Устройство подлунного мира. — Как поспешные нововведения едва не погубили лунатиков. — Восстановление хозяйства и появление «новых гномов»

      Луна, как некоторые знают, значительно меньше Земли. Условно говоря, они соотносятся приблизительно так, как яблоко и небольшой арбуз. Внутреннее ядро Луны-«яблока», населённое крошечными человечками, и того меньше — с грецкий орех. Где же там размещаются города, леса, реки и горы? Это станет понятным, если мы, вооружившись точными приборами, обмерим «орех» по экватору. И тогда мы получим расстояние, очень приличное даже для нас с вами.
      Лунные человечки тоже называют своё запрятанное в оболочку небесное тело Землёй. Но поскольку они знают о существовании нашей Большой Земли, то свою называют Малой Землёй или просто Землёй. Внешнюю оболочку лунатики называют так же, как и мы, — Луной.
      Под действием солнечных лучей оболочка светится изнутри, поэтому в подлунном мире происходят нормальные смены дня и ночи, однако солнца лунатики не видят, и небо у них всегда затянуто плотной дымкой облаков.
      Если мы посмотрим на карту внутреннего ядра, то увидим, что суша здесь представлена одним большим материком. Восточную и западную границы разделяет Большой океанский пролив, стремительные течения которого связывают Северный и Южный океаны.
      В центральной части материка находится самый большой лунный город, он называется Давилон. Здесь рвутся в небо высотные дома, а глубокие ущелья улиц полны электрического света даже глубокой ночью. От перекрёстка к перекрёстку снуют автомобили, а на мостовых полно местных жителей и приезжих зевак.
      Несколько южнее расположен Брехенвиль. Это промышленный городок, и фабричных труб здесь гораздо больше, чем небоскрёбов. В Брехенвиле находится знаменитое макаронное заведение Скупердфильда.
      На морском побережье расположились ещё три курортных городка: Лос-Свинтос, Лос-Кабанос и Лос-Паганос.
      С тех пор, как земные волшебные человечки впервые побывали на Луне, в жизни лунатиков произошла череда ярких, можно сказать, судьбоносных событий. Благодаря приборам невесомости всякая тяжёлая работа превратилась едва ли не в развлечение. Гномы понастроили себе новых домов, засеяли поля и огороды семенами земных растений, которые, по сравнению с местными, были поистине гигантскими и, наконец, по примеру земных человечков, отменили деньги.
      Вещи и продукты питания не успевали довозить до магазинов — их расхватывали прямо на складах. Всем было радостно и весело.
      Но вот не прошло и половины лунного года, как в работе приборов невесомости стали проявляться признаки неисправности. Поднятые в воздух грузы плавно заваливались на землю, будто выдохшиеся воздушные шарики. Механизмы огромных заводских машин начали тревожно повизгивать и поскрипывать и вскоре совсем остановились. Один за другим приборы невесомости садились, как изношенные батарейки.
      Тогда же по непонятной причине вышла из строя радиостанция, находившаяся на поверхности Луны и служившая для связи с Большой Землёй. Подняться на внешнюю оболочку без прибора невесомости не представлялось возможным, помощи ждать было неоткуда.
      Светила науки бросили все дела и съехались на экстренный научный совет.
      Прибор невесомости, как известно, состоит из двух основных элементов: лунита и магнитного железняка. При сближении они взаимодействуют и дают эффект невесомости. Беда заключалась в том, что завезённый на Луну магнитный железняк без подпитки от мощного магнитного поля Большой Земли быстро терял свои природные свойства. Превратившись в обыкновенный кусок железа, он уже ни на что не был годен.
      Опубликованный в прессе доклад произвёл панику на бирже ценных бумаг. Акции заводов, производящих приборы невесомости, обесценились.
      Пришла беда — растворяй ворота.
      Наспех понастроенные дома стали давать трещины, а то и совсем разваливаться. После того, как нескольких жильцов едва не зашибло рухнувшими крышами, жить в них никто не захотел.
      Высунувшиеся из земли ростки второго урожая гигантских растений стали вселять тревогу. Сначали они остановились в росте, а затем, будто оглядевшись по сторонам, стали быстро чахнуть. А поскольку нормальных семян никто не сеял, неминуемо приближалась катастрофа.
      Экстренно был созван ещё один научный совет, в который вошли светила лунной ботаники и растениеводства. Их вывод был неутешителен: для того, чтобы получить гигантские, да и просто жизнеспособные, растения, необходима кропотливая, многолетняя работа на земле. Даже растение, взятое из другого климата, трудно пересадить в свой огород; что уж тут говорить о семенах растений, привезённых с другой планеты…
      Во всеобщей растерянности и начавшейся неразберихе не упустили возможности поднажиться некоторые сметливые и нахрапистые гномы. Когда отменили деньги, они не стали, по примеру других, разбрасывать фертинги направо и налево. Наоборот, они тихонечко прибрали бесхозные денежки к рукам. «Ничего, ничего, — говорили они, — все эти глупости когда-нибудь прекратятся, а денежки останутся при нас».
      Так оно и вышло.
      Когда всем стало ясно, что надежды на быстрое, фантастическое изобилие не оправдались, деньги снова обрели прежнюю цену. И тогда эти гномы в одночасье стали богачами — миллионерами и некоторые даже миллиардерами.
      За бесценок они скупили у разорившихся хозяев фабрики, заводы и сельскохозяйственные угодья. А затем, когда работа повсюду опять закипела, начали и сами обустраиваться по-новому. Дорвавшись до вожделенных миллионов, они бросились навёрстывать упущенное.
      Сначала они накупили себе домов и загородных вилл, в каждом из которых могли бы разместиться со всеми удобствами десятки обездоленных гномов. Вместо них по роскошно обставленным пустым комнатам бегали сторожевые собаки.
      Новые богачи скупали совершенно ненужные им картины, скульптуру, мебель, ковры, технику, яхты, автомобили и личные самолёты. Даже обыкновенный унитаз мог быть сделан из золота и оснащён сложной системой датчиков, которые в сопровождении приятной музыки докладывали, какая у сидящего на унитазе гнома температура тела, давление, чем он пообедал и чем ему следовало бы поужинать, чтобы потом лучше спалось.
      Все эти дорогие излишества они покупали не столько для собственного комфорта, сколько для того, чтобы выпендриться перед окружающими. Так, например, самым шикарным считался у них не самый быстрый и надёжный автомобиль, а тот, длина которого была не меньше двух обыкновенных, стоящих друг за другом. А у некоторых владельцев длина автомобиля достигала и трёх, и даже четырёх обыкновенных. Внутри таких неповоротливых конструкций были просторные кровати, бары и даже небольшие бассейны.
      «Новые» старались выделяться согласно особым, ими самими придуманным внешним признакам. Этот стиль настоящего, заметного издалека богача сложился в их воображении ещё задолго до того, как они сами стали капиталистами. Большинство этих гномов раньше жили в деревнях, и они видели миллионеров только в каких-нибудь дешёвых телевизионных опереттках. Поэтому после внезапного обогащения они повели себя, с точки зрения окружающих, дико и странно.
      Прежде всего, богач в их представлении был непременно упитанным. Для того чтобы побыстрее растолстеть, «новые» принялись по нескольку раз в день завтракать, обедать и ужинать, требуя самые калорийные продукты питания: торты, пирожные, сдобные булочки, намазанные маслом, и сладкое, до приторности, какао. При этом они старались как можно меньше двигаться и больше спать. Некоторые требовали подавать им завтрак прямо в постель, чтобы, не теряя времени, тут же, не отходя, всхрапнуть до обеда.
      Результаты не заставили себя ждать, и вскоре даже самые неприметные заморыши приобрели вполне солидный и респектабельный вид. А те, у кого талии по каким-то причинам не хотели округляться до желаемых размеров, с нескрываемой завистью поглядывали на уже состоявшихся толстяков.
      Некоторые, не желая смириться с природной несправедливостью, пускались на уловки и носили под одеждой специальные надувные жилеты. Однако такое жульничество долго скрывать было невозможно, и таких самозванцев быстро разоблачали. В обществе новых богачей ценились только настоящие толстяки.
      Другой важной отличительной особенностью «новых» была шляпа. Но не какая-то обыкновенная, соломенная или фетровая, а сияющий шёлком, стоящий трубой цилиндр. Настоящего миллионера они представляли себе именно таким: толстеньким, с тростью в руке, с бабочкой на шее и цилиндром на голове.
      А для того, чтобы все издалека видели, с кем имеют дело, эти цилиндры (а в тон им, соответственно, и бабочки) «новые» заказывали не чёрными, а с какой-нибудь броской, вызывающей расцветкой — в горох, в полоску, клетчатые, крапчатые, звёздочками или блёстками.
      Высота этих расширяющихся кверху нелепых головных уборов также имела значение; размеры их подчас становились немыслимыми и для ношения на голове чрезвычайно неудобными.
      Намучившись, «новые» пришли к общему негласному соглашению о высоте цилиндров: не больше, чем расстояние, взятое от плеча до макушки его владельца. Этим решением все остались довольны, а если кто-нибудь нарушал правило, то на него специально показывали пальцем и смеялись. Тут уж бедняге становилось не по себе.
      Среди новых богачей были, конечно, не только гномы мужчины, но и дамы, которым тоже хотелось похвастать своим достатком перед подругами. Для этого они даже в самую жаркую погоду надевали на себя пышные меха, обвешивались драгоценностями, а на голове сооружали какую-нибудь несусветную прическу в виде вазы с фруктами, парусного корабля или высотной башни. Кроме того, полагалось держать на руках маленькую, злобно тявкающую капризную собачонку, раскрашенную акварельными красками на манер попугая.
      Завидев поблизости ещё более расфуфыренную дамочку, такая богачка считала себя смертельно обиженной и немедленно отправлялась домой, чтобы в следующий раз появиться в совсем уже невообразимом наряде.

Как господин Пупс стал самым богатым и уважаемым гномом в подлунном мире

      Самым богатым и влиятельным из «новых» стал некто господин Пупс. В прежние времена мало кто знал о его скромном существовании. Разве только постоянные посетители универсального магазина в захолустном Фантомасе помнили господина Пупса в лицо.
      А лицо у него было широкое, гладкое, всегда расплывающееся в приятной улыбке. И голос у него был тоже приятный, бархатный и слащавый; прямо-таки не говорил, а пел этот симпатичный во всех отношениях толстенький гном.
      В универсальном магазине Пупс работал управляющим. В его обязанности входило обслуживание солидных посетителей. Он должен был такого посетителя лично встретить, проводить вдоль стеллажей, рассказать о новых товарах, пошутить — короче, сделать всё, чтобы покупатель не просто ушел из магазина с покупками, но и остался доволен обслуживанием. Настолько, чтобы ему захотелось заглянуть сюда ещё разок и пообщаться с таким приятным продавцом.
      Обладая хорошей памятью, Пупс запоминал клиентов с первого раза, и, если покупатель снова появлялся в магазине, восторгам его не было конца. «Ах! Вот и вы! — восклицал он. — Как приятно видеть вас снова! Со времени последней нашей встречи вы, несомненно, похорошели и пополнели!..» И затем, прохаживаясь с клиентом вдоль полок, Пупс рассказывал ему, как старому знакомому, местные сплетни и анекдоты, не забывая попутно расхваливать свой товар.
      После такого приёма посетитель чувствовал себя обязанным этому замечательному гному и, чтобы в ответ сделать ему приятное, старался купить побольше, иногда даже не очень нужных ему, вещей.
      Уплатив в кассе, посетитель давал Пупсу фертинг «на чай» и прощался. А услужливый управляющий рассыпался в благодарностях и, стоя в дверях, долго кланялся и просил заходить ещё.
      Покупателям такое обслуживание нравилось, и многие приходили в магазин снова и снова.
      И всё было замечательно до тех пор, пока страна не потерпела экономический крах. Когда деньги отменили и вся торговля пошла прахом, хозяин магазина господин Фунтик, по примеру многих других, всё бросил и уехал в деревню. Совсем иначе повел себя его управляющий. Понимая, что такая неразбериха долго продолжаться не может, он разыскал где-то за городом заброшенный авиационный ангар и начал свозить туда прямо со складов огромные партии бесхозных вещей и продуктов питания. Он также не стал разбрасываться обесценившимися на время фертингами и насобирал их несколько коробок из-под телевизоров, на сумму более полумиллиарда.
      Затем Пупс явился к своему бывшему хозяину Фунтику и предложил купить у него всю сеть разорившихся магазинов. Не долго думая, изголодавшийся Фунтик уступил Пупсу право владения за ящик консервированной фасоли. Оба остались чрезвычайно довольны этой сделкой.
      Затем Пупс разыскал разорившихся владельцев из других городов и тоже скупил у них магазины за бесценок.
      Таким образом, постепенно этот обходительный гном стал единоличным хозяином едва ли не всех универсальных магазинов, расположенных в крупных и не очень крупных городах подлунного мира.
      И как только деньги опять вошли в силу, он начал торговлю своими припасами.
      Таким образом, когда всё утряслось и встало на свои места, господин Пупс оказался самым богатым гномом на Луне. Его состояние оценивалось в десять миллиардов фертингов. После него с большим отрывом следовал господин Скарабей, у которого было пять миллиардов. До начала смуты на его секретных резервных складах хранилось несметное количество товаров — мануфактуры, хлопка, сахара, крупы, консервов и концентратов. Эти товары, в условиях тяжёлого времени, он начал продавать по бешеным ценам через сеть магазинов Пупса. Став компаньонами, они работали в одной связке и нажили огромные деньги.
      Интересно, что внешне эти двое выглядели совершенно по-разному. Скарабей был капиталистом «старой формации», то есть не признавал и даже с раздражением отвергал все эти новомодные штучки — уродливые сверхдлинные автомобили, пёстрые шляпы и толстые животы. Скарабей ездил в нормальном, хотя и очень дорогом автомобиле, носил на голове строгий чёрный цилиндр, а от излишнего веса пытался избавиться при помощи различных диет и массажей.
      А вот господин Пупс по всем внешним признакам выглядел как типичный «новый». Он ездил в сверхдлинном автомобиле, имел с десяток ненужных ему домов и загородных вилл, от природы он был толстенький, носил большой пёстрый цилиндр на голове и пёструю бабочку на шее.
      При всем этом Пупс был далеко не глуп: маскарад требовался ему для того, чтобы новые богатые принимали его за своего и в случае чего поддерживали его, а не Скарабея. Именно за «новыми» была, по его мнению, настоящая сила.

Господин Пупс с негодованием отвергает гнусное предложение незваных гостей

      Однажды, промозглым зимним вечером, к дверям загородной виллы господина Пупса подкатил длинный автомобиль. Хлопнули дверцы, и перед камерой слежения явились двое гномов в пёстрых цилиндрах. Швейцар доложил хозяину, что гости представились как владелец парка аттракционов в Сан-Комарике господин Кролл и свободный коммерсант господин Мигель.
      — Пусть подождут в гостиной, — приказал хозяин, рассмотрев их хорошенько, но не вспомнив. — Подайте им чего-нибудь согреться.
      Гостей усадили и подали им горячего чаю.
      Тем временем Пупс позвонил своему управляющему и попросил немедленно выяснить, что за типы к нему явились. Не прошло и пяти минут, как он держал в руках подробную распечатку личных дел обоих.
      Из досье следовало, что «свободный коммерсант» господин Мигель — в прошлом мелкий мошенник и несколько раз сидел в каталажке за плутовство. Став казначеем акционерного общества «Беспроигрышная лотарея», бежал с деньгами, прихватив попутно общественную кассу.
      Господин Кролл оказался бывшим управляющим делами Скарабея, также обворовавшим своего хозяина на несколько миллионов.
      В настоящее время Мига занимался аферами на бирже ценных бумаг, Кролл же имел в действительности не парк аттракционов в Сан-Комарике, а игорный притон в Лос-Свинтосе, записанный на подставное лицо.
      — Пусть войдут, — сказал Пупс и, чиркнув массивной золотой зажигалкой, прикурил сигару.
      Зал второго этажа был обустроен со вкусом, совершенно несвойственным новым гномам. По наклонной стене сплошного тонированного стекла хлестал дождь, а хозяин сидел в огромной, пузырящейся и подсвеченной изнутри ванне в окружении разнообразных плавающих игрушек. Круглое, блестящее лицо его выражало благодушие и довольство.
      При появлении незнакомцев он даже не подумал вылезти из ванны и одеться.
      Когда остановившиеся в дверях Мига и Кролл робко прокашлялись, Пупс оторвал глаза от телевизионного экрана, где транслировался веселенький кинофильм, и обратился к вошедшим:
      — А! Господин Мигель! Господин Кролл! Рад вас видеть, проходите, проходите! Простите великодушно, что не встречаю вас лично: необходимо, знаете ли, соблюдать назначенный докторами режим.
      Про режим он соврал из соображений деликатности.
      Ободрённые таким приёмом, Мига и Кролл заулыбались и присели на краешки стоявших недалеко от ванны кожаных кресел. Свои пёстрые цилиндры они сняли и поставили на колени.
      — Нет, нет! — запротестовал Пупс и замахал руками. — Ни в коем случае никогда не делайте этого! Вы рискуете попасть где-нибудь в ужасно неловкое положение. Запомните: новые гномы никогда и ни при каких обстоятельствах не снимают с головы цилиндры — ни в гостях, ни в театре, ни за обедом… Вы меня понимаете?.. Я сам сейчас, как видите, без цилиндра. Но! Если бы мне не было доподлинно известно, что вы гномы старой, я извиняюсь, формации, вы бы уж непременно застали меня вот в таком, — на голове Пупса, откуда ни возьмись, появился огромный пестрый цилиндр, — вот в таком виде!
      Гости быстро нахлобучили на головы свои цилиндры и переглянулись. Они ожидали встретить здесь надутого и туповатого невежу, типичного «нового». Такая бурная словоохотливость и парадоксальность заявлений притупили их собственные мыслительные способности.
      — Однако! — Пупс поднял кверху указательный палец. — При данных обстоятельствах, — Пупс доверительно понизил голос, — мы не будем идти на поводу у глупых предрассудков, верно? Шляпы долой! — воскликнул он торжествующе и ловко подбросил вверх свой цилиндр, который закрутился и плавно повис на ветвях разросшегося прямо над ванной цветущего дерева.
      Гости быстро сняли головные уборы и снова поставили их на колени.
      — Пользуются ли успехом у посетителей ваши аттракционы, господин Кролл? — поинтересовался миллиардер.
      — Благодарю вас. Вполне, — ответил Кролл, стараясь вложить в голос как можно больше деликатности.
      — Крутятся карусели?
      — Да… Крутятся.
      — И никаких сбоев?
      — Нет. Никаких.
      — Посетители довольны?
      — Конечно. Вполне.
      — И с полицией договорились?
      — Да. Конечно. То есть… — Кролл осекся, попавшись на крючок. — А при чем тут полиция?
      Пупс расхохотался:
      — Ну, это дело понятное: если уж взялся содержать игорный притон, надо что-нибудь отмусоливать… — Пупс пошевелил мокрыми пальцами. — А иначе прихлопнут! — и он радостно хлопнул во воде ладошкой.
      Вода обрызгала Миге и Кроллу физиономии. Конфузливо улыбаясь, они утерлись платками. Не смея первыми заговорить, они терпеливо ждали, когда Пупс опять начнет задавать вопросы.
      Досмотрев забавный эпизод транслировавшегося по телевизору кинофильма и вдоволь насмеявшись, Пупс приглушил звук и повернул свое добродушное лицо к мгновенно напрягшемуся изнутри Миге.
      — Рад вас видеть, господин Мигель! — воскликнул он. — Что же вы сидите и молчите? Игра на бирже всё ещё приносит доходы? В этом деле главное иметь смекалку и стартовый капитал. У вас ведь был приличный стартовый капитал?
      Пупс намекал на деньги акционерного общества «Беспроигрышная лотарея». Возражать было бы глупо и рискованно. Не подтверждая и не отрицая, Мига вежливо вскинул брови, как бы выражая предельное внимание к собеседнику.
      — Был? — нетерпеливо прикрикнул Пупс.
      — Да, — быстро ответил Мига. — То есть нет. То есть… как вам будет угодно.
      Пупс захлопал в ладоши и залился весёлым смехом.
      — Вы мне нравитесь, ребята! — проговорил он, чуть угомонившись. — Как приятно иметь дело с гномами старой формации! Я ведь и сам был таким совсем недавно…
      Пупс чиркнул зажигалкой, пыхнул сигарой и, блаженно улыбаясь, задумался о тех временах, когда он работал управляющим в магазине и получал из рук покупателей чаевые. Эти чаевые он заботливо откладывал в специальную шкатулочку. А когда, в конце недели, накапливалось фертингов тридцать-сорок, он отправлялся в хороший ресторан. Непременно такой, где весь вечер и всю ночь бывает представление на сцене.
      Он садился за отдельный столик в углу зала, который для него придерживали на субботний вечер, и, поглядывая на сцену, заказывал одно за другим свои любимые кушанья.
      Потом, уже глубокой ночью или под утро, он оставлял фертинг чаевых официанту; фертинг — швейцару, который помогал ему одеваться и кланялся в дверях; и наконец, ещё один фертинг — отвозившему его домой шофёру такси.
      Совершенно счастливый, он укладывался в кровать и некоторое время нежился в перине на чистом, крахмальном белье. Потом он засыпал и видел во сне, как фертинги сыплются на него прямо с неба и он в них купается и в упоении подгребает под себя хрустящие бумажки…
      А что он имел теперь? Деньги отняли у него все радости жизни и даже мечты. Теперь, когда он мог в любое время потребовать для себя самые немыслимые яства, еда уже не доставляла ему прежнего удовольствия. Став богатейшим гномом на своей планете, он не знал, чего ещё можно желать. Любая его самая дикая причуда, прихоть исполнялись мгновенно. Окружающие только и ждали случая, чтобы ему угодить. Если он зимой требовал свежей земляники из леса, то земляника тут же находилась; если ему ночью не спалось и приходила фантазия поиграть с черепахой, то и черепаху откуда-то брали.
      Такое рабское угодничество Пупсу давно наскучило, ему хотелось снова иметь какую-нибудь, пусть даже маленькую, цель в жизни. Вроде тех великолепных субботних ужинов в ресторане, которые он зарабатывал добросовестной и даже, можно сказать, творческой работой в универсальном магазине.
      При всей своей сентиментальности Пупс был чрезвычайно умным, а следовательно, циничным гномом. Он только и ждал случая, чтобы найти какое-нибудь необычное приложение своему уму и бьющей ключом энергии. Именно поэтому он не побрезговал разговором с отпетыми мошенниками, каковыми, несомненно, являлись Мига и Кролл. Кто знает, думал он про себя, может быть, именно они расскажут нечто такое, от чего всколыхнется наконец медленно затягивающая его трясина скуки…
      Отогнав сладостную дымку воспоминаний, Пупс неожиданно развернулся в своей круглой ванне лицом к посетителям и, глядя на них в упор, осведомился:
      — Итак, господа? Чему обязан вашим посещением?
      Мига и Кролл вздрогнули и принялись незаметно подталкивать друг друга локтями. Пупс смотрел на них без улыбки, лицо его было абсолютно непроницаемо. Потухшая сигара застыла у него между пальцами.
      Кролл понимал, сколько может стоить минута времени такого гнома, как Пупс, и он поспешно заговорил:
      — Как вам, возможно, известно, господин Пупс, некоторое время назад я служил управляющим делами и личным секретарём господина Скарабея. Я был его ближайшим помощником…
      Кролл на мгновение замолк и поднял глаза на собеседника. Тот чуть заметно кивнул, подтверждая, что такой факт из биографии Кролла ему известен.
      — За время нашего… м-мм… продолжительного сотрудничества я по долгу службы… был в курсе всех его дел. Я знаю, в чём его сила и в чем слабость. Господин Скарабей — необычайно хитрый и, как бы это сказать… м-мм… не очень щедрый гном.
      Пупс ещё раз кивнул, подтверждая, что такая черта характера господина Скарабея ему хорошо известна.
      Ободрённый, Кролл заговорил быстрее:
      — Ну вот, вытянуть деньги у такого тёртого и прожжённого скупердяя дело трудное и почти безнадёжное. Однако, при определенных обстоятельствах, вполне выполнимое. Да, выполнимое. В здравом рассудке Скарабей, конечно, нипочём не расстанется со своими денежками, но в том-то и штука… Впрочем, я передаю слово господину Мигельу, который пояснит дальнейшее лучше меня.
      Пупс перевел безучастный взгляд на Мигу, который в волнении крутил и без того засаленные поля своего цилиндра.
      — Как-то раз, — начал Мига, — я засиделся в гостях у одного знакомого гнома, химика. Я его давно знаю, вместе мотали срок в ката… то есть я хотел сказать, что мы и раньше встречались в одном очень приличном обществе. Так вот, было уже поздно, только карта мне шла что надо: денежки так и сыпались в карман. И тогда этот гном, а его зовут Кротик, предложил выпить по стаканчику лимонада. А потом он мне вдруг говорит: «Мига, сейчас ты проиграешь мне обратно всё, что выиграл, а потом ещё десять фертингов в придачу».
      Я говорю: «Как же, разбежался…» Но тут со мной начинает происходить какая-то ерунда: карта идёт, а я ему нарочно проигрываю. Хорошие карты сбрасываю, беру мелочь, ставки увеличиваю… При этом ощущение, будто я всё делаю правильно. Ну и вышло в точности, как он сказал: я проиграл обратно весь выигрыш и ещё десять фертингов в придачу.
      Ушёл домой, лег спать. Проснулся на другой день только к вечеру. Голова ясная, всё помню, а понять ничего не могу. Позвонил Кротику, тот смеется: как, говорит, самочувствие? Ещё будем играть? Тут меня как обухом по голове: да ведь это он мне в лимонад вчера чего-то такого подсыпал! Ах ты, окись-перекись проклятая, думаю, сейчас я до тебя доберусь! Только в этот момент, на его счастье, ко мне явился с визитом господин Кролл, — Мига кивнул на своего спутника, — и я, конечно, сгоряча всё ему рассказал.
      — Да, — подхватил Кролл, — и тогда я сразу смекнул, какие выгоды может принести использование подобного снадобья моему игорному заведению… Вы меня понимаете?..
      Пупс кивнул.
      — Мы немедленно отправились к господину Кротику и живо обговорили это дельце. Потом всё сложилось как нельзя лучше: прибыль моего заведения возросла в десятки раз, и мы, все трое, прилично разбогатели. Лос-Свинтос городок курортный: богачи приезжают, проматывают свои денежки и уезжают. Наши счета в банках растут, местной полиции тоже кое-что перепадает…
      Пупс чиркнул зажигалкой и пыхнул окурком сигары. Он всё понял и теперь прикидывал «за» и «против».
      — Стало быть, вы хотите прикарманить денежки господина Скарабея?
      — С вашего позволения, это так, — без обиняков ответил Кролл. — Но не все, а только половину. Ведь другая половина, а это больше двух миллиардов фертингов, вам тоже не помешает?
      — Не помешает.
      Мига и Кролл радостно переглянулись.
      — Но почему вы пришли ко мне, а не к Скарабею? Ведь моё состояние больше по крайней мере вдвое.
      — Видите ли, — замялся Кролл, — дело в том, что, заручившись поддержкой господина Скарабея и попытавшись разорить, гм… я извиняюсь, вашу милость, мы тем самым восстановим против себя гильдию новых гномов. Объединёнными усилиями они в два счёта сотрут нас в порошок. Другое дело — при вашей личной поддержке. Ну и потом, мои личные отношения с господином Скарабеем… оставляют желать лучшего.
      Кролл замолчал и в ожидании начал нервно постукивать пальцами по донышку своего цилиндра.
      Пупс успел всё хорошенько взвесить. Соблазн лёгкого обогащения уступил место тревоге. Сегодня эти двое явились к нему, завтра могут явиться к Пудлу или Циклопу, послезавтра к Скупердфильду… И когда-нибудь жертвой порошка станет он сам. Необходимо пресечь деятельность этих прохвостов и взять изобретателя под свой личный контроль.
      — Идея великолепна, — сказал Пупс.
      Физиономии Миги и Кролла засветились радостью.
      — Однако она требует всестороннего рассмотрения.
      Мигель и Кролл настороженно переглянулись.
      — А потому, — Пупс нажал потайную кнопку, — я попрошу вас на некоторое время… задержаться у меня в гостях.
      В тот же миг, откуда ни возьмись, из пола, из стен, с потолка выпрыгнули, вбежали, спустились на невидимых тросах десятка два одетых в серые обтягивающие трико гномов. На их головы были натянуты маски с круглыми дырками для глаз и для рта, в руках они держали коротенькие автоматы. Ощетинившийся стволами кружок вокруг Миги и Кролла сомкнулся.
      Бедняги оцепенели, не в силах ни пошевелиться, ни что-либо произнести.
      — Вот так, ребята! — бодро воскликнул Пупс и весело рассмеялся. — Не переживайте, будьте как дома. Постараюсь особенно не затягивать с этим делом.
      Он дал знак, и обалдевших пленников вывели из дома. Под моросящим дождём, подталкивая сзади дулами автоматов, их повели в ночную тьму, откуда доносилось встревоженное блеяние, хрюканье и кудахтанье.
      Пупс окунулся с головой, фыркнул, нажал кнопку связи и распорядился:
      — Полотенце. Нет, нет, другое. Да, да! Жёлтенькое в цветочек. Несите, несите скорей… Да! Вот еще что! Прикажите сейчас же доставить сюда этого химика… Кротика. Нет, нет, не ко мне, к этим. Хорошо. Я ужинаю в «Весёлом клоуне».
      Минуту спустя розовенький, распаренный господин Пупс попал в объятия огромного мохнатого полотенца. Ещё через час он сидел в ресторане и, потягивая в ожидании заказа свой любимый земляничный крюшон, с улыбкой следил за начинающимся на сцене представлением.

Скарабей приносит известие о том, что лунатикам снова угрожает появление приборов невесомости

      Как только в ресторане появился господинн Пупс, на сцену вышел конферансье и, остановив представление, провозгласил:
      — Дамы и господа, прошу внимания! Только что — своим посещением — нас удостоил — самый богатый гном на Луне — господин Пупс!!!
      Все поднялись со своих мест и, задрав головы, радостно зааплодировали. Пупс поблагодарил кивками головы и знаками выразил свою скромную признательность. Посетители снова расселись за столики, оркестр заиграл, жонглёр закрутил в воздухе свои оклеенные разноцветной фольгой кегли.
      В этом ресторане у Пупса был не просто столик, а целая ниша — на манер ложи в театре, которая называлась люкс-кабинетом. Она располагалась прямо напротив сцены и была изнутри очень уютно отделана и обставлена. Никто не имел права занимать её даже во время длительного отсутствия хозяина.
      Пупс очень любил сладкое, поэтому его ужин состоял в основном из всевозможных пирожных, бисквитов, запеканок, муссов, желе, самбуков, парфе, суфле и заканчивался большим тортом из мороженого.
      Закусив для начала своими любимыми фирменными блинчиками с абрикосовым вареньем, Пупс принялся было за сладкий, сочащийся вишневым сиропом фисташковый рулет, как в дверь люкс-кабинета осторожно постучали. Пупс недовольно обернулся и увидел метрдотеля.
      — Господин Скарабей и его секретарь господин Джулио просят принять, доложил тот.
      Пупс с огрчением вздохнул:
      — Пусть заходят. Принесите для них приборы.
      Появление здесь Скарабея могло означать, что стряслось нечто неприятное и не терпящее отлагательства.
      Вошедшие сухо поздоровались, сели за стол, сняли шляпы и положили их на колени. На любезное приглашение присоединиться к ужину Скарабей мрачно проговорил: «Благодарю вас, я не голоден». Однако его секретарь Джулио от угощения не отказался, и официант водрузил ему на тарелку кусок сливочного торта.
      На сцене началось выступление факира, который заглатывал целиком лезвия сабель и выдыхал клубы пламени. В полумраке зала разносились возгласы напуганных барышень.
      — Дело чрезвычайно неприятное, — заговорил Скарабей, приблизив лицо к собеседнику. В отблесках пламени опущенные уголки его рта и маленький крючковатый нос приобретали зловещие очертания. — В ближайшее время на Луне могут опять появиться приборы невесомости.
      — Да что вы говорите! — удивился Пупс. Это известие его не испугало. Он подумал, что земные гномы решили возобновить полёты на Луну и тут же начал прикидывать, какие выгоды можно из этого извлечь, если подойти к делу с умом и без паники. — Что вы говорите! Неужели к нам опять летят эти неугомонные земные человечки?
      — Нет, теперь всё обстоит как раз наоборот. Это у нас тут нашлись умники, которые хотят лететь на Большую Землю. Они собираются наладить поставки магнитного железняка с Земли. Расфасовывать его маленькими аккуратными кусочками, обклеивать этикеткой, затягивать в целлофан и продавать как обыкновенные батарейки, только в сотни, в тысячи раз дороже!
      — И тогда…
      — Не мне вам это объяснять. Свободная торговля невесомостью приведет к невообразимой, фатальной катастрофе!
      Пупс перестал есть и на минуту задумался. Следовало либо перекупить эту идею, либо похоронить её раз и навсегда. Перекупить, чтобы затем лишиться всего?.. Абсурд. Похоронить, разумеется, похоронить как можно скорее.
      — Кто эти умники? — поинтересовался он, сделавшись серьёзным.
      — Двое учёных ослов из нашего давилонского Планетария — Сигма и Мемега. Им будто бы перестали выделять деньги на науку, и они додумались открыть свой собственный бизнес…
      — Так что за проблема? Нужно просто дать им денег на науку… и ещё немного. А потом, для полной уверенности, прислать туда пару крепких гномов и вытрясти из них душу.
      — Поздно! — Скарабей достал из-за пазухи вечернюю газету и развернул. На первой странице красовался броский заголовок:
      АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО «КОСМИЧЕСКИЕ ПОСТАВКИ»
      Заголовки помельче были тоже довольно выразительны: «Карманная невесомость для каждого состоятельного гнома!», «Даровая энергия в складчину на каждый бедняцкий хутор!», «Новые перспективы развития науки и техники!», «Остановите безумный проект Сигмы и Мемеги!»…
      Продажа акций объявлялась с завтрашнего утра, представительства компании и пункты продаж открывались одновременно во всех двенадцати крупных городах подлунного мира.
      В газете был также рисунок новой, карманной модели прибора невесомости в виде небольшой коробочки со сменным элементом магнитного железняка. Срок годности такой магнитной «батарейки» мог колебаться от трёх месяцев до полугода. Её ожидаемая цена составляла тысячу фертингов.
      — А почему Сигма и Мемега не обратятся к земным гномам, с тем чтобы они сами доставили сюда вещество? — сказал Пупс. — Ведь их приборы невесомости, надо полагать, находятся в исправности и осуществить рейс-другой ради дружеской помощи не составило бы для них труда?
      — Всё дело в том, — пояснил Скарабей, — что находящуюся на внешней оболочке Луны радиостанцию разрушил метеорит. Таким образом, единственный канал связи между нами и Большой Землёй прервался навсегда. Сигма и Мемега полагают, что при наличии средств, полученных от продажи акций, можно будет построить большую трехступенчатую ракету и частями переправить её на внешнюю оболочку. К тому же они опасаются, как бы земляне не перехватили у них столь выгодную финансовую инициативу.
      — Сколько же этого вещества можно доставить за один рейс? — проговорил вслух, пытаясь сосчитать в уме прибыль, господин Пупс.
      — Не трудитесь, я уже всё посчитал. Один рейс принесёт чистую прибыль порядка двадцати миллиардов фертингов. Это на пять миллиардов больше, чем наши с вами денежки, вместе взятые. Однако дело, как я уже говорил, совсем не в этом.
      — Да, конечно, вы правы, — согласился Пупс. — Я целиком и полностью разделяю ваши опасения. Как же всё-таки много ходит по земле опасных сумасшедших! Судите сами: несколько часов назад ко мне явились два негодяя и предложили травить гномов гипнотическим порошком!
      И Пупс рассказал, как было дело, утаив, впрочем, тот факт, что заговор был направлен против самого Скарабея.
      — Кролл?! — воскликнул Скарабей.
      — Мига?! — воскликнул Джулио.
      — Эти животные?!! — воскликнули оба разом.
      — О, я вижу, что они вам хорошо знакомы, — отметил Пупс.
      — Стало быть, — оживился Скарабей, — эти животные, вместе с изобретателем порошка, находятся у вас под замком?
      — Да, я надеюсь, что к этому времени уже все трое.
      — Но ведь это меняет дело! Мы сейчас же выколотим из этого Кротика его порошок, и тогда два учёных осла в наших руках! Они соберут пресс-конференцию и заявят, что произошла ошибка в рассчётах и предприятие технически неосуществимо.
      — К сожалению, для такого манёвра у нас не осталось времени, — подал голос Джулио. — Акции напечатаны, завтра утром они поступят в продажу. Единственное, что могло бы отсрочить…
      — Ну!! — требовательно рявкнули на него оба миллиардера.
      — Необходимо похитить акции прямо из типографии. И сделать это нынешней ночью.
      Несколько секунд Пупс раздумывал, а затем обратился к официанту:
      — Позовите хозяина. Передайте, что есть срочное дело.
      Знаменитый гангстер Марчелло по прозвищу Танцор был хозяином «Весёлого клоуна». Несмотря на то что все прекрасно знали, кто он такой на самом деле, формально он считался честным и уважаемым гномом. Если он даже где-то и попадался, его сразу освобождали.
      Взять Танцора с поличным было мечтой каждого полицейского. Но не потому, что это было делом профессиональной чести, а потому что это был верный способ разжиться деньгами и уйти с работы.
      Ресторан-кабаре «Весёлый клоун» был нужен банде для создания видимости честного коммерческого предприятия. Если это заведение приносило в месяц десять тысяч фертингов, то в документах значилось, будто оно принесло все сто тысяч. С этих ста тысяч, девяносто из которых были где-то украдены, Танцор выплачивал налоги и взятки. Такая мошенническая процедура называлась в преступном мире отмыванием денег. После такого «отмывания» все были довольны, за исключением, конечно, тех, кого банда обчистила до нитки.
      Поговаривали, что Пупс и Танцор не просто знакомы, но и связаны между собой какими-то тёмными делишками. Поговаривали, что господин Пупс пользовался его услугами для отмывания и своих не совсем честно заработанных денег, а также для запугивания конкурентов по бизнесу.

Сколько может стоить весь тираж свежеотпечатанных акций вместе с типографией, если посмотреть на дело с определённой точки зрения

      Едва Марчелло приоткрыл дверь люкс-кабинета, Пупс поднялся, сделал шаг навстречу и прижал его к груди. Они слегка похлопали друг друга по спине, молча разошлись и уселись в кресла. На потупивших глаза Скарабея и Джулио хозяин заведения даже не посмотрел.
      — Дорогой друг, — заговорил Пупс, — у меня к вам есть небольшое, но чрезвычайно важное и срочное дело.
      — Да, да, чрезвычайно срочное! — подтвердил Скарабей.
      Танцор медленно, всего на одну секунду, перевел на него свой взгляд, и Скарабей понял, что ему следует сидеть молча.
      — Завтра утром должна начаться массовая распродажа акций компании «Космические поставки», — начал излагать дело Пупс. — До этого времени необходимо выкрасть все акции прямо из типографии, вы понимаете?
      Марчелло и бровью не повёл.
      — Возьмите сколько вам надо своих людей, наймите два грузовика и вывезите коробки куда-нибудь подальше, в поле. Побрызгайте коробки бензином… ну и так далее, вы меня понимаете.
      — Сколько?
      — Тридцать… нет, пятьдесят тысяч.
      — Вам нужно сжечь этих акций?
      Пупс согласно закивал головой.
      — Так зачем куда-нибудь везти? Пусть их горят прямо там, в типографии. Вам же обойдётся дешевле.
      Пупс хлопнул себя по лбу:
      — Как же я сам не догадался!
      — Пишите чек.
      Перед тем как заполнить листок в чековой книжке, Пупс на мгновение заколебался. Прикидывая в уме цифру, он покосился на Танцора. Тот небрежно оттопырил два пальца.
      «20.000 фертингов», — вывел Пупс, оторвал листок и протянул Танцору.
      — Читайте утренних газет, — обнадёжил тот и, не прощаясь, вышел.
      Было видно, как Марчелло появился в зале, и двое в пёстрых цилиндрах тотчас к нему приблизились. Выслушав короткие наставления, они кивнули и исчезли.
      Пупс удовлетворённо улыбнулся.
      — Теперь, — сказал он, — когда у нас в запасе несколько дней, используем их так, чтобы ученые ослы Сигма и Мемега забыли всё, чему их когда-нибудь учили.

Господин Пупс помещает своих гостей в несравненно худшие условия, нежели те, в которых проживает он сам

      Мигу и Кролла поместили в крошечную постройку на хозяйственном дворе будку, предназначенную для хранения инструмента и орудий труда. Здесь были свалены лопаты, грабли, тяпки, мотыги и одна трехколесная тачка. Здесь не было ни электрического освещения, ни окон, зато в носы гостей сразу шибанул крепкий до головокружения запах навоза.
      Снаружи опустился крючок, и охранники удалились. Стало тихо.
      — Ушли? — недоумённо сказал Мига.
      Он осторожно подёргал дверь, отметив, что хлипкий запор заскрипел, легко поддаваясь нажиму.
      — Дайте-ка сюда что-нибудь…
      Кролл нащупал черенок лопаты и протянул Миге. Тот просунул лопату в щель, надавил на рукоятку — и крючок со звоном отлетел в сторону. Мига и Кролл вышли на порог и на секунду остановились, прикидывая в темноте, куда следует дать деру.
      — Ерунда какая-то, — проворчал Кролл. — Этот Пупс строит из себя непонятно кого, а приличный замок купить не может.
      — Богачи все такие скряги, — подтвердил Мига.
      И тут в ночной тишине со всех сторон послышались какие-то странные звуки: множественные шаги и учащённое дыхание. Скользнувший по участку свет дежурного прожектора осветил картину, от которой у беглецов мороз продрал по коже: со всех сторон к ним неспешно, но целеустремленно бежали чёрные поджарые собаки. Их было много, они были высокие и мускулистые. Движения у них были тренированные, уверенные и пружинистые.
      Мига и Кролл метнулись обратно в будку, но вместо того, чтобы захлопнуть за собой дверь, принялись в панике выталкивать друг друга вперёд. В этой глупейшей и постыдной потасовке, когда злобное рычание собак приблизилось вплотную, Кролл в бешенстве и отчаянии зашипел:
      — Дайте же что-нибудь… лопату…
      Вообразив, что Кролл отважился отбиваться от собак, Мига быстро сунул ему в руки лопату. Кролл захлопнул дверь и подпёр её лопатой изнутри.
      Порычав и потоптавшись, собаки разбежались. Обессиленные пленники прислонились к дощатой двери.
      — Теперь я понимаю, почему мне рекомендовали не иметь с вами никаких дел, — пробормотал Кролл, тяжело дыша. — Такого трусливого подонка мне ещё в жизни не приходилось видеть.
      — Ладно, лучше заткнитесь, — огрызнулся Мига, — ещё неизвестно, кто больше перетрусил.
      — А мне известно, — настаивал Кролл.
      Мига сделал шаг вперёд, чтобы в полной темноте ощупать окружающие предметы, но наступил на грабли и получил сильнейший удар в переносицу. Вообразив, что Кролл начал драку, Мига взвыл от боли, а затем бросился на обидчика. Но тот изо всех сил лягнул ногой в темноту наугад и попал Миге в живот…
      Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы за дверью не послышались шаги и голоса. Кролл убрал подпиравшую дверь лопату, и внутрь постройки, слепя фонарями, затолкали ещё одного гнома.
      — Что такое?! Куда вы меня привели? — разорялся новый пленник. — Я требую адвоката! Эй, вы, слышите?..
      Но охранники уже убрались восвояси, а привлечённые запахом ещё одного чужака собаки вновь стали собираться вокруг будки.

То, чего не удалось сделать двоим недотёпам, удается сделать при помощи третьего

      Подперев дверь, Кролл чиркнул спичкой, и лицо нового пленника осветилось.
      — Кротик? — удивленно воскликнул Мига.
      Кротик в свою очередь разглядел Мигу и Кролла, а затем сокрушённо всплеснул руками:
      — Так я и знал… Попались-таки с порошком! — он обхватил голову и застонал: — И зачем я только связался с такими идиотами!..
      Мига и Кролл молчали, так как добавить к сказанному им было совершенно нечего. Кротик заметил у Миги на лице синяк и немного смягчился, полагая, что беднягу не иначе как пытали.
      Время шло далеко за полночь, и всем троим, как бы там ни было, зверски хотелось спать. Ворча и зевая, стали, как могли, устраиваться на ночлег. Кролл завладел трёхколесной тачкой, подставив под нее для устойчивости несколько перевёрнутых пустых вёдер. В тачке оказалось мягко, рыхло и как-то по-особенному тепло. Разгорячённые Мига и Кротик завалились прямо на землю, подложив под себя какое-то тряпье. Скоро все захрапели.
      Под утро Мига и Кротик проснулись от холода. Они так закоченели, что зуб не попадал на зуб. Между тем устроившийся в тачке Кролл сладко похрапывал.
      — Чего это он один занял всю плацкарту? — пихнул Кротик Мигу локтем.
      Они поднялись с земли и, стуча зубами, полезли в тачку. Кролл начал отпихивать их ногами, тачка потеряла равновесие, и все трое, под грохот покатившихся вёдер, свалились на пол. Послышался лай сбегающихся собак.
      Только сейчас пленники обратили внимание на то, что снаружи посветлело и между досок кое-как сколоченной будки проявились щели.
      Скотный двор начал оживать: загорланили петухи, закрякали утки, захрюкали свиньи. Послышались шаги и ворчливый голос:
      — Будет вам… сейчас… уже загалдели… несу, несу…
      Гном, в рваном ватнике и резиновых сапогах, принялся кормить животных, а потом куда-то сходил и вернулся с кастрюлей, наполненной костями, обрезками и объедками. Его тут же окружили собаки, наперебой засовывая морды в кастрюлю и стараясь оттуда что-нибудь ухватить. Гном высыпал объедки прямо у дверей в будку и скрылся в свинарнике.
      Кротик вдруг резко оживился:
      — Хватай лопату! Быстрей, быстрей!
      Мига схватил лопату и, хлопая глазами, замер с нею наперевес. Кротик достал из потайного кармана бумажный пакетик и высыпал его содержимое на лопату.
      — Порошок! — разом воскликнули Мига и Кролл.
      — Что стоишь! — в нетерпении зашипел Кротик. — Открой… А ты сыпь порошок в их жратву!
      Мига не заставил повторять: он моментально просунул лопату через приоткрытую Кроллом дверь и высыпал порошок на кучу объедков. С жадным хрипом пожиравшие корм, собаки не обратили на это внимания.
      — Теперь порядок, — прошептал Кротик. — Через пару минут будут как шёлковые.
      Прошло минут пятнадцать, и Кротик сказал: «Пора!». Все трое вышли из будки и направились к видневшемуся вдалеке высокому забору. Несколько собак тотчас побежали в их сторону.
      — Сидеть! — крикнул им Кротик.
      Собаки послушно сели и жалобно заскулили.
      Та же самая история повторилась со всеми другими собаками: поначалу они свирепо бросались преследовать беглецов, но, услышав команду «Сидеть!», послушно садились на траву и жалобно скулили.
      Перемахнув через забор и продравшись через густые колючие заросли, Кротик, Мига и Кролл рванули бегом по незнакомой лесистой местности, рассчитывая где-нибудь выбраться на шоссе и остановить попутную машину.
      Вскоре они уткнулись в ограду птицефермы, из-за ворот которой выезжал грузовик. Всё это время, как оказалось, они бежали вдоль шоссе.
      Пока водитель закрывал ворота, беглецы вскарабкались в кузов и зарылись в мягкие тюки. Только теперь они заметили, что все с ног до головы перепачканы навозом, к которому теперь лип отделявшийся от тюков гусиный пух. Грузовик двигался по направлению к окраинам Давилона, на фабрику пуховых изделий «Тепло и уют».

Версии газет, которые вполне удовлетворили господина Пупса, за исключением одной, из которой ровным счётом ничего не следовало

      Утренние газеты буквально взорвались сенсационным известием о пожаре в типографии. В огне погиб весь тираж акций общества «Космические поставки», а заодно и оказавшаяся поблизости партия этикеток мыла Труппа.
      Сторож показал, что двое неизвестных стукнули его чем-то по голове, связали и выволокли на улицу. Потом он услышал фразу: «Вот так, отдохни пока что здесь, на травке». При этом он ощутил отчётливый запах не то бензина, не то керосина.
      Потом гномы сели в легковой автомобиль марки «Пудл» и умчались в неизвестном направлении.
      После этого в складском помещении типографии начал бушевать пожар, и сторожу стало жарко. При помощи торчавшего из забора гвоздя он освободился от верёвок и вызвал пожарную команду.
      Благодаря умелым действиям пожарных оборудование типографии не пострадало, но от мощных струй пены и воды пришёл в негодность свежеотпечатанный тираж газеты «Давилонские юморески».
      Первой версией газетчиков стал умышленный поджог с единственной целью уничтожение акций самими владельцами общества «Космические поставки». Некто Сухарик убедительно и остроумно доказывал, что «учёные ослы» Сигма и Мемега надавали сгоряча невыполнимых обещаний, а когда опомнились и подсчитали хорошенько предстоящие расходы, решили, что им остается только одно: уничтожить в якобы случайном пожаре все акции ещё до того, как они поступят в продажу.
      В своей обстоятельной статье Сухарик также утверждал, что таких опасных фантазёров, как Сигма и Мемега, необходимо вообще изолировать от общества. «А что если в другой раз им взбредёт в головы печатать деньги, чтобы их было больше и всем было хорошо? — вопрошал автор статьи. — Или превратить всю имеющуюся на Луне воду в сладкий сироп?..»
      Высмеивая учёных при помощи подобных нелепиц, автор сеял недоверие к самой идее этого коммерческого предприятия. Прочитав статью, многие гномы задумались, стоит ли на самом деле покупать акции у таких сомнительных чудаков.
      Не скроем, что автором этого материала был не кто иной, как управляющий делами Пупса господин Крысс, укрывшийся под псевдонимом Сухарик. Статья эта была так называемой «заказной», то есть за её публикацию платили не автору, а, наоборот, сам автор платил владельцу газеты. Излишне говорить, что статья была заказана и оплачена господином Пупсом.
      В другой газете писали, что пожар, несомненно, устроил сам хозяин типографии, так как всё имущество было им застраховано на весьма кругленькую сумму, а оборудование давно пришло в негодность и его оставалось только выбросить.
      Этот материал привлёк пристальное внимание владельцев страховой компании, однако в вечернем выпуске газеты хозяин типографии отверг эти подозрения, представив экспертную оценку стоимости своего имущества, которая на самом деле значительно превышала величину страховки.
      Также высказывалась версия, что пожар возник по вине сторожа, который неосторожно обращался с огнём, а вину свалил на им же самим выдуманных злоумышленников в масках.
      В двух заметках высказывалось предположение, что типографию запалил фабрикант Трупп для рекламы своего мыла, которое никто не покупает.
      Кто-то обратил внимание на марку автомобиля преступников. Поскольку плохой автомобиль для такого опасного дела никто не возьмёт, всю эту историю можно было с натяжкой представить как рекламу автомобилей марки «Пудл».
      Стоит ли говорить, что все эти версии как нельзя лучше устраивали господина Пупса, который просматривал газеты за утренней чашкой кофе. Но среди прочих была и такая заметка, которая его насторожила.
      В опасную для настоящих виновников поджога сторону копнул знаменитый репортёр Буравчик, имевший собственную газету «Правдивые расследования» и программу «Момент секретности» на телевидении. Буравчик напомнил, что во время тушения пожара намок и пришёл в негодность тираж газеты «Давилонские юморески». И на этот факт, по его убеждению, следовало обратить особое внимание. «Кто являлся совсем недавно редактором упомянутой газеты? вопрошал репортёр Буравчик. — Господин Крысс. А чем занимается теперь господин Крысс? Служит управляющим делами у господина Пупса, ближайшего друга и компаньона господина Скарабея, негласного владельца газеты „Давилонские юморески“!..»
      Из этой путаной цепочки ровным счётом ничего не следовало, однако чтение заметки заставило Пупса не раз болезненно поморщиться. «Надо будет хорошенько прощупать этого Буравчика, — подумал Пупс. — Возможно, он о чём-то догадывается…»

Господин Крысс появляется в спальне своего хозяина. — Сигма, Мемега и репортёр Буравчик появляются на экранах ТВ

      Покончив с газетами и утренним кофе, ещё не поднимавшийся с постели Пупс нажал кнопку громкой связи:
      — Где Крысс?
      — Уже здесь, — вкрадчиво отозвался господин Крысс, заглядывая в спальню.
      — Читали? — Пупс тряхнул пачкой утренних газет.
      Крысс прикрыл за собою дверь и присел на краешек стула.
      — Так точно. Читал.
      — Что это ещё за Буравчик мутит нам воду? Вы его знаете?
      — Так точно. Знаю. Чрезвычайно негибкий и неуживчивый гном. Одно время работал у меня в «Давилонских юморесках». Перессорился с редакторами всех газет и учредил свою собственную — «Правдивые расследования». Теперь поливает грязью честных и уважаемых граждан сколько ему вздумается.
      — Кто же оплачивает эти… «Правдивые расследования»?
      — Буравчик — популярный телеведущий, а популярность — те же деньги. Его телепередача «Момент секретности» имеет высокий рейтинг.
      Интерес зрителей можно было понять; Пупс и сам старался не пропустить ни одного выпуска этой скандальной передачи с потрясающими разоблачениями. Случалось, что иного миллионера или важного чиновника выводили из студии уже в наручниках.
      — Стало быть, наш герой-правдоискатель ровным счётом ни от кого не зависит?
      — Увы, это так. Хотя…
      — Да-да?
      — Ходят слухи, что господин Буравчик сильно поиздержался на услуги адвокатов. Будто бы он приходил в банк «Гога и Магога» с просьбой о выдаче ему значительной ссуды. Но я не ручаюсь за достоверность этой информации.
      — Это не сложно уточнить… — Пупс прикурил толстую сигару и выпустил облако дыма. — Подбросьте ему несколько цифр в конфиденциальной беседе. В пределах… ну, скажем, двух миллионов.
      — Я вас понял, хозяин. Ещё поговаривают, что Буравчик недавно провёл неудачную операцию с покупкой телеканала, будто бы его сильно подвёл финансовый директор…
      — Такое положение его дел нас бы устроило.
      — Поздно ночью он попытался устроить пресс-конференцию с этими учёными…
      — Сигмой и Мемегой? Что значит, попытался?
      — Соблаговолите посмотреть запись.
      Крысс вставил диск в проигрыватель и включил телевизор.
      На экране за лесом микрофонов появились растерянные физиономии двух астрономов, проснувшихся, что называется, знаменитыми. Столпившиеся перед ними журналисты, не слыша друг друга, наперебой кричали:
      — …Господин Сигма, это верно, что вы печатаете фальшивые деньги?…Господин Мемега, правда ли, что из всех кранов скоро потечет сладкий сироп?…Скажите, какую жидкость вы использовали для поджога типографии бензин или керосин?…Правда ли, что автомобили марки «Пудл» обладают самой надёжной конструкцией?..
      Глядя на экран, Пупс улыбнулся. Крысс угодливо захихикал в ладошку. Но тут ведущий передачи Буравчик — белобрысый, спортивного вида гном потребовал, чтобы все заняли свои места и замолчали.
      — Прежде всего, — сказал он, — по правилам нашей передачи гости должны сделать заявление от своего имени. Только после этого каждый имеет право поднять руку, представиться и задать свой собственный вопрос.
      Стало тихо, Буравчик кивнул учёным, и первым слово взял астроном Сигма.
      — Вы… все… — указал он слабым, дрожащим пальцем в зал, — дураки! Что вы понимаете в астрономии? Дураки и неучи!.. — Отвернувшись, он взял под руку Мемегу: — Уйдёмте отсюда, коллега, уйдёмте немедленно…
      Под неодобрительный гул и свист журналистов, поддерживая друг друга, учёные стали выбираться из студии. Буравчик тщетно пытался остановить их, уговаривая вернуться на свои места. Оскорблённые в лучших чувствах, эти светила науки поклялись больше никогда не появляться перед журналистами «этой сворой оголтелых собак».
      Пупс выключил телевизор и прикрыл глаза.
      — За ними кто-то стоит, — произнёс он наконец.
      — В любом случае, следует подобраться к ним поближе, — сказал Крысс. И мне кажется, у вас имеется для этого достаточно убедительное средство… прибавил он многозначительно.
      Хозяин и секретарь понимающе посмотрели друг на друга.
      — А вы уже видели этого… изобретателя? — поинтересовался Пупс.
      — Сейчас его приведут. Сигму и Мемегу следует обработать гипнотическим порошком. А затем дать чёткие установки, касающиеся их последующей деятельности и публичных заявлений.
      — Это разумно.
      — Кому вы поручите столь деликатное дело?
      — Целиком полагаюсь на ваш выбор.
      Крысс послушно склонил голову.
      Неожиданно в доме послышались крики и беготня. В спальню без стука ворвался старший охранник Хныга:
      — Хозяин! Хозяин! Ужасное происшествие! Этого просто не может быть! Собаки как будто сошли с ума!
      — Где пленники? — сухо произнес Пупс.
      — Их нет, нет нигде! Собаки будто…
      — Вон.
      Хныга умолк на полуслове и, пятясь задом, удалился из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь.
      — Наверное, охранники плохо обыскали этого химика, — предположил Крысс. — Щепотки порошка достаточно, чтобы усмирить свору.
      Пупс поднялся с кровати, босиком, в ночной рубашке подошел к окну и потянулся.
      — Что вы намерены делать? — сказал он безразличным тоном, означавшим высшую степень недовольства.
      — Я знаю одного толкового сыщика, — сказал Крысс. — При хорошей оплате берётся за любые безнадёжные дела и сомнительные делишки. И самое главное, умеет держать язык за зубами.
      — Его имя?
      — Фокс, с вашего позволения.
      — А если они направились прямо в полицию?
      — Не думаю, что они настолько глупы. Скорее всего попытаются раздобыть денег, фальшивые документы и смыться куда-нибудь подальше.
      — В таком случае не скупитесь на расходы, положение слишком серьезно. Если мы не возьмём их за шиворот до сегодняшнего вечера, после это будет сделать гораздо труднее.
      Больше не говоря ни слова, Крысс торопливо вышел.
      Пупс снял телефонную трубку и вызвал Скарабея.
      — Дело осложнилось, — сказал он, не вдаваясь в подробности. Встретимся вечером в «Весёлом клоуне».

Оперативный метод работы сыщика Фокса. — Господин Крысс имеет говорить с Танцором. — Похоже, что беглецы уже в ловушке

      Сыщик Фокс считался лучшим сотрудником агентства «Хитрый лис» в Сан-Комарике. Он был умён, знал юриспруденцию и бухгалтерию, а ещё лучше психологию. Он умел добиваться своего, обходя законы таким образом, что все оставались довольны. Любое дело он устраивал так, что оно никогда не доходило до суда.
      Выслушав Крысса по телефону и сторговавшись в цене, Фокс не помчался сломя голову в Давилон на поиски беглецов, а для начала заглянул в свою базу данных и узнал много чего интересного о личностях Миги, Кролла и Кротика. Потом он обзвонил своих платных осведомителей и только после этого сел в поезд и поехал. Но опять-таки не в Давилон, а в Лос-Свинтос, где, как ему удалось выяснить, находилось подпольное игорное заведение господина Кролла.
      Подбросив там кое-кому деньжат, Фокс узнал, что заведение находится под «крышей» знаменитого бандита Танцора и ежемесячно выплачивает прибывающим из Давилона курьерам определенный процент от прибыли.
      «Вот теперь всё встало на свои места, — сказал себе Фокс. — Несомненно, эти недотёпы явятся к Танцору и попытаются продать ему свой бизнес за бесценок. Но Танцор не будет вставлять палки в колёса господину Пупсу, следовательно…»
      Фокс вынул из кармана трубку и набрал давилонский номер Крысса.
      — Ну, что? Как дела? — в нетерпении закричал тот. — Нигде не могу вас найти!..
      — Я в Лос-Свинтосе.
      — Где?!.
      — Послушайте, Крысс, если я прямо сейчас скажу, где искать ваших недотёп, мой гонорар не пострадает?
      — Ни в коем случае. Для нас важнее всего выиграть время. Вы интеллектуал и у вас свои методы, а для грязной работы охотники всегда найдутся, да и стоят они недорого…
      — Хорошо. Надеюсь, мы с вами работаем не в последний раз. Записывайте.
      Крысс уже нетерпеливо водил карандашом по бумаге.
      — Они должны явиться к Танцору в заведение под названием «Весёлый клоун»…
      — Что?!. — Крысс выронил карандаш.
      Фокс коротко, но обстоятельно рассказал о проделанной им за день работе.
      Пообещав не сходя с места перевести на его счёт гонорар, Крысс связался с «Весёлым клоуном». Он представился и попросил соединить его с хозяином заведения. После минутной паузы, во время которой в трубке звучал доносившийся с эстрады голос популярного сатирика, их соединили.
      — Господин Крысс имеет говорить с Танцором.
      — Добрый вечер, господин Танцор, рад вас слышать.
      — Не сомневаюсь, господин Крысс. И вечер тоже выдался славный.
      — С вашего позволения, я перейду к делу.
      — Валяйте, а чего тянуть.
      — Известны ли вам такие личности, как Мигель, Кролл и Кротик?
      — Впервые слышу.
      — Простите за нескромный вопрос: когда вы их видели в последний раз?
      — О! Вы бы ещё спросили, когда я в последний раз радовался в этой жизни чему-то хорошему… А чего такого натворили эти пижоны?
      — Пока ещё ничего страшного, господин Танцор, просто господин Пупс желает их срочно видеть.
      — И каким же боком в этом деле Танцор?
      — Видите ли, есть серьёзные подозрения, что этой ночью они будут искать встречи лично с вами.
      — Они её найдут, если вы просите.
      — Это будет чрезвычайно любезно с вашей стороны. И пожалуйста… поаккуратней.
      — Так и быть, специально для вас побрызгаю их одеколоном и перевяжу розовой ленточкой.
      Рассыпавшись в любезностях, Крысс бросил трубку, хлопнул в ладоши и поспешил в «Весёлый клоун», где Пупс и Скарабей проводили в это время срочное совещание.

