Люси в комнате мальчика, сидя на спинке кровати, негромким голосом рассказывала:
      - ...Анеле вышла замуж за Ксана. Они жили вместе долго и счастливо и умерли в один день. - Увидев меня, она вопросительно подняла голову.
      - Там. Весь галлон.
      - Оставил на месте?
      - Конечно нет. - Подумав, сформулировал:- Надо ж анализ произвести.
      - Произведем. Ну что, Жан-Поль. Мы тебя, конечно, не выдадим. Но в целях конспирации придется тебе сегодняшний день провести в кровати. Не возражаешь?
      - Вообще-то в постели скучно. Но сегодня у меня урок французского, а это еще скучнее. Уж лучше полежу.
      - Вот и договорились. Шура, доставь меня в автомобиль.
      Я отнес Рат (а заодно и медицинский ящик) в машину. Начальница воззрилась на посудину:
      - Продемонстрируй-ка деликатес.
      Я отвалил крышку Мышка опасливо понюхала икру
      - Рыбой пахнет... Ну да, конечно, она же из рыбы и происходит. Слушай, ты уверен, что это съедобно?
      - Еще как уверен! - Я уже отыскал под сиденьем свою старую алюминиевую ложку, верой и правдой служившую мне еще в том мире, где живут рыбы, производящие черную икру, и который полковничья жена упорно именует "метрополией". Прочно ухватив инструмент за сальный черенок с выбитыми буквами "ЛПНД", зачерпнул изрядную горку и произвел органолептический анализ. Проще говоря, попробовал. Отведал, так сказать. Понравилось. Зачерпнул еще.
      Люси аккуратно подцепила лапкой пару икринок, положила в рот и осторожно пожевала. Подумала. Прокомментировала:
      - Солоновато...
      И, устроившись на краю салатницы, стала употреблять продукт в пишу с прямо-таки неприличной скоростью.
      Патрик вывалился из кабины, подошел к открытой двери салона, обозрел анализируемый образец.
      - Это и есть та самая знаменитая стерляжья икра?
      - Ага, - я передал ему ложку, - приобщись.
      Водителя не пришлось долго уговаривать. Люси на секундочку оторвалась от важного дела.
      - Шура, - промычала она с набитым ртом, - поди успокой хозяйку.
      Я подумал, что полведра икры коллегам все равной вдвоем не одолеть, и с чистой совестью отправился в гостиную.
      Мадам Жувре поджидала меня, нетерпеливо бродя из угла в угол. Свои расстроенные нервы она, похоже, приводила в порядок весьма старательно - запах бренди слышался уже от дверей.
      - Что, что с моим мальчиком? - бросилась она ко мне. - Он будет жить?
      - Уверяю вас, сударыня, его жизнь вне опасности. Все необходимые лечебные мероприятия проведены. Все, что ему сейчас необходимо, - несколько часов покоя. С завтрашнего дня можно будет возвращаться к обычному распорядку
      - А диета?
      - Никакой специальной диеты соблюдать не требуется.
      - Ах, у меня нет слов, чтобы выразить вам свою признательность. Я так переживала, так переживала! - И, отойдя в дальний угол гостиной, она повозилась около столика. Звякнуло стекло. По возвращении глаза ее были чуть увлажнены, от переживаний, верно. Коньячный дух усилился. - Скажите, милейший, а никаких вредных последствий не будет? Ведь мальчик находится в таком ранимом возрасте!
      Мне клюнула в голову мысль, показавшаяся на первый взгляд недурной,
      - Мадам, кстати, о возрасте. Современная медицинская наука утверждает, что юношам в такой период исключительно полезно общение с домашними животными. Как бы вы отнеслись к идее завести собаку?
      - Фи, эти животные! От них столько шума и грязи, и притом еще портится мебель! Впрочем, мужчины об этом не заботятся, они по-другому устроены. Мой муж тоже обожает этих ужасных собак. Когда мы отправились с нашими войсками в... (она назвала одну азиатскую страну), у нас там была целая псарня борзых и легавых. Ему нравилось ходить охотиться на... тапиров, кажется? Или буйволов? Не помню. Охота - такое противное мужское занятие! Эти егеря всегда грязные, небритые, и от них пахнет даже не джином - представляете, водкой!
