он выбрал третий вариант, суливший спасение и ему лично, и Эдуарду.
      - Вовчик! Вовчик! - заорал он, видя, что живодер уже вывалился из амбразуры в воду и плывет к яхте. - Заводи мотор! Уходи отсюда!
      Но Володе не нужно было советовать, что делать, - покуда Кошмарик возился с Эдуардом, он внимательно следил за амбразурой, и намерения тех, кто скрывался в каземате, ему стали понятны, едва он увидел вылезающего живодера. Канат, связывающий субмарину и яхту, снова натянулся, подобно струне, и судно двинулось в сторону от форта ещё до того, как до его борта доплыл живодер. В бессильной ярости, видя, что яхта уплывает, сидевшие в каземате стали лупить из автомата, стремясь попасть в Кошмарика или в Эдуарда, все ещё лежащего на палубе, и Кошмарику пришлось, буквально распластавшись рядом со спасенным человеком, тащить его за палубную надстройку, где он ещё совсем недавно наспех закусывал колбасой.
      А Володя все правил и правил подальше от форта, принесшего ребятам так много волнений, вместо того чтобы быть местом проведения их первой морской трапезы с жареным судаком и тушенкой. Эдуард, казалось, почувствовал, что опасность миновала, и его жаждущая жизни природа заставила тело вначале пошевелиться, потом привстать и наконец подняться на ноги. Хоть потоки воды все ещё стекали с вымокшего Эдуарда на палубу, но он, на удивление Кошмарика, выглядел довольно бодро и даже улыбался.
      - Да, и попал же я в передрягу, - улыбался спасенный, трогая пальцами свое распухшее от побоев лицо. - Ну надо же было так проколоться!
      Кошмарик смотрел на Эдуарда и тоже улыбался. Мальчик был горд, что ему удалось избавить этого человека от мучительной смерти, на которую его непременно обрекли бы живодеры. Кошмарик ждал слов благодарности от этого неизвестного ему человека, но Эдуард почему-то не спешил заключать Кошмарика в объятия, плакать на его груди, рассыпаясь перед ним в словах признательности. Эдуарда скорее занимала собственная побитая физиономия, которая у него, присмотрелся Кошмарик, и без того была довольно мерзкой тонкий нос над тонкими в ниточку губами, постоянно растянутыми в какой-то непонятной улыбке, а глаза быстрые и острые, как у хорька.
      - А что это у вас за судно? - спросил Эдуард, указывая на субмарину, тащившую яхту.
      - Да катерок такой... - сказал Кошмарик, внимательно смотревший на Эдуарда, сильно не нравившегося ему теперь. Ленька почему-то догадался, что говорить о настоящем назначении "Стального кита" не следует.
      - А-а, - протянул Эдуард, - интересная конструкция. А кто там у вас правит? - И кинул на Кошмарика быстрый взгляд.
      - Да мой корешок Володька правит, - ответил Кошмарик, стараясь понять, что представляет собой этот странный человек. Кошмарик уже начал жалеть, что впутался в эту историю.
      - Ну а с ним кто? - продолжал расспрашивать Эдуард.
      - Да Иришка, подруга его...
      - Молоденькая, что ли? - чуть не подскочил на месте Эдуард, и у него под подбородком затрясся зоб, которого Кошмарик прежде не заметил.
      - Нет, старуха, - пошутил Ленька, - лет четырнадцать уже.
      Эдуард зачем-то облизнулся, сказал: "Ну-ну!" - и открыл дверь каюты, где Кошмарик недавно ел колбасу. Кошмарик видел, что Эдуард вначале стащил с себя мокрую одежду и бросил её тут же на пол, а после снял с вешалки брюки и рубашку, оставленную здесь хозяином яхты. Переодевшись в сухое, Эдуард совсем повеселел и предложил Володе:
      - Ну, милости прошу к столу! За мое счастливое избавление выпить нужно! Вот, здесь и шампанское. Впрочем, его кто-то не закрыл, и нужно поискать свеженького. Уверен, что у моих милых знакомых найдется и винный погреб. Ты только садись, садись, мне с тобой поговорить нужно.
