Ссора эта как будто бы утихла, и говорили даже, что великий князь, не желая дробить поместье Плоцкое, пообещал Андрею землю в другом конце своей земли. Раза два Владимир брата прямо в замке принимал и говорил всем, что оставит младшего в твердыни со всеми слугами до тех пор, пока не выйдет дарственной на землю от Великого. Мне же велели отпустить из кладовых и кубки серебряные, и тарелки, и прочие приборы, и скатерти, а из подвалов и погребов вино и мясо, и масло, и прочее, необходимое для жизни молодого князя. Отвели ему как будто под жилье и башню замка северо-восточную, но, что странно и уму непостижимо, я самого меньшого брата в глаза не видел. Князь старший, хозяин замка, говорил, что брат впал в какое-то уныние и из башни не выходит. И суесловят в замке языки о том, что Андрей убит, но другие утверждают, что старший князь охотно показывает младшего всем желающим через потаенное оконце. И многие уж говорили, что своими глазами видели Андрея сидящим за столом в излюбленном своем доспехе боевом. Так что остается полагать, что младший князь по-прежнему гостит в нашем замке на кормах у брата старшего. Но другие утверждают, что уж бродит по ночам тень Андрея в облаченье боевом, стенает жалобно и страх наводит смертный на каждого, кто дух умершего узрит. Мне же, хвала Всевышнему, тени этой покамест видеть не доводилось, да к тому и не стремлюсь. Убереги Господь!"
      Не только в содержании зачитанного архивариусом документа, но даже в его глухом, шепелявом голосе, в манере говорить, крылось что-то страшное, запредельное, не от мира, как говорится, сего. Володя к концу чтения буквально помертвел от ужаса, незаметно втекшего в его сознание. Иринка, видел он, сидела с приоткрытым ртом и широко открытыми глазами. Да и все остальные сидели так, точно проглотили по теннисному шарику.
      - Эльзочка, - раздался вдруг звенящий, взволнованный голос Петруся Иваныча, - прошу тебя, сходи в свой кабинет и принеси-ка папку с фотографиями сорок восьмого года по реставрации.
      - Сейчас схожу, - поднялась Эльза Жоржевна, и Володя успел заметить, что сделала она это без охоты.
      Когда жена директора ушла, архивариус сказал:
      - Дело яснее ясного. Напрасно пани Эльза будет ноги топтать.
      - Ничего, ничего тут пока не ясно! - нервно потирая руки, говорил директор.
      Вдруг слово взяла мама, до этого молчавшая:
      - Я многого ещё не понимаю, но, кажется, вырисовывается интрига авантюрного романа.
      - Для суперавантюрного, дорогая Виктория Сергеевна! - с азартом отвечал директор. - Простите, что не спешу вас просветить, - мы тут сами ничего не понимаем. Хотя я рад, что предоставил вам и вашим детям возможность быть свидетелями развязки, которую мы все так давно ожидали. А вот и Эльза с фотографиями! - потянулся он рукой за папкой, переданной ему вошедшей женой.
      Он быстро развязал тесемки и стал рыться в ворохе фотоснимков в то время, как реставраторы старинной живописи Витя и Марина, археолог Ковчун, пани Ванда встали со своих мест и внимательно следили за мелькавшими в ворохе фото пальцами директора. На месте остались лишь бывший "крестоносец" да Станислав Сильвестрович, а также "петербуржцы".
      - Ну вот, пожалуйста, нашел! - выхватил Петрусь Иваныч из папки несколько фотографий и даже победно поднял их над головой. - Только прошу всех сесть - фотоснимки пошлю по кругу. Порядок, господа, порядок!
      Все неохотно уселись за стол, и Петрусь Иваныч, выждав минуту для эффекта, обращаясь преимущественно к "петербуржцам", заговорил:
      - Члены замкового братства, конечно, помнят об открытии, сделанном реставраторами послевоенной поры. Для тех же, кто не знает, расскажу: когда они, желая произвести реконструкцию одного этажа северо-восточной башни, изучали галерею, то обнаружили заложенную дверь. - Директор остановился, нарочно делая паузу, чтобы подразнить слушателей. - Так вот, когда кирпичи были вынуты и вход освобожден, то перед вошедшими открылся небольшой зал, этакий залик, в центре которого располагался стол. И вот, представьте, реставраторы, как мне рассказывали, от страха попятились назад, потому что в этом темном помещении, освещенном лишь фонарем вошедших, они увидели сидящего за столом человека!