      - Это действительно ужасно, мадам.
      - Ах, вы неискренни со мной! Все мужчины обожают лошадей, войну и прочие отвратительные грязные развлечения. Признайтесь, ведь вы тоже любите охотиться? Ну признайтесь же!
      - Огорчу вас, мадам, совсем не люблю, - "признался" я абсолютно честно, - но разве вы не считаете, что пример такого героя, как ваш муж, благотворен для его младшего чада?
      - О да, да, конечно!
      - Тогда вам будет нетрудно смириться с незначительными неудобствами, причиняемыми собакой. Многих из них, кстати, можно легко избежать, всего лишь запретив ей заходить, в дом. Полагаю, и супруг ваш будет доволен.
      - Ну что ж, молодой человек, пожалуй, вы меня убедили. Но где в этой ужасной стране взять породистую собаку? Я не уверена, что удастся выписать хорошего пса из метрополии - вдруг его в дороге подменят?
      - Не осмеливаюсь навязывать вам свое непросвещенное мнение, сударыня, но мне кажется, что порода не обязательна. Конечно, определенные преимущества хорошей крови очевидны, но, с другой стороны, потребуется уход, дрессировка... Кстати, я заметил близ вашего заднего крыльца очень милого щенка.
      - Бродячий? Он же, наверное, с блохами!
      - Ну что вы, сударыня. Чудесный, чистенький щеночек. Не желаете взглянуть?
      Та задумалась ненадолго и, с хмельной улыбкой, махнула рукой:
      - А, пошли.
      Я, предусмотрительно первым сунувшись под крыльцо, незаметно перевернул ногой тарелочку с окончательно ссохшимися остатками редкостной икры.
      - Что ж, по крайней мере, он симпатичный, - вынесла вердикт мадам Жувре и громко икнула, - пусть его. Кажется, он мне может понравиться. - Икнула еще раз. - Подайте руку, будьте любезны, я неважно себя чувствую. Должно быть, переволновалась. - Покачнувшись, она вцепилась в рукав моего халата. - Молодой человек, не могли бы вы проводить меня в спальню? Что-то голова закружилась.
      Было удивительно, что она вообще еще держится на ногах, учитывая общее количество принятого ею успокоительного.
      По пути обратно хозяйку окончательно разобрало. Глаза мадам оказались на мокром месте. Слезы, катившиеся по щекам достойной дамы, неаристократично вытирались рукавом платья, несмотря на то что из-за корсажа выглядывал угол кружевного платка.
      - Простите. Нелегко уже много лет быть лишенной поддержки людей своего круга. Ведь мне здесь так одиноко! Когда муж впал в немилость из-за дуэли с одним высокопоставленным лицом, я была готова к тому, что нам уже никогда не вернуться в метрополию, но не думала, что попаду в такую глушь! Совершенно нет светской жизни! Никакого сравнения со столичными приемами, балами, раутами... На островах в Индийском океане и то было веселей. Я серьезно подумываю, не перебраться ли нам с сыном в Париж. Теперь карьера мужа не ограничивает меня в передвижении...
      Я не стал объяснять, что переезд отсюда в Париж или куда бы то ни было еще в высшей степени проблематичен. Похоже, мадам не вполне отчетливо видела действительность сквозь пары того напитка, что скрашивал ей скуку.
      Лишь покивал головой, побормотав что-то, приличествующее случаю.
      В спальне полковничья супруга тяжело опустилась на. край кровати, уже не скрываясь, налила себе солидную порцию бренди и проглотила одним махом, даже не покривившись. Мало что не силой усадила меня рядом с собой и, положив горячую ладонь мне на колено, проникновенным шепотом начала жаловаться на тоску провинциальной жизни.
      Видя, к чему клонится дело, я поспешил откланяться. Хозяйка, не сделав попытки удержать меня, тяжело откинулась на подушки. Когда я прикрывал дверь, она вовсю уже храпела.
      Бригада отдыхала. Люси, погладив шарообразный животик, полюбопытствовала:
      - Что-то ты призадержался. Не иначе, хозяйку соблазнял, а?