      Эдуард ушел.
      Яхта между тем остановилась, потому что не двигалась и субмарина.
      - Ленька, Ленька! - послышалось из-за стеклянной перегородки каюты. Где ты там? Тебя не убило случайно?! - кричал Володя, высунувшись наполовину из люка. Рядом с Володей показалась и голова Иринки, и её лицо было встревоженным.
      Кошмарик вышел было на палубу, чтобы сказать Володе о том, что беспокоиться за него не надо и он скоро переберется на лодку. Кошмарику страшно хотелось узнать, что же представляет собою этот странный и очень неприятный человек с большим зобом под подбородком. А тут показался и сам Эдуард в чужих штанах и рубашке. Под мышкой он нес бутылку шампанского, а в руках какие-то пакеты с едой. Услышав крик Володи, доносившийся с субмарины, он заулыбался и даже махнул, как мог, рукой.
      - Ребята! - крикнул он высоким по-женски голосом. - Вы не волнуйтесь, мы с вашим другом немного отметим нашу победу! Он скоро к вам вернется! - И опять махнул приветливо рукой.
      За грязный стол Эдуард садиться не хотел и быстренько снял с него все тарелки с объедками, стаканы и бутылки, оставленные здесь теми, кто сейчас прогуливался по форту, ожидая, видно, прибытия случайного избавителя. На возвращение яхты они надеяться, конечно, не могли.
      - Ну вот, вот так! - растягивал свой тонкий рот Эдуард, предвкушая удовольствие от празднования своего счастливого избавления. - Прошу, садись к столу! Тебя как, между прочим, зовут?
      - Ленька, - отвечал Кошмарик, смело присаживаясь к накрытому заморскими разносолами столу.
      - Леонид, выходит? - откупоривал шампанское спасенный.
      - Да нет, я Алексей по документам, - отчего-то сконфузился Кошмарик.
      - По документам! - усмехнулся, тряхнув зобом, Эдуард. - А паспорт-то у тебя есть?
      - Нет еще, в этом году дать должны, - ещё более стушевался Кошмарик, не вытерпев пронзительного взгляда мужчины. - А вы Эдуард, кажется?
      - Ну, для тебя я буду просто Эдик, хорошо? - пытался улыбаться мужчина очень ласково, а выходило ещё более плотоядно и фальшиво. - Да ты вот ешь и пей. Нам нужно подкрепиться после таких невзгод, а потом... потом, улыбался Эдуард, - я должен буду познакомить тебя с одной очень, очень интересной комнаткой на этом судне...
      - Что за комнатка? - спросил Кошмарик, у которого почему-то кусок ветчины, взятой с блюда, принесенного Эдиком, застрял в горле, будто глотать приходилось не ветчину, а кедровую шишку.
      - А такая любопытная комнатка, знаешь ли... - щурил свои хорьковые глазки Эдик. - Этакий кабинет Синей Бороды или доктора Франкенштейна. Ты ведь фильмы ужасов любишь смотреть? А?
      Ветчина, хоть и достигшая с большим трудом Ленькиного желудка, собралась было отправиться к своему исходному пункту, до того противно стало на душе у Кошмарика. Ленька не ответил на вопрос своего сотрапезника, а вместо этого спросил:
      - А чего же вы меня за спасение не поблагодарите? Ведь жизнью, кажется, рисковал...
      Эдик же вдруг вздохнул с каким-то сожалением и даже покачал головой, будто очень сочувствовал интересу Кошмарика.
      - Ты хочешь считать себя благородным, - с печалью в голосе сказал Эдик, отодвигая от себя бокал, словно и на него тоже он был в обиде, - а на самом деле ведешь себя невеликодушно. Ну помог человеку избавиться от неприятностей, так что же, за это обязательно воздаяние получить нужно? Ты хочешь моего унижения в форме благодарности, да?