Как Мига, Кролл и Кротик превратились в учёных птиц, которые зарабатывают в цирке неплохие деньги

      Миновав ворота фабрики пуховых изделий «Тепло и уют», грузовик остановился, и двое гномов принялись сбрасывать тюки под складской навес.
      — А товарец-то не первой свежести, — заметил один из них.
      — Это точно, перо с душком, — подтвердил другой, прекратив работу и принюхиваясь. — Надо бы позвать бригадира, пускай он решает, что делать.
      Пришёл бригадир, распорол один из тюков и стал ворошить пух, который немедленно полетел по фабричному двору. Все стали чихать, в административном здании захлопали форточки.
      — Нет, пух первосортный, — уверенно заявил бригадир. — Это, наверное, шофер какую-нибудь дрянь возил, а кузов не вымыл. Из-за того и воняет.
      Водитель начал переругиваться с бригадиром, и от этого шума проснулись зарывшиеся в тюки Мига, Кролл и Кротик. После мучительной ночи их сморил сон, и теперь они, поднявшись, озирались по сторонам, ровным счётом ничего не понимая. Все трое были с ног до головы перепачканы навозом и вываляны в пуху.
      Первым опомнился бригадир.
      — А ну-ка, ребята, — проговорил он взволнованно, — держите их хорошенько…
      Двое рабочих и водитель грузовика стащили диковинных гномов на землю и крепко заломили им руки за спины. Потом их затолкали в пустой гараж, заперли и встали посреди двора, недоуменно отряхиваясь.
      — Это инопланетяне, братцы! — зашептал водитель. — Я про них читал в газете «Для досуга»: они живут в канализационных трубах и охотятся за воробьями. Надо сообщить побыстрее куда следует!..
      — Ладно, — сказал бригадир, — кто бы они ни были, пойду в контору и составлю акт. Спишу на них весь порченый товар и ещё партию бракованных наволочек за ту неделю. Вот так, попались наконец, вредители. А вы тоже идите со мной, распишетесь…
      Оказавшись запертыми в гараже, Мига, Кролл и Кротик, ощущая невыносимую жажду, напились из стоявшего на земле ведра. Когда ведро поставили на место, из него выпрыгнула лягушка и, недовольно квакнув, ускакала. Мига и Кролл совсем скисли, а Кротик тем временем осмотрел металлическую дверь, подёргал, снял с ведра металлическую дужку, просунул в щель и ловким движением выбил заглушку из запора.
      Без лишних разговоров все трое бегом пересекли двор, перемахнули через забор и что было духу помчались прочь по узенькой улочке. Редкие прохожие испуганно шарахались.
      Миновав промышленную зону, беглецы вылетели прямо на середину оживлённого перекрестка.
      Не успели они оглядеться по сторонам, как возле них заскрипели тормоза большого полицейского автомобиля. Из кабины вылез обер-атаман Дригль, а из дверей крытого кузова выпрыгнули рядовые Фигль и Мигль.
      — Это что ещё за чучела? — прохрипел Дригль, медленно обходя троих облепленных перьями субъектов.
      Час назад в полиции получили негласное указание о розыске неких мошенников — Мигеля, Кролла и Кротика; давалось также подробное описание их внешности, одежды и особых примет.
      Несколько раз обойдя незнакомцев и брезгливо потыкав в них резиновой палкой, Дригль убедился, что ни один разосланным описаниям не соответствует. Скорее, эти существа напоминали ему каких-то диковинных птиц.
      — Осмелюсь доложить, господин обер-атаман, — обратился к Дриглю рядовой Мигль, — из цирка сбежали какие-то три огромные диковинные птицы. Ходят и бегают на двух ногах, совсем как гномы. Штраусы или страусы… Предупреждали, что они могут больно лягаться.
      Полицейские опасливо посторонились.
      — Послушайте! — не выдержал Кролл. — Мы не страусы, мы обыкновенные граждане. Отпустите нас, мы очень спешим по делам!
      — Ого! — удивился Фигль. — Они еще и говорить умеют.
      — Это ещё что, — подтвердил Дригль. — На той неделе я видел по телевизору собаку, которая знала наизусть всю таблицу умножения, с какого места ни спросишь! Вот ты, Мигль, к примеру, знаешь таблицу умножения?
      Мигль неуверенно поморщился и пожал плечами.
      — Вот то-то и оно. А собака могла пролаять ответ с любого места. И если какая-то паршивая собака умеет считать лучше иного гнома, то почему бы таким дорогим и редким птицам не сболтнуть какую-нибудь ерунду? Вот что, ребята, отвезем-ка их в цирк и получим причитающееся нам вознаграждение. Эй, Мигль! Сколько там за них обещали?
      — Осмелюсь доложить, господин обер-атаман, по сотне за каждую птицу.
      — По сотне?! А чего тут еще раздумывать. Эй, вы, чуда в перьях, полезайте в фургон живо! Цып-цып-цып! — обратился он к беглецам, у которых уже ум заходил за разум.
      Подогнав автомобиль к зданию цирка, Дригль вылез из кабины и открыл дверь кузова. Оттуда пулей выскочили Фигль и Мигль, зажимая носы.
      — Ну и воняют же эти птицы! — пожаловались они. — Не верится, что кто-нибудь выложит за них триста фертингов…
      Вызвали хозяина сбежавших страусов, и тот долго с удивлением рассматривал трех облепленных пухом и распространяющих запах навоза гномов.
      — Нет, — решил он в конце концов. — Это не наши. Наших, вообще-то, привели ещё позавчера. Пришлось раскошелиться на триста фертингов. Ничего, вычту из жалованья у сторожа, в другой раз не будет таким растяпой. А этих вы бы лучше помыли в бане да спросили у них документы.
      С этими словами хозяин страусов ушел обратно в цирк.
      — Что за ерунда! — топнул ногой Дригль. — Какие могут быть у птиц документы! Вот что, надоело мне с ними возиться, отвезем сейчас же этих вонючек в зоопарк и посадим в клетку…
      — Погодите! — взмолился Кролл. — Вы хотели триста фертингов? Вот, возьмите пятьсот, мы сами выкупим себя за вознаграждение. Мы сейчас же сами вернемся в цирк и не доставим вам больше никаких неудобств… — Кролл похрустел перед носом Дригля пятью стофертинговыми бумажками.
      Тот взял деньги, повертел их в руках и сунул по одной бумажке Фиглю и Миглю. Потом полицейские молча залезли в автомобиль и умчались прочь.
      — Неплохо же зарабатывают в этом цирке, — ворчал себе под нос Дригль, сидя за баранкой, — если какие-то вонючие птицы имеют при себе набитые деньгами бумажники!..

Необходимы срочные переговоры с Сигмой и Мемегой. — Танцор имеет кое-что показать господину Пупсу

      В люкс-кабинете «Весёлого клоуна» Крысс застал Пупса и Скарабея за чтением вечерних газет. Он поздоровался с беспечно закусывающим Джулио и шёпотом спросил:
      — Что случилось?
      — Учёные ослы заказали новую партию акций, — объяснил Джулио, наклонившись к уху Крысса. — Тираж будет втрое больше прежнего.
      — Зачем так много?
      — Паршивые газетчики так раздули это дело, что теперь каждый гном хочет иметь у себя акцию «Космических поставок», хотя бы из любопытства. Цена пока ещё плёвая — фертинг за штуку.
      Тут Пупс со словами «какие мерзавцы!..» отшвырнул от себя газеты.
      Крысс, чтобы обратить на себя внимание, деликатно прокашлялся в кулак.
      — А, это вы! — оживился Пупс. — Ну, как дела? Есть какие-нибудь зацепки?
      — Косвенным образом я… да, я надеюсь, что в ближайшее время вы, вероятно, их увидите.
      — Что вы такое бормочете, Крысс! — вмешался Скарабей, лицо у которого пылало огнем. — Говорите толком, где эти животные! Ага! Не знаете? Так вот что я вам скажу: надо прихлопнуть астрономов, и точка! — Скарабей ударил по столу так, что оркестр перестал играть.
      — Тише, умоляю вас! — зашептал Крысс и сделал оркестру знак продолжать. — Поймите: во-первых, расправа над Сигмой и Мемегой ещё более повысит стоимость акций, а во-вторых, несомненно, что учёные ослы всего-навсего подставные марионетки и за ними стоит куда более серьезный и опасный противник.
      — Крысс прав, — согласился Пупс. — Я уже не раз говорил вам, коллега, что тут замешаны «новые». Узнаю их тяжёлый стиль: стремительный напор, размах и бесцеремонность. Это гномы из нашей гильдии. Но кто бы это мог быть? Пока мы этого не знаем.
      — Наверное, об этом следует поинтересоваться у самих учёных ослов, высказал свое предположение Джулио.
      — Сначала нужно разыскать треклятый порошок! — кипятился Скарабей. Что они скажут вам без порошка? «Вы трус, вор, негодяй и мерзавец, господин Джулио!» — вот что они вам скажут в лучшем случае. В полиции у меня есть кое-какие связи; сегодня целый день химики из отдела криминальной экспертизы шуровали у этого Кротика на квартире. Всё впустую! Утверждают, что там полная неразбериха: склянки не подписаны а в тетрадях такие каракули, что не ясно, какой стороной их держать… Двоих растяп увезли с отравлением, и чему только учат проклятых идиотов!..
      Крысс наклонился и что-то шепнул на ухо своему хозяину.
      — Официант! — тут же распорядился Пупс. — Пригласите Танцора.
      Официант исчез и через минуту вернулся:
      — Господин Танцор велел передать, что он имеет вам кое-что показать там, внизу.
      Крысс многозначительно посмотрел на Пупса, тот кивнул, и все четверо поспешили следом за официантом.

Как беглецы все-таки добрались до заведения Танцора и как последний проявил гостеприимство

      Отделавшись от полиции, Мига, Кролл и Кротик спрятались в кустах находившегося поблизости пустынного парка. Они решили дождаться вечера и под покровом темноты пробраться в город. Но не тут-то было: именно в это время в парке собирались для ночлега бродячие собаки со всего города. Они учуяли и быстро окружили место, где затаились беглецы. Стая увеличивалась, лай усиливался, кольцо сжималось.
      Деньги в данном случае были бессильны, кто-то должен был пожертвовать собой для отвлечения голодной стаи. Дрожа всем телом, никто из троих не решался первым высказать это единственное спасительное для двух других решение. Никто из троих не мог быть уверен, что выбор не выпадет именно на него.
      Вдруг Кролл почувствовал, что всё уже решено и сейчас эти двое вытолкнут его из кустов на съедение собакам. Конечно, они уже всё решили! Ведь он из троих самый откормленный и наименее полезный. Ему стало казаться, что Мига и Кротик на него недобро скосились и вот-вот подтолкнут сзади…
      В этот момент Кролл упёрся спиной в торчащий сук, дико взвизгнул и задал такого стрекача, что в одно мгновение скрылся из виду. Миге и Кротику не оставалось ничего другого, как последовать за ним, и теперь собаки должны были растерзать того, кто бежал последним. Все трое с места взяли такую скорость, что собаки в первые секунды остались далеко позади.
      И — о чудо! — впереди блеснула поверхность декоративного рва, заполненного водой. Беглецы с разгону влетели в воду и, побарахтавшись хорошенько на мелководье, вылезли на противоположном берегу.
      Под лай метавшихся в бессильной злобе собак они перемахнули через ограду парка и оказались на слепящей огнями фар оживленной трассе. Остановить попутку было минутным делом, и вскоре они уже колотили ногами и руками в служебную дверь ресторана «Весёлый клоун».
      Коротко расспросив их, Танцор сообразил, что на этом деле можно будет неплохо нажиться. Он накормил гостей, дал им возможность выстирать одежду и высушить её на горячих трубах, а потом запер всех троих в подвале.

О том, как трудно купить только одного гнома, когда вам навязывают сразу трёх

      Но вот дверь подвала заскрипела, и в освещенном проёме показались Пупс и Скарабей вместе со своими секретарями.
      Пленники бросились на каменные ступени к их ногам, наперебой горланя что-то жалобное и клятвенно-преданное.
      — Как вы себя чувствуете, господин Кротик? — поинтересовался Пупс, не обращая ни малейшего внимания на двух других пленников.
      — Не обижал ли вас кто-нибудь? — высказал несвойственную ему озабоченность Скарабей.
      Из невнятных междометий Кротика можно было понять, что он готов делать всё, что ему прикажут.
      — Мы подумаем о вашем предложении, — милостиво согласился Пупс.
      Затем дверь захлопнулась, и пленники, поколотив в неё и покричав, снова впали в отчаяние.
      Тем временем в кабинете господина Танцора начался торг.
      — По десять тысяч за трёх бестолковых проходимцев? — возмущался Скарабей. — Мигу и Кролла я не возьму даром, пускай сидят в подвале. Я ещё приплачу, чтобы вы их не кормили.
      — Все трое продаются в комплекте, — отвечал Танцор. — А если вам нужно именно Кротика, так берите его за тридцать. Тех я отпущу просто так, чтобы они болтали направо и налево, если вам этого надо.
      — Но почему же за тридцать! — волновался Скарабей. — Вы умеете считать до одного, господин Танцор? Я желаю купить только одного гнома, а не трёх, понимаете? Так почему же за одного я должен платить как за трёх?
      — Стало быть, он того стоит. Имейте в виду, что Танцор никогда не запросит лишнего.
      Тут Пупс поднял руку, сделав знак всем замолчать:
      — Господин Танцор, уступите мне всех троих за двадцать, и дело в шляпе.
      Танцор сразу перестал торговаться, и они пожали друг другу руки.
      — Вам их доставить?
      — Да, пожалуйста. Я распоряжусь, чтобы для них подготовили соответствующие апартаменты.
      Пупс сделал по телефону необходимые распоряжения, и вскоре пленников доставили на его загородную виллу. Кротик оказался в роскошной гостевой комнате с ванной, буфетом и гидрокроватью. Ему в срочном порядке доставили необходимые для производства порошка инструменты и химикаты. Что касается Миги и Кролла, то их опять затолкали в ту самую будку для садового инвентаря. Собаки, строго наказанные за бегство пленников, ходили кругом, некормленые и злые.

Бывает, что двое ненужных тоже могут пригодиться — Совещание в люкс-кабинете продолжалось на чуть более повышенных тонах.

      — К утру первая партия гипнотического порошка будет в нашем распоряжении, — сообщил Пупс. — Необходимо сразу направить к учёным наших доверенных лиц для переговоров.
      — Правильно, траванём лопухов гипнотическим порошком, — брякнул Скарабей. — Кстати, кто поедет травить?
      — Не травить, коллега, не травить, — поправил его Пупс. — Не травить, а выяснять, кто на самом деле стоит за «Космическими поставками». Порошок, к вашему сведению, абсолютно безвреден.
      — Так кто же поедет выяснять?..
      Все посмотрели на Крысса, но тот спокойно парировал:
      — Польщён вашим доверием, господа, однако вынужден поставить вас в известность, что дела господина Пупса ежесекундно находятся в поле моего внимания. Пусть он решает, могу ли я ехать.
      — Нет, нет, господин Крысс, я вас не отпускаю, — забеспокоился Пупс. Но может быть, господин Джулио возьмет на себя столь деликатную миссию? Я знаю, что господин Скарабей прекрасным образом самостоятельно справляется со всеми своими делами.
      Джулио подготовился к ответу не хуже Крысса.
      — Ученые шимпанзе знают меня как облупленного, — сообщил Джулио. Во-первых, когда-то я представлял им космического пришельца Карлушу, а во-вторых, продал им порядочное количество акций «Беспроигрышной лотареи». Это общество, как вам известно, впоследствии… м-м… прекратило свое существование.
      Скарабей и Джулио понимающе переглянулись.
      — Погодите! — сообразил Крысс. — Но ведь у нас теперь есть Мига и Кролл. Должны ведь они на что-нибудь пригодиться!
      — Верно! — подхватил Скарабей. — Мы уже потратили на этих животных кучу денег. Вот и для них найдется непыльная работёнка. Только не сбегут ли они тотчас, оказавшись на воле?
      — Если предложить им достаточно выгодные условия, они будут работать, уверенно заявил Пупс. — Собственно, за этим они ко мне и явились.
      Это последнее решение удовлетворило всех присутствующих.

Глазам репортёра Буравчика являются зловещие фигуры настоящих владельцев акционерного общества — «Космические поставки»

      Вечером того же дня на территорию расположенного в пригороде Давилона Научного городка въехали три сверхдлинных автомобиля. Солидно прошелестев по гравию, они остановились перед колоннадой центрального входа в здание обсерватории. Из ведущего и замыкающего автомобилей выскочили охранники, одетые в чёрные костюмы, чёрные кожаные перчатки и очки с чёрными стеклами. Из центральной машины вылез шофер и услужливо открыл заднюю дверцу. Появились трое гномов в огромных пёстрых цилиндрах.
      Это были набирающие силу авторитеты преступного мира, члены гильдии «новых гномов», теневые магнаты Жмурик, Тефтель и Ханаконда.
      Жмурик был щуплым, плюгавым субъектом с чёрной повязкой вместо глаза. Из-за кривых зубов он сильно пришепётывал.
      Тефтель был плотным, абсолютно лысым гномом с широким лицом, покрытым волдырями, и с толстыми складками на затылке. Он мало говорил и обладал большой физической силой. Все зубы у него во рту были золотые.
      Ханаконда отличался высоким ростом, худобой и даже некоторым изяществом. Движения у него были плавные, осторожные. Он был умён, жесток и непредсказуем. Поскольку глаза его смотрели в разные стороны, Ханаконда носил маленькие зелёные очки, какие бывают у слепых. Он был главным в этой троице.
      Никто толком не знал, чем занимаются эти тёмные личности, но ходили слухи, что вокруг них постепенно объединяются бандитские группировки со всего подлунного мира. Пока ещё наибольшим авторитетом в преступном сообществе пользовался Танцор, но Ханаконда уже наступал ему на пятки…
      Их ждали: дворник и секретарша сбежали по ступенькам парадного входа и сопроводили их в совещательную комнату, где за большим резным столом сидели астроном Сигма и лунолог Мемега, официальные владельцы акционерного общества «Космические поставки».
      Сделав небрежные приветственные жесты пальцами, «новые» заняли места вокруг стола и закурили сигары, от клубов дыма которых учёные закашлялись.
      Недоуменно переглянувшись, курильщики пожали плечами и затушили сигары в горшке с коллекционной мимозой.
      После этого профессор Сигма не сдержался и сделал попытку резко отчитать посетителей.
      — Что вы себе позволяете, милостивые государи! — подскочил он на месте, вскинув кверху трясущуюся от негодования бородку. — Вы находитесь в Храме Науки, господа коммерсанты, а не в распивочной!.. И прошу вас немедленно снять головные уборы! Будь вы моими студентами…
      — Не надо кипятиться, профессор, — негромким надтреснутым голосом перебил его Ханаконда. — Мы никогда не были и никогда не будем вашими студентами. У вас вообще никогда не будет студентов, если мы сейчас встанем и уйдем отсюда.
      Сигма сел на место и покрылся пятнами.
      — Поговорим о делах, — продолжил Ханаконда, убедившись, что никто больше не собирается нарушать тишину. — Для упрощения ситуации пожар в типографии будем считать случайностью. Новый тираж акций будет готов к утру и немедленно поступит в продажу. Если же кто-то на самом деле хочет испортить нам праздник, он проявит себя снова. На этот раз мы его поймаем, и поверьте, он будет очень, очень сожалеть о содеянном.
      На некоторое время стало совсем тихо, каждому казалось, что остальным слышно, как колотится сердце в его груди.
      — Хорёк! — отрывисто крикнул Ханаконда, и оба ученых разом вздрогнули.
      В комнате появился гном из охраны.
      — Возьми ещё одного и оставайся здесь. Господа Сигма и Мемега представляют слишком большую ценность для науки, чтобы оставлять их без присмотра. Никаких контактов, особенно с журналистами.
      Учёные сидели опустив глаза и не смея ничего возразить.
      — Росомаха!
      Вошел еще один гном из охраны.
      — Поезжай в типографию. Если там опять случится пожар, опять будет наводнение или землетрясение, если хотя бы одна акция пропадёт или придёт в негодность — ты сам полетишь в космос заместо ракеты.
      Гном молча развернулся и вышел. В его плотной фигуре и уверенных движениях чувствовалось знание своего дела.
      — Теперь обсудим некоторые детали, — сказал Ханаконда.
      Окна и двери совещательной комнаты захлопнулись, плотные шторы опустились.

О несомненном вреде плотных штор и дворников, но при этом хвала архитектурным излишествам

      Окно внезапно хлопнуло перед самым носом, и репортёр Буравчик едва не свалился на землю. Последние пятнадцать минут он балансировал на протянувшемся вдоль второго этажа обсерватории каменном карнизе. На голове у него были наушники, в руке он сжимал раздвижной телескопический штатив с микрофоном, при помощи которого подслушивал и записывал происходящий в совещательной комнате разговор.
      — Вот невезуха! — сказал он сам себе, укладывая аппаратуру в болтающуюся за спиной репортёрскую сумку. — Но по крайней мере удалось выяснить, кто настоящие хозяева «Космических поставок». Ой! А где же лестница?
      Осторожно, шаг за шагом продвигаясь по карнизу, он добрался до того места, где должна была находиться приставленная им к стене садовая лестница. Теперь её здесь не было.
      — Вот это номер! — растерялся Буравчик. — Лестницу скорее всего унёс дворник, но как же я теперь отсюда слезу?
      А высота была приличной, в четыре роста нормального гнома. Прыгать с такой высоты в темноту было делом совершенно немыслимым.
      Продвигаясь дальше по периметру здания, Буравчик миновал поворот, другой и оказался на освещённом фонарями центральном фасаде здания. В нескольких шагах от него находился небольшой балкончик, а дальше начиналась колоннада.
      Стараясь оставаться незамеченным для разгуливающих внизу охранников, Буравчик залез в каменный кораблик балкона.
      Скорее всего на этот балкончик никто давно не выходил, потому что он был наполовину заполнен слоями сухих листьев. Расположенный выше уступ защищал каменное гнёздышко от дождя. Дверь, ведущая внутрь здания, была плотно закрыта, забита гвоздями и завешена изнутри шторами. Не оставалось ничего другого, как отсидеться здесь, пока все разъедутся, а потом докричаться до дворника и как-нибудь с ним договориться.
      Ночь выдалась тёплой и безветренной. Буравчик улёгся в мягкие листья, подложил под голову сумку и начал раздумывать о том, что он успел сегодня увидеть и услышать. Постепенно глаза его начали слипаться, и он не заметил, как уснул крепким сном.

Мига и Кролл платят наличными согласно утвержденному обеими сторонами договору, хотя могли бы уйти совершенно даром

      Только поздним утром Буравчика разбудили доносившиеся снизу голоса грубые выкрики и угрозы. Он осторожно высунулся из-за каменного бортика и увидел следующую картину. Двое гномов в измятой одежде и неловко сидящих на них пёстрых цилиндрах пытались пройти в здание обсерватории, а охранники их не пускали.
      Достав из сумки видеокамеру, Буравчик начал снимать эту перепалку, а по ходу дела вспомнил, где он видел раньше одного из этих двоих. Несомненно, это был Кролл, бывший управляющий делами миллиардера Скарабея, сбежавший от своего хозяина во времена смуты. Второго гнома Буравчик вроде бы тоже когда-то видел, но так и не смог припомнить.
      Неожиданно, в самый разгар перепалки, этот второй гном выхватил из-за пазухи револьвер и заставил троих охранников лечь на землю. Затем их связали по рукам и ногам и обезоружили. Посовещавшись, оттащили их в колючие кусты, а потом второй гном треснул каждого охранника рукояткой револьвера по голове.
      Избавившись от колючек и отряхнувшись, Мига и Кролл степенно поднялись по широкой парадной лестнице в здание обсерватории.
      — Вот это да! — возбужденно прошептал Буравчик и, обвесившись своим снаряжением, двинулся в обратный путь по карнизу.
      Окно в совещательную комнату было, по счастью, открыто. Буравчик нацепил наушники, раздвинул штатив микрофона и стал слушать.
      — Удивляюсь, как вас сюда пропустила охрана, — говорил Мемега посетителям довольно сухо. — Но раз уж вы здесь, объясните, кто вы такие и какое дело привело вас сюда.
      — А мне кажется, — прошамкал астроном Сигма, указывая на Мигу, — что вот этого чернявенького я уже где-то видел. Вы, случайно, никогда не присутствовали на моих лекциях?
      — Не имел удовольствия, — нехотя ответил Мига.
      Последовала пауза. Сигма и Мемега стали ждать, когда гости объяснят причину своего визита. Те в свою очередь также, казалось, чего-то дожидаются.
      — Не хотите ли чего-нибудь выпить? — сказал наконец Мемега.
      — Да, да, хотим! — с неожиданным энтузиазмом наперебой подхватили Мига и Кролл.
      Пока секретарша накрывала на стол, опять продолжалось неловкое молчание. Только астроном Сигма изредка покрякивал, вспоминая, где же он видел раньше чернявого гнома.
      Наконец принялись за чаепитие, и разговор на некоторое время был отложен. У Буравчика в наушниках звучали прихлебывания, похрустывание, а также изредка вкрадчивый голос Кролла: «Пейте, пейте чай, профессор…»
      Потом со стола убрали, и посетители наконец приступили к разговору. И этот разговор показался Буравчику в высшей степени странным.
      — Как? — сказал Мига.
      — По-моему, готовы, — сказал Кролл.
      — Встать, сесть, — приказал Мига.
      Прогремели отодвигаемые и задвигаемые стулья.
      — Послушайте, на каком основании… — возмущённо воскликнул было профессор Сигма, но Мига приказал ему молчать, и стало тихо.
      — Теперь будете делать всё, что я скажу, — приступил к делу Кролл. Вот бумаги. Здесь написано, что все права на «Космические поставки» вы передаете господину Пупсу. Цена сделки — один фертинг. Прочитали? Всё правильно?
      — Все правильно, — каким-то вялым и отрешённым голосом согласился Мемега, и Сигма вторил ему как эхо.
      — Стало быть, и вы, господин Сигма, ничего не имеете против такого поворота событий? Не могли бы вы произнести ваше мнение более отчётливо?
      — Я ничего не имею против такого поворота событий, — произнес Сигма будто по заученному.
      — Отлично, — похвалил Кролл. — Это именно то, что мне хотелось от вас услышать. Стало быть, поставьте ваши росписи здесь, здесь и вот здесь…
      Послышалась возня с бумагами.
      — Теперь достаньте из сейфа печать…
      Открылся сейф, и послышались удары печати.
      — Порядочек, — сказал Мига, встряхнув бумагами.
      Щёлкнули замки «дипломатов», два мошенника поднялись из-за стола.
      — Теория, господа академики, теория прежде всего! — ободрил Мига ученых. — Что такое деньги? Сегодня они есть, а завтра — пшик, и их нету! Я верю в будущее нашей науки.
      — Кстати, — вспомнил Кролл и захрустел бумажником. — Вот ваш фертинг. Мы вовсе не собирались вас надувать. Пожмём друг другу руки как деловые партнеры. Вот так. Приятно иметь дело с культурными людьми.
      Послышались удаляющиеся шаги, и дверь хлопнула.
      Буравчик оставил сумку на карнизе и, больше не таясь, перемахнул через подоконник внутрь комнаты. Сигма и Мемега сидели обхватив головы руками.
      — Что это было? Что сейчас здесь произошло? — закричал Буравчик. Почему вы их слушались? Да очнитесь же вы!
      Он стал трясти ученых за мантии и даже хлопать их по щекам, но всё было бесполезно: злоумышленники для верности подсыпали беднягам в чай двойную порцию гипнотического порошка. Буравчик махнул рукой и поспешил к выходу.
      Тут Сигма вдруг поднял голову и стал трясти ослабевшим пальцем в сторону дверей, за которыми скрылись обворовавшие их мошенники. Он вспомнил, где видел раньше чернявого гнома: Мига представлял космического путешественника Карлушу на пресс-конференции, посвящённой учреждению акционерного общества «Беспроигрышная лотарея». Ах, как давно это было… Сигма снова уронил голову и впал в забытье.
      Когда Буравчик выскочил на ступеньки колоннады, сверхдлинный автомобиль злоумышленников уже скрылся за воротами. Охранники только что освободились от верёвок и растерянно смотрели ему вслед. Их собственный автомобиль стоял поблизости со спущенными шинами. Осыпая друг друга упрёками, они со стонами начали доставать из всех частей тела колючки и прикладывать к ссадинам листья подорожника. Буравчик предусмотрительно укрылся за одной из колонн.
      На ступеньках появился заспанный дворник с метлой. Завидев прячущегося гнома, он стал шумно требовать, чтобы тот покинул территорию Научного городка.
      — Давай, давай, проваливай, пока не вызвал полицию! — покрикивал он, взяв на изготовку метлу. — Посторонних пускать не велено!
      Буравчик зашипел было и принялся делать дворнику выразительные знаки, но было поздно: охранники подбежали к нарушителю границы с двух сторон и крепко схватили его за руки.
      — Вы не имеете права! — закричал Буравчик и попытался вырваться, предпочитая в данном случае иметь дело с полицией. — Пустите! Я требую, чтобы сюда немедленно…
      Но тут ему заломили руки за спину с такой силой, что вместо слов у него вырвался крик боли. Он понял, что сам попал в такую историю, хуже которой не случалось даже в его самых отчаянных телевизионных сюжетах.

О том, как в течение нескольких секунд замечательное настроение троих гномов может перемениться на полностью противоположное

      Этим же утром во всех городах подлунного мира открылись пункты продажи акций общества «Космические поставки», началась их бойкая распродажа. Ударная волна рекламы, подогретая сенсационным пожаром в типографии, сделала свое дело: акции раскупались с невиданной быстротой. Кое-где за ними выстраивались длинные очереди, цены росли, но до полного удовлетворения спроса было ещё далеко. К полудню стоимость одной акции возросла с одного фертинга до десяти, а к вечеру специалисты предсказывали рост курса до пятидесяти фертингов за акцию. Богачи скупали их на давилонской бирже целыми пакетами, рассчитывая уже завтра продать втридорога.
      Жмурик, Тефтель и Ханаконда были вне себя от радости. Когда на их мобильные телефоны начали поступать первые сводки о продажах, они завтракали в отдельном кабинете одного из дорогих ресторанов в центре Давилона. В очередной раз все трое чокнулись за успех предприятия, и раздобревший Ханаконда решил сказать что-нибудь тёплое по телефону Сигме и Мемеге.
      — Аллоу, — манерно протянул он, распластавшись в кресле и весело подмигивая своим компаньонам. — Господин Сигма? Как ваше ничего? Как вы спали? Не появилось ли у вас ощущения… как бы это сказать… некоторого превосходства, некоторого ощущения достатка, растущего благосостояния?.. Не в полном, не в полном объёме, конечно. Но ведь мы обещали, вам тоже кое-что перепадет на науку… Купите себе это… как его… астролябию. Совершенно новенькую. Или даже… Что? Ха-ха-ха! Как-как? Ха-ха-ха! Ой, не могу!.. Не ожидал, господин профессор, что вы умеете так замечательно хохмить. Что? Ну хватит, уже не так смешно. Как вы говорите? Продали час назад? Ну хватит… Слушай, ты… А ну дай трубку второму. Мемега? Что мне говорил сейчас этот идиот? Как соответствует… Что у вас там происходит?! Как?!! Почему?!! На каком основа…
      Ханаконда побледнел и с треском рванул воротник рубахи. Ему не хватало воздуха.
      — Они продали наше дело Пупсу, — с трудом выговорил он, задыхаясь от волнения. — Только что, этим утром, за один фертинг.
      Заглянувший в кабинет минутой спустя метрдотель был вынужден вызвать всем троим карету «скорой помощи».

Ошибка Миги и Кролла стоит пять тысяч фертингов, которые честно заработал господин Фокс

      В то время как бывшие владельцы предприятия переживали столь внезапно и непостижимо обрушившуюся на них катастрофу, Пупс и Скарабей в присутствии своих секретарей выслушивали доклад Миги и Кролла об их посещении Научного городка. Все шестеро находились в рабочем кабинете господина Пупса, при этом рассказчикам не было предложено сесть.
      Помня выучку управляющего делами, Кролл излагал коротко и по-деловому. Имевший довольно тёмное прошлое, Мига то и дело вворачивал свои собственные пояснения типа: «Попались, как глупые пескари на крючок» или «Длинноухие ослы прохлопали ушами миллионное дельце!»
      Кролл рассказал, как их сначала не пускали охранники, «но это препятствие нам удалось довольно быстро устранить».
      — Получили по репе и прилегли отдохнуть, — пояснил Мига.
      — А что, разве в Научном городке имеется своя охрана? — удивился Скарабей.
      — Думаю, что эта охрана была приставлена непосредственно к господам ученым, — высказал предположение Кролл.
      — И вы не попытались выяснить, кем она приставлена?
      — Вы не ставили нам такой задачи, — смутился Кролл. — Подобное «выяснение», как вы понимаете, могло осложнить и даже поставить под удар выполнение главного задания.
      — Нас бы самих запросто укокошили, — пояснил Мига.
      — Крысс, — обратился Пупс к своему секретарю, — свяжитесь, пожалуйста, с этим сыщиком…
      — Фоксом, — подсказал Крысс.
      — Да, да. И попросите его немедленно прояснить это дело.
      — Сию же минуту свяжусь с ним по телефону. — Крысс поднялся и быстро вышел из кабинета.
      — Итак, вы явились к профессору Сигме и академику Мемеге, — напомнил Пупс рассказчикам.
      — Да, — продолжил Кролл, — но приняли они нас довольно прохладно. Было похоже, что их уже хорошенько проинструктировали в отношении визитов…
      — Ослиные морды у них так и вытянулись, — сказал Мига.
      — При этом у меня создалось впечатление, — Кролл покосился на Мигу и опустил глаза, — что господин Мигель и раньше имел контакты с академиком Мемегой.
      Наступила нехорошая тишина. Все повернулись к Миге и стали в упор на него смотреть. От такого поворота событий бедняга потерял дар речи.
      — Что?! — крикнул он наконец срывающимся от волнения голосом. — Да вы что!.. Вы что подумали?!
      Все продолжали молча смотреть на него.
      — Что вы его слушаете!.. Это… провокатор!
      И Мига с разворота ударил Кролла в солнечное сплетение. Тот согнулся и застонал.
      — Сейчас я всё объясню, — сказал Мига, немного успокоившись. — Дело в том, что когда-то мы с господином Джулио показывали учёным ослам космического пришельца. С него ещё началась «Беспроигрышная лотарея»! Вы сами могли всё это видеть по телевидению. Господин Джулио, да подтвердите же вы!
      Все посмотрели на Джулио, и тот нехотя кивком подтвердил сказанное его бывшим приятелем.
      — Хорошо, хорошо, — отмахнулся Пупс. — Кажется, я и сам припоминаю. Теперь это уже не имеет ни малейшего значения. Вернемся к нашим… учёным.
      Исполнив неприятную обязанность доносителя, Кролл продолжил рассказ:
      — Ну а дальше всё пошло гладко: господин Мигель ловко подсыпал порошок, Сигма и Мемега выпили чаю и стали со всем соглашаться. Мы быстренько оформили документы по всем правилам и удалились.
      — Всё-таки следовало напоследок взять их за жабры, — проворчал Скарабей. — Кто платит? Кто приказывает? Вопрос — ответ, все дела.
      Кролл виновато ударил себя ладошкой по лбу. Мига, опустив глаза, хмыкнул носом.
      — Больше там никого не было? — поинтересовался Скарабей.
      — Только секретарша и дворник.
      — Хорошо, — подвел итог Пупс. — Вашей работой, как бы там ни было, я доволен.
      Кролл сдержанно улыбнулся, Мига расплылся до ушей.
      — Однако в ближайшие дни вам не следует появляться в городе.
      Улыбка у обоих сменилась выражением испуга. В глазах у них мелькнул силуэт будки на скотном дворе.
      — Нет, нет, — заулыбался Пупс, догадавшись об их опасениях. — Никаких заточений больше не будет. Вы сами можете выбрать себе апартаменты в моем доме. Кстати, господин Кротик до сих пор у меня в гостях и, как мне кажется, он весьма доволен своим положением. Бассейн, бильярд, теннисный корт — всё в вашем распоряжении. Прошу только об одном: во время прогулок по парку держитесь подальше от ограды и не забредите по случайности на скотный двор, там довольно грязно…
      Пупс улыбнулся, подмигнул и поднялся с места, давая этим понять, что разговор окончен. На звонок явилась приветливая дамочка-горничная, которая проводила Мигу и Кролла в гостевую часть дома.
      Не успели Мига и Кролл выйти из кабинета и понять, что они приняты на хорошо оплачиваемую работу, как в дверях появился Крысс. Лицо его, как всегда, было непроницаемо, он молча дожидался вопросов.
      — Итак? — сказал Пупс. — Фокс взялся за это дело?
      — Взялся, хозяин, конечно взялся.
      — Гонорар? Сроки?
      — Видите ли, хозяин, — начал пояснять ситуацию Крысс, — господин Фокс ещё вчера заинтересовался делом о «Космических поставках»… Короче говоря, за пять тысяч фертингов он готов назвать имена прямо сейчас.
      — Что? Как вы сказали? Назвать сейчас?
      — Именно так. Выписывайте чеки, господа.
      Зная Крысса как чрезвычайно умного и делового гнома, Пупс и Скарабей выписали по чеку на две с половиной тысячи фертингов и протянули Крыссу. Тот молча взял чеки, улыбнулся и вышел за дверь. Через минуту он вернулся, одновременно засигналил факс и из него поползла распечатка. Это были изображения физиономий, а также подробные досье на Жмурика, Тефтеля и Ханаконду — набирающих силу главарей преступного мира и теневых владельцев акционерного общества «Космические поставки».

Крысс напоминает своему хозяину о его обязанностях по отношению к акционерам. — Резиновое лицо клоуна кажется господину Джулио очень знакомым

      В течение всего дня новые владельцы «Космических поставок» следили за сводками продаж своих акций, подсчитывали барыши и потирали руки. Вечером они направились в «Весёлый клоун», чтобы отметить там удачно обстряпанное дельце.
      После нескольких смен на столе, когда лицо у Пупса стало особенно розовым, гладким и блестящим, а глазки, устремлённые на сцену, удовлетворённо затуманились, Крысс наклонился к его уху и прошептал:
      — Что вы теперь собираетесь делать, хозяин?
      Как раз в эту минуту на сцене начался гвоздь программы — аттракцион «Резиновое лицо». Номер заключался в том, что специально нанятый гном просовывал голову через дырку в фанерном щите и все желающие посетители ресторана бросали в лицо этого гнома всевозможные объедки, фрукты и овощи. Весело размалёванный щит с дырой устанавливался на самом краю сцены, чтобы до него было легко добросить, и всем были видны уморительные кривляния «резинового клоуна». Этот гном как мог уворачивался, растягивая и сжимая лицо, кричал, острил и всячески веселил публику.
      Это был любимый номер господина Пупса. Он тут же стал хлопать в ладоши и громко, заливисто смеяться. Время от времени он совал в руки кому-нибудь из прислуги яблоко, огурец или кусок пирога и требовал: «Иди, иди скорее! Брось это за меня!..» Пупс утирал слёзы и подносил к глазам театральный бинокль, а доверенное лицо отправлялось вниз и запускало снаряд в «резиновое лицо». Если попадание случалось удачным, Пупс прямо-таки визжал от восторга и раздавал щедрые чаевые.
      Выждав, когда Пупс отсмеётся и немного успокоится, Крысс повторил:
      — Что вы теперь собираетесь делать, хозяин?
      — Что?..
      — Что будет с «Космическими поставками»?
      — Ах, вы об этом! Послушайте, Крысс, вы что, не могли выбрать другое время?
      Тут кто-то снова удачно запустил в лицо клоуна половинкой арбуза, и тот пронзительно заверещал:
      — Убили! Убили! Последняя просьба умирающего: умоляю, перечислите весь мой сегодняшний заработок фирме «Космические поставки»! Пусть они быстрее везут сюда гигантские арбузы и ананасы! Клянусь вам, нет большего наслаждения в жизни, чем дать кому-нибудь по морде гигантским ананасом!!
      Шутка вызвала бурную одобрительную реакцию в зале, а Пупс вдруг сообразил, что именно хотел сказать ему Крысс, и сделался серьёзным.
      — Вы полагаете, что мы зашли слишком далеко? — насторожился он.
      — Утром всем будет известно, что «Космические поставки» принадлежат вам и господину Скарабею. Уже сегодня почти все акции распроданы, следовательно, от вас потребуют этих самых космических поставок, то есть постройки многоступенчатой ракеты на поверхности Луны и полёта на Большую Землю за магнитным железняком.
      — Что за ерунда! — испугался Пупс. — Мы ведь собирались уничтожить эти дурацкие поставки, а не возить сюда железняк!
      — Но тогда вам следовало ещё утром объявить акционерное общество несостоятельным, изъять акции из продажи и уничтожить. Вместо этого вы изволили подсчитывать барыши.
      — Кто же мог знать, что их начнут раскупать так стремительно? — Пупс растерянно развел руками. — От этих цифр у любого голова пойдет кругом. Кто мог знать, что их расхватают за несколько часов? Предполагалось, что это дело по крайней мере года или месяца…
      Крысс молчал, и от этого Пупс начинал волноваться всё сильнее. Только теперь он понял, какую глупость совершил, распродав акции.
      — Да, конечно… глупо получилось… Но что, что же теперь делать? испуганно бормоча, обратился он к Крыссу.
      — Теперь придется пойти по более сложному пути, — бесстрастно ответил Крысс.
      — Как-как? Говорите, говорите.
      — Нужно вернуть права и все вырученные деньги прежним владельцам.
      — Вернуть?! Десятки миллионов фертингов?!
      — Дело складывается таким образом, что можно потерять всё, — зловещим голосом проговорил Крысс.
      Пупс напряженно потёр лоб ладошкой:
      — Хорошо, допустим, мы вернем им деньги и права. Что дальше?
      — Если они не смоются с деньгами, а рассчитывать на это не приходится по многим причинам, так вот, если они не смоются, мы их попросту разорим. Объединенных вашего и господина Скарабея капиталов хватит на то, чтобы разорить сотню таких предприятий. У нас хватит для этого и связей, и финансовых возможностей. А если у них не будет денег, то не будет и никакой ракеты, а стало быть, и никаких космических поставок.
      Пупс смотрел на Крысса с восхищением.
      — Крысс, вы очень умный гном. Когда Скарабей рекомендовал мне вас на должность управляющего, я даже не предполагал в вас столь выдающихся деловых способностей. Теперь же я все более склоняюсь к мысли о том, чтобы когда-нибудь наделить вас полномочиями равноправного компаньона…
      Не в силах сдержать улыбку, Крысс склонил голову.
      В течение этого важного разговора Скарабей, перевесившись через барьер ложи, прямо-таки рыдал от смеха. Номер с резиновым клоуном он видел впервые. Конечно, он ничего не мог слышать из разговора и всё ещё находился в приятном осознании свалившихся с неба сказочных барышей. Время от времени он посылал своего секретаря Джулио в зал что-нибудь бросить в физиономию клоуна, а после броска заходился в новой истерике. Вокруг «резинового лица» в его глазах водили хороводы радужные банковские упаковки тысячных купюр…
      Джулио нехотя таскался вниз и бросал в клоуна объедки, не очень-то стараясь попадать в цель. Эти поручения были для него обидны и унизительны, однако проявить как-либо своё недовольство он не решался, а только ворчал себе под нос: «Господин Пупс не пошлет Крысса бросаться в клоуна… Надо будет как-нибудь напомнить Скарабею об их совместных похождениях во времена смуты, пусть не очень-то задирает нос…»
      Но вот его мозг стала всё больше занимать одна мысль. Джулио начал всё дольше задерживаться перед сценой, внимательно вглядываясь в перепачканное «резиновое лицо» клоуна, и прислушиваться к его голосу. И это лицо, и этот голос казались ему до боли знакомыми.
      Когда аттракцион закончился, Джулио попросил у Скарабея разрешения и отправился за кулисы.

Репортёр Буравчик как ценный свидетель. — По мнению Ханаконды, суд признает сделку недействительной

      Покинем на время «Весёлый клоун» и вспомним, что утром дня мы оставили репортёра Буравчика в довольно затруднительном и даже опасном для него положении. Бросить на произвол судьбы такого отважного и честного человечка было бы с нашей стороны последним делом.
      Итак, двое охранников жестоко заломили ему руки, на запястьях защёлкнулись наручники. Один из громил взял несчастного за галстук и, как собачонку, потянул вверх по лестнице. Другой громила двигался сзади, время от времени припечатыва Буравчика тяжёлым башмаком в заднюю часть. Рядом семенил дворник и трусливо тыкал арестованного метлой в коленки.
      Проведя через пустой гардероб, Буравчика затолкали в умывальник и пристегнули одной рукой к трубе батареи отопления. Потом охранники несколько раз ударили его по лицу и направились к машине, чтобы по телефону доложить боссам о случившемся.
      Дворник же, увидев, как беззащитного гнома избивают в кровь, перепугался и счёл за благо больше ни во что не вмешиваться. Он тихонечко убрался куда подальше в парк и принялся там сгребать листья в кучи.
      Когда охранники дозвонились своим хозяевам, трубку снял только что пришедший в себя и окружённый врачами «скорой» Ханаконда.
      — Это Росомаха, хозяин, — послышался унылый голос старшего охранника. Там, в типографии, всё хорошо, хозяин. Все акции на месте, целёхоньки, я сам лично проследил, чтобы их отправили…
      — Где ты? — устало выдавил из себя Ханаконда.
      — В Научном городке, хозяин.
      — Что там?
      — К сожалению, не могу вам сказать, что здесь всё в порядке: на нас тут напали какие-то сумасшедшие и мы на некоторое время потеряли контроль над объектом…
      — Кто?
      — В том-то и штука, хозяин, что на нас напали неожиданно, сзади. Мы даже не знаем, хозяин, кто бы это мог быть. Но мы тут изловили одного типа, который всё видел, репортёра… Знаете, он ещё ведет эту дурацкую передачу на телевидении… как её…
      — Где академики?
      — Да у себя, наверное, где им быть-то… Вижу их секретаршу.
      — Дайте ей трубку.
      Послышался взволнованный голос дамочки-секретарши:
      — Алло! Алло! Это «скорая»?
      — Что случилось? — сказал Ханаконда, не уточняя.
      — Приезжайте скорее! Профессор Сигма и академик Мемега… — голос у дамочки сорвался на всхлипывания.
      — Что с академиками?
      — С ними очень плохо! Температура, пульс… Почти совсем не могут говорить…
      — Хорошо, — сказал Ханаконда. — Оставайтесь возле них до приезда врачей.
      Дамочка убежала, взволнованно причитая и прижимая к глазам платочек. Трубку снова взял Росомаха.
      — Вызовите врачей и ждите нас, — приказал ему Ханаконда и дал отбой.
      Выключив трубку, Ханаконда мрачно обвел глазами своих компаньонов и пояснил ситуацию:
      — Учёных траванули какой-то химией и велели подписать бумаги. Если репортёр и врачи это подтвердят, суд признает сделку недействительной. Едем туда.

О надёжности креплений металлических труб и безусловной пользе машин «скорой помощи», если они оказываются в нужное время и в нужном месте

      Очнувшись, Буравчик поднял голову и огляделся. Он сидел на полу умывальной комнаты, под раковинами, пристёгнутый наручниками к трубе парового отопления. Нос и скула болели, на распухших губах чувствовался вкус крови.
      Закованная рука совершенно затекла и онемела. Было тихо и слышно, как кое-где у него над головой капает вода в раковины. На часах была половина первого дня.
      Послышались шаги, мимо Буравчика в туалет протопал один из охранников. Он даже не повернулся в сторону пленника, будто его не существовало, хотя скорее всего незаметно покосился на него за стеклами тёмных очков. Послышался шум воды, дверца кабины хлопнула, и охранник вышел.
      Буравчик подумал, что сейчас эти гориллы дожидаются своих хозяев — тех самых, которые приезжали вчера к Сигме и Мемеге на своих сверхдлинных автомобилях. Наверное, его начнут допрашивать, и тогда уж точно на нём живого места не останется…
      Сумка с записями — его последний козырь в этой жестокой игре. И расставаться с этой картой было бы вовсе безрассудно. Теперь его мог спасти только побег.
      Буравчик кое-как поднялся на ноги и осмотрелся. Труба, к которой он был пристёгнут, в нескольких шагах от него спускалась с потолка и, свернув под прямым углом, тянулась под раковинами. Этот участок, как показалось Буравчику, имел существенную слабость: если крепления в стене не очень надёжны, можно попытаться расшатать трубу, а затем воспользоваться её прямым углом как рычагом.
      Подтягивая за собой онемевшую руку с браслетом наручников, он подобрался к выбранному участку и стал не спеша расшатывать трубу. Несколько креплений поддались, с потолка в углу посыпался мел. Ещё рывок, и все крепления вылетели.
      Теперь в его руках имелся рычаг достаточной длины. Буравчик достал из кармана платок, разорвал его пополам и подложил под руки; его ладони были уже порядком обожжены о горячую трубу.
      На улице послышался вой сирены «скорой помощи». Двое охранников и секретарша протопали вниз по лестнице. Не теряя больше ни секунды, Буравчик уперся ногами в стену и что было сил потянул на себя трубу. Раздался металлический скрежет, из батареи с шипением вырвался пар, с потолка посыпались куски штукатурки… Ещё несколько решительных движений — и мощная струя пара ударила в стену. Ожогов он уже не чувствовал; сорвав кольцо со злополучной трубы, он выскочил из умывальной и захлопнул за собой дверь.
      По ступенькам уже поднимались; Буравчик перескочил через деревянный барьер гардероба и пригнулся. Мимо него торопливо прошагали врачи, что-то взволнованно объяснявшая им секретарша и два молчаливых охранника. Топот ног и разносившиеся гулким эхом голоса заглушили свист пара в умывальной, и, как только процессия скрылась в глубине коридоров, Буравчик выскочил из-за барьера и стремглав помчался вниз по лестнице.
      Перед входом стояли два автомобиля: принадлежавший охранникам и «скорая». Шины у первого проткнули побывавшие здесь утром Мигель и Кролл, из-под второго торчали ноги водителя. Не долго раздумывая, Буравчик влез в кабину «скорой» и засигналил в клаксон. Как только шофёр выскочил из-под колёс, машина рванула с места и, оглушительно стреляя выхлопной трубой, умчалась по шоссе в направлении города.
      На звуки пальбы выскочили охранники. Увидев на месте «скорой» перепачканного и обалдевшего шофёра, они развернулись и через три ступеньки помчались обратно. Шарить наугад в умывальной, обжигаясь клубами густого пара, было пустым делом.

Буравчик мчится вперёд, Росомаха рыдает и клянется

      Выжимая предельную скорость, Буравчик гнал машину вперед с риском потерять управление и разбиться. Его левый глаз распух, косил и слезился, правая рука вся горела от ожогов. Навстречу со свистом промчались два сверхдлинных автомобиля, и он догадался, что это те самые вчерашние «боссы» едут в Научный городок разбираться. Но если в их машинах вряд ли можно было кого-нибудь разглядеть через тонированное стекло, то они-то успели увидеть избитого гнома за рулем «скорой».
      — Стой! — приказал шоферу Ханаконда и вызвал по телефону старшего охранника.
      — Босс! Я хотел вам звонить! — закричал Росомаха из умывальной, срываясь на рыдания. — Это кошмар, босс! Тут сплошной пар, я уже весь обварился! Вы слышите меня, босс? Он свистит! Я ничего не вижу!.. Босс! Он сбежал!.. Накажите меня!.. Я его найду!.. Я его загрызу!.. Я его…
      Ханаконда дал отбой и связался с охранниками затормозившей впереди машины.
      — Это Хорёк, босс. Есть какие-нибудь проблемы?
      — Видели «скорую»?
      — Так точно, босс.
      — Возьмите сидящего за рулем гнома и отвезите к нам в офис. Начинайте допрашивать, осторожно, чтобы я тоже мог с ним поговорить.
      — Вас понял, босс!
      — Выполняйте.
      Машина охраны с визгом развернулась и пулей рванула по направлению к городу.

Избежав смертельной опасности, Буравчик снова ввязывается в рискованную игру

      Тем временем автомобиль «скорой» начал беспрерывно стрелять выхлопной трубой и терять скорость. Буравчик свернул с шоссе на одну из неприметных проселочных дорог, и машина, ещё несколько раз конвульсивно дернувшись и чихнув, остановилась.
      С помощью имевшихся под рукой инструментов он избавился от наручников, вылез наружу и сел на подножку.
      В лесу было тихо, пахло грибами и прелыми листьями, от едва заметной в воздухе мороси с деревьев капала вода, и каждая капля глухо ударяла по крыше автомобиля.
      По шоссе промчался сверхдлинный автомобиль с охранниками, посланный за ним в погоню. Буравчик обхватил голову руками и сосредоточился.
      «Итак, — начал рассуждать он про себя, — допустим, что я сегодня как-нибудь доберусь до телестудии и попаду в прямой эфир раньше, чем меня поймают и прикончат эти бандиты. Я расскажу обо всём, что видел и слышал. Но кто мне поверит? Сумка с видеокамерой и магнитофонными записями осталась там, на карнизе… С голословными заявлениями, без доказательств, редактор вообще не выпустит меня в эфир и будет прав…»
      — Да! — он решительно поднялся на ноги. — Необходимо вернуться и во что бы то ни стало забрать сумку с карниза. Пока это не сделал кто-нибудь другой.
      Буравчик приблизился к обочине и огляделся. Со стороны города по шоссе двигались несколько автомобилей «скорая помощи». Очевидно, те, у которых он угнал автомобиль, вызвали себе подмогу. Помедлив мгновение, Буравчик лёг, выполз на асфальт и стал махать рукой приближавшимся машинам.
      Избитого и обожжённого гнома взяли без разговоров и оказали ему первую помощь: смазали и перебинтовали ожоги, обработали ссадины. Врачи узнали известного репортёра и принялись расспрашивать о сенсации, которая привела его в это пустынное место. Особенно не задумываясь, Буравчик соврал, что его выбросили из собственной машины и избили попутчики, которых он по доброте взял на дороге. Поскольку такие происшествия за городом были не в диковину, ему легко поверили. Кстати, он сообщил врачам, что там же неподалеку он видел брошенную кем-то «скорую», облегчив таким образом мучившие его по этому поводу угрызения совести.
      Вылезая из машины неподалёку от въезда на территорию Научного городка, Буравчик попросил врачей не говорить никому, что его здесь видели. Врачи охотно согласились и даже пообещали подбросить его обратно до города, потому что хорошо знали отважного репортёра по его телевизионным передачам и газете «Правдивые расследования».

Как Росомаха выпустил в репортёра Буравчика всю обойму, но не попал ни разу

      Территорию Научного городка окружал тянущийся прямо по лесу высокий деревянный забор. Буравчик долго брёл по мокрым листьям вдоль забора, пока не услышал с той стороны возню и не почувствовал запах дыма. Заглянув в щёлку, он увидел дворника, который сгребал листья в кучи и пытался их жечь. Кучи из-за сырости едва дымили, дворник ворчливо разговаривал о чём-то сам с собой.
      — Эй! — окликнул его Буравчик.
      Дворник схватился за лопату.
      — Что!.. Кто!.. — дёрнулся он испуганно по сторонам.
      — Хотите десять фертингов? — сказал Буравчик как можно миролюбивей и просунул в щелку десятифертинговую бумажку.
      Дворник тотчас увидел, подкрался к забору и осторожно её вытянул. Рассмотрев на свет, аккуратно сложил и спрятал куда-то далеко в недра своих ватных штанов.
      — Хотите ещё десять?
      Дворник настороженно осмотрелся:
      — Чего… надо?
      — Я репортёр Буравчик, вы меня знаете?
      — Нет… не знаю.
      — Я здесь был сегодня, ведь вы меня видели.
      — Ну, может, и видел. А может, и нет. Мне господа учёные платят за то, чтобы посторонних здесь не было. Ну и чтобы порядок…
      — Зачем же вы тех троих пустили? — не удержался Буравчик от язвительного вопроса, который мог испортить всю его хрупкую дипломатию.
      — А тех мне сами господа учёные велели слушаться, — ничуть не смутился дворник. — Те господ учёных охраняют от бандитов и репортёров.
      — Охраняют?! Они же сами и есть бандиты!.. Ты вот что, голубчик… Я тут свою сумку оставил. Мне бы только её забрать, а потом будто меня и не было. Понимаешь?..
      Из щёлки стала медленно просовываться пятидесятифертинговая бумажка. К тому моменту, когда она высунулась наполовину, в мучительных колебаниях дворника произошёл решительный и окончательный перелом.
      Не прошло и пяти минут, как Буравчик уже карабкался по садовой лестнице на знакомый карниз, а дворник топтался внизу, пугливо озираясь по сторонам. Сумка оказалась на месте. Перебросив ремень через голову, Буравчик не удержался от любопытства и заглянул в окно совещательной комнаты.
      Мотавших из стороны в сторону головами в мучительном забытьи Сигму и Мемегу санитары выносили из комнаты на носилках; Жмурик, Тефтель и Ханаконда смотрели на них, повернувшись спинами к окну. Здесь же, в комнате, толклись несколько охранников. Посторонившись, чтобы пропустить санитаров с носилками, к своим боссам повернулся Росомаха и что-то произнёс. У него было красное и распухшее от пара лицо. Неожиданно при ярком свете лампы он увидел за оконным стеклом Буравчика, и глаза их встретились.
      — Вот он!!! — взревел Росомаха, выхватил огромный револьвер и принялся палить в окно над головами своих боссов, которые немедленно попадали на пол, решив, что это конец.
      Грохот, дым, звон стекла — всё это обрушилось на Буравчика в одно мгновение. Он потерял равновесие, взмахнул руками и полетел вниз.
      Ему повезло так, как везёт один раз в жизни: ухнув в бездну, он свалился спиной на кучу сухих листьев. Прокатившись кубарем, он вскочил на ноги и, петляя, бросился в сторону деревьев. Росомаха продолжал палить в него до тех пор, пока не кончилась вся обойма.
      Начинало смеркаться, и беглец легко затерялся в пестроте осеннего леса. Домчавшись до забора, он повернул к главному входу и там стал дожидаться выезда автомобилей «скорой». Врачи посадили его к себе в машину и даже поменяли повязки, только удивляясь, как это быстро он успел их изорвать и перепачкать.
      Догадываясь, что недавняя стрельба каким-то образом связана с появлением здесь отчаянного репортёра, врачи всё же из деликатности не лезли с вопросами. А от них Буравчик узнал, что находившиеся в третьей машине Сигма и Мемега только что уснули и о характере их недомогания можно будет говорить не раньше завтрашнего дня, после того как будут результаты анализов.
      — Почему-то мне кажется, — многозначительно намекнул Буравчик, — что им стало плохо после утреннего чая. После утреннего чая, понимаете, доктор?..
      По прибытии в город Буравчик поспешил в свою телевизионную студию и принялся монтировать сенсационный репортаж обо всем, что ему удалось узнать за истекшие сутки. Мы же вернемся в ресторан «Весёлый клоун», где в это время за кулисами происходила неожиданная встреча старых знакомых.