      - Скорее уж она меня.
      - Ну и как? Есть успехи?
      Я отрицательно покачал головой.
      - Надо было икры больше есть. Способствует, говорят.
      -Чему?
      - Потенции, мой друг, потенции.
      - Боюсь, для указанной тобой цели наших запасов икры недостаточно.
      - Ну да, - съязвила мышка, - что тебе пожилая леди! Ты у нас по русалкам ходок. Ладно уж, горе. Иди заправься. Я тебе ложку почистила. - И начальница протянула мне означенный инструмент.
      Умному совету грех не последовать.
      ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
      Я как раз был занят засовыванием в самый дальний угол холодильника - от чужих глаз - остатков экзотического харча, переложенного целости ради в непрезентабельную мутную банку с непривлекательной этикеткой консервированной армейской каши из перловки, не менее редкостной в этом мире, чем подлинное содержимое посудины, когда Рой возник подле меня - настолько бесшумно, что я с трудом удержался, чтоб не отпрыгнуть в сторону, испугавшись. Заметив непроизвольное сокращение моих мускулов, бывший мастер-сержант поставил кружку на край стола и, почесав грудь под тельняшкой, приподнял в улыбке вислые, усы.
      - Реакция есть, ничего. Успел оценить степень опасности прежде, чем начать оборону. Молодцом.
      Я разломил пополам бутерброд с икрой, протянул половину Рою. Тот кивнул, засунул его в рот целиком и сжевал, никак не оценив деликатес. Прихлебнул свой кофе, мотнул коротко стриженной седой головой в сторону курилки.
      - Поговорить надо, - повернулся и, не оглядываясь, двинулся туда.
      Я переместился в пропахшую табаком пустую комнатенку вслед за ним.
      Присев за колченогий столик, Рой без лишних предисловий, окунув в горячий напиток палец, принялся рисовать на замызганной клеенке схему
      - Смотри. Это - Зеркало. Здесь, здесь и здесь - посты охраны. Вот бункер управления. Тут, с востока, - казармы отдыхающей смены караула, позади них... - Он чертил мокрым пальцем все новые и новые обозначения.
      - Машину можно поставить с этой стороны, так ее за кустами не видно. Зеркало будет ярдах в четырехстах - один хороший бросок. Я иду первым и беру на себя охрану. Как поднимется шум - перемещаешься к Зеркалу и су-. ешь взрывпакеты под все четыре опоры. Задержка детонатора рассчитана на минуту сорок секунд - достаточно, чтобы все сделать и отбежать в сторону. Отражатель слетит, Ключ завертится, и - вали домой.
      - А велика ли охрана?
      -Двенадцать бойцов дежурной смены. Если подадут сигнал, то отсюда, Рой постучал пальцем по медленно высыхающему квадратику, - прибудут еще двадцать четыре: отдыхающие и подвахтенные. Плюс начальник караула и разводящие - еще четверо. Ну, из офицерской казармы, может, кто-нибудь, но вряд ли далеко бежать, не успеют. Чтоб заложить взрывчатку, много времени не нужно.
      - Ты что, один собираешься воевать с дюжиной, а то и больше солдат?
      - Подумаешь! Бывало и хуже. Пяток минут продержусь, а дольше и не требуется.
      - Но это верная смерть!
      Рой философски пожал плечами:
      - Не все ж мне да мне. Должны и меня когда-то.
      - Тебе все равно?
      - Что зря беспокоиться? Мы со смертью друзья старые. Я ей немало душ скормил, вот только моей она что-то - заждалась.
      - Добро. Зеркало взорвалось, дорога открылась. Тебя уже убили, вокруг вся армия собралась. Ты как это, всерьез думаешь, что до меня не доберутся? Что я смогу остаться цел? Сомневаюсь.
      - Значит, не судьба. Зато потом кому надо - все уйдут. Стеречь больше будет нечего, солдатня, когда появится возможность, сама на две трети разбежится - они ж к Ключу ближе всех. И пожалуйста: дважды в день по сорок минут ворота домой - настежь.
      - Ага. Только я из могилы этого не увижу.