      Кошмарику эта речь показалась странной: отчего бы и не поблагодарить за то, что тебя спасли? Но Леньке вдруг стало очень стыдно, и он попросту не ответил, а Эдик, допив шампанское, поднялся, и сделал это медленно, всем видом своим подчеркивая значимость того, что должно было случиться после этого.
      - А теперь, мой юный друг, давайте пройдем туда, куда я так стремлюсь, - предложил Эдуард.
      - Куда же это? - медленно, точно загипнотизированный, поднялся со своего стула Кошмарик, повинуясь вкрадчивому голосу мужчины.
      - Туда, туда, вниз, - говорил Эдуард, пристально глядя в глаза Кошмарика, но теперь уже не улыбаясь, а показывая пальцем на пол каюты. Мы пойдем в нижнюю каюту...
      И Кошмарик покорно двинулся за Эдуардом. Они вышли на палубу, прошли назад, к корме, и Эдик отворил небольшую металлическую дверь. Площадка, на которую ступил Кошмарик, заканчивалась крутой лестницей. Эдуард, не оборачиваясь, стал спускаться по ней. Кошмарик - за ним; и вот они уже входили в полутемное помещение трюма, куда свет проникал лишь через небольшие круглые иллюминаторы. Посредине этой вместительной комнаты стоял металлический стол, длинный и узкий. Вдоль стен помещения - то ли белые шкафы, то ли холодильники. Несколько стульев дополняли обстановку.
      - Садись туда! - приказал Эдуард Кошмарику, указывая на стул, стоящий в самом углу.
      Кошмарик сел. Близ него на стене висел белый халат, запачканный чем-то красным, а из-под халата торчала какая-то железяка, тоже, видно, висевшая на гвозде. Эдик встал у стола и, потирая руки, заговорил:
      - Я ведь догадался, что вы случайно зашли в этот форт и, на мое счастье, стали свидетелями той некрасивой... сцены. Так ведь?
      - Ну да... - отвечал Ленька.
      - Значит, вы не только видели все, но и слышали многое. К примеру, о препаратах, не правда ли? - сверлил Кошмарика глазами Эдуард.
      - Слыхали, - подтвердил Ленька. - О каких-то печенках-селезенках... Они, что ли?
      - Да, ты не ошибся, - зачем-то взмахнул руками Эдуард. - Хочешь взглянуть на образцы?
      И не дожидаясь ответа, мужчина семенящей походкой подошел к шкафу-холодильнику, отворил дверь и что-то взял оттуда.
      - Вот, смотри, - показал он Кошмарику целлофановый пакетик, содержимое которого напоминало мясо, купленное в магазине и завернутое хозяйкой, чтобы донести его до дому. - Это - почки...
      - Свиные, что ли? - криво улыбнулся Кошмарик, потому что уже стал догадываться, о чем идет речь.
      - Нет, не свиные, - серьезно сказал Эдуард. - Это почки человека, вынутые из человека и предназначенные для того, чтобы быть поставленными другому человеку. Этот, последний человек имеет больные почки, но, на его счастье, имеет довольно денег, чтобы поставить себе здоровые почки бедного человека.
      - А если больной, но богатый человек, - дрожащим голосом заговорил Ленька, - поставит себе почки бедного человека, он случайно бедным не станет?
      От страха Кошмарик решил пошутить. Пошутил он, конечно, глупо, но неожиданно его шутка очень пришлась по душе Эдуарду. Он просто перегнулся пополам от смеха, до того хохотал. Даже почки в его руке тряслись от смеха. Но кончил он смеяться так же неожиданно, как и начал.
      - Нет, богатому человеку эти почки не повредят, напротив, - серьезно сказал Эдуард. - Итак, говорю тебе прямо: пришло долгожданное время, когда все стало на свое место: богатый человек - это здоровый человек, а бедный человек - это больной человек. Скоро все бедные люди умрут и по земле станут бродить и ездить на своих прекрасных автомобилях только богатые люди. Разве тебе не нравится такая перспектива, мальчик?
      - Нравится, - сказал Кошмарик, - только откуда же эти богатые будут брать почки, если заболеют? Друг у друга, что ли?