Печальная история Ослика, один эпизод которой особенно заинтересовал господина Джулио, но как раз в это время начался налёт

      — Ослик!
      — Господин Джулио!..
      Оба тотчас узнали друг друга, в голосе Джулио прозвучала искренняя радость, в голосе Ослика — удивление и настороженность.
      Джулио шагнул в гримёрку, приблизился к Ослику и сгрёб его в дружеских объятиях.
      — Осторожно, господин Джулио, вы меня задушите, — робко попытался отстраниться от него Ослик.
      — Ах, брось эти церемонии, мы ведь старые друзья! Как же тебя угораздило стать клоуном?
      — Да, я вижу, вам повезло больше, — осторожно заметил Ослик, высвободившись наконец из объятий и разглядывая дорогой костюм своего бывшего компаньона по «Беспроигрышной лотареи».
      — С работой полный порядок, — сказал Джулио. — Служу секретарём у самого Скарабея.
      Ослик уважительно покачал головой.
      — Хочешь, устрою и для тебя какую-нибудь не очень пыльную работенку? Мне это раз плюнуть. Курьером, лифтёром… или что-нибудь вроде того. По крайней мере, не придётся подставлять под огрызки свою физиономию. Я ведь, честно говоря, и сам пару раз запустил в тебя какой-то дрянью по неведению…
      Джулио смущённо заулыбался и прикрыл рот ладошкой.
      — Погодите, господин Джулио, — вспомнил Ослик, — а почему вы служите у кого-то секретарем? Разве вы сами не отхватили тогда несколько миллионов от «Беспроигрышной лотареи»? На такие деньги вы бы и сами могли нанять себе секретарей.
      — Какие там миллионы, дорогой Ослик! Эти животные Мига и Кролл надули меня так же, как и всех остальных. Подумай, смог бы я называть тебя другом, совершив такую подлость? Я был без гроша, скитался, голодал… Пока случай не свел меня с этим кровопийцей Скарабеем. — В голосе Джулио появились страдальческие нотки.
      — И вы с тех пор больше не встречали этих… двоих? Вы не пытались их разыскать?
      — Мигу и Кролла? А что толку? После всей той смуты, голода и отмены денег — что с них возьмешь? Кстати, сейчас они выполняют кое-какие поручения моего хозяина… Я ещё подумаю, как с ними обойтись впоследствии. Но что же мы всё обо мне! Расскажи наконец о себе, Ослик: как ты жил это время? Как тебя занесло на эту ужасную, неблагодарную работу? Ты даже не представляешь, как приятно видеть нормального гнома после всех этих надутых индюков!
      — Да чего уж тут рассказывать, — погрустнел Ослик. — Трудное было время. Когда улетели земные гномы, я, как и многие другие, взялся за выращивание гигантских растений, стал фермером. Засадил поле гигантской к-кукурузой…
      Воспоминания привели Ослика в такое волнение, что он начал заикаться.
      — Ладно, ладно, — похлопал его по плечу Джулио. — Про гигантские растения можешь не рассказывать.
      Ослик высморкался в платочек и продолжил:
      — Потом снова объявили деньги. А когда ещё их отменили, многие их просто на радостях разбрасывали. Думали, что они больше никогда не пригодятся и всё всегда будет даром. У меня дома, например, целая стена над кроватью была деньгами обклеена. Пятёрки, десятки, даже сотни попадались. И вот, когда деньги снова объявили, я обрадовался и бросился их отдирать. Куда там! Клей, как назло, очень хороший попался: дерёт вместе с обоями, бумагу насквозь пропитал. С одной стороны вроде бы деньги как деньги, а с другой не поймешь что. Под обоями ведь ещё и старые газеты оказались… Пробовал я и так и сяк, и мылом, и растворителем — ничего не берёт! И вот так, бывало, лежишь на кровати, голодный как собака, а вокруг купюры, купюры, сотни, тысячи… Говорят, после меня в этой комнате какой-то бедолага спятил. Ну а я подался в Научный городок.
      При последних словах Джулио насторожился.
      — Если помните, господин Джулио, — начал объяснять Ослик, — земные гномы перед отлётом оставили на поверхности Луны небольшую радиостанцию. Через неё можно было держать связь между Звёздным городком на Большой Земле и нашей давилонской обсерваторией. На первых порах я всё собирался туда съездить поговорить со своим другом Карлушей, да только дел на ферме было невпроворот. А потом в газетах написали, что станцию накрыло метеоритом и никакой связи больше нет.
      Джулио кивнул, припоминая этот случай.
      — Но я всё равно поехал в Научный городок. Хотел добиваться, чтобы радиостанцию во что бы то ни стало починили. Ведь земные гномы могли прилететь снова и помочь нам наладить жизнь. Сами-то мы лететь к тому времени уже не могли: приборы невесомости вышли из строя. Так что ни связи, ни полётов.
      Господа учёные приняли меня хорошо, угостили морковным чаем с сухарём. Я тогда уже, по правде говоря, был готов ноги протянуть от голода. Я им говорю: надо чинить передатчик, собрать команду специалистов… Я ведь сам когда-то был неплохим электриком, работал на заводе Труппа. А те только усмехнулись. Конечно, какой там передатчик, если кругом голод и разруха.
      Идти мне было некуда, и я остался при Научном городке, в Планетарии. Наладил электропроводку, вычистил планеты, смазал шарниры. Всё опять закрутилось, замигало. Изредка стали приезжать из города экскурсии. Двадцать сантиков за вход, конечно, не большие деньги…
      А где я спал, господин Джулио, вы не поверите! В модели Большой Земли! Прямо под куполом! Постелил внутри матрас, кое-какое бельишко — и вот так парил каждую ночь в космическом пространстве.
      Когда жизнь стала налаживаться, начали выделять деньги для Научного городка, крохи конечно. И мне опять не повезло: оклады положили только господам учёным, секретарше и дворнику. Ко мне в Планетарий тоже зашла комиссия. Посмотрели, что всё горит, все крутится, — и сказали, что электрик не нужен. Я бы ещё пожил там какое-то время и без оклада, только дворник очень вредный оказался, выжил меня в два счёта.
      Я ещё долго перебивался случайными заработками, голодал, пока не устроился сюда, в «Весёлый клоун», со своим номером. Дело знакомое, я когда-то уже так зарабатывал в Сан-Комарике.
      — Вот что, Ослик, — сказал Джулио, выслушав приятеля. — Ты мне рассказал сейчас очень важные вещи. Может случиться, что тебе удастся здорово заработать. Только, самое главное, ты никуда не пропадай, чтобы я мог тебя в любое время найти.
      — Вообще-то, я здесь ночую, — признался Ослик. — Не хочу тратиться на жилье, пока нет постоянной работы. На кухне кой-чего помогаю, так что кормёжка идет даром. Всё, что зарабатываю, откладываю на чёрный день. Ведь когда-нибудь мой номер наскучит здешней публике…
      Ослик хотел ещё что-то добавить, но в этот момент со стороны зала грохнули выстрелы, и оркестр перестал играть.
      Джулио выхватил из-за пазухи револьвер и высунул голову за дверь гримёрки.
      — Всем сидеть на местах, это налёт! — доносились крики из зала.
      — Дело дрянь, — пробормотал Джулио. — Кажется, кто-то не поладил с Танцором.
      — Идите за мной, — шёпотом позвал Ослик.
      Они прошли какие-то коридорчики, винтовые лесенки под сценой и оказались в темноте, среди пыльной рухляди, за фанерным задником кулис. Кое-где в фанере были просверлены дырочки, через которые тьму иголками пронзали лучи света. Оба прильнули к дырочкам и стали наблюдать за происходящим.

Как Жмурик, Тефтель и Ханаконда совершенно бесплатно получили назад «Космические поставки», а сопровождавшие их охранники — памятные жесты от заведения (тоже совершенно бесплатно)

      Джулио ошибался: вооружённый налёт был совершён не против Танцора и его заведения. Разъярённые потерей «Космических поставок», Жмурик, Тефтель и Ханаконда решили поговорить таким образом со своими обидчиками Пупсом и Скарабеем.
      Крепкие, приземистые гномы в тёмных очках, чёрных костюмах и кожаных перчатках, с автоматами в руках, выстроились по краю сцены и хмуро направили стволы в сторону зала и ложи-люкс. Ещё несколько налётчиков перекрывали выходы. Охранник по прозвищу Хорёк грубо командовал в микрофон:
      — Всем сидеть на местах, оружие на пол, руки на стол!
      Удивительно было то, что находившиеся в ложе-люкс Пупс, Скарабей и Крысс не проявляли ни малейшего беспокойства в отношении происходящего. Они беседовали, закусывали и с интересом наблюдали за тем, как развиваются события. Причиной их странного поведения было то, что при первом же сигнале опасности их ложу перекрыло опустившееся сверху толстое пуленепробиваемое стекло. Стены, пол и потолок ложи имели внутри надёжный слой брони.
      В зале появились Жмурик, Тефтель и Ханаконда. На них были длинные шерстяные пальто, франтоватые белоснежные шарфики и пёстрые цилиндры. Ханаконда что-то сказал Хорьку, и тот объявил:
      — Мои хозяева ничего не имеют против господина Танцора, они имеют интерес вон к тем господам… — Хорёк указал дулом автомата в сторону ложи-люкс. — Эй, вы! — окликнул он довольно грубо. — Вылезайте, пока вас не вытянули за уши!
      Услыхав эту дерзость, Пупс в удивлении вскинул брови и сказал своему компаньону:
      — Не пора ли прекратить это безобразие, господин Скарабей?
      Тот с готовностью закивал, Пупс вынул из кармана телефон и спокойно произнес:
      — Начинайте.
      В ту же секунду стоящий в вызывающей позе Хорёк почувствовал, как вокруг его шеи затянулась петля, а затем сцена и микрофон стремительно улетели куда-то вниз. Он выпустил автомат и обеими руками схватился за душившую его петлю.
      Оглядевшись по сторонам, он убедился, что все налётчики, подобно куклам-марионеткам, болтаются на спустившихся с двойного потолка капроновых шнурах. Многие пытались звать на помощь, дёргались и извивались, как червяки, что весьма рассмешило публику, которая стала воспринимать происходящее как новую инсценировку, придуманную для увеселения посетителей ресторана.
      Все стали аплодировать, а в стоявших возле сцены Жмурика, Тефтеля и Ханаконду полетели объедки и огрызки. (В этот момент следивший за происходящим через дырочку Ослик одобрительно хмыкнул.)
      Убедившись, что хозяином положения стал Пупс, к микрофону вышел Танцор и объявил:
      — Я рад, что уважаемой публике понравился наш новый аттракцион, называемый «Налёт».
      Последовал взрыв аплодисментов, одобрительные крики, свист, и новый шквал объедков обрушился на главарей налётчиков, которых все теперь воспринимали как переодетых клоунов.
      — Только хватит!.. — прикрикнул на публику Танцор. — Хватит уже пачкать по'льты моим артистам! Приходите в «Весёлый клоун», и я обещаю вам не так повеселиться!.. Оркестр! Продолжайте отдых посетителей!
      Заиграла музыка, вышел конферансье и начал уморительно смешить публику по поводу «налёта». Программа пошла своим чередом.
      Тем временем гномы в серых трико и таких же масках, обтягивающих головы, принимали снизу трепыхавшихся налётчиков и уводили из зала. Невидимая, но вездесущая охрана господина Пупса сработала, как всегда, чётко и эффективно.
      Жмурика, Тефтеля и Ханаконду привели в люкс-кабинет и толкнули на кожаный диван.
      — Снимите с них наручники, — мягко попросил Пупс.
      Пока главари усаживались и разминали руки, Скарабей велел убраться за дверь всем лишним. За столом остались Пупс, Скарабей, Крысс и незаметно появившийся откуда-то Джулио.
      Скарабей был уже в курсе дел и почти смирился с тем, что вырученные сегодня за акции миллионы придется вернуть. «Лучше потерять эти деньги сегодня, чем завтра всё», — повторял он про себя фразу, услышанную от Крысса, и она его немного успокаивала.
      — Итак, господа, мы вас слушаем, — пропел своим медовым голоском Пупс и принял вежливо-выжидательную позу.
      Скарабей злобно улыбался, глядя в упор на потерявших весь свой кураж «теневых магнатов». Крысс и Джулио скромно перелистывали бумаги, не поднимая глаз.
      — Вы украли у нас семьдесят миллионов, — угрюмо и зло произнес Ханаконда, глядя в пол.
      — Семьдесят? — удивился Пупс. — Нет, не семьдесят, а гораздо больше! Ведь акции дорожают с каждым часом, с каждой минутой! Я уже не говорю о десятках миллиардов, которые вы намерены выручить от реализации всего проекта!..
      — Сволочи, вам это не сойдет с рук, — прошипел Ханаконда. — Сегодня ваша взяла, а завтра мы ещё посмотрим…
      — Ой!.. — Пупс сделал круглые глаза и схватился за сердце. — Ой!.. Сейчас со мной будет приступ. Ведь это угроза? — с выражением изумления и испуга Пупс повернулся к Скарабею: — Это угроза?
      Скарабей скривил губы в усмешке.
      — Но ведь если от вас действительно исходит реальная опасность, озабоченно продолжал Пупс, — я должен срочно, немедленно что-нибудь предпринять! Не ждать же завтрашнего дня, когда вы возьмётесь за меня по-настоящему! Вы — такие крутые и серьезные!.. Но что же делать? — Пупс заёрзал в кресле и завертелся по сторонам. — Бежать, бежать! Срочно рассовать по карманам сотню-другую фертингов и бежать куда глаза глядят!..
      Пупс вскочил с места, испуганно озираясь.
      Но вдруг он успокоился и хлопнул себя по лбу:
      — А что это я вдруг так перепугался? Ведь можно поступить и по-другому… И что это такое на меня такое нашло?..
      Он снова уселся в кресло, спокойно срезал кончик толстой сигары и прикурил от огня услужливо протянутой ему Крыссом зажигалки.
      — Как же я не подумал сразу? Вот сейчас впопыхах и наделал бы глупостей, садовая голова. По-другому-то выйдет и дешевле, и спокойнее, да и надежнее, пожалуй, выйдет. Возьмём корыто… Крысс, у нас найдётся в хозяйстве подходящее корыто?
      — На скотном дворе я видел именно то, что нужно, хозяин, — немедленно отозвался Крысс.
      — Прекрасно. Поставим вас, таких красивых и стильных, в это корыто и навалим туда вёдер двадцать цементного раствора вперемешку со щебнем. А когда раствор схватится, отвезём вас на ближайший мост, где нет полицейского. И — бултых в реку! В самый омут! Вот смеху-то будет!..
      Пупс залился своим заразительным смехом, Скарабей захохотал, секретари захихикали в ладошки.
      — И главное, — Пупс едва выговаривал, захлёбываясь, — и главное никаких расходов!..
      С трудом успокоившись, Пупс утёр глаза платочком, раскурил сигару и предложил вдруг без всяких предисловий:
      — Хотите получить назад «Космические поставки»?
      Магнаты подняли бледные как бумага лица.
      — Да, да, все права вместе с сегодняшней выручкой, — небрежно подтвердил Пупс.
      — Шутишь, начальник? — процедил Жмурик, злобно прищурив свой единственный глаз.
      — Крысс! — распорядился Пупс. — Оформите немедленно все бумаги как полагается. Так ведь, господин Жмурик? Ведь вы вернете липовые права Сигме и Мемеге?
      Жмурик очумело посмотрел на своих компаньонов, ища поддержки.
      — Что за дурацкий трёп? — презрительно повысил голос Ханаконда. Говорите, чего вам надо, и точка.
      Но разговоров больше не последовало. Пупс вызвал охрану, магнатам вручили обещанные бумаги и вытолкали всех троих на улицу.
      Тем временем обезоруженных и основательно помятых охранников в чёрном по одному выводили из подвала, ставили на порог заведения, и Танцор с чувством припечатывал каждого пинком под зад. Для этой процедуры он специально одолжил у швейцара тяжелые, подбитые железом ботинки, которые надел поверх своих лакированных туфель.
      Когда очередной гном в черном кубарем скатывался вниз по ступенькам, Танцор приговаривал что-нибудь вроде того: «Был счастлив от вашего посещения» или «Наш каждый клиент должен остаться доволен нашим обслуживанием»…
      Вокруг собирались гулявшие по ночным улицам зеваки, которые так и покатывались со смеху.
      В это же время главари быстро нырнули в свой автомобиль, и Ханаконда прорычал водителю: «Гони живо». Мысли в их бедных головах перепутались — они никак не могли понять, кто же на этот раз остался в выигрыше.

Как Буравчик преодолел в себе мучительные переживания в пользу одного миллиона фертингов и перестал быть независимым журналистом

      Этой же ночью Буравчик готовил к эфиру сенсационный выпуск передачи «Момент секретности». Он тщательно смонтировал все последние материалы, а затем снабдил их архивными вставками и собственными комментариями. Материал получался взрывной, и это было только начало… Но вот в первом же выпуске утренних новостей сообщили о событиях нынешней ночи в ресторане «Весёлый клоун». Встреча финансовых воротил и непонятный налёт перепутали Буравчику все карты. Теперь передача не могла выйти в эфир в прежнем виде. Всё, что он разведал с таким трудом, подвергая себя смертельной опасности, внезапно устарело и потеряло связь с сегодняшним днём. Необходимо было срочно и любой ценой разведать что-то о ночных переговорах, а затем вставить этот фрагмент в передачу и расставить все точки над «i»…
      И Буравчик стал лихорадочно перебирать в уме всех, кто имел какое-либо отношение к ночным событиям.
      Крысс, Крысс… Они были знакомы по работе в «Давилонских юморесках». Крысс был редактором и часто хвалил Буравчика за хорошие материалы. Вспомнит ли он его сейчас?..
      Буравчик в задумчивости грыз кончик карандаша, когда раздался звонок по местному телефону. Вахтёр с проходной сообщал, что Буравчика желает видеть некто господин Крысс.
      — Что?! — закричал Буравчик. — Как вы сказали? Пропустите, пропустите его немедленно! — И он сам побежал навстречу нежданному гостю.
      — Рад вас снова видеть, коллега, — сказал Крысс, когда оба вернулись в кабинет и уселись в кресла. — С интересом слежу за вашей творческой деятельностью. И в прессе, и на телевидении… Очень впечатляет, очень…
      — Благодарю вас. — Буравчик расплылся в улыбке, удивляясь собственной угодливости. — Но и вы были в своё время выдающимся мастером своего дела. Ваши статьи, фельетоны, редакторская работа… Я всегда откровенно восхищался вашим умением повернуть тему нужным образом и вашим неподражаемым юмором.
      Крысс поднёс руку к груди и слегка поклонился.
      — Однако когда-нибудь в жизни наступает время, — произнес он, подняв вверх указательный палец, — когда информационный бизнес перестает удовлетворять широкую, неординарную натуру… Не кажется ли вам, господин Буравчик, что такое время для вас уже наступило?
      Буравчик растерялся. Он все ещё не понимал, к чему клонит управляющий делами миллиардера Пупса.
      — Работая на публику, — продолжал Крысс, — вы направляете свой талант в никуда, бесцельно распыляете его, получая взамен жалкую популярность и жалкие гроши. Но публика неблагодарна: как только она вами насытится и у неё появится новый кумир по части сенсационных разоблачений, про вас забудут. Вас даже никто не пожалеет, потому что вы для них бесцеремонный и циничный проныра, который всегда найдёт для себя какое-нибудь грязненькое, но хорошо оплачиваемое дельце. Вы останетесь без капитала и положения в обществе, в лучшем случае на должности редактора какой-нибудь дешёвенькой жёлтой газетёнки, в суете ежедневной текучки и в полнейшем забвении. Горение яркой звезды внешне эффектно, но — увы! — весьма быстротечно, господин Буравчик. Подумайте о своём будущем, пока не поздно, ведь вы очень смышленый гном.
      Буравчик не нашелся что сказать и почесал карандашом за ухом.
      — А между тем многие гномы очень ловко устраиваются в этой жизни, продолжал Крысс своё мягкое давление.
      — Конечно, господин Крысс, вам в жизни очень повезло.
      — Я, конечно, не имел в виду себя, но раз уж вы сами заговорили… Знаете, почему мне повезло?
      Буравчик пожал плечами.
      — Потому что я не пытался угодить всем сразу. Я служил интересам одного-единственного, но достойного во всех отношениях гномы.
      — Я понимаю, «Давилонские юморески» принадлежали господину Скарабею…
      — Да, для многих это не являлось секретом. Господин Скарабей вкладывал в газету хорошие деньги, а я печатал добротные материалы, хорошо отражавшиеся на авторитете и благосостоянии господина Скарабея.
      — Ничего не имею против, — согласился Буравчик.
      Тут надо заметить, что и тот и другой предполагал наличие у собеседника портативного магнитофона, а потому отзывались обо всех упоминаемых гномх весьма деликатно.
      — И чем это для меня закончилось? — продолжал господин Крысс.
      — Чем?
      — Тем, что господин Скарабей рекомендовал меня для работы секретарём и управляющим делами богатейшему гному нашей планеты господину Пупсу.
      — Да, вы неплохо устроились.
      — Хотя об этом не принято говорить… хотите знать, какой у меня теперь оклад?
      — О!..
      — Сто тысяч фертингов в месяц, или один миллион двести тысяч фертингов в год. И это не считая доходов от ценных бумаг!
      Буравчик выронил карандаш, который всё это время машинально вертел в руках.
      — Как вы понимаете, такие деньги не очень-то легко потратить. Приходится вкладывать в недвижимость, золото, произведения искусства. Господин Пупс мог бы легко удвоить сумму моего оклада, если бы я попросил его об этом, но я не прошу.
      — Наверное, вы очень ценный работник, — глухо произнес Буравчик, опустив глаза. Сам он, после неудачи с открытием собственного телеканала, основательно влез в долги. Газету «Правдивые расследования» могли закрыть со дня на день… Доходы собеседника его ошеломили.
      — Разумеется, — согласился Крысс. — Иначе я бы просто не взял денег. Эти деньги являются лишь малой частью той прибыли, которую получает господин Пупс благодаря моей неустанной и весьма плодотворной деятельности.
      — Чего же вы хотите от меня? — спросил Буравчик напрямик, устав от разговора, который его изматывал своей неопределённостью.
      — Я хочу, чтобы вы начали работать на господина Пупса, — так же напрямик ответил Крысс.
      — Что?
      — Да, да. Я здесь по поручению именно этого господина. Миллиардера и, скажу вам по секрету, очень, очень неглупого гнома.
      Буравчик наконец всё понял, однако находился в нерешительности. Его буквально разрывали внутренние противоречия. Он ещё не знал, чем закончится этот разговор.
      — Стало быть, вы хотите купить меня со всеми потрохами? — произнес он с улыбкой, оттягивая время.
      — Это уж как вам угодно, — сказал Крысс, — но за эти самые потроха, как вы изволили выразиться, господин Пупс для начала выплатит вам один миллион фертингов.
      Карандаш в руках Буравчика хрустнул пополам.
      — В дальнейшем, — продолжал Крысс, — в процессе нашей совместной работы, суммы выплат, разумеется не будут исчисляться миллионами… Но обещаю вам, они будут очень, очень существенны.
      Буравчик поднялся, шагнул к окну, раскрыл его настежь и вдохнул полной грудью осеннюю прохладу. Постояв так с минуту, он прикрыл окно и сказал:
      — Я могу обдумать это предложение?
      — Разумеется, — с готовностью согласился Крысс. — Пока я здесь, в кабинете, можете обдумывать.
      Буравчик понял, что после столь откровенного разговора его отказ может иметь довольно опасные последствия. Ходу назад не было, и это, к его тайному облегчению, упрощало ситуацию. Он решил прямо сейчас заручиться маленьким и столь необходимым ему информационным авансом.
      — Что за разговор был сегодня ночью в «Весёлом клоуне»? — спросил он, решительно повернувшись к Крыссу.
      Тот кивнул, молча вынул подписанный Пупсом чек на миллион фертингов, протянул Буравчику и сказал:
      — Возьмите чек, и мы поговорим обо всем обстоятельно.
      Впервые в жизни испытывая подобные внутренние переживания, Буравчик принял чек и трясущейся рукой запихал его в свой бумажник.
      — Итак, господин Буравчик, — сказал Крысс с некоторой торжественностью, — с этого момента вы находитесь на негласной службе у господина Пупса. Поздравляю вас от души, коллега.
      Крысс поднялся из кресла и пожал совершенно взмокшую ладонь честного и неподкупного ещё минуту назад репортёра.
      — Присаживайтесь, господин Буравчик. — В тоне Крысса торжественность уступила место деловому настрою. — Вот теперь мы поговорим о событиях сегодняшней ночи и нашем первом совместном выпуске передачи «Момент секретности». Возможно, кое-что придется перемонтировать, а также придать несколько иную окраску закадровому тексту… В дальнейшем я буду просматривать подготовленные вами материалы ещё на подготовительной стадии, и совместными усилиями…
      Но тут мы незаметно удалимся, не дослушав всех подробностей этого сугубо профессионального разговора.
      Вечером того же дня, в самое удобное для зрителей время, вышел в эфир сенсационный выпуск передачи «Момент секретности». Предварительные ежечасные анонсы подогрели интерес публики настолько, что транслировавшуюся в тот же час любимую всеми игру «Колесо везения» никто не смотрел.
      Под руководством Крысса Буравчик перемонтировал передачу так, что все факты и события перевернулись вдруг с ног на голову. По новой версии выходило, что проект «Космические поставки» изначально принадлежал миллиардерам Пупсу и Скарабею, которые исключительно из любви к науке намеревались безвозмездно передать его ученым Сигме и Мемеге. Но это якобы не понравилось главарям преступного мира Жмурику, Тефтелю и Ханаконде, которые задумали силой завладеть правами на это сулящее огромные прибыли предприятие. Для этой цели преступники решили отравить ученых ядом. Попытка не удалась, потому что на месте предполагаемого преступления оказался он, репортёр Буравчик.
      Буравчик помешал отравить ученых до смерти, но был схвачен и подвергнут жестоким пыткам. Ему удалось бежать благодаря его собственной ловкости, а также самоотверженности врачей «скорой помощи».
      Но преступные главари не угомонились — рассказывалось далее. Той же ночью они совершили налёт на ресторан-кабаре «Весёлый клоун», где в это время мирно отдыхали господа Пупс и Скарабей. Под дулами автоматов бандиты вынудили их передать права на «Космические поставки» Жмурику, Тефтелю и Ханаконде, прикрывающимся именами находящихся в больнице ученых Сигмы и Мемеги…
      Вся эта невразумительная чехарда была настолько ловко смонтирована, что не вызывала ни малейших сомнений в достоверности. Здесь были видеосъемки, сделанные Буравчиком в Научном городке, видеозаписи налёта на ресторан, сделанные камерами слежения службы охраны, кадры из архива, интервью с прямыми и косвенными участниками событий — от врачей «скорой помощи» до хорошо заработавшего на этом деле дворника.
      Передача имела потрясающий успех, и когда через несколько часов на другом канале выступили с яростными опровержениями Жмурик, Тефтель и Ханаконда, зрители над ними только посмеялись.
      Пупс и Скарабей были чрезвычайно довольны проделанной работой. Буравчика и Крысса пригласили на ужин в «Весёлый клоун» и всячески обласкали. Главная цель была достигнута: у публики сложилось устойчивое представление о двух добреньких миллиардерах-меценатах и трех отпетых бандитах (каковыми Жмурик, Тефтель и Ханаконда на самом деле и являлись).
      Таким образом, г-да Пупс и Скарабей с блеском выкрутились из щекотливого положения, в которое едва не угодили благодаря некстати подвернувшемуся на карнизе репортёру Буравчику. За историю с порошком их могли запросто отдать под суд, а теперь главный свидетель и общественное мнение были на их стороне.

Обнаружен действующий прибор невесомости! — Набор «космических строителей». — Ослик получает предложение, от которого бывает трудно отказаться

      После того как все поступившие в продажу акции «Космических поставок» были распроданы, всерьёз заговорили о техническом воплощении этого дерзкого проекта. Главная трудность заключалась в том, что строительство большой многоступенчатой ракеты предполагалось вести на внешней оболочке Луны. То есть готовые к сборке части ракеты необходимо было каким-то образом переправить на лунную поверхность, а затем смонтировать в единое целое.
      Но именно эту задачу и не могли, как ни бились, разрешить учёные и конструкторы. Поднять груз за неимением прибора невесомости не представлялось возможным.
      Дело в том, что воздух на высоте бывает чрезвычайно разрежен, а под внешней оболочкой Луны имеется пространство, где его нет совсем. Вертолёт не смог бы подняться на необходимую высоту, так как его лопасти провалились бы в пустоту, не имея своей привычной опоры — воздуха.
      Пещер, соединяющих внутреннюю и внешнюю части Луны, в оболочке существует несколько, но ни одна из них не была достаточно просторна для пролёта многоступенчатой ракеты. К тому же все пещеры имели повороты и выступы. Без прибора невесомости затея казалась немыслимой.
      В то время, когда разработчики проекта во главе с известным физиком Квантиком основательно приуныли, газеты начали публиковать присылаемые читателями способы решения проблемы.
      Так, читатель Бомбарда предлагал расширить одну из ведущих наружу пещер путем интенсивного обстрела её крупнокалиберными разрывными снарядами из специально построенной для этой цели гигантской пушки. Как только дыра, писал он, увеличится до необходимых размеров, ракета свободно пролетит через неё и устремится в космическое пространство. По утверждению этого читателя, пожарного по профессии, его проект сулил лунатикам ещё массу удивительных открытий: во-первых, через образовавшуюся дыру они смогли бы наслаждаться неповторимой красотой звёздного неба, а во-вторых, в дневное время через неё свободно проникали бы солнечные лучи, что значительно улучшило бы климат и настроение гномов.
      Ответ недавно выписавшегося из больницы академика Мемеги был резко категоричным: во-первых, подобная бомбёжка лунной оболочки могла бы накрыть обвалом целые города вместе с их населением; во-вторых, через такую огромную дыру мог постепенно улетучиться весь воздух и жизнь на Малой Земле прекратила бы свое существование.
      Читатель Топсик предлагал подтягивать грузы на поверхность Луны при помощи металлического троса и лебёдки. Единственное, чего не объяснил этот читатель, так это того, каким образом доставить на поверхность Луны лебёдку и металлический трос умопомрачительной длины.
      Предложений было много, но все они при ближайшем рассмотрении оказывались по той или иной причине абсолютно невыполнимыми.
      И вот, когда надежда на создание своей лунной ракеты почти угасла и всё чаще стали поговаривать о возвращении денег акционерам, молнией пронеслось сенсационное сообщение: на Малой Земле обнаружен действующий прибор невесомости!
      Из последовавшего шквала информации выяснилось, что на крупнейшей в стране макаронной фабрике Скупердфильда существовал электромагнитный подъёмник, в который для облегчения процесса главный инженер когда-то вмонтировал небольшой прибор невесомости. Огромная металлическая шайба примагничивала сверху контейнер с готовой продукцией и по воздуху переносила его на склад. В условиях мощного электромагнитного поля магнитный железняк в приборе невесомости не размагнитился и продолжал эффективно действовать, облегчая работу.
      Скупердфильд, скрывавший до этого существование прибора, предложил его фирме «Космические поставки» за десять миллионов фертингов.
      Деньги были незамедлительно выплачены.
      Уже после совершения сделки, хорошенько ознакомившись со всеми обстоятельствами дела, Скупердфильд вдруг понял, что глупейшим образом продешевил. Что он легко бы мог получить за прибор (кстати сказать, доставшийся ему совершенно даром) как минимум ещё десять миллионов, а то и больше. Придя к такой мысли, он едва не слёг в больницу и, совершенно потеряв голову, отправился в Давилон для встречи со Жмуриком, Тефтелем и Ханакондой.
      Разумеется, его даже не приняли, и он до вечера околачивался перед воротами их загородного офиса, ругался на охранников и грозил своей тростью окнам особняка из-за ограды.
      Тем временем кто-то пронюхал, что огромный пакет акций «Космических поставок» в первый же день продаж скупил через подставных лиц фабрикант Пудл. Тут газетчики натешились вволю, припомнив пожар в типографии и тот факт, что поджигатели акций скрылись тогда именно на машине марки «Пудл». Никто теперь не сомневался, что господин Пудл каким-то образом замешан в этом деле. С подачи Крысса Буравчик в своей передаче между прочим упомянул, что пытавшие его охранники прибыли в Научный городок на автомобиле марки «Пудл»…
      Но все эти домыслы лишь сопутствовали главной теме — постройке и запуску космической ракеты.
      Пока крупнейшие заводы выполняли срочные заказы на изготовление узлов и корпуса, необходимо было подготовить команду специалистов для её монтажа на лунной поверхности.
      Для этого был объявлен специальный конкурс на должности «космических строителей». Пятнадцать гномов самых различных профессий, от электронщика до каменщика, должны были прибыть первыми на поверхность Луны, подготовить стартовую площадку, принять доставляемые снизу части и смонтировать ракету.
      После объявления конкурса в Научный городок начали стекаться со всей страны гномы, пожелавшие записаться в команду. В основном это были искатели приключений и безработные. А поскольку вознаграждение за этот краткосрочный подряд было объявлено чрезвычайно высокое, по десять тысяч фертингов на брата, желающих собралось огромное количество.
      Уставший гонять их с территории, дворник вызвал наряд полиции, который с помощью электрических дубинок живо выстроил претендентов вдоль шоссе. Стоявший первым претендент упирался носом в черенок метлы дворника, последний же находился где-то далеко за поворотом.
      Примерно в это же время произошла важная встреча двух старых знакомых.
      Джулио заехал за Осликом в «Весёлый клоун» ранним утром, поднял его с грязного матраса за кулисами, заставил умыться, причесаться и повёз завтракать в хороший ресторан.
      Покончив с едой и поболтав о том о сём, Джулио заказал по второй чашечке кофе с мороженым и заговорил о главном.
      — Ослик… — начал он, неуверенно подбирая слова.
      — Да, господин Джулио?
      — Помнишь, я предлагал тебе работать у господина Скарабея?
      — Да, господин Джулио, помню. Вы предлагали работать посыльным, лифтёром или что-нибудь вроде того.
      — Да, да… Что-нибудь вроде того… Но все эти должности, как ты сам понимаешь, не очень-то доходны и престижны, не говоря уже о перспективах роста…
      — Именно поэтому, господин Джулио, я не тороплюсь бросать свою работу в «Весёлом клоуне». Танцор платит мне пятьдесят фертингов за выход; я никогда раньше не зарабатывал таких денег.
      — Разумно, разумно. Но что ты скажешь, если я предложу тебе работу… Нет, скорее это будет разовое поручение. И за успешное выполнение этого, прямо скажу, опасного во всех отношениях поручения ты получишь сразу…
      Ослик с интересом дожидался конца фразы.
      — Ну, сколько ты думаешь?
      — Может быть, сто фертингов… или тысячу? — неуверенно предположил Ослик.
      — Сто… тысяч.
      Последовала пауза, во время которой собеседники молча смотрели друг на друга.
      — И ещё столько же в случае успешного завершения всей операции, прошептал Джулио.
      — Стало быть, всего двести… тысяч? — тоже шёпотом сказал Ослик.
      — Стало быть, двести.
      Джулио утер рот салфеткой, хлопнул в ладоши и заказал официанту по третьей чашечке кофе с мороженым.
      — Вот так, — сказал он, придавая своему голосу бодрую уверенность. Всегда будешь иметь кусок хлеба с маслом на одни только банковские проценты. А то и откроешь своё собственное дело, будешь расширяться… Имея такие знакомства, — Джулио подмигнул, — ты быстро пойдёшь в гору.
      Ослик помолчал, усердно обдумывая услышанное.
      — А это как-нибудь не связано с… — он со страхом и неприязнью провёл ребром ладони по горлу.
      — О, нет! — улыбнулся Джулио. — На этот счёт можешь не беспокоиться. Для подобных поручений существуют мерзавцы особого рода, и платят им гораздо меньше. Кроме того, мой хозяин и его компаньон никогда и ни при каких обстоятельствах не совершат столь ужасного злодеяния, даже чужими руками.
      Ослик облегчённо вздохнул и помешал ложечкой в своей чашке.
      — Напротив, — продолжал Джулио, — конечная цель моего хозяина и его компаньона господина Пупса как раз и состоит в том, чтобы избавить гномов от нависшей над ними катастрофы.
      И Джулио, не жалея красок, расписал Ослику, какие беды может принести гномам осуществление проекта «Космические поставки».
      — Да, — выслушав его и подумав, согласился Ослик, — что-то похожее уже было, не хотел бы я, чтобы это повторилось. Надо как-нибудь сообщить земным гномам, чтобы они ни за что не давали нашим магнитного железняка. Жаль, что передатчик на поверхности повреждён метеоритом, иначе можно было бы с ними связаться…
      — Да, жаль… — пробормотал Джулио.
      Он прекрасно знал, что никакого метеорита не было. Что радиостанцию, оставленную земными гномами перед отлётом, тайно привели в негодность по указанию Скарабея, а слух о метеорите был специально пущен для отвода глаз.
      — Но даже если бы радиостанцию удалось починить, — заметил Джулио, переговоры вряд ли бы к чему-нибудь привели. Земные гномы ничего не понимают ни в деньгах, ни в бизнесе. Вспомни своего друга Карлушу…
      — Да, господин Джулио, вы правы, — согласился Ослик. — Нельзя, чтобы эти мерзавцы, Жмурик, Тефтель и Ханаконда, впутали в это грязное дело земных гномов. Нельзя допустить того, чтобы их ракета отправилась на Большую Землю.
      — Знаете, господин Ослик, — сказал Джулио, внезапно переходя на «вы», вы гораздо умнее, чем я думал. Поэтому буду краток: вы запишетесь электриком в команду космических строителей и сделаете так, чтобы ракета потерпела аварию на старте. Жертв не будет, потому что все пилоты по сигналу тревоги катапультируются. По рукам?
      Ослик не торопился с ответом. Несколько минут он напряжённо думал, глядя перед собой в одну точку.
      — Задача не из лёгких, — сказал он наконец.
      Джулио смотрел на него с надеждой и в нетерпении.
      — Но и деньги того стоят, — улыбнулся Ослик.
      Они поднялись и пожали друг другу руки.

Ослика зачисляют в бригаду космических строителей. — Некоторые технические подробности

      Миновав выстроившуюся вдоль мокрого шоссе очередь претендентов, сидевший за рулем Джулио уверенно въехал на территорию Научного городка и остановился перед колоннадой главного входа. Незадолго до этого Ослик поговорил с Сигмой и Мемегой по телефону. Его зачисление в бригаду космических строителей было делом решённым. Оставалось только подписать контракт и пройти специальный ускоренный курс подготовки.
      Сигма и Мемега приняли Ослика очень тепло, прервав собеседования с претендентами и попросив секретаршу принести чаю. Они рассказали, что энергия прибора невесомости на исходе, поэтому он будет использован только два раза: для подъёма на поверхность Луны частей ракеты и для её старта.
      Для торможения во время посадки будут использованы реактивные двигатели и, уже в воздушном пространстве над Большой Землёй, несколько парашютов.
      Обратный путь с грузом магнитного железняка не вызовет трудностей, поскольку у космонавтов появится неограниченный запас невесомости.
      В обмен на железняк посланцы Луны доставят на Большую Землю запас лунита.
      Имена космонавтов Жмурик, Тефтель и Ханаконда почему-то до сих пор держали в строжайшей тайне.
      — Как же строители достигнут ледяной пещеры? — поинтересовался Ослик. Ведь вы сказали, что невесомость будет использована всего два раза — для подъёма частей ракеты и для старта.
      — Для подъёма гномов-строителей разработан специальный реактивный ранец, — пояснил Мемега. — Вот, кстати, образец такого ранца вы можете сейчас же на себя примерить.
      Мемега с кряхтением снял со стены железный «ранец» и помог Ослику застегнуть на себе его многочисленные ремни.
      — Имейте в виду, что прибор надевается поверх космического снаряжения, поэтому сейчас вы можете испытывать некоторые неудобства.
      Ослик действительно чувствовал себя неловко, поэтому поспешил избавиться от громоздкого и тяжёлого агрегата.
      Подписав все положенные бумаги и получив авансом тысячу фертингов наличными, Ослик распрощался с Сигмой и Мемегой. Выбегая на улицу, он не заметил внимательных глаз, следивших за ним из-за колонны.
      — Порядок? — спросил его дожидавшийся в машине Джулио.
      Ослик протянул контракт и сопутствующие документы, а также показал банковскую упаковку с тысячью новеньких фертингов.
      Убедившись, что бумаги в порядке, Джулио торжественно вручил Ослику чек на сто тысяч.
      Всю дорогу до города Ослик взволнованно молчал, пропуская мимо ушей бесконечную болтовню своего нового патрона: он внезапно, в одночасье стал богачом и теперь напряжённо пытался осознать для себя это невероятное событие.

Затея снова попахивает тюрьмой, но господин Крысс уверен, что Мига и Кролл возьмутся за работу совершенно бесплатно

      Вечером того же дня в люкс-кабинете ночного кабаре «Весёлый клоун» Джулио докладывал своим боссам о проделанной работе.
      — Этот Ослик, — поинтересовался Скарабей, — он, вообще-то, толковый гном?
      — Когда надо, он очень хорошо соображает, — заверил его Джулио.
      — Не выйдет ли так, что мы впустую потратим на него сто тысяч фертингов?
      — Я уверен, что Ослик справится с заданием. К тому же он хорошо знаком с земными гномами, и, если удастся наладить межпланетный передатчик, Ослик смог бы поговорить со своими друзьями. Он рассказал бы земным гномам, что затея с поставками чрезвычайно опасна.
      — Хотел бы я знать, какой идиот сломал радиостанцию! — стукнул кулаком по столу Пупс. — Понятное дело, что никакого метеорита не было, просто какая-то трусливая сволочь перестраховалась на будущее.
      Скарабей промолчал и густо покраснел.
      — Я дам Ослику на этот счёт соответствующее поручение, — пообещал Джулио. — Он попытается восстановить передатчик и выйти в эфир. Конечно, это было бы важное очко в нашу пользу.
      — Позвольте высказать мнение, — подал голос Крысс.
      Все обратились к нему, уже зная по опыту, что каждое его слово дорогого стоит.
      — Мне кажется, господа, вы забываете о приборе невесомости. О том единственном исправном приборе, сохранившемся на фабрике Скупердфильда, без которого всей этой затее грош цена. Если бы прибор удалось выкрасть или уничтожить на месте, дело было бы решённым.
      — Но разве прибор всё ещё находится на фабрике? — удивился Скарабей.
      — Именно так, — подтвердил Крысс. — Они опасаются преждевременно вынимать прибор из электромагнитного поля подъёмника.
      — Поразительная беспечность! Нужно этим срочно воспользоваться.
      — Кто возьмется за это дело? — спросил Пупс. — Затея, мне кажется, здорово попахивает тюрьмой…
      — Попросим сделать это Мигу и Кролла, — предложил Крысс. — Я почему-то уверен, что они не откажутся. И мало того, возьмутся за это дело совершенно бесплатно. Сегодня же они отправятся в Брехенвиль на фабрику Скупердфильда, устроятся на работу в ночную смену… Ну, а остальное будет зависеть от их везения и сообразительности. Если попадутся — пускай сами выкручиваются, выдать кого-то из нас они не посмеют. Лично мне показалось, что это необычайно живучие и изворотливые типы.
      Скептически поморщившись, оба миллиардера всё же кивнули.
      — По крайней мере, — сказал Скарабей, — если это действительно не будет нам ничего стоить…
      — Мы в целом полагаемся на вас в этом деле, господин Крысс, — поставил Пупс точку в этом разговоре.
      Подали десерт, и на сцене начался любимый всеми аттракцион «резиновое лицо». Однако в роли резинового клоуна сегодня выступал уже не Ослик, а другой, срочно нанятый артист.

Господин Крысс ударяет кулаком по столу господина Пупса, имея для того достаточно веские основания

      Около пяти часов утра Крысс, только что возвратившийся из «Весёлого клоуна», велел разбудить Мигу и Кролла. Слуги привели их, кое-как запахнувших халаты и отчаянно зевающих. Крысс восседал за огромным рабочим столом в кабинете хозяина.
      — Присаживайтесь, господа, — предложил он, указывая на глубокие гостевые кресла перед десертным столиком. — Сейчас принесут кофе. Надеюсь, вам хорошо спалось?
      Крысс уже знал, что всю ночь эти двое прохиндеев, заодно с Кротиком, играли в карты. Он даже знал, кто сколько выиграл и проиграл. Все трое легли спать, разбежавшись по своим комнатам, пятнадцать минут назад — после того, как машина Пупса засигналила перед воротами.
      — Благодарю вас, — пробормотал Кролл, — неплохо.
      Оба только что успели заснуть, и теперь зевота едва не выламывала у них челюсти.
      — Вот и прекрасно, — сказал Крысс. — Сейчас нам надо обговорить одно срочное дельце. И, в зависимости от результатов этого разговора, вы отправитесь либо на макаронную фабрику в Брехенвиль, либо на все четыре стороны.
      После такого странного заявления Мига и Кролл перестали зевать и начали усердно тереть глаза. Подали кофе, и они, обжигаясь, заглотили свои маленькие двойные порции. Крысс многие годы выпускал утреннюю газету, поэтому привык к ночной работе, и голова его была ясной.
      — Ещё кофе? — предложил он.
      Мига и Кролл энергично закивали и что-то замычали. Крысс распорядился и подбодрил их словами:
      — Просыпайтесь, просыпайтесь же, господа! Вас ждут великие дела!
      Выпив по второй чашке, мошенники стали смотреть на Крысса более осмысленно и настороженно.
      — Итак, — начал тот без особых предисловий, — ближайшей ночью необходимо выкрасть с макаронной фабрики Скупердфильда некую вещицу. Зная вашу нахрапистость и прыть, я и мой хозяин полагаем, что вы легко справитесь с делом. Как, берётесь?
      — Пошел ты к черту, — хмуро ответил Мига. — И ты, и твой хозяин. Сначала рассчитайтесь с нами за прошлое; мы что, даром травили для вас этих учёных ослов, Сигму и Мемегу? А между прочим, у меня здесь уже появились кое-какие долги…
      — Полегче на поворотах, — предупредил Крысс, сменив тон. — Сейчас позову собаку, она тебе нос откусит. И вообще, по вам уже давно тюрьма плачет.
      — Это по вам тюрьма плачет, — тоже сменил тон Мига, слегка перетрусив. — За насильственное удерживание заложников можно схлопотать такой срок, что не хватит денег на адвокатов.
      — А разве вас кто-нибудь удерживает? Идите с миром на все четыре стороны, скатертью дорожка. Только я боюсь, что особенно далеко вы не уйдете, потому что за вами очень быстро приедут. Ведь господин Скарабей, Крысс сделал страшную паузу, — пока ещё не знает, что вы предлагали моему хозяину травить его порошком. Я даже не уверен, что, узнав об этом, господин Скарабей будет делать официальное заявление в полицию…
      Мига и Кролл испугались по-настоящему и даже потеряли дар речи.
      — Да, да! Вы собирались травить его порошком и затем грабить! Так-то, дорогие мои. Весь разговор с вашими гнусными предложениями вот здесь! Крысс поднял над головой коробку с видеокассетой. — Вот здесь все подробности и неопровержимые доказательства вашего гнусного преступления!..
      С минуту в воздухе висела звенящая тишина.
      — Благодаря исключительной доброте и деликатности моего хозяина, господин Скарабей не знает об этом чудовищном преступлении, которое вы готовили за его спиной. Но как только он узнает, — Крысс снова повысил голос, — разве он не раздавит вас в тот же час, как омерзительных, ядовитых скорпионов, — в тот же час, в ту же минуту, медленно и мучительно?!!
      Крысс с силой ударил кулаком по столу.
      Мига и Кролл обмякли.
      — Вот что, — Крысс опять заговорил спокойно. — Вы сейчас же наденете на себя этот реквизит, — он кивком указал на сваленную на полу кучу тряпья, — и первой же электричкой отправитесь в Брехенвиль. Там вы явитесь на макаронную фабрику Скупердфильда и устроитесь на любую работу в ночную смену. Не будет вакансий, придумайте что-нибудь. А теперь запоминайте главное…

Будущие бухгалтеры согласны работать за половину оклада. — Вечер тянется долго, если двум приятелям совершенно не о чем говорить. — Непредвиденные обстоятельства меняют планы

      В середине дня на железнодорожную платформу Брехенвиля сошли два ничем не примечательных типа. На первом было коротенькое полупальто грязно-коричневого цвета, на другом — длинный не по размеру клеёнчатый плащ и лыжная шапочка с оторванным помпоном. По их заспанным физиономиям можно было догадаться, что все пять часов езды в электричке они добросовестно проспали.
      Разузнав у носильщика, как добраться до макаронной фабрики, они купили себе по свежей булке и, закусывая на ходу, направились вдоль протянувшейся через жиденький лесок узкоколейки в сторону дымящих фабричных труб.
      Дойдя по шпалам до железных ворот, они спросили у сидевшего в зелёной будке сторожа, нельзя ли устроиться здесь на какую-нибудь работу. Сторож сказал, что вакансии всегда имеются, потому что платят мало и народ здесь не задерживается.
      В конторе Мига и Кролл назвались студентами курсов бухгалтеров и попросили определить их в ночную смену. Начальник смены долго крутил вокруг да около, повторяя, что ночные уборщики в цеху ему, конечно, нужны, да только очень много приходит желающих и не всякому он работу эту доверит…
      Тогда Мига напрямую предложил ему половину их ночного заработка, после чего начальник смены в считанные минуты оформил каждого на тридцать фертингов, пятнадцать из которых при утреннем расчёте отходили в его карман.
      Ночные уборщики назвались Рохлей и Лопушком, они заступали в полночь и заканчивали работу в восемь часов утра.
      Вечер Мига и Кролл скоротали в привокзальном буфете, потягивая яблочную шипучку и закусывая бутербродами. До начала смены была ещё уйма времени, и они старались пить как можно медленнее, специально вооружившись для этого сосательными трубочками, которые предлагались здесь даром.
      После того как они выцедили по первой порции, возле них тут же оказалась уборщица с тележкой и забрала стаканы. Сидеть за пустым столом в буфете не принято, поэтому Кролл сходил к стойке и купил ещё по стаканчику.
      Пить не хотелось, и они старались тянуть напиток через трубочки как можно медленнее, но ещё медленнее двигались стрелки часов…
      Чтобы не привлекать к себе внимания, Мига и Кролл поочерёдно ходили к стойке, покупали яблочную шипучку, а затем молча цедили её за своим столиком.
      Буфетчик стал думать, что к нему явились грабители, которые теперь дожидаются закрытия заведения, чтобы потом выхватить пистолеты и забрать выручку. Теперь каждый раз, когда кто-нибудь из этих двоих подходил к стойке, он начинал нервничать и вглядываться в лицо клиента, пытаясь угадать его намерения. Клиенту такое повышенное внимание к себе было явно не по душе: он опускал голову, отводил глаза и делал вид, что утирается носовым платком.
      Когда стрелки часов приблизились к одиннадцати, настала пора закрывать буфет, и перетрусивший буфетчик собрался уже было позвать полицейского, подозрительные клиенты вдруг поднялись из-за стола и вышли.
      Два десятка стаканов выпитой шипучки давали о себе знать. Мигель и Кролл кое-как брели по тёмной узкоколейке, шипучка то и дело ударяла им в носы, а животы у них раздулись так, что на куцем полупальто Кролла отлетели две пуговицы.
      Предъявив разовые пропуска, они беспрепятственно прошли в огромный корпус цеха готовой продукции.
      Внутри, под высоченной железной крышей, было темно и гулко. По личному распоряжению Скупердфильда огни во всех помещёниях фабрики гасили на ночь из экономии. По этой же причине никого здесь, за исключением уборщиков и вахтёров, не брали работать в ночную смену, так как за ночную смену полагалось платить вдвое больше.
      — Как же мы будем подметать в темноте? — удивились Мига и Кролл, обращаясь к провожатому.
      Тот вынул из карманов и вручил им по электрическому фонарику, которые крепились на поясе специальным ремешком. Тут же выяснилось, что за батарейки взимается отдельная плата — по тридцать пять сантиков за штуку. Удивляясь необычайной скупости, вошедшей здесь, как видно, в обыкновение, уборщики уплатили требуемую сумму.
      Засветив фонариками, они наконец осмотрелись.
      Помещение напоминало по форме гигантский авиационный ангар, по одну сторону которого располагался упаковочный конвейер. Всю остальную площадь занимали громоздившиеся как попало металлические контейнеры, каждый высотой с гнома. В течение дня движущиеся по конвейеру макароны рабочие укладывали в коробки, запечатывали целлофаном и укладывали в контейнеры. Затем подъёмник в виде огромной электромагнитной шайбы поднимал такой контейнер в воздух и переносил на склад по укрепленным под потолком рельсам. Цех заканчивался огромными воротами, ведущими на склад, в котором начинались рельсы узкоколейки…
      — Вот, — указал вахтёр на один из контейнеров, весь чёрный, будто вымазанный сажей. — Вот сюда соберете мусор, а утром откатите его на дрезине в лесок. Мусор там сожжёте, и все дела, понятно? До утра-то управитесь?
      Уборщики опустили глаза и увидели, что весь пол усыпан мукой, макаронной крошкой, обрывками бумаги и целлофана. Мигель присвистнул, вглядываясь в темноту показавшегося теперь бескрайним упаковочного цеха.
      — Управимся, — с солидной уверенностью промолвил Кролл и пихнул своего приятеля.
      — Конечно сделаем, начальник, какие разговоры! — живо подтвердил Мига. — Нам не впервой!
      Как только вахтёр прошуршал по мусору к выходу и хлопнул дверью, уборщики побросали швабры и начали шаг за шагом изучать внутреннее устройство цеха.
      — Если на верхний контейнер поставить ещё два и передвинуть на несколько шагов влево, — прикинул Мига, — окажемся аккурат возле шайбы.
      Они стояли на одном из контейнеров и, задрав головы, разглядывали подъёмник, хранивший в себе вожделенный прибор. Вдруг им показалось, что вдалеке скрипнула небольшая дверь, врезанная в складские ворота.
      Мига и Кролл погасили фонарики и замерли.
      — Эй! — послышался чей-то неприятный скрипучий голос. — Эй, уборщики! Где вы?.. Тьфу!.. Чтоб вас!..
      Послышался грохот жестяного поддона. В такие поддоны рабочие дневной смены смахивали щётками с конвейера муку и макаронные крошки.
      — Кто здесь? — осторожно спросил Мига.
      — «Кто, кто»!.. Уволю вас всех к чертям собачьим! Это я, Скупердфильд, хозяин фабрики…
      Мига и Кролл включили фонарики, спрыгнули на пол и подбежали к Скупердфильду. Перед ними стоял, брезгливо отряхиваясь и озираясь, обсыпанный с ног до головы мукой гном в цилиндре и с тростью.

Скупердфильд затевает опасную игру, потому что получил десять миллионов фертингов при том, что мог получить все пятьдесят

      Тут мы сделаем небольшое отступление, для того чтобы напомнить читателю о существовании столь заметной фигуры, как Скупердфильд. Легкомысленно ввязавшись когда-то в игру с акциями «Беспроигрышной лотареи» и потеряв всё, что у него было, бедняга остался на собственной фабрике простым рабочим. Поскольку макаронное дело Скупердфильд хорошо знал и любил, работал он исправно и добросовестно.
      Сначала он был подручным на тестомешалке, потом ему доверили самостоятельную работу на прессе. С интересом вникая в премудрости производства, он сделал несколько толковых предложений по переустройству своего цеха.
      Скупердфильда начали уважать и некоторое время спустя даже выбрали бригадиром. На этой должности он проработал целый год. За это время дело, благодаря его стараниям, пошло так хорошо, что, когда настало время выбирать директора, рабочие дружно проголосовали за него.
      Многие, конечно, смеялись над его чудачествами и скупостью, вошедшей в поговорку, однако теперь его бережливость шла всем только на пользу, а знание дела приносило фабрике невиданные доселе прибыли. Макаронное заведение Скупердфильда было едва ли не единственным, сохранившим и даже приумножившим своё богатство во время всеобщей неразберихи. В отличие от других продуктов питания, макароны Скупердфильда не переводились на прилавках магазинов. А как только деньги снова вошли в оборот, фертинги потекли в кассу макаронного заведения золотой рекой.
      Тут натура Скупердфильда взяла своё, и он, наняв хорошего юриста, тайно скупил все акции макаронной фабрики, ловко взяв для этого ссуду у своего собственного предприятия.
      Став опять полноправным хозяином-капиталистом и переложив заботы на заместителей, Скупердфильд, как и раньше, всё больше времени начал проводить в безделье и праздности. А такое времяпрепровождение, как известно, быстро и пагубно влияет на характер и состояние мыслительных способностей даже самого трудолюбивого и сообразительного гнома.
      Превращаясь в дармоеда и бездельника, Скупердфильд одновременно приобретал уже почти забытые им идиотские привычки. Он снова стал подозрителен, мелочен, скуп и сварлив. На каждом шагу ему мерещилось, что все вокруг пытаются его в чем-то надуть, недоплатить или недовесить… Он опять начал подбирать повсюду кривые гвозди, исписанные ручки и яркие металлические банки из-под лимонада. Этот хлам он складывал в свой видавший виды цилиндр, а затем нахлобучивал его на голову.
      Несмотря на все свои странности и причуды, Скупердфильд по-прежнему очень любил животных. До тех пор пока он трудился на своей фабрике, в его доме было полно разнообразной живности — рыбок, ежей, Кролликов, морских свинок и даже один козлёнок. Однако всю эту веселую компанию приходилось ежедневно кормить, и эта необходимость постепенно стала вызывать у Скупердфильда приступы жадности. Пока он мучительно разрывался между любовью к деньгам и любовью к животным, его питомцы заметно отощали и начали разбегаться. Мелкую живность приютили соседи, а оставшегося последним козлёнка Скупердфильд, скрепя сердце, продал за двадцать фертингов местному фермеру. Добрый фермер разрешил Скупердфильду, когда он только захочет, навещать козлёнка. Однако для таких визитов нужно было тратиться на угощения, и свидание всякий раз откладывалось.
      Потеряв когда-то всё свое состояние на игре с акциями, Скупердфильд с понятным недоверием следил за шумно развернувшейся вдруг кампанией по продаже акций «Космических поставок». А когда из репортажей Буравчика он узнал, что этим делом тайно заправляют главари преступного мира Жмурик, Тефтель и Ханаконда, решил и вовсе держаться подальше от этой затеи. Каковы же были его удивление, растерянность и испуг, когда все заговорили о том, что единственный пока ещё действующий прибор невесомости принадлежит ему и находится внутри электромагнитного подъёмника в цехе готовой продукции! Забыв про свой страх перед преступным миром, Скупердфильд радостно потирал руки, предполагая, что выручит за прибор никак не меньше миллиона фертингов.
      И действительно, не миновало и суток, как к нему явились два юриста, представлявших интересы акционерного общества «Космические поставки». После утомительных переговоров обе стороны сошлись на десяти миллионах и разошлись, чрезвычайно довольные этой сделкой.
      Столь значительная сумма объяснялась несоразмерно большей стоимостью всего проекта. Десять миллионов были всего лишь крошечной песчинкой в этой умопомрачительной по размаху финансовой игре. И от этой песчинки теперь целиком зависел успех всего многомиллиардного предприятия.
      Когда слегка оглушённый внезапно свалившейся на него суммой Скупердфильд стал из любопытства читать публиковавшиеся в газетах материалы о «Космических поставках», он вдруг понял, что, продав прибор за десять миллионов, глупейшим образом продешевил и что если бы он затребовал пятьдесят, то легко получил бы и такую сумму.
      Открытие привело его в такое смятение, что он едва не заболел. Он ходил по фабрике мрачнее тучи, ничего не разбирая перед собой. Постоянные размышления об утраченных сорока миллионах надоумили его на одну рискованную идею, суть которой была в следующем.
      Поскольку десять миллионов уже были на его счету, а прибор новые хозяева забирать не торопились (конструкторы ракеты опасались пока что вынимать его из благоприятного для хранения электромагнитного поля), Скупердфильд мог выкрасть его, а затем продать «Космическим поставкам» ещё раз, но уже не за десять, а за сорок миллионов, заполучив таким образом желаемую сумму. Совершить эту сделку можно было через подставное лицо, так чтобы ни у кого не возникло подозрений по его адресу.
      Для осуществления непосредственно кражи Скупердфильду были необходимы сообщники, которые в случае разоблачения отвечали бы за всё, а он сам опять же остался ни при чём. Он знал, что в цехе готовой продукции каждую ночь работают два уборщика, нанятые чаще всего из слонявшихся по территории в поисках случайного заработка безработных. Подкупить за пустяковую плату парочку таких растяп и подговорить их выкрасть прибор из подъёмника было бы плевым делом. А для того, чтобы запутать последующее разбирательство, Скупердфильд придумал заменить исправный прибор старым, списанным, но внешне ничем не отличающимся от исправного. Затем, когда обнаружится, что прибор в подъёмнике пришёл в негодность, возникнет некое подставное лицо и предложит «Космическим поставкам» ещё один исправный прибор, о происхождении которого можно будет придумать подходящую легенду.
      Продумывая в деталях этот план, Скупердфильд заметно повеселел, у него улучшился аппетит, он все время что-то возбужденно бормотал про себя и удовлетворенно потирал сухие ладошки. Он подобрал на свалке старый, списанный прибор невесомости, почистил его, упрятал в сейф и стал дожидаться подходящего случая для осуществления своего замысла.
      В конце каждого рабочего дня он садился перед компьютером в своем кабинете и просматривал данные на гномов, нанятых на работу в ночную смену. Он ждал момента, когда на работу заступят новички, которых будет легко обвести вокруг пальца.
      Прошло несколько дней, и на экране высветились два новых имени: Рохля и Лопушок. Из сведений о них значилось только то, что днем они обучаются на бухгалтерских курсах и не имеют постоянного места жительства. Скупердфильд решил, что лучших кандидатур он вряд ли дождется, и решил действовать незамедлительно, этой же ночью.
      С наступлением полуночи Скупердфильд, стараясь быть незамеченным, направился в сторону цеха готовой продукции. Свою фабрику он знал вдоль и поперёк, поэтому найти дорогу без посторонней помощи не составляло для него труда. Несколько тусклых фонарей почти совсем не освещали территорию, и Скупердфильд постоянно влезал в глубокие лужи, набрав полные ботинки воды. Чертыхаясь и стуча перед собою тростью, как слепой, он кое-как допрыгал до склада и отпер дверь собственным ключом.
      Если на улице хоть как-то светили фонари, то на складе была почти совсем кромешная тьма. Скупердфильд постоянно стукался о ящики, спотыкался и проклинал всё на свете. В довершение всего, набив себе шишек и уже оказавшись в цехе готовой продукции, он опрокинул на себя поддон с мукой.

