— Однако истина в том, что первоначально Туран появился как наша колония, — холодно парировал Ади Балбал. — Его основали в диких землях гирканийские всадники, проскакавшие вокруг южной оконечности Вилайета, сражавшиеся и завоевавшие себе неувядаемую славу.
      — А вы-то здесь при чем, Великий Посол? — Принц Ездигерд сидел спиной к представлению и не мог развлекаться ничем иным, кроме как созерцанием гостя своего отца. И еще он мог задавать вопросы. — Когда вы отправитесь домой, разве вы поедете вокруг Вилайета верхом на гирканийском боевом коне?
      На оливковое лицо посла набежала тень:
      — Нет. Я поплыву через море на купеческом корабле.
      — На одной из галер, что плавает через море, ведь так? — присоединился к принцу Нефет Али. — И из Гиркании вы прямиком приплыли в столицу?
      — Да, именно так, — нахмурившись, подтвердил Ади Балбал. — Мы провели несколько дней, не видя берега, — воспоминания о морском путешествии были и вовсе неприятными. Посол не хотел обсуждать ни свой ужас, ни приступы морской болезни.
      — Такие путешествия — удел будущего, — заметил император Йилдиз, «любезно» отвернувшись от представления в бассейне. — Сейчас торговля между нашими странами может процветать как никогда ранее, так как мы проложили путь через море, и проделали это из самых дружеских побуждений. Моя Империя, с ее огромным торговым и могучим военным флотами, имеет все шансы наладить регулярные торговые перевозки для взаимной выгоды обеих наших стран… Но скажите, Посол, — резко воскликнул император, — что за пренебрежительное отношение с вашей стороны к нашим угощениям? Разве вам не предложили напиток? — Подозвав служанок взмахом руки, Йилдиз взволнованно обратился к ним: — Аеласиа, Исдра, мои девочки, вы страшно небрежно выполняете свои обязанности! Налейте нашему гостю хорошего пальмового арраки из того кувшина, откуда я уже пробовал. Вот, Ади Балбал, возьмите мой кубок, если так вы станете чувствовать себя безопаснее…
      Удивленный и отчасти успокоенный предложением императора, Ади Балбал подался вперед и принял инкрустированный драгоценностями кубок из руки императора. Он попробовал его содержимое и критически поджал губы.
      — Гм-м… вино не такое густое и кислое, как наш добрый кумыс — перебродившее кобылье молоко моей земли, однако это крепкий напиток. Его можно подавать в культурном обществе. — Он потряс головой с косичками, отгоняя запах, а потом снова попробовал.
      — Схватка становится оживленнее, — заметил Йилдиз, снова повернувшись к представлению на воде. И правда, оно стало живее. Из всех поплавков перевернулся только один. Команды еще двух сейчас героически боролись в центре бассейна, отбивая одну за другой яростные атаки соперниц. Остальные женщины, уже искупавшись, тоже сражались или в мокрых одеждах, которые липли к телу и при движении хлопали о влажные животы и ляжки, следили за происходящим. Некоторые из воительниц разделись почти догола или подоткнули мешающие оборки. Они сражались голыми или почти голыми — прекрасные морские нимфы, поднявшиеся из глубин.
      У Ади Балбала, отчасти разбуженный арраки, наконец проснулся интерес к происходящему, и посол увлекся, следя, как одна из команд решила победить противниц отчаянным способом. Оставив в стороне свой поплавок, воительница повыше встала на дно (вода доходила ей до подбородка), а ее напарница села ей на плечи, взяв весло наперевес, и направила своего «скакуна» к другим поплавкам.
      Такой способ атаки Ади Балбал смог оценить. Для его тренированного взгляда упругость бедер девушки-всадника, ее похотливые крики и игривые движения плечами и грудями, когда она била противников веслом-дубинкой, превратились в волнующий спектакль, хотя «лошадь» и всадница, потеряв равновесие, опрокинулись в воду, так и не выбив из седел своих противниц. Посланник Гиркании приветствовал героизм девушек, приказав заново наполнить свою чашу.
      Схватка стала стихать. Яростные атаки морских дев сместились ближе к краю бассейна. Одна тощая, подвижная наложница с гривой волос, в развевающемся мокром тряпье, разбежалась по краю бассейна и прыгнула в воду. Она приземлилась на один из поплавков, перевернув его и сбросив в воду обеих наездниц.