      И опять Эдуард переломился надвое от смеха, просто душившего его. "Экий смешливый живодер, - думал Кошмарик. - Но как бы мне избавиться от него, а то и мои почки захочет взять, я ведь человек тоже бедный..."
      Пока живодер смеялся, Кошмарик обдумывал план бегства. Конечно, можно было рвануть мимо него и, взбежав по лесенке на палубу, броситься в воду. Но подняться со стула Кошмарику было отчего-то очень трудно, будто его приклеили к нему столярным клеем. К тому же Ленькой овладело желание разведать побольше о намерениях этого страшного человека.
      И вот Эдуард ещё не кончил смеяться, а Кошмарик, нечаянно повернув голову туда, где висел белый халат, осознал, что железяка, находившаяся под ним, и не железяка вовсе, а нечто другое. Под халатом на зеленом брезентовом ремне висел автомат, и теперь Кошмарик хорошо видел его рубчатую рукоять с выемками для пальцев, видел спусковую скобу и гашетку, видел легкий металлический приклад. Можно было просто подняться и снять это оружие, и тогда - вот интересно - стал бы смеяться живодер?
      Но Кошмарик автомат хватать не спешил. Он знал, что Эдуарду об оружии неизвестно, и ждал минуты, когда автомат можно будет пустить в ход с большей пользой.
      - А откуда же вы, мясники, берете эти печенки-селезенки? - довольно нагло спросил Ленька, уверенный в себе.
      - Мы не мясники, мы хирурги, - перестал смеяться Эдуард и посмотрел на Кошмарика очень строго. - А берем мы органы, во-первых, от тех, кто нам их добровольно отдает за деньги, во-вторых, от покойников, которым ни почки, ни глазные яблоки уже не нужны. А в-третьих, - и Эдуард снова растянул в мерзкой улыбке свои тонкие губы, а зоб его опять затрясся, - в-третьих, хозяева этой посудины пользуются органами, к примеру, рыбаков. Сидит на своей лодочке этакий бедный человек, ловит рыбку, чтобы подкормить ею жену и ребятишек, а проплывает мимо яхта. "Эй, приятель, - кричат рыбаку, - не хочешь с нами выпить-закусить?" - "Как не хочу? С превеликим удовольствием!" Поднимается такой горе-рыбак на борт этого прекрасного судна, а его сразу на этот вот милый столик, сделав человека вначале немного мертвым... - Живодер странно ухмыльнулся, и у него в горле что-то клокотнуло.
      - А зачем вы мне все это говорите? - дрожа от страха и негодования, спросил Кошмарик.
      - Да потому, - тихо сказал Эдуард, - что и ты с этой яхты уже не уйдешь...
      Кошмарик почувствовал, что в глазах его становится темно, а в ушах начинают наигрывать веселые колокольчики. Еще несколько секунд, и он бы свалился со стула, но откуда только взялась у мальчика воля, приказавшая телу собраться и даже приготовиться к атаке.
      - Для чего я вам нужен? - спросил Кошмарик, тоже улыбаясь. - А может, у меня и почек-то нет совсем или они с камнями, а?
      - Тогда у тебя отыщется здоровая селезенка, - тоже улыбнулся живодер.
      - И селезенки у меня нет, - вздохнул Кошмарик. - Разве не слышали, что есть такие люди?
      Зоб Эдика опять задрожал, свидетельствуя о том, что его владелец готов рассмеяться снова.
      - Это ты, я знаю, на Антона Чехова намекаешь. Ведь именно он в молодые годы так подписывался - "Человек без селезенки". Но у тебя, дружочек, должна быть селезенка, причем очень хорошая, молодая. Я скоро её увижу, а потом увижу и то, чем наполнены юные тела твоих друзей... Они обязательно придут сюда, чтобы разыскать тебя. Нет, я сам приглашу их на яхту, как приглашаем мы рыбаков, соблазняя их угощением...