Рохля и Лопушок вступают в преступный сговор с хозяином фабрики. Всё проходит чересчур гладко для того, чтобы благополучно закончиться

      — Ну что же вы стоите как идиоты! — разорялся Скупердфильд, белый, как снеговик. — Вот, возьмите щётки, и за работу. Что… что вы делаете! Эта работа после, потом! Меня, меня отряхните!..
      Совершенно растерявшиеся, Мига и Кролл приблизились вплотную к хозяину фабрики и начали счищать с него муку.
      — Вы ночные уборщики? — обратился к ним Скупердфильд, не желая терять времени.
      В ответ уборщики ещё усерднее замахали щётками, согласно закивали и замычали что-то невразумительное.
      — Рохля и Лопушок?
      На секунду уборщики замерли в недоумении, а затем громче прежнего замычали «угу» и замахали щётками с удвоенной энергией.
      Ещё днем в конторе им рассказывали, что Скупердфильд любит ходить по цехам, переодевшись в фирменный комбинезон, и следить за тем, кто как работает и кто о чем говорит. Разумеется, хотя он и прятал лицо, хитрость не удавалась и о его приближении узнавали ещё до того, как он появлялся на рабочих местах. После этого всякие перерывы прекращались и все начинали работать так хорошо и слаженно, что придраться было совершенно не к чему.
      Скупердфильда удивляла такая замечательная добросовестность, потому что во времена, когда он сам стоял у пресса или тестомешалки, рабочие вели себя совершенно по-иному: частенько бросали работу, халтурили, болтали и смеялись. Теперь же работа ни на секунду не прекращалась, а если кто-нибудь и заговаривал, то исключительно ради того, чтобы похвалить хозяина фабрики за доброту, справедливость и знание своего дела. Такая обстановка на фабрике Скупердфильда, с одной стороны, радовала, но с другой… казалась ему чрезвычайно странной.
      Полагая, что нынешний визит хозяина носит подобный же конспиративно-проверочный характер, ночным уборщикам Миге и Кроллу оставалось только досадовать на то, что проверка пришлась аккурат на их смену. Записавшись на работу под вымышленными именами, они опасались, что в темноте Скупердфильд узнает их голоса.
      — Да вы, случаем, не глухонемые? — испугался Скупердфильд.
      Такая досадная неожиданность могла бы полностью сорвать его планы. Мига и Кролл испугались другого: они подумали, что их могут сейчас же прогнать, потому что глухонемых работников здесь не держат.
      — Что молчите? — повысил голос Скупердфильд. — Отвечайте быстро: можете говорить?
      — Да! — неожиданно высоким фальцетом отозвался Кролл.
      — Да! — хриплым басом вторил ему Мига.
      От неожиданности Скупердфильд отшатнулся.
      — Что! Что такое у вас с голосами?
      — Простыли немного!.. — ответили уборщики в два голоса.
      Фонарики слепили Скупердфильду глаза, иначе бы он тотчас узнал своих заклятых врагов.
      — Ну всё, всё, хватит! — прервал он идиотскую заминку и поспешил перейти к делу, то есть для начала быстро допросить незнакомцев: — Первый раз здесь?
      — Ага, — пискнул Кролл.
      — Угу, — прорычал Мига.
      — Понятно…
      Скупердфильд находился в растерянности. Только ли дело в простуде и не являются ли эти странные субъекты какими-нибудь непредсказуемыми кретинами? Для прояснения этого дела он решил задать уборщикам несколько вопросов:
      — Деньги… любите?
      Уборщики с готовностью закивали головами и замычали. Поставив эту реакцию им в плюс, Скупердфильд продолжил:
      — Ну а как вам это… работать нравится?
      Мига и Кролл растерялись: не понимая, к чему клонит хозяин фабрики, им было трудно понять, какой ответ его сейчас больше устроит. Поэтому Кролл неуверенно пискнул «да», а Мига прорычал «нет». Не обратив внимания на эту несогласованность, Скупердфильд в нетерпении ударил напрямик:
      — Хотите запросто заработать по сотне фертингов? Прямо сейчас? зашептал он взволнованно. — Получите по сотне наличными — и свободны. А? Что? Вы что-то сказали?
      Но Мига и Кролл молчали, лихорадочно соображая.
      — Так вы согласны? А, уборщики? Надо только слазить кое-куда за одной вещицей. Ну и это… потом держать язык за зубами. Хотите? А? Что?..
      Начиная смутно догадываться, о какой «вещице» может здесь идти речь, Мига и Кролл, позабыв об осторожности, переглянулись, направив друг на друга фонарики. На секунду их лица осветились, и Скупердфильду показалось, что он раньше уже где-то видел этих гномов.
      — Вы первый раз на фабрике? — быстро спросил он, отступив на шаг и взяв на изготовку свою трость с тяжёлым набалдашником.
      — Нет, нет, хозяин, — шёпотом наперебой заверили его уборщики. — Мы вас видели раньше, здоровались даже. Мы ведь давно здесь ходим, только никак не могли оформиться. Все хотят у вас работать, хозяин, уж очень хорошая у вас фабрика, и макароны тоже очень вкусные…
      Скупердфильду надоело их слушать.
      — Хорошо, хорошо, — нервно отмахнулся он. — Хватит болтать. Вон там, он указал в дальний угол цеха, — там лестница, которая ведет под крышу. Под крышей рельсы; по этим рельсам ползите до цепи. По этой цепи спуститесь на подъёмник. Это такая железная болванка, вроде шайбы, понимаете?
      Мига и Кролл взволнованно закивали. Теперь они знали, как добраться до подъёмника.
      Между тем Скупердфильд вынул из-за пазухи старый прибор невесомости. Это была пластмассовая коробочка, похожая на пенал, приводящаяся в действие нажатием кнопки или с дистанционного пульта. От действующего этот прибор отличался только тем, что при включении лампочка-индикатор в его кнопке не загоралась.
      — Вот, — протянул Скупердфильд прибор. — Возьмите эту коробочку и найдите в подъёмнике такую же. Ту сбросьте мне вниз, а эту поставьте на её место. Вот и вся работа…
      Тут Скупердфильду показалось, что платить двести фертингов за такую пустячную работу совершенно нелепо… Ему очень сильно захотелось уменьшить сумму наполовину или даже на две трети… Однако время для мелочных препирательств было самое неподходящее, и, тряхнув головой, он продолжил:
      — Так вот, работа пустячная. И я плачу вам за нее семьдесят пять… то есть, я хотел сказать, двести фертингов. Вы понимаете, о чём я говорю?
      — Нет, хозяин, мы не понимаем, — простодушно пропищал Кролл, — но сделаем все в точности, как вы сказали.
      — Не понимаете? Ну, это даже хорошо, что вы не понимаете. Главное, делайте всё, как я говорю. Вот, видите? Двести фертингов. Я их оставлю вот на этом месте, после того как вы сбросите мне коробочку. Идет? А? Что?..
      Мига и Кролл пихнули друг друга в бока и согласно замычали. Они уже смекнули, что к чему, и были невероятно рады свалившейся вдруг на них удаче. Облапошить Скупердфильда при таких обстоятельствах было раз плюнуть, к тому же в случае чего можно было свалить на него всю вину.
      Скупердфильд проводил их к отвесной металлической лестнице и, прошептав вдогонку ещё несколько наставлений, направился в середину цеха, под шайбу подъёмника.
      Добравшись до самого верха, Мига и Кролл убедились, что лестница здесь поворачивает под прямым углом и ведет к рельсам. Эти рельсы крепились к стенам и крыше надёжной металлической арматурой, поэтому лезть дальше, хватаясь за эту арматуру, было куда как просто.
      Через окна пробивался свет тусклых уличных фонарей, внизу же была кромешная тьма. Панически боявшийся высоты, Кролл дрожал всем телом. Скупердфильд следил снизу за их передвижениями по свету фонариков и, стиснув зубы, помалкивал, хотя его распирало от желания поторопить медлительных недотеп.
      Спустившись по цепи, в каждое звено которой свободно проходила ступня, лазутчики очутились на подъёмнике. Там они замерли и принялись о чём-то шептаться. Задравший голову и вытягивавший шею Скупердфильд забыл про осторожность и крикнул во весь голос:
      — Ну! Что? Нашли?..
      Это было ошибкой: его каркающий голос эхом разнёсся по всему корпусу, хлопнула дверь и вахтёр, засветив большим фонарём, начал звать уборщиков:
      — Эй! Вы чего шумите? Эй, вы где? Уборщики?
      Мига и Кролл молчали, не выдавая своего местонахождения. Напряжение возрастало, надо было срочно что-то придумать, иначе вахтер мог поднять шум и сорвать все планы.
      — Здесь! — отвратительным фальцетом вдруг пискнул Скупердфильд. — Мы здесь!
      — Это ещё что за дурачества? — удивился вахтер. — Сейчас как накостыляю вам за такие шуточки! Почему не работаете?
      — Мы работаем! — пискнул Скупердфильд и принялся наугад махать ногами, создавая шуршание мусора.
      — Вот я сейчас посмотрю, как вы работаете! — пригрозил вахтёр и двинулся на звук.
      Услыхав его решительное сопение и увидев быстро приближающийся свет фонаря, Скупердфильд юркнул за один из контейнеров, пропустив вахтера вперёд, а затем, выскочив из укрытия, изо всех сил треснул его по голове палкой с костяным набалдашником.
      Оглушенный вахтёр без чувств рухнул на пол. Его фонарь разбился и погас.
      Наблюдавшим сверху за этой сценой Миге и Кроллу стало не по себе. Дело принимало нежелательный оборот.
      — Ну!.. — в нетерпении закричал Скупердфильд срывающимся голосом. — Вы нашли прибор? Бросайте, бросайте его скорее сюда!..
      Теперь следовало бросить вниз старый, неисправный прибор и, воспользовавшись темнотой, дать деру. Мига стал шарить вокруг себя, но коробочки нигде не было. Кролл мелко дрожал, обхватив руками цепь; Мига запустил ему руку под комбинезон и нащупал прибор. Другой прибор он хорошенько упрятал у себя за поясом.
      — Вот он, держите! Считаю до трёх, а вы уж как-нибудь ловите!
      — Да, да, бросайте, бросайте скорее прямо сюда! Вот, видите, я ловлю его в шляпу!
      Мига посветил вниз и увидел, что Скупердфильд стоит наготове, подставив свой цилиндр.
      — Раз, два… три!
      На счет «три», одновременно с попаданием прибора в шляпу, случилось нечто ужасное: в цеху вспыхнул большой свет, защёлкали затворы автоматов и, откуда ни возьмись, буквально изо всех щелей, словно тени, выступили вооруженные до зубов гномы в чёрных костюмах, чёрных очках и чёрных кожаных перчатках. Это были специально подготовленные для охраны прибора шпионы, присланные сюда Жмуриком, Тефтелем и Ханакондой.

Чудеса воздушной акробатики и свойства магнита обезоруживать преследователей. Пока все сломя голову несутся по узкоколейке, Скупердфильд заваривает себе чаёк

      Скупердфильд колебался не больше мгновения. Мысль о возможных финансовых потерях прояснила его сознание раньше, чем страх успел сковать его намертво.
      — Держите!! — завопил он, указывая на растерявшихся Мигу и Кролла. Держите уборщиков! Они украли прибор невесомости! Я следил за ними, я проверял их…
      Продолжая создавать панику своими воплями, он быстро нахлобучил цилиндр с прибором себе на голову и кинулся к электрощиту с выключателями. Он повернул рукоятку, и шайба стремительно понеслась в сторону начавших автоматически раздвигаться складских ворот. Сейчас ему было важно отвлечь внимание от себя и одновременно позволить скрыться уборщикам, ставшим теперь опасными свидетелями.
      Поддавшиеся Скупердфильдовской провокации, гномы в чёрном все разом сыпанули за беглецами, задирая головы, спотыкаясь и беспорядочно стреляя в воздух. Включенный на полную мощность электромагнит стал притягивать к себе металлические предметы, и автоматы вдруг разом повыскакивали из рук шпионов.
      Пролетая под потолком, шайба подъёмника зацепила полураскрывшуюся створку ворот и стала раскачиваться, одновременно продолжая свое стремительное поступательное движение. Мига и Кролл не удержались и с воплями посыпались вниз.
      Им повезло: оба приземлились на коробки с макаронами в прицепленном к дрезине и готовом к отправке контейнере. Шайба стрелой пролетела через весь склад и разбила в щепки наружные деревянные ворота. За нею следом промчалась ватага охранников в чёрном.
      Мига и Кролл некоторое время лежали, притихнув. Медленно подняв головы, они увидели, что охранники подбирают свои автоматы вокруг оторвавшейся и отлетевшей далеко в кусты шайбы подъёмника.
      — На дрезину! — шепнул Мига.
      Оба вскочили на дрезину и несколькими отчаянными рывками заставили её набрать скорость. Запрыгнув обратно в прицеп с макаронами, беглецы юркнули под брезент и замерли.
      Рельсы шли под уклон, маленький состав начал плавно набирать скорость, постукивая колесами. Охранники молча смотрели, как состав прокатился мимо, и недоуменно повернулись к возникшему в проёме разломанных складских ворот Скупердфильду.
      Подождав, когда беглецы минуют опасный участок и скроются в темноте, хозяин фабрики вдруг взорвался:
      — Что же вы стоите, идиоты? Преступники уходят у вас из-под носа! Догоняйте же их, догоняйте! Они к тому же увозят мои макароны! Бегите за ними! Хватайте их!! Стреляйте!..
      Скупердфильд ещё долго кричал и размахивал палкой, пока вся ватага гномов в чёрном, паля из автоматов в темноту, не скрылась из виду.
      После этого он спокойно поправил цилиндр на голове и отправился в свой офис. Оттуда он позвонил в полицию и заявил, что на его фабрику только что совершён вооружённый бандитский налёт. Потом он позвонил в страховую компанию и повторил то же, прибавив, что налетчики произвели на фабрике ужасные разрушения, а также угнали по железной дороге транспорт, гружённый первосортными макаронами. Потом он запер прибор невесомости в свой личный потайной сейф и, заварив себе чайку, стал дожидаться приезда полиции.

Похоже, что ночные уборщики всё-таки заработали свои двести фертингов, но так их и не получили

      Тем временем Мига и Кролл, оставив далеко позади свору беспрестанно палящих из автоматов шпионов, катились вперёд в кромешной тьме, набирая скорость. Высунувшись из-под брезента и озираясь по сторонам, они не видели ничего, кроме плавно исчезающих вдали огоньков фабрики Скупердфильда.
      Колеса стучали всё быстрей и быстрей, в лица беглецов бил встречный ветер. Но вот откуда-то сбоку яростно загудел, застучал и засветился огнями большой железнодорожный состав. Казалось, что ещё немного, и столкновение будет неизбежным. Мига и Кролл перелезли через борт контейнера, встали на край платформы и очертя головы прыгнули в свистящую темень.
      Кубарем прокатившись по мокрой траве, они некоторое время лежали, не чувствуя под собой холодной воды. Мимо по шпалам протопотали гномы с автоматами.
      Мига и Кролл поднялись на ноги и, чавкая ботинками по болотистой почве, выбрались на насыпь узкоколейки. Большой поезд проехал, дрезины тоже не было видно.
      Мига ощупал себя и убедился, что он хотя и весь мокрый, но целый и невредимый.
      — Прибор у нас? — мрачно сказал уставший от всего Кролл.
      — Что?.. — От мысли о приборе Мигу бросило в жар. За поясом ничего не было.
      — Я говорю, где прибор невесомости?
      — Сейчас, — пробормотал Мига. — Сейчас я его найду.
      Он быстро почавкал по болоту к тому месту, где они кубарем катились с прицепа. Битый час он ползал по воде, ощупывая каждую кочку и травинку и повторяя бессмысленно: «Сейчас, сейчас… Он должен быть здесь…»
      Начинало светать, и беглецы, стуча зубами от холода, отправились на поиски дрезины. Была ещё надежда на то, что прибор остался в контейнере с макаронами.
      Дрезину с прицепом они нашли неподалеку от большой грузовой платформы, в тупичке. На подъёме она замедлила ход, повернула и, проехав ещё немного вдоль путей, плавно остановилась. Миге и Кроллу стало досадно и стыдно, что они перетрусили большого поезда и прыгнули раньше времени. Брезент с прицепа был снят и отброшен, — очевидно, гномы с автоматами прекратили здесь погоню и ушли рыскать по городу.
      Мига залез в контейнер, и вскоре послышался его торжествующий вопль:
      — Есть!!! — Но уже в следующее мгновение он сменился воплями отчаяния: — Не тот!.. Не то-от!!. Не то-о-от!!!
      Две коробочки непонятно как и когда перепутались: Скупердфильд получил свой, исправный прибор; Мига и Кролл — ни к чему не годный хлам, подобранный на свалке.

Полиция, страховые агенты и репортёр Буравчик с разной степенью успеха ведут следствие. — Благодаря лошадям Мига и Кролл уже далеко

      Вспомнив про зашибленного палкой сторожа, Скупердфильд сделал ещё один телефонный звонок и вызвал «скорую». Через час со стороны города к макаронной фабрике начали съезжаться страховые агенты, полиция и кареты «скорой помощи».
      Сторож, по счастью, не очень сильно пострадал: врачи обнаружили у него шишку на голове и возможное лёгкое сотрясение мозга. Чтобы не гонять машины впустую, за неимением других пострадавших его всё-таки увезли в больницу для всестороннего обследования за счёт макаронного заведения.
      Полицейские составили акт о краже прибора невесомости, контейнера с макаронами, а также о невиданной по размаху перестрелке. Утром они обещали прислать сыщика для более обстоятельного разбирательства.
      Когда медики и полицейские уехали, за дело принялись явившиеся сюда самыми первыми агенты страховой компании. Всё имущество Скупердфильда, за исключением прибора невесомости, который уже ему не принадлежал, было застраховано на кругленькую сумму. Теперь дотошные агенты замеряли, фотографировали и скрупулезно заносили в свои бумаги каждую испорченную вещь, дырку от пули и продранную упаковку макарон. Хозяин фабрики бегал от одного агента к другому, требуя зафиксировать то облупившуюся где-нибудь краску, то застарелую вмятину или царапину, не говоря уже о разбитом фонаре и двух фирменных комбинезонах. Он был бы рад приписать сюда ещё много чего, но страховая компания специально прислала к Скупердфильду самых опытных и въедливых сотрудников, заморочить которых было непросто. Но даже и эти видавшие виды сотрудники уезжали на другой день, дёргаясь, как контуженные, и давая себе слово бросить навсегда эту проклятую работу…
      После полудня на фабрику начали съезжаться репортёры. Среди них был и Буравчик, которого специально прислал сюда Крысс, обеспокоенный исчезновением Миги и Кролла. Скупердфильд к этому времени уехал домой спать, а на месте происшествия, оцепленном полицией, работал теперь сыщик Дигль.
      Без показаний находящегося в больнице сторожа и отправившегося домой Скупердфильда Дигль не мог уяснить для себя ровным счётом ничего. Деловито прохаживаясь по цеху с трубкой в зубах и подолгу разглядывая сквозь лупу дырки от пуль, он мечтал только о том, чтобы этот ещё один проклятый рабочий день быстрее закончился, а завтра, получив показания сторожа и хозяина фабрики, он уж как-нибудь сочинит рапорт…
      Куда успешнее вёл свое расследование репортёр Буравчик. Он нашёл в раздевалке одежду Миги и Кролла, осмотрел найденную в тупике дрезину с прицепом, нашёл затоптанный болотистый участок возле узкоколейки. Восстановив в своем воображении события по обнаруженным следам и фактам, Буравчик угадал практически всё, за исключением существования в этом деле двух, а не одного прибора невесомости.
      Таким образом, по результатам его следствия выходило, что Мига и Кролл решились на безумный поступок и попросту украли прибор, чтобы продать его «Космическим поставкам».
      Вернувшись в телестудию, где его с нетерпением дожидался Крысс, Буравчик доложил о результатах своей деятельности. Крысс только покачал головой, а затем отправился к Пупсу, разрешив Буравчику предать огласке всё известное ему о событиях на макаронной фабрике, за исключением, разумеется, имён похитителей. Ему также рекомендовалось делать упор на то, что прибор невесомости безвозвратно утерян и, следовательно, никаких космических полетов в ближайшее время не предвидится, а общество «Космические поставки» прогорело окончательно и можно вообще забыть о его существовании. Эта тема была искусно вплетена в ткань увлекательного повествования о краже, погоне и перестрелке и выглядела чрезвычайно убедительно.
      Материалы Буравчика появились одновременно на экранах ТВ и в вечерних газетах (четыре полосы текста, потеснённого обилием фотографий).
      Кстати сказать, с наибольшим интересом и удовлетворением эти материалы просматривал, сидя дома в любимом кресле и попыхивая трубкой, сыщик Дигль из Брехенвильского отделения полиции. Теперь он был уверен, что завтра, после допроса участников событий, он составит далеко не худший в своей жизни рапорт.
      Весь этот день Мига и Кролл тряслись в товарном вагоне прочь от страшного места. Пока гномы в чёрном бегали по спящему Брехенвилю в поисках беглецов, они запрыгнули в состав товарного поезда, направляющегося в Сан-Комарик.
      На открытой платформе со щебенкой холод и сырость продирали их до костей, и они полезли вдоль состава в поисках хоть какого-нибудь тепла. Вскоре им удалось обнаружить вагон, в котором перевозили лошадей. Лошади надышали здесь тёплого воздуха — от них самих и даже от досок под ними клубился пар.
      Зарывшись в жиденькую копну сена, Мига и Кролл постепенно согрелись и уснули, а одежда на них высохла. Они не знали, для чего едут в Сан-Комарик; не знали, что их ожидает в ближайшие часы. Но позади снова была погоня, месть и ужасная расправа…
      Привыкший ко всему и в свое время не вылезавший из каталажек, Мига храпел во все сопелки. Изнеженный, хотя и изрядно потрёпанный за последнее время, Кролл во сне дёргался и скулил. Ему снилось, что мучители всё-таки поймали его и посадили в клетку с бешеными собаками, обступили вокруг, тыча длинными палками с гвоздями, и собаки вот-вот его загрызут.

Скупердфильд блестяще доводит до конца свой мошеннический план. — По ускоренной программе ракета должна стартовать через три дня

      Утром на давилонской бирже произошёл стремительный обвал цен на акции «Космических поставок». Никто не хотел брать их даже даром, поскольку прибор невесомости был похищен и космический полёт теперь не представлялся возможным.
      Но к полудню цены вдруг снова подскочили, достигнув прежней цены и даже её превысив. Причиной этого невиданного явления было сенсационное заявление Скупердфильда о существовании на его фабрике ещё одного действующего прибора невесомости.
      Выспавшись днем и хорошенько поразмыслив ночью, Скупердфильд решил не рисковать, продавая, пусть даже через посредника, заведомо краденый прибор. Он сделал смелый и неожиданный ход, предложив его к продаже совершенно открыто. Он рассудил так: если на фабрике существовал один исправный прибор невесомости, то почему бы там не обнаружиться ещё одному?
      Продумав всё до мелочей, Скупердфильд прокрался ночью на фабрику и спрятал прибор в кладовой для хранения запасных деталей. Выдвижной ящичек, в который он сунул прибор, находился поблизости от электрического щитка-распределителя, на это должны были клюнуть учёные и журналисты, пытаясь объяснить ещё один феномен сохранившего свою силу прибора.
      Так оно и вышло. К полудню на макаронную фабрику съехались съёмочные бригады, и Скупердфильд подробно прокомментировал своё заявление. Его рассказ подтверждался свидетельством ещё двоих гномов.
      Дело якобы обстояло следующим образом.
      Будучи образцовым хозяином своего макаронного заведения, Скупердфильд, невзирая на недавние потрясения, начал утро с плановой ревизии кладовой запасных деталей. Он вызвал кладовщика, подсобного рабочего, и они вместе взялись за дело. Кладовщик читал наименование предмета, подсобник открывал ящик, и Скупердфильд убеждался в наличии вещи. Так они продвигались вдоль ящиков и стеллажей, пока не обнаружили прибор невесомости. И в тот момент, когда кладовщик нажал кнопку и все воспарили в воздух, Скупердфильд понял, что является счастливым обладателем ещё одного исправного прибора.
      Он немедленно предал этот факт огласке и, по его словам, был счастлив уже тем, что случай даровал ему возможность внести свою посильную лепту в дело процветания родной науки и экономики. Слова его, передаваемые в прямом эфире, были встречены благосклонными аплодисментами журналистов.
      Версия, конечно, звучала вымученно и нелепо, однако наличие двух свидетелей делало её формально неуязвимой. (Кладовщик точно знал, что прибора ещё вчера в этом ящике не было, но у него хватило ума промолчать и намекнуть хозяину о сотне-другой фертингов прибавки.)
      В середине дня к Скупердфильду приехали те же самые, что и в первый раз, юристы для осуществления покупки прибора. Снова начался мучительный торг. Скупердфильд требовал пятьдесят миллионов, ему предлагали двадцать. Скупердфильд стучал по столу тростью, плакал, ругался, вставал на колени, угрожал револьвером. Силы были неравные, и после многократных телефонных согласований с Ханакондой, когда уже стемнело, а пиджаки юристов были насквозь мокры от пота, остановились на цифре сорок миллионов фертингов.
      Чек на эту сумму был вручён Скупердфильду незамедлительно, прибор же в специальном бронированном сейфе, под охраной двух взводов полицейских, а также бесконечной вереницы автомобилей гномов в чёрном — был доставлен в мрачный загородный особняк Жмурика, Тефтеля и Ханаконды.
      После экстренно проведенного совещания было решено завтра же отправить на лунную поверхность строителей и начать доставку туда готовых частей ракеты. Собранная ракета должна была стартовать через три дня. Любой виновный в промедлении объявлялся личным врагом «семьи».

Приключения на поверхности Луны. — Девятый спасает Ослика от гибели. — Диверсия подготовлена. Разоблачение. — Ослик ликвидирует Девятого. — Имена космонавтов объявлены

      Согласно новому, ускоренному плану, уже на следующий день бригада космических строителей достигла внешней поверхности Луны. Готовые к монтажу части ракеты поднимали, используя прибор невесомости, и подносили прямо на стартовую площадку. Работа закипела, у всех появилась уверенность в успехе.
      Для Ослика, проходившего специальную подготовку в Научном городке, это утро началось с сигнала тревоги — пронзительной трели полицейского свистка. Всех космических строителей в количестве пятнадцати гномов подняли затемно и велели одеваться; реактивное снаряжение за спину, рюкзаки — на грудь.
      Командиром бригады был назначен известный физик, конструктор космической ракеты Квантик; его заместителем для поддержания дисциплины обер-атаман Пшигль, образцовый полицейский в начищенной медной каске, с выпученными глазами и красной квадратной физиономией.
      — Подъём! — орал Пшигль поставленным голосом. — Минута на сборы, минута на построение! Фить-фить! А ну живо, не зевать!..
      Тех, кто замешкался, Пшигль колотил дубинкой по скафандрам, и находившиеся внутри гномы болезненно морщились от производимого грохота.
      Пока Квантик, Сигма и Мемега инструктировали выстроившихся в шеренгу строителей, Пшигль натянул своё снаряжение поверх полицейской формы, умудрившись втиснуть голову вместе с медной каске в шлем скафандра, сделанного из прозрачного сверхпрочного пластика.
      Оказавшийся рядом с Осликом крепкий, широкий в плечах гном сказал:
      — Я Девятый, будем соседями.
      Ослик был Десятым. Внешне неразличимых строителей отличали крупно выведенные цифры на обмундировании. Любого из пятнадцати было достаточно окликнуть по номеру, и это упрощало общение, происходившее теперь исключительно по радио.
      — Очень рад, меня зовут Ослик, — сказал Ослик Девятому.
      — Росомаха, — представился крепкий гном и протянул руку.
      Они пожали друг другу руки, одетые в толстые резиновые перчатки.
      — Р-рразговорчики!! — рявкнул Пшигль разом во все наушники, и все притихли.
      Тренировочные полёты с реактивными ранцами ещё не проводились. Спешка и отсутствие опыта привели к тому, что микротурбина за спиной одного из поднявшихся в воздух отказала на первой минуте. Этот гном с номером четыре на комбинезоне раскрыл парашют и приземлился обратно на лужайку перед зданием планетария. Гном под номером «три» был вынужден раскрыть парашют во время прохождения через слой облаков. Ветром его отнесло в лес, и он повис на верхушке берёзы, после чего за ним пришлось посылать вертолет. Номер «тринадцать» ухнул вниз, как булыжник, на подлёте к внешней оболочке Луны. Здесь не было воздуха, и бедняга, одурев от страха, падал в пустоту до тех пор, пока по мере снижения не начала сгущаться атмосфера и его парашют не раскрылся. Этого невезучего «тринадцатого» ветер понёс к Давилону, и он шлепнулся прямо посредине оживлённого перекрестка в центре города. Строго засекреченное начало программы перестало в эту минуту быть тайной. «Тринадцатого» подхватили стремительно съехавшиеся репортеры и повезли в телестудию, где он, растерявшись, выложил в прямом эфире утренних новостей всё, что знал. За разглашение ему грозила денежная неустойка, но телевизионная компания пообещала заплатить и добавить ещё столько же.
      Поиски сквозной ледяной пещеры, ведущей наружу, заняли не более получаса. Затем оставшиеся четырнадцать гномов, включая Квантика и Пшигля, начали залетать в неё, как пчёлы в леток улья.
      Продвигаясь на малой скорости вверх по ледяному колодцу, Ослик вдруг почувствовал, что его реактивный ранец дает сбои.
      — Эй! — закричал он к микрофон. — У меня, кажется, мотор глохнет!
      — Это кто ещё там? — послышался в наушниках строгий голос Пшигля.
      — Это я, Ослик! То есть Десятый!
      — Вот что, Десятый. Если совсем заглохнешь, падай себе спокойно вниз. Потом вернёшься вторым заходом, вместе с теми тремя.
      Ослик проверил, на месте ли шнурок, при помощи которого раскрывается парашют, стал шарить рукой по плечу и… не нашел шнурка на обычном месте. Наверное, он сложил парашют неправильно, и теперь, если турбина заглохнет окончательно, его ждет падение и неминуемая гибель…
      Ещё не успев хорошенько испугаться, краем глаза Ослик заметил, что возле него плавно пошёл на обгон номер «девять». В то же время ледяной колодец стал расширяться и плавно переходить в горизонтальную плоскость. Ещё десяток-другой шагов, и можно будет удержаться на льду без помощи турбины…
      Но как раз в это самое время ранец за спиной чихнул, издал протяжное змеиное шипение и заглох. Распластавшись на ледяной поверхности, Ослик начал съезжать в смертельную бездну.
      — Как дела, приятель? — услышал он вдруг бодрый голос в наушниках. На-ка вот, держись, да покрепче…
      Ослик поднял глаза и увидел перед собой девятый номер. Росомаха уверенно стоял на покатой поверхности, вонзив в ледяную толщу альпеншток и протягивая Ослику руку. Как только тот ухватился, Росомаха прибавил газу своему реактивному ранцу, и оба в два счета вылетели на ровное место, где их дожидались остальные.
      — Образцовое поведение, Девятый! — похвалил Пшигль Росомаху. — Этот похвальный поступок будет отражён в моем рапорте, и дело не обойдется без специальной премии. А теперь всем построиться и слушать команды господина Квантика. Становись живо!..
      В отличие от обер-атамана Пшигля, Квантик был гномом мягким и интеллигентным. Если он отдавал кому-либо распоряжение, то звучало это не как приказание старшего, а как личная просьба. Пшигль обычно повторял эту просьбу по-своему — так, что звенели скафандры. Эти два командира отлично дополняли друг друга, и работа с самого начала пошла чётко и слаженно.
      Первым делом выбрали подходящее место для стартовой площадки, без торчащих скал и впадин. Затем вокруг этого места раскинули особые космические палатки, в которых можно было отдыхать, сняв с себя снаряжение и скафандр.
      Эти палатки были изготовлены из сверхпрочной воздухонепроницаемой ткани и надувались изнутри воздухом. Для входа и выхода в палатках имелись шлюзовые камеры, похожие на те, что имеются на подводных лодках. Пройдя через шлюзовую камеру, гном мог спокойно снять с себя космическое снаряжение и отлично выспаться на надувной кровати.
      Поскольку на поверхности Луны не бывает дня и ночи (она всегда обращена к Солнцу одной своей половиной), строители разделились на две команды по восемь гномов, одна из которых могла перекусывать и отдыхать в то время, пока другая работала. Продолжительность одной смены составляла четыре часа.
      К тому времени когда палатки были установлены, а стартовая площадка расчищена от камней, снизу начали поступать готовые к сборке части ракеты и оборудование. Действие прибора невесомости могло неожиданно прекратиться, поэтому работа в первые двенадцать часов шла беспрерывно, в одну рабочую смену. Части корпуса, двигатель, жилые отсеки, запасы воды, воздуха и продовольствия — всё это переносилось к месту сборки и под руководством Квантика постепенно превращалось в единое целое.
      Когда наступило время для отдыха смены, в которой работал Ослик, гномы с номерами от седьмого до четырнадцатого (двое из троих упавших уже вернулись в строй) отправились в палатки, где с удовольствием стащили с себя снаряжение, поели и растянулись на мягких надувных кроватях. Соседом Ослика снова оказался Росомаха.
      — Послушайте, — обратился к нему Ослик, — я вам очень благодарен за то, что вы сделали. Без вашей помощи мне бы и вправду была крышка.
      — Не стоит благодарности, приятель, — с готовностью повернулся к нему Росомаха. — Любой бы сделал то же самое, верно? А вообще-то, можешь говорить мне «ты», мы ведь с тобой не буржуи какие-нибудь, а нормальные рабочие гномы.
      Ослик внимательно посмотрел на Росомаху. Что-то не очень он смахивал на рабочего гнома. Его развязные манеры и панибратство выглядели как-то фальшиво. Ослик хорошо знал рабочих гномов, и они вели себя совсем по-другому, а уж для того, чтобы завязать дружеские отношения с настоящим рабочим гномом, нужно было проработать с ним бок о бок не один день и не одну неделю… Кроме того, Ослику не давала покоя одна странность: он много раз вспоминал, как на земле готовил свой парашют. Он вспомнил каждое своё движение и положение каждой складки его шёлковой поверхности. И вдруг потом оказалось, что парашют смят, стропы его запутаны, а шнурок с кольцом, за которое следует дёргать, чтобы в воздухе он раскрылся, упрятан на самое дно ранца. С отказом реактивного двигателя тоже не всё было понятно: механик сказал, что у Ослика просто-напросто был вывернут на «ноль» регулятор подачи топлива. Сам Ослик его, естественно, в полете не крутил; стало быть, это мог сделать только кто-нибудь другой, находившийся рядом. А рядом находился…
      — Устал? — добродушно спросил Росомаха, прервав рассуждения Ослика.
      — Так, ничего… Бывало и потяжелее.
      — Конечно, оно бывает. Хочешь энергетическую таблетку? — Росомаха протянул ему горсть маленьких белых пилюль. — Особая разработка для спортсменов и космонавтов, усталость как рукой снимает.
      Ослик пожал плечами и подставил ладошку. Росомаха отсыпал ему несколько пилюль.
      — Только ты сейчас не глотай, — предупредил он, — спать не сможешь. Это, брат, понимаешь, такая штука… Короче, действует очень сильно: будто десять чашек кофе подряд выпил.
      — Понятно, — сказал Ослик и спрятал пилюли в карман комбинезона. — А сколько штук их глотать надо?
      — Одну штуку на четыре часа. Усталость как рукой снимет.
      — Спасибо.
      — Ну, спокойной ночи.
      — Спокойной ночи, — сказал Ослик, повернулся на другой бок и крепко задумался.
      По большому счёту, он находился здесь для того, чтобы ракета не взлетела. Он должен был испортить электрическую систему зажигания так, чтобы полёт стал невозможен. Кроме этого, ему нужно было найти расположенный где-то поблизости передатчик. Джулио почему-то был уверен, что поломку легко исправить. Ослик обещал наладить передатчик и выйти с ним на связь при первой возможности. Ему разрешили также связаться с земными гномами и предупредить их об опасностях, которые грозят лунатикам в случае появления у них новых приборов невесомости.
      Ослик заснул и, проспав положенное время, был вместе с другими разбужен свистком Пшигля для заступления на работу.
      Внешне ракета казалась уже полностью собранной, однако внутри ещё предстояли работы по наладке систем двигателя. Пока Ослик возился в хитросплетениях проводов, рядом назойливо вертелся Росомаха, который больше создавал видимость, чем работал на самом деле. Было странно, что при этом ни Пшигль, ни Квантик ни разу не сделали ему замечания.
      В эту смену Ослик подстроил хитроумную неполадку в электрической сети, обнаружить которую было бы трудно даже специалисту. Теперь зажигание сработает так, что топливо начнет гореть беспорядочно, как ёлочный бенгальский огонь. Это произойдет на старте, и у космонавтов будет время покинуть ракету…
      Отработав смену, семеро гномов-строителей залезли в палатку, Ослик решил на этот раз не спать, а отправиться на поиски разбитого метеоритом передатчика. Он сделал вид, что заснул, а когда остальные захрапели, проглотил одну из тех пилюль, которые дал ему Росомаха. Почувствовав через несколько минут прилив бодрости, Ослик тихонько оделся, прихватил рюкзак с инструментами и выбрался из палатки.
      Солнце било в глаза, как огромный ослепительный прожектор. Ослик повернулся и увидел Большую Землю. До сих пор у него не было свободной минуты, чтобы смотреть на небо. По сравнению с мириадами далёких холодных звёзд Земля казалась большой, доброй и гостеприимной соседкой. Там жил его настоящий, проверенный тяжёлыми испытаниями друг. Сколько же они не виделись?.. Здорово будет всё-таки, если он сможет наладить радиостанцию и связаться с Космическим городком. Сейчас там, наверное, зима, и если Карлуша куда-нибудь не уехал, может быть, им удастся поболтать немножко по радио…
      Ослику показалось, что у палатки шевельнулась тень, и он, опасаясь, как бы его не заметил обер-атаман Пшигль, поспешил к расположенной неподалеку каменистой гряде.
      По нарисованному рукой Джулио плану местности Ослик приблизительно знал, где находится передатчик, и вскоре обнаружил его по торчащей над камнями антенне-«тарелке». Сама радиостанция находилась в небольшой пещере, надёжно защищённой сверху толстыми каменными сводами. Понятно, что метеорит, если бы он упал сюда на самом деле, повредил бы скорее антенну, но никак не радиостанцию.
      Ослик засветил фонарик, взглянул на аппаратуру и сразу всё понял: верхняя панель была снята и отброшена в сторону, а по электронным внутренностям был нанесён удар каким-то металлическим предметом — скорее всего ледорубом.
      Разложив инструменты и подключив свои наушники к радиостанции, Ослик начал ремонт. Что-то запаял, что-то поменял — и вот она ожила, замигала огоньками, а в динамиках загудели, зашипели, засвистели шумы радиоэфира.
      Первым делом Ослик настроился на волну своих нанимателей. Одновременно он подумал, что где-то рядом должен быть сквозной колодец или хотя бы щель, ведущая внутрь Луны, в которую можно было бросить моток проволоки, служившей антенной для местной связи…
      На сигнал вызова Джулио немедленно откликнулся по своему мобильному радиотелефону:
      — Да! Говорите!
      — Господин Джулио? Как слышно?
      — Да, да, Ослик, отлично слышно, как дела? Вам удалось подготовить сюрприз для наших друзей?
      — Всё в порядке, господин Джулио, дело сделано.
      — Ослик, вы — молодчина! Когда они намерены, ха-ха, лететь?
      — Скорее всего завтра утром. Всё уже готово к старту.
      — Ха-ха-ха! Надеюсь, это будет забавно; здесь обещают прямую трансляцию. Кстати, кто полетит?
      — Как… Но мы об этом ничего не знаем. Разве там, у вас, имена ещё не огласили?
      — Нет, никто ничего не знает. Они держат имена в секрете, чтобы на экипаж никто не мог оказать влияния.
      — Признайтесь, господин Джулио, ведь это вы сами испортили станцию?
      — Ха-ха-ха! Вы очень догадливы. Я или кто-то другой, но не обижайтесь: кто же мог знать, что вам придется её ремонтировать. Кстати, будьте осторожны в этой пещере: неподалёку от вас ледяная расщелина, можно запросто угодить в неё, поскользнувшись. К тому же она сквозная: полетите со свистом прямо сюда, на землю!
      — Я буду осторожен, господин Джулио. Теперь я попытаюсь связаться с Большой Землей.
      — Желаю успеха! Если выйдет всё, как задумано, обещаю выхлопотать для вас премиальные. Ещё пятьдесят тысяч вам не помешают?
      — Не помешают, господин Джулио. Спасибо.
      Ослик выключил станцию и в нерешительности замер. Предстоящее сейчас событие волновало его куда больше, чем разговор с Джулио. Пытаясь унять учащенное сердцебиение, он настроился на нужную волну, запустил в эфир позывные и стал дожидаться ответа. Прошла минута, другая, но вот в динамиках скафандра послышались заглушаемые помехами слова:
      — Слышу вас, слышу. На связи обсерватория Космического городка, говорит астроном Звёздочкин. Говорите, я вас слушаю, говорите!
      — Я Ослик!.. На Луне, понимаете?
      — Повторите, повторите, Луна! Вы наладили передатчик? Луна! Повторите!
      — Не давайте им ничего! — крикнул Ослик. — Если прилетят — не давайте ничего! Понимаете?
      — Луна! Не понимаю вас, не слышу! Переходите в диапазон…
      Но в этот момент Ослик получил сильнейший удар по скафандру и кубарем откатился в глубину пещеры…
      — Значит, говоришь, ничего не давать? — произнёс Росомаха и, не спеша приблизившись, нанес ещё один удар тяжелым космическим сапогом по гермошлему.
      — Помогите! — крикнул Ослик, откатившись от удара ещё дальше.
      — Кричи громче, — процедил Росомаха. — Мы далеко, вне зоны слышимости.
      — Ты… зачем дерёшься?..
      — Верно, зачем драться? — согласился Росомаха. — Ты ведь и без того мне всё расскажешь. Кто тебя прислал, зачем… Иначе свинчу скафандр, понял?
      Понимая, что силы неравные, Ослик говорил только для отвода глаз, стараясь незаметно нащупать в нагрудном рюкзаке что-нибудь подходящее из инструментов.
      — Хорошо, хорошо, я всё скажу. Меня сюда прислал Скупердфильд…
      Новый удар, и Ослик откатился ещё на несколько шагов. Рука его нащупала ледяную кромку той самой сквозной расщелины, о которой предупреждал Джулио. Ещё один удар, и он полетит вниз без парашюта.
      — Я здесь по поручению Скарабея! — крикнул он, используя последний шанс.
      — Вот так-то оно лучше, — отступил Росомаха на полшага. — Говори, что он велел тебе сделать?
      — Испортить ракету.
      — Ну и как, испортил?
      — Да.
      — Надо будет починить.
      — Хорошо, я всё сделаю.
      — Иди сюда.
      С облегчением Ослик отполз от края ужасной пропасти и приблизился к радиостанции.
      — Выходи на связь с нашей землей и скажи Скарабею, что затея сорвалась.
      — Какая же тебе от этого выгода?
      — Такая, что мои хозяева должны быть всегда довольны моей работой. Мои хозяева не будут долго разбираться, если до них дойдёт информация о том, что я прозевал диверсию.
      — Хорошо, хорошо, я всё сделаю.
      Ослик связался с Джулио и, не дав ему опомниться, сообщил, что его полностью разоблачили и ракета вылетит в назначенное время. Потом Росомаха тоже подключился и для убедительности добавил от себя какую-то грубую угрозу. На этом связь закончилась.
      — Пожалуй, я всё-таки свинчу тебе скафандр, — сказал Росомаха и шагнул к Ослику.
      — Но тогда я не смогу починить систему зажигания, — залепетал тот, шаг за шагом отступая.
      — Починят без тебя.
      — Но здесь больше нет электрика, полёт придётся отложить!
      — Ничего, так будет вернее.
      — Тогда скажите мне вот что… Это важно. Сколько времени может находиться гном в скафандре без доступа воздуха?
      — Что?..
      — А вот что!
      Ослик сделал неожиданный выпад и зажатыми в руке кусачками перекусил воздухопроводную трубку Росомахи, ведущую от баллонов со сжатым воздухом к его скафандру. Воздух засвистел, с силой вырываясь наружу, Росомаха завертелся на месте, схватил шланг и зажал его в кулаке. С ревом он бросился на Ослика, но тот ловко отскочил, подставил подножку, и Росомаха с воем полетел в бездонную расщелину.
      Ослик успел заметить у него за спиной ранец с парашютом и не особенно беспокоился за участь негодяя.
      Бросившись к радиостанции, Ослик принялся вызывать на связь Джулио, но телефон его был теперь всё время занят. Подошло время рабочей смены, и необходимо было возвращаться.
      Никто не заметил отсутствия Ослика, что же касается пропавшего Росомахи, то здешнее начальство за его судьбу особенно не переживало. Квантику и Пшиглю ещё на стадии подготовки Росомаху представили как «секретного наблюдателя, представляющего интересы владельцев общества „Космические поставки“». Теперь они решили, что «секретного наблюдателя» по каким-то причинам срочно отозвали и он спрыгнул вниз с парашютом. В каком-то смысле так оно и случилось.
      Через восемь часов, или две рабочие смены, ракета была готова к полету. А за несколько часов до объявленного старта разразилась сенсация: по радио, телевидению и в газетах были объявлены имена космонавтов, отправляющихся на Большую Землю. В списке значилось тринадцать «космических строителей», борт-инженер Квантик и его помощник обер-атаман Пшигль. Командиром корабля и начальником экспедиции назначался Росомаха.

Лунатикам грозит незамедлительное всеобщее тотальное и беспощадное отравление гипнотическим порошком

      Поздним вечером в «Весёлом клоуне» состоялась совсем не весёлая встреча Пупса и Скарабея. Только что поступившее от Джулио известие о разоблачении Ослика лишило их последней надежды на благополучный исход дела, то есть на крушение ракеты во время старта. Имена космонавтов в эти минуты ещё не были оглашены, но теперь это не имело значения: времени и возможностей для их подкупа или устранения уже не было.
      Обхватив головы руками, двое богатейших на Луне гномов думали о приближающемся экономическом крахе и переходе власти в руки преступников.
      — Что же теперь будет? — бормотал Скарабей, закрыв лицо руками.
      — Перспективы довольно безрадостные, — не пытался утешать его Крысс. Сначала они скупят средства массовой информации, затем источники сырья, а потом поставят всех на колени. В том числе и нас с вами.
      — Но ведь надо что-то делать! — паниковал Скарабей, готовый разрыдаться от отчаяния.
      Совсем недавно разбогатевший Пупс и видавший виды Джулио хотя и были ещё далеки от истерики, но всеми клеточками своих организмов ощущали, как почва уходит у них из-под ног.
      — Но неужели нет никакого выхода? — заколотил Скарабей своими тяжёлыми кулаками по столу.
      Откинувшись в кресле, Пупс смотрел на него безмолвно и мрачно.
      — Есть выход, — подал голос Крысс.
      Все обратились к нему, готовые уцепиться за любую соломинку в этом ужасном, затягивающем на тёмное дно водовороте.
      — Да, да, выход есть, — подтвердил Крысс. — Но я должен предупредить, что мера может показаться вам чрезмерно жестокой, и я даже не решаюсь сейчас…
      — Говорите! — выдохнули разом Пупс, Скарабей и Джулио.
      Крысс обвел их своими маленькими умными глазками и произнёс:
      — Порошок.
      Пупс понял, Скарабей и Джулио переглянулись в недоумении.
      — Порошок, — повторил Крысс и отчеканил с расстановкой: незамедлительное — всеобщее — беспощадное — отравление — гипнотическим порошком.
      С минуту все молчали.
      — Но как же вы… как же мы… Как можно практически осуществить столь грандиозную акцию? — пролепетал Скарабей, вытирая платком взмокшее лицо. — У нас в запасе лишь несколько часов.
      — Первую дозу можно распылить с вертолётов и самолётов. Гномы ничего не поймут, а в первом же выпуске новостей мы дадим им чёткую поведенческую установку.
      — Но разве у нас есть такое огромное количество порошка? — удивился Джулио.
      — Есть.
      Теперь настало время господина Пупса сделать круглые глаза. Изобретатель порошка Кротик находился на его вилле под неусыпной охраной.
      — Я надеюсь, вы простите меня, господин Пупс, — обратился Крысс к своему хозяину. — Я не поставил вас в известность только потому, что прибёрег этот план на самый крайний случай. Являясь гномом чрезвычайно… м-м… милосердным, вы ни за что бы не дали своего согласия на подготовку подобного мероприятия. Порошок синтезировался и накапливался по моему личному указанию. Теперь у нас его достаточно много, для того чтобы спасти мир от ужасной катастрофы, от всеобщего безумия, от гибели…
      Произнеся этот заранее подготовленный монолог, Крысс склонил голову.
      — Хорошо, — произнес Пупс, разрешив мучительные для себя колебания. Всё правильно, другого выхода у нас нет. Техника готова к вылету?
      — Самолёты и вертолёты ждут вашей команды во всех крупнейших городах. Порошок доставлен специальными курьерами два дня назад в Давилон, Хрумстик, Гопстоун, Грабенберг, Брехенвиль, Паноптикум, Сан-Комарик, Лос-Свинтос, Лос-Кабанос, Лос-Паганос, Фантомас и на полуостров Клушка. Вылет и тотальное опыление может состояться в любую минуту.
      — Я вижу, вы всё хорошо продумали, — заметил Пупс не очень уверенно; размах предстоящей акции пугал его. — Каково же время действия препарата?
      — Приблизительно десять-двенадцать часов.
      — А потом?
      — Полагаю, что в ближайшее время мы должны решить эту проблему.
      — Да, да. — Лицо у Пупса сделалось бледным, глаза лихорадочно блестели. Он торопливо прикурил сигару и запыхтел, распространяя вокруг себя густые клубы дыма. — Всё правильно. Но необходимо срочно созвать большой пленум, судьба экономики в руках хозяев крупных предприятий, необходимо срочно собраться и поставить их в известность. Кстати, как можно обезопасить себя от действия распылённого в воздухе порошка?
      — Очень легко: обыкновенный противогаз или разработанная Кротиком принятая внутрь таблетка. — Крысс положил на стол круглую жестяную коробку из-под леденцов. — Действует в течение суток, стопроцентная гарантия, и никаких побочных эффектов.
      Пупс, Скарабей и Джулио немедленно взяли по зелёному шарику и проглотили. Крысс для убедительности тоже сунул шарик в рот, разгрыз и проглотил, запив крюшоном из бокала. Скарабей подозрительно на него посмотрел и спросил:
      — Таблетку нужно было разгрызть?
      — Не имеет значения… Смотрите, смотрите! По телевизору передают что-то важное!
      В ресторанном зале происходило оживление: посетители столпились у стойки бара, за которой работал телевизор. Джулио отдёрнул драпирующую стену занавеску, и за нею зажёгся большой телеэкран. Зазвучал торжественный голос дикторши, сидевшей на фоне заставки с изображением готовой к запуску ракеты на поверхности Луны:
      «…таким образом, уже никто и ничто не сможет помешать космонавтам выполнить их восхитительную миссию — совершить коммерческий полёт на Большую Землю. Полёт, который сделает богачами миллионы гномов — владельцев акций общества „Космические поставки“. Полёт, который подарит нашим гражданам дешёвую и эффективную энергию невесомости! И я снова повторяю имена космонавтов, которые нам передали всего минуту назад. Это: командир корабля и начальник наземной экспедиции Росомаха; борт-инженер Квантик…»
      Дикторша продолжала читать список, в котором среди прочих прозвучало и имя Ослика, а лица у четверых собравшихся в люкс-кабинете заговорщиков всё больше вытягивались. Такого хитрого и предусмотрительного хода со стороны противника они не ожидали.
      — Больше никаких разговоров, надо действовать! — воскликнул Пупс, затоптав вывалившуюся изо рта сигару. — Господин Крысс, я болван, но я очень благодарен судьбе за то, что она свела меня с таким умным гномом, как вы.
      Крысс поклонился.
      — Делайте от моего имени всё, что считаете нужным. Мы с господином Скарабеем сейчас же экстренно созываем большой пленум. Сбор через час в конференц-зале моего центрального офиса.
      Через час в высотном офисе господина Пупса, имевшем подземный гараж и вертолетную площадку на крыше, начали собираться члены большого пленума. Пока ещё только те, которые оказались неподалеку от Давилона. Каждый из них получил сообщение с пометкой «срочно, совершенно секретно».
      Согласно уставу пленума, такая депеша должна была настигнуть его участника, где бы он в данную минуту ни находился: в пути, в тёплой постели, в море, в лесу или даже на операционном столе.
      Текст составленного Крыссом сообщения начинался словами: «Если Вы дорожите своим состоянием…» — и заканчивался жестоким предупреждением о том, что «в ближайшие часы может произойти ужасная катастрофа, которая лишит Вас не только денег, но и поставит под угрозу Вашу жизнь». В особой приписке настоятельно предлагалось иметь с собой противогаз и, в случае непредвиденной задержки где бы то ни было, воспользоваться им не позднее шести часов утра.
      Все тридцать депеш, по количеству членов пленума, были зашифрованы, и, на взгляд непосвященного, в них были цифры биржевых сводок. Но те, кому эти депеши предназначались, легко их расшифровали, и сообщения о грозящей опасности произвели на них сильное впечатление. Самолеты и вертолеты поднимались в воздух и сквозь пелену дождя, вспыхивая отблесками грозовых разрядов, летели в ночи со всех концов подлунного мира.
      Прибывавшие ходили по огромному офису Пупса и пытались что-нибудь выяснить у других, однако никто ровным счётом ничего не понимал.
      После обрушившегося на подлунный мир экономического краха состав большого пленума обновился почти наполовину. Наряду с привычными физиономиями фабрикантов старой формации теперь здесь во множестве пестрели крикливые цилиндры «новых». Эти гномы вели себя, как и везде, шумно и вызывающе. Им казалось, что, обругав и унизив буфетчика, прислугу или даже своих коллег по пленуму, они тем самым возвышаются над другими и приобретают некий авторитет.
      К четырём часам утра прибыли последние участники. По звону председательского колокольчика расселись вокруг большого круглого стола и приготовились к худшему. Пометка в разосланных сообщениях о необходимости иметь при себе противогазы наводила на мысль об угрозе войны с инопланетянами.

Как Мигу и Кролла приняли за змею, а потом за зайцев, которые сожрали змею и были готовы приняться за лошадей

      — …Лошади совсем отощали, — говорил кто-то поблизости, слышалось лошадиное фырканье и постукивание копыт по деревянному помосту. — Интересно, почему они не сожрали сено? Может, они заболели?
      — Если заболели, надо составить акт, — сказал второй. — Теперь мы отвечаем за скотину, с нас и спросят.
      — Ты ещё не вздумай назвать их скотиной на ипподроме. Если хозяин услышит, получишь хлыстом по морде так, что потом лошади будут шарахаться.
      — Ладно, не пугай, а то сам получишь.
      — Ах ты, малек! Работаешь бе'з году неделю, а уже задираешь старшего конюха?
      — Плевать я на тебя хотел. А если пожалуешься хозяину, я тебе такое устрою…
      — Чего-чего? А ну говори, что ты мне такое устроишь?
      — А вот тогда и узнаешь.
      — Нет, ты мне сейчас покажи…
      Конюхи начали наскакивать друг на друга, как петухи, и дело, наверное, закончилось бы дракой, если бы в углу вагона не зашевелился насыпанный там для лошадей ворох сена. Драчуны замерли и посмотрели на него с испугом.
      — Это ещё что там шевелится? — зашептал первый конюх.
      — Наверное, змея, — шепотом предположил второй и взял на изготовку лопату.
      — Да, это может быть, — согласился первый. — Теперь понятно, почему лошади не стали есть сено. Давай-ка её на вилы…
      Первый, он же старший, конюх осторожно приблизился к куче и замахнулся вилами, прицеливаясь в самую ее середину. Неожиданно из-под сена послышались испуганные голоса, и на свет выскочили двое гномов, одетых в грязные комбинезоны Скупердфильдовской фабрики.
      — Эй! Не надо вилами! — завопили они наперебой. — Мы здесь ничего не трогали, мы — зайцы!..
      — Стало быть, зайцы сожрали змею, — сказал первый конюх.
      — И превратились в гномов, — подхватил второй.
      — Ещё неизвестно, чем все могло закончиться для лошадей, — покачал головой первый.
      — Что вы говорите! — ещё больше заволновались «зайцы». — Если полагается штраф, мы заплатим!
      — А кто заплатит неустойку за нарушение режима питания элитных беговых лошадей? — грозно спросил старший конюх.
      — Каждая кляча тянет на два миллиона фертингов, — приврал второй и вдруг изо всех сил огрел Кролла по спине лопатой. Тот тяжело охнул.
      Конюхи с самого начала были не в духе и только искали случай, чтобы выместить на ком-нибудь свое поганое настроение. Перетрусившие безбилетники были сейчас для них настоящим подарком.
      Старший легонько ткнул Мигу вилами в живот, и тот испуганно завопил: «Ой-ой-ой!!!» После этого «зайцы» один за другим перемахнули через вагонные перила и угодили в кучу угля. Не давая опомниться, конюхи с двух сторон начали дубасить их лопатой и колоть вилами. Бедняги вопили и кувыркались в угле до изнеможения, пока мучители не удовлетворили полностью свои кровожадные потребности.
      Мига и Кролл вылезли из кучи и, пошатываясь, заковыляли куда глаза глядят.
      В южном курортном городке Сан-Комарике, где они теперь оказались, в это время года было довольно пустынно. Редкие прохожие с интересом поглядывали на двух чёрных с ног до головы гномов, которые с трудом ковыляли по улице, поддерживая друг друга и всхлипывая. На их чёрных физиономиях слёзы промыли белые дорожки от глаз до подбородка, и они стали похожи на печальных клоунов.
      Разгуливать долго в таком виде им не пришлось, потому что первая же патрульная машина отвезла их в полицейский участок.
      Дежурный взялся за составление протокола, но задержанные впали в слезливую истерику, и допросить их не представлялось ни малейшей возможности. Тогда их отвели в одну из пустующих камер, чтобы они там посидели.
      Как только за тяжёлой дверью прогремели засовы, Мига сразу перестал плакать и хорошенько встряхнул Кролла за пухленькие плечи:
      — Слушайте, Кролл, вы видели там на стене наши портреты?
      — Ка-а-кие порт-реты?
      — Какие? Да перестаньте же вы скулить! Такие, что мы в розыске! Наверное, раскручивают кражу прибора на макаронной фабрике. Разослали фотороботы во все участки, назначили премию, и теперь каждый паршивый фараон может заработать на нас кучу денег.
      Кролл перестал рыдать и старательно размазал грязь по лицу. Мига сделал то же самое. Скупердфильдовские комбинезоны были совершенно чёрные от угля на первое время это могло сбить с толку полицейских.
      — Вот какое дело, Кролл, — заговорил Мига, припоминая что-то. — Здесь, в Сан-Комарике, живёт один толковый сыщик, его зовут Фокс. За хорошую плату он вытащит нас отсюда и поможет с документами. Смоемся куда-нибудь подальше и на время затихнем.
      — Где же мы возьмём деньги?
      — Продайте свой притон, это ваше «игорное заведение». В тюрьме вам от него проку не будет. Уступите шарашку Танцору за полцены; он не откажется, если Фокс возьмется за переговоры. Ну, решайте быстрее, что тут думать!..
      — Хорошо, делайте всё, что считаете нужным. Только не в тюрьму, — Кролл опять разрыдался, — я этого не вынесу!..
      Мига заколотил в дверь:
      — Эй, фараоны! Нам положен телефонный звонок! Хотите вылететь со службы? Мне положен адвокат! Я не буду говорить без адвоката!..

Сыщик Фокс дает Миге и Кроллу бесплатный совет, которому они незамедлительно следуют

      Ближе к вечеру вымытые, одетые с иголочки Мига и Кролл вместе с сыщиком Фоксом сидели под навесом открытого ресторанчика на морском побережье и разговаривали.
      Прохладный ветерок гонял мусор по опустевшему пляжу, рабочие снимали парусиновые зонтики с креплений и уносили деревянные лежаки. Сезон окончился, и отдыхавшие разъехались.
      Игорный дом Кролла был продан за бесценок Танцору, деньги получены в местном банке. Часть суммы ушла на подкуп полицейских, часть на гонорар Биглю, и ещё около десяти тысяч фертингов лежали в новеньком скрипучем бумажнике Кролла. Ужин с несколькими сменами блюд был позади, стол был уставлен чашечками и вазочками с десертом.
      Допив кофе, Фокс достал из жилетного кармана массивные часы на цепочке и поднял глаза на своих клиентов.
      — А теперь мой последний и, заметьте, абсолютно бесплатный совет, господа, — сказал он и выдержал весомую паузу. — Не пытайтесь удрать.
      Мига и Кролл переглянулись: как раз именно это они и намеревались сделать в ближайшие часы.
      — Да, да, не пытайтесь удрать. Сейчас вас разыскивает полиция, агенты господина Пупса и агенты Ханаконды. Кто-нибудь найдёт обязательно, будьте уверены, и довольно скоро. Кстати, вы и меня поставили в неловкое положение: не далее как полчаса назад мне звонил господин Крысс с просьбой разыскать вас как можно скорее… Но не пугайтесь, я вас не выдал. Я вообще не вижу смысла что-либо делать для господина Крысса, а также для господина Пупса, господина Скарабея… и многих других господ. Попомните мои слова: в случае успешного возвращения ракеты «Космические поставки» сметут их всех за одну неделю. Ханаконда заставит их всех лизать себе пятки, и они будут лизать. Ползать на коленях и лизать, все по очереди.
      — Что же… теперь делать? — пробормотал снова изменившийся в лице Кролл. Приятное ощущение сытости и благополучия сменилось подкатывающим к горлу испугом.
      — Поезжайте сейчас же в Давилон. Разыщите офис «Космических поставок» и вымаливайте, вымаливайте себе прощение. Сдайтесь на милость победителя; девять шансов из десяти, что вас помилуют и даже примут на работу. Поверьте, нет большего удовольствия, чем принимать к себе на работу бывших противников… Кстати, поезд на Давилон отправляется через сорок минут. И не забудьте сказать им, что это я вас надоумил!.. — крикнул он уже вдогонку своим клиентам.
      Оставшись один, Фокс на несколько секунд задержался.
      — Если только мои сведения о секретно рассылаемых Крыссом опечатанных контейнерах не связаны с работой Кротика… — пробормотал он в задумчивости.