      - На остальных тебе что, плевать? Сколько людей заперто тут, как в клетке, не по своей воле! Да и не только людей - вон хоть взять доктора твоего.
      - Ну, знаешь, мне моя шкура...
      В курилку заглянула, пыхтя, недовольная Рая:
      - Мальчики, вы оглохли? Обкричались вас.
      - Не слышали мы ничего, - отозвался Рой, - может, опять селектор дурит?
      - Сказки не рассказывай. На, держи лучше, - диспетчер сунула ему в руку вызов, - а ты, Шура, дуй в машину живее. Рат давно уже пищит - где, мол, мой фельдшер.
      Вопреки заверениям Раи, мышка ждала меня абсолютно спокойно, не спеша крася коготки коричневым лаком из микроскопического флакончика.
      - Ну вот, а я бежал зачем-то. Сказали, доктор от нетерпения икру мечет.
      - А что, ты весь улов уже в одиночку сожрал и теперь хочешь, чтобы я дефицит пополнила?
      - Да нет, там полно еще.
      - Без нас-то не приберут?
      - Я вроде замаскировал хорошо. В самую старую газету завернул и самый рваный и грязный пакет сверху надел. Уж если туда полезут - значит, планида наша такая. Лишь бы, пока кататься будем, не прокисла. А то зашлют невесть куда, так сам позвоню, чтоб съели. Не пропадать же добру!
      - Не пропадет. Тут, верстах в пяти от базы, припал кто-то.
      - Припал?
      -Ага. Судорожный, стал-быть, припадок. Опять небось какой-нибудь синяк суррогатов взамен водки объелся.
      - Я и смотрю, не торопишься.
      - Торопиться? Пошто? Глядишь, пока доедем, очнется да уползет.
      Рат как в воду глядела: неизвестного пьянчуги на месте не оказалось. Лишь бутылка из-под стеклоочистителя да сломанный пластиковый стаканчик скучали под кустом в компании вонючего рыбьего скелета. Промолвив пару слов насчет цен на бензин, Патрик развернулся.
      - Зенит, мы свободны. Как бы это нам обратно на базу попасть? Начальнице отчет по Фестивалю рожать. - При упоминании о кровавом празднике у меня по хребту пробежала дрожь.
      - Роды отставить. Вам в соседнем квадрате констатация.
      - Ох уж эти упокойники...
      Начальница ни с того ни с сего обозлилась:
      - Ты-то что вздыхаешь? Тебе привыкать? Великий констататор - на три справки о смерти в Песках всего четыре патрона потратил, и то чужих!
      Зачем она так...
      Снова убитая женщина, и опять беременная. На сей раз маньяк растерзал жертву прямо на пороге ее собственного дома.
      - Ударил камнем по голове, потом задушил вот этим. - Полисмен демонстрирует мне кусок капронового шнура, концы которого закреплены для удобства пользования на пустых катушках из-под ниток. - Ну, и все остальное...
      Остальное таково: кривым сапожным шилом, тоже брошенным на месте преступления, изувер многократно протыкал живот задушенной, превращая его буквально в фарш. Нет, это не просто охотник за женщинами - его провоцирует на зверство именно беременность...
      - Смотри, вторая за такое небольшое время, - бормочет Люси, заполняя бумажки.
      - Третья, - угрюмо поправляет полицейский, - на прошлой неделе в Каменках вечером нашли зарубленную топором. Грешили на ревнивого мужа, но не подтвердилось - тот до поздней ночи гулял на крестинах у приятеля, его все время видели десятка три народу.
      - И что, тоже беременная?
      Офицер кивнул.
      - Одна рука. Убивает он их по-разному, но живот у всех истерзан. Полицейский, не справившись с собой, извергает длинную нецензурную тираду. Извините, мэм. Нет терпежу. Ох, попадись он мне...
      - Кто бы это мог быть? - недоумевала моя начальница. - Дичь какая-то. Природой генетически заложено - не трогать детенышей и беременных самок. Насколько ж психика должна быть вывернута у урода...
      Полицейский вздохнул:
      - Знать кто, давно б уж по всем дорогам патрули в лицо каждому прохожему заглядывали. Но ведь не видали его. Ни единого свидетеля - осторожен, скот. А слухи уже поползли, еще пара трупов, и такая паника начнется...