      — Ага, успешная попытка, — заметил Йилдиз, вежливо повернувшись назад к столу. — Не существует грабителей, которые смогли бы долго выстоять против флота Турана.
      — Совершенно верно, отец. — Из четырех высокородных, собравшихся за столом, принц Ездигерд единственный не выказывал интереса к состязаниям на воде. Очевидно, все это время он терпеливо ожидал, когда можно будет завершить деловой разговор. — Ключевой вопрос охраны моря — пресечение пиратства, которое беспокоит меня особо, — заявил самый молодой из собравшихся. — Пираты, как, без сомнения, знаете и вы, живущие на востоке, приносят неисчислимый вред всему восточному и южному побережьям. Практически все дело в этом негодяе Амре, которого я бы без промедления поймал и распял бы на мачте его же собственного корабля.
      — На нашем, туранском, побережье меньше проблем, — непонятно зачем прибавил Нефет Али. — Кроме, конечно, недавнего происшествия в заливе Аграпура… — Казалось, казначей проговорился, потому что виновато посмотрел на императора и принца. — Но в основном благодаря нашему флоту мы контролируем западные воды.
      — Полностью согласен, — резко сказал Ади Балбал. — Должен ли я напомнить вам, — продолжал он, выбрав мишенью для своих упреков принца Ездигерда, — что последнее пиратское судно, которое мы видели, — судно, сбежавшее, вместо того чтобы сражаться, к Аетолианским островам, носило флаг вашей империи? Ведь ваши послания, отправленные окольными путями главарям пиратов в Джафар, разрешали разбойникам совершать морские и сухопутные рейды под вашим флагом? Или это туранские военные корабли сами совершают пиратские рейды? — С арраки, горящим в венах, посол не чувствовал силы сдерживаться. — Вспомните все эти факты, Принц, и скажите, как вы можете искренне стремиться уничтожить пиратов Вилайета?
      Казалось, Ездигерд решил посостязаться со своим гостем в негодовании:
      — Из-за непрерывных нападений этих негодяев на военные корабли Турана уничтожение пиратства — моя личная цель. Это моя навязчивая идея, уверяю вас…
      — Ваши военные корабли! — вспыхнул Ади Балбал, сделав в своей обличительной речи достаточную паузу, чтобы выпить. — Вы говорите так, словно Вилайет — бассейн в вашем гареме! Разве вы не знаете, что у Гиркании тоже есть военный флот? И более чем достаточно будет, если вы остановитесь, перестав вытеснять нас с водных просторов Вилайета!
      — Так-так, Великий Посол, — прервал его император Йилдиз. — Давайте останемся друзьями. Я знаю, что не действия нашего военного флота наносят вред вашей стране, и заверяю вас, я никогда не позволил бы такому случиться. Если же Гиркании были нанесены какие-то оскорбления, уверяю, мы найдем их причину и публично накажем провинившихся. Что же касается так называемого пиратского Братства, — добавил он с презрением, — мы пытались подкупить их, это правда. Но не для завоевания вашей страны, нет. К тому же пираты оказались ненадежными союзниками. Они выступили против нас, и я не могу отвечать за вред, который они наносят другим… Так давайте отдыхать и веселиться.
      — Нет. С меня достаточно! — Проглотив остатки своего арраки, Ади Балбал со стуком поставил чашу на лакированный стол. — Давайте больше не будем притворяться друг перед другом, строя из себя закадычных друзей, в то время как ваши армии продолжают военные действия на нейтральных территориях. Я спрашиваю вас, можете ли вы отрицать, что действия вашего генерала Артабана в Колчиане угрожают прекратить поставки корабельного леса и руды в нашу страну? Или то, что маневры вдоль границы Запорожки, устроенные вашей армией, направлены на то, чтобы помочь полководцу-марионетке Глегу и его злодеям? Может, вы станете отрицать, что ваши агенты приложили руку К недавнему усилению Яюстши? Пиратство — наименьшая гнусность из всего перечисленного.
      — Ади Балбал, позвольте мне успокоить вас, — наклонился вперед император Йилдиз и успокаивающе положил руку на плечо гостя. Но посол резким движением сбросил ее. Его рука легла на рукоять маленького красивого кинжала, висевшего у него за поясом.
      Гирканиец не хотел сражаться, особенно таким бесполезным оружием. Но как вскипела его кровь от ар-раки! Он поклялся себе, что в этот раз его выслушают.
