Я снова начала работать. Я перестала раздражаться и сетовать на жизнь. Я снова и снова говорила себе: "Это произошло. Я не могу ничего изменить. Но я могу и буду держаться, как он советовал мне". Я полностью отдалась работе, вложив в нее все свои моральные и физические силы. Я писала письма солдатам - чьим-то сыновьям и родственникам. Я поступила на вечерние курсы для взрослых. Я хотела, чтобы у меня появились новые интересы и новые друзья. Мне трудно поверить, как изменилась моя жизнь. Я перестала оплакивать невозвратимое прошлое. Сейчас я каждый день живу с радостью, как желал мне мой племянник. Я примирилась с жизнью. Сейчас я живу более радостной и полноценной жизнью, чем когда-либо прежде".

Элизабет Коннли осознала то, что все мы вынуждены понять рано или поздно, а именно, что мы должны мириться с неизбежным и считаться с ним. "Это так. Это не может быть иначе". Этот урок выучить нелегко. Об этом приходится помнить даже королям, восседающим на тронах. Покойный Георг Y вставил в рамку и повесил на стене своей библиотеки в Букингемском дворце надпись со словами: "Научи меня не требовать невозможного и не горевать о непоправимом". Та же мысль выражена Шопенгауэром следующим образом: "Достаточный запас смирения имеет первостепенное значение при подготовке к жизненному путешествию".

Очевидно, одни только обстоятельства не делают нас ни счастливыми, ни несчастливыми. Важно, как мы реагируем на них. Именно это определяет наши чувства.

Все мы способны пережить несчастье и трагедию и одержать победу над ними, если мы вынуждены это сделать. Нам может показаться, что мы не можем, но мы обладаем внутренними ресурсами поразительной силы, которые помогут нам вынести все, если только мы их используем. Мы сильнее, чем нам кажется.

- 48

Покойный Бут Таркингтон (1) всегда говорил: "Я мог бы вынести все, что может навязать мне жизнь, кроме одного: слепоты. Это единственное, что я не мог бы пережить".

Однажды, когда Таркингтону было уже за шестьдесят, он взглянул на ковер, лежавший на полу. Цвета расплывались. Он не мог различить узоры. Таркингтон обратился к специалисту. Пришлось узнать страшную правду: он терял зрение. Один глаз у него почти совсем не видел: а другой должен был тоже выйти из строя. На него обрушилось то, чего он больше всего боялся.

И как же Таркингтон реагировал на это "самое страшное несчастье?" Чувствовал ли он: "Вот оно! Это - конец моей жизни". Ничего подобного. К своему удивлению, он был вполне весел. Даже в этот момент его не покидало чувство юмора. Расплывчатые "пятна" раздражали его; они плыли перед глазами и закрывали от него окружающий мир. Однако, когда самое большое из этих пятен проплывало перед ним, он восклицал: "О, привет! Вот и снова дедушка пришел! Интересно, куда он направися в такое прекрасное утро!"

Разве могла судьба побороть такой дух? Ответ гласил - не могла. Когда зловещая мгла простерлась перед ним, Таркингтон сказал: "Я понял, что могу примириться с потерей зрения, как человек примиряется с многим другим. Даже если бы я потерял все пять чувств, я бы смог продолжать жить в своем внутреннем мире, независимо от того, знаем ли мы об этом".

В надежде вернуть зрение Таркингтону пришлось вынести более двенадцати операций за год. И все они проводились под местной анестезией! Возмущался ли он этим? Он понимал, что сделать это необходимо. Он понимал, что это неизбежно и что единственный способ облегчить свои страдания - примириться с неизбежным и вести себя с достоинством. Он отказался от отдельной палаты в больнице и пошел туда, где были люди, которые тоже страдали от недугов. Он старался ободрить их. Подвергаясь все новым и новым операциям - понимая, что делают с его глазами, - Таркингтон старался убедить себя в том, что ему очень повезло. "Как прекрасно! - сказал он. - Как прекрасно, что наука овладела теперь таким мастерством, что может оперировать такой сложно устроенный орган, как человеческий глаз!"