Как Мигу и Кролла едва не бросили в камин, не утопили в фонтане, а потом не бросили в реку и как всё закончилось поцелуями

      Этой ночью в офисе акционерного общества «Космические поставки», занимавшем под это дело мрачный старинный замок в пригороде Давилона, никто не спал. Под его тяжёлыми каменными сводами происходило необычайное оживление: повсюду шныряли охранники в чёрном, служащие, перебегая из кабинета в кабинет, натыкались друг на друга и рассыпали бумаги. В ближайшие часы должна была решиться участь — триумф или позорное банкротство — этого нашумевшего предприятия. Теперь всё зависело от того, стартует ли в назначенное время ракета и хватит ли для её подъёма остатков энергии последнего на Луне прибора невесомости.
      Жмурик, Тефтель и Ханаконда расположились в большом центральном зале, оборудованном электроникой, экранами слежения, вентиляцией, буфетом и подсвеченным фонтаном. В огромном камине полыхал огонь, отбрасывая на каменные стены зловещие тени трех негодяев…
      На большинстве экранов транслировалось взятое с нескольких точек изображение готовой к запуску ракеты. Экипаж находился в палатках, отдыхая перед стартом.
      — Чёрт побери, куда подевался Росомаха? — сказал в раздражении Ханаконда. Он сам назначил Росомаху командиром и теперь начинал в этом раскаиваться. — Когда его видели в последний раз?
      — Ближе к вечеру он мелькал на экранах, — припомнил Тефтель. — Нажрался своих таблеток, вот и бродит повсюду, вместо того чтобы спать.
      — Плевать на Росомаху, он погоды не делает. Просто лишняя пара глаз. Командир… И кому это вообще пришла в голову идиотская мысль назначить его командиром? Такому командиру десять нянек надо. Молчать! — рявкнул Ханаконда на Жмурика, который открыл было рот, чтобы напомнить, кто назначил Росомаху командиром.
      — Хозяин! — послышался голос охранника в динамике громкой связи. Хозяин, взгляните на восьмой экран. Там у ворот вас спрашивают какие-то подозрительные типы. Говорят, что их зовут Мигель и Кролл.
      Ханаконда взглянул на экран и увидел смущенно переминавшихся у ворот Мигу и Кролла. Такси они отпустили и теперь мокли под дождем, не имея при себе зонтов.
      — Сами пришли? — удивился Жмурик.
      — Если только это не какой-нибудь подвох… — наморщил лоб Ханаконда. Ладно, ведите их сюда и постоянно держите на прицеле. Оружия при них не было?
      — Нет, всё чисто.
      Охранники ввели Мигу и Кролла. Оба тряслись от страха, а Кролла буквально передёргивало.
      — Говорите, с чем пришли, — потребовал без вступлений Ханаконда. Только короче, не уложитесь в минуту — брошу в камин.
      Ноги у Кролла подкосились, и он свалился бы, не подхвати его Мига под руку.
      — Такие дела, господин Ханаконда, — начал Мига, который в свое время основательно пообтерся в каталажках, и бандитские замашки его не смущали. Такие дела, что нас самих подставили на этой фабрике…
      И Мига рассказал историю кражи прибора невесомости с последующим бегством в Сан-Комарик.
      — А чего же вы теперь пришли к нам, а не к Пупсу? — недоверчиво поинтересовался Жмурик. — Наверное, он сам и прислал вас сюда шпионить?
      — Это господин Фокс посоветовал нам идти сюда. Он сказал, что вы скоро прихлопнете Пупса, а заодно и всех других капиталистов.
      — Сыщик Фокс — умный гном, — сказал Ханаконда. — После бучи я о нём вспомню.
      — А кроме того, — пожаловался Мига, — Пупс держал нас под замком и травил собаками. А Скарабей нас вообще прикончит, когда узнает, что мы хотели разорить его при помощи порошка…
      — Какого ещё порошка?
      Мига рассказал про гипнотический порошок, и этот рассказ произвёл на Ханаконду куда большее впечатление, чем всё предыдущее. Однако времени на разговоры уже не было, приближался старт ракеты.
      — Вот что, ханурики, — сказал Ханаконда и одновременно незаметно подмигнул стоявшим в дверях охранникам, — сейчас сюда приведут одного гнома. И вы быстро докажете нам, что всё это не трёп. Если докажете, будете работать с нами; если нет — утопим обоих в этом фонтане, а потом бросим в реку. Договорились?
      Ввели связанного гнома и поставили лицом к стене. Миге и Кроллу сунули в руки по пистолету и подвели вплотную к связанному. У Кролла руки заходили ходуном, и он сразу выронил свой пистолет. «Стреляйте вместе со мной, идиот! — зашептал ему Мига. — Или нас самих сейчас прикончат!» Кролл закусил губу, подобрал пистолет и сжал его обеими руками.
      — Это — враг, — не вдаваясь в подробности, сказал Ханаконда. Пристрелите его. Ну?!
      Раздались два холостых хлопка, после чего Кролл снова выронил пистолет, упал на колени и разрыдался.
      — Спасибо, Губошлёп, отличная выдержка, — похвалил «застреленного» Ханаконда. — Можешь идти.
      Губошлёп сбросил верёвки, отдал честь и вышел.
      — Поздравляю вас, господа, — объявил Ханаконда торжественным голосом. Вы прошли собеседование и приняты на работу. С этой минуты вы члены большой, могущественной семьи, и теперь никто, даже полицейский, не посмеет обидеть вас безнаказанно. Новый Порядок не за горами; вы встали на правильный путь и не пожалеете об этом. Чтоб я сдох.
      Закончив речь, он протянул руку, и Мига с Кроллом, у которых ум заходил за разум, приложились к ней губами. Кролл потянулся, чтобы целовать руки Жмурику и Тефтелю, но Ханаконда мягко его отстранил:
      — Не надо, это лишнее.

Большой пленум обсуждает, что чаще всего едят гномы, хотя все уже решено и остается только проголосовать

      Большой пленум начался с небольшого скандала, который затеял «новый» по имени Попрыгунчик. Он не позволял объявить начало в отсутствие «наиболее достойных членов собрания» Жмурика, Тефтеля и Ханаконды. Выхватив у председательствующего Скарабея деревянный молоток, он грозил треснуть им по голове любого, кто приблизится. Попрыгунчика окружили, шумно требуя, чтобы он вернул молоток. Скарабей звонил в колокольчик, поднялся шум и неразбериха. Внезапный оглушительный грохот заставил всех притихнуть и вжать головы в плечи. С потолка посыпалась штукатурка, а господин Пупс преспокойно убрал за пазуху огромный револьвер и предложил всем занять свои места. Пупс был «новым гномом» и пользовался у своих авторитетом.
      — Господин Попрыгунчик! — пропел он своим медовым голосом, добродушно улыбаясь. — Дорогой коллега! Обстоятельства таковы, что в следующий раз я, не раздумывая, выстрелю вам в голову. Вы меня понимаете?
      Попрыгунчик немедленно вернул Скарабею молоток и сел на свое место. Скарабей дал отмашку сбежавшимся охранникам и в наступившей тишине три раза ударил молотком по специальной дощечке.
      — Слово предоставляется господину Крыссу, управляющему делами господина Пупса, — объявил председательствующий.
      — Но Крысс не состоит членом большого пленума! — раздался чей-то странный, скрипучий и приглушенный голос. — С чего это Крысс будет учить меня жизни? А если все притащатся сюда со своими секретарями, водителями, массажистками и начнут болтать?.. Не собираюсь я здесь слушать никакого Крысса!..
      Все повернулись на этот голос и увидели торчащее из-за стола жутковатое резиновое рыло противогаза с круглыми стеклянными иллюминаторами.
      Поскольку перед каждым из заседавших, согласно правилам, стояла табличка с его именем и сферой деятельности, нетрудно было определить, что недовольным гномом в противогазе является Скупердфильд, владелец макаронного заведения. В связи с известными событиями его имя в эти дни не сходило с заголовков газет.
      — Господин Скупердфильд, зачем вы надели противогаз? — удивился Скарабей.
      — Как это зачем? Как это зачем? — закаркал Скупердфильд. — Сначала пугаете войной с инопланетянами, а потом спрашиваете «зачем»!
      Заметив, что ещё несколько фабрикантов после этих слов начинают натягивать на себя противогазы, Скарабей поспешил всех успокоить, заверив, что никакой войны с инопланетянами, по крайней мере в ближайшие дни, не намечается. После этого все, за исключением Скупердфильда, убрали противогазы, и слово взял наконец господин Крысс. Он просто и убедительно описал сложившуюся ситуацию и ожидающие всех перспективы в случае успешного осуществления проекта «Космические поставки».
      Последовало тягостное молчание. Только Скупердфильд ёрзал на скрипучем кожаном кресле и ворчал что-то в свой противогаз, а со стороны казалось, что он похрюкивает. Имея кое-какой опыт, Скупердфильд решил, что сейчас начнется сбор денег для Жмурика, Тефтеля и Ханаконды.
      Будто отгадав его мысли, слово взяли господа Гога и Магога, «новые гномы», владельцы крупнейшего давилонского банка:
      — А что если предложить им отступного? Пусть возьмут деньги и закроют свой дурацкий проект.
      Скупердфильд ещё сильнее заёрзал в своем кресле и недовольно захрюкал.
      — К сожалению, это не выход, господа, — возразил Скарабей. — Поймите, что их не устроят несколько миллионов или даже миллиардов. Им нужны ВСЕ ваши деньги, ВСЕ до единого фертинга. Они собираются сделать вас нищими. Понимаете, господа? Нищими!..
      Последние его слова сопровождала нарастающая волна тревожного ропота, а Скупердфильд сорвал с головы противогаз и, откинувшись в кресле, схватился за горло, будто он задыхается.
      Попрыгунчик снова поднял крик, требуя на этот раз немедленного исключения Жмурика, Тефтеля и Ханаконды из членов пленума.
      «Новый гном» Пистон, владелец оружейного завода, предложил расстрелять загородный офис «Космических поставок» из крупнокалиберных пушек, а хозяйка аптечной торговли г-жа Медуза намекнула, что у нее имеется приличный запас очень хорошего яда, после которого некоторым расхочется не только грабить своих соотечественников, но и вообще жить на этом свете…
      Ухватившись за последние слова г-жи Медузы, Пупс сделал всем знак замолчать и ласково пропел:
      — Нет, не-ет, зачем же, это слишком жестоко. Зачем же травить гномов насмерть? Есть другие, гораздо более гуманные средства, совершенно безвредные и даже в какой-то мере приятные, которые пойдут только на пользу нашим гномам. Эти средства заставят их забыть о минувших невзгодах и радоваться наступившему счастью бытия. Мы подарим счастье и покой нашим гражданам, оставаясь сами в здравом уме и рассудке… То есть, я хотел сказать, оставаясь в трудах и заботах о всеобщем благополучии и преуспеянии. Господин Крысс, поясните подробнее мою мысль, — закончил Пупс.
      Крысс опять очень доступно и понятно разъяснил пленуму суть идеи тотального распыления гипнотического порошка. После прозвучавших здесь предложений о стрельбе из пушек и травле ядом план всеобщего «умиротворения» гипнотическим порошком выглядел вполне разумно.
      — А потом я возьму всех троих за шиворот, — мечтательно пробасил миллионер Дубс, — и буду лупить их головами друг о друга до тех пор, пока не устанут руки…
      Все уважительно посмотрели на его руки, распиравшие рукава костюма.
      Потом слово взял Клопс, владелец трущоб с ночлежками для бедняков, или, как их именовали тамошние жители, «клоповников».
      — Выходит, что нас каждый день будут опылять, как паршивых тараканов? заволновался он. — А я не желаю ходить все время в противогазе, вы меня не заставите!..
      — Опыление с воздуха будет производиться только в первый день, успокоил его Скарабей. — Потом мы траванём водопровод, а потом что-нибудь ещё.
      — Что же ещё? — полюбопытствовал владелец нескольких газет, теле- и радиоканалов Спрутс. — Это важный вопрос, давайте решим его сейчас.
      — Хорошо, — согласился Скарабей. — Какие будут на этот счёт предложения?
      Все стали думать, поглядывая друг на друга.
      — У меня есть предложение, — заявил владелец сети дешёвых ресторанов «быстрого питания» Максвининг. Он жил вместе со Скупердфильдом в Брехенвиле, имел там пекарню на тысячу рабочих мест и недолюбливал своего соседа. — Я предлагаю добавлять порошок в макаронные изделия. Мука и порошок внешне малоотличимы, поэтому…
      — Это провокация! — взвизгнул Скупердфильд, вскочив со своего места. Максвининг специально копает под меня, потому что не любит макароны. Я знаю, он собирается взорвать и поджечь мою фабрику! Обычно гномы едят макароны без хлеба, а это ему страшно невыгодно! Я ему сейчас морду побью!..
      Размахивая тростью, Скупердфильд начал выбираться из-за стола, но соседи удержали его, крепко схватив за руки.
      — Между прочим, господин Максвининг, — заметил Скарабей, — ваш хлеб и булочки для знаменитых фирменных бутербродов выпекаются из муки, очень похожей на порошок. И хлеб, в отличие от макарон, имеется каждый день на столе у всякого гнома.
      — Идите к чёрту, — огрызнулся Максвининг. — Я не могу выпекать столько хлеба, чтобы хватило на всех. Ищите дураков в другом месте.
      После этого все начали кивать друг на друга, убеждая остальных, что их продукция совершенно не пригодна для добавок в нее гипнотического порошка.
      Слово попросил Крысс, и Скарабей прервал галдеж звоном колокольчика.
      — Несомненно, — сказал Крысс, — что один из нас должен принести себя в жертву. И этот поступок будет подвигом во имя народного счастья, подвигом возвышенным и благородным. И для возмещения неизбежных моральных и материальных издержек этого героя… — Крысс сделал паузу, — предлагается отчислять на его счёт по одному проценту от доходов каждого из вас ежемесячно.
      После этих слов все достали из карманов калькуляторы и начали считать.
      — Господа! — воскликнул Скупердфильд, отлично считавший в уме без помощи калькулятора. — Господа! Я был не прав! Я согласен быть этим благородным гномом! Отчисляйте мне этот жалкий один процент от ваших доходов, и я буду лепить макароны хоть из одного порошка, без добавления муки. Понимаете, господа, я согласен! Кто «за»?
      Скупердфильд сам первый поднял руку, но никто не последовал его примеру. После расчётов дело выглядело куда более заманчиво, и любой из присутствующих был теперь не прочь взвалить на себя эту жертвенную миссию.
      — К сожалению, мы вынуждены отклонить ваше великодушное предложение, сказал председательствующий Скарабей. — Сейчас, ко всеобщему вниманию, господин Крысс вынесет на голосование единственно правильное, по нашему мнению, решение пленума. Прошу вас.
      Крысс поднялся с места, поблагодарил Скарабея и заговорил:
      — Задумайтесь, господа, что' каждый из нас потребляет ежедневно? Воду, скажете вы и будете правы. Но мы не можем травить… я хотел сказать, обогащать воду порошком долго, потому что сами в том или ином виде ею пользуемся. Мы должны обогатить порошком именно тот вид продукции, который попадает в организм гномы ежедневно, независимо от его вкусов и материального достатка. Что же это?
      — Да, что это? — послышались заинтересованные голоса.
      — Это — обыкновенная поваренная соль! — торжествующе объявил Крысс.
      Капиталисты замолчали и медленно повернулись к соляному монополисту Драку'ле, бледному субьекту с красными губами и непроницаемым взглядом.
      — Да, да, именно так, господа, — подтвердил Крысс. — Обыкновенная поваренная соль. Её содержат все без исключения продукты питания — от супов и макарон до напитков и сладких пирожных. Я полагаю, что это простое решение не требует дополнительных разъяснений и обсуждений.
      — Чего ж тогда я должен ему платить, — проворчал Скупердфильд из вредности, — если порошок всё равно будет попадать в макароны…
      — Помолчите, господин Скупердфильд, — одёрнул его Скарабей. — У вас уже было время высказаться. Дело не в макаронах, а в том, что господин Дракула возьмёт на себя организацию этого весьма обременительного процесса, а также ответственность за его последствия. Так, господин Дракула?
      — Не так, — процедил Дракула сквозь зубы. — Я возьму на себя организацию. А за последствия отвечайте сами.
      — Что ж, именно это я и имел в виду, — поспешил уточнить Скарабей. Конечно же, ответственность за принятое решение поделят между собой все члены большого пленума.
      Дракулу все немного побаивались, поэтому проголосовали молча и единогласно. Разъяснения по остальным вопросам и раздача зелёных шариков споров не вызвали. Все проглотили по шарику, а Скупердфильд для верности ещё и натянул на свою голову противогаз. С минуты на минуту должна была начаться тотальная акция по распылению гипнотического порошка.

Как ведущая теленовостей впервые сказала равду о себе в прямом эфире, а Ханаконда против своей воли вдохнул полной грудью воздух свободы

      В это время зазвенели будильники почти у всех населяющих подлунный мир гномов. На шесть часов утра был назначен старт ракеты, отправлявшейся на Большую Землю по программе акционерного общества «Космические поставки», а поскольку деятельность этого общества постоянно сопровождалась шумными скандалами и сенсациями, каждый, даже самый бедный, гном купил себе из любопытства хотя бы одну однофертинговую акцию. И теперь поголовно все жители подлунного мира, за исключением бездомных бродяг, сидели в пижамах перед телевизорами, чтобы своими глазами увидеть в прямом эфире запуск ракеты.
      Никто не обращал внимания на тарахтение вертолётов, начинавших назойливо кружить над большими городами и отдалёнными населенными пунктами. А те из жителей, кто всё-таки выглядывал на улицу и задирал голову к небу, видели, как по воздуху стелется, плавно опускаясь, какой-то белесый туман. Но смотреть было некогда, потому что на телевизионных экранах уже появилась заставка первых утренних новостей.
      — Доброе утро, дамы и господа, — с милой улыбкой приветствовала зрителей симпатичная дикторша. — Меня зовут Фиалка, сегодня прекрасный день, и я рада новой встрече с вами.
      И после этих её слов всем вдруг стало понятно, что день на самом деле замечательный, как бы там ни было, и что у каждого из телезрителей нет лучшего друга, чем эта замечательная дамочка-дикторша.
      — Хотя, говоря по правде, всё это чепуха, — заявила вдруг Фиалка, и голос у неё сделался капризным. — Надоело каждый день врать и притворяться. Утро сегодня паршивое, сами видите, а я не выспалась, потому что допоздна вертелась на вечеринке и строила глазки своему начальнику. По дороге сюда порвала новый чулок. Хотите, покажу?
      Грохнув каблуком, Фиалка закинула ногу на стол и продемонстрировала «стрелку», расползшуюся от туфли до колена.
      — Вот так, два фертинга коту под хвост. Думаете, мне нравится эта паршивая работа? Говорят, что она престижная, а мне из-за этого приходится все время врать и подлизываться. Я ведь на самом деле люблю готовить, да только стоять у плиты почему-то считается зазорным. Скажут: дура необразованная. А я думаю, что лучше стоять у плиты, да на своем месте, чем подличать ради карьеры. Ладно, всё чепуха. Сейчас же пойду и наймусь поварихой в какую-нибудь забегаловку; честное слово, они не пожалеют. По крайней мере, буду заниматься любимым делом и жить в своё удовольствие, а не ради видимости.
      Фиалка решительно поднялась из-за стола, сняла с воротника микрофон и, радостно напевая, выбежала из студии.
      Её место тут же занял известный репортер Буравчик. И этому тоже никто не удивился; все отчего-то понимали, что так и надо.
      Наблюдавшие за происходящим Жмурик, Тефтель и Ханаконда недоуменно переглянулись. Двери и окна в их каменном замке-офисе были закрыты, а система вентиляции по трубам ещё не донесла до них отравленный воздух.
      Ханаконда прислушался к рокоту пролетавшего над замком вертолета и, мучительно растирая пальцами виски, забормотал: «Порошок, порошок… Что они говорили про порошок…» И вдруг, всё поняв, закричал срывающимся голосом:
      — Вентиляция! Выключите вентиляцию! Быстрее, кто-нибудь!.. — он заметался, хватаясь за все выключатели на стенах. — Воздух! Перекройте воздух!..
      В отчаянии он стащил с себя пёстрый фрак и бросил в расположенную высоко под потолком вентиляционную решетку.
      — Здравствуйте, сограждане! — провозгласил Буравчик с телеэкрана. Дорогие мои гномы! Вы, конечно, очень рады меня видеть. Откройте окна и двери в ваших домах, вдохните полной грудью долгожданный воздух свободы…
      — Всё, это конец, — прошептал Ханаконда, вытирая лоб, по которому струились капли пота. Он уже чувствовал, что на самом деле рад видеть проклятого Буравчика и что хочет вдохнуть полной грудью…
      — Эй! — устало сказал он сбежавшимся на его крики охранникам. Открывайте всё настежь. Это последний приказ, вы все свободны…

Большой пленум слушает Манифест и называет Пупса «ваше сиятельство». — У репортёра Буравчика на душе скребут кошки

      Зачитанный Буравчиком текст назывался Манифестом Свободных Граждан и содержал в себе следующие основные положения:
      все законопослушные гномы должны работать, являясь образцами для подражания в своих полезных профессиях;
      все безработные должны заняться сельскохозяйственным трудом на специально отведённых для этой цели пустующих участках земли;
      все гномы обязаны забыть о существовании приборов невесомости и акционерного общества «Космические поставки»;
      все нарушившие закон гномы обязаны явиться с повинной в ближайшие полицейские участки;
      все добропорядочные граждане должны относиться друг к другу с уважением и сочувствием;
      Верховным Правителем Малой Земли волею народа избран его сиятельство господин Пупс. Личные указания нашего Возлюбленного Руководителя, равно как и указания его доверенных лиц, должны выполняться всеми безоговорочно и добросовестно.
      Все ещё сидевшие за совещательным столом члены большого пленума внимательно выслушали текст Манифеста. После этого последнего и совсем уж неожиданного и вызывающего заявления все повскакивали со своих мест, готовые бурно протестовать. Но в ту же секунду за их спинами плотным кольцом выстроились гномы в серых трико. Увидев наставленные со всех сторон стволы автоматов, капиталисты медленно осели в свои кресла и подавленно притихли.
      — Ну зачем же так волноваться, — ласково пристыдил их Пупс. — Вы не знали!.. Конечно, ведь это специально подготовленный мною для вас приятный сюрприз! Но неужто вы не рады? А кого бы вы хотели выбрать, если бы вопрос поставили на голосование? Нет, это даже невозможно себе представить, это была бы безобразная сцена, господа, уверяю вас, безобразная! И потом: я сам раздал вам нейтрализующие шарики. Я рассчитывал на вашу порядочность, на ваш ум и здравый расчёт. Но я бы мог вообще не ставить вас в известность о происходящем… Разве такая мысль не приходила в ваши головы? Подумайте об этом, господа, прошу вас. И последнее. Если кто-нибудь из вас при посторонних обратится ко мне иначе, нежели «ваше сиятельство», я заставлю его горстями жрать порошок!.. — Пупс неожиданно перешел на крик, лицо его вдруг сделалось злым. — Я сделаю его безмозглым рабом! Таким же, какими стали сегодня все! Все, кроме нас!.. — тут же взяв себя в руки, Пупс добродушно улыбнулся и ласково добавил: — Но ведь мне не придется прибегать к таким мерам, правда?
      Все успели увидеть настоящее лицо Верховного Правителя и теперь напряжённо молчали.
      — Вы согласны со мной, господин Спрутс? — обратился он к ближайшему от себя члену пленума.
      — Да… ваше сиятельство.
      — А вы, господин Дубс? — спросил он следующего.
      — Да, ваше сиятельство.
      — Господин Попрыгунчик?
      — Да, ваше сиятельство.
      Этот вопрос господин Пупс задал всем по очереди членам большого пленума и незамедлительно получил от каждого три желаемых слова: «Да, ваше сиятельство».
      Когда унизительная процедура была закончена, Крысс наклонился к уху Правителя, что-то шепнул и почтительно предложил взять трубку мобильного телефона.
      — Да? — вежливо осведомился Пупс в трубку. — Ах, это вы, дорогой друг! Рад вас слышать! Неужели? Что вы говорите? Это можно увидеть? Прекрасно, мы ждем.
      Пупс вернул трубку Крыссу и объявил:
      — Итак, господа, как вам известно, час назад на поверхности Луны состоялся запуск ракеты. Телевидение не транслировало это долгожданное событие по вполне понятным причинам, однако мы с вами имеем возможность наблюдать этот торжественный момент в записи. Надеюсь, что зрелище нас не разочарует. Подождем…
      Ко всеобщему удивлению, Пупс едва сдерживал душившие его приступы смеха, фыркал и зажимал рот кружевным платочком. Пленум смотрел на него мрачно и неприязненно.
      В просторном салоне новенького сверхдлинного автомобиля к высотному офису фирмы «Пупс» мчался репортёр Буравчик. На коленях у него лежала коробка с так и не пошедшей в эфир видеозаписью старта ракеты. В его расширенных зрачках всё ещё отражались увиденные на экране вспышки, похожие на огни праздничного фейерверка. Но у Буравчика не было ощущения праздника; колени у него дрожали, а на душе скребли кошки. Он мучительно пытался понять, что страшнее: грозившие гномам экономические трудности или наступившее теперь для них блаженное послушание.

Старт ракеты. Экипаж остаётся на поверхности Луны. — Ослик отказывается от могущественного покровительства. — Мы расстаемся с Луной

      Незадолго до запуска двигателей назначенные накануне старта космонавты заняли свои места в ракете. Росомаха так и не появился, поэтому командование полётом и наземной экспедицией возлагалось на Квантика. В этом не было ничего удивительного, потому что Квантик был главным конструктором ракеты, а также автором подробного Руководства для всех членов экипажа. Ничего не умевший Росомаха мог бы стать только помехой. А для поддержания порядка было достаточно образцового обер-атамана Пшигля.
      Занимая своё место в ракете, Ослик попадался в расставленную его собственными руками западню. Исправить что-то в системе зажигания теперь не представлялось возможным, а признание повлекло бы за собой страшную месть со стороны владельцев предприятия. Ослик уповал на то, что авария будет не слишком опасной и никто серьёзно не пострадает. По его расчётам, после начала беспорядочного горения топлива в двигателях автоматически должно было сработать катапультирующее устройство, отделяющее головную часть ракеты от трех взрывоопасных ступеней, наполненных горючим.
      И всё-таки, когда начался отсчёт последних секунд перед запуском ракеты, Ослик так волновался, что был готов закричать: «Стойте! Стойте!» — и он бы закричал, если б не сковавшее его оцепенение.
      — …три, два, один — невесомость — пуск! — скомандовал Квантик.
      Послышалось шипение, ракету тряхнуло вправо, влево…
      — Держись! Отстреливаемся! — крикнул Квантик, предупреждая экипаж о катапультировании.
      Хлопок, удар снизу — и верхушка ракеты с пятнадцатью гномами на борту отстрелилась от горящего корпуса.
      Квантик плавно посадил аппарат на лунную поверхность, все выскочили наружу и спрятались за развалинами древней каменной стены. Широко раскрыв глаза, гномы смотрели на взбесившийся огненный вихрь, закруживший разорванную в клочья ракету.
      Рассыпаясь искрами, падали вниз куски горящего металла, и развалины уже не могли служить надёжным укрытием от огненного смерча.
      — Эй! — крикнул Ослик. — Здесь рядом есть пещера! Идите за мной, я Десятый!
      По счастью, обломки никого не задели, и минуту спустя экипаж ракеты собрался в тесноватой, но вполне надёжной пещере с радиостанцией.
      Убедившись, что все благополучно достигли укрытия, Квантик выглянул наружу и увидел, как на то самое место у каменной гряды, где они минуту назад стояли, упал огромный, полыхающий пламенем обломок корпуса. Квантик подошёл к Ослику, пожал ему руку и сказал:
      — Вы только что спасли всем нам жизнь.
      Ослик опустил голову и промолчал.
      Как только огненный вихрь утих, экипаж собрался в одной чудом уцелевшей палатке. Все были растеряны и подавлены, никто не находил слов.
      — Плакали теперь наши денежки, — промолвил кто-то наконец.
      — Да уж, размечтались… — вторил ему другой. — Хорошо ещё, что остались живы.
      — Да чего теперь здесь сидеть, — поднялся с места третий. — Давайте вниз прыгать.
      — Прыгать нельзя, — поспешил предостеречь всех Квантик. — Ещё неизвестно, куда вы сейчас угодите, в океан или в болото. Внутреннее ядро-то вертится! Надо связаться с землёй, чтобы нас встречали, да только как теперь… Что это там за радиостанция в пещере, Десятый?
      — Это та, которую оставили гномы с Большой Земли, — пояснил Ослик.
      — Но ведь говорили, что её накрыло метеоритом.
      — Стало быть, накрыло какую-нибудь другую. А эта целёхонька. Сейчас пойду туда и все разузнаю.
      — Я пойду с вами, — поднялся с места Квантик. — Пшигль, оставайтесь с экипажем и проследите, чтобы никто не выкинул никаких глупостей.
      — Не сомневайтесь, господин Квантик. Мне заплатили вперёд, и я пока ещё на службе.
      Ослик настроил станцию на волну Научного городка, и Квантик позвал к радиотелефону Сигму или Мемегу.
      — Да, — прошамкал Мемега, — я слушаю.
      — Господин академик! — взволнованно начал Квантик. — Нам необходима ваша поддержка! Вы видели, что здесь произошло?
      — Кто это?
      — Это я, Квантик!
      — А, господин Квантик! Как ваши дела? Почему так редко у нас бываете в последнее время?
      — Господин Мемега! Я пока ещё здесь, на Луне! Вы видели, что произошло с ракетой? Запуск транслировали по телевидению?
      Мемега прикрыл трубку ладонью и что-то сказал своему коллеге. Рядом послышался недоуменный голос профессора Сигмы.
      — Я вас плохо расслышал, — сказал Мемега. — О какой ракете идет речь?
      — Господин Мемега, что с вами? Передайте трубку профессору Сигме!
      — Алло! — послышался некоторое время спустя голос Сигмы. — Кто это?
      — Это Квантик! Я нахожусь на поверхности Луны!
      — Эка, голубчик, как вас далеко занесло! Как вы себя чувствуете?
      — Вы что, издеваетесь надо мной?! — потерял терпение Квантик. — Я никогда не совал нос в финансовую подоплеку этого дела, но формально вы — вы лично и академик Мемега! — являетесь учредителями и владельцами акционерного общества «Космические поставки»! Или вы все там сошли с ума?!
      — Я не расслышал, голубчик: какие поставки? Вы всё перепутали! Это Научный городок, здесь занимаются наукой, а не поставками! А кто, вы говорите, сошел с ума? Доцент Носик сошел с ума? Весьма, весьма прискорбное известие!..
      Квантик выдернул свои провода из передатчика и выругался. Ослик решил позвонить Джулио и начал крутить настройку. В эфир ворвались торжественно-приподнятые нотки диктора, зачитывавшего по Центральному радио какое-то важное сообщение. Ослик сделал знак Квантику, тот снова присоединил провода к станции, и оба стали слушать:
      «…Таким образом, высокие моральные качества нашего Возлюбленного Руководителя его сиятельства господина Пупса не оставляют сомнений в правильности выбора наших замечательных гномов. Всеобщее и единодушное голосование за избрание его сиятельства господина Пупса Верховным Правителем нашей страны в очередной раз продемонстрировало…»
      — Что за ерунда… — пробормотал Квантик, а Ослик, не находя слов, яростно почесал скафандр над макушкой.
      На волнах всех теле- и радиостанций разными голосами, но на один лад дикторы долдонили о выдающихся качествах «Возлюбленного Руководителя», о правильном выборе граждан и ожидающем их светлом будущем.
      — Но ведь мы не выходили на связь не больше часа! — растерянно прошептал Квантик. — Что же могло произойти за это время? Может быть, взрыв ракеты привёл к хроноаномальному сдвигу и мы оказались в будущем?..
      — Это слишком мудрёно, господин Квантик, — покачал головой Ослик. Сейчас я попробую связаться с одним гномом, который вертится поблизости от «его сиятельства». Он должен что-нибудь понимать…
      — Как! — воскликнул Джулио, услышав голос Ослика. — Это вы?! Но я только что видел, как взорвалась ракета на старте!
      — Весь экипаж успешно катапультировался, — объяснил Ослик и поспешил прибавить: — Рядом стоит господин Квантик, он нас слышит.
      Последовала пауза.
      — Вот что, — пришел к какому-то решению Джулио. — Господин Квантик, если вы меня слышите…
      — Да, я вас слышу.
      — Уничтожьте радиостанцию и спускайтесь вниз на парашютах. Я укажу время, координаты и организую встречу экипажа.
      — Что у вас происходит? Что за единодушное избрание верховного правителя?
      — Почему вас это волнует? С каких пор вы интересуетесь политикой, господин Квантик?
      — Объясните немедленно или мы сами все узнаем!
      — Отложим этот разговор до нашей встречи.
      — Встречи не будет! Ваши хозяева-капиталисты запугали или загипнотизировали гномов, и мы не спустимся до тех пор, пока не узнаем всю правду!
      — Ах, как вы меня напугали, — ухмыльнулся Джулио. — К сожалению, никто, кроме меня, не сможет оценить столь оригинальную форму протеста. А вы, господин Ослик? Вы тоже не намерены спускаться?
      Ослику было стыдно, что он ввязался в это дело и едва не угробил весь экипаж. Надо было, набравшись решимости, выбираться из этой затянувшей его трясины вранья. И он принял решение:
      — Я остаюсь с экипажем, господин Джулио.
      — Вот как? Странно, я был о вас более высокого мнения, господин Ослик. Вы даже не догадываетесь, какой шанс вы сейчас упустили. Прощайте.
      Джулио выключил радиотелефон.
      — Мы продержимся здесь ещё недели две, — сказал Квантик. — От силы месяц. За это время необходимо во всём разобраться и что-то предпринять…
      — А что если позвать на помощь гномов с Большой Земли? — предложил Ослик. — Земляне наши друзья, а своих друзей они нипочём не оставят в беде.
      Ослик запустил позывные и в ожидании ответа вышел из пещеры, чтобы посмотреть, в порядке ли космическая антенна. Подняв глаза, он оторопел: о ужас! Тарелка точно направленной межпланетной антенны была смята и искорёжена обломками взорвавшейся ракеты.

* * *

      Только неделю спустя отремонтированная общими усилиями антенна начала посылать в эфир короткое, но отчаянное воззвание:
      «Я ЛУНА! Я ЛУНА! ВЫЗЫВАЮ КОСМИЧЕСКИЙ ГОРОДОК! ЛУННЫЕ ГНОМЫ ПРОСЯТ У ЗЕМЛЯН ПОМОЩИ И ЗАЩИТЫ! ШАЙКА ДЕНЕЖНЫХ МЕШКОВ ВО ГЛАВЕ С ПРОВОЗГЛАСИВШИМ СЕБЯ ВЕРХОВНЫМ ПРАВИТЕЛЕМ САМОЗВАНЦЕМ ДЕРЖИТ НАСЕЛЕНИЕ В СОСТОЯНИИ ГИПНОЗА! МЫ НЕ ЗНАЕМ, ОТКУДА ИСХОДИТ ВРЕДОНОСНАЯ СИЛА, И ВСКОРЕ САМИ ПОПАДЁМ ПОД ЕЁ ВЛИЯНИЕ. НАЙДИТЕ ОТ НЕЁ ЗАЩИТУ И СПАСИТЕ НАСЕЛЯЮЩИХ ПОДЛУННЫЙ МИР ГНОМОВ! ТОРОПИТЕСЬ, ИЛИ ВСЕ ПОГИБНУТ, ОКОНЧАТЕЛЬНО ПОТЕРЯВ РАССУДОК!»
      Этот текст, внесённый в память и закольцованный, повторяясь бесконечно, уходил в космическое пространство. Огромный земной шар с удивлением взирал на горстку собравшихся на безжизненной лунной поверхности гномов. Как они туда попали и будут ли услышаны их отчаянные призывы? Впрочем, это дело не его, а самих гномов. Наступал вечер, и шар отворотился от них и от Солнца одним из своих полушарий, чтобы спокойно вздремнуть до следующего утра.

Не самый удачный день. Личная корреспонденция Пухляка. — Карлуша видит сны, один из которых имеет отношение к ближайшему будущему, а другой к отдаленному настоящему

      В стране, где живут волшебные человечки, зима бывает короткая: под Новый год выпадает снег, после случаются морозы, а потом начинается оттепель — солнце припекает, снег подтаивает и по земле бежит столько ручьёв, что Мутная река едва не выходит из берегов.
      Если на поверхности появляется наст — плотная ледяная корка, — все высыпают наружу с лыжами и санками. Если же снег рыхлый и его выпадает не очень много, на реке расчищают лёд и устраивают большой каток с музыкой и иллюминацией.
      Стоял конец декабря, и выпавший ночью большой снег никого не удивил. Жители Песочного города привыкли к тому, что в это время года их дома, каждый из которых всего-то величиной с тыкву, заносит до самой трубы. Если же снег поднимается ещё выше (а бывает и такое), то они разводят в своих печах столь жаркое пламя, что выходящий из труб дым пополам с искрами протапливает в снегу дырки. И тогда со стороны можно видеть, как от снежной поверхности то там то здесь струйкой поднимается дымок.
      В такие дни человечки роют между домами тоннели и ходят друг к другу в гости. В солнечную погоду снег светится, и внутри таких ходов бывает особенно красиво.

* * *

      Из-за выпавшего ночью большого снега за окнами казалось темно, и Карлуша, к своему огорчению, проснулся только к полудню. В доме было пусто и тихо, только за стеной, в комнате Пухляка, слышался шум настройки радиоприёмника.
      — …К вечеру температура воздуха повысится до плюс пяти градусов, однако ночью ожидаются заморозки до минус десяти, — докладывала дикторша. В дальнейшем сохранится умеренно морозная погода с температурой от минус трех до минус семи градусов. Желаем вам приятной встречи Нового года!
      Пора было вставать и одеваться.
      В зимнее время Карлуша, как и все другие гномы, носил валенки. В валенках тепло и удобно, а главное, не нужно возиться со шнурками и застёжками. Поверх рубашки он надевал толстый вязаный свитер мышиного цвета, растянутый едва ли не до колен, а вокруг шеи обматывал ярко-красный шарф в полоску — столь длинный, что концы его путались в ногах. Зимнюю шапку Карлуша не любил, и даже в мороз разгуливал с растрёпанными волосами.
      Одевшись, он заглянул к Пухляку. Тот уже позавтракал и теперь валялся на кровати, покручивая настройку стоящего на животе радиоприёмника.
      — Слушай, а куда все подевались? — рассеянно поинтересовался Карлуша, позёвывая в ладошку.
      — Ходы роют, будто не знаешь, — ответил Пухляк.
      — А меня почему не разбудили?
      — Глюк сказал, что ты дежурный по кухне.
      — Да?.. — Карлуша почесал затылок. — Слушай, а сам-то ты чего здесь разлёгся?
      — Спина болит, — соврал Пухляк.
      Карлуша спустился в столовую, поковырял без аппетита холодную кашу и занялся уборкой: подбросил в печку дров, поставил греться котёл с водой, свалил в раковину грязную посуду, повозил мокрой тряпкой по столу.
      Из расположенного поблизости сарая, который Взломщик и Шестерёнка приспособили под мастерскую, пахло краской и доносилось шипение распылителей. Почти месяц друзья-мастера сооружали там аэросани, а теперь красили корпус по вырезанному из бумаги трафарету.
      Через прорытый ими ход Карлуша перебежал в мастерскую и стал смотреть.
      На поверхность постепенно ложился яркий, похожий на рвущуюся вперёд стрелу рисунок. «МЕТЕЛИЦА» — прочёл он выведенное красным по белому название снегохода.
      — Скоро прокатимся с ветерком? — сказал Карлуша, наводя мосты для последующих полезных контактов.
      Взломщик и Шестерёнка оглянулись, но не ответили. Из-за шипения распылителей они ничего не расслышали. А если бы и расслышали, то не смогли бы ответить, потому что их лица были закрыты специальными фильтрами.
      Карлуша этого не понял и решил, что с ним не желают разговаривать.
      — Только не надо делать умные лица, — сказал он. — Всем известно, что снегоход придумал Студент. И чертежи он вам нарисовал. По готовым чертежам любой дурак бы склепал.
      Взломщик и Шестерёнка снова оглянулись и промолчали.
      Карлуша между тем распалялся сильнее:
      — По чертежам бы и я сообразил, что к чему… Хотел бы я посмотреть, что бы вы без чертежей делали.
      Ни в каких чертежах он, конечно, не разбирался и говорил из вредности. Что же касается Студента, то его вообще не было в городе, и работы производились без его участия.
      — Что ты говоришь? — сказал наконец Взломщик, подняв на лоб очки и опустив маску респиратора.
      — Я говорю, что такую ерундовину и любой дурак бы склепал, — произнёс Карлуша не совсем уверенно, догадываясь, что произошла путаница. Но из упрямства он решил идти напролом до конца.
      Взломщик удивился.
      — Слушай, — обратился он к своему другу Шестерёнке, который тоже опустил маску и начал прислушиваться к разговору, — слушай, ты случайно не помнишь, кто здесь вертелся целый месяц и мешал работать? Кто тут приставал и надоедал, когда можно будет покататься?
      — Да, — сказал Шестерёнка, — такая личность мне знакома.
      — А не кажется ли тебе, что у этой личности от безделья начало развиваться слабоумие?
      — Очень похоже на то. И знаешь, что я думаю, Взломщик?
      — Да?
      — Что такие личности представляют опасность и что их вообще нельзя подпускать близко к технике.
      — Стало быть, о катании не может быть и речи?
      — Категорически отказать. И знаешь ещё что?
      Отложив распылители, Шестерёнка, а за ним и Взломщик начали медленно приближаться к Карлуше.
      — Да-да?..
      — В целях скорейшего выздоровления предлагаю надавать этой выдающейся личности по ушам.
      Не дожидаясь исполнения угрозы, Карлуша выскочил за дверь. Припустив к дому, он на ходу крикнул:
      — Не очень-то и хотелось! Катайтесь сами! Умники нашлись, как-нибудь обойдемся…
      Вернувшись на кухню, Карлуша увидел, что вся вода, гревшаяся для мытья посуды, выкипела а жестяной котёл распаялся. Взломщик и Шестерёнка могли бы запаять в два счёта, но день, похоже, не клеился с самого начала.
      Карлуша взял накалившийся котёл прихватом и бросил его за дверь, в снег. Послышалось яростное шипение и треск. Пожалуй, теперь его в два счёта не запаять…
      Вконец расстроенный, Карлуша поднялся к себе и лёг.
      Приёмника за стеной не было слышно, теперь оттуда доносилось шуршание бумаги. Нетрудно было догадаться, что Пухляк занялся своей почтой, или, как он сам её называл, «личной корреспонденцией».
      Тут тоже следует кое-что пояснить.
      После выхода на телевизионные экраны многосерийного фильма о путешествии на остров Голубой звезды все участники экспедиции сделались знаменитыми. Каждый из них получил огромное количество писем от зрителей. Но почти все, по разным причинам, кто из скромности, кто из-за занятости, а кто из-за лени, отвечать не стали.
      Иначе обстояло дело с Пухляком.
      В фильме было показано, как он, спасая от гибели своих товарищей, бросился под ноги вышедшему из-под контроля взбесившемуся роботу, и такой поступок, конечно, не остался незамеченным.
      Благодаря этому подвигу Пухляк обрёл десятки и сотни поклонников, а вернее, поклонниц, которые буквально засыпали его своими восторженными письмами.
      Правду о его «подвиге» знали трое: корреспондентка Кроха, Студент и Клюковка-Огонёк.
      Отсматривая по возвращении из путешествия рабочие материалы, Кроха несколько раз подряд прокрутила эпизод, предшествовавший гибели «Шестого». Момент, когда робот на бегу резко и внезапно изменил направление, ясно показывал истинную картину событий. А именно то, что Пухляк не собирался жертвовать собой, как это ошибочно поняли окружающие, а, наоборот, струсил и попытался убежать.
      После недолгих размышлений Кроха вырезала из фильма разоблачительные кадры, показав их только Студенту и Клюковке. Без этих кадров эпизод выглядел в самом выгодном свете для «героя». И хотя слава его была незаслуженна, это было всё-таки лучше, чем выставлять на посмешище всех участников экспедиции.
      Письма, приходившие Пухляку, были запечатаны в изящные конверты, отчаянно пахли духами, и почти все до одного начинались словами: «Здравствуйте, господин Пухляк! Вы меня не знаете, но я всё равно решила написать вам это письмо». Даже почерки (довольно аккуратные, надо признать) и грамматические ошибки были в этих письмах одинаковые. При помощи цветных карандашей и линейки текст заключался в рамку, а заканчивался игривой фразой: «Жду ответа, как соловей лета!»
      Таких писем приходило огромное количество, и поскольку Пухляк был впервые удостоен столь лестного и приятного внимания, то старался ответить на каждое, не растеряв ни одной поклонницы и, наоборот, подогревая их интерес к своей особе.
      Ввиду того что сам герой не мог связать на бумаге двух слов, однажды он явился к поэту Светику и рассказал ему о своих затруднениях.
      — Нет ничего проще! — сказал Светик. — Я сочиню образец ответного письма, и тебе останется только переписывать. Не каждому ведь дано изящно и красиво изъясняться, — прибавил он не без самодовольства. — Приходи завтра.
      Образец Пухляку понравился, однако его смутило количество слов, которые ему предстояло переписывать собственноручно. Когда Светик закончил чтение, Пухляк его искренне поблагодарил, но тут же попросил текст сократить, поскольку такую писанину (а у него насчитывалось более ста корреспонденток) просто физически не осилить.
      Светик пожал плечами и вычеркнул несколько не самых удачных, по его мнению, абзацев.
      Сокращённый вариант Пухляку понравился больше, но всё ещё был чересчур обременителен.
      В конце концов, в результате долгих препирательств, письмо было сведено к нескольким абзацам. Оно начиналось словами: «О прекрасная невидимая Собеседница!», а заканчивалось надрывным воплем: «Вы вселили в меня надежду и заставили биться сердце, очерствевшее в жестоких испытаниях! Благодарю Вас! О, благодарю…»
      Немного ошарашенный таким стилем, Пухляк всё же от души поблагодарил автора и собрался уходить. Но Светик неожиданно предъявил ему условие:
      — Вот что, братец, погоди. Я постарался, так уж и ты будь любезен, выполни мою просьбу.
      Пухляк нехотя вернулся; он уже раньше подумал, что даром ничего не делается и Светик обязательно потребует от него какую-нибудь услугу.
      — Видишь ли, братец… — начал развивать свою мысль Светик. — Дело в том, что нас, поэтов, не очень-то жалует читатель. Для того чтобы получить широкую известность, нужно буквально в лепешку расшибиться…
      — Зачем же в лепешку, — возразил Пухляк. — Тебя все и так знают.
      — Ах, да кто меня знает! Знают только здесь, в этом захудалом городишке. А попробуй-ка заставь кого-нибудь, допустим, в Центральной директории взять с полки книжку никому не известного поэта Светика, когда рядом стоит роскошно изданный том стихов знаменитого Пегасика! В то время когда мои стихи ничуть, ничуть не хуже! Ты согласен?
      Пухляк поспешно закивал головой, хотя стихов никогда не читал, а о Пегасике слышал впервые. Он силился понять, чего именно может потребовать от него Светик.
      — Так вот, не затруднит ли тебя, дорогой друг, дополнительно вкладывать в каждый конверт листок с моими стихами? Понимаешь, если мои стихи будут под рукой у столь огромного количества романтически настроенных читательниц, появится хороший шанс утереть нос этому зазнавшемуся Пегасику.
      Уяснив, что делать ему, в сущности, ничего не придётся, Пухляк легко согласился вкладывать в письма стихотворения Светика. Тем более, рассудил он, что увлечение поэзией пойдет только на пользу его собственному образу.
      И Пухляк принялся за работу.
      Старательно, высунув язык, он выводил на бумаге текст, начинавшийся словами: «О прекрасная невидимая Собеседница!» — а затем вкладывал письмо вместе со стихотворением Светика в конверт.
      Помимо краткости текст письма был удобен ещё и тем, что в нём не указывалось имя адресата, и это гарантировало от неизбежной путаницы с именами поклонниц. Имя и адрес он писал уже на конверте, каждый из которых аккуратно облизывал и приглаживал. (Эти облизывания не прошли даром: язык у него однажды распух от клея, и Пухляк не спустился к обеду, впервые в жизни лишившись аппетита. Осмотрев язык, доктор Глюк строго-настрого запретил ему лизать клей, посоветовав употреблять для этой цели кисточку и стакан с водой.)
      В описываемое время Пухляк работал уже над вторым кругом корреспонденции, и к этой теме мы вернёмся, но несколько позднее.
      Под шелест бумаги и конвертов, доносившийся из-за стенки, Карлуша заснул. Ему приснилось, что Студент придумал воздушный шар, изготовленный из бумаги. Такой огромный заклеенный почтовый конверт с адресом и печатью. И адрес кажется Карлуше знакомым: «Зелёная горка, Ясноглазке».
      Вот гигантский конверт надулся, поднялся в воздух, и гномы полезли в привязанную к нему корзину. Один только Карлуша не успевает и хватается за болтающуюся из корзины верёвку. Под ним оказываются санки, и верёвка тянет его за воздушным шаром.
      Шар-конверт с трудом летит, вернее, тащится по ветру и теряет пассажиров. Наконец он окончательно рассыпается маленькими конвертами и листочками писем, а Карлуша отпускает верёвку и продолжает скользить вперед. Он понимает, что скоро попадёт в Зелёную горку и увидит Ясноглазку, с которой когда-то подружился, но так и не написал ей письмо, хотя обещал.
      Вот и её дом, не дом, а дворец, весь ледяной. Ясноглазка встречает его на пороге, зовёт в дом, но Карлуша отмахивается: «Сейчас, сейчас, ещё чуточку посплю…» Откуда-то появляется доктор Глюк и говорит сердито: «Видали? Он спит! Натворил делов, а теперь спит!»
      Он хорошенько встряхивает Карлушу, пружины кровати взвизгивают, и тот просыпается.
      Никакого дворца и Ясноглазки. Над кроватью стоит Глюк, позади ещё несколько любопытных.
      — …Когда все работали, он спал! Посуду не вымыл! Котёл испортил!.. И опять спит! Ну что с таким лодырем и вредителем прикажете делать?..
      Карлуша вскочил с кровати и принялся тереть глаза.
      — Сами вы все… — огрызнулся он и выбежал из комнаты.
      На следующий день, после короткой оттепели, на снегу образовался наст. Это всех обрадовало, потому что теперь можно было подготовить на Мутной реке место для новогоднего праздника — залить каток прямо на поверхности снежной корки. Такой метод для жителей Песочного города был не в новинку, поэтому за дело взялись дружно и уверенно. Карлуша тоже хотел пойти, но вспомнил о своей обиде и вместо того, чтобы трудиться вместе со всеми, целый день катался на санках с гор.
      Вернувшись домой голодный и усталый, он принялся искать в столовой свою порцию обеда, которую всегда оставляли опоздавшему. Но всё уже было вымыто и прибрано, запаянный котел с остывшей водой стоял на плите.
      Карлуша взял хлеба отправился к себе в комнату, съел и заснул как убитый.
      За ужином Глюк поинтересовался:
      — А где у нас Карлуша пропадает? Я и за обедом его не видел.
      — Он весь день на санках катался, а теперь спит, — сообщил Пухляк.
      — Ну тогда пусть спит, — сказал Глюк. — Вы его не будите. Я вчера на него наорал сгоряча, вот он, наверное, и рассердился.
      — На сердитых воду возят, — заметил Шестерёнка.
      — Нет, нет, вы его не обижайте, — заступился Глюк. — Он хороший, только со странностями. Обед ему оставить не забыли?
      — Не забыли, — сказал дежурный по кухне Зануда. — Я ему хорошую порцию оставил.
      — Погоди, погоди, — встревожился Шестерёнка. — Получается, что это я его обед стрескал. Я в мастерской задержался, а потом увидел на столе обед и съел… Я ведь подумал, что это для меня оставили.
      Все забеспокоились, что Карлуша остался без обеда, но Пухляк сказал, что волноваться тут совершенно нечего, поскольку он сам видел, как Карлуша нёс в комнату хлеб.
      — Ну тогда ничего, — успокоился Глюк. — Тогда пускай спит. Только вы ему ужин обязательно оставьте.
      Карлуша открыл глаза глубокой ночью. Он выспался, настроение было паршивое, и он стал думать обо всех своих обидах — настоящих и выдуманных. А поскольку фантазия у него была очень богатая, выдуманных обид нагромоздилось такое количество, что его буквально прошибла слеза. И для того, чтобы страдания получили какое-то логическое завершение, он решил отомстить. Так, чтобы все почувствовали себя виноватыми.
      Карлуша выдрал из тетради листок и написал:
      Ухожу от вас навсегда. Если замёрзну в лесу и не вернусь, обо мне не беспокойтесь. Спасибо вам за всё.
      Последние слова показались ему настолько многозначительными и пронзительными, что слёзы закапали из обоих глаз. Оставив записку на тумбочке, он влез в валенки, набросил на плечи полушубок, сгрёб в охапку лыжи и палки и, стараясь не скрипеть ступеньками, спустился по лестнице.
      Из-за соседней двери высунулся Пухляк. Он тоже спал днём и от этого теперь мучился бессонницей. Увидев, что Карлуша уходит куда-то с лыжами посреди ночи, Пухляк растворил дверь в его комнату и включил свет. От лёгкого дуновения записка слетела с тумбочки и упорхнула под кровать. Не заметив этого, Пухляк тихонько вышел и спустился вниз. В темноте скрипнула наружная дверь и послышались удаляющиеся шаги.
      Пухляк включил свет, огляделся и увидел на столе ужин, оставленный для Карлуши. Недолго поколебавшись, он сел за стол и с удовольствием умял чужую порцию.
      Затем он вернулся к себе в комнату и лёг на кровать. Приятное ощущение сытости заглушило тревогу, его снова стало клонить ко сну. По поводу увиденного он решил на всякий случай никому ничего не говорить.
      Выбравшись на ощупь из дома, Карлуша пробрался в мастерскую Взломщика и Шестерёнки и залез в салон подсыхающей после покраски «Метелицы». От удушливого химического запаха голова у него слегка закружилась. Он лёг на заднее сиденье, прикрылся полушубком и свернулся калачиком.
      И снова ему привиделся сон, но на этот раз не столько удивительный, сколько тревожный и страшный.
      Он увидел Ослика, который смотрел на него и силился что-то сказать.
      — Ослик! — одновременно обрадовался и испугался Карлуша. — Ах, как давно мы не виделись! Прости, что я так долго о тебе не вспоминал…
      Тут он увидел, что вокруг зияет чёрное космическое пространство — они находятся на внешней, безжизненной оболочке Луны. На Ослике не было космического скафандра, и Карлуше сделалось за него страшно.
      — Ослик! — закричал Карлуша. — Почему ты здесь? Что случилось?
      Вместо ответа Ослик опустился на четвереньки и жалобно проблеял:
      — Помоги-и-и-те!.. Спаси-и-и-те!..
      Карлуша бросился к другу, но в этот момент поверхность Луны треснула, раскололась надвое, и между ними с ужасным грохотом разверзлась и стала шириться пропасть. Всё посыпалось, из расщелины ударила струя дыма, похожего на облако белого порошка. Ослика не стало видно, вся Луна затряслась, заходила ходуном и начала разваливаться на куски. Карлуша взмахнул руками и полетел в пустоту…

Как Карлушу хотели высадить в снег, но пожалели и оставили. — Как изобретатель Тормашкин потерял голос. — Творческие мучения писателя Баяна. — Карлуша выясняет, что кое-кто состоит с ним в переписке

      Сани тряхнуло на пригорке, и Карлуша с криком «ой!» скатился на пол. Когда он медленно поднялся и выглянул из-за спинки переднего сиденья, его взору открылась удивительная картина: навстречу стремительно летела сверкающая на солнце снежная равнина, а из водительской кабины на него в упор, широко раскрыв глаза, смотрели Взломщик и Шестерёнка.
      Едва не зарулив в овраг, Взломщик заглушил двигатель и тоном, не предвещающим ничего хорошего, поинтересовался:
      — Послушай, Шестерёнка, тебе не кажется, что к нам сюда забрался шпион?
      — Да, смотри, сидит какой-то…
      — А ты его, случайно, не знаешь?
      — Нет… впервые вижу такого. Наверное, какой-нибудь вредитель. Надаём ему сейчас по шее, посадим в снег да и поедем дальше.
      — Правильно, — согласился Взломщик, — нечего ему здесь делать. А ну давай его за руки, за ноги…
      Карлуша, тревожно переводивший взгляд с одного на другого, в испуге завопил:
      — Стойте! Не надо в снег! Я не шпион, я не вредитель! Я — Карлуша!..
      — Ах, так ведь это же Карлуша! — будто только что признал его Шестерёнка. — Та самая выдающаяся личность! Позвольте автограф. Распишитесь, не сочтите за труд. Во-он там, на снегу, подальше, за тем пригорком, будьте любезны.
      — Да, теперь я тоже его узнал, — сказал Взломщик. — Надо эту личность развернуть обратно, в Песочный город. Только ведь мы уже проехали больше половины дороги… И когда он только успел спрятаться!
      — Братцы! — воскликнул Карлуша со всей искренностью. — Честное слово, я не хотел прятаться! То есть я даже не знал, что вы куда-нибудь поедете, я только спрятаться хотел… то есть…
      Увидев, что Карлуша не врет, а только путается, Взломщик и Шестерёнка решили оставить его в покое. «Метелица» рванула с места, и в дороге постепенно прояснилось следующее.
      Ранним утром, когда все спали, в коридоре задребезжали настойчивые звонки, и заспанный Взломщик поплёлся к телефону.
      — Вас беспокоит писатель Баян! — зазвучал в трубке мягкий, но настойчивый голос. — Писатель Баян. Помните, вы как-то были у нас в Парке?
      — Да, да, конечно, рад вас слышать, дружище!
      — Простите, что беспокою вас в столь ранний час, но у нас произошло чепе!
      — Что произошло?
      — Че-пе! Чрезвычайное происшествие! Срочно необходима ваша помощь. Поймите, ближе, чем до вас, мне ни до кого не удалось дозвониться. Я думаю, что сейчас ещё все спят!
      — Да-да…
      — Скажите, пожалуйста, господин Взломщик, нет ли у вас, случайно, сварочного аппарата?
      Взломщик подтвердил, что сварочный аппарат у него имеется.
      — В таком случае не могли бы вы сейчас как-нибудь одолжить его нам? Речь идет буквально о спасении гнома.
      — О спасении кого? — Взломщик моментально проснулся, услышав, что речь идет о чьём-то спасении.
      — Тормашкина, изобретателя… Вы должны его помнить!
      — Да, конечно. Что с ним?
      — Вы понимаете, он запер себя в металлическом гараже. Дикая случайность! Дверь необходимо срочно разрезать сварочным аппаратом, иначе Тормашкин замёрзнет!
      — Немедленно выезжаем! — закричал Взломщик без дальнейших расспросов, досадуя на то, что потратил столько времени на совершенно лишнюю болтовню. Выезжаем, ждите!
      — Но как же вы добе…
      «Как же вы доберетесь?» — хотел спросить Баян, но Взломщик уже бросил трубку. Он разбудил Шестерёнку, они погрузили в багажник «Метелицы» сварочный аппарат и, взявшись разом, выкатили машину на поверхность.
      Карлуша, который в это время видел страшный сон про Ослика и лунотрясение, не проснулся, а его никто не заметил, потому что за спинки сидений не заглядывали.
      Глубокий снег с настом остался позади, и легко скользившие до этого полозья зарылись в неглубокий пушистый снежок. Взломщик нажал кнопку на пульте управления, полозья убрались в корпус, и «Метелица» легла на плоское, напоминающее одну широкую лыжу днище. Укреплённый позади авиационный винт прибавил оборотов, и машина помчалась с прежней скоростью.
      Карлуша, развернувшись, смотрел через заднее стекло: мчавшийся на всех парах снегоход оставлял за собой огромное облако снежной пыли, раздуваемой мощным пропеллером. «Вот почему его назвали „Метелицей“», — догадался Карлуша.
      Русло реки стремительно петляло, и вскоре за обрывом показалось колесо обозрения, стальные горки, карусели и домики с дымящимися трубами. Местные гномы поссорились с барышнями и обустроили свой городок прямо в парке аттракционов.
      «Метелица» с разгону влетела на пляж, легко поднялась в гору и, сбавив скорость, выехала на главную «улицу» поселка.
      Дома в Парке стояли запорошенные снегом, и Взломщик с Шестерёнкой, растерянно озираясь, никак не могли понять, где дом Тормашкина. Что касается Карлуши, то он никогда прежде здесь не был.
      Но вот, проезжая на медленном ходу мимо одной из улочек, они увидели в глубине толпу и, не долго думая, свернули.
      — Сюда! Сюда! — послышались голоса, и вскоре «Метелицу» окружили здешние гномы.
      Как только прибывшие спрыгнули с подножки, каждый по очереди попал в пушистые объятия писателя Баяна, одетого в меховую шубу, меховую шапку и меховые варежки. Голос у него тоже был мягкий и пушистый.
      — Тот самый Карлуша! — радостно воскликнул Баян. — Это просто замечательно, что вы тоже здесь! Мне нужно с вами о многом поговорить, но это после, после…
      Металлический гараж, в котором угораздило запереться несчастного Тормашкина, имел довольно скромные размеры. Как выяснилось, он предназначался не для автомобиля, а для недавно изобретённого Тормашкиным снежного мотоцикла, работавшего на искусственном льду — таком, какой бывает в ящиках у продавцов мороженого. В бак с этим льдом поступал кипяток, происходила бурная реакция, и образовавшийся холодный пар ударял в цилиндры двигателя.
      Случилось же вот что. Накануне вечером Тормашкин возился в своем гараже с мотоциклом, отлаживая двигатель, и, по причине необычайно холодных испарений искусственного льда, застудил себе горло. Он совершенно лишился голоса и мог только почти беззвучно шипеть и жестикулировать.
      И тут следует пояснить, что все предметы, замки и механизмы в доме и подсобных помещениях Тормашкина работали по совершенно особенной, недавно изобретённой им оригинальной системе.
      Однажды ему пришло в голову, что во множестве имевшиеся в его доме кнопки безнадёжно устарели. И тогда Тормашкин изобрёл особого рода датчики, которые реагировали не на примитивное нажатие кнопки, а на звук его голоса.
      Условным сигналом для срабатывания скрытых механизмов служило кодовое слово — «открыть», «закрыть», «поднять», «свет», «мотор» и тому подобные команды, произносимые голосом хозяина. Кстати сказать, Тормашкин, как и многие другие изобретатели, был довольно рассеян и часто путал кодовые слова, в результате чего получал дверью по носу, обливался кипятком в душе или же откидная кровать с размаху припечатывала его к стене.
      И вот последнее непредвиденное обстоятельство — внезапная и полная потеря голоса — застигло его в самое неподходящее время: запертым в металлическом гараже, зимой, с кучей искусственного льда в двигателе мотоцикла. Датчик замка был наглухо вмонтирован в металлические ворота, и подобраться к нему не было ни малейшей возможности.
      Тормашкин принялся колотить чем попало по железу и разбудил жившего по соседству писателя Баяна. Тот попытался сломать ворота при помощи металлического лома, но поднятым шумом добился только того, что перебудил половину поселка и вокруг гаража понемногу стала собираться толпа. Приложив ухо к железу, можно было слышать, как внутри разминается Тормашкин, чтобы совсем не замерзнуть. Кто-то предложил разрезать ворота сварочным аппаратом, и Баян вспомнил, что в Песочном городе живут механики Взломщик и Шестерёнка, у которых такой аппарат наверняка должен быть. Дальнейшее нам уже известно.
      Всю ночь жители Парка, меняя друг друга, жгли перед одной из стен гаража костер, чтобы Тормашкин с другой стороны мог возле неё греться. Когда же в полдень на улице показался снегоход и два гнома в меховых кожаных куртках подтащили к воротам гаража сварочный аппарат, все облегчённо вздохнули.
      Но Взломщик и Шестерёнка почему-то не спешили начинать работу. Они молча обошли кругом небольшую коробку гаража, имевшую высоту чуть больше их собственного роста и не более полутора шагов в поперечнике, переглянулись и обратились к уважительно следившим за ними гномам:
      — Слушайте, братцы, а дно у него имеется?
      — Кажется, дна нет, — сказали соседи.
      — А вы поднять его пробовали?
      Гномы удивлённо загудели; такое неожиданное техническое решение почему-то не приходило им в голову. С утроенной энергией заколотил по стенке Тормашкин, который давно уже всё понял, но не мог сказать.
      — А ну-ка возьмём все разом, — скомандовал Взломщик.
      Все, как могли, ухватились за стены, углы и выступы крыши гаража.
      — Три-четыре!..
      Металлическая коробка неожиданно легко оторвалась от мерзлой земли, и из-под неё, скрючившись и стуча зубами, выскочил закутавшийся в техническую ветошь изобретатель Тормашкин. Баян растворил дверь своего дома, и Тормашкин опрометью бросился к горящей печке.
      Из больницы находившегося поблизости посёлка Зелёная горка прикатила на лыжах запыхавшаяся докторша тётя Груша. Баян проводил к себе её и приезжих.
      За столом, перед электрическим самоваром, когда всё внимание было привлечено к распарившемуся горячим чаем с мёдом Тормашкину, хозяин завёл разговор с Карлушей.
      — Вы знаете, я хочу написать о вас книгу, — признался Баян без долгих вступлений. — Это, видите ли, мой последний шанс оставить, так сказать, след на литературном поприще.
      — Ну да! — удивился Карлуша. — А чего я такого сделал?
      — Ну, во-первых, фильм о вашем путешествии на остров Голубой звезды пользуется у гномов сногсшибательной популярностью. И если мне удастся с вашей помощью собрать материала больше, чем показано в фильме, да написать толстый роман, то он, как и фильм, непременно станет очень популярным, так всегда бывает. Я вообще, знаете ли, уверен, что в писательском деле все зависит не от какого-то там стиля или вдохновения, а от правильного выбора темы и сюжета. Если вы пишете о фантастических приключениях, погонях и драках — не сомневайтесь, что книгу зачитают буквально до дыр.
      — Я знаю девчонок, которые тоже любят читать, — заметил Карлуша.
      — О, барышни любят романы о каких-нибудь переживаниях, слезах и разлуках, — отмахнулся Баян. — Они и сами умеют всё это хорошо сочинять. Но дело не в этом. Должен вам признаться, — Баян заговорил шепотом, — что все мои попытки написать книгу с выдуманным сюжетом потерпели неудачу. В вашем же лице я, по счастливому совпадению, имею как очевидца реальных событий, так и их действующее лицо.
      — Но ведь здесь с нами Взломщик и Шестерёнка, — возразил Карлуша. — Они лучше меня расскажут, да и это… как вы говорите… лица у них тоже вполне подходящие.
      — Вы меня неправильно поняли, — заволновался Баян. — Дело совсем не в лицах. Просто вы являетесь по-своему ярким, колоритным, так сказать, персонажем. А физиономия ваша тут совсем ни при чём.
      — Ну если ни при чём, то пишите, — согласился Карлуша. — Только рассказывать как следует я не умею, честное слово. Вы бы лучше сами отправились куда-нибудь попутешествовать, а потом бы написали обо всём книгу.
      — Да я только об этом и мечтаю! — воскликнул Баян. — Но почему-то я узнаю обо всех интересных событиях катастрофически поздно, уже после, из газет или телепередач.
      — Я обещаю, — заверил его Карлуша, — что, как только мы отправимся в новое путешествие, я вам сообщу, и вы тоже поедете.
      — Спасибо! — Баян двумя руками пылко потряс Карлушину руку. — Вы даже не представляете, как меня обнадежили. Иначе, — он внезапно потух и опустил глаза, — иначе мне останется только одно, последнее средство…
      — Что вы, что вы! — испугался Карлуша. — Какое ещё последнее средство?..
      Баян закрылся руками, внезапно оторвал их от лица и прошептал:
      — Мне останется только стать критиком.
      — Мне кажется, что это тоже очень уважаемая профессия, — заметил Карлуша.
      — Но я же сам писатель, как, вы не понимаете?! Сочинять отзывы на чужие книги, так и не написав до конца ни одной собственной!.. Согласитесь, насколько это обидно и несправедливо!..
      Содержательную беседу прервал шум на противоположном конце стола. Груша решительно настаивала на немедленной отправке пострадавшего в больницу. Тормашкин беззвучно, как рыба, протестовал и отчаянно жестикулировал, однако докторша была непреклонна. Мало того, Взломщик и Шестерёнка тоже были на её стороне, убеждая больного отправиться в посёлок на снегоходе. Тормашкин смотрел на него с ужасом, как смотрят на внезапно предавшего друга.
      — Не переживайте, больной, — говорила Груша. — У нас вы быстро встанете на ноги. Я хотела сказать, что ваши голосовые связки быстро придут в норму. У меня для таких случаев имеется своя собственная, особенная метода.
      Убедившись, что решительно все против него, Тормашкин смирился и стал набивать карманы пряниками, конфетами и печеньем со стола. За ночь он дико проголодался и буквально на ходу засыпал. Его подхватили под руки, увели и посадили в снегоход. Наскоро поблагодарив и распрощавшись с Баяном, все залезли в машину, и «Метелица» резво помчалась в сторону покрытой снегом и льдом Зелёной горки.
      В больнице, как обычно пустующей, Тормашкина общими усилиями переодели в полосатую пижаму и уложили на койку. Около него тут же начали хлопотать две нянечки.
      — Ну что, — нерешительно обратился Взломщик к своим спутникам, — теперь домой?
      Карлуша и Шестерёнка растерялись. Они думали, что теперь, раз уж они здесь, было бы неплохо навестить девчонок, с которыми когда-то подружились. (Взломщик об этом тоже думал, но дожидался, что скажет кто-нибудь другой.)
      Сомнения неожиданно разрешила доктор Груша.
      — Теперь вы, наверное, хотите поехать к Ясноглазке? — сказала она как о само собой разумеющемся, глядя на Карлушу.
      — Почему это… к Ясноглазке?.. — смущённо пролепетал тот.
      — Не надо со мной хитрить, голубчик; весь город только и говорит о вашей переписке.
      — Да?.. — от столь неожиданного заявления Карлуша так и опешил.
      — Не отпирайтесь: приехали-то вы, а не кто-нибудь другой.
      Этот несомненный факт поставил Карлушу в тупик. Взломщик и Шестерёнка смотрели на него с возрастающим интересом. И он решил не отпираться по крайней мере до тех пор, пока всё хорошенько не разъяснится.
      — Что ж, — сказал он, — если все говорят… тогда можно и заехать.