      — Послушай ты, туранский выскочка, — сказал он, поднимаясь со своего места. — Правящий совет гирканийцев уполномочил меня заявить… нет, потребовать… но что же это?
      Понося туранцев, Ади Балбал обнаружил, что окружен и схвачен вооруженным эскортом, который, входя, он оставил за дверью. Стражницы — две пары высоких, мускулистых воительниц Асгарда, одетых в бронзовые латы, рогатые шлемы и кильты из шкур медведя, какие носят на их родине. Легкие топоры висели на бедрах стражниц. Без сомнения, они заметили яростный жест посла, схватившегося за кинжал, — угрозу императору Йилдизу. Но это не снимало оскорбления, нанесенного послу.
      — Убирайтесь, отпустите меня, — с яростью набросился он на стражниц, тщетно вырываясь из их захватов. — Как посмели вы прикоснуться к послу Гиркании, находящемуся под защитой закона Эрлика о гостеприимстве? И как вы, император, допускаете, чтобы меня схватили женщины? Предупреждаю вас, мои повелители услышат об этом оскорблении! Стыдитесь, Йилдиз! Разве король и принц могут быть негодяями?.
      Император посмотрел печально, но не вмешался, даже когда его стражницы потащили не сдающегося гирканийца к двери.
      — Покажите ему башню для гостей, — приказал император своему мажордому. — Пусть поостынет день или два, потом я подумаю, стоит ли освобождать его. Приведите ему писца, если он захочет излить ярость в письменном виде, и девиц, чтобы не чувствовал себя одиноко. И дайте ему попробовать вино лотоса вместо арраки.
      Когда яростные крики Ади Балбала затихли в коридоре, Йилдиз повернулся к сыну:
      — Заводной человек этот гирканийский посланник. Если бы я хорошо не знал тебя, я бы подумал, что ты намеренно поддразнивал его. Тебе надо глубже изучить тонкое искусство дипломатии, Ездигерд.
      Принц равнодушно пожал плечами, как бы подтверждая слова отца.
      — Переговоры могли бы затянуться, не подпои вы его. Пьянство — варварская привычка, осуждаемая нашим Пророком Таримом.
      Император вздохнул:
      — Да, правильно, грязный способ, но так и должно быть. Ничто так хорошо не помогает оценить человека, как вино. Ади Балбал легко попался на эту удочку… Но если его взгляды соответствуют взглядам тех, кто послал его, мне непонятно: почему гирканийцы столь болезненно относятся к любому нашему движению вдоль их южной границы?
      — Пусть наблюдают и реагируют как хотят. — Принц сидел спокойно и прямо, не стараясь встречаться взглядом с отцом. — Но с ограниченными военно-морскими силами и традиционной медлительностью в делах объединения конных кланов они мало что могут предпринять против нас.
      Йилдиз снова вздохнул:
      — Сын, я хотел бы, чтобы ты наблюдал за моими методами правления более внимательно. Ищем ли мы мира со старой империей, желаем ли раздробить ее на куски, или стремимся начать войну, хотелось бы, чтобы мы вели себя мирно по отношению к ним как можно дольше. Иногда можно сражаться десятилетиями и одерживать одну победу за другой, прежде чем выяснится, что идет война. — Император посмотрел через стол на Нефета Али, который с почтением взирал на своего господина. — Но я должен вернуться к этим скучным делам, — напомнил он сам себе. — Исдра, подойди, девочка, и снова наполни мой кубок. Выпивка, подходящая для того, чтобы одурманить солдафона, не так уж и крепка для императора Всего Турана!
      Принц Ездигерд молча встал и ушел, размышляя над словами отца. Значит, старик назвал свое безумие логичным методом правления! Или император понимал, что делает, и его разум не был затуманен алкоголем и чарами его наложниц.
      Но даже если так — такие методы казались принцу слишком сложными и трусливыми. К неудовольствию Ездигерда, его правящий отец был неискренним, лживым. Старику не хватало праведности, рожденной Таримом, и понимания объединенных принципов учения Пророка. Он слишком сильно сопротивлялся Истинной Вере, следуя собственным, хитрым путем, и вряд ли он переменится.