Заурядный человек заболел бы нервным расстройством, если бы ему пришлось пережить слепоту и более двенадцати операций. Но Таркингтон сказал: "Я бы не согласился променять то, что я пережил, на более счастливые события". Это научило его умению мириться с неизбежным. Оказалось, что в жизни ничего не было свыше его сил. Таркингтон понял то, что открыл Джон Мильтон: "Несчастье заключается не в слепоте, а в неспособности переносить слепоту".

Маргарита Фуллер, знаменитая феминистка из Новой Англии (21, однажды высказала свое кредо: "Я приемлю Вселенную!"

Когда старый брюзга Томас Карлейль услышал эти слова в Англии, он пробурчал: "Ей-богу, так для нее лучше!" И в самом деле, ей-богу, вам и мне лучше тоже примиряться с неизбежным!

-----------------------------------------------------------------------(1) Таркингтон, Бут (1862 - 1946) - известный американский писатель. Прим.ред. (2) Новая Англия - объединенное название группы штатов США Мэн, Нью-Гэмпшир, Вермонт, Массачусетс, Род-Айленд, Коннектикут. - Прим.ред.

- 49

Если мы будем возмущаться, протестовать и ожесточаться, мы не изменим неизбежное; но мы изменим себя. Я это знаю. Я уже пробовал.

Однажды я отказался примириться с неизбежной ситуацией, которая возникла передо мной. Я вел себя очень глупо, нервничал и возмущался. Мои бессонные ночи превратились в кошмары. И я навлек на себя все то, чего не желал. Наконец, после целого года душевных мук я вынужден был примириться с тем, что, как я знал с самого начала, я не мог изменить".

Много лет назад мне следовало бы воскликнуть вместе со старым Уолтом Уитменом:

"Как мне устоять против ночи, бурь, голода,

осмеяния, случайностей, отказов, как мне стать

спокойным, как деревья и животные".

Я двенадцать лет работал на ферме со скотом; однако я никогда не замечал, чтобы у джерсийской коровы повышалась температура от того, что на пастбище выгорела трава из-за отсутствия дождей, или от того, что шел мокрый снег и свирепствовал холод. Корова не переживала из-за того, что ее возлюбленный уделял слишком много внимания другой телке. Животные спокойно переносят ночи, бури и голод; поэтому у них никогда не бывает ни нервных срывов, ни язв желудка, и они никогда не сходят с ума.

Вы думаете, я выступаю за то, что нам надо просто смириться со всеми превратностями судьбы, встречающимися на нашем пути? Ни в коем случае! Это настоящий фатализм. Пока есть возможность изменить ситуацию в свою пользу, давайте бороться. Но когда здравый смысл говорит нам, что мы столкнулись с чем-то, что останется таким, как оно есть, и не может быть иным, - тогда ради сохранения здорового рассудка не заглядывайте вперед и не оглядывайтесь и не скорбите о том, чего нет.

Покойный Хокс, который был деканом Колумбийского университета, сказал мне, что он выбрал одно из стихотворений "Матушки Гусыни" (1) как свой девиз:

От каждого недуга в этом мире

Лекарство есть иль вовсе нет спасенья.

Ты отыскать старайся то лекарство,

А если нет его, не мучь себя напрасно.

Во время работы над этой книгой я беседовал с многими видными деловыми людьми Америки; на меня произвело глубокое впечатление то обстоятельство, что они считались с неизбежным, и в их жизни удивительным образом не было беспокойства. Если бы они не обладали этой способностью, они бы не вынесли напряжение, связанное с их деятельностью. Вот несколько примеров, о которых я хочу рассказать.

Дж. С. Пенни, основатель одноименной фирмы, владеющей сетью магазинов по всей стране, сказал мне: "Я бы не беспокоился, если бы даже потерял все свои деньги до последнего цента, ведь беспокойство ничем не поможет. Я обычно делаю все, что в моих силах, а какие будут результаты - одному богу известно".