      - Да, это истинная правда, истинная! - вдруг воскликнул Станислав Сильвестрович, поднимая вверх, как в присяге, два сложенных пальца. А Петрусь Иваныч, недовольный тем, что его прервали на самом интересном месте, поспешил продолжить:
      - Вообразите сводчатое помещение, абсолютно неосвещенное, совершенная могила, и вдруг - человек, да ещё за столом! Кого угодно страх прошибет!
      Володя почувствовал, что обе его коленки начали быстро-быстро трястись, а директор рассказывал:
      - Принесли побольше осветительных приборов, подошли поближе к сидящему незнакомцу, молчащему, как статуя, и увидели, что этот субъект сидит в полном рыцарском облачении. Сидит гордо так, с выпрямленной спиной, на стуле с высокой резной спинкой, а правая рука его на столе лежит, и пальцы железной рыцарской перчатки зажали ножку тяжелого серебряного кубка. Поза чрезвычайно живая!
      - Господи, как страшно! - поежилась Эльза Жоржевна. - Как представлю себе эту картину, так мороз по коже продирает!
      - Но это ещё не все, не все! - азартно проговорил Петрусь Иваныч, наслаждавшийся произведенным на всех впечатлением. - Обошли реставраторы сидящего, постукали по латам и решили было, что кто-то ради шутки доспех боевой за стол усадил, пустой доспех. Решили приподнять забрало, чтобы убедиться в правильности такой гипотезы, - забрало, кстати, было выковано в виде длинного такого клюва птичьего. Ну вот, подняли, а из-под забрала глянули на них пустые черные глазницы черепа! Ну, каков эффект!
      - Ой, я бы в обморок от ужаса упала! - сказала реставратор старинной живописи Марина.
      - И я бы, пожалуй, тоже! - искренне поддержала девушку Виктория Сергеевна.
      А Петрусь Иваныч, находившийся на седьмом небе от испытанного удовольствия при виде реакции слушателей, сказал:
      - Уверен, что кто-нибудь из реставраторов на самом деле шлепнулся на каменный пол от страха. Но потом они, конечно, поступили как профессионалы: вызвали фотографов, всю обстановку зала тщательно засняли, затем при содействии органов (в то время без этого - никуда!) доспех осторожно разобрали. Скелет, понятно, в результате этих манипуляций развалился, и кости неизвестного рыцаря были преданы земле на Плоцком фамильном кладбище, где, говорят, ещё лет десять назад можно было видеть скромный камень с номером вместо имени, дат жизни или эпитафии. Историю эту, ввиду неясности, широкой огласке предавать не стали, и историков недолго занимал вопрос, кем же был этот рыцарь, Рыцарь с железным клювом?
      - Но теперь мы можем твердо ответить: замурованным являлся младший брат хозяина замка, князь Андрей! - горячо заявил архивариус.
      Но присутствующих пока мало занимало решение этой проблемы - всем хотелось поскорее взглянуть на снимки, сделанные в зале, ставшем могилой.
      - А что же вы фотографии-то в руках все держите? - капризно спросила Марина. - Скорее покажите рыцаря вашего! А то ведь мы только слышали о нем, а видеть не приходилось.
      - Пожалуйста, пожалуйста! - тоном радушного хозяина сказал Петрусь Иваныч и стал по одной передавать снимки по кругу.
      Нетерпение, с которым Володя ожидал, покуда снимки окажутся в его руках, было каким-то болезненным, острым и невыносимым. Рассказ директора словно ввел его в тот темный зал и как будто замуровал за ним вход. Володя оказался отрезанным от всего мира, настолько сильно тайна замурованного рыцаря втянула в себя все его сознание. Он сам как бы стал этим рыцарем, и теперь желание увидеть несчастного затворника, то есть сделать узником не себя, а другого человека, жившего в реальности, равнялось желанию освободиться из плена.