      По мнению принца, если войне с Гирканией быть, пусть об этом скажут открыто, без утайки. Недостойно правителя быть бойким на язык и лживым, как его отец, потворствуя пиратам Вилайета. Для начала Ездигерд уничтожит пиратов на море, как на словах, так и в деле со сказочной легкостью продемонстрировав мощь Туранской империи. Йилдиз же, человек изнеженный, терпеливо относился к насмешкам над собой, подкупал людей и заключал невыгодные сделки, лишь бы использовать пиратов в своих целях.
      Именно это стало причиной борьбы между отцом и сыном, особенно когда репутация принца, да и всей империи Турана, оказалась подпорченной пиратом Амрой. Однако император, казалось, получал удовольствие, делая из своего сына неудачника.
      Когда принц вышел из дворца, на лицо его легли глубокие тени. Йилдиз был старомодным и слабым. Он и понятия не имел о собственном бессилии. Ездигер, в свою очередь, был беспокойным и хотел затмить отца, заработать хорошую репутацию самым быстрым способом. Пусть слава станет прелюдией к появлению величайшего императора из тех, кого знал Туран. И какой способ заработать репутацию лучше войны?
      Спустившись к набережной, взмахом руки принц подозвал одного из придворных лодочников. Через несколько секунд моряк в форме и феске появился у пирса, стоя на корме одной из сверкающих императорских гондол. Шагнув в нее и усевшись, Ездигер приказал, даже не повернувшись к гребцу:
      — В трущобы. В обитель колдуна Кроталуса.
      Если слуга на мгновение и заколебался, то это было единственным проявлением его страха. Длинное весло осторожно оттолкнуло гондолу от причала и вспенило воду. Лодка набрала скорость, проплывая мимо мраморных террас и благоухающих садов, окружавших дворец. Устремившись между увенчанными катапультами бастионами на молу, она вошла в широкое устье реки.
      За дворцовыми доками широко раскинулся ослепительно синий залив Аграпура. В устье реки находилось имперское адмиралтейство — запутанный лес мачт, причалов, высоких резных ростров и неясно вырисовывающихся грузовых и подъемных башен. За адмиралтейством поднимались казармы, россыпи складов флота и бастионы крепости, едва различимые, но такие же высокие, как прибрежные утесы и холмы. Корабли покачивались в заливе, огромные боевые галеры на якорях и дховы, феллуки и дахабиасы. Их ярко раскрашенные паруса вздувались на морском ветру, их мокрые весла ослепительно сверкали.
      За пристанью военных судов залив приютил столько же кораблей, выглядевших еще более пестро в суете прибытий и отплытий. Однако гондола резко повернула прочь от красочных сцен и пристаней переполненного города. Гондольер направил лодку в серые потоки самого южного протока реки Ильбарс. Тут ему пришлось энергично поработать веслом.
      Потом, когда течение вновь успокоилось, моряк смог передохнуть, наблюдая лишь за тем, чтобы избегать серых мелей и предательских наносов легкой, липкой грязи. Утренний туман цеплялся за низкие, влажные островки, неясно различимые как на среднем, так и на близком расстоянии. Запах, стоявший на заболоченных участках, заставлял задуматься о том, что Ильбарс — не только одна из самых больших рек в мире, но также одна из самых больших сточных канав.
      Сверкающий серый горизонт, безразличный плеск волн и отчаянные крики болотных птиц — все это создавало впечатление заброшенности. Стало казаться, что река вот-вот исчезнет среди изрезанных, заросших тростником берегов. Аграпур и его слава стали лишь воспоминаниями. За бортом низко посаженной крикливо яркой лодки единственными островками реальности остались квадратные, утопающие в грязи причалы неправильной формы.
      Неровная стена обрывалась, подходя к воде. За ней лежали здания, брошенные корабли и сходни, которые по крайней мере вели на полутвердую землю. Перед заливчиком был устроен тройной причал, выходящий на достаточно глубокое место. Очевидно, построенный для судов с глубокой посадкой, сейчас он стал почти непригодным для использования. Маленькие суда и баржи плавали у берега или лежали на огороженном стеной пляже. Они казались единственным средством, с помощью которого можно выйти или войти на огороженную территорию, так как в стене не было ворот.
      Направившись прямо к огороженному участку, гондольер осторожно подвел лодку к пристани, протянувшейся вдоль грубого деревянного дока. Ездигерд поднялся со своего места и ступил на дощатый настил. Выждав мгновение, он жестом приказал моряку следовать за ним. Слуга, хоть и с очевидной неохотой, присоединился к принцу, спустившись с пристани на бревенчатую дорожку, которая вела через сырую, вонючую грязь к грубым деревянным хижинам.