Генри Форд сказал мне примерно то же самое: "Когда я не могу управлять событиями, - сказал он, - я предоставляю им самим управлять собой".

Когда я спросил К. Т. Келлера, президента корпорации "Крайслер", как он избегает беспокойства, он ответил: "Когда я оказываюсь в трудной ситуации, то, если могу, я делаю все, что в моих силах. Если же я не

-----------------------------------------------------------------------(1) Имеется в виду сборник английских народных стихов для детей "Стихотворения Матушки Гусыни". - Прим.ред.

- 50

могу ничего сделать, я просто забываю об этом. Я никогда не беспокоюсь о будущем. Ведь я знаю, что ни один человек, живущий на земле, не может предвидеть, что произойдет в будущем. Существует так много сил, которые будут влиять на будущее! Никто не может сказать, что управляет этими силами. Никто не может их понять. Тогда зачем беспокоиться о них?" К. Т. Келлер был бы смущен, если бы его назвали философом. Он - просто хороший бизнесмен. Однако он применяет в жизни ту же философию, которую проповедовал Эпиктет в Риме девятнадцать веков назад. "Существует только один путь к счастью, - поучал Эпиктет римлян, - для этого следует перестать беспокоиться о вещах, которые не подчинены нашей воле".

Сара Бернар, которую называли "божественной Сарой", обладала поразительной способностью примиряться с неизбежным. В течение полувека она блистала на лучших сценах мира. На четырех континентах ее считали королевой театра. Она была самой любимой актрисой на земле, а затем, когда ей был семьдесят один год и она потеряла все свои деньги, ее врач, профессор Поцци из Парижа, сказал, что ей необходимо ампутировать ногу. Однажды, когда она совершала плавание через Атлантический океан, она во время шторма упала на палубе и сильно повредила ногу. В результате развился флебит. Нога стала отекать. Боль сделалась настолько нестерпимой, что врач был вынужден настаивать на ампутации ноги. Он боялся сказать вспыльчивой, экспансивной "божественной Саре", что требуется сделать. Он был уверен, что эта страшная новость вызовет взрыв истерии. Но он ошибся. Сара с минуту смотрела на него, а затем спокойно сказала: "Если так надо, значит, так надо". Это была судьба.

Когда Сару увозили в кресле-каталке в операционную, рядом стоял ее сын и плакал. Она весело помахала ему рукой и бодро сказала: "Не уходи. Я скоро вернусь".

На пути в операционную она продекламировала сцену из пьесы, в которой когда-то играла. Кто-то спросил ее, сделала ли она это, чтобы подбодрить себя. Она ответила: "Нет, я хотела подбодрить врачей и сестер. Я знала, что для них это большое напряжение".

Поправившись после операции, Сара Бернар отправилась в кругосветное турне и восхищала публику еще семь лет.

"Когда мы перестаем бороться с неизбежным, - писала Элси Мак Кормик в статье, опубликованной в журнале "Ридерс дайджест", - мы освобождаем энергию, которая позволяет нам обогащать нашу жизнь".

Ни один из живущих на земле не обладает достаточной эмоциональностью и энергией, чтобы бороться с неизбежным и одновременно создавать новую жизнь. Необходимо выбрать одно или другое. Вы можете либо пригнуться под натиском неизбежных снежных бурь, обрушиваемых на вас жизнью, или же вы будете сопротивляться им и сломаетесь!

Я наблюдал это на своей ферме в Миссури. Я посадил около двадцати деревьев. Вначале они росли поразительно быстро. Затем во время снежной бури каждая веточка покрылась толстым слоем льда. Вместо того, чтобы плавно изогнуться под тяжестью, эти деревья гордо сопротивлялись и в конце концов сломались, не выдержав тяжелого груза. В результате пришлось их уничтожить. Они не овладели мудростью северных лесов. Я пропутешествовал сотни миль по вечнозеленым лесам Канады, однако я ни разу не видел ель или сосну, сломавшуюся от мокрого снега или льда. Эти вечнозеленые леса знают, как надо пригнуться, как склонить свои ветки, как примириться с неизбежным.