      К нам подошел, пошатываясь, молоденький паренек в форме патрульного, вяло попытался козырнуть. Офицер ободряюще потрепал его по плечу:
      - Ничего, сынок, держись. - Повернувшись к нам, пояснил: - Первое дежурство у парня, и сразу - вот эдак. Обалдел чуток с непривычки.
      Молодой полисмен вспыхнул:
      - И не собираюсь привыкать, сэр! Не для того я шел в полицию, чтоб равнодушно смотреть на подобные вещи. Я бы этих гадов своими руками... Нет, вру. Лучше всего - поймать сволочь, собрать всех родственников погибших да им его и отдать. А то суд там, лагерь... Пусть даже повесят - все равно мало! Слишком легко отделается!
      Старший его коллега усмехнулся горько:
      - Этого небось и судить не будут. Скажут, псих, мол, невменяемый, да вот им передадут, - кивок в нашу сторону, - на лечение якобы. Пулей таких лечить надо, а не уколами!
      Я вполуха слушал их рассуждения, а в голове неотступно вертелись слова моего доктора: "Генетически заложено... Психика вывернута... Кто это мог..."
      А ведь знаю одного, кто бы мог. И пытался уже.
      - Люсь, пусти-ка к рации.
      - Обожди отзваниваться, я еще карточку не оформила.
      - Да я по другому делу.
      Голос Лизаветы дрожал от возмущения:
      - Нет, у тебя есть представление, сколько это будет стоить? Мы же можем на их телефонную сеть выходить только через ретранслятор военной зоны. Твоей получки не хватит разговор оплатить!
      - Полиция оплатит.
      - Это если твои домыслы подтвердятся. А ну как нет?
      - Готов рискнуть. Не согласна, зови к рации старшего врача.
      - Черт с тобой. Но учти, если что, заплатишь из своего кармана.
      - Заплачу, заплачу. Соединяй скорее.
      Закончив разговор, я подлетел к офицеру, уже распоряжавшемуся упаковкой тела в пластиковый мешок.
      - Знаю!
      - Что знаете, сэр?
      - Знаю, чья это работа. Из психлечебницы два месяца назад сбежал... - И я начал выкладывать данные и описание сумасшедшего.
      - Погоди, погоди, - вмешалась Люси, - так и мне он знаком!
      - Еще бы не знаком! С твоей путевкой его и госпитализировал. За что я, по-твоему, выговорешник огреб?
      Рат покачала головой:
      - Надо же, кто бы мог предвидеть. Ну, бормотал он что-то про адские силы, но чтоб так... Кошмар!
      Офицер, прервав на минутку доклад, прикрыл ладонью микрофон своей радиостанции:
      - Вас благодарит лично начальник полицейского управления, сэр. Поисковые мероприятия уже разворачиваются.
      Весьма довольный собой, я взобрался в кабину Патрик, провернув стартер несколько раз вхолостую, наконец завелся, вездеход тронулся. Пилот крутил баранку мрачно, время от времени косясь на меня и бормоча что-то себе под нос.
      - Чем недоволен, родной? Что ты там шепчешь?
      - Шура, а вы уверены, что не виновны во всех этих смертях?
      - Боже, я здесь при чем?
      - Так вы ж тому ублюдку так старательно веселую жизнь в дурдоме обеспечивали. Вот с той жизни-то он в бега и ударился...
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
      Господи! Ну, у кого мне спросить совета? Растревожил меня Рой, разбередил душу. Волей-неволей мысли то и дело возвращаются к нашему последнему разговору.
      Нет, я не герой. Я хочу жить. Хочу вопреки всему. Хочу, несмотря на то, что заведомо знаю - настоящей жизни лишился навсегда. Как бы ни рвалось мое сердце домой, башка холодно просчитывает шансы уцелеть в этом отчаянном предприятии и всякий раз с точностью арифмометра выдает неутешительный итог: от нуля они слабо отличаются.