Ясноглазка и Снежинка встречают гостей. — Тормашкин получает инструмент и становится опасен. — Секрет переписки

      Ясноглазка и ее подруга Снежинка встретили гостей на пороге своего дома. В городе все уже знали о появлении свежих кавалеров, и когда снегоход ещё медленно проезжал по улицам, за окнами можно было заметить множество любопытных глаз.
      Снежинка проводила Взломщика и Шестерёнки в дом, а Ясноглазка осталась дожидаться Карлушу, который сосредоточенно счищал с валенка несуществующий снег.
      — Что же вы молчите? — произнесла наконец Ясноглазка. — Вам совсем нечего мне сказать? Да перестаньте же вы шоркать веником…
      Карлуша поставил метёлку, засунул руки в карманы и огляделся.
      — А у вас тут, пожалуй, ничего не изменилось, — сказал он как можно более небрежно.
      — Ну, кое-что, допустим, изменилось. Вот я, например, сильно изменилась с тех пор.
      Карлуша посмотрел на Ясноглазку и тут же отвёл глаза.
      — Почему вы такой красный? Ну-ка посмотрите на меня. Вам жарко?
      — Да, знаете ли… Жарковато немного.
      — Отчего же вам жарко? Вы совсем не одеты, без шапки. Может быть, вы больны, у вас температура?
      Ясноглазка подняла руку и заботливо приложила свою ладошку к Карлушиному лбу и щекам.
      В это время из-за двери нетерпеливо высунулась Снежинка. Она сделала круглые глаза, состроила гримасу, замерла и стала ждать, что будет дальше.
      Ощутив прикосновения руки на своем лице, Карлуша покраснел ещё сильнее и ухватился за столбик крыльца. Нечаянно он ухватился не за столбик, а за руку притаившейся Снежинки.
      — Ой! — испуганно воскликнула дама и отдёрнула руку.
      — Ой! — испуганно воскликнул Карлуша и тоже отдёрнул руку.
      Ясноглазка смотрела на обоих с недоумением.
      — Что вы делаете! Вы меня до смерти напугали! — пожаловалась Снежинка.
      — Простите, я не знал, что вы тут прячетесь, — смущённо пробормотал Карлуша.
      — Я прячусь? Как это глупо! Я только выглянула, чтобы узнать, почему вы не идёте в дом.
      — Надеюсь, ты узнала всё, что хотела, дорогая, — сказала Ясноглазка.
      В доме всё дышало теплом и уютом: в печке потрескивали поленья, на стене мерно стучали ходики. Карлуше сразу сделалось хорошо и захотелось сказать барышням что-нибудь приятное. Но что именно, никак не приходило на ум.
      — А телефон у вас есть? — сказал он совсем не то, что хотелось.
      — Нет, — ответила Ясноглазка. — Телефона у нас нет, но переписываться, мне кажется, гораздо интереснее. Вы согласны?
      Она посмотрела на Карлушу многозначительно, и тот не нашелся что ответить. Разговор подхватила Снежинка:
      — У нас в больнице есть один телефон, иногда оттуда мы звоним знакомым в другие города. По правде говоря, у нас были телефоны в каждом доме — гномы из Парка аттракционов однажды протянули к нам провода, чтобы мы тоже не скучали. И вы знаете, не прошло и недели, как мы попросили их смотать всё обратно. Сначала мы заметили, что многие наши девочки, даже живущие в соседних домах, стали подолгу болтать по телефону, вместо того чтобы ходить в гости или вместе гулять на свежем воздухе. У многих от этого стал портиться характер, они становились ленивыми и замкнутыми. Потом и вовсе начались хулиганские звонки из Парка. Нашлись такие не очень умные гномы, для которых телефонный аппарат сделался ещё одной вредной игрушкой, вроде рогатки. Они звонили наугад и говорили в трубку какую-нибудь глупость, кричали петухом или хрюкали. Конечно, они не называли своего имени, потому что были к тому же ещё и трусишками… Однажды такой хулиган напугал одну барышню до истерики, сообщив ей среди ночи, что под её кроватью прячется волк-оборотень. Спросонок бедняжка выбежала из дома в чём была и простудилась. С тех пор она боится спать одна в комнате. В общем, мы поблагодарили их за заботу и попросили свернуть это хозяйство. Неудобно, конечно, получилось, ведь многие приличные гномы в Парке тоже стонут от своих хулиганов…
      — А телевизоры вам пока ещё жить не мешают? — ехидно поинтересовался Шестерёнка, кивнув на стоявший в комнате телевизор, который сразу можно было и не приметить, потому что он был накрыт кружевной салфеткой.
      — Некоторые наши девочки действительно увлекаются телевидением, призналась Ясноглазка. — Но это увлечение проходит, потому что читать книжки гораздо интереснее. Ведь книжки развивают ум и воображение, а телевидение всё делает за вас, хотите вы того или нет.
      — Это ещё ничего, — сказал Взломщик. — Некоторые гномы увлеклись компьютерными играми. Таких любителей приходится буквально за уши оттаскивать от экрана, чтобы они могли хотя бы поесть и поспать. Это просто какая-то болезнь.
      — Мне кажется, — сказала Ясноглазка, — что такие гномы обкрадывают себя. Что у них будет вспомнить в жизни?.. Вы знаете, у нас теперь как-то даже не модно сидеть перед телевизором. С такой дамочкой совершенно не о чем поговорить, у нее совсем не развито собственное воображение.
      За разговорами никто не заметил, как стало смеркаться. Поездку домой отложили до утра, и хозяйки захлопотали насчёт ужина.
      Взломщик и Шестерёнка отправились в больницу, чтобы навестить Тормашкина, а Карлуша остался в доме, рассчитывая всё-таки выяснить, о какой переписке говорит весь город и что по этому поводу думает сама Ясноглазка.

* * *

      Взломщик и Шестерёнка застали Тормашкина в окружении двух нянечек и докторши. Больной лежал в кровати, укутанный одеялом, горло его было обложено компрессами, замотано бинтом и тёплым пуховым платком поверх бинта. Из этого кокона высовывался раскрытый рот Тормашкина, в который тётя Груша просовывала десертную ложку с микстурой.
      — Вот так, больной… Хорошо… Что такое, ну-ка немедленно разожмите зубы! Так… хорошо… Не надо делать такое лицо, больной… так…
      Когда процедуру закончили, больной заметил посетителей и попытался вскочить с кровати, но нянечки удержали его за руки и уложили обратно. Облокотившись о подушки, Тормашкин с обречённым видом захлопал глазами.
      — Ничего, ничего, дружище, — ободрил его Взломщик. — Всё хорошо, что хорошо кончается. У нас один гном ходил за ягодами забрался в лесу на верхушку сосны. Забраться-то он забрался, а спуститься вниз не сумел. Кричал, звал на помощь, пока не сорвал голос. А сидеть на дереве пришлось всю ночь и ещё полдня, пока не нашли.
      Тормашкин с видимым сочувствием выслушал историю и, как казалось, силился что-то сказать. Ему дали бумагу и карандаш.
      «Как теперь?» — написал он нетерпеливо.
      — Что как? — не понял Взломщик.
      «Голос!»
      — Ах голос! Голос, конечно, появился. Не сразу, но восстановился полностью, даже лучше стал. Он теперь у нас в хоре поёт, — приврал Взломщик для убедительности.
      — Сколько же он лечился? — поинтересовалась Груша. — Зная методы лечения вашего несносного Глюка, могу предположить, что его промучили никак не меньше месяца.
      Тормашкин беспокойно заёрзал на кровати.
      — Не волнуйтесь, больной, — заверила его докторша. — Моя микстура и компрессы поставят вас на ноги в считанные дни. Главное для вас сейчас соблюдать режим и не напрягать связки.
      Лицо Тормашкина несколько прояснилось. Он взял карандаш и написал: «Спасибо, доктор!»
      — Ладно, ладно, — проворчала растроганная докторша. — Благодарить будете после.
      — А чем он будет тут заниматься? — поинтересовался Взломщик. — Ведь одуреть можно со скуки, все время лежа в постели. Если не найдете ему подходящее занятие, пожалуй, он сбежит или взбунтуется.
      — Что же такое ему предложить? Телевизор, разве что, книги, настольные игры…
      Тормашкин что-то быстро написал и протянул блокнот.
      — «Инструменты»! — прочитал Взломщик. — Правда, давайте оставим ему инструменты; он здесь у вас что-нибудь усовершенствует.
      Грушу быстро уговорили, и друзья притащили из «Метелицы» ящик с набором инструментов и деталей на все, как говорится, случаи жизни. Глаза у Тормашкина заблестели, он схватил блокнот и немедленно принялся делать в нём какие-то наброски.
      — Ну, теперь вы можете быть за него спокойны, — заверил Взломщик докторшу. — Сторожить этого больного вам не придётся.
      За ужином много разговаривали и даже танцевали, но о загадочной переписке все ещё не было сказано ни слова. Потом Взломщик и Шестерёнка отправились спать в свою машину (сиденья в салоне раскладывались для таких случаев), а Карлушу уложили в одной из свободных комнат.
      Едва он провалился в пуховую перину как услышал осторожный стук в дверь. Таинственно оглядевшись, в комнату проскользнула Снежинка и тихонечко прикрыла за собой дверь. Она была одета в пушистый розовый халат, перехваченный по талии, и в мягкие тапочки.
      — Вы ещё не спите? — прошептала она.
      — Нет, знаете, почему-то совсем не хочется спать.
      — Мне тоже не хочется. Давайте немножко поговорим.
      — Давайте…
      Снежинка присела на краешек его кровати, и Карлуша, в смущении от такого неожиданного манёвра, натянул одеяло до самых ушей.
      — Почему вы совсем не танцевали?
      — Я, знаете ли, не очень хорошо… умею.
      — А на коньках вы умеете кататься?
      — Да, конечно, на коньках я умею.
      — Жалко, что вы уезжаете; ведь завтра вечером у нас на пруду новогодний бал, будет очень красиво.
      — Я бы остался, но у нас ведь тоже будет на реке праздник, нужно всё хорошенько подготовить.
      — Неужели без вас никак не обойтись?
      — Почему, можно обойтись; в городе у нас ещё много толковых гномов.
      Карлуша подумал, что было бы хорошо и на самом деле остаться здесь на денёк-другой. Возвращаться домой ему совсем не хотелось.
      — Да, да, — подтвердил он уверенно. — Могут прекрасно обойтись и без нас. Если вы мне поможете, завтра я уговорю Взломщика и Шестерёнку.
      — Правда? Какой вы славный! — Снежинка заулыбалась. — А знаете, я бы тоже хотела с кем-нибудь переписываться. Не обязательно со знаменитостью, а просто с каким-нибудь воспитанным и скромным гномом. Ведь это так приятно получать письмо, особенно если оно красиво написано и не про глупости…
      Карлуша подумал, что сейчас всё, наверное, разъяснится.
      — Пожалуй, конечно… — произнёс он осторожно.
      — Я даже не думала, что у вас такой прекрасный слог, совсем как в книжках. Вы, наверное, не только с Ясноглазкой, а ещё с кем-нибудь переписываетесь?
      — Нет, — честно признался Карлуша, — не переписываюсь.
      И, рассчитывая разрубить все одним махом, он сказал:
      — А не могли бы вы показать мне эти письма?
      Снежинка удивилась:
      — Вы разве уже не помните, что сами написали?
      — Я-то помню, конечно. Только, знаете ли, мне интересно посмотреть на марки, — нашёлся Карлуша. — Я, знаете ли, разные марки собираю.
      — Вот как? И что же, вы будете сейчас марку отдирать?
      — Нет, зачем отдирать, я только посмотрю.
      Снежинка пожала плечами, вышла и вернулась с конвертом. Карлуша взял его в руки и сразу достал изнутри письмо.
      Сложенный вдвое листок, крупно и аккуратно исписанный только с одной стороны, был порядком истрёпан и даже в одном месте, по сгибу, надорван. Легко было догадаться, что письмо читали неоднократно и скорее всего не только одна Ясноглазка.
      «О прекрасная невидимая Собеседница!» — прочел Карлуша первую фразу и всё понял. Это было стандартное письмо от Пухляка, рассылаемое десяткам его поклонниц. Подписи не было; почему же все решили, что письмо от него?
      — А где остальные? — спросил Карлуша.
      — Вы имеете в виду листок со стихотворением? Его переписывают другие дамочки. Это очень мило, что вы увлекаетесь поэзией; ваш Светик — просто прелесть, передайте ему от всех нас.
      — Нет… Я говорю, остальные письма…
      — Остальные? — удивленно переспросила Снежинка.
      — Разве больше нет писем?
      — Нет… По крайней мере, Ясноглазка другие не показывала. А вы присылали ей ещё другие письма?
      — Нет, нет, просто я подумал, что есть ещё какие-нибудь письма с марками. Вы ведь говорили о переписке…
      — Я могу поискать какие-нибудь другие, если вы так увлечены коллекционированием…
      В этот момент дверь приоткрылась и в комнату заглянула Ясноглазка. Она тоже была в халате и тапочках.
      — Ах! — воскликнула она, увидев Снежинку. — Извините, я, кажется, помешала…
      — Вот ещё глупости! — подскочила к ней Снежинка и, незаметно спрятав письмо в карман, потянула её обратно в комнату. — Как ты могла помешать? Уже обиделась, и слезы на глазах! Мы просто договорились, что гномы останутся у нас на новогодний бал. Карлуша уже согласен, а Взломщика и Шестерёнки мы утром как-нибудь уговорим. Правда, Карлуша?
      Карлуша рассеянно кивнул. Он чувствовал неловкость: получилось так, будто они со Снежинкой в чем-то обманывали Ясноглазку, хотя на самом деле ничего такого не было.

Занимательная психология. — За ёлкой. Возведение ледяного замка

      Когда утром Карлуша вышел в гостиную, Взломщик и Шестерёнка уже сидели за столом. Они пили чай с подогретыми на печи вчерашними пирожками. Снежинка тотчас подошла и шепнула: «Не забудьте, что вы вчера обещали». Карлуша перестал тереть глаза и начал вспоминать вчерашний разговор. Действительно, он пообещал, что они с Взломщиком и Шестерёнкой останутся на новогодний бал. Порядком озадаченный, он поплескался у рукомойника, не спеша вытерся полотенцем и подсел к столу.
      Отхлебнув чаю и потянувшись за пирожком, он как бы между прочим поинтересовался:
      — А что, у вас тоже устраивают новогодний бал?
      Догадавшись, что разговор затеян не из простого любопытства, Снежинка и Ясноглазка с готовностью подхватили эту тему. Они рассказали, что внизу, в самом центре города, есть большой пруд. Его называют Зимним, поскольку летом в нем никто не купается, а зимой он превращается в каток. Так вот, в канун Нового года, то есть как раз именно сегодня, на Зимнем пруду установят ёлку, а вокруг неё воздвигнут ледяной дворец.
      Строительный материал для этого дворца в каждом дворе заготавливают заранее: достают с чердаков специальные ящики, пропитанные воском, заливают водой и выставляют на мороз. Вода замерзает и превращается в ледяной куб.
      Затем, начиная строительство замка, ящики ненадолго заносят в тепло, чтобы лёд слегка оттаял от стенок, выкладывают куб на санки и отвозят к пруду. Строительством руководит архитектор Стрелка. Под её руководством построены почти все дома в Зелёной горке.
      Когда ледяной кубик становится на свое место, его поливают водой и ставят сверху следующий; вода схватывается и скрепляет их так же надежно, как цементный раствор скрепляет кирпичи.
      И вот так, кубик за кубиком, вырастает огромный ледяной замок с куполом и шпилем на верхушке, которые отливаются отдельно в специальных формах.
      Но самое главное, — продолжали рассказывать Снежинка и Ясноглазка, что каждая хозяйка подкрашивает свои кубики при помощи сиропов: красным из брусники или клюквы, зеленым из тархуна, жёлтым из яблок и груш, синим из сливы… Весной, когда замок начинает подтаивать, достаточно отбить от него кусок и положить в кастрюлю; из растаявшего льда получится вкусный и полезный напиток.
      Барышни продолжали рассказывать, а Карлуша поднял глаза от вазочки с вареньем и увидел, что друзья-механики, перестав есть, слушают их внимательнейшим образом.
      — Как же лёд на пруду выдерживает такую махину? — поинтересовался Взломщик.
      — Пруд мелкий и зимой промерзает насквозь, — объяснила Ясноглазка. Вокруг замка мы расчищаем каток, а вдоль берега ставим скамеечки, укрытые тюфяками, чтобы можно было сидеть без опасения примёрзнуть.
      — А ёлку уже поставили?
      — Ещё нет, но скоро пойдем пилить.
      — Как же вы дотащите ёлку до города? — неуверенно спросил Взломщик, начинавший заглатывать крючок.
      — Ох, — вздохнули барышни. — Конечно, трудно придется. Из техники у на есть только старый грузовой автомобиль, а по снегу на автомобиле…
      — Знаете что, — перебил её Взломщик, окончательно заглотив нехитрую наживку, — мы, пожалуй, останемся вам помогать.
      — Правильно! — поддержал его Шестерёнка. — Надоела уже эта тягомотина на Мутной. Управятся и без нас. Правильно я говорю, Карлуша?
      — Вам виднее, — отозвался Карлуша, не поднимая глаз от своей чашки. Пока всё складывалось как нельзя лучше.

* * *

      Взломщик позвонил из больницы Глюку и доложил, что у них случилась небольшая поломка и они ненадолго задержатся в Зелёной горке. Так его научила сказать Снежинка, которая опасалась, что кавалеров уговорят уехать обратно. Как только Глюк проворчал, что «как-нибудь управимся без вас», стоявшая возле телефона Снежинка нажала «отбой», и разговор на этом закончился.
      Не теряя времени, поехали в лес.
      По дороге Взломщик узнал, что спиленную ёлку обычно валят на расстеленный брезент, затем хватаются за края и волоком, утопая в снегу, тащат до самого города.
      — А разве гномы из Парка вам не помогают? — спросил Взломщик.
      — Нет, не помогают, — пожаловались дамочки. — У них там свой праздник, и только изредка некоторые бывают у нас.
      — Ничего, на этот раз вам, можно сказать, повезло, — отметил Шестерёнка.
      Вокруг заранее облюбованной ёлки стояли несколько девчонок, дожидаясь обещанной механизации.
      Лихо тормознув, Взломщик выпрыгнул из кабины и сразу утонул по пояс в снегу. Тут только он заметил, что все дамы стоят на лыжах, вытоптав вокруг себя небольшую полянку. Взломщика втянули обратно в кабину, после чего он тоже нацепил лыжи и осторожно приблизился к дереву. Заметив, что одна из девчонок робко держит приготовленную для работы пилу, он, повернувшись, скомандовал:
      — Ну-ка, Шестерёнка, давай сюда нашу пилу.
      Шестерёнка извлёк из багажника электропилу. Взломщик включил её и собрался одним махом перепилить ствол, но его остановили. Сначала нужно было определить место падения и расстелить брезент. В Песочном городе гномы валили ёлку как придется, не имея представления, куда она повалится, с криком разбегаясь в разные стороны. Кое-кого потом приходилось выкапывать из снега.
      Расстелили брезент, и работа пошла слаженно. Взломщик подпилил дерево в нужном месте, ёлка упала на брезент, её хорошенько укутали и обвязали, чтобы она не сползла и не растрепалась во время движения.
      Затем ёлку прицепили к «Метелице», Взломщик пригласил барышень в салон, и они все вместе помчались вперёд по пушистому простору. Крепко уцепившись за спинки сидений, дамы с восторгом смотрели по сторонам, а мимо пролетали зелёные ели, голубые проталины на болотах, белые холмы и пригорки.

* * *

      Вокруг Зимнего пруда собрался, казалось, весь город. Ёлку подтянули к приготовленной в центре крестовине и отвязали от снегохода. Взломщик и Шестерёнка осмотрели крепление и убедились, что под крестовиной во льду буром проверчена дыра до самого дна. Такой основательный подход к делу со стороны девчонок удивил Взломщика, и он поинтересовался, кто эта Стрелка, которая, по рассказам Ясноглазки и Снежинки, руководит строительными работами. К нему подвели бойкую барышню в пушистой ушанке, и они пожали друг другу варежки.
      — Вы знаете, — сказал Взломщик, — раньше я встречал только одну даму, которая здорово разбирается в технике.
      — Кто же это? — поинтересовалась Стрелка.
      — Зовут ее Огонёк, и если вы когда-нибудь были в Земляном городе…
      — Можете не рассказывать, я с ней знакома. Правда, мы давно не виделись, и раньше её звали Клюковка, а не Огонёк. Хотя известно, что знаменитости любят придумывать себе звучные имена. Боюсь, как бы она теперь не задрала нос.
      — Мне кажется, — возразил Взломщик, — что Огонёк, или, как вы говорите, Клюковка, совсем не зазналась. Просто она такая необыкновенная, с фантазией…
      — Вот видите, — сказала Стрелка, — выходит, что я злословлю о своей подруге, а вы её защищаете. А потом гномы говорят, что мы любим сплетничать и ни чем не интересуемся.
      — Нет, что вы, — испугался Взломщик, — я совсем так не думаю…
      Тут начали поднимать ёлку, и Стрелка включилась в работу. Несколько девчонок удерживали ствол у основания, чтобы он точно попал в расположенную в центре крестовины дыру, а остальные при помощи длинных рогатин поднимали ёлку все выше и выше. Когда она встала почти вертикально, ствол её скользнул в лунку и уперся в дно.
      Дрогнув и осыпав собравшихся шишками и иголками, ёлка замерла в нужном положении. Она снова распушила ветки и здесь, на голом пространстве пруда, казалась выше и прекраснее, чем в лесу, среди других больших деревьев.
      После этого щели в месте крепления залили водой, прочно скрепив нижнюю часть ствола с лункой и крестовиной.
      Наступило время сооружать замок.
      Ледяной купол и сверкающий гранями шпиль были уже готовы и лежали в сторонке. Их отлили заранее в специальных формах, которые использовали для этой цели из года в год. Дамочки привозили на санках разноцветные кубы льда, ставили один на другой, и вокруг ёлки постепенно стали вырастать стены, принимая нужные очертания.
      Правильность линий достигалась тем, что ледяные глыбы ставили не как попало, на глазок, а ориентируясь по специальным отвесам и горизонтально натянутым верёвочкам. Высоко над прудом, между деревьями, был натянут канат, служивший опорой для верёвочных подъёмников.
      Взломщик и Шестерёнка не могли сидеть сложа руки и тоже включились в работу. Перевозка и установка ледяных блоков была для слабых девчонок делом весьма обременительным. Особенно трудно было поставить куб на нужное место, потому что он был тяжёлый и выскальзывал из рук. Взломщик придумал забирать лёд прямо в ящиках, объезжая улицы на снегоходе. Хозяйки ставили свои ящики в багажное отделение, в тепле кубы оттаивали от стенок, и после этого их можно было переворачивать прямо на нужное место. При этом соединения не нужно было поливать водой, потому что оттаявшая поверхность была и без того достаточно мокрой.
      Работа пошла быстро, и вскоре ёлку до самой макушки окружили сверкающие мозаичные стены с арочными проходами.
      После этого купол с величайшей осторожностью подняли в воздух (верёвку подъёмника тянули всем посёлком) и, осторожно придерживая, опустили. Острый восьмигранный шпиль взвился в небо и заискрился на солнце.
      Лестницы и мостки оттащили от стен, все вышли на берег и примолкли, поглядывая на Стрелку. Дожидались её оценки. Бывало, что из-за какой-нибудь погрешности, малозаметного перекоса приходилось всё разбирать и переделывать.
      Стрелка несколько раз медленно обошла постройку, рассматривая её так и сяк, остановилась и после томительной паузы сказала:
      — Годится.
      — Ура-а-а!!! — разнесся торжествующий хор, в котором «басами» выделялись голоса Карлуши, Взломщика и Шестерёнки.

Как Пухляк выкручивался из щекотливого положения, в которое сам себя поставил. — «Не давайте им ничего!..»

      В Песочном городе тоже вовсю шла подготовка к новогоднему празднику. На Мутной реке обустраивали каток с аттракционами и иллюминацией, сколачивали горки и фанерные теремки для угощений. Доктор Глюк и ещё несколько разбиравшихся в химии гномов делали ракеты для фейерверка.
      Выпавший накануне большой снег накрыл реку таким толстым слоем, что о расчистке не могло быть и речи. Решили залить каток прямо на поверхности наста. Это делали и раньше, поэтому никто не опасался, что затея может провалиться в буквальном смысле.
      После заливки на снегу образовался огромный ледяной блин, под которым рыли замысловатые лабиринты. Оттуда были видны катавшиеся на коньках гномы, а те в свою очередь видели плутавших подо льдом искателей приключений.
      Пока светило солнце и все трудились на реке, дома сидел один Пухляк, поскольку у него, как он сам объяснял, болела спина. Карлушу никто не хватился: все думали, что он уехал вместе с Взломщиком и Шестерёнкой.
      Оставшись один в доме, Пухляк основательно перекусил, часика четыре всхрапнул, снова перекусил, снова поспал и, чувствуя уже в голове полнейшую одурь, принялся бесцельно бродить по дому, хлопая дверьми и заглядывая в чужие комнаты. Надо было как-нибудь скоротать время до темноты, когда можно будет отправиться на реку и принять участие в празднике — покататься с горок, поглазеть на фейерверк и, самое главное, хорошенько перекусить в специально оборудованных для этой цели теремках.
      Пухляк зашел в первую комнату и огляделся. (Студент уже почти месяц находился на острове Голубой звезды, где нашли залежи селикона, необходимого для производства электонных плат.) Можно было не опасаться, что хозяин вдруг его застигнет.
      Повсюду здесь — на столе, на стульях, на полках, на полу и на подоконнике — пылились стопки справочных, научных и познавательных книг. Пухляку, прочитавшему в жизни только одну книгу (кажется, она называлась «Похождения весёлого поросёнка Шлёпа»), от такого скопления научной мысли стало не по себе. Он несколько раз чихнул и собрался уже выйти, но напоследок из любопытства выдвинул верхний ящик письменного стола. Среди прочего там лежала надкусанная плитка шоколада. Пухляк отломил кусок, сунул в рот и вышел.
      В комнате Взломщика и Шестерёнки всё было завалено и заставлено деталями, электронными платами, инструментами и чертежами. Ничего интересного для себя не обнаружив, Пухляк вышел в коридор.
      Постояв некоторое время в раздумье, он вернулся в комнату Студента, достал из ящика шоколад, отломил ещё кусок и сунул в рот.
      На втором этаже он побывал в комнатах Сахарка, Вихра и Хитрюги, Ловкача и Растеряшки, но также ничего интересного не обнаружил.
      Таким образом ему удалось скоротать время: солнце уже опускалось за горизонт, наступал вечер.
      Напоследок он заглянул в комнату Карлуши. Но там, кроме тумбочки, кровати и полок с книжками, ничего не было. Собираясь выходить, Пухляк заметил на полу листок бумаги. Он подобрал его и стал читать: «Ухожу от вас навсегда. Если замёрзну в лесу и не вернусь, обо мне не беспокойтесь. Спасибо вам за всё»…
      Сразу узнав Карлушин почерк, он ужаснулся, губы его задрожали.
      — Вот так номер… — пробормотал он. — Стало быть, он не уехал в Парк, а уже вторые сутки блуждает где-то в лесу…
      Пухляк спрятал бумажку в карман, спустился в комнату Студента и в чрезвычайном волнении доел плитку шоколада. Первой его мыслью было уничтожить записку и остаться, таким образом, совершенно непричастным к этому страшному делу. Потом он сообразил, что ещё лучше положить записку на место, чтобы её нашёл кто-нибудь другой…
      Он сунул в карман шоколадную обертку, шагнул в дверям и… столкнулся со Студентом.
      — А!! — крикнул Пухляк, и лицо его перекосилось от страха.
      Студент от неожиданности тоже отпрянул.
      — Ты чего орёшь? — сказал он, разглядев Пухляка. — Совсем одурел от безделья?
      Попав в щекотливое положение, Пухляк моментально придумал, как выкрутиться:
      — А я вот… зашёл поздороваться. Узнал, что ты здесь.
      — Как же ты узнал?
      — Так, слышал…
      — От кого же ты слышал?
      — Говорили…
      — Ну и как, поздоровался?
      — Так вот… здравствуй.
      — Здравствуй, здравствуй. Значит, всё в порядке?
      И тут игры разума, не поддающиеся объяснению.
      — Нет, — неожиданно для самого себя сказал Пухляк и нахмурился. — Всё не в порядке. Всё очень, очень не в порядке.
      И он протянул Студенту шоколадную обертку.
      На самом деле Пухляк хотел отдать записку, но в голове у него всё смешалось, и он сунул руку не в тот карман.
      — Вот, сейчас нашёл в комнате у Карлуши…
      Студент несколько мгновений рассматривал обёртку. Обладая хорошей памятью даже на несущественные детали, он узнал свою шоколадку. И он подумал, что Пухляк ябедничает на Карлушу.
      — Что это? — спросил он строго.
      Потупив глаза и не замечая своей ошибки, Пухляк горестно причитал себе под нос:
      — Вот ведь как оно бывает… А ведь все к нему хорошо относились, и чего на него нашло вдруг? Если бы раньше заметили, могли бы спасти, а он зачем-то под кровать положил…
      — Ты что несешь? — Студент повысил голос, его так и подмывало влепить Пухляку подзатыльник. — С чего это он будет шоколадные обёртки под кровать прятать?
      Уловив в голосе собеседника нотки, не соответствующие драматизму происходящего, Пухляк быстро поднял глаза и понял свою ошибку. Он захлопал ладонями по карманам, выхватил из рук Студента обёртку и дал ему записку.
      Прочитав записку, Студент, не говоря ни слова, вышел. Стало слышно, как он говорит с кем-то по телефону. А в дверях комнаты появилась приехавшая вместе с ним Клюковка-Огонёк. Это стало для Пухляка ещё одной сильной неожиданностью.
      — Привет, герой, — сказала она доброжелательно. — Что это он так разволновался?
      Пухляк начал нудно и путано говорить о том, что Карлуша был, конечно, не сахар, что был он гном, как говорится, со странностями, но теперь-то чего говорить, потому что сгинул он, бедняга, в тёмном лесу и никто теперь не узнает…
      Но тут в комнату вбежал Студент и всё-таки влепил Пухляку звонкий подзатыльник.
      — Это тебе за ложную тревогу. А это, — он с треском влепил ещё один, за то, что роешься в чужих вещах. Пойдемте, дорогая коллега, — обратился он к своей спутнице. — Пойдёмте посмотрим, что делается на реке.
      Обернувшись, Огонёк жестом и взглядом выразила Пухляку своё сострадание.
      Оставшись один, Пухляк долго чесал затылок, соображая, что же такое произошло и куда Студент мог звонить по телефону. Но поскольку он был очень хитрый, то подошел к телефонному аппарату и нажал кнопочку повтора.
      — Аллоу? Писатель Баян вас слушает, — прозвучал бархатный голос на другом конце провода.
      Пухляк положил трубку на место и в задумчивости проговорил:
      — Значит, он всё-таки уехал в Парк. Но почему же тогда всё так запутано?..
      Побывав на реке и повидавшись с друзьями, Студент и Огонёк направились в Космический городок. Свои передвижения они совершали на двухместном снегоходе системы инженера Циркуля, причём Огонёк была за рулём, а её близорукий спутник — на заднем сиденье.
      Звёздочкин, как всегда, находился на своем рабочем месте. Он радушно принял гостей, предложив им чай с вакуумным космическим сухарем. Те поблагодарили и уселись возле электрической плитки с гудящим на ней помятым чайником. Звёздочкин что-то несколько раз уронил, конфузливо извинился и сел рядом.
      — Что же вы, господин ученый, — обратилась к нему Огонёк, — совсем не выходите на улицу?
      — Нет, — признался Звёздочкин. — В том смысле, чтобы погулять, времени совсем не хватает. Вечер и ночь работаю, днём отсыпаюсь. Принес себя, так сказать, в жертву науке. Вот когда закончу работу над Большим атласом звёздного неба, тогда…
      — А вы уверены, что наука примет от вас эту жертву?
      — А разве у вас есть основания в этом сомневаться?
      — Но ведь звёздное небо очень большое… — начала Огонёк развивать свою мысль.
      — Да, несомненно, оно очень большое, — согласился Звёздочкин.
      — И все звёздочки, наверное, трудно даже сосчитать…
      — Сосчитать можно, но только те, что находятся в пределах видимости телескопа.
      — А у вас, наверное, самый лучший телескоп?
      — Пожалуй, да, лучший, — с видимым удовольствием и некоторой важностью согласился Звёздочкин. — Даже в Центральной директории нет такого телескопа.
      — Но ведь, наверное, можно сделать его ещё чуточку получше?
      — Конечно, нет пределов совершенству. Я как раз собираюсь увеличить его мощность на два с половиной процента и уже заказал необходимые детали.
      — Ага. Стало быть, звёздочек на небе станет больше.
      — Да. Больше. Значительно больше.
      — И ваш атлас потребует дополнений.
      — Да. Значительных дополнений.
      — А потом вы ещё немножко увеличите мощность телескопа.
      — Возможно…
      — И на небе появится ещё миллиардов сто звёздочек?
      — Н-не знаю… Может быть, и больше…
      Теперь Звёздочкин выглядел довольно обескуражено.
      Огонёк вежливо кивнула в знак того, что она узнала всё, что хотела узнать. Наблюдавший за этим диалогом Студент то и дело зажимал рот, чтобы не прыснуть со смеху.
      — Пожалуй, я выйду сегодня погулять, — неуверенно сказал Звёздочкин. Как там, на реке, готовятся?
      Попив чаю с сухарём и поболтав ещё немного, Студент и Огонёк собрались уходить. Но тут Звёздочкин хлопнул себя по лбу:
      — Ах да! Чуть не забыл. С Луны сегодня поступила какая-то странная радиограмма.
      — Интересно, — оживился Студент. — Мне казалось, что передатчик у них давно уже не работает.
      — Возможно, что как раз сейчас его ремонтируют и посылают пробные сигналы. Болтают какую-то чепуху и не отвечают на мои позывные.
      — Давай послушаем.
      Звёздочкин включил воспроизведение. После нескольких минут позывных «Земля, Земля, я Луна» следовал крайне бестолковый диалог, в котором некий Ослик взволнованно кричал Звёздочкину: «Не давайте им ничего! Если прилетят, не давайте ничего!..»
      — Вы знаете этого Ослика? — спросила Огонёк.
      — Да, — кивнул Студент. — Это тот самый лунатик, с которым дружил Карлуша.
      — Мне показалось, что он искренне чем-то обеспокоен.
      — Похоже на то. Ума не приложу, что у них там стряслось. Может быть, им понадобились ещё какие-нибудь семена наших растений?
      — Но почему же тогда этот Ослик просит ничего не давать?
      — Знаете, дорогая коллега, там у них сложились очень странные отношения между гномами. Многие думают только о том, как разбогатеть, то есть раздобыть как можно больше вещей и продуктов. Всё это у них можно обменивать на деньги, такие условные значки…
      — Спасибо, что рассказываете мне содержание вашей книги «Экономика подлунного мира».
      — Ах да, извините, ведь вы всё прекрасно понимаете.
      — Мне только было не совсем понятно, почему на Луне дали всходы семена ваших «гигантских» растений. Наши ботаники долго пытались прорастить семена их «карликовых», но это удалось лишь в Земляном городе. Скорее всего, благодаря особым феноменальным свойствам этого места.
      — Возможно, возможно, — согласился Студент. — Возможно, вы правы, дорогая коллега. Надеюсь, что ситуация в ближайшее время прояснится и мы узнаем, кому и чего именно просил не давать господин Ослик… Звёздочкин, ты поедешь с нами на реку?
      — Да, да, конечно, — засуетился Звёздочкин. — Только я потом, без вас. Я ещё должен прибраться, привести себя в порядок… Да и рано ещё, даже не стемнело.
      — «Прибраться… Привести себя в порядок…» — Студент покачал головой. — Это что-то новое.
      Гости вышли из здания обсерватории и заняли свои места на сидении вездехода.
      — Послушайте, вы, уважаемый коллега, — обернулась к Студенту Огонёк. А что если мы сейчас отправимся в совершенно другое место? Здесь мы всё видели. А там обещаю вам нечто действительно необыкновенное. Ну, решайтесь быстрей!

Пухляк убеждается, что маска зайчика ему мала, но хобот слона выглядит чересчур вызывающе, волк непрактичен, а маска свиньи слишком легкомысленна

      Оставшись один, Пухляк немного перекусил, чтобы успокоиться, и стал готовиться к предстоящему мероприятию.
      Он поднялся к себе в комнату, раскрыл огромный вещевой шкаф, который он называл гардеробом, и стал выкладывать на пол тёплые вещи.
      Раздевшись до трусиков, он начал не спеша выбирать и натягивать на себя:
      — кальсоны с верхней рубахой (из мягкого розового трикотажа);
      — носки простые;
      — носки шерстяные;
      — тренировочные брюки;
      — теплую мягкую рубашку;
      — шерстяной пуловер;
      — штаны с ватной прокладкой, на помочах;
      — «водолазный» свитер.
      Затем Пухляк влез в валенки, достал из шкафа несколько карнавальных масок и некоторое время пристально их разглядывал.
      Маски были сделаны из папье-маше, раскрашены красками и покрыты лаком. Они представляли слона, зайчика, хрюшку и серого волка.
      Маску слона он отверг сразу, поскольку она имела свисающий до самого живота — похожий на шланг от пылесоса — резиновый хобот, который у всех чесались руки потрогать, а то и подёргать. Не говоря уже о том, что это было неприятно, маска была чересчур заметной и вызывающей, в то время как Пухляк стремился не привлекать внимания к своей персоне.
      С некоторых пор жители Песочного города почитали его как местную достопримечательность и буквально не давали ему прохода. Такое обожание со стороны сограждан, приятное поначалу, постепенно стало казаться ему назойливым и обременительным. Пухляк старался реже бывать на публике, а если и отправлялся куда-нибудь, то обязательно надевал солнцезащитные очки и прикрывался платочком, делая вид, что у него насморк. Он перестал здороваться с прежними своими друзьями и всё больше времени проводил в гордом одиночестве.
      Такие изменения в его характере доктор Глюк называл «звёздной болезнью», хотя она не имела ничего общего ни с медициной, ни со звёздами.
      Итак, маска слона никуда не годилась.
      Зайчика он не примерял давным-давно и теперь, к своему огорчению, убедился, что лицо его сильно раздобрело и маска зайчика прикрывала разве что один нос.
      Хрюшка была в самый раз, но Пухляк отложил её по идеологическим соображениям. Для его теперешнего веса в обществе эта маска была чересчур легкомысленной и могла повредить его сильно возросшему авторитету.
      Волк с выдающейся далеко вперед зубастой мордой был непрактичен: морда ограничивала обзор и мешала смотреть под ноги, не говоря уже о том, что во время еды маску пришлось бы поднимать на лоб, нарушая таким образом предполагаемое инкогнито.
      Делать было нечего, приходилось пренебречь содержанием и вернуться к хрюшке. Решающее преимущество этой маски, помимо необъятных размеров, было ещё и в том, что при наличии розового пятачка, ушек, румяных щёк и прорезей для глаз она оставляла открытой нижнюю часть лица. То есть не чинила никаких препятствий поеданию угощений.
      Натянув резинку на затылок и повертевшись перед зеркалом, Пухляк нахлобучил на голову шапку, влез в толстый меховой тулуп, поднял воротник и обвязался пушистым шарфом. Надел болтающиеся из рукавов на резинках двойные варежки — и только теперь почувствовал себя экипированным «на все сто». Ему было тепло, удобно и уютно.
      Пухляк вышел из дому и подснежными ходами зашагал в сторону ухающего на месте гуляний оркестра.

Как Карлуша впервые вышел на лёд, а Шестерёнка вырос в собственных глазах и глазах окружающих. — Появление «Деда Мороза» и «Снегурочки». — Что случилось, когда часы били полночь

      Близилось начало новогоднего бала в Зелёной горке. К пруду со всех сторон стекались ручейками весёлые, пёстро разодетые стайки девчонок.
      Ясноглазка и Снежинка, оставив гостей, с обеда заперлись в спальне, и оттуда доносилось их щебетание, звяканье ножниц и шуршание бумаги.
      Наконец, когда на улицах началось шумное оживление, они вышли и продемонстрировали результаты своего труда — карнавальные платья. Ясноглазка представляла фею с волшебной палочкой, а Снежинка — снегурочку.
      — Знаешь, дорогая, — продолжала тараторить Снежинка, — в прошлом году на бал явились сразу три снегурочки. Боюсь, как бы и на этот раз какие-нибудь глупые клушки не вырядились снегурочками.
      — Но ведь любая из них может рассуждать точно так же, — резонно заметила Ясноглазка.
      — Нет, не может! — топнула ногой Снежинка. — Разве они похожи на снегурочек? У одной рыжие волосы торчком, другая толстая, как кубышка, а третья…
      — Ах, нельзя же быть такой злючкой, дорогая, я тебя умоляю. Если хочешь быть снегурочкой — будь ею.
      — Конечно, буду, и никого не спрошу. У меня и волосы, и даже имя очень похожие. Правда, мальчики?
      Взломщик, Шестерёнка и Карлуша охотно с ней согласились и даже расхвалили её роскошные волосы.
      — Вот видишь! — обрадовалась Снежинка. — Все говорят.
      Ясноглазка полезла в сундук и достала три карнавальные маски для гномов. Взломщику достался клоун, Шестерёнке — медведь, а Карлуше — зайчик. У клоуна был красный нос и рот до ушей; медведь был сделан из плюша, надевался на голову и был совсем как настоящий; у зайчика торчали два белых зуба, а над головой высилась пара великолепных ушей.
      — Замечательно! Вам очень идёт! — захлопали в ладоши дамочки. — Только вы, господин Шестерёнка, будьте осторожны: ваш медведь в темноте может напугать до смерти кого угодно.
      Глядя друг на друга, гномы довольно посмеивались. Шестерёнка подошел к зеркалу и грозно зарычал на своё отражение. Ясноглазка сказала, что если он намерен в самом деле кого-нибудь напугать, то она сейчас же поменяет ему медведя на зелёного лягушонка. Взломщик и Карлуша тотчас расквакались, а Шестерёнка прекратил рычать.
      Угомонившись и сунув ноги в валенки, компания высыпала наружу и направилась к центру.
      По мере приближения, над домами, кустами и деревьями замаячило какое-то волшебное сияние. Не отвечая на вопросы, дамочки только загадочно улыбались.
      Посёлок представлял собою широкую пологую воронку, в центре которой находился пруд и окружающая его главная городская площадь. Поэтому все дороги по направлению к центру имели заметный уклон. Шаг поневоле ускорялся, а по накатанным ледяным дорожкам пешеходы пролетали прямо-таки молниеносно.
      Сияние становилось всё заметнее, и через несколько минут они вышли за последний ряд домов и замерли на кромке небольшого обрывчика.
      То, что открылось их глазам, было достойно удивления и восхищения. Огромный ледяной замок, будто выложенный прозрачной мозаикой, ярко лучился изнутри, расцвечивая всё вокруг разноцветными узорами. Это происходило из-за того, что расположенная внутри ёлка теперь была обвита слепящей электрической гирляндой, которая и давала поразительный эффект свечения льда.
      Вокруг замка, на отполированной до зеркального блеска поверхности катка, появились первые, наиболее умелые барышни на коньках. Они с изяществом выписывали на льду замысловатые фигуры, вертелись волчком и плавно скользили на одной ноге, красиво раскинув руки. Все остальные, не столь искусные любительницы катания, пока ещё стояли на снегу или сидели на лавочках, с завистью и восхищением глядя на своих подруг.
      Площадь вокруг пруда широким кольцом опоясывали лавки, магазины, столовые, кинотеатры и другие необходимые для жизни города заведения. Сегодня во всех витринах сияла иллюминация, а угощения выставлялись прямо на улицу, на специально сколоченные для этой цели лотки. Ясноглазка и Снежинка отдали на один из таких лотков принесенные с собой свёртки. В этот день все приносили из дома что-нибудь вкусное, чтобы другие могли попробовать, а они в свою очередь тоже чем-нибудь угоститься.
      На небольшой сцене перед микрофоном выстроилась очередь. Многие хотели прочитать стихотворение, спеть под гитару или аккордеон или просто поздравить, разыграв целую сценку на несколько голосов.
      Но вот наконец все желающие кататься высыпали на лёд и под музыку плавно закружились вокруг замка. Тем, которые не катались, тоже было чем заняться: на площади вокруг катка были устроены качели, карусели, «гигантские шаги» и другие забавы.
      Все дамочки были разодеты в карнавальные костюмы, и Снежинка сразу приметила среди них нескольких снегурочек. Впрочем, каждая мастерила свой наряд по собственному вкусу, и ни одна не была похожа на другую. Это обстоятельство Снежинку с ними примирило, тем более что она всё-таки оказалась самой красивой.
      Приглядевшись, здесь можно было также заметить нескольких фей, нескольких снежных королев, нескольких русалок и четырёх совершенно одинаковых восточных красавиц. Все они первое время поглядывали друг на дружку, поджав губы, но постепенно, разгорячившись и повеселев, перестали сердиться и при встрече только приветливо улыбались.
      — Послушайте, а хотя бы один Дед Мороз у вас будет? — поинтересовался Взломщик.
      — Нет, — с сожалением призналась Ясноглазка. — У нас не будет. Дед Мороз у гномов в Парке аттракционов, а у нас только снегурочки. Пойдёмте покатаемся на катке.
      Они сели на лавочки и стали примерять коньки из расставленных рядом ящиков. Коньки крепились к валенкам ремешками, поэтому выбрать себе подходящие не составляло труда.
      Все, кроме Карлуши, быстро нацепили коньки и вышли на лёд.
      — Эй, что же вы застряли! — крикнула ему Ясноглазка.
      Она подъехала к Карлуше, который сосредоточенно копался в ящике, надеясь, что про него забудут. Ему было стыдно признаться, что он совсем не умеет кататься на коньках. Зимой он всё больше носился на санках с гор, за компанию мог покататься на лыжах, но приближаться к катку побаивался.
      — Вот, берите эти, они вам подойдут. — Ясноглазка достала из ящика коньки. — Садитесь, я помогу… Вот и всё, пойдёмте.
      Она взяла Карлушу за руку и потянула на лёд. Но как только он шагнул с рыхлого снега на скользкую поверхность катка, ноги его тотчас улетели вперед, а сам он шлёпнулся назад, едва не уронив спутницу.
      — Ну вот! Вы что же, первый раз на льду? Если бы я вас не держала, вы могли разбить себе голову!
      Подъехала Снежинка, они вместе подняли Карлушу и взяли его с двух сторон под руки.
      — Раз так, давайте потихонечку учиться, — сказала Ясноглазка. — Стыдно быть таким знаменитым и не уметь кататься на коньках. Хорошо ещё, что в маске вас здесь пока никто не признал. Делайте, как мы… так, так… осторожно, правильно…
      После нескольких кругов Карлушу отпустила сначала Снежинка, а потом и Ясноглазка. А ещё через несколько кругов он мог уже скользить не хуже других, пытаясь иногда даже выполнить довольно крутой поворот или пройтись «змейкой» между арками ледяного дворца.
      Время от времени мимо Карлуши, наклонившись вперёд, как заправский гонщик, и заложив руки за спину, проносился Взломщик в своей яркой клоунской маске. Оба механика были игроками городской хоккейной команды, причём Взломщик был нападающим, а Шестерёнка — вратарем. Этих двоих не надо было учить кататься.
      Когда Взломщик сделал с десяток кругов и подошёл к одному из лотков выпить водички, кто-то сзади слегка похлопал его по плечу.
      — А я вас узнала, — сказала дама, представлявшая таинственную незнакомку в черной полумаске и плаще-домино. — Вы нам здорово помогли сегодня днём, спасибо.
      — Я вас тоже узнал. — Взломщик поднял маску на лоб. — Вы — Стрелка. Хорошо у вас это всё получилось…
      — Нравится?
      Взломщик протянул дамочке стакан подогретой брусничной воды. Оба одновременно отхлебнули.
      — Как же вы меня узнали?
      — Если на балу всего три кавалера, нетрудно отличить одного от другого, даже если они в масках.
      — А мне показалось, что нас никто не замечает.
      — Размечтались. Скажу вам по секрету, что многие только на вас и смотрят. Не на вас одного, конечно… А вот вы, господин Взломщик, меня даже не заметили.
      — Я вас сразу узнал по голосу… Сначала по голосу, а потом и так, вообще.
      — Вы хорошо катаетесь. Наверное, участвуете в соревнованиях?
      — Нет, просто играю в хоккей. Скажите, а почему к вам не приходят гномы из Парка?
      — Да потому, что им запретили сюда приходить. Раньше мы приглашали тех, которые посмирнее, но и они каждый раз умудрялись выкинуть что-нибудь безобразное. Одной барышне залепили в глаз снежком так, что она едва не окосела, другой напихали снега за шиворот, и она заболела воспалением лёгких. А тёте Груше пришлось лечить собственную ногу из-за того, что один такой хулиган толкнул её на катке. За тамошних гномов вы не беспокойтесь, они сейчас устраивают на реке сражение. С утра всем городом строят снежные укрепления, а вечером одна половина их защищает, а другая — штурмует. У них это называется «взятие снежной крепости».
      — Здорово, — сказал Взломщик. — Я им даже немножко завидую.
      — В таком случае можете позавидовать и тем, которые после столь диких развлечений поступают в нашу больницу с ушибами, переломами и сотрясениями. Пойдемте лучше покатаемся на карусели. Я залезу в космическую ракету, а вы садитесь на лошадку, идёт?
      В это время Карлуша, порядком уставший для первого раза, присел на покрытую соломенными тюфяками лавочку. К нему подъехала Снежинка и, до того как остановиться, расставив ноги, закружилась на месте.
      — К вам можно подсесть?
      Карлуша сделал приглашающий жест рукой.
      — А вы уже делаете успехи, — похвалила его Снежинка, болтая ногами.
      — Да, знаете ли, за последнее время немножко разучился. А теперь вспомнил.
      — Стало быть, вы раньше умели?
      Карлуша сделал движение, которое можно было истолковать как угодно, и сменил тему:
      — Что-то я не вижу Взломщика и Шестерёнки; не знаете, куда они запропастились?
      — Конечно знаю. Господин Взломщик на карусели, а господин Шестерёнка разгуливает на ходулях. На ходулях вы тоже раньше умели?
      Мимо них проскользнула Ясноглазка, и Карлуше показалось, что она чем-то расстроена и специально не смотрит в их сторону.
      — Знаете, — сказал он Снежинке, — я пойду ещё немножко покатаюсь.
      — Что ж, покатайтесь немножко. А то я вижу, что некоторым очень завидно из-за того, что я с вами разговариваю.
      Карлуша догнал Ясноглазку и поехал рядом. Они постепенно разговорились, и обоим очень захотелось взяться за руки, но Ясноглазка ждала, когда первым это сделает Карлуша, а тот, понятное дело, трусил.
      Шестерёнка действительно увлёкся хождением на ходулях. Это оказалось вовсе не так трудно, как представляется со стороны. Не прошло и десяти минут, как он уже уверенно ходил, стоял и даже подпрыгивал на высоких деревянных рейках с приколоченными для ног брусками. Шестерёнка сам по себе был низеньким гномом, поэтому хождение на ходулях доставляло ему особенное удовольствие.
      — Посторонись, мелочь пузатая! — кричал он, вышагивая за пределы специально отведённой площадки.
      В конце концов он увяз в снегу и решил, что для первого раза достаточно.

* * *

      Незадолго до полуночи музыка стихла, катание прекратилось, все разошлись, сбились стайками и стали дожидаться боя часов и фейерверка. Карлуша, Ясноглазка, Снежинка, Стрелка, Взломщик и Шестерёнка тоже уселись вместе, тесно прижавшись, на одной лавочке.
      Неожиданно сцена осветилась, и к микрофону вышли Дед Мороз и Снегурочка.
      По всей площади прокатился возглас удивления.
      — Шёл за тридевять земель, — заговорил Дед Мороз низким, но подозрительно знакомым голосом, — ехал по высоким горам, по глубоким долинам, через густые леса! Торопился к вам, дабы… — он поправил отсутствующие очки на переносице. — Дабы… чтобы…
      — Поздравить всех с Новым годом!! — оттолкнув Деда, прокричала в микрофон Снегурочка.
      Все радостно завизжали и зааплодировали.
      Именитые гости спрыгнули со сцены, их окружили и едва не затёрли. Кое-как они отбились от шалуний и пошли прямо к лавочке, на которой сидел Карлуша. Борода у Деда Мороза съехала на бок, и стало понятно…
      — Студент! — крикнул Взломщик, вскочил и сорвал с друга прицепленную на резинке ватную бороду.
      — Клюква! — закричала Стрелка и вскочила с места.
      Клюковка-Огонёк обняла подругу, и они расцеловались.
      — Студент?.. — не веря собственным глазам, выдохнули разом Карлуша и Шестерёнка, но тут же подскочили и, скинув маски, радостно закричали и запрыгали вокруг него: — Студент! Студент!
      Студент сбросил шапку и шубу, наспех обтянутые красным шёлком, нацепил очки и смущённо сказал:
      — Здоро'во, братцы. Решил вот посмотреть, как вы тут… и вообще…
      В этот момент из динамиков раздался бой часов и со всех сторон ударил, вспыхнул, зашипел и закружился фейерверк — рассыпающиеся вихри огненных искр на вертушках.
      — Ура-а-а!!! — закричали все разом, бросились обниматься и поздравлять друг дружку с наступившим Новым годом.
      Карлуша тоже сгоряча обнял Ясноглазку и, неожиданно для себя, поцеловал.
      — Что вы делаете! — испуганно прошептала та и отстранилась. — Никогда так больше не делайте, это нехорошо. Обещаете?
      Карлуша неопределённо пожал плечами.
      — И перестаньте глупо улыбаться! — рассердилась вдруг Ясноглазка. — Вы, наверное, делаете так со всеми, чтобы после рассказывать.
      — Нет, честное слово, я никогда раньше… Вы мне правда очень нравитесь.
      — Хорошо, так и быть, я вам поверю. Вы мне тоже нравитесь. Только не думайте задирать нос, я вовсе не собираюсь бегать за вами, как другие.
      — А я и не думаю, — искренне заверил её Карлуша.