Мастера джиу-джитсу учат своих учеников "сгибаться, как ива, а не сопротивляться, как дуб".

Как вы думаете, почему автомобильные покрышки выдерживают так много ударов и не разрушаются? Вначале выпускались покрышки, которые

- 51

сопротивлялись ударам дороги. Вскоре они были разорваны в лоскутья. Затем стали изготавливать покрышки, которые поглощали удары дороги. Такая покрышка могла это "перенести". Мы с вами проживем на свете дольше и спокойнее, если научимся поглощать удары и толчки на скалистой дороге жизни.

Что же произойдет с вами и со мной, если мы будем сопротивляться ударам жизни вместо того, чтобы их поглощать? Что же произойдет, если мы откажемся "сгибаться, как ива" и будем упорно "сопротивляться, как дуб". Ответ очень прост. Мы создадим ряд внутренних конфликтов. Мы будем обеспокоены, напряжены, взвинчены, наши нервы будут расшатаны.

Если мы зайдем еще дальше и отвергнем жестокую действительность, окружающую нас, уйдя в вымышленный мир, созданный нашим воображением, мы станем сумасшедшими.

Во время войны миллионы испуганных солдат должны были или примириться с неизбежным, или заболеть нервным расстройством. Я проиллюстрирую это на примере Уильяма Х. Касселиуса. Его рассказ на одном из занятий на моих курсах в Нью-Йорке был удостоен премии. Вот что он рассказал:

"Вскоре после моего поступления на службу в береговую охрану меня послали в одно из самых опасных мест на берегу Атлантического океана. Меня назначили инспектором по взрывчатым веществам. Можете себе представить! Именно меня!

Продавец кондитерских изделий становится инспектором по взрывчатым веществам! Довольно и мысли о том, что придется стоять на тысячах тонн тротила, чтобы кровь заледенела в жилах продавца кондитерских изделий. На обучение мне дали только два дня; и то, что я узнал, повергло меня еще в больший ужас. Я никогда не забуду свое первое задание. В темный, холодный, туманный день мне был дан приказ отправиться на открытый пирс Кейвен-Пойнт в Бейонне, штат Нью-Джерси.

Мне был поручен трюм N5 на моем корабле. Я должен был работать в этом трюме с пятью портовыми грузчиками. У них были крепкие спины, но они ничего не знали о взрывчатых веществах. Они грузили сверхмощные фугасные бомбы, каждая из которых содержала тонну тротила - этого было достаточно, чтобы взорвать этот старый корабль и отправить нас всех к праотцам. Эти бомбы опускались с помощью двух тросов. Я продолжал повторять сам себе: "А вдруг один из тросов соскользнет или порвется?" О боже! Как я был испуган! Меня бросило в дрожь. Во рту было сухо. У меня подгибались колени. Сердце чуть не выскочило из груди. Но я не мог никуда убежать. Это было бы дезертирством. Я был бы опозорен, и были бы опозорены мои родители. Возможно, меня бы расстреляли как дезертира. Я не мог убежать. Я был вынужден остаться. Я продолжал смотреть, как грузчики небрежно обращались с этими бомбами. Корабль в любой момент мог взорваться. Прошло около часа этого ужаса, от которого по всему моему телу распространялся холод. Наконец, я призвал к себе на помощь здравый смысл. Я себя как следует отчитал. Я сказал себе: "Допустим, тебя взорвут? Ну и что же? Какая разница? Это будет легкий способ умереть. Гораздо лучше, чем умереть от рака. Не будь дураком. Все равно ты же не будешь жить вечно! Ты должен выполнить это задание - иначе тебя расстреляют. Неизвестно, что лучше".