      - Пожалуйста, смотрите, - неожиданно передали Володе и Иринке пару снимков, и мальчик буквально устремился взглядом в далекое прошлое.
      Каким бы сильным ни было впечатление от рассказа директора, фотографии, однако, произвели на Володю ещё больший эффект. Вспышка фотографа осветила лишь часть зала, где находился стол с сидящим за ним мертвецом, и фигура его с тусклыми бликами на латах тонула в полумраке. Действительно, было что-то жуткое в позе этого человека, которого человеком, конечно, не стоило бы и называть. Живая поза фигуры с зажатым в руке бокалом находилась в противоречии с железным, нечеловеческим обликом рыцаря. Особенно поражал закрытый наглухо шлем с забралом в виде огромного птичьего клюва. Что-то жуткое заключалось именно в этой уродливой, нечеловеческой голове с хищным клювом, безобразным и нелепым. Фотографии были сделаны мастерски, и снимки уловили мельчайшие детали боевого доспеха - все вплоть до травленого рисунка и крошечных заклепок на латах. И ещё увидел Володя, что со шлема на оплечья рыцаря спускалась тончайшая паутина, покрывавшая фигуру едва заметным флёром и придававшая ей ещё большую таинственность или даже сказочность.
      - Нет, вы знаете! - сказала мама Володи взволнованным, слегка дрожащим голосом. - Эти снимки просто невыносимо, больно рассматривать. Страшно становится до жути... нет, не могу.
      - Ага, пронял я вас таки! - с каким-то злорадным смешком, потирая от удовольствия руки, воскликнул Петрусь Иваныч. - Я же говорил, почтеннейшая Виктория Сергеевна, что у меня для вас, петербуржцев, тоже кое-что отыщется! То-то ещё будет! А как же?! Замок и без тайны, без кровавой тайны!? Замок без привидений?! Это не замок!
      Директор находился буквально на десятом небе от удовольствия.
      - Неужели у вас и привидения есть? - с опаской и недоверием спросила Виктория Сергеевна. - Может быть, вот этого не надо? Уверена, что мне и фотографии ваши сниться будут долго.
      А Петрусь Иваныч, глядя на маму своими прекрасными блестящими глазами, резво, совсем по-мальчишески сказал:
      - Если и нет пока, то будут, будут! Ведь я директор коммерческого предприятия и уверен, что если б в Плоцком замке на самом деле появилось привидение, то я бы дал ему такую шикарную и громкую рекламу, что от загрантуристов отбою не было бы! Валюта Ниагарой к нам бы хлынула!
      Кое-кто за столом поддержал директора одобрительным смешком, но вдруг раздался нетвердый и негромкий голос выпившего оружейника, Александра Фомича, до этого молчавшего, который произнес такое, что всех заставило в одно мгновение притихнуть:
      - Давайте, давайте свою рекламу. Живет у вас в замке привидение, давно уже живет.
      Конечно, можно было и не придавать словам Александра Фомича, ещё совсем недавно называвшего себя крестоносцем Готфридом Бульонским, никакого значения - оригинальничает, дескать, в нетрезвом состоянии, сам себе рекламу делает. Однако было кое-что в его тоне, заставляющее прислушаться или, по крайней мере, не рассмеяться.
      - Да, уже живет? - натянуто и чуть ли не строго спросил Петрусь Иваныч. - И как давно живет? Еще до моего директорства тоже жило в замке привидение? Вы что же, сами видели его?
      Володя следил за оружейником и за директором с каким-то волчьим вниманием. Здесь, за столом, буквально за час он словно пережил пятьсот лет, отделявших его от страшных событий, происшедших в замке в начале шестнадцатого века. И то, о чем говорилось здесь, проникало в его сердце с какой-то болью, точно вначале разрезали грудь, а после вложили в неё катушку с кинолентой, где каждый кадр фиксировал давно прошедшее событие. Ему казалось, что он давно уж знал все то, о чем здесь говорили.