      Но ведь не ноль! Моим детям все равно расти без отца. А вдруг? А если? Ну, все-таки? Я, наверное, ничего бы не пожалел за возможность еще раз, открыв калитку, увидеть: бегут по тропинке меж застарелых кустов сирени две мои дочки и сын с радостным криком: "Папа!" - и, повиснув на мне все сразу, вперебой начинают выпаливать последние домашние новости.
      А на пороге - жена, теплая и не причесанная со сна, улыбается, завязывая поясок халатика. Открою дверь, и кот спрыгнет с печки, подойдет, здороваясь. Блеснет снизу вверх колдовским зеленым золотом глаз, без разбега, с места, взлетит ко мне на плечо, мягко потрется щекой о щеку.
      И самовар уже фырчит, закипая, моя любимая чашка ждет на столе...
      За это все можно отдать. Все, кроме жизни. Шура, говорю себе, жизнью ты и так рискуешь, порой не раз на дню. За что? За двадцать пять процентов надбавки к зарплате? Стоят они того? А такая возможность - стоит.
      Нет, отвечаю. Там - другое. Психи воюют с нами, Мы - профессионалы, на чьей стороне - знания и опыт. В деле, предложенном Роем, в положении родимой клиентуры окажусь я, затеяв незнакомые игры с отлично владеющими своим ремеслом солдатами. Навык, приобретенный на войне, - за них, не за меня. Оторвут башку, будь уверен.
      Но до чего ж стало здесь тесно! Нечем дышать. Тяжек воздух вертящегося мира. Хочу домой! Как мне быть?
      - Все зависит от тебя, - раздалось над ухом негромко, - от того, насколько в действительности тебе необходимо вернуться.
      - Жизненно! - воскликнул я и только потом сообразил, что кто-то прочел мои мысли. Кто?
      Ну, конечно. Она это проделывает не впервые. Та, Которой Принадлежит Ночь, присела передо мной, совершенно как домашняя кошка, собрав все лапы в пучок на крошечной площади придорожного камня, выглядывающего из белой пены мелких пушистых цветов. Великолепная шерсть переливается серебряными волнами. Мудрые очи обратили синюю бездонную вечность в глубь меня.
      - Здравствуй, моя замечательная. Какими судьбами? Ведь сейчас день! Разве ты можешь являться при свете солнца?
      - Не явилась, Са-ша. Просто пришла, прибежала, как все, ногами. Это правда, я теряю почти всю силу в таком положении - ее мне дарует ночное светило. Но я сочла своим долгом показаться тебе, человек с именем прибоя.
      - Долгом?
      - Долгом, обязанностью - как нравится. Я хочу предостеречь тебя.
      - От чего, Лина?
      - От тебя самого. Видишь ли, самые сильные желания имеют свойство исполняться. Не любые, а, как ты выразился, "жизненно необходимые". Те, что полностью овладевают человеком. Бойся, как бы не исполнилось твое.
      - Бойся? Чего же мне бояться? Я только о том и мечтаю!
      - И зря. Мне кажется, человек, достаточно знакомый с капризами той своенравной дамы, что зовется Судьбой, должен знать: все имеет свою цену.
      - Я готов платить.
      - Разве уже объявлено, чем платить придется? А если цена окажется непомерной? Сможешь ли жить, когда расплатишься? И если да, то кем ты станешь, заплатив?
      - О чем ты?
      - Дай Всемогущий, чтобы этот вопрос навсегда остался без ответа. Я и так сказала больше, чем следовало. Просто ты мне дорог. - И, отвернувшись, не прощаясь, бесшумно и мягко пошла к деревьям.
      Не исчезала она впервые, а просто уходила. Я глядел ей вслед и думал не о тех словах, что были адресованы мне, а о том, что даже ее походка похожа на твою...
      Легкое прикосновение чего-то к сапогу заставило меня очнуться. Опустил глаза: подле моих ног на траве лежал колючий шар. Ежик! Откуда он здесь взялся, да еще вдобавок задолго до заката? Ежи - существа ночные, до сумерек обычно из норок не вылезают.
      Опустился на корточки, разглядывая. Патрик перевесился из кабины, громко удивляясь:
      - Господи! Сто лет не видел!