Я так говорил сам с собой в течение нескольких часов и почувствовал облегчение. Наконец, я преодолел свое беспокойство и страхи, заставив себя примириться с неизбежной ситуацией.

Я никогда не забуду этот урок. И сейчас каждый раз, когда я склонен беспокоиться из-за чего-то, что я не в состояниии изменить, я пожимаю плечами и говорю: "Забудь об этом". И представьте себе, это срабатывает

- 52

- даже для продавца кондитерских изделий". Ура! Да здравствует бравый продавец кондитерских изделий!

Кроме распятия Христа, самой знаменитой и трагической сценой смерти во всей истории человечества считается смерть Сократа. Даже через десять тысяч веков люди будут с восхищением читать трогательное описание его смерти, сделанное Платоном, - это одно из самых волнующих и прекрасных произведений мировой литературы. Некоторые граждане Афин, завидовавшие старому босоногому Сократу, выдвинули против него ложные обвинения. Его судили и приговорили к смерти. Тюремщик, дружелюбно относившийся к Сократу, давая чашу с ядом, сказал: "Старайся легко принять то, что неизбежно". Сократ так и поступил. Он встретил смерть с почти божественным спокойствием и достоинством.

"Старайся легко принять то, что неизбежно". Эти слова были сказаны за 399 лет до нашей эры. Но наш старый, вечно встревоженный мир нуждается в этих словах сейчас больше, чем когда-либо прежде: "Старайтесь легко принять то, что неизбежно".

Чтобы одолеть привычку беспокоиться, прежде чем она одолеет вас, выполняйте правило четвертое:

Считайтесь с неизбежным.

Г л а в а 10

Не давайте себе увязнуть в неприятностях.

Вовремя подавайте команду: "остановись".

Хотелось бы вам знать, как делаются деньги на Уолл-стрите? Полагаю, что этого хотелось бы миллионам людей - и если бы я знал ответ, эта книга стоила бы десятки тысяч долларов. Есть, однако, одна хорошая идея, которую используют многие финансисты. Вот, что рассказал об этом Робартсон, советник биржи по вкладам:

Я приехал в Нью-Йорк, имея 20 тысяч долларов, которые мне дали друзья для игры на бирже. Я думал, что знаю все приводные ремни этого механизма. Но я потерял все до последнего цента. Правда, были и удачные ставки, но в конце концов я потерял все. Я не переживал бы так тяжело, если бы это были мои деньги. Но я чувствовал себя ужасно, так как потерял деньги своих друзей, хотя они были богаты и могли это пережить.

Я боялся встречи с ними после того что случилось, однако, к моему удивлению, они легко отнеслись к потере и не утратили своего оптимизма.

Я играл по принципу "выиграл - проиграл", полагаясь в основном на удачу и на мнение других людей. Как сказал Х. Филижс: "Я играл на бирже своим ухом". Я стал обдумывать ситуацию и решил, что прежде, чем вернуться на биржу снова я разберусь во всем до конца. Мне удалось познакокомиться с самым удачливым игроком В. Кастлсом. Я рассчитывал, что многое узнаю от него, так как у него была репутация человека, который с успехом играет на бирже в течение многих лет, а такое не бывает просто удачей. Он задал мне несколько вопросов о том как я вел свои операции, а затем сообщил мне то, что я считаю самым важным принципом в финансовом предприятии.

Он сказал:

"Для каждой финансовой операции я предусматриваю момент, когда подаю себе команду "остановись". Это значит, когда курс акций падает на 5% от стоимости, они автоматически продаются. Потери ограничиваются пятью пунктами.

- 53

Если же ваша сделка оказалась хорошо продуманной, вы можете выиграть - 10, 15 или 50 пунктов. Следовательно, ограничивая потери пятью пунктами, вы можете ошибиться в половине сделок и все равно заработаете много денег."

Я последовал немедленно его совету и следую ему до сих пор, что позволило мне и моим клиентам заработать тысячи долларов. Некоторое время спустя я понял, что принцип "остановиться вовремя" может использоваться не только на бирже. Я стал применять этот подход и к другим проблемам.