      Когда они приблизились к строениям, из дверного проема самой большой хижины неожиданно появился высокий темнокожий человек в белых одеждах. У него была круглая, бритая голова.
      — Ах, Принц, вы прибыли взглянуть на мою мастерскую! Я приветствую вас с гордостью смиренного ремесленника… — Человек отвесил вежливый, но скупой поклон. — Хотя вы должны знать, что мне больше по сердцу обсуждать ваши дела у вас во дворце.
      — Приветствую тебя, Кроталус. Я предпочитаю, чтобы было как можно меньше свидетелей и сплетен о наших встречах. — Ездигерд внимательно посмотрел на моряка. — В любом случае мне не терпится первому увидеть вашу работу и расширить свои познания в науке. От ваших успехов зависит, что я стану делать дальше.
      — Такие слова наполняют гордостью мое сердце, — ответил Кроталус. — Так как вы уже знаете, на что направлены мои усилия, я позволю различным стадиям моего проекта самим говорить за себя. Пойдемте, — взмахом закутанной в плащ руки он пригласил гостей в сарай.
      Сильный болотный запах здесь, возле здания, стерся и потускнел перед более сильной, кислой вонью, по сравнению с которыми флюиды грязи казались свежим и здоровым ароматом. Когда трое вошли в темную хижину, их встретила душная волна разложения и гниения. Воздух, казалось, прокис от вони мускусных выделений животных. Она исходила от всего, исключая разве что самого владельца-колдуна, остановившегося в дверном проеме.
      — Не думайте о запахе, вы быстро привыкнете к нему, — уверил гостей Кроталус. — Здесь вы наблюдаете стадию зарождения. Видно, что рождение этих тварей — проблема легко решаемая.
      С этими словами он показал на огромный деревянный чан, охваченный стальными кольцами искусной выделки. Жидкость в нем непрерывно кипела и бурлила без видимой причины. При ближайшем рассмотрении содержимое чана оказалось не пузырящейся жидкостью, а коричневыми насекомыми размером с палец, с тельцем, разделенным на сегменты, — многоногими тварями, вооруженными широкими жвалами. Они корчились и извивались, как червяки, в вонючем мускусе, сбившемся в комки вокруг разбросанных человеческих костей.
      — Необходимо обильное питание, — сообщил Кроталус своим гостям. — Это не дает им пожирать друг друга и яйца. — Он показал пару приземистых, оборванных рабов, работавших в тени. Они непринужденно сгружали человеческий труп с деревянной тачки в бак. — Нежно заботясь о питомцах на ранних стадиях жизни, можно удержать смертность личинок на терпимо низком уровне, — заметил волшебник.
      — Вы используете человеческую плоть? — спросил Ездигерд. Голос его был тихим и ровным. Из-за вони он старался почти не дышать.
      — Большей частью человеческую, да к тому же хорошенько подгнившую. — Взгляд колдуна равнодушно следил за выражением лица принца и перекошенным лицом моряка. — Новорожденные многоножки уничтожают трупы, найденные в городских подвалах и на речном мелководье. Но они рискуют получить несварение желудка, если возьмутся за твердую кожу или волосы. Несколько хуже наши успехи с плотью зверей, равно и рыб. Всех первенцев необходимо баловать.
      — Значит, у вас нет недостатка в пище? — повернувшись к колдуну, принц оторвал взгляд от бурлящей мускусной ванны.
      — Не так далеко отсюда, в устье залива каждый день вылавливают тела утопленников. Еще мы собираем урожай с городских трущоб, где живут нищие, и обслуживаем тюрьмы, — объяснил Кроталус. — Удачно то, что мертвецы могут быть не очень свежими.
      — Неудивительно, что люди называют ваше искусство черным колдовством, — при этих словах Ездигерд передернул плечами, не в силах подавить дрожь отвращения. — А как старшие поколения?
      — Они отлично себя чувствуют, — сказал Кроталус и повел гостей через сарай туда, где стояли в ряд шесть продолговатых баков. — Они менее прожорливы, чем их меньшие братья, и намного чувствительнее к моей магии.