      - Да, я видел привидение, часто видел, - спокойно заявил Александр Фомич и даже вздохнул, словно встреча с привидением на самом деле пробуждала в нем тяжкие воспоминания.
      - Господи, сумасшедший дом! - нервно, с возмущением воскликнула Эльза Жоржевна и гневно посмотрела на мужа: - Ты что, хочешь, чтобы мы все здесь чокнулись? Ну для чего поддерживать такие разговоры? Ты же видишь, наш милейший Александр Фомич сегодня в ударе. Еще недавно он был крестоносцем, а сейчас...
      - Я видел привидение! - почти что прокричал оружейник и с ненавистью посмотрел на жену директора. - И запомните, я пока ещё не чокнулся, а в здравом уме. И привидение я видел в рыцарском облачении... в том самом, что на ваших фотографиях заснято...
      И снова молчание, гнетущее и тяжкое.
      - Стоп, стоп, стоп! - три раза ударил в ладоши Петрусь Иваныч, и Володя увидел, что, как бы ни хотелось директору выглядеть безмятежным и деловитым, однако губы его подрагивали и голос был взвинченным и немного петушиным. - Давайте разберемся, господа! Станислав Сильвестрович, обратился он быстро к архивариусу-горбуну, слушавшему разговоры коллег хмуро и, видно, с раздражением, - в вашем документе говорилось, что ещё при жизни каштеляна в замке видели призрак в боевом доспехе? Так ведь?
      - Все верно, пан директор, - без удовольствия подтвердил горбун.
      - Прекрасно! А найденный после войны скелет в доспехе принадлежал, как мы понимаем, младшему Ильиничу - Андрею. Так ведь?
      - Совершенно справедливо, - кивнул головой Ржевусский, - я вам об этом и собирался доложить. Форма доспеха, как я представляю, того доспеха, что имел покойный, точно соответствует времени написания документа - первая четверть шестнадцатого века.
      Петрусь Иваныч быстро взглянул на фотографии, бросил Александру Фомичу две из них:
      - А ну-ка, эксперт, скажите, здесь латы какого времени?
      Александр Фомич даже не взял снимки в руки - он сидел в задумчивости, прикрыв ладонью глаза. Произнес лениво и как бы нехотя:
      - Здесь и ребенок определит: золингеновский доспех начала шестнадцатого века, закрытый шлем бургундского типа с ожерельем - самая совершенная модель, лучших не придумали.
      - Ну а для чего же забрало с этаким-то клювом сделали? - недоуменно спросил директор, смягчившись, - ему было приятно иметь сотрудника такого класса.
      - Да, забрало на самом деле любопытное. Полагаю, князь Андрей сам заказал себе доспех - в княжестве Литовском было в ходу вооружение европейской формы. А клюв - для устрашения врагов в бою. Только шлем этот ему худую службу сослужил.
      - Почему же? - спросил директор.
      - А потому, что старший брат, Владимир, брата своего убив, облек его в доспех и посадил за стол с лицом, закрытым этим клювом. Никто из тех, кому он брата своего показывал, не мог и заподозрить, что это мертвец сидит, но каждый вспоминал оригинальный шлем Андрея и передавал другим, что видел живого брата хозяина замка. Кому какое дело, что тот сидел в доспехе! Понятно, что слухи по замку все-таки ползли, но внешне все было пристойно: старший князь принимает у себя в замке младшего брата, о соперничестве забыто, торжествует добродетель. А на самом деле убитый гниет в своем железном саркофаге, изображая наслаждающегося жизнью рыцаря!
      - О, все это истинная правда, пан Александр! - проскрипел Станислав Сильвестрович. - Вы очень проницательны и верно изложили события. Именно так я и хотел построить свой доклад в Минске! - И добавил, ещё более воодушевляясь, с заблестевшими по-мальчишески глазами: - И этот призрак... о, это не легенда, не выдумка. Я знаю, что привидение по замку ходит, и дух молодого витязя, князя Андрея, не успокоится, покуда не отомстит!