Например, у меня были установлены дни, когда мы завтракали вместе с другом. Но он часто и намного опаздывал.

Наконец я сказал ему: "Я жду тебя ровно 10 минут. Если ты задержишься больше этого хоть на минуту, я выбрасываю завтрак в реку и ухожу".

Как бы мне хотелось, чтобы в молодые годы я умел сдерживать свое нетерпение, раздражение, умственное и эмоциональное напряжение! Почему у меня не хватает здравого смысла трезво оценить каждую ситуацию, грозившую вывести меня из состояния душевного равновесия, почему я не говорил себе:

"Дейл Карнеги, зачем волноваться из-за пустяков?"

"Почему в самом деле?"

Однако я должен отдать себе должное, похвалив за небольшой здравый смысл, проявленный хоть однажды.

Это было в серьезный момент моей жизни - в момент кризиса, когда мои мечты, мои планы на будущее и труд многих лет рухнули, как карточный домик. Дело было так. Когда мне было тридцать лет с небольшим, я решил посвятить свою жизнь созданию романов. Я собирался стать вторым Фрэнком Норрисом, или Джеком Лондоном, или Томасом Гарди. Мое решение стать писателем было столь серьезным, что я провел два года в Европе. Там я мог прожить дешево на доллары, так как после первой мировой войны постоянно происходили денежные реформы и безудержно печатались деньги. Я провел там два года, работая над главным произведением своей жизни. Я назвал его "Снежная буря". Название оказалось подходящим, поскольку издатели приняли мое творение с таким ледяным холодом, какой может вызвать лишь снежная буря, обрушивающаяся на равнины Дакоты. Когда мой литературный агент сообщил мне, что мое произведение никуда не годится и что у меня нет писательского дара, сердце у меня чуть не остановилось. Я вышел из его конторы, как в тумане. Я был в таком состоянии, словно он меня ударил дубинкой по голове. Я остолбенел. Однако я понял, что оказался на пересечении жизненных дорог и должен принять чрезвычайно важное решение. Что же я должен делать? Какой путь мне следует избрать? Прошли недели, прежде чем я вышел из состояния оцепенения. В то время я и понятия не имел, что можно установить "ограничитель" на свое беспокойство. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что что сделал именно это. Я поставил крест на тех двух годах, когда я выбивался из последних сил, чтобы написать этот роман, и правильно оценил это как благородный эксперимент, а затем принял решение изменить свою жизнь. Я снова стал преподавать на курсах для взрослых, а в свободное время - писать биографии знаменитых людей и книги познавательного характера, наподобие той, которую вы сейчас читаете.

Чувствую ли я радость в душе от того, что принял такое решение? Радость в душе? Каждый раз, когда я думаю об этом сейчас, мне хочется танцевать на улице от радости! Честно могу сказать, что с тех самых пор я ни одного дня и ни одного часа не жалел о том, что не стал вторым Томасом Гарди.

- 54

100 лет назад, однажды ночью, под крик совы в лесу, Генри Горо опустил гусиное перо в чернильницу и записал в дневнике: "Стоимость жизни такова, какой кусок жизни я готов за нее отдать немедленно или постепенно".

Другими словами, мы - дураки, когда плптим за какую-либо вещь больше, чем она обходится для нашей жизни.

Но именно так поступили Гилберт и Салливан. Они умели сочинять веселые стихи и веселую музыку. Но у них совершенно отсутствовала способность вносить веселье в собственную жизнь. Они создали прелестные оперетты, восхищавшие весь мир: "Терпение", "Детский передник", "Микадо". Но они не могли управлять своими характерами. Они омрачали свою жизнь из-за пустяков, например, из-за стоимости ковра! Салливан заказал уовер для театра, который они купили. Когда Герберт увидел счет, он был вне себя от гнева. Они подали друг на друга в суд и никогда в жизни не сказали друг другу ни одного слова. Когда Салливан сочинял музыку для их нового совместного произведения, он посылал ее Гилберту по почте, а а Гилберт, написав слова, возвращал бандероль по почте Салливану. Однажды их обоих вызвали в театре на бис. Они встали на противоположных сторонах сцены и раскланивались с публикой в глядя в разных направлениях, так, чтобы не видеть друг друга. у них не хватало здравого смысла поставить "ограничители" на свои обиды, как сделал Линкольн.