      Каждый чан на высоту в половину человеческого роста был наполнен водой, и в каждом на ковре из костей извивалась одна большая сороконожка. Когда они подошли, только одно из чудовищ кормилось на дне во взбаламученной, клубящейся квашне. Эти многоногие твари размером были с человеческую руку. Ванны, однако, предполагали, что чудовища могли вырасти много больше. Гондольер, побледнев после опрометчивого взгляда в бурлящую, плещущуюся в чане жидкость, повернулся и опустошил желудок прямо на грязный пол сарая — происшествие, которое ощутимо вони не прибавило.
      Колдун Кроталус, игнорируя заминку, кивком позвал гостей перейти из сарая в соседнее с ним сооружение. Здесь не было ничего, кроме корпуса лишенного снастей корабля, покоящегося прямо в грязи. Высокий маг по ступеням поднялся на платформу. С этой точки открывался отличный обзор шкафута корпуса корабля.
      — Я и мои ассистенты смогли заставить их расти быстрее, — объяснил волшебник. — Но это мало помогло нам. Для тренировок многоножек необходимо время, искусство и несколько помощников, которым я мог бы поручить эту задачу. Обучение людей для управления тварями — вот что ограничивает меня даже больше, чем постройка и подготовка необходимых судов.
      Многозначительность его слов была очевидна, стоило заглянуть внутрь корабля. Самая большая из сороконожек барахталась на грязном дне, полупогруженная в отвратительную воду. Гигантское существо было толще гребной шлюпки и длиннее, чем двадцать человек вместе взятые.
      И оно не лежало спокойно. Внутри установленного на земле корпуса в уключинах были укреплены обрезки весел. Насекомое сжимало их своими когтистыми лапками и играло с ними, извиваясь. Дрожь волнами проходила по всей длине его многолапого тела. Оно действовало, хоть и медленно, в такт движениям тренера в серых одеждах, который стоял на передней палубе в нескольких шагах от многофасетчатого глаза чудовища и острых, как серпы, жвал. Казалось, что, будучи хорошенько связанным и находясь полностью под контролем, одно насекомое сможет по силе и выносливости заменить команду гребцов.
      — Когда они таких размеров, им по-прежнему требуются человеческие останки? — осторожно спросил Ездигерд.
      — Для тварей такого размера нам удалось заменить пищу. Овцы, быки и тому подобное. Животные, идущие в пищу, могут быть живыми или только что убитыми, — Кроталус излагал факты с отстраненностью настоящего ученого. Его выбритая голова сверкала в бледных лучах дневного солнца. — Кроме того, римипиды могут некоторое время сдерживать свой аппетит. Но если слишком долго отказывать им в их привычной диете, можно потерять надсмотрщика, поэтому во время войны я бы посоветовал кормить тварь пленными врагами.
      — Небольшое ограничение… Я не знаю, будем ли мы использовать этих тварей в боевых действиях, — сказал Ездигерд. — Вы говорили, что управляемые насекомыми корабли смогут без труда нести воинов и оружие?
      — Конечно, — подтвердил выходец из Кешана. — Но только пока с животными обращаются как положено. Откуда у вас, Принц, такой живой интерес? Вы считаете, что римипиды вам скоро понадобятся для морских сражений?
      — Раньше, чем кто-нибудь может предвидеть. — Взглянув в сторону гондольера, который замер, в ужасе глядя вниз, на извивающееся чудовище, Ездигерд прибавил: — Поговорив с гирканским послом, я могу сказать, что положение напряженное. Позволим мы вернуться ему домой или нет — от этого мало что изменится. Очень возможно, что скоро начнется война.
      — Даже так, Принц? — Кроталус в замешательстве нахмурился. — В таком случае мне нужно как можно быстрее закончить другие свои проекты. Я готовлюсь к новой экспедиции через Вилайет. И я, конечно, намерен обратиться к вам за помощью.
      — Через Вилайет… снова в северную его часть? — После кивка Кроталуса принц продолжал: — Это опасные воды. Пираты дьявольски активны, и за ними охотятся боевые галеры гирканийцев. Предполагаю, что гирканийцы с радостью нападут и на туранский корабль.
      Кроталус пожал плечами:
      — Я планировал отправиться не на военном корабле, а на судне, которое может обогнать как военную, так и пиратскую галеру. Тогда не возникнет тех трудностей, с которыми мы столкнулись в прошлый раз.
      — Нет, — печально покачал головой Ездигерд. — Боюсь, что ваше отсутствие будет неразумным. Слишком это рискованно. К тому же в ближайшее время нам понадобятся ваши услуги. Я должен просить вас отложить путешествие.