      Тут в разговор снова вмешалась Эльза Жоржевна, которая, как сумел заметить Володя, не терпела разговоров о сверхъестественном.
      - Ну что за ахинея, что за галиматья! - вспыхнула она. - Кому призрак должен отомстить?! Директору заповедника за то, что он стал новым хозяином замка, мне, его жене, или, может быть, вам, кто потревожил его покой своими бредовыми рассказами?!
      Вдруг из-за стола важно и даже величаво поднялась пани Ванда, кастелянша, и с обиженно-гордым видом сказала:
      - Пани Эльза, вы забываетесь! Пан Ржевусский слишком умен для того, чтобы воздержаться от бреда и галиматьи. Вы хоть и являетесь супругой пана директора, но на грубость вам это права не дает. А призрак, если хотите знать, на самом деле давно уж бродит по Плоцкому замку, только людям с натурой грубой, духовным слепцам, его не увидеть!
      Конечно же, лицо Эльзы Жоржевны тут же побагровело, и жена "нового хозяина замка", бросив на стол салфетку и совсем потеряв свой интеллигентный облик, прошипела:
      - Нет, пани Ванда, это вы забываетесь! Уж не меня ли вы подразумевали, говоря о людях с грубой натурой? Да знаете что, одного слова моего довольно будет, чтобы вы исчезли из замка подобно привидению при крике петуха!
      - О, сделайте милость, скажите это слово! Испугали! Сами будете здесь картошку чистить и мыть посуду! - заносчиво ответила директорше пани Ванда, а реставратор Витя сказал со смешком:
      - Ну, пошло-поехало!
      Но из-за стола вдруг с шумом поднялся археолог Ковчун и сказал с презрением:
      - Стыдно! Гадко!
      И, не прощаясь, пошел к выходу и скрылся за хлопнувшей дверью. А Петрусь Иваныч, боясь, наверное, того, что и ещё кто-нибудь из "замкового братства" вот так поднимется и выйдет самым грубым и неучтивым образом, три раза хлопнул в ладоши, что, видно, являлось для всех сигналом "слушать мою команду", и громко сказал:
      - Все, дамы и господа! На сегодня беседы наши считаю завершенными! Спокойной ночи! - И прибавил, желая, должно быть, пошутить: - Надеюсь, привидение вас сегодня не побеспокоит! А если призрак все-таки вас посетит, постарайтесь договориться с ним о цене: он станет самым дорогим нашим экспонатом! Ха-ха-ха!
      Но почему-то никто не рассмеялся, и все стали подниматься со своих мест, и вскоре уютный охотничий зал опустел.
      ГЛАВА 4
      ПСИХ НА ПСИХЕ И ПСИХОМ ПОГОНЯЕТ!
      В коридоре Петрусь Иваныч остановил маму, Володю и Иринку, сказал немножечко смущенно, но по-прежнему галантно:
      - Позвольте, дорогие петербуржцы, я вас провожу до комнат, вам отведенных.
      Мама улыбнулась:
      - Что, думаете, мы испугались ваших привидений в латах?
      - Не в этом дело, - отчего-то нахмурясь, сказал директор. - Вы, чего доброго, ещё заблудитесь в нашем лабиринте. Кстати, что до привидений, то смеяться действительно не нужно: я сам слышал о призраке... Знаете, в жизни так много непонятного...
      Мама покачала головой, сказала: "Ну и ну!" - и вслед за директором все снова двинулись петлять по коридорам дворца и галереям стен и башен замка. Дорогой Петрусь Иваныч то и дело останавливался и, точно извиняясь, начинал убеждать Викторию Сергеевну, Володю и Иринку в том, что его сотрудники на самом деле люди очаровательные, прекрасные специалисты, но немного самолюбивы и ревнивы, так как знают себе цену. А поэтому иногда в их спаянном коллективе возникают не то что бы ссоры или скандалы, - что вы, убереги Господь! - а этакие недоразумения, обмены колкостями. Директор говорил еще, что его жена, Эльза Жоржевна, тоже прекрасный человек, великодушный, честный, но немного возомнила из себя хозяйку замка, этакую баронессу или герцогиню. И Петрусь Иваныч заверил "петербуржцев" в том, что он собьет-таки с неё эту спесь, на что мама сказала: "А может быть, не надо?"