* * *

      После того как отшумел фейерверк, снова заиграла музыка и все пришло в движение. Студент и Огонёк тоже надели коньки и раздобыли себе маски. Но, прежде чем они успели обернуться чёрным вороном и рыжей лисичкой, некоторые смогли заметить на лице Студента следы от помады — в точности такой, какой подкрасила себе губы Огонёк…
      Студент хорошо катался; жители Песочного города часто могли видеть, как он, стремительно и в то же время плавно, уверенно взмахивая руками, несётся на беговых коньках, погружённый в свои мысли…
      Но сегодня он был не один, под руку его держала рыжая лисичка, которой он минуту назад впервые сказал «Огонёк», вместо обычно принятого у них в общении «дорогая коллега».
      Даже строгая докторша тётя Груша важно и не спеша скользила по кругу в сопровождении двух нянечек. И хотя она предупреждала всех о «неизбежном травматизме, к которому приводят подобные мероприятия», всё же не смогла отказать себе в удовольствии покататься. Тем более что, по её предварительным наблюдениям, гномов здесь было всего трое и вели они себя вполне прилично.
      Осмелев, Груша закатилась под арку дворца, остановилась и, задрав голову, стала разглядывать украшенную игрушками и обвитую электрической гирляндой елку. Тут ей показалось, что внизу, под ёлкой, в густых колючих лапах что-то шевелится. Она приблизилась, раздвинула ветки, нагнулась, вглядываясь через очки в полумрак, и сказала неуверенно:
      — Кто здесь?..
      В ответ послышалось глухое ворчание, а в следующее мгновение у самого её носа возникла плюшевая медвежья морда.
      — Ррр-рр-рр-ррр!.. — грозно сказала морда.
      Несколько секунд докторша смотрела на неё, широко раскрыв глаза, а затем, взмахнув руками, с пронзительным криком «Медведь! Медведь!..» упала навзничь и с необычайной быстротой на четвереньках выбежала из замка.
      Её подняли на ноги и окружили.
      Чувствуя, что шутка не совсем удалась, Шестерёнка вылез из-под ёлки и сел на лавочку в стороне, дожидаясь, что будет дальше.
      Докторша держалась за левую руку и беспрестанно охала. Запястье распухло и болело; необходимо было срочно отвезти её в больницу и наложить тугую повязку.
      Взломщик подогнал «Метелицу» прямо на лёд катка, тётю Грушу и нянечек усадили в кабину, и снегоход тотчас сорвался с места.
      В это время в больнице, как мы знаем, коротал время один-единственный пациент по имени Тормашкин. Его палата, стараниями нянечек и посетителей, была украшена пахучими еловыми ветками и бумажными гирляндами, перед кроватью стоял телевизор, а стол и тумбочка были заставлены угощениями.
      Заслышав гудение приближающегося снегохода, он вскочил с кровати и выбежал на порог, чтобы встретить Взломщика и похвастать перед ним усовершенствованиями, которые придумал и воплотил здесь за истекшие сутки.
      Однако поначалу вместо Взломщика он увидел вылезавшую из кабины докторшу, которую с двух сторон заботливо поддерживали нянечки и которая немедленно ему закричала:
      — Больной, что вы себе позволяете! Сейчас же вернитесь в палату, вам противопоказан холод!
      Тормашкин вернулся в кровать, а тётю Грушу повели в процедурный кабинет, где нужно было срочно наложить на руку повязку, а может быть, даже и гипс.
      Взломщик подсел было к Тормашкину, но тут появились нянечки и пожаловались, что не могут открыть в больнице ни одну дверь.
      Тормашкин расплылся в самодовольной улыбке. Он поднялся с кровати и начал демонстрировать плоды своей технической мысли. Его решение было остроумным и эффектным, однако практическое его воплощение повергло докторшушу в ужас: все двери, окна, шкафчики с медикаментами, краны и даже крышка на унитазе открывались посредством хлопка в ладоши, на который реагировали настроенные специальным образом датчики.

Карлуша понимает, что все сложилось не так уж плохо. — Новая тактика поведения профессора Злючкина и прожект подземного мегаполиса

      Все праздники когда-нибудь заканчиваются, и уже через день после новогоднего бала Карлуша проснулся в своей комнате, в доме на улице Солнечных зайчиков. В первую минуту всё случившееся — и поездка, и Ясноглазка, и ледяной замок — всё показалось ему волшебным сном. Потом он вспомнил обратную дорогу и прощание, которое не обошлось без нескольких пролитых слезинок (со стороны девочек, конечно).
      А здесь всё оставалось по-прежнему, будто и не было никакого праздника. Внизу гремели посудой, приготовляясь к завтраку, Ловкач и Хитрюга, из-за стенки доносилось шуршание бумаги. Карлуша вспомнил про письмо и вскочил с кровати.
      Пухляк работал над вторым кругом своей корреспонденции. На отправленные им ответы поклонницам («О прекрасная невидимая Собеседница») пришли горы взволнованных писем, каждое из которых занимало добрый десяток, а то и два десятка страниц. Пухляк любил читать их во время послеобеденного отдыха. А с утра он занимался изготовлением второй очереди ответов по новому, сочинённому поэтом Светиком образцу.
      В эти ответы Пухляк вкладывал теперь ещё и фото со своим изображением, подретушированное таким образом, что лицо героя приобрело слегка надменный и разочарованный вид — как раз такой, какой особенно нравится дамочкам.
      Получив в ателье целую коробку фотографий, а также новый текст письма и новые стихи от Светика, Пухляк взялся за работу.
      Когда Карлуша вошёл, Пухляк старательно, высунув язык, выводил новый текст письма, начинавшийся словами: «Кажется, у нас завязалась переписка. Но к чему приведёт этот легкомысленный флирт? Моя одинокая душа изранена кознями врагов и высушена предательством близких…»
      Увидев, что Карлуша читает, заглядывая через его плечо, Пухляк быстро прикрыл написанное рукою.
      — Чего тебе?
      — Мне? Ничего. Просто так, зашёл поздороваться.
      Карлуша с деланным беззаботным видом провёл пальцами по корешкам лежавших на столе толстых папок с подшитыми в них письмами от поклонниц. Все папки были аккуратно размечены в алфавитном порядке — от «А» до «Я».
      — Говорят, вы там хорошо повеселились? — сказал Пухляк.
      — Где? — рассеянно ответил Карлуша, незаметно выискивая папку на букву «Я».
      — Ну там, у девчонок, на Зелёной горке.
      — Так, ничего особенного.
      — А Взломщику и Шестерёнке понравилось.
      — Меня здесь не искали?
      — А чего тебя искать? Все так и знали, что ты с ними уехал.
      — Так уж и знали?
      Свою записку Карлуша в комнате не нашёл и теперь опасался, что она всплывёт в самый неподходящий момент. И, между прочим, зря, потому что Студент её давно выбросил и забыл о ней.
      — Будто в Парк аттракционов позвонить трудно.
      — Понятно…
      — Слушай, а чего это ты у меня роешься?
      — Так, уточнить кое-что.
      Пухляк поднялся со стула и рукой отстранил Карлушу от своих папок.
      — Вот иди к себе, там и уточняй.
      Карлуша толкнул Пухляка, и тот плюхнулся обратно на стул.
      — Сиди, израненная душа. Заморочили всем головы вместе со Светиком. Я вот ещё пойду с ним поговорю…
      Пухляк молчал, в удивлении раскрыв рот.
      Наконец в папке нашлось письмо от Ясноглазки, на конверте которого значилось: «Песочный город, ул. Солнечных зайчиков, Карлуше».
      — Здесь что написано? Читай!
      Пухляк пролепетал адрес.
      — Это тебе письмо? Тебе? Тебе? Тебе? Тебе?..
      С каждым словом Карлуша наотмашь щёлкал героя по носу сложенным пополам конвертом.
      — Так ведь они пачками приходят!.. Я конверты даже не читаю, только обратный адрес…
      — Так вот впредь читай, а не то узнаешь по-настоящему, что такое «козни врагов и предательство близких». Будешь ты у меня и израненный, и высушенный, понял?
      — По-онял, — всхлипнул Пухляк, утирая нос.
      Карлуша вернулся к себе и стал читать запоздало дошедшее до него письмо от Ясноглазки. Оно было простое и милое, в нём не было упрёков в зазнайстве и забывчивости. «Вы можете мне не отвечать, просто у меня сейчас такое настроение, — писала она. — А если хотите, приезжайте к нам на ёлку. Будьте уверены, что не пожалеете».
      Сложив письмо, Карлуша вздохнул и подумал, что в общем, отчасти благодаря Пухляку, всё сложилось не так уж плохо.

* * *

      После обеда по радио транслировали очередную дискуссию между профессором Злючкиным и академиком Ярило. Встречи этих двух непримиримых противников всегда вызывали интерес у публики, даже у той, которая совсем не понимала смысла их наукообразных разговоров.
      Потерпев позорное поражение в споре о существовании невидимого острова, Злючкин решил взять реванш, заявив столь грандиозную идею, что одно обсуждение её уже бы восстановило авторитет учёного в глазах широкой общественности.
      И такая идея вскоре родилась в его небогатом воображении.
      Побывав однажды в Земляном городе и обнаружив там совершенно идеальные условия для проживания гномов, профессор выдвинул идею, или, как он сам говорил, «прожект», строительства огромного подземного мегаполиса, в который постепенно могли бы все переселиться.
      Этот прожект, при всей своей дикой бредовости, как ни странно, приобрёл немало сторонников. Успешно забросив пробный шар и ощутив кое-где поддержку, Злючкин резво бросился в атаку.
      Следует заметить, что, погорев однажды на собственной глупости, профессор кое-чему научился. В первую очередь он усвоил для себя главное: никогда, ни при каких обстоятельствах не ссориться со средствами массовой информации — газетами, радио, телевидением и интернетом. Со своими личными противниками — пожалуйста, это только лишний раз подогреет внимание к нему публики и прибавит популярности. Но такие выходки, как плевок в объектив камеры или безобразная ругань во время выступления в прямом эфире, могут заставить отвернуться от него даже самых верных сторонников.
      И Злючкин переменил тактику дракона на тактику лисы.
      При встречах с журналистами или редакторами он больше не строил презрительную мину, а, наоборот, расплывался до ушей в приветливой улыбке, а также извинялся за былые промахи. Главным редакторам медиа-компаний он рассылал по праздникам пышные букеты, в каждом из которых была вложена его визитка с собственноручной припиской типа «Ваш преданный читатель» (зритель, слушатель…)
      Голос у него стал вкрадчивым и приторным, но, поскольку на душе у него по-прежнему злобно скребли кошки, он часто по привычке сбивался на грубый приказной тон. Правда, спохватившись, он тут же говорил «извините» и продолжал как ни в чём не бывало.
      Всё это, конечно, не могло не повлиять на его отношения с окружающими. У Злючкина появилось много «полезных» знакомых, его имя замелькало на обложках газет и журналов, по радио зазвучал его голос, а его фальшивая улыбка не сходила с экранов телевизоров.
      Именно в это благоприятное для него время Злючкин огласил грандиозный прожект о массовом переселении гномов в подземный мегаполис.
      Поначалу идея вызвала смятение, затем растерянность, а потом активная часть населения разделилась на два непримиримых лагеря — сторонников переселения и противников такового.
      Сторонниками объявили себя безрассудные натуры, не нашедшие применения своей энергии в полезных сферах деятельности, а также обыкновенные хулиганы, которые вообще держали Злючкина за своего.
      Однако благоразумные гномы, которых было всё-таки большинство, понимали опасность затеи, поэтому дальше разговоров и споров дело пока не шло.
      Главным противником подземного строительства и переселения был академик Ярило. Споры на эту тему двух непримиримых противников были в последнее время излюбленным развлечением публики.
      Намучившийся со своими больными зубами профессор вставил себе совершенно новые, искусственные. У него появилась ослепительная лошадиная улыбка, он перестал цыкать зубом, однако в его речи появился новый дефект: вместо буквы «т» он начал временами выговаривать нечто не поддающееся письменному воспроизведению, похожее на «прфф». И это, конечно, очень мешало его собеседникам. Кроме того, внутренняя борьба с собственными грубостями привела к развитию у него непроизвольных телодвижений — внезапных взмахов рукой, ногой, головой, плечами. Из-за этого он стал походить на подвешенную на ниточках марионетку.
      В описываемое утро по радио звучала очередная дискуссия. Ярило говорил о физической невозможности проведения столь трудоёмких работ; Злючкин — о достижениях науки и техники.
      — Недавняя перепись показала, что нашу страну населяет около семи тысяч гномов, — спокойным бархатным баритоном говорил академик Ярило. — Даже если все они вдруг сойдут с ума и начнут рыть гигантский подземный бункер, то закончат работу никак не раньше, чем через сто лет.
      — Вы забываетПРФФе о том, что наша наука и техника не стоятПРФФ на месте, мой очароватПРФФельный всезнайка, — возражал Злючкин. — Построив сверхмощную лазерную пушку и работая под землёй в условиях невесомостПРФФи, мы закончим строительстПРФФво за два с половиной года!
      — Это очень сомнительное заявление, профессор. Вы можете подтвердить его хотя бы приблизительными расчётами?
      — Пора бы знатПРФФь, что я никогда не делаю голословных заявлений, академик. (Послышалось шуршание бумаги.) При ежемесячной круглосуточной выработПРФФке одна целая ноль восемь десятых единицы грунта, помноженных на ноль целых две десятых гномо-часов…
      И Злючкин торопливой и невнятной скороговоркой, продолжавшейся не менее двух минут, вытряхнул на собеседника и радиослушателей несколько страниц дробных цифр, щедро приправленных понятными только специалистам техническими терминами, а также совсем уж пугающими «гномо-часами».
      — Вы позволите мне взять эти бумаги и проверить расчёты? — спросил Ярило.
      Бумаги моментально ушуршали во внутренний карман профессорского пиджака.
      — Зачем же проверять? Вы намерены оскорбитПРФФь меня недоверием? Но в таком случае, академик, вы намерены оскорбитПРФФь не только меня, но и науку, и всех добропорядочных гномов в моем лице… Господин Ярило, вы подлец! Я сейчас же, сию секунду плюну вам в морду!!
      Тут Злючкин опомнился и осёкся.
      — Извините, — сказал он и продолжил как ни в чём не бывало: — Итак, расчёты показываютПРФФ высочайшую и несомненную ценность моего прожектПРФФа, призванного служить одной-единстПРФФвенной благородной цели — построению счастПРФФья для всех разом гномов. Не благороднейшая ли это цель? Скажите, скажите нам без промедления!
      Свыкшийся с манерой спора своего оппонента, Ярило реагировал совершенно спокойно и снова заговорил по теме:
      — Допустим на мгновение, что вы каким-то образом добились невозможного и подземный город существует. Как в этом случае будет организовано питание переселенцев? Ведь если они будут производить сельскохозяйственные работы на поверхности земли, как и прежде, то весь ваш проект не стоит и выеденного яйца…
      — Вы сами не стоите выеденного яйца, академик. Простите. Да будет вам известПРФФно, дорогой коллега, что в земле живет бесчисленное множество всевозможных червячков и личинок, чрезвычайно питательных и богатых белками. Скажу прямо: вот уже месяц я питаюсь исключительно, поверьте, исключитПРФФельно червячками и личинками. Их можно варить, жарить, солить, сушить, мариновать и даже делать из них сладкие конфеты. Я специально принес вам на пробу пакетик с засахаренными личинками. Вот, берите, угощайтПРФФесь!
      Хрустнул бумажный пакет, и послышался звук резко отодвинувшегося стула.
      — Нет, нет, спасибо, профессор, я уже завтракал, — взволнованно проговорил Ярило где-то вдалеке от микрофона. — Уфф… С вами не соскучишься. Кстати, не вы ли заказывали вчера большой комплексный обед в ресторане Дома ученых? Я как раз сидел неподалёку.
      — Что?! — сорвался на крик Злючкин. — Какой ещё обед! Вы подвергаете сомнению чистоту моего экспериментПРФФа? Смотрите же… — Злючкин стал громко чавкать, набивая рот засахаренными личинками. — Смотрите! Нет, нет, смотрите, не отворачивайтесь!..
      Но тут передачу прервали, и в эфире зазвучал концерт по заявкам.

Карлуша узнаёт о том, что Ослик в беде. — Чек испытывает тягу к науке, но ещё большую — к зимней спячке

      Вечером Студент, неожиданно заговорив серьёзным и озабоченным тоном, пригласил Карлушу к себе. Тот, немало удивленный, проследовал в заставленную стопками книг, всё ещё пыльную и не прибранную хозяином со времени приезда комнату.
      — Послушай… — начал Студент с некоторой нерешительностью. — Тогда, на Луне… Ты, кажется, был знаком с Осликом?
      — С Осликом? — повторил Карлуша, и ему сразу припомнился ужасный и нелепый сон, в котором Ослик звал его на помощь, а Луна в облаке белого порошка разваливалась на куски. — Ослик! Да ведь это мой самый что ни на есть лучший в мире друг! А что такое случилось?
      — Ты погоди, сядь. Ничего особенного не случилось. То есть я хочу сказать, что ничего пока ещё не известно.
      — Ты давай не выкручивайся, говори всё как есть.
      — Я и не выкручиваюсь. Пока ещё действительно ничего не известно. Просто с Луны были какие-то странные сигналы от этого твоего Ослика.
      — «Просто, просто»… Какие сигналы?
      — Ну вот, послушай.
      Студент сунул кассету в магнитофон, и Карлуша услышал надрывный голос Ослика, отчётливо пробивавшийся сквозь радиопомехи: «Не давайте им ничего! Если прилетят — не давайте ничего!..»
      — Ну, что ты раскис? Есть какие-нибудь соображения?
      Карлуша шмыгнул носом и молча отрицательно покачал головой.
      — Слушай, ты так не расстраивайся. С ним-то, наверное, всё в порядке, это он нас о чём-то предупреждает. Понять бы только, кому и чего не давать. Может, семян не давать? А, как ты думаешь?
      — Из-за семян он бы так не стал…
      Карлуша опять шмыгнул и утёр нос рукавом.
      — Всё?
      — Что «всё»? — не понял Студент.
      — Больше ничего не передавали?
      — Нет, ничего. И на наши позывные никто не отвечает.
      — Это плохо.
      Студент молча опустил голову, как будто он сам был в чём-то виноват.
      — Если никто не отвечает, надо лететь, — сказал Карлуша таким голосом, что Студент испугался.
      — Что значит «лететь»! Ты это погоди, «лететь». Вот чудак, разволновался. Они сами к нам скорее всего летят. Вот когда прилетят…
      Но Карлуша, не дослушав его, вышел из комнаты.
      — Ну и ну… — пробормотал Студент. — Смотрите, какой он впечатлительный. Надо будет за ним следить получше.
      Карлуша отправился к себе, лёг и напряжённо уставился в потолок. В голове у него ещё звучал голос Ослика, который, словно барабанным боем, сопровождался собственными словами: «Надо лететь, надо лететь, надо лететь…» Но, даже находясь в столь взвинченном состоянии, он понимал, что лететь в космос без специальной программы в компьютере ракеты, без запасов воздуха, воды и провизии — невозможно. Для подготовки нужно было время и, самое главное, желание со стороны Студента. А Студент очень не любил неточностей и недоговорённостей. И в самом деле: глупо лететь куда-то сломя голову, если оттуда предупреждают, что сами летят сюда… С этим Карлуша и заснул.
      А утром он пошёл к Чеку, поделиться своими переживаниями и заполучить хотя бы одного союзника в этом деле.
      Чек жил неподалеку, всего в нескольких кварталах, и Карлуша быстро добрался до его дома подснежными ходами. Прохожие с удивлением смотрели, как он, ни с кем не здороваясь и сосредоточенно глядя себе под ноги, торопливо шагает мимо.
      — Дома? — спросил он у громыхающего посудой в тазу с мыльной водой портного Заплаткина.
      — Дома, ясное дело, — проворчал тот. — А где ему ещё быть, по-твоему?
      Действительно, Чек очень не любил холод и зимой не вставал с кровати без особой необходимости. Соседи и знакомые поражались его способности спать почти круглые сутки с перерывами для еды и прочих неотложных надобностей.
      С началом весны он оживал, летом был бодрым и деятельным, а с первым снегом начинал зевать и впадал в спячку.
      На этот раз Карлуша застал друга, к своему удивлению, не спящим, а почитывающим какой-то старый пожелтевший журнал. Под кроватью виднелся ещё ворох таких журналов, извлеченных скорее всего из подвала или с чердака.
      — А, это ты, — сказал Чек рассеянно. — Как там внизу, обед готовят?
      — С чего это тебе обед? Недавно завтракали.
      Чек протяжно зевнул:
      — Я, видишь ли… завтрак проспал, оказывается.
      — Что же тебя не разбудили?
      — У них против меня сговор.
      — Чего-чего?
      — Они, видишь ли, против меня сговорились. Боятся, что я из-за спячки де-гра-дирую. Это вроде болезнь какая-то, надо ещё у Глюка спросить. Вот, журналы принесли… Сказали, что будить не будут больше, что, если сам не проснусь, останусь голодным.
      — Ну и как оно?
      — Да пока, знаешь ли, не очень. Завтрак они, видишь ли, устраивают ни свет ни заря: в десять часов — это же самый сон… А ты, говорят, куда-то ездил?
      — Ездил, ездил. А ты небось даже из дому не выходил?
      — Хотел я в праздник на реку пойти. Оделся даже, прилёг, да так и уснул до утра.
      — Понятно. А что читаешь?
      — Вот это, что ли? «Занимательная химия». Удивительно легко даётся, всё понимаю. Мне химия всегда нравилась, опыты разные делать… Глюк говорит, что у меня способности; я вместе с ним ракеты для фейерверка делал, жаль только, что сам фейерверк проспал…
      — Что же ты свои способности скрываешь? Если что-нибудь хорошо получается, надо идти вперёд, развиваться.
      Чек поднял голову и посмотрел на Карлушу внимательно:
      — Ты сам-то как? У тебя, вообще-то, всё в порядке? Ничего не случилось?
      — Помнишь, я тебе рассказывал про Ослика?
      — Какого ещё козлика?
      — Ну, мы с ним на Луне подружились.
      — А, в этом смысле…
      — Теперь там передатчик сломался, а он что-то хотел сказать. Понимаешь, что-то очень важное, потому что я его знаю, он о пустяках так не будет говорить.
      — Чего?
      — Лететь надо на Луну, вот чего.
      — Чего, прямо сейчас?
      — Прямо сейчас не получится, надо Студента уговорить.
      — Ну и уговаривай. Меня-то он совсем не послушает. Только я, знаешь ли, не полечу. Чего я там не видел, на Луне? Я её и без того каждый день вижу. И вообще, у меня планы другие. Глюк обещал…
      — «Обещал, обещал»!.. Сам ты Глюк! Я думал, что ты… а ты…
      Не найдя союзника в лучшем друге, Карлуша расстроился ещё больше. До вечера он сидел у Звёздочкина, вслушиваясь в бессмысленное завывание и треск космического радиоэфира.
      Больше в этот день ничего не случилось.

Новые сигналы с Луны. — Профессор Злючкин ощущает свой звёздный час, но вынужден бежать в ванную. — Глубокомысленные версии и скоропалительные выводы

      Несколько дней Карлуша ходил мрачнее тучи, а потом разразилась сенсация. Радиостанция Космического городка, а также некоторые другие станции и даже отдельные радиолюбители начали принимать слабые, но постоянно повторяющиеся сигналы с Луны. Эти сигналы крутились, по всей видимости, на закольцованной магнитной ленте и состояли из нескольких фраз, смысл которых не удавалось разобрать из-за помех.
      На позывные с Земли никто не отвечал; непонятно было, откуда идет передача — с поверхности Луны или с внутреннего ядра посредством местной связи.
      Поначалу в тексте новой радиограммы невозможно было разобрать вообще ни единого слова, но постепенно из безнадежных «бу-бу-бу», «хрр-фрр-прр» и «з-з-зззз» при помощи новейших технологий удалось выявить несколько обрывков фраз, поставивших в тупик как научные умы, так и широкую общественность. Только самые первые слова не вызывали сомнений, да и то потому, что были стандартными позывными. Дальнейшее же выглядело абсолютной абракадаброй:
      «Я ЛУНА! Я ЛУНА! ВЫЗЫВАЮ ЗВЁЗДНЫЙ ГОРОДОК! (…) ПРОСЯТ У ЗЕМЛЯН (…) ДЕНЕЖНЫХ МЕШКОВ (…) В СОСТОЯНИИ ГИПНОЗА (…) ОТКУДА ИСХОДИТ ВРЕДОНОСНАЯ СИЛА (…) ТОРОПИТЕСЬ, ИЛИ ВСЕ ПОГИБНУТ (…)»
      Последняя расшифрованная фраза была достаточно понятной, для того чтобы сначала вызвать переполох в СМИ.
      В это утро ощутил своё величие профессор Злючкин.
      Узнав о послании из космоса из утренних новостей, он понял вдруг, что наконец-то пробил его звёздный час. Для него было совершенно очевидно, что с Луны на Землю движется некая враждебная сила, от которой необходимо срочно спасаться. А где же спасаться гномам от таинственной космической силы, как не под землёй?
      Озарённый внезапной мыслью о собственном гениальном предвидении, Злючкин растворил окно, втянул в себя морозный воздух и горделиво возвел глаза к небу. Никогда ещё до этого он не казался себе столь мудрым и прекрасным.
      К несчастью, в этот торжественный момент кто-то с улицы залепил ему в глаз снежком, и ошеломлённый профессор поспешил в ванную.
      Уже в этот день в вечерних газетах появились версии различных толкований не поддающейся полной расшифровке радиограммы.
      Самая большая статья, занимавшая два газетных разворота, принадлежала, разумеется, перу Злючкина.
      Профессор писал о том, что смысл радиограммы, которую правильнее будет назвать ультиматумом, может быть непонятен только длинноухим ослам, которые и до этого упрямо не желали внять его предупреждениям о грозящей из космоса опасности.
      Далее следовали подробные рассуждения о том, что иные упрямые животные с учеными степенями ради удовлетворения собственных амбиций готовы отдать на жестокую расправу сотни и тысячи невинных и доверчивых сограждан.
      Только на третьей газетной полосе Злючкин публиковал единственно возможный, с его точки зрения, текст послания:
      «Вооружённые космические бандиты ТРЕБУЮТ У ЗЕМЛЯН несметное количество ДЕНЕЖНЫХ МЕШКОВ. В противном случае они введут земных гномов В СОСТОЯНИЕ ГИПНОЗА и подчинят своей воле. К Земле будут направлены военные корабли с тайным оружием, ОТКУДА ИСХОДИТ ВРЕДОНОСНАЯ СИЛА. Денежные мешки должны быть приготовлены через два с половиной года. ТОРОПИТЕСЬ, ИЛИ ВСЕ ПОГИБНУТ».
      По всеобщему мнению, в этой расшифровке были очевидные натяжки и подтасовки.
      Во-первых, все заметили, что в оригинале не было слова «требуют», а было слово «просят». Ясное дело, что увязать такие понятия, как «космические бандиты» и «просят», не очень просто.
      Во-вторых, непонятно было, каких таких «денежных мешков» просят злодеи. В этом смысле правильно было бы сказать «мешков с деньгами».
      Не очень грамотной выглядела и фраза о «тайном оружии, откуда исходит вредоносная сила».
      И последнее, что выдавало Злючкина с головой, был срок ультиматума два с половиной года — именно такой срок он требовал недавно для строительства подземного мегаполиса.
      Расчёт легко угадывался. «Космическая опасность» должна была объединить гномов для рытья подземного города. Работая без отдыха в постоянном страхе перед нашествием космических агрессоров, они могли на самом деле вырыть его за два с половиной года, а то и раньше.
      Теперь Злючкин был готов на любые ухищрения ради того, чтобы все поверили в эту опасность, а следовательно, в него самого и в его прожект.
      Не меньший интерес у читающей публики вызвали и другие материалы на космическую тему.
      Задира и Липучка, ссылаясь на книгу Студента «Экономика подлунного мира», в своей статье разъясняли читателю, что такое деньги. После этой статьи любому становилось понятно, что просить денег на другой планете глупо и бессмысленно. «Денежными мешками, — писали эти две ученые дамочки, — в подлунном мире называют не мешки с деньгами, а гномов, накопивших много этих самых денег».
      Задира и Липучка не брались за толкование радиограммы, но их статья охладила многие горячие головы.
      Сам Студент не торопился с выводами и опубликовал лишь небольшую заметку, в которой рассказывал о принятой неделей раньше радиограмме от Ослика. Студент отмечал, что качество звука было хорошее (запись он передал на радио, и все могли услышать оригинал этим же вечером), но сам Ослик находился, по всей видимости, в сложной ситуации, поскольку успел прокричать в микрофон всего несколько фраз. Возобновленный неделю спустя «закольцованный» сигнал был уже рассеян, слаб и неразборчив.
      Содержание первого сеанса связи, где Ослик взволнованно кричал Звёздочкину: «Не давайте им ничего!..» — могло подтверждать версию о космическом нашествии. Сторонники Злючкина уцепились за неё и упорнее заговорили о необходимости строительства подземного убежища. Дело всё больше запутывалось.
      Не остался в стороне от этой темы и писатель Баян. Свою довольно оригинальную статью он опубликовал в интернет-газете «Гипотезы и открытия».
      Вскользь упомянув о своих дружеских отношениях с космическим путешественником Карлушей, Баян предлагал не то чтобы версию, а скорее сюжет для фантастического романа или кинофильма. Этот увлекательный сюжет сводился к следующему.
      В галактику Млечный Путь залетают пришельцы из далёкого космоса.
      Эти злые, покрытые чешуей, панцирем и рогами восьминогие чудовища собирают оброк с жителей всех обитаемых планет, встречающихся у них на пути.
      Обчистив до нитки лунных гномов, они готовятся к опустошительному походу на Землю.
      Горстка смельчаков-лунатиков из отряда сопротивления пытается предупредить землян о грозящей опасности. Понятие «деньги» или «денежные мешки» означает у них любые материальные ценности — провизию, семена, домашнюю утварь, книги, орудия труда, одежду, обувь и тому подобное.
      Особенно у восьминогих чудовищ ценится обувь, поскольку они косолапы и быстро её стаптывают.
      Огромная по объёму статья заканчивалась обнадёживающими словами «продолжение следует». Таким образом, находящегося в длительном творческом застое Баяна, как говорится, прорвало.
      Следует отметить, что в день выхода этой статьи в магазинах было разобрано много обуви — как зимней, так и летней и демисезонной. Было удивительно, что особым спросом пользовалась обувь наибольших размеров, самых больших, какие только имелись на складе. (Впоследствии всю эту обувь вернули нетронутой.)
      Фельетонист Булавкин опубликовал в газете «Утконос» язвительную заметку о том, что никакого послания из космоса скорее всего вообще не было. По его мнению, весь шум возник из-за шуток распоясавшихся радиолюбителей, которые частенько хулиганят в эфире и сбивают с толку доверчивых гномов. Он писал, что знает это от своего соседа-радиолюбителя, имя которого он не называет, потому что оно слишком хорошо известно. Регулярно встречаясь с соседом, Булавкин наслушался от него разных историй о розыгрышах и мистификациях, которыми забавляется эта публика как на короткой, так и на средней и даже на самой длинной волне.
      Следует отметить, что уже в следующем номере «Утконоса» Булавкин напечатал опровержение, в котором приносил извинения радиолюбителям за свои поспешные выводы.
      Все с нетерпением дожидались реакции академика Ярило. И его обширная статья наконец появилась в утреннем выпуске газеты «Научная мысль». Автор писал, что обсуждаемая тема слишком серьёзна для того, чтобы делать окончательные выводы, однако уже сейчас для него совершенно очевидно то, что земным гномам ничто не угрожает, в то время как лунатики скорее всего попали в беду.
      «Возможно, — писал он, — что так называемые „денежные мешки“, то есть, попросту говоря, богачи, пытаются как-то загипнотизировать лунатиков, для того чтобы снова заставить их работать на себя. Те же, которые пока остались в здравом уме, просят землян о помощи».
      Далее академик Ярило не оставлял камня на камне от версии профессора Злючкина. Подсчитав возможно допустимое количество букв в нерасшифрованных пробелах послания и сопоставив их число с текстом Злючкина, Ярило приходил к следующим выводам.
      Количество букв в пробеле перед словами «ПРОСЯТ У ЗЕМЛЯН» может составлять 15; у профессора Злючкина их 29.
      Перед словами «В СОСТОЯНИЕ ГИПНОЗА» — 72 буквы; у профессора — 40.
      Перед словами «ОТКУДА ИСХОДИТ ВРЕДОНОСНАЯ СИЛА» — 9 букв; у профессора — 59.
      Перед словами «ТОРОПИТЕСЬ, ИЛИ ВСЕ ПОГИБНУТ» — 84 буквы; у профессора 54. Этими словами, по версии профессора Злючкина, послание заканчивалось, в то время как там, очевидно, присутствовали ещё двадцать четыре буквы.
      Аргументы академика Ярилы выглядело просто и убедительно; авторитет Злючкина резко пошатнулся в глазах его сторонников. Необходимо было срочно нанести ответный удар.

Как Карлуше ответил совсем не тот, к кому он обращался. — Поездка, во время которой встречные водители шарахаются по сторонам. — Подозрительное поведение профессора Злючкина

      Как бы ни хотел Карлуша отправиться на Луну спасать Ослика, он не мог запустить ракету без специальной программы, а пользоваться бортовым компьютером на таком уровне умели в Песочном городе только трое: Студент, Взломщик и Звёздочкин. Как назло, все эти специалисты укатили в Центральную директорию, где на следующее утро было назначено заседание Большого Научного совета. На нём должны были обсудить поступившие с Луны сигналы и принять какое-то решение.
      Карлуша сидел в опустевшей мастерской на перевернутом ведре и вёл неспешную беседу с «Бoбиком» и «Трезором». Неисправные роботы его не слышали и не могли ему отвечать; прислонённые к стенке, с вытянутыми ногами и безжизненно свесившимися головами, они были похожи на тряпочных кукол, слабых и беспомощных.
      — А если бы даже они не уехали, — рассуждал Карлуша, обращаясь к «Бобику», — то всё равно не стали бы готовить ракету раньше, чем закончится этот научный совет, правильно?
      «Бобик» не отвечал.
      — А если бы даже я мог сам запустить ракету, — продолжал Карлуша, повернувшись к «Трезору», — разве кто-нибудь согласился бы лететь вместе со мной? Если даже Чек не захотел… А ты бы полетел, я знаю. Ведь правда полетел бы?
      «Трезор» не реагировал.
      — А теперь ещё неизвестно, кто там победит, на этом научном совете. Вдруг решат не лететь, а, наоборот, рыть под землёй пещеру? Два года будут рыть, а после окажется, что надо было лететь. Спохватятся, да уже поздно будет. Этот Злючкин кого угодно запутает, этакая гадина… Что же вы всё время молчите, истуканы?
      Роботы безмолвствовали.
      — Этак они с вами никогда не заговорят, — раздался вдруг знакомый голос у него над головой. — Зря только время тратите.
      Карлуша быстро обернулся. За спиной у него стояла Клюковка-Огонёк и насмешливо улыбалась. После новогоднего праздника она осталась погостить ещё недельку-другую у своей подруги Стрелки, поэтому её появление здесь было совершенно неожиданным.
      — Это вы?..
      — Даже не сомневайтесь. Простите, что невольно подслушала вашу содержательную беседу. Жаль, конечно, что они такие неразговорчивые. А то, что Злючкин большая гадина, в этом вы абсолютно правы.
      — Ослику от этого не легче…
      — От всей души сочувствую вашему другу. Теперь всё зависит от решения научного совета; опасаюсь, что Злючкин готовит всем какую-то большую пакость. А хотите, поедем туда вместе?
      — Куда?
      — В Центр, на заседание. Говорят, что дорогу вчера расчистили от снега.
      — Меня туда не приглашали.
      — Подумаешь! Меня тоже не приглашали, а я всё равно поеду. Должен ведь кто-нибудь дать отпор этому пожирателю червей.
      — Правда? — лицо Карлуши прояснилось. — Тогда я тоже с вами.
      — Правильно, нечего здесь сидеть — так и свихнуться недолго. Сейчас вы разговариваете с роботами, потом начнете разговаривать с деревьями… Кстати, хорошо бы взять с собой кого-нибудь из этих молодцов. — Огонёк кивнула на «Бобика» и «Трезора». — Ещё неизвестно, чего можно ожидать от этого психопата; может случиться и так, что придется применить физическую силу. А кто-нибудь пробовал их починить?
      — Взломщик два раза пробовал, да ничего не вышло. А Студент всё время занят.
      — Давайте-ка теперь я попробую. — Огонёк скинула куртку и размотала шарф. — Только принесите попить чего-нибудь горячего, пальцы совсем озябли…

* * *

      На другое утро редкие водители, проезжавшие по расчищенной от снега дороге из Центральной директории, шарахались на обочину и увязали в сугробах при виде вихрем несущейся навстречу странной компании. Впереди на предельной скорости мчался вдухместный вездеход с оседлавшими его двумя человечками, а следом за ними, не отставая ни на шаг, бежало, а вернее, скакало, стучало на четвереньках нечто железное.
      Конечно, это не мог быть гном. Несомненно, это был робот. Уж не из компании ли он тех самых космических агрессоров, которыми пугал всех профессор Злючкин? Уж не гонится ли один из них за своими, может быть, уже и не первыми жертвами?..
      Такие или очень похожие мысли приходили на ум не только встречным водителям, но и прохожим на улицах Центральной директории, куда, не сбавляя скорости, ворвался вездеход и скачущее за ним следом не'что.
      Остановив машину перед входом в гостиницу, сидевшая за рулем дамочка, её пассажир и поднявшийся на задние конечности робот проследовали внутрь. Они вежливо поздоровались и попросили у дежурной ключи от двух номеров. Из произведённой ими в журнале записи следовало, что даму зовут Огонёк, а ее спутника — Карлуша.
      — А что же этот, третий? — спросила дежурная, с опаской поглядывая на третьего посетителя, имевшего жутковатую внешность и рост на голову выше нормального гномы. — Его-то как записать?
      — Запишите, что он «Дружок», — сказал Карлуша.
      — Какой ещё «дружок»? — не поняла дежурная. — Мне что же, так и писать в журнале, что он ваш дружок?
      — С большой буквы и в кавычках, — пояснила Огонёк. — А лучше совсем не пишите, потому что это не имя, а название. Это робот.
      — Робот… — растерянно повторила дежурная. — Если робот, тогда, наверное, записывать не обязательно.
      Карлуша и Огонёк отправились в свои номера, а «Дружок» отступил к стене и замер в неподвижности.
      — Всё-таки он какой-то страшный, — проговорила дежурная, оставшись с роботом наедине. — Погодите, погодите… А ведь я такого где-то уже видела… Верно! Он из этого телефильма про путешествие на остров… И эти двое оттуда, только второй был в клетчатой кепке — такой огромной-преогромной… — Дежурная развела руками над головой и спохватилась: — Эх, надо было предложить им люкс. Даже, пожалуй, представительский люкс.
      И, раздосадованная своей оплошностью, она стала обзванивать подружек.
      Когда Огонёк и Карлуша снова спустились в фойе, робот находился в том же самом положении, в каком его оставили, но теперь вокруг него образовалась толпа зевак.
      — Ничего он у вас, симпатичный… — сказала улыбающаяся дежурная.
      Тут следует пояснить, что Огонёк собрала «Дружка» из двух неисправных роботов, для чего ей пришлось провозиться в мастерской целую ночь. Она сохранила в его программе все заложенные до этого полезные функции, которыми обладали «Бобик» и «Трезор», добавив от себя некоторые новые. Получивший название «Дружок», робот умел находить источники радиосигналов, следить за живыми объектами и производить химический анализ веществ. С ним можно было держать связь на расстоянии, он умел драться по всем правилам рукопашного боя и бегать на четвереньках с невероятной скоростью. Кроме того, робот мог самостоятельно ориентироваться в ситуации, выбирая правильное решение. Короче говоря, он был универсальным и незаменимым помощником в любом деле.
      Карлуша и Огонёк уселись в такси и назвали адрес. «Дружок», которого водитель сажать наотрез отказался, резво поскакал рядом, стуча по мостовой своими железными конечностями.
      В Большом колонном зале Академии наук было пустынно и тихо. Всё здесь от потемневшего скрипучего паркета и кресел с высокими резными спинками в президиуме до бородатых портретов вдоль стен — казалось, было насквозь пропитано основательностью, авторитетом и глубокими научными познаниями.
      Карлуша и Огонёк прошли в тёмную ложу и там затаились.
      Первыми в зале появились телевизионщики. Они начали сновать повсюду, протягивая провода и устанавливая аппаратуру. Предстояла прямая трансляция заседания на всю страну.
      Неожиданно откуда-то появился профессор Злючкин. Он начал энергично суетиться и давать всем указания:
      — Мониторчики, мониторчики в зал! Два мониторчика в фойе и один в буфет. Эту камеру вот сюда, крупПРФФный план; эту — на балкон, эту — на галёрку… Шевелитесь, шевелитесь…
      Злючкин исчез так же внезапно, как и появился. Очевидно, он сделал или увидел все, что хотел.
      — Теперь за ним надо смотреть в оба, — сказала Огонёк. — Я думаю, он не просто так вертелся возле аппаратуры. Пожалуй, нам предстоит сегодня увидеть нечто любопытное.

Большой Научный совет. Профессор Злючкин произносит речь более чем странную. Все узнают то, что Клюковка-Огонёк долгое время почему-то скрывала

      Постепенно все кресла в партере, в ложах и на балконе заполнила публика, в проходах и по краям сцены громоздилась аппаратура, по полу струились провода, туда-сюда, пригнувшись, сновали телевизионщики.
      Под аплодисменты зала президиум осветился, и в нём расселись седобородые учёные знаменитости в мантиях и специальных головных уборах. Ударом гонга заседание было открыто.
      На трибуну вышел профессор Злючкин.
      — Итак, — сказал он без вступлений, — положение угрожающее.
      По залу пробежал взволнованный ропот.
      — Однако при этом кое-кто, — Злючкин многозначительно покосился и даже сделал несколько движений бровями в сторону президиума, в котором заседал среди прочих академик Ярило, — кое-кто изо всех сил пытаетПРФФся приуменьшить опасность, которой мы все подвергаемся и имя которой… КА-ТА-СТРОФА!!!
      В зале зашумели, Злючкин поднял руку и продолжал:
      — Да, да, именно катастрофа. Но кое-кому, — лицо профессора снова задергалось в сторону президиума, — кое-кому очень не хочется признаватПРФФь свою неправоту. Неправоту… Неправоту? Но так ли наивен, хочу спросить я вас, этот гном? Всего ли навсего это его наивное заблуждение и не кроется ли за этим большее? А может быть, это чудовищный, безжалостный расчёт, затеянный лишь только в угоду его собстПРФФвенным амбициям?!
      Председатель позвонил в колокольчик и объявил:
      — Господин Злючкин, мы убедительно просим вас выражаться яснее; напоминаю, что мы находимся в прямом телевизионном эфире.
      Злючкин повернулся к председателю и сказал: «Повторяю для дураков», после чего продолжил:
      — Всего за два с половиной года, при расходовании всего лишь трёх с четвертью коротышко-часов на кубическую единицу грунта, мы построим суперсовременный подземный город. Мегаполис! Который надежно защититПРФФ нас от нападения космического агрессора.
      — Пожалуйста, объясните нам, профессор, — подал голос академик Ярило, о каком таком космическом агрессоре вы нам давно и так настойчиво говорите?
      — Что? — встрепенулся Злючкин. — Вы не понимаете, о чём я говорю, академик? Вы испуганы и растеряны собстПРФФвенным невежеством? Но к чему в таком случае ваши награды и дипломы, если докладчику приходится пережёвывать и класть вам в рот элементарнейшие вещи, понятПРФФные даже обезьяне?.. Извините. Я хотел сказать, дорогой мой коллега, что в подземном мегаполисе не бывает плохой погоды, жары или холода: мы сами — сами!.. — будем регулировать там климатический режим…
      — Погодите, — прервал его Ярило. — Вы всё время перескакиваете с одной темы на другую. Я спросил, откуда у вас сведения о предстоящем нападении космического агрессора.
      — Именно об этом я и говорю, дорогой мой академик, именно об этПРФФом. Ведь спасение от этого агрессора, о котором — заметьте! — вы сами только что всем объявили, может быть организовано исключитПРФФельно путем рытья…
      Председатель потянулся к колокольчику, но Ярило усталым жестом остановил его, и профессор ещё несколько минут говорил о необходимости рытья мегаполиса.
      — …Таким образом, — закончил Злючкин свою мысль, — единодушным решением предлагаю назвать будущий подземный город моим именем — город Злючкин!
      И он замолк, ожидая одобрительной реакции зала. Несколько гномов действительно зааплодировали, но остальные их не поддержали.
      — Скажите, профессор, — насмешливо сказал академик Ярило, — а не будет ли скучно жить под землёй вашим переселенцам? Если таковое желание вообще кто-нибудь выразит, в чём я лично сомневаюсь.
      Некоторое время Злючкин молчал, а потом возвел глаза к потолку и произнес речь более чем странную:
      — Вы сами не подозреваете, какую важную и интересную тему сейчас затронули, академик. Позволю себе необязательное отступление, имеющее скорее философский, умозрительный нежели практПРФФический характер. М-да… Итак, представьте на минуту, что вы таки живете в полностью изолированном пространстПРФФве. Согласно особому, разработанному мною режиму адаптации вы постепенно ограничиваете себя в еде, занятиях, электрическом освещёнии и, наконец, в мыслях… Ваш организм перестает затрачивать как физическую, так и умственную энергию, ву компрене? Так проходит год, другой, третий… В кромешной тьме, в изоляции от внешнего мира ваши желания и страстишки, фантазии, боли и разочарования улетучиваются как дым… Ваш организм плавно и безболезненно мутирует, лишаясь позвоночника, черепа, костей… Вы превращаетесь в нечто бездушное и бесплотное и наконец обретаете абсолютПРФФное — поверьте! — абсолютПРФФное счастье и покой! Не это ли тайная, подсознатПРФФельная мечта любого из нас?!
      В зале царила абсолютная тишина. Злючкин налил себе из графина воды и выпил.
      — Впрочем, — снова заговорил он обычным голосом, — это не каждому понятПРФФно. Продолжу, с вашего позволения, на языке, понятном даже некоторым академикам. Не буду указывать пальцем. Вы спрашиваете меня, господин Ярило, не будет ли скучно переселенцам? А с чего это им будетПРФФ скучно? Разве жителям столь далекого от совершенстПРФФва Земляного города бывает скучно? А? Я специально пригласил сюда главного инженера этого подземного города: пусть он расскажет, бывает ли под землёй скучно, часто ли там болеют, держат ли там кого-нибудь силком? ПредоставьтПРФФе микрофон господину Циркулю.
      Один из микрофонов передали в зал.
      Сидевший в четвёртом ряду Циркуль испугался: его совсем не радовала перспектива попасть в число сторонников профессора Злючкина. Возникла неловкая пауза.
      — Всё это чепуха, — раздался вдруг голос дамочки, поднявшейся из боковой ложи. Прожектор осветил её, и все узнали Клюковку-Огонёк. — Что вы его слушаете? Гоните в шею этого сумасшедшего!
      В зале заволновались.
      — Я протестую! — взвизгнул Злючкин. — Ее нетПРФФ в списке приглашённых!
      Председатель пошептался с членами президиума и объявил:
      — Профессор Клюковка не получила приглашения на собрание только потому, что мы, как обычно, не имели сведений о её местонахождении. Пользуясь случаем, уважаемая коллега, просим вас впредь хотя бы изредка сообщать о себе. Пожалуйста, продолжайте.
      Услышав, что Клюковка профессор, Карлуша едва не свалился со стула.
      Огонёк кивком поблагодарила председателя и продолжала:
      — Всё дело в том, что Земляной город расположен в уникальной по своим целебным и энергетическим свойствам точке планеты. Постройте точно такой же в двух шагах — и там не сможет существовать никто, кроме разве что пауков и мокриц. В целях проверки вашей собственной оригинальной теории предлагаю вам вырыть себе индивидуальную берлогу со всеми удобствами и переселиться туда. Господин Злючкин, вы сбежите из этой поганой ямы значительно раньше, чем ваша мечта осуществится и вы превратитесь в кусок слизи, уверяю вас.
      В зале зашумели.
      — А ты кто такая! — крикнул Злючкин. — Я прошу оградить меня от оскорблений какой-то там самозванки!
      Председатель обратился к залу:
      — Даю справку: профессор Клюковка является основательницей и первым главным инженером Земляного города.
      Злючкин этого не знал.
      — Кто! Что! — закричал он грубо. — Пусть докажет!.. Это подстПРФФава! Никакая она не профессор!..
      Председатель зазвонил в колокольчик, и был объявлен перерыв.

Карлуша опять теряет равновесие. — Ультиматум космического агрессора. «Дружок» имеет возможность отличиться. Позорное разоблачение

      — Ну что же вы раскисли? — сказала Огонёк, обращаясь к Карлуше. — Пока всё идет хорошо.
      — Конечно, лучше некуда, говорите о какой-то ерунде…
      — Ладно, не переживайте. Сейчас начнут говорить правильно, сами увидите.
      — С чего это вы так решили?
      — Просто помню список выступающих.
      — И кто же будет выступать?
      — А вот сейчас сами увидите.
      Перерыв закончился, председатель ударил в гонг и объявил, что заседание продолжается.
      На трибуну вышел Студент. До этого, пока выступал профессор Злючкин, в зале почти непрерывно стоял недоуменный шепоток или даже смешки. С выходом нового докладчика сделалось тихо.
      Студент поправил очки и, смущаясь, начал:
      — Дело такого рода… Здесь с нами находится гном, который хорошо знает этого Ослика. То есть того самого лунатика, который разговаривал неделю назад с астрономом Звёздочкиным и просил кому-то чего-то не давать.
      После этих слов Карлуша снова был вынужден схватиться за барьер.
      — Так вот этот гном, — продолжал Студент, — который дружил с Осликом, а его зовут Карлуша… Этот гном Карлуша… Простите, я волнуюсь. Так вот, он уверен, что Ослик хотел сообщить о чем-то чрезвычайно важном; о том, что на Луне случилось нечто из ряда вон выходящее…
      — Откуда же он знает, что я здесь? — испуганно прошептал Карлуша.
      — Подумаешь, тайна, — дернула плечами Огонёк. — На нас уже двадцать раз светили прожектором. Слушайте лучше, что он говорит.
      — И поскольку мы все убедились, — говорил Студент, — что версия о космическом агрессоре абсолютно несостоятельна…
      Злючкин вскочил и выкрикнул «Протестую!!», но его силой усадили на место.
      — …необходимо как можно скорее подготовить спасательную экспедицию на Луну.
      Из зала раздались возгласы: «Правильно! Нечего тянуть!».
      Студент поблагодарил за внимание и вернулся на место.
      После него выступали ещё многие другие, все говорили о необходимости полёта на Луну, и даже сторонники профессора Злючкина заразились общим настроением: они прекратили свистеть и шикать, а вместо этого стали хлопать всем выступавшим.
      Среди всеобщего оживления никто не заметил, как из зала исчез профессор Злючкин. Пригибая голову и прикрываясь носовым платком, он выскользнул на улицу, свернул в переулок и остановился возле неприметного обшарпанного строительного вагончика. Достав из кармана собственные ключи, он снял с дверей висячий замок и забрался внутрь.
      По просьбе телевизионщиков председатель объявил ещё один короткий перерыв, после которого ожидалось выступление академика Ярило и окончательное голосование.
      Ударил гонг, наступила тишина, и Ярило поднялся со своего места в президиуме. Он взошел на кафедру, сделал значительное лицо, возвёл глаза к потолку, открыл рот… И тут произошло нечто ужасное и непредвиденное: в мониторах зарябило, зашипело, потом всё пропало и в следующее мгновение на экранах появилось отвратительное зелёное чудовище.
      Монстр имел вытянутую зубастую пасть, которая заканчивалась круглым поросячьим пятаком, единственный выпученный глаз на лбу и свисающие длинными стрелками кожаные уши. На макушке у него громоздился металлический шлем с замысловатыми антеннами, локаторами и завитками стеклянных трубочек, в которых перекатывались разноцветные шарики. Тело его напоминало туловище древнего ящера с идущим прямо от головы гребнем острых роговых образований. Нижняя часть его скрывалась под дикторским столом, две толстые медвежьи лапы держали бумагу с текстом.
      Космический агрессор, а никто ни на секунду не усомнился, что это был именно он, сидел на фоне круглого иллюминатора, за которым в космической тьме светилась планета Земля — она легко узнавалась по очертаниям материков.
      По залу прокатилась волна испуга, несколько впечатлительных дамочек вскрикнули и упали в обморок.
      Чудовище заговорило — медленно и страшно:
      — Итак, вы не вняли первому предупреждению. Весьма, весьма прискорбный факт. Это предупреждение второе, и последнее.
      Мы, космические агрессоры из созвездия Бешеных Псов, уже завоевали половину Вселенной.
      Мы подчинили себе все известные нам обитаемые миры.
      Сейчас мы находимся рядом с вами, мы видим вас, и мы даём вам время для выполнения наших непременных условий.
      Этот срок — ровно два с половиной года.
      По истечении этого срока вы должны либо полностью выполнить условия нашего ультиматума, либо случится страшное: безжалостно и стремительно мы направим на вас вредоносные лучи. Берегитесь. Вот наши условия.
      Первое. Приготовить тысячу миллионов денежных мешков.
      Второе. Лишить всех учёных степеней, уволить со всех должностей и с позором изгнать из города так называемого академика Ярилу.
      Третье. Размонтировать и уничтожить все имеющиеся у вас космические ракеты…
      Пока безжалостный диктатор зачитывал условия, Огонёк опомнилась, толкнула Карлушу и, свесившись из ложи, крикнула в зал:
      — Не слушайте его! Это какой-то хулиган! Не верьте ему, всё подстроено специально!..
      В зале недоверчиво загудели. Но даже если бы она смогла убедить всех находившихся в этом зале, то тысячи находившихся у себя дома телезрителей, увы, не могли её слышать. Все они, оцепенев от ужаса, смотрели на свои экраны и с замиранием сердца слушали голос космического агрессора.
      Сообразив, что кричать в зал бесполезно, Огонёк решилась на единственно правильное в этой ситуации решение.
      — «Дружок»! — скомандовала она роботу. — Ищи! Ищи быстрее, откуда идет сигнал, ты умеешь. Возьми его за шкирку и покажи всем, ну!..
      Прошло не более минуты, и ситуация на экранах внезапно и разительно переменилась. Раздался треск ломающейся двери, чудовище встревожено повернулось, да так и застыло с открытой пастью.
      В кадре появился «Дружок». Он взял чудовище за морду, поднял над столом… и в тот же миг из обтянутого зелёной резиной каркаса вытряхнулся профессор Злючкин.
      Отбросив в сторону маскарадный костюм, «Дружок» взял агрессора за шиворот и выставил его напоказ.
      — Что такое! Что такое! — трепыхался перепуганный профессор. — Вы не имеетПРФФе права! Отпустите, оставьте меня, я только хотел пошутить!..
      Тем временем зловещая фонограмма с ультиматумом продолжала звучать в эфире. «Дружок» переменил скорость на магнитофоне, и все сразу узнали голос Злючкина. Схитрив, профессор поставил звук на замедленное воспроизведение и оттого голос казался страшным.
      Строительный вагончик быстро разыскали и окружили репортёры. Внутри обнаружилась передающая телевизионная аппаратура, дикторский стол и картонный, оклеенный фольгой задник с вырезанным ножницами «иллюминатором», за которым на фоне чёрного бархата висел подсвеченный сбоку обыкновенный глобус.
      Так позорно закончилась для профессора Злючкина затеянная им безнадежная авантюра. Вопрос о начале подготовки спасательной экспедиции на Луну в тот же час был делом решённым.

Общий план действий. — Специальная комиссия вынуждена напоминать, что ракета не резиновая

      Весь оставшийся день и вечер, до глубокой ночи, Большой научный совет занимался проблемами предстоящей лунной экспедиции. Главная трудность состояла в том, что никто не знал, в чём именно заключается и откуда исходит эта самая «вредоносная сила», угрожающая лунатикам. В конце концов было решено сконструировать особого рода многослойные скафандры, защищающие находящегося внутри гнома от всех известных науке вредных излучений.
      Разработанный общими усилиями план действий был таков:
      1. Две ракеты, оснащённые приборами невесомости, с восьмью членами экипажа на каждой, прибывают на поверхность Луны.
      2. Участники экспедиции отлаживают находящуюся на поверхности радиостанцию и пытаются связаться с лунатиками по радио.
      3. В случае отсутствия связи первая ракета проникает в подлунное пространство через ледяную пещеру, опускается ниже слоя постоянной облачности и, совершая медленный облёт материка, производит наблюдения за жизнью лунатиков.
      4. Если с воздуха не будут обнаружены угрожающие лунатикам объекты или живые существа, ракета совершит посадку поблизости от какого-нибудь населённого пункта, после чего одетые в защитные скафандры сталкеры войдут в непосредственный контакт с местным населением. (В связи с несомненной опасностью экспедиции, сталкерами отныне именовались гномы, проникшие во внутреннее пространство Луны.)
      5. Вторая ракета вместе с экипажем остаётся на поверхности Луны и держит связь как со сталкерами, так и с Землёй. (Поскольку вторая ракета призвана служить связующим звеном её экипаж отныне именовался «наблюдателями».) Наблюдатели имеют право спуститься в подлунное пространство только в случае крайней необходимости.
      Так выглядел общий план предстоящей экспедиции, но при этом все понимали, что он может полностью измениться в первые же минуты пребывания сталкеров в зоне риска — так условно называли скрывающий тайны и опасности подлунный мир.
      Вскоре были опубликованы длинные списки претендентов, желающих лететь на Луну, среди которых предстояло выбрать наиболее подходящих для этого дела гномов. Специальная комиссия в первые дни едва успевала рассылать вежливые отказы, в которых на отпечатанных во множестве типовых бланках разъяснялось, что ракеты не резиновые и полетят только опытные и проявившие себя в деле специалисты.
      После отсева первой волны желающих в газетах был опубликован список из пятидесяти гномов, из которых, в свою очередь, предстояло выбрать всего шестнадцать.
      Среди этих пятидесяти счастливцев своё имя неожиданно обнаружил Пухляк. Руки его в эту минуту так задрожали, что он выронил газету и ещё долго сидел в оцепенении. Как его имя попало в столь нехороший список, было для него полнейшей загадкой.
      Между тем загадка эта разъяснялась довольно просто. Множество состоящих в переписке с Пухляком дамочек прислали по адресу комиссии телеграммы с ходатайствами за него, опасаясь, как бы имя героя не затерялось среди прочих.
      В этом списке значились и другие небезынтересные претенденты.
      С волнением следивший за происходящим, писатель Баян в спешном порядке опубликовал статью под названием «Литература в загоне», в которой сетовал на то, что телевидение безжалостно вытесняет литературу из жизни гномов. Он писал, что нашумевшее путешествие на остров Голубой звезды было отражено на экране бездарно и скучно, потому что среди путешественников оказалась корреспондентка с телевидения. «Однако если бы там нашлось место для мало-мальски способного литератора, — писал Баян, — то его воспоминания о путешествии могли бы вылиться в полноценный, высокохудожественный и содержательный роман, который стал бы не менее популярным, чем надоевший всем хуже горькой редьки сериал… Хватит оглуплять гномов телевизионной жвачкой! — припечатывал автор напоследок. — Даешь литературу в массы!»
      Этот вопль был услышан, и растерявшаяся комиссия, уже включившая в список корреспондентку телевидения Кроху, с перепугу утвердила также и кандидатуру писателя Баяна.
      По поводу участия в полёте Карлуши спорили между собой Студент (а он был председателем отборочной комиссии) и Огонёк.
      — Я абсолютно согласен с вами, дорогая коллега, — говорил Студент, что ваш подопечный хорошо знаком с особенностями тамошней жизни. Однако вы мало представляете себе, насколько он непредсказуем. Вот увидите: если мы его зачислим, то неприятности начнутся уже на старте.
      — Ах, какая проницательность, какой холодный расчёт! Не старайтесь быть хуже, чем вы есть на самом деле, дорогой коллега. А вы не задумывались над тем, как он перенесёт ваш отказ? Не вы ли только что говорили о его непредсказуемости и, доведу до вашего сведения, повышенной впечатлительности?
      — Подумаешь, кисейная барышня. Из-за одной такой обидчивой и впечатлительной натуры может пострадать ещё неизвестно сколько гномов.
      — Не волнуйтесь, никто не пострадает. Хотите, я возьму его под свою личную ответственность?
      И Студент, конечно, сдался. С самого начала он спорил только для видимости. Как говорится, для очистки совести.
      Больше всего суеты было вокруг Пухляка. Студент эту кандидатуру, по известным причинам, вообще не принимал во внимание. Да и сам герой поспешно отказался от экспедиции, ссылаясь на занятость и подорванное здоровье. Однако пачки телеграмм продолжали прибывать, и Студент был поставлен этим в чрезвычайно трудное положение.
      В конце концов, по совету Клюковки, он договорился с Пухляком следующим образом: имя героя вносится в окончательный список. Но в последние минуты перед стартом Глюк объявит его внезапно заболевшим, и Пухляк останется дома. Таким образом, подготовке экспедиции не будут мешать его назойливые поклонницы, а сам Пухляк не будет скомпрометирован отказом.
      Обрадованный столь изящным выходом из ситуации, Пухляк перестал дрожать, снова обрёл завидный сон и аппетит, а также прежнее благостное расположение духа. И когда в газетах опубликовали окончательные списки, Пухляк не стал паниковать и падать в обморок. Он был спокоен и уверен в себе, а при встречах со знакомыми только вздыхал:
      — Если я нужен там, пусть так и будет. Если надо снова кого-нибудь спасать, я буду рядом…

Профессор Злючкин снова появляется на экране. Окончательные списки участников экспедиции

      Неожиданно для всех на экранах снова замаячила физиономия опозоренного профессора Злючкина. Правдами и неправдами добившись эфирного времени у знакомого директора телецентра (в свое время профессор помогал ему перевозить мебель на новую квартиру), он выступил с надрывной покаянной речью, в которой умолял дать ему возможность любой ценой искупить свою вину перед обществом.
      Злючкин просил взять его в полёт и выпустить на Луну без скафандра, чтобы его муки стали его искуплением.
      Слёзы ручьями текли по его лицу, и зрители если не простили его, то искренне пожалели. О том, что обилие слёз на щеках профессора было вызвано загодя натёртой и упрятанной в носовой платок свежей луковицей, догадывался только находившийся поблизости ведущий, которого и самого прошибло слезой.
      Злючкин говорил о том, что не имел в виду ничего дурного и только собирался повеселить публику, переодевшись космическим пришельцем. Конечно, он бы сбросил наряд и всё объяснил и они бы все вместе посмеялись, но всегда находится какой-нибудь один (цензурный писк), который не понимает шуток, не будем произносить имена, и вот его, хорошего гнома, уже торопятся признать негодяем и мошенником.
      — Хорошо, что тепПРФФерь, когда всё разъяснилось, — говорил Злючкин, я могу опять честно смотреть в глаза моим согражданам, ради счастья и покоя которых я готов пойти на всё. В доказательстПРФФво я готов выйти на поверхность Луны без скафандра и даже совсем без одежды, абсолютно голый…
      После такой передачи на телевидение обрушился шквал звонков от зрителей, которые требовали немедленно зачислить Злючкина в состав экспедиции. Однако они просили всё-таки не отнимать у него одежду и выдать ему скафандр, какой положен всем космонавтам. Проникшись жалостью к плачущему профессору, они говорили, что нельзя так поступать с гномом, даже если он виноват, и отнимать у него надежду на будущее; что он, конечно, постарается проявить себя в этом космическом походе и сможет полностью перемениться.
      Комиссия не смогла устоять перед столь единодушным порывом общественного мнения, и пр. Злючкин был зачислен в состав экспедиции. Сам он понимал, что это его единственный шанс вернуться к активной деятельности после объявленного ему бойкота со стороны СМИ и коллег по работе. Он рассчитывал отсидеться в ракете, а если представится возможность, как-нибудь отличиться, не подвергая себя опасности.
      Опубликованные вскоре списки участников экспедиции состояли из трёх граф.
      В первой из которых значилось имя участника.
      Во второй — его профессия или область знаний.
      В третьей же отмечалось, был ли означенный гном когда-нибудь раньше на Луне или нет.
      При заполнении второй графы определенную трудность вызвали формулировки, касающиеся Пухляка и Карлуши, поскольку никакой профессией и даже более или менее полезными знаниями ни тот, ни другой не обладали. Формально Карлушу брали из-за того, что он мог пригодиться как знаток жизни подлунного мира. По этой же причине мог в принципе пригодиться и Пухляк, но он, как мы знаем, вообще никуда не собирался. После некоторых колебаний их область знаний определили как «социальную психологию подлунного общества». Стоит ли говорить, какое удовольствие получили оба лоботряса от такой формулировки.
      Первую ракету с экипажем сталкеров, отправляющуюся под внешнюю оболочку Луны, решили назвать «СОВа» — по первым буквам имён её конструкторов Студент, Огонёк и Взломщик. Строго говоря, это была старая ракета «Луна-4», спешно усовершенствованная и модернизированная силами этих трёх специалистов.
      Вторую ракету с экипажем наблюдателей, остающуюся в резерве на поверхности Луны, назвали «ЗиЛ» — по первым буквам имен её конструкторов Задиры и Липучки.
      Окончательные, утверждённые Большим научным советом списки выглядели следующим образом.
      РАКЕТА «СОВА»
      Студент — Практик-универсал — Был
      Огонёк — Практик-универсал — Нет
      Глюк — Врач, химик — Был
      Взломщик — Программист — Был
      Шестерёнка — Механик — Был
      Пухляк — Соц. психолог — Был
      Карлуша — Соц. психолог — Был
      «Дружок» — Робот — Нет
      РАКЕТА «ЗиЛ»
      Ярило — Теоретик — Нет
      Злючкин — Теоретик — Нет
      Задира — Конструктор — Была
      Липучка — Конструктор — Была
      Звёздочкин — Астроном — Был
      Циркуль — Инженер — Нет
      Кроха — Журналистка — Нет
      Баян — Писатель — Нет
      Такая расстановка сил Студента, командира экипажа первой ракеты, вполне устраивала. Прежде всего потому, что в число сталкеров попадало минимальное количество гномов. Пухляк, как известно, не летел, а «Дружок» не был гномом. Студент вообще не переносил любого рода коллективной деятельности, справедливо полагая, что одни только мешают другим.
      Как только технику и экипажи в ускоренном порядке подготовили к экспедиции, на другой же день был назначен вылет.