      И Эдуард, глаза которого сощурились до двух узких щелочек, а рот растянулся в хищной улыбке, открыв кривые желтые зубы, стал приближаться к Кошмарику, и в его руке, протянутой к Леньке, мелькнуло что-то блестящее и узкое - то ли нож, то ли скальпель.
      Конечно, можно было попробовать умолить этого страшного человека пощадить жизнь, пообещать ему быть покорным помощником в его грязных делах. Можно было, бросив ему под ноги стул, попытаться удрать из "кабинета Франкенштейна". Но Кошмарик, осознав, что бездействие или мольбы окончательно погубят его, резко поднялся со стула и вместе с халатом сорвал с крюка висевший на нем автомат. Нет, он не знал системы этого оружия, но едва руки Леньки впились в холодную сталь, как инстинкт подсказал Кошмарику, что нужно дернуть рычаг затвора, находящийся справа. Механизм, проскрежетав в железном теле автомата, убедил мальчика в том, что оружие готово к бою, и он прокричал, сатанея от собственной смелости, от ненависти к стоящему перед ним упырю:
      - А ну, гнида, нож на пол бросай! Руки за голову!
      Никогда прежде Кошмарик не видел на лицах людей выражения ужаса, совершенно затмившего разум и подчинившего волю. Сжатые до узких щелей глаза живодера раскрылись так широко, что казалось, они вот-вот выскочат из орбит и покатятся по полу, точно шарики для пинг-понга. Щеки Эдуарда задрожали, рот раскрылся, а его противный зоб опустился на грудь. Этот человек, привыкший к полной безнаказанности, привыкший глумиться над беспомощной жертвой, сам оказался в положении жертвы, а поэтому не мог пережить без сильнейшего волнения такое внезапное превращение.
      Что делать с этим выродком, Кошмарик решил быстро. Заставив его повернуться, он приказал, когда тот замер, держа руки за головой и сгорбившись, потому что боялся получить в спину автоматную очередь:
      - Выходи на палубу!
      - А ты не будешь стрелять?! - не спросил, а тоскливо прокричал тот, кто считал, что здоровым имеет право быть лишь человек богатый.
      - Иди! Там посмотрим! - стараясь говорить хотя бы баритоном, приказал Кошмарик и даже пихнул живодера меж лопаток стволом автомата.
      Когда поднялись на палубу и Эдуард, стоя у невысокого фальшборта, снова уставился на Кошмарика своим просящим взглядом, Ленька, наводя автомат прямо в голову мужчины, приказал:
      - А теперь, хорек, прыгай в воду и плыви к форту! Там тебя встретят с удовольствием! Рыбаков больше на угощение приглашать не будете!
      С видом загнанного зверя, дернувшись всем телом, Эдуард бросил короткий взгляд на залив. От форта успели отплыть метров на триста, но до ближайшего берега было ещё дальше.
      - Я не доплыву! Я не доплыву! - чуть не плакал мужчина, понимая в то же время, что Кошмарик шутить не будет. - Мне нельзя на форт! Там меня растерзают!
      - И правильно сделают, - спокойно сказал Кошмарик и дал короткую очередь, стараясь стрелять поверх головы Эдуарда.
      С криком, в котором слышались и ненависть, и жалость к себе, и обида на случай, так жестоко подшутивший с ним, Эдуард буквально перекувырнулся спиной через фальшборт, и громкий плеск воды заглушил этот дикий крик. Кошмарик видел, что скоро Эдуард, отфыркиваясь, показался из воды и, бешено молотя руками, поплыл подальше от яхты, где бедных людей лишали принадлежащей им по праву жизни, чтобы даровать здоровье тем, кто мог за него заплатить.
      - Кошмарик, что там случилось? - с тревогой кричал с субмарины Володя. - Кто там стрелял?! Кто там плывет?!
      - Да все в порядке, старик! - помахал ему рукой Ленька. - Тут один господин освежиться в воде захотел! Подплывай к яхте, я скоро спущусь к тебе!