      Директор довел гостей до отведенных им апартаментов, тепло распрощался с ними, галантно поклонившись и пожелав спокойной ночи "безо всяких привидений", и ушел в полумрак коридоров.
      Было что-то около часа ночи, но мама попросила Иринку заглянуть к ним в комнату, и когда Виктория Сергеевна, Володя и Иринка сели возле круглого стола в номере, мама спросила у сына и девочки, обведя обоих немного насмешливым взглядом:
      - Ну и как вам замок и его обитатели?
      - Замок чудесный, - сразу заявил Володя, - классный замок просто, а вот что про обитателей... кажется, здесь псих на психе и психом погоняет.
      - А тебе, Ирина, то же самое показалось? - обратилась мама к девочке.
      - Нет, ну зачем же... - мягко возразила Тролль. - Все эти люди, они такие умные, только, мне показалось, они все... несчастливые и какие-то обиженные, точно у них отняли любимую вещь, запрятали куда-то далеко и не отдают, а они горюют об этой вещи и обижают один другого, чтобы себя обиженным не чувствовать.
      Мама с одобрительной улыбкой, очень ласково провела своей ладонью по руке Иринки и сказала:
      - Ты все это очень верно подметила, девочка. А мне к тому же показалось, что они разыграли перед нами небольшой спектакль с прочтением старинных документов, с легендами о замурованных рыцарях и привидениях. И все они себя так важно называли господами и дамами! Да, конечно, это был спектакль, только я пока не знаю, кто их режиссер и для чего нам его представили.
      Иринка вдруг спросила, но как-то робко, словно сразу пожалев о том, что задала свой вопрос:
      - Виктория Сергеевна, скажите, а вы раньше никогда не видели этого директора?
      - Нет, девочка, никогда, - удивленно вскинула мама свои красивые густые брови.
      - И он вас никогда не видел?
      - Думаю, что и Петрусь Иваныч меня не видел раньше. Вызов в институт пришел официальный, даже не из Минска, а из Москвы, вот я и поехала... А почему ты спрашиваешь?
      Тут уж Иринка совсем стушевалась и замялась.
      - Да знаете, он на вас так смотрел... словно что-то вспомнить хотел. Странно так...
      - Нет, - решительно сказала мама, - тебе, должно быть, что-то показалось. Петрусь Иваныч такой... джентльмен, а рядом была его жена. Нет, выбрось все из головы - тебе, конечно, показалось!
      Тут Володя грубовато сказал Иринке:
      - Ладно, Тролль, иди к себе. Завтра обо всем поговорим, а теперь уж спать пора. Ключ не потеряла?
      Было видно, что девочка обиделась. Она тут же поднялась и сказала довольно резко, направляясь к двери:
      - Не беспокойся, ещё не потеряла! - и, не прощаясь, скрылась за дверью.
      - Ну и зачем ты обидел девочку? - со вздохом спросила мама, но Володя ответил ей не сразу, вначале посопел, быстро осознав, что напрасно нахамил Иринке.
      - А чего она... про взгляды директорские тут болтала и все спрашивала? А хоть бы и встречались вы, так ей какое дело?
      Но мама только взъерошила Володины волосы и ласково сказала:
      - Ложись-ка ты спать, защитник материнской чести. Привидений-то не боишься?
      - Нет, не боюсь, - буркнул Володя, - и даже очень хочу повстречаться... с Рыцарем с железным клювом.
      - Ну-ну, во сне увидишься. Спокойной ночи.
      Володя забрался в холодную постель, где накрахмаленные пододеяльник и простыня были твердыми, как жесть, и страшно хрустели. Закрыл глаза. Вскоре легла и мама. Поворочалась, и минут через десять послышалось её ровное дыхание, что подсказало Володе: мама спит. Но мальчику не спалось.