      Присоединилась начальница:
      - Что еще за штука? Вроде тут таких зверей не водилось. Ребята, вы не знаете, кто это?
      Я аккуратно поднял гостя с земли. Очутившись у меня в руках, он зашевелился и, похрустывая иголочками, не дожидаясь уговоров, развернулся, дотрагиваясь до пальцев короткими лапками. Из-под чуть сбившейся набок колючей челки выглянула острая мордочка, подергивая носиком. Глянул мне, совсем по-человечьи, прямо в глаза с легкой печалинкой, словно желая сказать что-то.
      Меня вдруг захлестнула волна горячего безумия: неспроста! Оставив водителя объяснять доктору, что это за непонятное и колючее тут появилось, я, стиснув ежика в руках, метнулся с ним в кусты, сбивчиво бормоча:
      - Ежишка, милая, ежишка моя, ты пришла! - и начал рассказывать, плача, маленькому существу, тепло прижимающемуся мягким животиком к моим ладоням, все-все.
      Я шептал, как тоскую, как мне здесь одиноко, поведал о своих воспоминаниях, клялся, клялся в любви снова и снова. Вздумай Люси посмотреть, чем я занят, она бы срочно полетела обратно в машину брать у диспетчеров номер наряда на госпитализацию и просить прислать фельдшера на замену, а мне пришлось бы провести ближайшие несколько месяцев в комнате без дверей, но с зарешеченными окнами.
      Но я об этом не думал, выплескивая из души скопившиеся там уныние и горечь.
      Чуть выговорившись, забеспокоился:
      - Ежишка, милая, ты почему пришла? Просто соскучилась по мне, любимая, или произошло что-нибудь? Плохое? Может, заболела? Дома неприятности? Что стряслось?
      Ежик тихо лежал на ладошке, не пытаясь ни уйти, ни свернуться, помаргивая грустными глазками с чуть подслеповатым прищуром. Ты, когда снимаешь очки, всегда так прищуриваешься ненадолго.
      - Любовь моя, я не смогу ничем помочь. Я слишком далеко. Если сумеешь переслать мне свою боль - отдай, я заберу с радостью. Или о чем-то предупредить хочешь?
      Ну, подай же знак, в чем дело? Дай понять как-нибудь, прошу.
      Молчит. Почудилось или нет, что глазки заблестели влажно?
      - Хорошая моя, не беспокойся. У меня все в порядке. Я о тебе постоянно помню. Наверное, всегда помнить буду. Только бы с тобой ничего не случилось!
      Я положил ежика на землю у подножия тонкого дерева со странной золотисто-красной корой и вытер тыльной стороной ладони глаза. Отнял ладонь от лица: его уже нет.
      Произнес в пустоту:
      - Спасибо, что заглянула, ежишка. Я люблю тебя. Будь счастлива.
      Пиная сухие листья, двинулся в сторону автомобиля. Ни тени сомнения, кем был мой гость, не возникло. Я нес в себе совершенную уверенность, что этот визит - не случаен. Знать бы ответ: к добру аль к худу?
      Люси при виде меня подпрыгнула на окошке, взмахнула лапкой и с бодрым видом вознамерилась ляпнуть дежурное ехидство. Но, видать, прочла на моем лице, что такой поступок не ко времени, и тихо ретировалась.
      Я не сел в кабину, предпочтя укрыться от нежеланных сейчас разговоров в салоне. Прямо в халате и сапогах рухнул на носилки, глядя в потолок и вынося себе клиническую оценку. Вынес.
      Ну и пусть. Сумасшествие, оказывается, субъективно вовсе не страшная штука.
      Тень лица на потолке растаяла, обернувшись тяжелым мороком черных сновидений.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
      Я оторвал голову от носилок, с трудом разлепил глаза. Патрик защелкивал на место трубку рации. Начальница бросила теребить мой рукав и молча начала засовывать в карман фонендоскоп. Работа была нелегкой, поскольку размер "слухалки" явно не рассчитывали на врача-грызуна.
      - Что там?
      - Аллергия.
      - На что?
      - У меня? На непрофильную работу. А после двух часов ночи - и вовсе на любую.