      Сказал - и пошел вниз, туда, где стоял металлический стол и белые холодильники. Вначале Кошмарик разыскал оброненный им подсумок с запасными автоматными магазинами - они упали тогда, когда он срывал оружие с гвоздя. Повесив автомат за спину, а подсумок на брючный ремень, Кошмарик пошел разыскивать машинное отделение. Там стояли канистры с горючим, и Ленька, сняв крышку с одной из них, по запаху определил, что налита солярка.
      - Годится, - пробурчал себе под нос Кошмарик и выволок две канистры на палубу.
      К одной канистре он привязал веревку, которую снял по дороге, - на ней, видно, живодеры сушили белье. С другой канистрой Кошмарик двинулся вниз, к "кабинету Франкенштейна". Спускаться до самого входа в кабинет Ленька не стал. Зачем? Солярка сама туда натечет... Скоро перевернутая вверх дном канистра в руках Кошмарика стала совсем легкой. Поднявшись наверх и стоя почти у выхода на палубу, Кошмарик вытащил зажигалку, скрученную жгутом бумажку, зажечь которую не представляло никакого труда. Постаравшись бросить бумажку как можно дальше и услышав, как загудел внизу мгновенно вспыхнувшись огонь, почувствовав кожей, как полыхнуло жаром, Ленька выскочил на палубу. "Стальной кит", подведенный Володей, стоял у самого борта яхты, и Кошмарик прокричал другу:
      - Вначале прими канистру! Солярка - пригодится!
      На веревке канистра была спущена. По той же веревке, привязанной к фальшборту, Кошмарик через минуту спустился и сам.
      - Отплывай скорее! Отплывай! Я поджег её, поджег!
      Володю не нужно было упрашивать, и "Стальной кит" отвалил от белоснежной яхты, имевшей черное нутро.
      ГЛАВА 4
      КОШМАРИК СТАВИЛ НА "РУЖ"
      Уже было около одиннадцати вечера, но стояло время белых ночей, а поэтому залив из серого превратился в темно-серый, на западе небо багряно заалело, совершенно стих ветер, появился серп луны, а легкие и длинные облака на небе стали не белыми, а почему-то желтыми. Но то, что вокруг было совсем не темно, не мешало огню, вырывавшемуся из лопнувших иллюминаторов яхты, гореть ослепительно ярко, точно мощные маяки. Потом на яхте что-то взорвалось.
      - Горючее бабахнуло! - азартно сообщил Володя в трюм подлодки, потому что только он один смотрел с интересом на то, как горело прекрасное прогулочное судно.
      Иринка, потрясенная всем происшедшим, голодная и жалевшая отца, который, наверное, не спал сейчас, сидела на койке, обхватив себя за плечи руками. Ей к тому же было зябко. А Володя в это время старался увести "Стального кита" подальше от горящей яхты.
      А потом Кошмарик, которому надоело смотреть "на дело рук своих", спустился к друзьям, возбужденный, взвинченно-веселый. Володя зажег бортовые огни, что полагалось по инструкции судовождения, заглушил мотор, сел рядом с Иринкой, и Кошмарик принялся подробно рассказывать о том, что случилось с ним на яхте. По мере того как он передавал все подробности своего общения с Эдуардом, веселость Леньки таяла со скоростью весеннего снега, и вот уже он выкрикнул, чуть не плача:
      - Я жалею теперь, что не в него всадил очередь из автомата! Богатые, видишь ли, должны быть здоровы... у, гадина! Никого им не жалко, лишь бы загрести побольше денег!
      - Ты все правильно сделал, - похлопал Володя друга по плечу. - Зачем в него стрелять? Он или не доплыл до форта - ведь я видел, как плавал этот человек, - или его дружки потом убили.
      - А если его рыбак какой заметил? - опасливо спросил Кошмарик. - Ведь он потом всю свою кодлу соберет и нас на заливе разыщет...
      Володе не понравилось малодушие Леньки, и он веско сказал:
      - Ну, во-первых, никаких рыбаков я близко не видал. Потом, чего нам его бояться? Мы завтра уже в Лужской губе будем, а если и погонится за нами кто-нибудь, так мы просто ляжем на дно, и пусть они нас до посинения ищут, живодеры эти. Да я не побоюсь с ними и в открытый бой вступить! Теперь у нас с тобой автомат есть, молодец же ты, что его принес, да ещё с запасными рожками!
