...Вот небритый отец склоняется над колыбелью. От него пахнет всегда табаком и сивухой. Ребёнок плачет, и мать выгоняет его на улицу. Учительница что-то пишет на доске - о Родине и о Коммунистической партии, а Юрик видит только её бёдра и лифчик под кофтой, туго обтягивающий пухлую спину. Первая эякуляция, поразившая его прямо на уроке... Зачёты, шпаргалки, комсомол, партия, ответственный пост. Разбор персонального дела лучшего друга на партсобрании. Служба в органах, крики инакомыслящих на допросах... Венерическая болезнь, новое высокое назначение... Преждевременная смерть бровастого звездуна, самое высокое назначение. Смерть Лампасова, смерть Гималайского, смерть... его?
      Рядом послышались крики и удаляющийся топот членов Политбюро.
      В тот же момент орудие танка, содрогнувшись, произвело выстрел. Бронебойный снаряд ударил по трибуне, и на том месте, где стоял Юрий Владимирович Антропов, осталось зиять отверстие. Сквозь дым из него пробивались огоньки пламени.
      На несколько мгновений всё замерло: люди на площади, птицы в лесах, домохозяйка, стоящая вполоборота у плиты...
      Первыми опомнились натасканные оперативники в штатском, находившиеся повсюду. Они бросились к танку и окружили его плотным кольцом, не понимая, что делать. Глухой, но отчётливый хлопок, донёсшийся из-под брони, в котором все безошибочно угадали пистолетный выстрел, вывел их из затруднения.
      - Готов, застрелился, - дрожа от волнения, проговорил старший группы. Смирнов, Полищук, тащите его наружу.
      Через люк выволокли тело молоденького офицера с погонами лейтенанта и положили на каменную брусчатку площади. В руке офицера был зажат пистолет, из дырочки в виске сочилась кровь. На лице трупа застыло выражение самоотверженного подвига; это был недавний выпускник военного училища, отличник боевой и политической подготовки лейтенант Лампасов.
      Прибыли машины скорой помощи и пожарные. Санитары вынесли с трибуны не успевших выбежать пострадавших, пожарные залили пеной языки пламени.
      Ступившим первыми в Мавзолей представилась чудовищная картина: в разбитом саркофаге, на месте расплавившейся восковой головы вождя, лежала голова Антропова. Его тело, засыпанное обломками стены и залитое пеной, осталось на трибуне.
      - Внимание, работают все радиостанции Советского Союза! - разнеслось над площадью. - Передаём чрезвычайное сообщение. Всем гражданам Союза Советских Социалистических республик предписывается немедленно вернуться в свои жилища по месту постоянной или временной прописки. Военнослужащим и сотрудникам МВД прибыть в расположение своих частей согласно действиям по тревоге. Через сорок пять минут прекратить всякие передвижения, специальным подразделениям начать патрулирование.
      _____________
      Вечером того же дня было распространено сообщение, текст которого раз за разом, с перебивками классической музыки, зачитывали дикторы телевидения и радио.
      "Товарищи. Граждане Союза Советских Социалистических Республик. Сегодня, седьмого ноября 1983 года, в девять часов тридцать шесть минут, врагами Коммунистической партии и советского народа во время военного парада на Красной площади столицы нашей Родины города Москвы был злодейски убит Генеральный Секретарь Коммунистической партии Советского Союза, председатель Верховного совета Союза Советских Социалистических Республик Юрий Владимирович Антропов.
      Органами государственной безопасности и внутренних дел раскрыт заговор сети антинародных организаций, развернувших подрывную, террористическую и шпионскую деятельность под руководством западных спецслужб.
      Конечной целью этих организаций являлось свержение социалистического строя, развал Союза и последующая империалистическая агрессия. Большинство этих организаций раскрыто уже сегодня. Их ждёт суровый суд и справедливая кара нашего народа. Тысячи заговорщиков арестованы, оперативная работа продолжается.
      В связи с активизацией внутренних и внешних врагов, в экстренном порядке создан Чрезвычайный Комитет Государственной Безопасности, которым избран Президент, наделённый расширенными полномочиями.
      Сегодняшнего дня, седьмого ноября 1983 года, Президентом СССР становится генерал-полковник Змий Владилен Казимирович, ранее занимавший должность председателя Комитета Государственной безопасности СССР.
      В связи с введённым на неопределённое время чрезвычайным положением в стране, президент получает расширенные чрезвычайные полномочия с правом:
      - издавать и отменять Указы;
      - казнить и миловать;
      - объявлять военную мобилизацию;
      - назначать на партийные, военные и государственные должности, равно как и снимать с этих должностей..."
      Ниже следовали ещё несколько десятков пунктов основных прав Президента и первые приказы. С девяти вечера до пяти утра на всей территории страны вводился комендантский час. За шпионаж и вредительство патрулям предписывался расстрел на месте. Опоздание на работу приравнивалось к саботажу.
      По случаю смерти Генерального Секретаря объявлялся трёхдневный траур.
      Оглушённая и растерянная страна замерла в тревожном ожидании дальнейших событий.
      Вдали от родины
      Нещадно палило солнце и, не смотря на глубокую осень, дневная температура временами доходила до тридцати градусов в тени. Дима сидел в своём маленьком двухместном номере с зашторенным жалюзи окном, потел и пил апельсиновый сок из холодильника.
      Вчерашний финальный концерт прошёл "на ура": публика с одинаковыми маленькими лицами устроила выступавшему последним номером "Обводному каналу" настоящую овацию.
      Потом на сцену вышли все участники фестиваля, и овации перешли в дружное скандирование. Одетые в жёлтые фестивальные майки корейцы вместе с гостями фестиваля, поднявшись с мест и взявшись за руки, выкрикивали на ломанном русском:
      - Дрюж-ба! Дрюж-ба! Ком-со-мол!..
      Участники на сцене тоже подняли сцепленные руки и скандировали. Прячась за спинами и испытывая неловкость, Котов беззвучно шевелил губами. Его рука сжимала дёргающуюся над головой влажную ладонь Лены Чебриковой заместительницы Потехина и его, Котова, с некоторых пор, любовницы.
      С Леной Чебриковой, девушкой высокой и стройной, он познакомился ещё в Ленинграде, во время последнего отборочного тура. Тогда был конец сентября, за окном шёл дождь, и на душе было гадко. Время от времени звонил Владимир, мягко настаивал на встрече, и где-нибудь на отдалённой скамеечке Михайловского сада происходил очередной инструктаж.
      Владимир показывал Котову фотографии некоторых участников фестиваля, просил запомнить и во время поездки по возможности войти в доверительные отношения. Это было столь отвратительно, что неправдоподобно. Дима односложно выдавливал из себя"да" или "нет", отворачивался и поглядывал на часы.
      Расставшись с Владимиром, он пытался мысленно стряхнуть с себя неприятный эпизод, напивался со Степановым, но выговориться больше не решался, накапливая в себе обиду.
      Изредка он пытался понять, почему для позорной роли стукача в группе был выбран именно он, а не "засекреченный" на заводе Степанов или, к примеру, Лисовский... Он и не подозревал, что все они - и Лисовский, и Осипов, и Степанов - также прошли через позорную процедуру, но от "сотрудничества" нашли в себе твёрдости отказаться, оставив органам только расписку о неразглашении факта состоявшейся приватной беседы. Судьба группы мало зависела от любого из них по отдельности или даже всех троих стразу - замену можно было найти за час и натаскать ребят за неделю. Они это понимали, но стояли на своём, а потому сравнительно легко отделались от назойливой опеки тайной организации, скорее всего, навсегда.
      Лена Чебрикова появилась в личной жизни Котова уже накануне отъезда в Северную Корею, хотя в качестве заместителя Потехина по культуре уже давно мелькала на горизонте. До Димы доходили слухи, а может быть сплетни, что она племянница очень большого человека из ЦК и что её имел едва ли не весь мужской состав горкома ВЛКСМ.
      На самом деле Лена имела связь не со всеми, а только с теми, кого хотела сама. Можно даже сказать, что не мужчины имели её, а она сама их имела. Она была девушка достаточно волевая и знала себе цену. Так, например, на неоднократные предложения руки и сердца от расчётливого Владимира она отговаривалась злыми шуточками и даже пригрозила разжаловать его в рядовые.
      Иногда, конечно, случалась, по её собственному выражению, "потеря бдительности", когда пьяные оргии в бане-бассейне толкали комсомольских работников на неразборчивые связи. Но участники были поголовно женаты, а потому много не болтали. Развёрнутую информацию на эту тему (с видеоматериалом) имел Владимир, для которого каждый из участников уже давно и подробно писал отчёты - о том, что знал, слышал, догадывался или предполагал.
      На работе в горкоме комсомола Лена Чебрикова ровным счётом ничего не делала. Она потому и числилась в заместителях, отказавшись от высоких столичных должностей в ЦК ВЛКСМ, что здесь у неё было всё, кроме забот. Дядя впоследствии обещал ей подходящую партию на выбор, можно с заграничной перспективой. Но Лена замуж не торопилась, ей было хорошо и так.
      В 82-м, с появлением Ленинградского рок-клуба, когда комсомол получил задание присмотреться тусовке, Лена стала появляться на концертах, и вскоре завораживающий дух нашего, русскоязычного рок-н-ролла захватил её и увлёк за собой.
      Лена Чебрикова и Котов первый раз встретились в кабинете у Потехина, и Дима сразу почувствовал на себе пристальный, оценивающий взгляд стройной девушки, комсомольского работника. В тот раз Лена не произнесла ни слова, и в конце короткого делового свидания только слегка кивнула головой, встретившись всё тем же пристальным взглядом с глазами Котова.
      Раньше Дима и не подозревал о существовании у Потехина девушки заместителя. Сам Потехин имел болезненно ревнивую супругу с двумя его детьми, которая, наслушавшись сплетен от доброжелателей, не спускала с него глаз, сопровождая его где только можно или учиняла домашние допросы с личным осмотром и обнюхиванием.
      Как Котову вскоре удалось выяснить, от желания этой девушки зависело очень многое, в том числе поездка группы на фестиваль - поездка, ради которой он формально сделался стукачом.
      Вскоре неожиданно представился случай познакомиться с Леной Чебриковой поближе. Настолько близко, что ближе, наверное, при имевшихся обстоятельствах было бы трудно.
      Незадолго до отъезда в Северную Корею, когда все вопросы, казалось, были решены, позвонил Потехин и сообщил, что он, по семейным обстоятельствам, поехать не сможет. Ленинградскую делегацию будет представлять Лена Чебрикова. Он попросил зайти на другой день в горком, чтобы обсудить некоторые, связанные с внезапной перестановкой, вопросы. Как выяснилось позже, Потехин не пробил места в составе делегации для своей супруги, и она его одного просто не отпустила.
      Когда Дима ступил на порог знакомого кабинета, Лена не ограничилась кивком или взглядом, а поднялась, шагнула навстречу и с улыбкой протянула руку. Потехин, напрочь потерявший интерес к фестивалю Молодёжи и студентов, торопился на совещание. Бросив на ходу несколько фраз, он удалился.
      Оставшись вдвоём, Лена и Котов некоторое время молча курили, бросая друг на друга ещё не вполне определившиеся взгляды. Репутация высокопоставленной девушки комсомолки разжигала в котовском воображении любопытство, смешанное с оттенком физического интереса. Он поглядывал на её обтягивающие джинсы и приталенную рубаху, подчёркивающие очень хорошую фигуру, и отчётливо ощущал, как физический интерес над всеми остальными.
      Чтобы совсем не молчать, Дима время от времени задавал ненужные вопросы, а Лена, делая вид, что поглощена креплением к стене новых агитплакатов, рассеянно отвечала.
      - Помоги, пожалуйста, - сказала она, оказавшись рядом с сидящим на стуле Котовым.
      Дима встал и оказался лицом к лицу с Леной. Так близко, что слегка коснулся её груди и ощутил дыхание. Но Лена не отступила назад. Их взгляды встретились, все намёки и недоговорённости остались в прошлом. Дыхание её участилось, грудь приблизилась к нему вплотную. Дима обнял девушку за послушную талию, прижал к себе, и они слились в чувственном поцелуе, который перешёл в каскад страстных ласк, уже бессознательных, на уровне первой и самой сильной волны желания.
      Но вот Дима ощутил, как руки Лены Чебриковой сомкнулись у него на поясе, расстегнули и вытянули из брючных петель конец ремня, расстегнулась пуговица ширинки и поехала вниз молния. Вельветовые джинсы упали на пол, а неуверенные, такие женственные пальчики уже плавно спускали с него трусы. Лена опустилась на колени, обняла его за бёдра...
      С портрета хитро щурился Владимир Ильич, который, зачем-то подумал Дима, никогда не позволял себе ничего подобного.
      _____________
      - Дрыхнешь, Котяра?..
      Дима поднял голову и осоловело уставился на стоявшего над ним Степанова. Тот держал в руке свёрнутую трубочкой местную газету. Похоже, Степанов только что треснул его этой газетой по голове. А что это за слово такое - Котяра? Ему и в голову не приходило, что можно так обратиться. Все тут начинают понемногу сходить с ума.
      - Видал свою рожу? - Степанов развернул газету, и Котов действительно увидел на последней странице серию фотографий, где, среди прочих эпизодов финала и торжественного закрытия фестиваля, было и его лицо, снятое крупным планом. Из других членов ансамбля в кадр попали только локоть барабанщика и ухо Степанова.
      Газетный оттиск был довольно поганого качества: у Димы был такой вид, как у найденного по весне утопленника. Совершенно непонятно - радоваться или огорчаться такому подарку...
      - Жаль, что по-корейски, - сказал Степанов. - Интересно, про нас что-нибудь написано?
      - У Сунь Ли спроси, она прочитает.
      Котов сел на кровати и протёр глаза.
      Сунь Ли была их переводчица, студентка института Международных отношений имени Патриса Лумумбы. Не дождавшись реакции заторможенного Степанова, он сам снял трубку гостиничного телефона и накрутил две цифры.
      - Алло, Сунь? Здравствуй, дорогая! Из ансамбля "Обводный канал" беспокоят. Зайди к нам, пожалуйста, на минуточку... Да, в четырнадцатый. Ага, спасибо.
      В ожидании переводчицы Степанов открыл новую банку сока из холодильника, а Дима, свернув трубочкой драгоценную газету, устроил охоту на мух. Он уже так возненавидел этих не дававших ему покоя насекомых, что каждое удачное попадание, вид прихлопнутой и корчившейся в собственных внутренностях мухи доставлял ему садистское удовлетворение.
      Наконец в дверь осторожно постучались, и в комнату зашла миниатюрная и немного туповатая переводчица.
      - Слава руководителю! - сказал Котов.
      - Здравствуйте, мальчики, - ответила Сунь Ли, не поняв Котова или не расслышав.
      - Прочитай пожалуйста, что тут про нас написано, - Котов расправил газету и протянул её переводчице.
      Несколько минут девушка сосредоточенно читала заметку, потом подняла глаза и заговорила:
      - Здеся оцень холосо написано. О том, что в ансамбле уцяствуют лутьсие комсомольцы своего района, отличники учёбы, боевой и политической подготовки. Занимаюца обсественной работой, готовятся вступать в ряды капээсэса. Ребята поют о дружбе, о любви к своей великой стране, о комсомоле и о преданности коммуниститиским идеалам. Так... В конце тут написано, что у себя дома вы будете всем рассказывать о великих достижениях насего корейского народа под руководством великого Вождя и Учителя, отца всех народов товарися Ким Ир Сена.
      Сунь Ли радостно смотрела на Котова и Степанова.
      - Холосо написано, правда?
      Беззвучно шевеля губами, Степанов произнёс, по всей видимости, длинное матерное ругательство.
      - Позалуйста повтори, я не поняла.
      - Не надо, - отрезал Котов. - Холосо, холосо написано. Так ты говоришь... О любви к великому руководителю?
      Сунь Ли стала с начала пересказывать содержание заметки. Котов и Степанов закурили.
      - Ну хорошо, хорошо, иди, - Котов растянул губы в улыбке.
      Перед тем как вернуть газету, Сунь Ли повернула её, чтобы взглянуть на передовицу, и вдруг улыбка слетела с её лица.
      На передовице, как и положено, красовалось фото Великого Руководителя с приподнятой для приветствия рукой. Склонившись над газетой через плечо переводчицы, Дима увидел причину столь резкой перемены. Лицо Руководителя, данное крупным планом, его рука и крупно набранный текст - всё было испещрено грязно-красными пятнами раздавленных мух.
      Что-то рассеянно пробормотав, Дима потянул газету к себе.
      Но тут произошла неприятная неожиданность: Сунь Ли не отпустила газету, а, схватившись за неё ещё крепче, двумя руками, стала молча тянуть на себя.
      Ещё не до конца оценив ситуацию, Дима, подчиняясь какому-то инстинкту, силой вырвал газету из рук девушки, оставив в её стиснутых пальцах два клочка бумаги.
      - Ты что? - прикрикнул Дима, разорвал газету, зашёл в туалет, бросил и спустил воду. - Туалетная бумага кончилась? С твоей задницей и этого хватит.
      Сунь бросила на пол оставшиеся в пальцах клочки и вдруг, неприятно изменившись в лице, заговорила:
      - Вы нехорошие ребята. Вы не должны были так делать. Идите сейчас же к Владимиру Петровичу и расскажите ему. Вы обидели нашего Учителя, обидели наш народ. Вам не место в комсомоле, не место в нашей стране. Я буду говорить с вашим начальником, я буду говорить с начальником вашего начальника...
      Не дожидаясь окончания этой идиотской белиберды, находившийся на пределе Степанов развернул её за плечи и выставил из номера. Щёлкнув замком, он продул папиросу и выматерился наконец от души, вслух.
      А Сунь Ли, простояв несколько секунд за дверью в неподвижности, тоже что-то выразительно проговорила на своём языке и быстрыми решительными шажками удалилась в сторону комнаты Владимира, куратора питерской делегации, в которого она, кстати сказать, была тайно влюблена.
      - Да, - отметил Котов, - это штучка... Ты сам-то откуда появился?
      - Провёл разведку, насчёт местной "орбиты".
      - Ну и как оно... тут?
      - Вот, выменял часы на какую-то дрянь... - Степанов достал из спортивной сумки две плетёные бутыли. - Механические здесь в цене. А это у них что-то вроде рисовой самогонки. Продешевил, конечно, хер с ним, праздник всё-таки.
      - Какой праздник?
      - Так это... Седьмое ноября. Завтра, то есть.
      - Ах да! Верно! Только ты убери, не афишируй.
      - Чебрикова придёт?
      - Валя, ты не обижайся, сам понимаешь...
      Последнее означало то, что во время пребывания советской делегации в Пхеньяне группа "Обводный канал" располагалась в двух номерах гостиницы "Ленин". Осипов с Лисовским и Котов со Степановым. А поскольку у Котова время от времени, точнее, почти каждую ночь, оставалась Лена Чебрикова, Степанов был вынужден уходить к друзьям, где ему стелили на полу.
      _____________
      - Чего ты там Сунь Ли сегодня наговорил? - спросила Лена Чебрикова, когда любовники утолили первую волну страсти.
      - А что такого? - нехотя пробурчал в подушку лежавший на животе Котов.
      - Думать надо немножко, вот что такого. Эта дура побежала к Вовочке докладывать.
      - Да пошла она нах...
      - На хуй не на хуй, а вони будет предостаточно. Понеслось говно по трубам. Будем приносить извинения от имени всей делегации.
      - Фиг с ним, завтра уезжаем.
      - А это до отъезда придётся сделать.
      Котов промолчал.
      - Ладно, так и быть, - потрепала Лена его по затылку. - Поговорю с Вовочкой, он всё уладит.
      Котов потянулся к приёмнику и стал ловить "Маяк" - единственную русскоязычную станцию, которую можно было нашарить на коротких волнах. Здесь была ночь, а в Москве только десятый час вечера.
      - ...ВРАГАМИ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ И СОВЕТСКОГО НАРОДА ВО ВРЕМЯ ВОЕННОГО ПАРАДА НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ В ДЕВЯТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ МИНУТ БЫЛ ЗЛОДЕЙСКИ УБИТ ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА...
      Словно обухом по голове ударил чеканный голос диктора, пробившийся сквозь эфирные помехи.
      - Что?!!...
      Любовники мгновенно просохли и подскочили. Лена прибавила громкость.
      - ...СВЕРЖЕНИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОЯ, РАЗВАЛ СОЮЗА И ПОСЛЕДУЮЩАЯ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ АГРЕССИЯ. БОЛЬШИ НСТВО ЭТИХ ОРГАНИЗАЦИЙ РАСКРЫТО УЖЕ СЕГОДНЯ...
      Цепенея от ужаса, они выслушали чрезвычайное сообщение. После полного повтора из динамика зазвучала симфоническая музыка. Говорить было не о чем. Котов достал сигареты, закурил и почему-то подумал о Сунь Ли и о своём привилегированном статусе доносчика.
      - Пойдём к ребятам, - сказала Лена и потянулась за одеждой.
      В гостиничном коридоре они встретились с Сунь Ли.
      - Сецяс передавали, сто у вас в стране больсая беда, - обратилась она только к Лене Чебриковой. Так, как будто сообщала о смерти её родителей.
      - Беда, Сунь, беда... - рассеянно ответила Лена, не остановившись.
      За круглым столом, в своё номере, сидели участники группы и пили принесённый Степановым рисовый самогон.
      - Слышали? - с порога спросил Котов.
      - Комендант в обходе? - бдительно отозвался Лисовский.
      Уже под утро Лена Чебрикова, возбуждённая лошадиной дозой тёплого спиртного, утащила Котова в номер. Степанов и Лисовский героически допивали остатки, а потом спали за грязным столом, уронив головы на руки. Свесившись через подоконник первого этажа, Осипов блевал на клумбу. Рыканье льва разносилось в тишине душной азиатской ночи.
      _____________
      Восьмого ноября 1983 года, в три часа дня, с Пхеньянского аэродрома, сверкнув на солнце, взмыл в небо серебристый лайнер ТУ-134, унося на своём борту полный состав советской делегации фестиваля Молодёжи и студентов. Усталые, полные впечатлений и растерянные, ребята возвращались в Москву. Как встретит их переменившаяся за сутки родная земля?..
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      Весна
      Близится конец этой печальной истории. В течении зимы 1983-1984 гг. произошло в основном два глобальных события:
      а) в стране прочно установилась военно-полицейская диктатура Президента с надёжным институтом доносительства и тотальной слежки друг за другом;
      б) Вера снова села на иглу.
      Не могу сказать точно, какая из этих двух катастроф вышибла меня из седла, возможно, вторая, но к концу зимы я принял для себя единственно подлое и трусливое решение: выйти из игры. Исчезнуть из этого мира навсегда, бросив всё как есть.
      В понедельник 14 мая 1984 года, ближе к полудню, я вышел на улицу. В городе, носившим теперь имя Петра Великого (а не святого апостола) Петрограде уже затих угар, связанный с чередой праздников, и рабочие на подъёмных вышках размонтировали каркасы с транспарантами.
      На улицах было пустынно: новый режим не поощрял прогулки в рабочее время. У меня в кармане лежал рабочий пропуск с пометкой о суточном графике. С таким пропуском можно было даже заговорить патруль в комендантский час.
      В спортивном магазине на Литейном, то есть, простите, на проспекте им. Вышинского я выбрал себе резиновую лодку с насосом, несколько удочек наугад и вместительный рюкзак. Обогащённый этими покупками, я вернулся домой.
      Вера ещё не приходила, тем лучше. Она не появлялась уже вторые сутки.
      Я втиснул в рюкзак всё необходимое вместе с лодкой, надел приличествующие рыболову сапоги и штормовку, смотал удочки и сел за стол перед чистым листом бумаги. Я должен был написать как минимум две записки: официальную для властей и личную для моей всё ещё жены.
      Через час по солнечной стороне бывшего Лиговского, а ныне проспекта им. товарища Когановича, в сторону метро бодро шагал бородатый рыболов-любитель с большим рюкзаком за спиной и связкой удочек в руке.
      На Выборгском (б. Финляндском) вокзале у меня проверили документы скучающие милиционеры. Суточная работа в котельной? Правильно, парень, катись отсюда подальше, на свежий воздух.
      Электричка на Петрокрепость.
      В вагонах безлюдно, смотрю в окно на мелькающие деревья, огороды и тёмно-серые покосившиеся домишки. В голове тоже бессвязное мельтешение. Полтора часа проходят незаметно.
      Выхожу на конечной станции, до берега Ладожского озера рукой подать. Вот устье Невы, на острове - крепость "Орешек". Надо пройти берегом как можно дальше, иначе унесёт...
      Часа три ковыляю по камням, то и дело присаживаясь перекурить.
      Но вот я уже на порядочном расстоянии от селений, вокруг ни души. Редкие кусты, всё тот же каменистый берег, чайки, сгнившая опрокинутая лодка. Времени - десятый час.
      Я разобрал рюкзак, накачал лодку и уложил на дно вещи. Всё готово. Нет, вот ещё что... Я подобрал увесистый булыжник и сунул в рюкзак. Теперь всё.
      Забравшись выше колен в холодную воду, я оттолкнулся и плюхнулся животом в лодку. Подождал пока она отплывёт на несколько метров, уселся как полагается и начал загребать воду коротенькими вёслами.
      Через час берег превратился в тонкую, едва различимую полоску. Уходящее за горизонт солнце заволокло тучами, стало совсем темно, задул ветер. Стремительно проносившиеся надо мной чайки тревожно кричали, по свинцовой поверхности воды пробежало волнение, похожее на стаю голодных зверьков.
      Я сидел в крошечной лодке - один в центре большой, но искусственно созданной и враждебной вселенной, между небом и землёй. Мне было страшно и холодно. Медлить больше не хотелось.
      Я вынул из рюкзака пакет с раствором и шприцами, приготовил две дозы, вторая из которых была последней. Закрыв глаза, помолился. Я просил прощения у Господа за то, что поддался искушению променять жизнь, Им данную, на другую, в которой надеялся найти своё счастье, но погубил себя и ещё миллиарды...
      Озеро приходило в волнение, лодку начинало раскачивать, и я поспешил сделать первую инъекцию. Кровь, насыщенная наркотиком, быстро обволокла мозг, доставляя ему непередаваемое наслаждение. "Как всё хорошо складывается", подумал я.
      Затянув ремни рюкзака с лежащим в нём булыжником, я отмотал кусок лески, прихватил ею рюкзак, лодку за бортовые ремни и самого себя за пояс. Концы хорошенько связал. Теперь всё это хозяйство пойдёт на дно. Вот рыбы посмеются!.. Мне стало смешно, и я затрясся от приступа смеха. Только минут через пять, утерев слёзы, я смог взять в руки шприц с последней, внутримышечной дозой.
      Чувствуя, что от лошадиной первой дозы могу в любой момент потерять сознание, я зажал второй шприц в кулаке и воткнул его в ляжку, прямо через брюки. Другой ладонью я накрыл шприц сверху и плавно ввёл в мышечные ткани смертельное содержимое.
      Всё, теперь можно расслабиться.
      Удобно откинувшись на дне лодки, я прикрыл глаза.
      Передо мной закувыркалась пёстрая круговерть пережитых событий, лица и голоса не то людей, не то персонажей...
      Нет! Ещё не всё...
      Напрягшись, я широко раскрыл глаза. В тёмном небе ветер рвал клочья облаков, рокот волн мешался с пронзительными криками чаек, холодные брызги дождя липли к лицу.
      Да-да, ещё не всё, необходимо сосредоточиться...
      Я приподнял всё ещё зажатый в кулаке пустой шприц и несколько раз слабо опустил его на круглый тугой борт лодки, проткнув резину иглой.
      Теперь точно всё.
      Отбросив шприц, я поплыл так быстро, что едва успел захлопнуть глаза.
      Из записок Веры Дансевой
      В этот день я вернулась домой поздно вечером. Двое суток пронеслись как волшебный сон. После ноябрьского переворота всё переменилось. Люди вокруг стали исчезать. В котельной у Карлова стало некому работать, и они с Поповым торчали там почти безвылазно. Пьянствовали беспробудно и стали похожими на мрачных, неприветливых, чумазых и взъерошенных домовых.
      А я начала колоться в одной компании. И не нужно никаких оправданий, когда вокруг всё катится к чёрту.
      Войдя в комнату, я сразу увидела на столе лист бумаги. Взяв в руки, пробежала глазами текст:
      "Вера, я знаю, что тебе больше не до меня, но всё же попытайся прочесть эти несколько строк до конца, но после этого сразу уничтожь записку.
      Думаю, что и тебе стало ясно, какую чудовищную ошибку мы совершили, очертя голову ввязавшись в эту фантастическую авантюру. Мотивы и цели каждого из нас вполне ясны, результаты налицо. Мне стыдно, но я не вижу способа что либо исправить и ухожу. Что последует за моей смертью - не знаю, хотя, по логике вещей, я должен вернуться в 88-й.
      Не хочу оставлять тебе никакой падали, обойдёмся без этого.
      Рядом лежит записка, которую ты можешь предъявить властям. До свидания?"
      В другой записке было всего несколько строк:
      "Я устал от бесконечных скандалов. Уезжаю работать на Крайний Север. Забудь меня и прощай. Борис."
      Ну не дурак ли?
      Я села на кровать, сунула в рот сигарету, чиркнула зажигалкой, подожгла край первой записки, прикурила. Теперь и меня здесь больше ничего не удерживает. Не мешало бы предложить это и Котову для компании, но где-то на гастролях и вообще, вроде бы не плохо устроился. Петрушка?.. Господи, он же вообще ни при чём, как мысли путаются...
      А мне даже не нужно писать записку: та, что лежит на столе, всё объясняет. Муж бросил жену-наркоманку. Нервный срыв, передозировка... С падалью как-нибудь разберутся.
      Возвращение
      Я открыл глаза и увидел Иванова. Мы сидели за угловым столом пивного бара "Бочонок", и нас было четверо: я, Иванов, Вера и Котов. А где Петрушка? Вот он идёт, с пивом. Всё тот же отвратительный запах, как будто за это время ничего не изменилось. За какое время? Что на самом деле произошло?..
      - Что?..
      Иванов оторвал руки от лица и поднял глаза.
      - Вы пива просили, - сказал Петрушка.
      - Ах, да, спасибо.
      Вера смотрела на меня и молча курила. Котов так же молча цедил пиво, подолгу не отрывая от губ щербатую кружку.
      - Что-то вы приуныли, ребята, - обратился к нам Петрушка. - Пейте и пошли, уже без десяти два.
      Похоже, всё это было на самом деле. И всё это уже кончилось. И я снова здесь... и все остальные тоже, и Вера...
      - Ты... давно здесь? - обратился я почему-то к Котову.
      - Минут пять. А ты только что.
      - А ты когда... оттуда?