      Два ночи? И прислал же я, однако! Зевая во весь рот, перелез поближе к начальнице.
      - Чешется?
      - Ой, сил нет, как зудит!
      Вопрос в общем-то излишний. Руки, плечи и живот дедка поверх сыпи покрыты явственными следами расчесов. Только вот настораживает то, что многие из этих следов явно несвежие. Да и сыпь какая-то странная...
      С аллергией я знаком не понаслышке. Многие наши психиатрические препараты ее вызывают. А уж раздражающее их действие на кожу испытал на себе любой сколь-нибудь долго трудившийся в психушке.
      Всех впервые поступающих туда на работу опытные коллеги инструктируют:
      - У нас тут дурдом и все по-дурацки. В нормальных местах люди после того, как в сортир сходят, руки моют, а здесь обязательно до того помыть не забывай.
      Молодежь хихикает, принимая мудрые советы за очередной розыгрыш. А зря. Очень скоро они убеждаются на собственном опыте, что речи старших вовсе не были шуточкой в порядке прописки вроде классического вопроса о том, какое лекарство быстрее подействует.
      Не знаете? Не может быть. Это развлечение практиковалось, еще когда Парацельс на горшок проситься не умел. И меня в свое время не миновало.
      Удочка, на которую попадаются все. После того как больные расфасованы по койкам и дежурная смена в полном составе гоняет чаи, с новенькими заводится разговор о недавней учебе. В процессе беседы мягко и к месту задается на первый взгляд невинный вопрос:
      - Слышь, мы тут подзабыли, а у тебя еще в голове наука свежа. От чего быстрей эффект наступает - от снотворного или мочегонного? I
      Молодежь долго и старательно ищет ответ на потолке и в собственном затылке. Не вычесав его оттуда, признается в своем невежестве.
      - И чему вас там учат? - удивляются старожилы. По прошествии некоторого времени новичку сидеть становится неуютно. Сколько-то поерзав, он смущенно извиняется, поспешно вылезает из-за стола и быстрым шагом, а то и бегом направляется в сторону туалета. Медперсонал вослед ему хором громко констатирует:
      - Значит, мочегонное.
      Вот и те, кто не внял рекомендациям по порядку мытья конечностей, ерзать начинают. Покуда сыпь только на руках, еще полгоря. А когда в других местах...
      Ну да, сыпь. Аллергическая - розовая, выпуклая, как ожог от крапивы. Ее в обиходе так "крапивницей" и называют. А у дедка - скопления ярких мелких точек. Неравномерные притом. Где-то гуще (на руках до локтей - так сплошь), где-то реже, на спине и вовсе чисто.
      - Давно это с тобой, милый?
      - Да порядком уже. С месяц або два. Поперед на руках только, опосля и дальше пошло.
      Это к вопросу об обоснованности ночного вызова. Haглядная иллюстрация. Ну-ка, еще пробный камушек:
      - Куда обращался?
      - Не-е. Думал, само пройдет.
      - Видишь - не проходит. Что раньше не вызвал?
      - Вас не хотел беспокоить...
      До чего они все предсказуемые - аж тошно! Люси вытянула мордочку, силясь разглядеть характер непонятных высыпаний, перескочила с моего плеча на стол, велев старикану положить руки на клеенку. Подошла поближе к растопыренным костлявым кистям с бурыми, коротко обгрызенными ногтями и вдруг отпрыгнула, словно ее щелкнули по носу Хвостик мышки завился странной петелькой - нашим давнишним условным знаком, говорящим: "Моим действиям не удивляться и вопросов не задавать".
      - Так, уважаемый. С твоим заболеванием дома оставаться нельзя. Поедешь в больницу - Приостановилась на секунду, ожидая, не возникнет ли возражений.
      Не возникло.
      - Сейчас мы вызовем особую бригаду специалистов, которые доставят тебя на место. С кем живешь?
      - Один... Старуху Господь прибрал.
      - Это хорошо, что один.
      - Что ж тут хорошего, милая? Тяжко ведь, пособить некому. Все сам. А скажи, пожалуйста, что со мной такое?
      Люси сделала вид, что оглохла. Вместо ответа она повернулась в мою сторону: