И мама замолчала, а Володя, какой-то успокоенный, будто он действительно только вылез из теплой, как парное молоко, воды, снова принялся за кость.
      Утром, однако, он твердо решил ехать в концертный зал, потому что ночью долго не мог заснуть - ему все виделись бегущие к выходу люди, зажимающие уши руками. Уши! Почему именно об этом упомянул диктор, когда рассказывал о газовой атаке во время скрипичного концерта? Именно эта деталь и заставила Володю ломать голову, и спокойное настроение, навеянное мамой, улетучилось быстро.
      Зайдя в вестибюль Малого зала филармонии, где было прохладно и пахло духами, будто толпа нарядных слушателей только что прошла здесь, чтобы занять места в зале, Володя перво-наперво подошел к афише. Вчерашнее сообщение он слышал часов в девять вечера. Концерт начался в семь, значит, музыкант только начал его, потом приехала "скорая", милиция и репортеры. Володя узнал, что в программе были произведения Бетховена, Сарасате*, Венявского, а солировал в сопровождении пианиста какой-то Семен Маркевич. Потоптавшись в вестибюле, Володя решил пройти в основные помещения концертного зала. Поднявшись по лестнице, он оказался в роскошном холле артистического в прошлом дома, ставшего теперь филармоническим залом. Из раскрытых дверей доносились аккорды фортепьяно и слышалось женское пение. По холлу прогуливались две женщины в форменных платьях, к ним-то и направился Володя, лихорадочно соображая, как обратиться ему к служительницам филармонии. Приблизившись, он сказал:
      * Сарасате Пабло Де (1844-1908) - испанский скрипач и композитор.
      - Ради бога, прошу меня простить за мой вопрос...
      - Да, да, пожалуйста, - оценила вежливость Володи одна из женщин.
      - Понимаете, вчера у вас был концерт моего любимого скрипача Семена Маркевича, но так случилось, что я не успел на него, хоть и имел билет. Кто смог бы подсказать мне адрес виртуоза? Я просто мечтаю преподнести ему огромный букет роз в знак благодарности за то, что он дарит людям радость.
      Володя не сфальшивил, не переиграл - речь его прозвучала искренне, и служительница сказала:
      - Ах, молодой человек, в администрации, наверное, вам дадут адрес Маркевича, хотя, насколько я знаю, он приезжий, одессит, и живет в гостинице. Но... но лучше бы вам не волновать его сегодня, да...
      - А что случилось? - Володя сделал напряженно-внимательное лицо.
      - Вы не слышали разве? - удивилась вторая женщина. - Просто какое-то светопреставление произошло у нас вчера на концерте Маркевича. Такого я за двадцать лет работы в этом зале не видела.
      - Очень интересно. Что-то страшное? - озабоченно спросил Володя.
      - Не то слово - ужас просто! - педалировала женщина, видя, что её слушают с большим вниманием. - Я в начале концерта внесла в зал свой стул, чтобы послушать, - я всегда слушаю, ради чего здесь работать? Ну вот, Маркевич в сопровождении аккомпаниатора начал бетховенскую Крейцерову сонату - у Льва Толстого ещё повесть такая есть, читали?
      - Нет, не читал, но слышал, - признался Володя.
      - Ну ладно. Играет пять минут, десять. Играет блестяще, нет слов, но вдруг я начинаю замечать, что скрипач как-то странно себя ведет, его будто всего передергивает, точно током ударяет. Весь он кривиться стал, и так повернется, и эдак. Ну, просто пчелы его жалят, что ли! И лицом такие гримасы выделывает, что хоть святых выноси!
      - Вот это да! - По Володиной спине побежали мурашки. - Может быть, у него такая манера игры?
      - Да нет, не может быть у музыканта такой дурной манеры кривляться. Но не только в нем дело. И зрители, слышу, как-то странно стали себя вести зашебуршали, заскрипели креслами, вижу, трут лбы, будто им жарко или нехорошо, громко так вздыхают, какие-то тревожные возгласы раздались. Я вначале подумала, что это они кривляньями Маркевича недовольны, но потом почувствовала, что дело в другом.
      - Как это вы почувствовали? - так и замер Володя.
      - А вот по своему личному состоянию и определила. Я, когда слушать Маркевича стала, мне так хорошо было, точно полетела я куда-то, а потом, наоборот, меня охватила тревога. Стала думать, не оставила ли я дома утюг включенный, когда на работу шла, платье вот это гладила. И тревога эта в такой сильный страх перешла, что мне бежать домой из зала захотелось. Вдруг кто-то крикнул: "Газ! В зале пахнет газом!" И все, как по команде, вскочили с мест, закричали, стали протискиваться к выходу, бежали, отталкивали друг друга, падали.
      - А скрипач? - так и трясся от волнения Володя. - Он что же, все продолжал играть?
      - Ой, что вы! Со скрипачом тоже неладное случилось. Почти одновременно с паникой в зале Маркевич вдруг совсем как-то сильно покривился, пошатнулся, скрипку из рук выпустил, да и упал на сцену. Ну, занавес, конечно, опустили. Вот такие, молодой человек, у нас вчера дела происходили. Так что не знаю, стоит ли вам скрипача отыскивать.
      Вторая женщина, глубоко вздохнув покачав головой, сказала:
      - Вот страсти-то! Если б я вчера здесь была, не знаю, чтоб со мной случилось. Я ведь нервная! А все время наше поганое виновато: наркотики кругом, пьянка, людей убивают да взрывают, вот и стали мы все ненормальные. Ох, жизнь распрекрасная!
      Но Володя уже шел вниз, к администратору, чтобы узнать, где он мог бы найти Маркевича. Именно теперь, после кошмара в концертном зале, сердечное участие, думал Володя, было бы скрипачу как нельзя более кстати.
      Администратор выслушал вежливую просьбу Володи и, подумав, назвал адрес скрипача Маркевича. Да, старушка не ошиблась. Жил музыкант в гостинице "Европа", то есть в двух шагах от концертного зала. Правда, не было гарантии в том, что он не уехал, и Володя молил Бога, чтобы он оказался на месте. Удачей было и то, что Володя знал не только название отеля, но и номер.
      Имея при себе изрядную сумму денег, Володя мог не скупиться, а поэтому через пять минут после выхода из филармонии в его руке пламенел большой роскошный букет пунцовых роз. С этими цветами он казался себе более солидным и представительным, поэтому когда швейцар в цилиндре, стоявший на страже у входа в "Европу", спросил, куда он идет, мальчик, не задерживаясь в проходе, на ходу бросил:
      - В сто первый номер, к маэстро Маркевичу!
      Однако, когда, ступая по мягкому ковру, он подходил к нужной двери, сомнения заставили Володю призамедлить шаг. Скрипач вовсе не обязан был отвечать на его вопросы, к тому же он наверняка все ещё дурно чувствует себя, если вообще не уехал поскорее в родную и теплую Одессу-маму из неприветливого Питера, где и концерт-то сыграть в нормальной обстановке нельзя - напустят какого-то газа!
      Володя постучал.
      - Ну, кто там еще?! - раздался из-за белого пластика чей-то томный голос.
      - Господин Маркевич, всего лишь букет от почитателей вашего таланта... - проговорил Володя, краснея.
      Скрипач, как видно, был человеком интеллигентным и отказать поклонникам в такой безделице не мог, даже находясь не в форме. Замок мягко проскрежетал, и в проеме распахнувшейся двери выросла высокая фигура музыканта с красивым, гордым лицом, похожим на орлиное, - нос крючковатый, с большой горбинкой, глаза блестят, а брови сведены на переносье. Густые, да ещё и вспушенные химической завивкой волосы маэстро делали голову огромной и круглой. "Одуванчик". - Отчего-то подумалось Володе, который поклонился и протянул Маркевичу букет:
      - Извините, господин Маркевич, что потревожил вас. Вчера я собирался прийти на ваш концерт, но не успел...
      Лицо скрипача ожесточилось, сделав его ещё более похожим на орла. Маркевич, взяв букет, смотрел на Володю и раздумывал секунд десять, а потом сказал:
      - А ну проходи! Кофе с тобой пить будем! Ты любишь кофе? Настоящий "Мокко"!
      Володя с блеянием, в котором можно было разобрать слова "Да кто же не любит кофе", вошел в комфортабельный и просторный номер, правда, с неприбранной широкой кроватью. Маркевич же сразу включил в сеть электрокофеварку и плюхнулся на кресло рядом со столиком, заставленным чашками, бокалами, бутылками со спиртным. Плеснув себе в бокал коньяка, он выпил залпом и сказал:
      - Прости! Вот так всю ночь лечусь! Если б не коньяк, не знаю, как бы я пережил то, что со мной случилось. Да ты садись, садись! - Он коротким резким жестом указал на кресло напротив и спросил: - Коньяка не хочешь немного?
      - Нет-нет, не надо. Лучше кофе.
      - Тогда жди. - Он вздыбил и без того пышные волосы и мрачно заговорил: - вчера я впервые в жизни побывал в гостях у самого дьявола и, признаться, больше к нему не собираюсь!
      - Простите, я слышал, что на вчерашнем концерте случилось что-то. Будто газ...
      - К черту газ! К черту! - вскричал Маркевич, нервно жестикулируя. Про газ наболтали газетчики, телевизионщики, потому что в зале кто-то прокричал слово "газ". Нет, не было никакого газа, не было!
      - А что же было?
      - Что? - замер Маркевич и вдруг поднялся. - Была лишь одна моя игра. Я, скрипка и зал!
      Скрипач налил кофе Володе и себе, а когда снова сел за стол, заговорил глухим голосом:
      - Вчера, как я теперь понял после бессонной ночи, ко мне незадолго до концерта сюда, в номер, пришел... черт.
      - Да что вы говорите? - похолодел Володя, и чашка в его руке мелко-мелко затряслась.
      - Да, милый мальчик, именно черт, потому что только посланцы ада могут творить то, что случилось вчера со мной. С виду это был самый обыкновенный мужчина, самой банальной наружности: лет сорока пяти, потускневший, как выцветшая ситцевая рубаха, линялый какой-то, впрочем, с хорошими манерами. Он тоже представился почитателем моего таланта, и я сразу заметил у него в руке скрипку в футляре. Пошаркав передо мной ножкой, он, поняв, что мне некогда, сказал:
      - Господин Маркевич, не знаю, есть ли у вас скрипка работы великого Страдивари?
      - Нет, я играю на старинной русской скрипке работы мастера Лемана. Тоже очень хороший инструмент.
      - Но я думаю, любой уважающий себя виртуоз мечтает играть на скрипке Страдивари.
      - Возможно, - сказал я уклончиво и начиная раздражаться. - Вы мне хотите продать скрипку кремонца?
      - Нет, не продать, а подарить, - сказал, улыбаясь, незнакомец. - Вот она, взгляните.
      И он достал из футляра скрипку прекрасной формы орехового цвета. Признаюсь, я немало держал в руках скрипок и играл на них. Играл на инструментах и великих итальянских мастеров, но этот экземпляр заставил мое сердце забиться быстрее. По форме вырезов-эфов, по тому, как была сконструирована головка, я сразу угадал в скрипке руку Страдивари, но что-то в ней было и особенное...
      - Что же? - затаив дыхание, спросил Володя.
      - Так, небольшие особенности в форме. Хотя разве Страдивари штамповал свои инструменты? Дело было в чем-то другом, неуловимом, но самое главное, на боковине, где обычно мастера ставили свое клеймо, выжигая его при помощи штампа, у этой скрипки ничего не было.
      Вы ищете клеймо? - сказал незнакомец. - Не ищите, его здесь нет, но стоит ли сомневаться в том, что это скрипка великого Антонио? Когда вы возьмете в руки смычок, то убедитесь в этом.
      Смычок был в футляре, и я решился - извлек несколько звуков разной тональности. Скрипка звучала просто божественно! Звук был громким, тугим, но и каким-то бархатистым одновременно. Можно сказать, такого красивого звука я никогда не слышал! Представить себя обладателем такого великолепного инструмента я прежде и не смел, а тут тебе его просто хотят подарить.
      - Я вижу, вам нравится скрипка, - вкрадчиво произнес незнакомец. - Ну так пусть она будет ваша, но при одном условии.
      - Каком же условии? - спросил я, весь трепеща.
      - Условие мое такое - сегодня вечером вы будете играть на этой скрипке. Если вы отыграете на ней всю программу, то оставите инструмент у себя. Я к вам даже не подойду за благодарностью. Ну, как вам мое условие?
      Условие мне показалось не только исполнимым, но и очень выгодным. Инструмент был в полном порядке, держать его в руках было одно удовольствие, играть - тем паче. Я кивнул, пожал в знак своего согласия руку незнакомца, - холодная, знаешь ли, такая рука! - и мужчина удалился, оставив в моих руках скрипку. Я ещё раз провел смычком по струнам, пробуя инструмент в деле, вторично убедился в его отменных качествах, уложил в футляр и стал собираться на концерт.
      Маркевич плеснул коньяк в кофе, выпил и сморщился, став очень некрасивым, а Володя задал вопрос:
      - А когда вы попробовали скрипку здесь, в номере, ничего странного не ощутили?
      - Ощутил, только это чувство было не странным, а скорее возвышенным. Тогда я приписал это действию прекрасного звука скрипки. Но вот что произошло потом... Я вышел на сцену в приподнятом настроении. Я люблю питерскую публику, чуть холодную, но все-таки понимающую, и тогда, перед этим переполненным залом, я казался себе полководцем, вышедшим сразиться с... врагом в лице непонимания, холодности и чопорности. Я решил во что бы то ни стало победить этого врага, и в моих руках имелось великолепное оружие - скрипка Антонио Страдивари! Аккомпаниатор начал, и я вступил...
      Скрипач провел рукой по вспотевшему лбу и снова взялся за коньяк - без этого напитка пережить происшедшее с ним в тот злосчастный вечер ему было, как понял Володя, почти невозможно.
      - Я играл и ощущал себя парящим над миром горным орлом, свободным и непобедимым хищником! Такого я не испытывал никогда! Мои руки казались мне распростертыми крыльями, но... наступил момент, когда я почувствовал резкую перемену. Крылья вдруг будто обмякли, стали слабеть, я понимал, что они уже не могут держать меня, я не могу продолжать играть музыку, которая несла меня над землей, и я стремительно понесся куда-то вниз, теряя равновесие, силы... все, все теряя! В глазах стало черно, и я упал в обморок. Но ещё до этого я успел заметить бегущих к выходу людей. Они казались мне тогда какими-то демонами. Это было так страшно!
      Скрипач закрыл лицо руками. Володя подумал даже, что мужчина с орлиным профилем сейчас разрыдается, но Маркевич рыдать не стал - взял да и налил себе в бокал ещё немного коньячка. Видно, он уже пережил в рассказе всю трагедию, выплеснув её, и теперь спокойствие возвращалось к нему.
      - Очнулся я на диване в каком-то служебном помещении филармонии. Рядом стоял врач, главный администратор, ещё кто-то. Все смотрели на меня не то что со страхом, а с изумлением и каким-то вопросом. Я спросил, что со мной случилось. Врач пожал плечами и ответил, что, похоже, нервный срыв. Чуть позднее администратор мне рассказал, что творилось в зале. Тут я вспомнил о скрипке Страдивари.
      - А где скрипка, на которой я играл? - спросил я. - Она, наверное, у того, кто нес меня.
      Позвали тех, кто помогал укладывать меня, никто из них не мог сказать о скрипке ничего определенного. Лишь один мужчина, судя по форме, пожарный, сказал, что будто бы заметил, как скрипку подобрал какой-то неизвестный ему мужчина. Я попытался обрисовать ему наружность таинственного незнакомца, пожарный согласился с тем, что мое описание напоминает внешность человека, взявшего инструмент.
      Конечно, подумал я, кто, как не он, и взял скрипку. Ведь концерт я не довел до конца...
      - Вот так, юноша, впервые в жизни повстречался я лицом к лицу с самим дьяволом. Будь бдителен, никогда не поддавайся на посулы черта, не принимай от него подарков, тем более дорогих. Пусть мой пример будет тебе наукой и напоминанием!
      Маэстро вновь взялся за коньяк, а Володя, потрясенный его рассказом, спросил:
      - Но вы-то как музыкант, что можете сказать о причинах такого непонятного... звучания скрипки? Вы слышали, может быть, она играла как-то особенно? Звук у нее, может быть, совсем был необычный?
      - Не думаю, - поразмышляв, ответил Маркевич. - Обычный звук, только изысканный, божественный! Таким бы звуком, наоборот, услаждать душу, а он вводит людей в транс. Только дьявольскими кознями и можно все это объяснить. Ах, зачем я приехал в Питер! Говорила мне жена - поезжай в Москву, а я не послушался! Теперь петербуржцы будут думать, что Маркевич нарочно играл для них как-то... жестоко, что ли, уморить хотел!
      И Маркевич визгливо, нервно захохотал, а Володя поднялся, чтобы идти прочь.
      - Не стоит вам тревожиться. Вчера вечером сказали, что концерт был сорван потому, что в зале появился запах газа. Вы здесь ни при чем.
      - При чем, ещё как при чем! - прокричал скрипач. - Теперь все здесь будут думать, что на концертах Маркевича можно отравиться газом! Отличную рекламу мне сделали ваши телевизионщики! Спасибо им!
      И маэстро снова захохотал, не обращая внимания на то, что его "почитатель" идет к двери. На столе, рядом с кроватью, лежали пунцовые розы, не нужные виртуозу Семену Маркевичу.
      7
      ЯЗЫК ДЬЯВОЛА
      Володя в глубокой задумчивости, не замечая ни толпы, в которую он окунулся на Невском, когда вышел из отеля, ни сигналов светофора, когда переходил проспект, сел на скамейку в сквере перед Казанским собором. Вода бьющего здесь фонтана рассыпалась в пыль под действием свежего ветерка, эта пыль садилась на лицо и руки мальчика, но он не замечал прохладной влаги. Все сидел и думал.
      "Скрипка орехового цвета! Она очень похожа на инструменты Страдивари. Она доводит людей до транса, как довела уже многих, в том числе и меня. Конечно, это украденная из музея скрипка Орланди, но зачем нужно было тому линялому мужчине приносить её Маркевичу якобы в подарок? А знал ли тот, кто купил скрипку Орланди, о её свойствах? Если не знал, то не мог быть уверен, что вернет скрипку назад, согласно условию. Но если даже и понял, какая сила в ней заключена, для чего пришел к скрипачу, ведь на Маркевича скрипка могла и не подействовать, и тогда бы владелец Орланди распрощался навсегда с шедевром старинного мастера. Ах, как это все странно! Главное, что она в руках у настоящего ценителя, а не у случайного барыги, я это понял. Нужно найти его, а потом уже думать, как завладеть инструментом!"
      И Володя, поднявшись, зашагал в сторону музея музыкальных инструментов. Именно там, предчувствовал он, находится кончик нити, способной привести его к странному собирателю скрипок.
      Он заглянул в вестибюль музея с опаской, боялся, что Серега, находящийся на дежурстве, не пустит его или, что хуже, станет приставать к нему, пытаясь взять реванш за поражение, которое ему нанес Кошмарик. Но в "аквариуме" сидел другой охранник, и Володя, шмыгнув мимо него, прошел прямо к подвалу, где располагался архив.
      Вероника Мефодьевна сидела за своим рабочим столом и по обыкновению разбирала какую-то рукопись. Она подняла на вошедшего Володю свои усталые глаза. Мальчик так боялся увидеть в них упрек или даже злость, но одна лишь искренняя радость засветилась в этих поблекших, спрятанных в паутине морщин глазах.
      - Ба, ба, ба! - прогудела она. - Глориа вам, синьор! Куда запропастился, голубчик? Садись-ка да расскажи!
      Володя, тронутый теплой встречей, сказал:
      - Да разве вы ничего не знаете?
      - Ну да, был какой-то шум, ты что-то снял с витрины, ну и что? Неужели кто-то мог подумать, что ты способен на кражу? Я так и заявила и этой щуке Адельфине, и директорше нашей: посмотрите в глаза этого мальчика. Неужели вы увидите, что в этих глазах прячется вор? Какое-то недоразумение, право...
      - Спасибо вам, Вероника Мефодьевна, - дрогнувшим голосом произнес Володя. - Я действительно не брал скрипку - я только хотел на ней поиграть. Скрипку взял другой человек, но пока я её не найду, называть имя этого человека не стану. Я же к вам пришел вот зачем. Помните, вы говорили о каком-то скрипичном мастере, он и ремонтировал, и изготавливал скрипки тот, что назвал имя итальянца...
      - Ну да, я вспомнила, не продолжай, - перебила Володю старушка. Василий Васильевич Переделко. Только он уже умер, но его дело продолжил сын. Тебе-то что от него нужно?
      - Один мой знакомый хотел отдать в починку дорогую скрипку, но все не решается - боится, что загубят инструмент. Если бы вы назвали адрес этого Переделко, то мой знакомый отнес бы ему в ремонт свою скрипку.
      - Да, но только где я возьму его адрес? - задумалась старушка. - Может быть, в старых актах приемки, где Переделко-старший значился как эксперт? М-да, можно посмотреть, только это будет очень, очень ларго, ты понимаешь.
      - Понимаю! Пусть медленно. Я подожду! - обрадовался Володя, а женщина, тяжело опершись на столешницу, поднялась, чтобы идти в хранилище за документами.
      Едва Вероника Мефодьевна скрылась в чреве архива, Володя, стараясь не скрипнуть, поднялся. Он помнил, что не разобранные документы, с которыми он занимался, так и лежали в пачке в углу. Среди них находился и конверт с письмом и чертежом - он нарочно не внес его в опись. Именно к этой стопке бумаг и шел сейчас Володя на цыпочках, как настоящий вор.
      "Ах, Вероника Мефодьевна, - думал он с каким-то веселым злорадством, напрасно вы решили, что я не способен на кражу! Еще как способен, только я не стану красть ради наживы. Я сейчас украду несколько бумажек и пока не знаю, понадобятся ли мне они, но все же украду. Потом я верну их на место, но это будет потом..."
      Он чуть не рассмеялся от радости, когда его быстрые пальцы нащупали в большой стопе гладкую бумагу конверта. Володя выхватил его из общего вороха документов, выдернул из брюк подол футболки, запихнул конверт под тонкую ткань - нет, здесь он был виден даже почти слепому! Володя, слыша шаркающие шаги Вероники Мефодьевны, быстро передвинул конверт на спину, заткнул майку за пояс и сел за стол, приняв прежнюю позу.
      - Сейчас посмотрим, сейчас, сейчас! - бормотала себе под нос старушка. - Архивы на то и нужны, чтобы хранить сведения обо всем! Так, начнем с шестидесятого года...
      И женщина стала переворачивать страницы дела...
      Она рылась в папках и сброшюрованных делах с полчаса, и Володя уже потерял надежду. Если Вероника Мефодьевна не найдет адрес этого Переделко, то, конечно, можно обратиться в адресное бюро, только все это затягивало сроки операции. Впрочем, план у Володи хоть и имелся, но был рыхлым, хлипким, как весенний снеговик, который вот-вот упадет. Но и этот киселек мог сослужить большую службу.
      - Ну, радуйся, голубчик, - легонько ударила старушка желтой рукой по листу бумаги. - Вот адрес Переделко, правда, нет никаких гарантий в том, что его сын, которому сейчас около семидесяти, а то и больше, живет по этому адресу, а не где-нибудь еще. Возможно, его, прости господи, вообще нет на свете.
      Женщина записала адрес на листке бумаги и подала его Володе. Во взгляде Вероники Мефодьевны Володя уловил какую-то невысказанную просьбу, и сам уставился на неё вопросительно. Женщина протянула ему белый квадратик, Володя взялся за его край и почувствовал, что архивариус не отпускает лист.
      - Я тебя только об одном попрошу... - сказала старушка вдруг глубоким шепотом.
      - О чем же? - отчего-то испугался Володя.
      - Ты, голубчик, ту историю о губительном действии скрипок Орланди позабудь. Легенда это все, враки. Не морочь себе голову. Будь весел, беззаботен и здоров, как Моцарт в период написания "Свадьбы Фигаро".
      Володя, ошеломленный, пробормотал что-то невразумительное и стал пятиться к выходу, боясь, что Вероника Мефодьевна увидит выпирающий под футболкой конверт. Он благополучно уперся спиной в дверь, кланяясь, как проситель в канцелярии времен Гоголя, открыл дверь и был таков. На улицу он тоже выбрался без приключений, но уже там, на солнцепеке, у него голова пошла кругом, а в глазах потемнело.
      "Неужели старушка все знает? Откуда она все знает? Неужели читала письмо? Но тогда она непременно заметит пропажу конверта! Она не простит мне этой кражи, сообщит о ней директору и Адельфине! За мной прийдут, и тогда уже никто не поможет мне: и скрипка, и украденный документ будут дополнять друг друга, как два свидетеля, решившие во что бы то ни стало оговорить его!"
      Володя минут пять стоял неподалеку от входа в музей. Раза два он порывался вернуться, спуститься в архив, положить на стол Вероники Мефодьевны конверт, все чистосердечно поведать старушке, рассказав даже о разговоре с Маркевичем. Вместе бы они рассудили, что делать дальше, Володя верил в мудрость и прозорливость старого архивариуса. Но стыд своей холодной когтистой лапой дважды хватал Володю за плечо и разворачивал его. Нет, взглянуть в печальные, потускневшие глаза Вероники Мефодьевны Володя сейчас не мог. Вот потом, когда отыщется скрипка... Инструмент обязательно нужно было найти!
      Переметнув конверт со спины на живот, Володя решительно зашагал прочь, на ходу читая адрес. "Набережная Фонтанки, где-то у Аничкова моста. Это совсем рядом!"
      Решив сегодня же завершить первую часть плана, полагаясь на свою везучесть и ловкость, Володя остановил такси и через десять минут уже стоял у парадного подъезда нужного ему дома. Холодная лестница с затхлым запахом поглотила его, а старый, тарахтящий лифт потащил на шестой этаж, под самую крышу.
      "Не надейся ни на что, тогда и огорчаться не придется, когда поймешь, что в этой квартире никаких Переделко и в помине нет", - готовил себя Володя к неудаче.
      Звонок прозвучал, и на удивление быстро послышался шум чьих-то шагов. Загремели замки, засовы, цепочки, дверь приоткрылась. На Володю спокойно смотрел крепкий старик с мощным бульдожьим лицом и валиком густых седых волос над выпуклым, изрезанным глубокими морщинами лбом.
      - Кого вы хотели? - спросил старик.
      - Простите, это квартира Переделко? - вежливо спросил Володя.
      - Да. А кто конкретно тебе нужен?
      - Сын Василия Васильевича - это вы? Просто мне вас рекомендовали в музее музыкальных инструментов как крупного, уникального специалиста по ремонту скрипок.
      Старик усмехнулся:
      - Уникален, мальчик, один лишь Бог. Ну да что нам с тобой через цепочку разговаривать? Зайди, расскажешь, чего хотел.
      Володя шел по длинному коридору старинной петербургской квартиры с высоченными потолками, с лепным бордюром, с зеркалами в резных рамках и с запахом, хранившимся здесь, наверное, со времен первых обитателей этой квартиры. Однако к этому запаху примешивался ещё и щекочущий нос острый запах каких-то лаков, политур, масел, смол - и ещё аромат свежеструганного дерева. Он вошел в просторное помещение и замер у входа. Володя находился в мастерской, являвшейся к тому же и музеем. На одной стене висели скрипки, альты, гитары, прислоненные к той же стене стояли виолончели, два контрабаса. Здесь были два больших верстака, в углу стояли доски, приготовленные для распила. Повсюду были приспособления необычайной формы: струбцинки, зажимы, лекала. Много банок и бутылок с разноцветными жидкостями, кисти всех размеров. На стенах висели большие картины с изображением старинных музыкантов, застывших в жеманных позах.
      - Итак, я слушаю тебя, - скрестив мощные руки на широкой груди, спросил старик. - Я - Виктор Васильевич Переделко, сын Василия Васильевича.
      Эта фраза привела Володю в чувство, вернула его в реальность, и теперь нужно было срочно обосновать причину своего прихода в эту чудо-мастерскую. И он решил все выложить начистоту. Достав из-за ворота конверт, Володя протянул его мастеру:
      - Здесь материалы, которые способны объяснить тайну скрипки неаполитанского мастера Орланди, ученика Антонио Страдивари.
      Мастер с недоверчивой полуулыбкой принял своей большой рукой конверт, повертел его и сказал:
      - Тайна скрипки Орланди! Не слишком ли громко? Да, от отца я слышал кое-что об скрипках, но, скорее, это была легенда. Он мне говорил, что их звук был способен доводить людей до исступления. Но разве можно верить этой чепухе? Скорее всего, эти слухи распускал сам Орланди, человек, как пишут, неуравновешенный, даже больной, и, главное, завидующий славе своего учителя. И теперь ты приносишь мне какие-то доказательства того, что эти слухи небезосновательны. Интересно!
      На самом деле Володя по лицу мастера видел, что тому совсем не интересно, с чем пришел он к нему, а ведь Володе так были нужны руки этого старика, руки мастера.
      - Неужели вы ничего не слышали о том, что случилось на концерте скрипичной музыки вчера в Малом зале филармонии? По телевизору об этом говорили! - горячо сказал Володя, а Виктор Васильевич холодно ответил:
      - Мне некогда слушать то, что болтают по телевизору! Мне жить осталось, может быть, год, а может, и меньше...
      Володя взглянул на пышущего здоровьем мужчину, усомнился в справедливости его слов и стал говорить. Он передал ему все, что узнал от Маркевича, рассказал о панике в зале, и Переделко слушал Володю все с большим и большим вниманием, часто уточняя детали, переспрашивая. Когда Володя закончил рассказ, старик сказал, взяв с верстака скрипичную деку, на которой Володя увидел вставки белого дерева, заполнявшего щели. Переделко щелкнул по деке ногтем и сказал:
      - Деревяшка, да? Когда-то она шумела в лесу - елка! И вдруг это дерево дарует человеку такое сильное наслаждение, что хочется на колени кинуться неведомо перед кем: перед разумом ли, перед людьми ли, перед Богом. Вот я и не знаю - как мыслил этот Орланди, что хотел получить он от своих скрипок. Главное знаю: чем дольше живу и работаю с инструментами, тем больше уверяюсь в том, что они... живые, в них есть душа!
      Володя понял настала подходящая минута, и сказал:
      - Прошу вас, прочтите письмо, которое лежит в конверте. Там есть и чертеж, но это - потом.
      Переделко достал из нагрудного кармана очки, сел на табурет и, не предлагая сесть Володе, стал читать. Читал он долго, иногда смотрел куда-то в пол, думал, что ли? Прочел и сказал:
      - Н-да, история... Скрипок работы этого странного Орланди мне в своей жизни и в руках держать не доводилось, не то что работать с ними. Как они устроены? И что за устройство такое, которое способно лишать людей рассудка? Представить себе не могу!
      - Может, посмотрите чертеж?
      - Посмотрю. Отчего ж не посмотреть, - развернул Переделко большой лист бумаги. Рассматривал он его ещё дольше, чем читал письмо, оттопыривал нижнюю губу, удивляясь видно, наконец положил чертеж на верстак и снял очки.
      - Я ничего не понимаю! Ничего!
      - Вот так и ничего? - улыбнулся Володя.