Донажды, во время Гражданской войны, когда друзья Линкольна клеймили позором его злейших врагов, он сказал: "У вас гораздо больше личной неприязни к моим врагам, чем у меня. Возможно, у меня ее слишком мало, но я никогда не считал, что она себя оправдывает. У человека нет времени на того, чтобы полжизни тратить на споры. Если кто-то из моих врагов перестанет выступать против меня, я никогда не стану попрекать его прошлым".

Очень жаль, что моя старая тетя Эдит не обладала всепрощением Линкольна. Лна и дядя Фрэнк жили на заложенной ферме, земля заросла сорняками, была неплодородной, на участке было много канав. Тете и дяде приходилось нелегко, они вынуждены были экономить каждый цент. Но тетя Эдит любила покупать занавески и другие вещи, чтобы немного украсить их убогий дом. Она покупала эти небольшие предметы роскоши в магазине тканей, принадлежавшем Дэну Эверсолу в Мэривилле, штат Миссури. Дядю Фрэнка беспокоили их долги. У него как у фермера был страх перед растущими счетами и он по секрету попросил Дэна Эверсола не продавать больше его жене в кредит. Узнав об этом, она была вне себя. И она продолжала выходить из себя по этому поводу в течение почти пятидесяти лет после того, как это случилось. Я слышал, как она рассказывала эту историю не один, а много раз. Когда я видел ее в последний раз, ей было уже около восьмидесяти лет. Я сказал ей: "Тетя Эдит, дядя Фрэнк поступил нехорошо, унизив вас, но не кажется ли вам, что жаловаться на это в течение почти полувека после того, как это произошло, гораздо хуже, чем его поступок?" (Но мои слова не подействовали. С таким же успехом я мог обращаться к Луне).

Тетя Эдит дорого заплатила за свое раздражение и злопамятность. Она потеряла душевное спокойствие.

Когда Б. Франклину было 7 лет, он сделал ошибку, о которой помнил 70 лет. Тогда ему безумно хотелось иметь свисток. Он зашел в магазин игрушек и выложил все свои деньги на прилавок, попросил свисток, даже не поинтересовавшись ценой.

"Когда я пришел домой, - писал он своему другу 10 лет спустя, - я стал расхаживать по своему дому и свистеть, очень довольный своей покупкой. Но когда старшие братья и сестры узнали, что я заплатил за

- 55

свисток гораздо больше, чем он стоил, они подняли меня на смех. Я от досады заплакал".

Годы спустя, когда Франклин стал всемирно известным и был послом США во Франции, он еще помнил этот случай.

"Когда я стал взрослым, - рассказывал Франклин, - и увидел поступки людей, то понял, что много, очень много людей платят слишком дорого за приобретение свистка. Короче говоря, что большая часть несчастий человечества обусловлена неправильной оценкой ценности вещей, тем, что они слишком дорого платят за свисток".

Как написано в британской энциклопедии, Лев Толстой последние 20 лет жизни был самым почитаемым человеком в мире:

С 1890 по 1910 год нескончаемый поток почитателей совершил поломничество в ясную поляну, чтобы взглянув на его лицо, услышать звук его голоса, дотронуться до его одежды. Каждое слово, которое он произносил, записывалось. Но что касаеться жизни, - обычной жизни здесь Толстой проявлял меньше здравого смысла в свои 70 лет, чем Франклин в 7 лет! У него вообще не было здравого смысла. Вот, что я имею в виду.