      И ребята принялись рассматривать оружие. Оказалось, что обзавелись они итальянской "береттой", автоматом сицилийской мафии. Маленький, легкий, с двумя рубчатыми рукоятками - одна впереди перед магазином, а вторая сзади, с удобными выемками для пальцев. Был здесь и металлический приклад, который можно было одним движением убрать или выдвинуть, подготовив оружие к бою. Вынули магазин и пересчитали патроны, небольшие, с закругленными на концах пулями в медных оболочках. Оказалось, что обойма рассчитана на тридцать патронов, но трех уже не было, потому что Кошмарик их уже потратил. Зато в принесенном им подсумке нашлось ещё три полных магазина, и мальчики, пересчитав патроны, поняли, что они стали сущими богачами. Они казались себе неуязвимыми и непобедимыми, способными одержать верх над врагами, готовыми перейти им дорогу.
      Особенно был горд собой Кошмарик, ведь главным героем дня стал именно он. Из тайников своего сердца вышло на поверхность чувство превосходства над Володей, и Иринка, нравившаяся ему, была призвана превратиться в арбитра в поединке. Открыто Кошмарик не вызывал на поединок своего друга Володю, но теперь он решил во что бы то ни стало совершить ещё один подвиг, чтобы окончательно "свалить" соперника, вознестись в глазах девочки на недосягаемую высоту.
      - Да хватит вам все о патронах да о прикладах говорить! - прервала увлеченных оружием ребят Иринка. - Я уже умираю от голода, ведь чуть ли не с утра ничего не ела! Где твоя рыба, Кошмарик? Где печенье, тушенка?
      Да, в суматохе операции по спасению Эдуарда, которого, как оказалось, спасать не следовало, была потеряна не только рыба, но и печенье. Хорошо еще, что Иринка вернула на "Стальной кит" керосинку. Не пропала и банка с тушенкой, но все равно предстоящий ужин всем казался заслуживающим внимания даже со стороны стосковавшегося по пище желудка.
      - Ладно, мальчики, - вздохнув, сказала Ирина, - открывайте банку. Поедим мяса и запьем его кипятком.
      Вдруг через открытый люк, откуда сидящим в субмарине открывался розовый овал неба, влетел какой-то бодрый мотив - играла музыка, как видно, на проплывавшем мимо судне. Кошмарика точно ошпарило, он метнулся к трапу, вскарабкался по нему наверх, с полминуты, высунувшись наполовину, следил за чем-то, а потом спрыгнул вниз.
      - Ну, Ирина, кажись, разживемся мы сейчас шамовкой! - азартно сказал он, зачем-то хлопнув в ладоши. - Володька, где твоя лодка и канат с крюком?
      - Вон, у газового баллона сложена, - показал Володя. - А тебе зачем? Поплавать, что ли, захотел по ночному заливу?
      - Ага, поплавать, - согласился Ленька. - Там рядом с нами паром прогулочный проходит, господ для прогулки вывез, вот я и смотаю к нему, заберусь - там борт невысокий - да и куплю чего-нибудь пожрать! - А потом Ленька эдак по-пиратски улыбнулся, показывая свои мелкие острые зубки, и сказал: - А живодерня-то все горит! Даже не думал, что так долго полыхать будет, из пластика, наверно, - дерево давно бы все выгорело...
      Но Иринке, для которой и говорилась эта фраза, не понравились слова Кошмарика, и она принялась читать ему проповедь о любви к ближнему, о том, что какими бы отвратительными ни были люди, с ними нельзя было поступать так жестоко. Нужно, говорила девочка, вначале попытаться убедить человека, показать ему неправоту его поведения, поступка. Ведь во всех людях, горячо утверждала Иринка, есть семена доброты, а поэтому следовало попытаться отыскать эти семена и создать условия для их всхода.