      В недовольном взгляде Кроталуса скрывалась улыбка, полная неуважения к Ездигерду.
      — Принц, позвольте мне успокоить вас… Меня не будет лишь один месяц или около того, а научные исследования, которые я намереваюсь провести, очень важные…
      — Но, уважаемый, а как же проект, который вот-вот должен завершиться? — Ездигерд указал на корпус корабля. — Можно ли выращивать и тренировать этих тварей без вас?
      — С римипидами у вас не будет проблем, — заверил колдун. — Кроме магии, используемой лишь в критические моменты роста, с ними могут управиться и мои тренированные подмастерья.
      Ездигерд явно сомневался.
      — А эти поиски на севере, которые вы собираетесь предпринять… расскажите, что вы ищете? Быть может, эти поиски важны для Туранского государства?
      Кроталус чуть напрягся.
      — Я не в состоянии, мой Принц, излагать эзотерические детали своего искусства. Однако могу заверить, мои изыскания очень важны.
      — Нет, Кроталус. Я думаю, что не смогу вас отпустить, — покачал головой Ездигерд, подумав несколько мгновений. — Боюсь, это невозможно. Получив от меня корабль, вы станете частью Туранской армии. Провести без такого талантливого, важного для обороны Империи человека даже месяц или рискнуть потерять вас и вовсе… для нас это неприемлемо.
      — Вы не доверяете мне, Принц? Вы в самом деле боитесь, что я заблужусь в море?
      Ездигерд покачал головой:
      — Вы — известный мореплаватель, это так. Люди говорят, что колдовские силы помогают вам видеть ночью и в тумане, — улыбнулся принц. — Это делает вас очень важным для меня, мой друг… слишком важным, чтобы потерять вас.
      Едва заметная усмешка по-прежнему таилась во взгляде нахмурившегося колдуна.
      — Значит, вы не поможете мне в моих приготовлениях?
      — Более того, Кроталус, я запрещаю вам отправляться в плавание, — надменный молодой принц говорил так, словно был уверен, что его послушаются. — Вы останетесь здесь, пока не завершится наш проект. После этого, если позволит политическая обстановка, мы поговорим о путешествии на север.
      — Пусть так и будет, — вроде бы соглашаясь с принцем, колдун задумчиво разглядывал своего гостя. — Принц, а вы не боитесь предстоящей войны?
      — Почему я должен ее бояться, если она — в наших интересах? Мой отец, как обычно, хочет вывернуться так, чтобы все стороны остались довольны. Но война, особенно на море, будет полезна для нашей империи. Она многое прояснит, выдвинет новых лидеров, опорочит старых, разрушит торговые связи, мешающие развитию отдаленных регионов. — Он оперся о перила обзорной платформы, словно был на носовой палубе военного судна. — Дайте врагов, и я завоюю себе имя и приведу наши армии к великой победе.
      Кроталус кивнул:
      — А что, если Гиркания сильно постарается и… скажем, построит новый флот?
      — Тогда Турану достанется еще больше славы, — искренне ответил Ездигерд. — Новые корабли или старые — гирканийцы не победят нас на море. Они всадники, а не моряки.
      Неожиданно став равнодушным, принц посмотрел на гондольера, ожидающего поблизости.
      — Эй, ты… Ты ведь ничего не слышал из того, что я говорил? Но если и слышал, ты же никому об этом ни словечка не скажешь?
      Моряк, который, широко открыв рот, взирал на ворочающееся насекомое, повернулся к своему властелину, едва понимая, о чем тот спрашивает.
      — Я взял тебя с собой на берег в надежде, что адские чудеса помогут тебе сдержать слово и послужат предупреждением. — Так как моряк испуганно молчал, Ездигерд продолжал давить на него: — У тебя есть язык?
      Матрос беззвучно кивнул.
      — Если хочешь сохранить его, то держи его за зубами! Не говори никому ни об этом визите, ни о том, что ты видел и слышал здесь.
      Моряк, побледневший и по-прежнему пораженный немотой, закивал с несчастным видом. Но от страха лишь нечленораздельное бормотание сорвалось с его губ.
      — Достаточно! Отвезешь меня домой. А ты, Кроталус, сосредоточься на своей основной работе, и доброго тебе здоровья.
      Сказав это, принц повернулся и отправился к своей лодке.

ГЛАВА 4. ЧЕРНЫЙ ПИРАТСКИЙ КОРАБЛЬ