Толстой женился на девушке, которую очень любил, они были счастливы так, что вставали на колени и просили у бога, чтобы он продлил, как можно дольше, их неземное блаженство. Но Софья Андреевна была по натуре очень ревнивой. Она переодевалась крестьянкой и следила за каждым шагом мужа, даже во время прогулок в лесу. У них вспыхивали ужасные ссоры. Она стала ревновать его даже к собственным детям. Однажды схватила ружье и прострелила фотографию своей собственной дочери. Она каталась по полу с бутылкой опиума около рта и грозилась совершить самоубийство, в то время как дети, забившись в угол, кричали от страха.

А что делал Толстой? Я не виню его за это - он ломал мебель, он был достаточно раздражен? Но он делал хуже. Он вел личный дневник. Дневник, в котором все вину возложил на жену. Это был его "свисток"! Он хотел, чтобы грядущие поколения оправдали его и возложили всю вину на его жену.

А что делала жена в ответ на это? Она, конечно, вырывала страницы из дневника и сжигала их. Она начала вести свой дневник, где считала его негодяем, Софья Андреевна написала даже роман "Кто виноват?", в котором представляла своего мужа дьяволом, а себя - святой. И что в результате? Почему эти два человека превратили свой дом в то, что Толстой называл "сумасшедшим домом"?

Очевидно, было несколько причин. Одной из них было жгучее желание произвести впечатление на окружающих. Да, мы те потомки, о чьем мнении они беспокоились! А много ли мы задумываемся о том, кто из них виноват?

Нет, у нас достаточно своих проблем, чтобы тратить время, думая о толстом. Вот цена, которую эти два несчастных человека заплатили за свисток! 50 лет жизни в аду - только потому, что ни у одного из них не нашлось здравого смысла сказать: "Остановись!" Ни один из них не сказал: "пора немедленно остановиться. Мы растратим жизнь. Сейчас же скажем: довольно."

Я твердо верю, что знание реальной меры вещей, является величайшим секретом обретения спокойствия. И я уверен, что мы можем избавиться от 50% огорчений, если однажды установим для себя золотое правило определять, какие вещи представляют для нас жизненную ценность.

Итак, чтобы изжить привычку к чувству беспокойства прежде, чем она поломает вас, возьмите на вооружение пятое правило:

Вовремя остановитесь и задайте себе три вопроса:

- 56

1. Насколько действительно важна вещь, о которой вы беспокоитесь?

2. В какой момент должен я сказать "остановись!" В отношении дела, вызывающего беспокойство, и поставить точку?

3. Сколько я плачу за этот "свисток"? Не заплатил ли я уже больше, чем он того стоит!?

Г л а в а 11

Не пытайтесь "пилить опилки"

Когда я пишу эту фразу, я могу выглянуть из окна и увидеть следы динозавра в моем саду - следы динозавра, отпечатавшегося в глине и камне. Я купил эти следы в музее Пибоди Йельского университета; у меня есть письмо от хранителя музея, и в нем говорится, что эти следы были сделаны сто восемьдесят миллионов лет назад. Даже самому круглому идиоту не пришло бы в голову пытаться вернуться на сто восемьдесят миллионов лет назад, чтобы изменить эти следы.

Однако это было бы не более глупо, чем испытывать беспокойство по поводу того, что мы не можем вернуться обратно и изменить то, что произошло сто восемьдесят секунд назад, - а многие из нас именно так и поступают. В самом деле, мы можем стремиться как-то изменить результаты того, что случилось сто восемьдесят секунд назад, но, по всей вероятности, мы вряд ли в состоянии изменить то событие, которое тогда произошло.

Существует лишь один способ в этом мире извлекать пользу из прошлого - он заключается в спокойном анализе наших прошлых ошибок, чтобы никогда не повторять их в будущем, а затем следует полностью забыть о них.

Я убедился в том, что это действительно правильно. Но всегда ли у меня хватало мужества и ума осуществялть это на практике?