      Все, что увидел и услышал он за последние часы, впилось в него острой занозой, выковырять которую было теперь не так-то просто. Понятно, что глубже всего залез в Володю рассказ о замурованном рыцаре, о находке археологов и о том, что по замку до сих пор бродит привидение, облаченное в рыцарские латы. Володя попеременно представлял в своем воображении то молодого князя Андрея, убитого своим братом и посаженного за стол с яствами в доспехе, то ужас людей, проломивших стену зала и увидевших за столом сидящего рыцаря, покрытого легкой паутинкой, то призрак, прозрачный, бестелесный, двигающийся по галереям замка неслышно, в развевающемся плаще, со шлемом с ужасным птичьим клювом.
      Воображая все эти картины, Володя ощущал чувство леденящего страха, виток за витком опутывающего его по рукам и ногам невидимыми, но крепкими веревками, разорвать которые мальчик был не в силах. И Володя вновь начинал ненавидеть себя за то, что страх, как он ни сражался с ним, каких бы успехов в борьбе с этим чувством ни достигал, все ещё жил в нем, рождаясь вновь и вновь, будто кто-то незаметно бросал в него семена страха, неожиданно прораставшие густыми, богатыми всходами.
      Нет, нужно было что-то предпринять уже сейчас, чтобы заглушить этот надуманный, глупый страх, и Володя поднялся. На цыпочках, боясь разбудить маму, подошел к стрельчатому окну-амбразуре. По словам Петруся Иваныча, окно выходило на реку и лес, но сейчас трудно было проверить это - было уже далеко за полночь, а луна пряталась за облаками, поэтому Володе казалось, что он смотрит в черную адскую бездну. Ему стало не по себе и захотелось поскорее отойти от окна.
      Зато явилась другая мысль, и Володя, надев тапочки и взяв со стола ключ от двери, тихонько пошел ко входу в номер, очень осторожно повернул ключ в замке, и дверь отворилась. Вначале Володя просунул в коридор одну лишь голову и осмотрелся. А в коридоре все было по-прежнему - все та же тишина, тусклый свет ламп, серпы алебард, поблескивавших на стенах, начало галереи, уводящей в лабиринты замка.
      И пасть галереи, полутемной и зовущей, вдруг потянула Володю к себе. Ему захотелось заглянуть в неё именно теперь, когда весь замок спал, когда здесь царствовало время пробуждения потусторонних сил, неизведанных и непонятных, страшных своей таинственностью, но каких-то притягательных и долгожданных.
      И Володя пошел по коридору, где располагались входы в гостиничные номера, к галерее, заглянул в её полутемное чрево, очень желая увидеть там нечто необыкновенное, может быть, даже тень замурованного рыцаря. И едва заглянул он туда, как услышал позади себя скрип, заставивший Володю обернуться резко и стремительно. Он увидел фигуру в белом одеянии, застывшую неподалеку от дверей его номера, и вздрогнул всем телом, пугаясь этого видения. Но видение вдруг заговорило знакомым насмешливым тоном, и Володе тотчас стало стыдно за то, что он так испугался Иринки.
      - Что, нервы решил проверить? Ищешь привидение?
      Володя подошел. На самом деле он выглядел комично в трусах и майке, да ещё в шлепанцах на босу ногу. Но что делала здесь Иринка, одетая в длинную ночную сорочку, давшую Володе повод принять девочку за призрак?
      - Да, ищу, - спокойно сказал мальчик, прислоняясь к стене рядом с Троллем. - Тебе, я вижу, тоже не спится? Замурованный рыцарь мерещится?
      Иринка ответила, как показалось Володе, с издевкой:
      - Нет, не рыцарь - ты мне мерещишься.
      - Да, с каких это пор? - И добавил уже совсем грубо: - Рано что-то тебе ребята мерещиться стали. С куклами играйся...
      Иринка постучала тонким пальчиком по своему виску и с тихим презрением сказала:
      - Дурачок! - и подобно привидению скрылась в своей комнате.
      А Володя, конечно, очень скоро осознавший, что сказал ужасную глупость, успокоил себя тем, что отомстил Иринке за насмешливый тон по поводу вещей, бывших для него самого почти что святыней. Ведь надо же бороться с неприятелем тем оружием, которое он сам и выбирает. Правда, успокоил себя Володя этим доводом не совсем, а поэтому ещё долго ворочался в постели, позабыв о рыцаре с железным клювом.
      - Скажи честно, - спросила мама утром, - ты тяжелой работы боишься?
      - Нет, совсем не боюсь, - тут же ответил Володя, натягивавший брюки.
      - А может быть, ты просто отдохнешь? Погуляешь в парке, почитаешь - в замке есть библиотека...
      - Нет, - опять отрезал Володя, - я работать хочу. И Тролля тоже устрой, а то ей в голову, я вижу, всякая блажь лезет.
      - Хорошо, вы будете работать, - кивнула мама, тщательно причесывавшая перед большим зеркалом в богатой резной раме свои пышные каштановые волосы.
      Потом Володя, мама и Иринка, пользуясь планом, оставленным Петрусем Иванычем, отыскали охотничий зал, в котором ужинали вчера. Здесь пани Ванда, чопорная и важная, как осетр, предложила новым членам "замкового братства" легкий завтрак, после чего они пошли к директору, чтобы получить работу.
      Кабинет Петруся Иваныча тоже размещался в замковом дворце, неподалеку от охотничьего зала. Путь к нему также определили по плану и вскоре подходили к тяжелой двери резного дуба, оказавшейся немного приоткрытой. Вдруг громкий, неприятно резкий голос обычно вежливого директора остановил Викторию Сергеевну. Голос доносился из кабинета, похоже было, что Петрусь Иваныч кого-то распекал, но подходить ближе было неудобно, так как не хотелось становиться свидетелем чьего-то унижения и директорской грубости. А слышалось вот что:
      - Вы - старый осел и больше никто. Я вас предупреждал уже неоднократно прекратить свои идиотские опыты, пока вы не уничтожили замок и всех нас вместе с ним! Но вам угодно было наплевать на предостережения, так знайте: то, что случилось этой ночью, произошло с вами последний раз! Другого раза не будет! Я вас выгоню вон из замка, метлой выгоню и не посмотрю на ваши седины! А теперь идите!
      Раздалось невнятное бормотание, словно пытались оправдаться, но тут же скрипнула дверь, и, к великому удивлению Виктории Сергеевны, Володи и Иринки, из кабинета буквально выбежал горбун Станислав Сильвестрович Ржевусский. Лицо его, сморщенное, жалкое, искажала гримаса страдания. Он почти что плакал и, увидев свидетелей своего позора, стоящих в коридоре, закрыл глаза ладонью и, проходя мимо, пробормотал:
      - А, Иисус Мария, Иисус Мария!
      Оробевшие, сконфуженные "петербуржцы" стояли и не знали, что им делать. Наконец мама, покусав в раздумье губы, решительно сказала:
      - Заходим! - и постучала в дверь кабинета директора Плоцкого замка.
      Они зашли, услышав "войдите", и Петрусь Иваныч, простирая к ним руки, встал из-за широкого стола, радушно приветствуя своих гостей, и Володя подумал: "Да неужели этот джентльмен мог всего три минуты назад так безобразно отчитывать старика?"
      - Я рад, я счастлив! Заходите! Заходите! - полилось из его медоточивых уст. - Как спали? Как завтракали? Что, уже и поработать хотите?
      И директор минут пять говорил все в том же духе, так что Володе даже стало противно слушать его пустую болтовню. Он стал рассматривать убранство кабинета, украшенного куда богаче, чем охотничий зал: картины, оружие, включая два полных рыцарских доспеха, что понурились забралами шлемов по углам большой комнаты, изделия из бронзы, мрамора - чего здесь только не было!
      Но особенно Володю поразило то, как раздвинулась резная дубовая обивка стены, образовался проход, оттуда вышла жена директора Эльза Жоржевна, не в брюках, как вчера, а в богатом платье с блестками и с ожерельем на открытой шее.
      - Здравствуйте, - сказала она с видом величественным и довольным из-за того, наверно, что уловила впечатление, произведенное своим неожиданным появлением.