Предстартовые волнения. — Как поклонницы погубили Пухляка. — Вперёд, навстречу неизвестному!..

      В утро, назначенное для старта, над Космическим городком бушевал снегопад. Уборочные машины едва успевали расчищать стартовую площадку, а снег всё сыпал и сыпал. В связи с погодными условиями вылет задерживался, хотя ракеты класса «Луна» могли в принципе взлетать в любую погоду.
      В доме на улице Солнечных зайчиков гномы сидели за чаем, притихшие, и слушали, как Студент в коридоре разговаривает по телефону с академиком Ярилой. Первый настаивал на вылете в назначенное время, второй — на отсрочке.
      — Поймите наконец, — горячился Студент, — что ракета в считанные минуты окажется выше облаков… Какое может быть налипание снега?.. Пусть даже так, но в верхних слоях атмосферы корпус нагреется до температуры… Это не предположение, господин академик, это факт!.. Очень рад, что сумел вас убедить. Прекрасно. Не позднее двенадцати. Будем надеяться. Спасибо…
      Другая ракета, с экипажем наблюдателей, вылетала двумя часами позже из Звёздного городка, находившегося в Центральной директории, где, кстати говоря, было солнечно и ясно. Синоптики обещали, что в ближайшие часы облачность рассеется и над Космическим городком.
      Телевидение подогревало общее волнение, давая короткие включения со стартовых площадок, на которых толпились репортёры и постоянно прибывающие зрители.
      Волновались по-разному: Пухляк непрерывно грыз сдобные сухарики; Взломщик и Шестерёнка занимались протиркой и смазкой механизмов не один раз уже протёртой и смазанной «Метелицы»; Студент застыл, откинувшись в кресле и глядя в потолок; Глюк перекладывал туда и обратно содержимое своего докторского чемоданчика, что-то бормотал себе под нос и потирал ладони; Карлуша, закрывшись у себя в комнате, силился написать письмо Ясноглазке.
      Измарав с десяток страниц, Карлуша спустился в столовую и поманил к себе Пухляка.
      — Слушай, писатель, — сказал он шепотом, — можешь за меня письмо написать?..
      Дело было обделано в пять минут. Карлуша сбегал на почту, и письмо, начинающееся словами: «Кажется, у нас завязалась переписка…» — отправилось по указанному адресу в посёлок Зелёная горка.
      В это же время в Звёздном городке томился в ожидании экипаж ракеты «ЗиЛ», названный «наблюдателями».
      Добившийся-таки своего, профессор Злючкин отчаянно трусил. Несколько раз он был готов махнуть на всё рукой и сбежать, но вертевшиеся повсюду репортеры с камерами следили за каждым его шагом. Он сидел в стороне от других, спрятавшись за газетой «Научная мысль», и делал вид, что преспокойно читает, а на самом деле трясся как осиновый лист и лязгал зубами.
      Задира и Липучка не трусили, но сильно нервничали из-за отсрочки старта. Чтобы занять себя чем-нибудь, они беспрестанно давали интервью корреспондентам телевидения, радио, газет, журналов, многотиражек, стенгазет, а также отдельным любопытствующим гражданам. Если им некому было давать интервью, они звонили в Космический городок и спрашивали, не улучшилась ли там погода. Получив отрицательный ответ, они звонили в бюро погоды и разговаривали с его сотрудницами на повышенных тонах.
      Астрономы Ярило и Звёздочкин демонстративно играли в шахматы. Всем своим видом они олицетворяли уверенное спокойствие и сосредоточенность. Но если бы кто-нибудь из знатоков шахмат проследил за их игрой, он бы наверняка был немало удивлён, потому что слоны у них частенько ходили как кони, а пешки двигались то назад, то по диагонали. Всё это было тем более странно, что у сидевших с двух сторон и внимательно наблюдавших за игрой Крохи и Циркуля лица не выражали ничего, кроме заинтересованного участия.
      Но вот поступило сообщение о том, что в Космическом городке наладилась погода, и всё сразу пришло в движение. «СОВА» должна была стартовать с минуты на минуту; «ЗиЛ» — двумя часами позже. Сводившая с ума неопределенность сменилась чётким, расписанным по минутам планом подготовки к старту.
      Снегопад над Космическим городком действительно прекратился, облачность рассеялась, и засветило солнце. Студент, Глюк, Взломщик, Шестерёнка, Карлуша и Пухляк распрощались с друзьями, сели в «Метелицу» и помчались на стартовую площадку.
      Секретный план, по которому Пухляк должен был остаться на Земле, заключался в следующем.
      Во время прощания на ступеньках трапа космической ракеты он вдруг скажет: «Ах!» — пошатнётся и схватится за сердце. Глюк начнёт настаивать на отмене полета, но Пухляк скажет: «Не стоит беспокоиться, я уже в порядке» и тут же упадёт в обморок.
      Его отвезут домой и оставят в покое, а ракета стартует в назначенное время.
      Ещё двое членов экипажа — Клюковка и «Дружок» — в течение последних суток безвылазно сидели в ракете. Огонёк ещё никогда не летала в космос, и ей хотелось заранее обжиться внутри, чтобы потом было легче привыкать.

* * *

      Преодолев кольцо шумно приветствовавших путешественников многочисленных зрителей, снегоход остановился перед трапом. Пора было подниматься и занимать свои места.
      Первой попрощалась с собравшимися Клюковка-Огонёк. Она высунулась из люка, неуверенно улыбнулась, помахала рукой и быстро скрылась внутри. Крики и аплодисменты не ожидавшей её появления публики слегка запоздали. Впрочем, непрерывно тарахтевшие комментаторы сгладили эту маленькую неловкость. (Способная показаться поначалу несколько эксцентричной и вызывающей, Огонёк на самом деле была чрезвычайно стеснительной. Может быть даже, именно этой стеснительностью и объяснялась вся её напускная бравада.)
      По трапу стали подниматься, задерживаясь на половине пути, чтобы повернуться к провожающим и помахать рукой, Студент, Взломщик, Шестерёнка, Карлуша, Пухляк и доктор Глюк. Все они были одеты по-летнему, потому что зима оставалась на Земле, а в ракете было тепло. На случай высадки в «зоне риска», то есть на внутреннем ядре Луны, существовали специальные многослойные защитные скафандры, в которых можно было смело идти в огонь и в воду. Карлуша с огромным удовольствием нахлобучил на голову свою любимую клетчатую кепку, клетчатые штаны, белую рубашку и галстук «шнурок».
      Собравшиеся радостно приветствовали аплодисментами каждого члена экипажа.
      Когда очередь дошла до Пухляка, он тоже, в согласии с заранее разработанным планом, повернулся к публике, прожекторам и в упор нацеленным объективам, поднял руку и…
      И тут неожиданно толпа взорвалась.
      Шквал, ураган и беспорядочный визг постепенно оформились в организованное скандирование, сопровождаемое дружными ударами в ладоши:
      — Пух-ляк! Пух-як! Пух-ляк!..
      Это было настолько громко и неожиданно, что Карлуша споткнулся на последней ступеньке и влетел в ракету на животе, а из люка высунулись перепуганные Студент, Взломщик и Шестерёнка.
      — Ах! — вяло сказал Пухляк согласно плану, понимая, что его никто не слышит.
      Он пошатнулся, но никто этого не заметил.
      Он схватился за сердце, но все восприняли его жест как знак ответной признательности и завопили ещё громче.
      Он хотел упасть в объятия доктора Глюка, но тот, удивлённый происходящим не меньше других, замешкался где-то внизу.
      Уяснив для себя, что дорога назад отрезана и всё кончено, Пухляк медленно повернулся и стал подниматься по трапу вверх, как приговоренный к казни преступник поднимается по лестнице эшафота. Он проклинал тот день, когда вступил в мошенническую переписку со своими поклонницами. Теперь было совершенно очевидно, что они его погубили.
      Дверца люка захлопнулась, изнутри её надежно вдавили в корпус винтовые запоры. Все члены экипажа заняли свои места в специальных креслах и пристегнулись ремнями.
      Толпа отхлынула за ограничительную линию, начался громкий отсчёт оставшихся до старта секунд.
      — …три, два, один, пуск!
      Из сопла вырвалось пламя, в облаке белого дыма разошлись кронштейны-держатели, включился прибор невесомости — и ракета с пронзительным шипением рванулась ввысь.
      Далекое от зенита зимнее полуденное солнце не очень слепило глаза, и ещё некоторое время можно было наблюдать подрагивающую огненную точку, исчезающую в глубокой синеве неба. Ровно через два часа из Звёздного городка успешно стартовала ракета «ЗиЛ».
      Провожавшие долго смотрели в небо и не расходились. Никто не знал, что на этот раз ожидает путешественников в их самоотверженной миссии ради спасения попавших в беду лунных гномов.

Как у его сиятельства Верховного Правителя настроение сначала испортилось, но потом весь день было хорошее, вплоть до самого ужина

      Часы пробили десять, и в спальные покои его сиятельства прокрался на цыпочках лакей в золоченой ливрее. Он приблизился к окну и потянул за украшенный кистями шнурок; тяжёлые шторы медленно раздвинулись, открыв за собой восхитительную панораму осеннего парка, блистающих на его окраинах озер и темнеющего далеко, до самого горизонта, густого елового леса.
      Огромное поместье, в которое въехал совсем недавно Верховный Правитель и которое называли теперь замком или дворцом, располагалось в ближайшем пригороде Давилона, на песчаной возвышенности, над переходящим в лесные угодья заповедным парком. Вход в этот парк, населённый приручёнными зверюшками, горделивыми длинноногими птицами и пугливыми оленями, теперь был разрешён только некоторым избранным гномам из касты неприкасаемых.
      Осторожно, дабы не потревожить происходящее естественным образом пробуждение его сиятельства, лакей вышел из спальных покоев, и всё в доме снова замерло в ожидании.
      Но вот господин Пупс сладко потянулся, открыл глаза и посмотрел на открывшуюся за окном панораму. В голове у него все ещё мелькали обрывки утреннего сна. Ему снилось, будто он заблудился в метро и никак не может добраться до своей станции. Это создавало ощущение неуверенности и тревоги. В действительности Пупс был в метро только один раз — ещё когда работал старшим продавцом в Фантомасе и приехал в Давилон на воскресенье, чтобы поглазеть на жизнь большого города. Тогда он и вправду немного заплутал в подземке. А когда он разбогател и переехал в столицу, ездить в метро совсем отпала нужда, потому что у него появился собственный сверхдлинный автомобиль, шофёр и охрана.
      В его сне пассажиры двигались словно роботы, не замечая его и не слыша его расспросов. Подобное ощущение растерянности и беспомощности он с некоторых пор нередко испытывал наяву, и причиной тому был его необычайно быстрый взлёт — сначала до положения самого богатого гнома, а затем и до властелина всего подлунного мира…
      Стряхнув с себя тревогу, Пупс поднял пухленькую ручку и подёргал за колокольчик. Благозвучный перезвон разнесся по всему зданию, и в то же мгновение высокие резные двери растворились и несколько важных гномов в ливреях вкатили в спальню его сиятельства столик с утренним кофе.
      Дворецкий помог своему господину усесться на пуховой перине и многочисленных подушках, к его подбородку подвели закрепленный на специальном шарнире серебряный поднос, который с величайшей осторожностью уставили вазочками, блюдечками, розеточками, кувшинчиками и кофейниками.
      Его сиятельство отхлебнул из любимой, привезенной ещё из Фантомаса чашки, надкусил тёплую булочку — и забыл о тревожных мыслях.
      — Первый министр здесь? — поинтересовался он.
      — Так точно, ваше сиятельство! — отозвался благоговейно взирающий на него дворецкий. — Господин Крысс дожидается в приёмной.
      — Позови. А вы все свободны.
      — Слушаюсь, ваше сиятельство!
      В спальные покои зашел, прикрыв за собою двери, Первый министр. На лице его была неуверенная, но приветливая улыбка, под мышкой он держал лаковую папку с бумагами.
      — Как спалось вашему сиятельству? — поинтересовался он, вежливо склонив голову набок.
      Вместо ответа Пупс продолжал завтракать, макая булку в кофе, чавкая, прихлебывая и позвякивая посудой. Его вдруг стало раздражать, что его самый приближённый гном, сподвижник и фаворит, ведёт себя так же, как и все остальные, по-лакейски унижаясь.
      Пупс продолжал есть, и улыбка постепенно сползла с лица Первого министра.
      — А ведь я вас ни о чём не спрашивал, Крысс, — откликнулся наконец его сиятельство очень нехорошим голосом. — Разве этикет не предписывает кому бы то ни было стоять и дожидаться, пока я первый с ним не заговорю?
      — Так точно, ваше сиятельство…
      Некоторое время ещё Пупс продолжал завтракать, и Крысс стоял, не шелохнувшись, и смотрел на него.
      В последнее время его сиятельство всё чаще стали посещать приступы беспричинного раздражения, которые он вымещал на окружающих. Кроме того, он стал болезненно подозрителен. Оставаясь один в комнате перед сном, до того как совсем погасить свет, он непременно заглядывал под кровать, резким движением отдёргивал шторы, а также проверял, не забрался ли кто-нибудь в его гардероб. Однажды, во время такой проверки, из гардероба с криком выскочила кошка, и его сиятельство пришлось приводить в чувство пахучими снадобьями.
      Его бывший управляющий делами, а ныне Первый министр, тоже был в какой-то степени подозрителен. Кому, как не ему, затаившись под приторной верноподданнической маской, вынашивать планы государственного заговора, чтобы самому, самому стать Верховным Правителем?! Кому, как не ему, подсиживать своего господина, желая его погибели?..
      Пупс пристально посмотрел на Крысса, и тот опустил глаза.
      Нет, пожалуй, этот гном не был похож на заговорщика. Крупное злодейство было не в его характере. Он, конечно, чрезвычайно умен, но не настолько, чтобы полностью взять дело в свои руки. Для этого необходим кураж, умение нравиться толпе, а Крысс вообще не любит бывать на виду; в этом его сила и его слабость…
      — Что же вы стоите, господин Крысс? — милостиво произнес Пупс, покончив с завтраком и распорядившись убрать поднос. — Располагайтесь без всякого стеснения, будьте как у себя дома. Или вы мне уже не друг?
      Крысс не двинулся с места.
      — Я спрашиваю вас: друг вы мне или не друг?
      — Ваше сиятельство изволили за что-то на меня гневаться…
      Но на лице Пупса уже светилась его обычная благодушная улыбка. Он слез с кровати, босиком и в ночной рубашке прошлёпал к Крыссу, обнял его, подвёл к мягкому диванчику и усадил.
      — Никогда, — пропел он мягко и сладко, — никогда, дорогой друг, не смейте думать, что я могу на вас гневаться.
      Пупс вернулся к своей кровати, забрался под одеяло и позвал слуг:
      — Подайте моему другу тоже… Чего-нибудь.
      Крысс сделал протестующий жест руками, но его сиятельство строго возразил:
      — Нет, нет, я настаиваю. Я вел себя по-хамски, а теперь хочу, чтобы вы чувствовали здесь себя как дома.
      Столик на гнутых ножках в мгновение ока заставили угощениями.
      — Съешьте, съешьте чего-нибудь, дорогой друг, — пропел Пупс. Доставьте мне такое удовольствие, я прошу вас, я умоляю!
      Ощущая неловкость и спазмы в пищеводе, Первый министр оторвал виноградину, сунул в рот и спустя несколько секунд зашёлся кашлем.
      Пупс колобком скатился с кровати, подлетел к Крыссу и дробно заколотил по его спине кулачками. Тот перестал кашлять, вытащил из кармана платочек, повернул голову и сдавленным голосом произнес:
      — Ваше сиятельство очень добры ко мне…
      Лицо его сделалось багровым.
      — Вот видите! — радостно запрыгал Пупс у него за спиной. — Видите, как все замечательно получилось! Я сумел, сумел доказать, что являюсь вам другом! Ведь вы сейчас могли совсем задохнуться! Могли? Могли?
      — Мог…
      — Но ведь я спас вас? Ведь верно, спас?
      — Спасли…
      — И после этого вы будете утверждать, что я вам не друг?
      — Ваше сиятельство больше чем друг, я обязан жизнью вашему сиятельству.
      Пупс взял Крысса за плечи, поцеловал его в макушку, запрыгнул в кровать и со счастливой улыбкой смотрел на него некоторое время из-под одеяла.
      Со стола убрали нетронутые угощения. Первый министр разложил свои бумаги и начал наконец свой обычный утренний доклад.
      Прежде всего он, как обычно, доложил о доходах и расходах государственной казны за истекшие сутки. Казна была переполнена, и теперь уже следовало заботиться не о наполнении её, а о разумном распределении средств. В глубине души Пупс не был ещё полностью уверен в незыблемости собственной власти, а потому с расходами не торопился. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что теперь может взять всё, что захочет, — просто так, без отдачи.
      Однако цифры вскоре его утомили.
      — Хорошо, хорошо, — отмахнулся он, мучительно зевнув. — Расскажите лучше, какие настроения в народе. Доволен ли мой народ существующим порядком, нет ли жалоб? Поймали вы наконец этих пиратов, несущих в радиоэфир смуту?
      — Не уверен, что их поймали, ваше сиятельство; думаю, что господин Тайный министр более обстоятельно доложит о положении дел в этом вопросе.
      — Хорошо, продолжайте.
      — Портреты вашего сиятельства с изображением анфас развешаны во всех присутственных местах; изображения в профиль чеканятся на монетах нового образца и наградных медалях. Все письменные и устные тексты начинаются здравицей в адрес вашего сиятельства или же ссылкой на цитату из трудов вашего сиятельства…
      — Моих трудов?..
      — Любой гном в нашем государстве знает, что существует многотомное издание трудов вашего сиятельства, однако никому не приходит в голову где-нибудь его разыскивать.
      — Ловко. А как обстоит дело с гимном? Вы мне обещали гимн, неужто у нас перевелись поэтические таланты?
      Лицо министра осветилось. Он достал из внутреннего кармана истрёпанную бумажку, пострадавшую, как видно, в процессе творческих мук, и торжественно прочёл:
      — «Дерзновению подобно!»
      — Что это? — спросил Пупс.
      — С позволения вашего сиятельства, Гимн подлунных гномов, — пояснил Крысс. — Несколько дней и ночей специально собранная мною команда наших лучших поэтов работала над строками этого гимна. Я сам лично доводил до необходимого совершенства окончательный вариант. И вот плод моей сегодняшней бессонной ночи.
      — Так-так, — с чрезвычайной заинтересованностью Пупс приподнялся на локте, — читайте.
      Крысс встал, горделиво распрямился, взял в левую руку листок, театральным жестом отставил в сторону правую — и принялся читать:
 
Правитель единый на счастье нам дан,
Ему не страшны перемен катаклизмы;
Заботится он, чтобы полон карман
Набит был у каждого в нашей Отчизне.
Кипит наша ярость!
За счастье народа
Подлунного мира
Не дрогнет рука!
Веди нас на славу!
Веди нас на подвиг!
Да здравствует сила
Твоя на века!
 
      — Погодите, погодите! — прервал его Пупс. — Но почему же именно сила?
      — Осмелюсь просить ваше сиятельство выслушать все куплеты до конца…
      — Хорошо, валяй.
      И действительно, оказалось, что припев после второго куплета заканчивается словами «Да здравствует мудрость твоя на века!»; после третьего куплета в достоинство его сиятельства возводилась скромность; и, наконец, финальная строчка гимна звучала так: «Прославится имя твое на века!»
      Пупс закричал «Браво, браво!», запрыгал на кровати и захлопал в ладоши.
      — Замечательно! Великолепно! Крысс, честное слово, я не ожидал от вас такой прыти. Вы — талант.
      Потупив глаза, Крысс стоял чрезвычайно довольный и даже смущённый столь бурно выразившейся похвалой.
      — Но вам не кажется, что слово «скромность» в третьем куплете звучит… Как бы это сказать… недостаточно скромно?
      — В одном из вариантов прославлялась храбрость вашего сиятельства, однако я счёл слова «сила» и «храбрость» в данном случае почти синонимами и потому решил прославить именно скромность вашего сиятельства.
      — Хм… Ну, если вы действительно так полагаете… я всецело вам доверяюсь как профессионалу. Крысс, вы — молодчина! Как обстоит дело с музыкой?
      — Наброски уже готовы, но я пока ещё не считаю возможным представить их на рассмотрение вашего сиятельства. Текст, если вы соблаговолите его одобрить, будет сегодня же опубликован.
      — Одобряю, дорогой друг! Конечно одобряю! Только умоляю вас: не затягивайте это дело с музыкой, хорошо? хорошо? хорошо?..
      Пупс в несколько прыжков оказался возле Крысса, чмокнул его в лоб и, наклонившись, забарабанил ладонями по столику:
      — Правитель! Единый! На счастье! Нам дан! Да здравствует! Сила! Твоя! На века!..
      Весь этот день Пупс находился в великолепнейшем расположении духа; он играл в бадминтон, купался в бассейне, а также с большим аппетитом съел второй завтрак, обед и полдник. Вечером он поехал в ресторан-кабаре «Весёлый клоун». Хотя Пупс имел теперь совершенно неограниченные возможности для получения разного рода удовольствий, он даже и не думал расставаться со старыми, милыми его сердцу привычками.

Как господин Джулио испортил настроение его сиятельству, но был прощён. Звонок Тайного министра, взволновавший его сиятельство перед сном

      «Весёлый клоун» находился на прежнем месте, в одном из фешенебельных районов центра города и внешне ничем не отличался от того, каким он был до государственного переворота.
      Но только внешне.
      С некоторых пор это заведение негласно работало для одного-единственного клиента — нетрудно догадаться, для кого именно. Вход для каких бы то ни было других посетителей, за исключением гостей его сиятельства, был закрыт. Роли непринуждённо ведущей себя публики в общем зале исполняли специально подготовленные для этой цели агенты секретной полиции.
      Эти агенты, переодетые в наряды богатых бездельников, подъезжали ко входу на дорогих автомобилях, и те из них, которые выступали в роли «новых гномов», шагали прямо за столики, не снимая своих пестрых цилиндров. Те же, которые исполняли роли состоятельных гномов «старой формации», предварительно отдавали цилиндр, трость и перчатки в руки встречающего их распорядителя.
      За столиками они делали богатые заказы (за счёт государственной казны), шумели, веселились, разыгрывали потасовку, изредка даже постреливали (холостыми) — короче, вели себя абсолютно натурально.
      Однако вся эта внешняя непринужденность давалась дисциплинированным полицейским не просто так, а путем длительных упражнений и просмотров старых видеозаписей, на которых скрытые камеры запечатлели безобразия и излишества, которым предавались разгулявшиеся посетители.
      Догадывался ли об этом его сиятельство? Трудно сказать наверняка. Во всяком случае, он не подавал виду, что догадывался, а стало быть, всё делалось правильно.
      Единственным гномом, сменить которого на агента секретной полиции не представлялось возможным, был хозяин заведения Танцор. Пупс питал к нему старую привязанность, поэтому Танцора трогать не смели, и он пользовался всеми привилегиями касты неприкасаемых, главной из которых был доступ к продовольственным спецраспределителям.
      Принадлежность к касте и доступ к чистым продуктам означали то, что привилегированный гном не подвергался воздействию гипнотического порошка, а стало быть, находился в здравом уме и ясной памяти. Исключение из касты означало изъятие у него пропуска в спецраспределитель со всеми вытекающими из этого факта последствиями.
      В люкс-кабинете ресторана его сиятельство уже дожидались Скарабей и Джулио. Крысс редко бывал здесь, а в этот вечер отсыпался дома после ночных бдений, связанных с плодотворной работой над гимном.
      — Здравствуйте, дружище! — запросто воскликнул Скарабей, и все трое пожали друг другу руки.
      Обычное в других местах соблюдение этикета было здесь необязательно. Всем предписывалось обращаться к его сиятельству не иначе как «господин Пупс» — в точности так, как это было и прежде. Вольности и развязное поведение за столом (в разумным пределах, конечно) не только дозволялись, но и приветствовались.
      Пупс с удовольствием плюхнулся в своё любимое продавленное кожаное кресло и налил себе апельсиновой шипучки.
      — Знаете, что пишут в вечерних газетах? — начал непринужденную беседу Скарабей, состроив скептическую улыбку и тряхнув газетным листом.
      — Нет, — благосклонно отозвался Пупс, — что же интересного?
      — В наших лесах появился дикий обезьяноподобный гном.
      — Дикий гном? — удивился Пупс. — Каким же образом он одичал? Почему наши органы правопорядка вовремя не взяли над ним опеку?
      — Никто не знает, мой дорогой друг. Не все уверены даже, что это вообще гном; некоторые полагают, что это сбежавшая из зверинца и одичавшая на воле обезьяна.
      — А разве где-нибудь пропала обезьяна?
      — Ничуть не бывало. Информация об этом деле путаная и недостоверная; лично я склонен думать, что это всего-навсего остроумная газетная утка.
      — Возможно, возможно… Однако я просил бы вас прояснить этот вопрос. Если это гном, то следует проверить, чем он питается, и если… Впрочем, вы меня понимаете.
      — Разумеется, вполне понимаю. Я возьму этот вопрос под свой личный контроль.
      — Благодарю вас, дорогой друг, — улыбнулся Пупс.
      На сцене сменялись короткие эстрадные номера; конферансье объявил дрессированных тигров, и несколько последующих минут свирепые полосатые хищники прыгали с тумбы на тумбу через пылающее огнём кольцо.
      — Любопытная деталь, — подал голос Джулио. — Угадайте, кто теперь больше всех доволен новым порядком?
      — Интересно, кто же? — отозвался Пупс.
      — Дрессировщики. И вообще, гномы, работающие с животными в цирке или зоопарке.
      — Да, да, кажется, я вас понимаю.
      — Понимаете? Теперь и вы сами можете с большим успехом выдрессировать вашу кошку или собаку.
      — Но только при условии, что животное будет питаться нашими обогащёнными продуктами, — уточнил Пупс. — У меня в доме, например, живёт кошка, которая питается исключительно мышами.
      — Но она может пить воду, которую для неё набирают из-под крана, а большего и не требуется. Вообразите, за час до нашей встречи я с лёгкостью выучил своего попугая произносить текст нашего нового и, должен признать, великолепного гимна!
      — Текст нового гимна? Попугаю?.. — Пупс скептически поморщился.
      Джулио этого не заметил и в порыве вдохновения протрещал, подражая своей учёной птице, Гимн подлунных гномов, восхваляющий силу, мудрость, скромность и имя Великого Правителя.
      В предвкушении одобрительной реакции Джулио поднял глаза, да так и застыл с открытым ртом: на лице его сиятельства не было привычной благодушной улыбки, брови его были насуплены. Рассердить его сиятельство здесь, в этом кропотливо воссозданном оазисе беззаботности и душевного отдохновения, было делом немыслимым, и последствия столь нелепого промаха могли быть для виновника ужасными.
      Джулио всё понял и сделался белым как бумага.
      Он умоляюще посмотрел на Скарабея, надеясь обнаружить в нем поддержку, но встретил в его взгляде только отстранённую враждебность. Мало того, улучив момент, Скарабей быстрым, выразительным жестом полоснул пальцем себе по горлу.
      Бедняга пошатнулся, на его лице отразилась такая гамма мучительных переживаний, что Пупс не выдержал и расхохотался.
      Отсмеявшись и вытерев глаза, он дружески похлопал Джулио по плечу:
      — Господин Джулио, вы мне чрезвычайно симпатичны и будьте впредь осмотрительнее. Ведь только что я мог сгоряча сделать что-нибудь совершенно непоправимое, после чего бы непременно раскаялся. Ваш идиотский промах едва не поставил меня в трудное положение.
      Прощённый и счастливый, Джулио с грохотом отодвинул стул, упал на колени и стал покрывать поцелуями руку его сиятельства.
      — Ну, полно, полно. Забыли. Ау! Господин Джулио! Я сказал — забыли.
      Натянуто улыбаясь, Скарабей под столом изо всех сил пнул своего секретаря, на ощупь схватил его за шиворот и оттащил от сиятельной руки.
      В кабинет заглянул официант и осведомился, не желают ли господа ещё чего-нибудь заказать. Пупс распорядился принести разных кушаний, а также пузырёк валерьянки «для господина со слабыми нервами».
      Вместе с заказом в кабинете появился хозяин ресторана.
      — А, господин Танцор! — приветствовал его Пупс. — Рад вас видеть, присаживайтесь к нам.
      — Пожалуй, я не смогу, господин Пупс, дел позарез…
      — Ну вот, как всегда, ни у кого для меня нет времени, — обиделся его сиятельство. — Впору запереться у себя дома и никуда не ходить.
      — В другой раз обещаю иметь с вами брудершафт, господин Пупс. А сейчас не расстраивайтесь: вот-вот будет ваш любимый аттракцион; я нанял вчера одного смышлёного гнома — обещаю, будет посмотреть чего-то особенного.
      Подобная развязность была вполне в духе Танцора, и поскольку этот проныра отлично понимал, чего желает в «Весёлом клоуне» пресыщенная душа его сиятельства, он и не думал меняться.
      Этот по-своему несчастный гном едва ли не больше всех переживал свершившиеся перемены. С некоторых пор его любимое ремесло налётчика потеряло всякий смысл, поскольку теперь он мог легко и открыто облапошивать находящихся под действием порошка сограждан.
      Время от времени, чтобы успокоить нервы, он делал шумный налёт на какой-нибудь банк и, разрезав бронированный сейф, брал оттуда какую-нибудь символическую мелочь — сотню-другую фертингов.
      Но зато какое удовольствие испытывал он, кропотливо разрабатывая план операции, подолгу простаивая с секундомером за витриной расположенного напротив банка кафе или изучая хитросплетения сигнализации по выкраденной схеме и, наконец, — о радость! — отстреливаясь холостыми патронами от полицейских во время бешеной погони по ночным улицам Давилона…
      Начальник полиции, разумеется, был в курсе предстоящего налёта и предупреждал своих подчиненных, чтобы они как-нибудь случайно не ранили или, чего доброго, не догнали и не арестовали любимчика его сиятельства.
      После такого мероприятия Танцор месяц ходил довольный, пока зуд снова не охватывал его и не заставлял искать новых приключений.
      На лице выпившего пузырёк валерьянки Джулио появилась улыбка, и Пупс поглядывал на него с одобрением. Он очень не любил подле себя серьёзных или огорчённых.
      На сцене установили декорации, и начался аттракцион «Резиновый клоун», который радовал его сиятельство ничуть не меньше, чем в прежние времена.
      Возвратившись домой в прекрасном расположении духа, Пупс увидел в прихожей чучело попугая, державшего в клюве записку следующего содержания: «Раб Вашего Сиятельства нижайше умоляет принять от него эту птицу, которая более никогда не дерзнёт произнести даже звука, способного вызвать недовольство Вашего Сиятельства».
      Пупс погладил чучело по спинке и сказал:
      — Хорошо, хорошо, я верю. Ты не дерзнешь. Но твой бывший хозяин… С легкостью покусившийся на основы основ… на величие нашего гимна… Чего ещё от него ожидать? Это вопрос… Простить — не значит забыть.
      Уже после того, как его сиятельство забрался в кровать, позвонил сыщик Фокс, ныне занимавший должность Тайного министра. В его подчинении находились все полицейские управления и все особо секретные агенты подлунного мира.
      — Простите, что беспокою вас в столь поздний час, господин Пупс.
      — Все в порядке, Фокс, говорите, я вас слушаю.
      — Минуту назад получено интересное сообщение: агент Тихоня, который, как вы помните…
      — Да, да, я помню.
      — Он сообщает об успешном внедрении.
      — Отлично работаете, Фокс. Эти трое мерзавцев — опаснейшие преступники; необходимо знать всё, что у них на уме.
      — Но это, как говорится, хорошая новость.
      — Ладно, выкладывайте плохую.
      — Он утверждает…
      — Ну, говорите!
      — Он утверждает, что они знают всё.
      — Что?!
      — Мерзавцы как-то всё пронюхали и теперь не жрут наши продукты. Берут воду прямо из лужи, а еду из леса.
      — Нет, этого не может быть!
      — Увы, мой повелитель, увы.
      — Ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай… Но что же, они намерены бежать?
      — Сейчас наш агент пытается это выяснить.
      — Хорошо, хорошо, надо подумать.
      — Спокойной ночи, господин Пупс… ваше сиятельство. Я не сомневаюсь, что вы примете единственно верное решение.
      Его сиятельство положил трубку, сел на кровати и крепко задумался.

На сцене вновь появляются столь зловещие фигуры, что господин Пупс в сравнении с ними кажется нам просто милашкой

      На северо-восточной, самой дальней оконечности полуострова Клушка, в лесной болотистой местности, кишащей комарами и гнусом, располагался посёлок так называемых «ссыльных доброхотов» — гномов, имевших преступное прошлое, но под действием порошка раскаявшихся и добровольно явившихся в полицию.
      Ссыльные жили в бревенчатых избушках и работали на заготовке клюквы, которая произрастала здесь круглый год. Поселенец был обязан каждый день собрать и сдать ведро клюквы. А если кто-то не выполнял норму, то долг его накапливался, и в конце недели за него рассчитывались остальные.
      Бежать отсюда было некуда, потому что с трех сторон полуостров окружала вода, а путь в глубь материка преграждали непроходимые болота.
      По воскресеньям в поселок прилетал грузовой вертолет. Он забирал большой металлический контейнер с клюквой, а взамен оставлял продукты питания и ширпотреб. Посадочная площадка находилась на единственной здесь сухой каменистой возвышенности.
      Гномом, представлявшим здесь власть, был старший надзиратель разжалованный когда-то за нерадивость полицейский Пфигль. Он ненавидел свою работу до такой степени, что время от времени специально наедался предназначенных для поселенцев обогащенных порошком продуктов. И тогда ему всё становилось безразлично.
      Самую большую и крепкую избу в посёлке занимали Жмурик, Тефтель и Ханаконда. Мощное преступное сообщество, которое они называли «семьёй», было разрушено. При них остались только два охранника да некстати подвернувшиеся Мига и Кролл, которых в последнее время буквально на каждом шагу преследовали неудачи. Теперь оба прохвоста вместе с бывшими охранниками, которых звали Хорёк и Губошлёп, были при Ханаконде чем-то вроде прислуги. Они прибирались в доме, мыли посуду и собирали норму клюквы не только за себя, но и за своих шефов. Жмурик и Тефтель в лес не ходили, но сидели целыми днями за переборкой ягод. Ханаконда ни к какой работе не прикасался. Он только смотрел в окно, слушал радиоприемник и постоянно о чём-то напряжённо думал.
      Вообще-то находящийся под действием порошка гном не мог думать самостоятельно. Он выполнял свои обязанности согласно подробнейшим служебным инструкциям и радовался жизни согласно бодрым установкам, звучащим по радио и телевидению. Но в том-то и дело, что Ханаконда уже не находился под действием гипнотического порошка. Ни он сам, ни Жмурик с Тефтелем, ни четверо работавших на них простофиль.
      Оказавшись здесь, на Клушке, Ханаконда однажды могучим усилием воли заставил себя отказаться от привозимых на вертолете продуктов. По прошествии суток он полностью восстановил ясность ума и память. Он снова стал коварным, жестоким и чрезвычайно опасным для окружающих. Мысль о побеге и жестоком мщении поглотила его целиком, не оставив места ни для чего другого. Время от времени он скрипел зубами и шипел, как змея.
      Конечно, он не мог действовать без сообщников, а потому вернул ясность мысли находившимся рядом Миге, Кроллу, Хорьку и Губошлёпу. Семеро понимавших что к чему гномов уже представляли собой значительную силу, а под руководством умного и жестокого главаря, вырвавшись на свободу, они могли наделать неисчислимых бед.
      Для того чтобы постоянно находиться в форме и быть готовыми к решительным действиям, бандитам приходилось пить болотную воду, а питаться исключительно грибами, клюквой и дикорастущим чесноком. Из-за этого у них постоянно болели животы, всё валилось из рук, а любая мелочь вызывала приступ раздражения. То и дело они дрались между собой, оставляя друг другу на физиономиях синяки и ссадины.
      Свой паёк, состоящий из разнообразных, вкусных, но щедро сдобренных порошком продуктов, они выбрасывали в специально вырытую за домом и прикрытую ветками глубокую яму.
      — Погода портится, — хрипло произнес Ханаконда, барабаня пальцами по мутному стеклу небольшого окошка. — Где до сих носит этих идиотов…
      Тефтель и Жмурик сидели на табуретках и, как обычно, не спеша перебирали ягоды, бросая листики и мусор прямо на пол. На плите кипела кастрюля с грибами, от одного запаха которых всех давно воротило.
      — Сегодня утром Губошлёп опять залезал в яму, — доложил Жмурик. Слопал две банки консервов и булку с маком, хе-хе.
      — С-скотина, — прошептал Ханаконда. — Имейте в виду, господа сообщники, не будет дисциплины — не будет побега. Другой жизни вам не видать, передохнете все здесь, на болоте.
      — А уже есть какие-нибудь соображения насчёт побега, а, шеф? поинтересовался Тефтель.
      — Соображения? Так я вам и сказал, чтобы вы завтра же всем растрепали. Сегодня Губошлёп залез в яму, а завтра кто-нибудь ещё нажрётся порошка и побежит докладывать о побеге старшему надзирателю.
      — Обижаете, начальник, — возразил Тефтель. — Гадом буду, если побегу к надзирателю. А может, всё-таки махнём через пролив? Пилы и топоры у нас есть — доберемся до берега и сколотим плот. Дождемся попутного ветра, поднимем парус — и мы уже на том берегу!
      — Ты — дурак. Ещё ни одно судно не смогло преодолеть течение в проливе. Плот унесёт в Северный океан и затрёт во льдах. Не мешайте мне думать.
      Ханаконда снова забарабанил по окну и заскрипел зубами.
      На пороге послышался топот сапог, и в дом вошли Хорёк, Губошлёп, Мига и Кролл. Рожи у них были красные и распухшие от укусов комаров. В руках они держали вёдра с клюквой, наполненные не более чем на две трети.
      — Почему раньше времени? — произнёс, не оборачиваясь, Ханаконда.
      — Погода портится, шеф, — объяснил Хорёк. — Поднялся ветер, дождь вот-вот хлынет. Завтра встанем пораньше и наверстаем.
      — Если не сделаете план, накажу всех четверых.
      — Сделаем, шеф, всё будет в порядке.
      «Как бы этот ветер не испортил все дело, — проворчал про себя Ханаконда. — Если завтра погода будет нелётная, придется отложить затею до следующего рейса…»
      — Губошлёп, — позвал он щуплого и лопоухого гнома. — Подойди ко мне.
      Тот встал перед шефом, глядя на него счастливыми, бессмысленными глазами-пуговицами.
      — Зачем ты лазил в яму, Губошлёп? Ты ведь знал, что этого нельзя делать.
      — Знал, шеф, конечно знал. Да уж только очень болел живот от этой нашей еды. Будто выпил ведро бензина, а после какая-то сволочь просунула туда руку с горящей спичкой…
      Приступ боли обжёг внутренности Ханаконды, он стиснул зубы и прикрыл глаза. Такие приступы случались последнее время с ним довольно часто. Он проглотил горсть таблеток и произнес сдавленно:
      — Теперь всё в порядке?
      — Да, шеф, чувствую себя хорошо.
      — И что же ты теперь собираешься делать?
      — Вот думаю сходить к старшему надзирателю и донести, что мы тут собираемся сбежать и на воле сколотить банду, — простодушно отвечал Губошлёп.
      Тефтель выронил на пол ковшик, из которого пил воду.
      — Что-что? — удивленно вскинул брови Ханаконда. — Как ты говоришь «донести старшему надзирателю»?
      — Именно так, шеф. Господин старший надзиратель каждый раз говорит об этом на построении. Он говорит, что, если мы не будем доносить друг на друга, он урежет нам пайки. А продукты в пайке первый сорт, поверьте мне, шеф.
      Некоторое время все с ужасом смотрели на Губошлёпа, который как ни в чём не бывало простодушно улыбался. Ханаконда медленно шагнул к нему и погладил по голове:
      — Хорошо, хорошо, молодец. Только ты вот что… Ты не ходи сегодня к этому старшему надзирателю, ладно?
      — Как прикажете, шеф.
      — Сейчас ты вот что сделай: бери ведро и отправляйся в лес, за дальнюю просеку. Тут без тебя вышло новое, особо важное распоряжение: чтобы клюкву по ночам собирать. Она, видишь ли, именно в это время особенные соки набирает, целебные, понимаешь?
      — Да-да-да, понимаю…
      — Вот и молодец. Так что одевайся потеплее — и вперёд.
      Губошлёп покосился на своих товарищей, которые теперь едва сдерживали смех.
      — Один?
      — Один, один. Работа эта, видишь ли, очень ответственная, не всякого пошлют. Тут без тебя старший надзиратель приходил, он прямо так и сказал: только тебе, мол, он и доверяет.
      Лицо Губошлёпа осветилось гордостью. Он набросил поверх ватника плащ с капюшоном, подхватил вёдра и, весело насвистывая, зашагал из дома в сторону леса.
      Проследив за ним через окно, Ханаконда повернулся к оставшимся:
      — Что, господа мазурики, ещё кому-нибудь охота набить брюхо?
      Все понимали, для чего шеф отправил провинившегося на ночь в лес. Действие порошка ограничивалось сутками, и ближайшим утром этот срок истекал. Оставлять недотепу в поселке было опасно, потому что Пфигль мог в любую минуту нагрянуть с проверкой. А ночёвка в холодном лесу послужит Губошлёпу и остальным хорошим уроком.
      — Загнёмся мы здесь, шеф, честное слово, загнёмся, — заскулил Кролл, нервы у которого были на пределе. — У меня в животе будто ежи завелись, будто не желудок внутри, а осиное гнездо… За что, за что мне такое наказание!
      — Молчать! — крикнул Ханаконда, которого самого то и дело скрючивало от боли. — Все зубы выбью!.. Всё, завтра рванём когти, понятно? Уйдём на продуктовом вертолёте, век воли не видать. Теперь всем тихо и слушайте сюда внимательно…
      Когда далеко за полночь в радостном волнении улеглись спать, Хорёк подсел к кровати Ханаконды и прошептал:
      — Такое дело, шеф. В нашем посёлке есть ещё один гном, который сам догадался про порошок.
      — Это кто же?
      — Зовут Тихоня, он здесь несколько дней, новенький.
      — Это маленький такой, дохлый?
      — Вроде того, шеф. Только вы не смотрите, что он дохлый, руки у него сильные, будьте-нате.
      — А ты уже и это знаешь?
      — Да так… Нагнулись за одним грибом и стукнулись лбами. Я ему хотел щелбана вкатить, а он мою руку схватил и так сжал… будто клещами. Согнул меня одной рукой и на землю положил.
      — Ну а что же ты?
      — А он вдруг заулыбался, помог подняться. Слово за слово, разговорились. На свободе он один работал, специалист по кредитным карточкам. Говорит, что грёб денежки лопатой.
      — Значит, он тоже грибы собирал? Ладно, приведи его, прямо сейчас. Посмотрим, что за специалист.
      Новенький показался Ханаконде гномом умным и скрытным, но как раз такие ему и нравились. Полицейские провокаторы, втираясь в доверие, обычно ведут себя шумно и развязно — так они себе представляют настоящих бандитов. А этот говорил мало и только по делу. Кроме того, новенький разбирался в электронных банковских системах, а такому специалисту в преступном мире цены нет. И Ханаконда захотел непременно заполучить его к себе в банду.
      Выслушав план побега, Тихоня внёс несколько дельных предложений и сходу, поскольку времени на раздумья уже не было, согласился вступить в банду. Старшего надзирателя Пфигля он предложил усыпить настоем из мухоморов, а четверых охранников из вертолёта выманить наружу, не причинив им вреда. Вертолёт мигом перенесёт их через болота, а уж потом они знают, что делать.

Отмщение грядёт. — Агент Тихоня в затруднительном положении. — Банда совершает побег

      Если Жмурик, Тефтель, Ханаконда и Губошлёп думали, что на свободе они начнут грабить банки и жить припеваючи (Мига и Кролл давно уже ровным счётом ничего не думали), то сам главарь имел на будущее гораздо более серьёзные планы. Всё время мучительного, голодного заточения на комарином болоте он жил одной только мыслью о мщении. Не только Пупсу, но и всем подлунным гномам, которых он ненавидел. Не раз Ханаконда воображал, как Верховный Правитель, слабый и безоружный, молит его о пощаде, ползая на коленях. Как он сам станет Верховным Правителем, и тогда начнется другой, настоящий, правильный порядок.
      Никаких привилегированных каст! Он наденет на всех, на всех до единого, серые робы и заставит всех ходить только строем. Шаг в сторону — побег. Прыжок на месте — провокация! Половина работает, другая половина сидит в карцерах, третья ползает на брюхе у него в услужении. Не выходит… Хорошо, пусть одна треть ползает, треть работает, остальные — в карцер. Кормить только чесноком, грибами и клюквой. О-о! Как ужасна будет его месть! Как восхитительно будет упоение абсолютной безграничной властью!..
      Ночью поднялся сильный ветер с океана, который повалил множество деревьев и оборвал провода. Старший надзиратель Пфигль остался без связи с центром. Заговорщики ликовали.
      Явился из леса Губошлёп, еле живой от усталости, мокрый и продрогший. Действие порошка закончилось, он всё вспомнил и теперь прятал глаза от своих товарищей.
      Всем происходящим агент Тихоня был поставлен в чрезвычайно трудное положение. Ему предстояло сделать выбор из двух одинаково скверных вариантов: либо раскрыть себя и предотвратить побег, либо оставаться в банде ещё неопределенно долгое время.
      Раскрывать себя он не имел права, оставаться в банде не очень ему улыбалось. Но и дальнейшая жизнь на болоте становилась невыносимой.
      А пока лейтенант Ригль (таково было настоящее имя «Тихони») дожидался восстановления линии связи, дела приняли нешуточный оборот.
      Продуктовый вертолёт тяжело зарокотал над посадочной площадкой и медленно опустился, подняв веер грязных брызг из лужиц. На землю спрыгнул сопровождавший груз вооружённый сержант.
      Утерев рукавами лица, наряд вытянул руки по швам. Немигающие глаза поселенцев не вызвали у полицейского подозрений. Он подозвал дежурного:
      — Что, этот бездельник Пфигль опять дрыхнет?
      — Так точно, господин полицейский! — отрапортовал Тихоня. — Господин старший надзиратель угорел от печки и просил его не беспокоить. Он просил доложить за него, что на вверенной ему территории происшествий не случилось и вообще полный порядок.
      — Хорошо, если порядок, — сказал сержант, оглядываясь по сторонам. Ночью сорвало провода над болотами, там сейчас работают ремонтники. Можно надеяться, что связь появится с минуты на минуту.
      Глаза Тихони на секунду растерянно забегали, но полицейский этого не заметил.
      — Эй, вы! — крикнул он выстроившимся в линейку заключённым, которым предстояло разгружать вертолет. — Что вы там стоите, как идиоты? А ну схватили по ящику!
      Трое полицейских в вертолёте стали подавать ящики с провизией.
      Закончив разгрузку, все восемь ссыльных гномов окружили большой металлический контейнер с клюквой, который предстояло затолкать в вертолёт. Контейнер оказался настолько тяжёлым, что, едва оторвав от земли, его пришлось тут же опустить.
      — Что там ещё случилось? — недовольно крикнул сержант.
      — Никак не можем поднять, начальник, — пожаловался Тефтель. — Неделя была дождливая, клюквы — невпроворот.
      — Ах, чтоб вас… — выругался сержант.
      По инструкции никто не имел права покидать машину и даже отстёгивать страховочные ремни. Но он уже нарушил инструкцию тем, что начал разгрузку в отсутствие старшего надзирателя. А первое нарушение почти всегда тянет за собой и второе.
      — Ладно, так и быть, поможем доходягам. Быстро, быстро, ребята, взялись вместе, — поторопил он троих рядовых полицейских со стеклянными глазами, которые безоговорочно выполняли команды старшего по званию.
      Рядовые отстегнулись, спрыгнули на покрытую мхом каменистую площадку и вместе с сержантом взялись за рукоятки контейнера.
      — Три — четыре — взяли!..
      Но в тот момент, когда груз должен был оторваться от земли, ссыльные гномы вдруг отступили назад, и усилия крякнувших от натуги полицейских оказались тщетными.
      Не успели они удивиться нахальству разыгранной над ними шутки, как их шеи захлестнули тонкие удавки, а руки защелкнули их собственные наручники.
      Обезоружив пристёгнутых к контейнеру полицейских, злоумышленники один за другим запрыгнули в вертолёт. И одновременно сидевший в кабине пилот почувствовал у себя на затылке дуло автомата.
      — До города, живо, — прошипел кто-то за его спиной, и беднягу обдало таким крепким чесночным запахом, что ему чуть не стало дурно.
      Пилот задёргал рычажки, мотор зарокотал, и машина плавно поднялась в воздух. Взлётная площадка с четырьмя разинувшими рты полицейскими становилась меньше, меньше и вскоре совсем скрылась за верхушками сосен.
      В эту минуту по восстановленным проводам связи в поселок летела срочная депеша: «Старшему надзирателю Пфиглю. Совершенно секретно. Временно поступаете в подчинение лейтенанту секретной полиции Риглю (агент „Тихоня“). Л-ту Риглю немедленно изолировать заговорщиков и дожидаться прибытия специальной комиссии. Тайный министр Фокс».
      Телеграфная лента ползла на пол, Пфигль беззаботно храпел на своей продавленной лежанке.

Посадка на Луну. Следы катастрофы. — Недостойное поведение профессора Злючкина. — Дисциплина даёт трещину. — Настоящий текст радиограммы

      Ракеты «СОВА» и «ЗиЛ» приближались к Луне.
      Вскоре после старта, когда первая ракета набрала необходимую для полёта скорость, её экипаж собрался в смотровой кабине. Вызванные ускорением перегрузки прекратились, и теперь космонавты свободно парили в невесомости. Робота «Дружка», не приспособленного к подобным упражнениям, в целях безопасности оставили сидеть пристёгнутым к креслу.
      Путешественники зависли у огромных иллюминаторов, разглядывая подёрнутую дымкой облаков Землю, всё ещё далекую Луну и звёзды, которые в безвоздушном пространстве гораздо ярче и отчетливей.
      Переволновавшись перед стартом, путешественники теперь зевали и хлопали глазами. Студент, собиравшийся хорошенько отругать Пухляка, махнул на это дело рукой и предложил всем до прибытия на Луну поспать. Лететь предстояло не меньше десяти часов, поэтому участники экспедиции охотно пристегнулись к своим креслам и моментально заснули.
      В смотровой кабине осталась только Клюковка. Она впервые оказалась в космическом пространстве; глаза у неё горели, ни о каком сне она, конечно, не могла и думать. К тому же последние несколько дней и ночей она провела в ракете и, обосновавшись здесь хорошенько, соблюдала нормальный режим сна и бодрствования.
      За несколько часов до посадки Взломщик и Шестерёнка заняли свои места в пилотской кабине, остальные же вновь слетелись в смотровую. Теперь Луна занимала полнеба, были отчётливо видны горы, цирки и кратеры на её поверхности. Планета Земля, напротив, уменьшилась до размера зонтика.
      — Скажите, коллега, — обратилась Огонёк к Студенту, — как вы теперь, находясь в космосе и невесомости, разбираете, где верх, а где низ? Или же эти понятия вообще теряют всякий смысл?
      — В некотором смысле, конечно, теряют, — согласился Студент. Его серьёзная мина не очень-то вязалась с задранными кверху ногами; он протирал очки и не мог ухватиться ни за один из поручней, которые были во множестве закреплены вдоль стен. — До тех пор, пока мы не приблизились достаточно к цели нашего назначения, то есть к поверхности Луны, можете условно считать верхом нос нашей ракеты.
      — А низом — хвост, — авторитетно прибавил оказавшийся рядом Карлуша.
      Поскольку Огонёк находилась в космосе впервые, Карлуша считал её кем-то вроде салаги. А сам он был, конечно, старым морским волком.
      — Благодарю вас за разъяснения… коллеги, — выразила Клюковка свою признательность обоим.
      После обеда Студент велел всем надеть космические скафандры. Ракета вскоре должна была прилуниться, и, хотя её программа гарантировала мягкую посадку, всё-таки стоило подстраховаться на случай частичной или полной разгерметизации. Сидевшие за пультом Взломщик и Шестерёнка держали руки на кнопках и в любое время могли принять управление на себя.
      Вот на одном из экранов поверхность Луны стала медленно закатываться вниз и вскоре, мелькнув горизонтом, провалилась в космическую тьму. В то же время на другом экране, передающем изображение с хвоста, выплыла та же самая поверхность, но уже заметно ближе, чем раньше. Глухо зафыркали включившиеся двигатели торможения. Ракета сделала полный разворот.
      Место для посадки было выбрано то же самое, что и во время предыдущих полётов, — недалеко от входа в большую ледяную пещеру. Здесь имелась удобная площадка, достаточно плотный грунт и вполне изученный окружающий рельеф.
      — Ого! — заметил Взломщик. — Кажется, здесь что-то такое стряслось. Неужели потерпел катастрофу космический корабль?
      И действительно, по мере снижения на площадке и далеко вокруг стали заметны искорёженные куски металла, а на грунте чернели пятна сажи от сгоревшего топлива.
      — Смотрите, смотрите! — воскликнул Студент. — Видите верхушку от ракеты — там, левее?.. Это пилотская кабина; в случае опасности она отстреливается от корпуса катапультой. Если кабина вовремя отстрелялась, значит, экипаж не пострадал.
      В этот момент ракета плавно опустилась на площадку, приняв вертикальное положение, прибор невесомости отключился, и все пассажиры, охнув, провалились в кресла под собственным весом.
      — Ну вот, братцы, — сказал Карлуша. — С прибытием.
      Первым делом было необходимо выяснить, не остался ли кто-нибудь из потерпевших на поверхности Луны, и в случае необходимости оказать помощь пострадавшим. На поиски отправились Взломщик, Шестерёнка и Глюк. Оставшиеся собрались в смотровой кабине и стали наблюдать за их действиями через иллюминаторы.
      — Ого, здесь сгорела не меньше чем трёхступенчатая ракета, — говорил Взломщик, разглядывая попадавшиеся на пути обломки. — Похоже, что загорелась прямо на старте из-за неполадки в двигателе.
      Переходя от обломка к обломку, группа наконец приблизилась к отброшенной довольно далеко пилотской кабине. Дверца раскрыта настежь, внутри — никого.
      У всех вырвался вздох облегчения.
      — Картина ясная, — сказал Взломщик. — Лунатики построили свою ракету, но она взорвалась на старте. Хорошо ещё, что экипаж вовремя катапультировался. Непонятно только, куда они собирались лететь и почему сигналили об опасности.
      — «Если прилетят, не давайте им ничего», — вспомнила Огонёк слова Ослика из первой, принятой Звёздочкиным радиограммы. — Стало быть, они собирались лететь на Землю?
      — Возможно, — согласился Студент, — и, похоже, что они спешили…
      — Смотрите, — послышался голос Взломщика, — здесь стояла герметическая палатка со шлюзовой камерой.
      Действительно, на краю площадки лежала распластанная, как сдувшийся воздушный шар, космическая палатка.
      Внутри обнаружились пустые кислородные баллоны, надувные матрасы и ёмкости из-под воды и продовольствия.
      — Возвращайтесь, — распорядился Студент. — Здесь осталось только одно место, где что-то ещё может разъясниться.
      Но в это время прилунилась ракета «ЗиЛ», отстававшая, согласно плану, на два часа. Задира и Липучка сообщили, что полёт прошёл нормально и все отлично чувствовали себя в невесомости.
      Они не стали рассказывать о неприятной цене, случившейся перед самым стартом. Профессор Злючкин, увидев, как завинчиваются изнутри запоры дверцы люка, неожиданно впал в буйную истерику и попытался вырваться наружу. Он кричал, рыдал, умолял, царапался и кусался. Пришлось вкатить ему двойную дозу успокоительного, после чего он обмяк, позволил засунуть себя в скафандр и пристегнуть к креслу.
      Всё время перелета он проспал с улыбкой на лице, так и не увидев из космоса Земли, Луны и звёзд.
      Проснувшись от лёгкого толчка во время прилунения, он сказал «извините» и присоединился к остальным как ни в чём не бывало. Если же впоследствии ему при случае напоминали о его недостойном поведении, он только недоуменно вскидывал брови и восклицал: «Не понимаю, о чём вы говорите?»
      Устыдившись всё-таки в глубине души собственной слабости и вспомнив о тысячах телезрителях, следивших за ходом экспедиции, Злючкин выразил решительное намерение сдержать данное на Земле обещание и совершить выход на поверхность Луны. Не голым, конечно, а в полном полагающемся для такого случая комплекте обмундирования.
      Это его намерение полностью противоречило изначальному плану экспедиции, согласно которому экипаж наблюдателей совсем не должен был покидать ракету без крайней на то необходимости. Однако, опасаясь какой-нибудь новой опасной выходки или провокации со стороны вздорного профессора, командир корабля Ярило согласился выпустить его под собственную ответственность. Заявив, однако, что отправляется сам вместе с ним и будет всё время неотступно находиться рядом.
      Услышав такое, Задира и Липучка совершенно растерялись: сам командир в первые же минуты пребывания на Луне собирался грубо нарушить строго оговорённые правила. Они связались со Студентом и потребовали, чтобы тот решительно вмешался в происходящее.
      Студент попытался образумить и пристыдить академика Ярилу, но тот мягко возражал:
      — Извините, уважаемый коллега, но не я был председателем отборочной комиссии и не я включал господина Злючкина в состав экспедиции. А поскольку я не имею права посадить этого господина на цепь, то вынужден по крайней мере держать его под личным контролем. Огромное вам спасибо за великолепно проведенную работу по подбору экипажа.
      Студент прикусил губу. Он никак не ожидал, что со стороны экипажа наблюдателей, которые должны были только-то и делать, что наблюдать и слушать, возможны какие-то неожиданные фортели. По правде говоря, этот экипаж носил в большей степени декоративный, показательно-представительский характер; при подборе кандидатов Студент особенно не задумывался о деловых качествах всех этих теоретиков, журналистов и писателей. Теперь он, конечно, сожалел, что отнесся к делу столь легкомысленно, и о том, что назначил командиром корабля Ярилу, а не более подходящего для этой роли Звёздочкина. Короче говоря, ерунда начиналась сразу.
      А Злючкин в это время настойчиво и требовательно говорил что-то такое о вверенной ему тысячами сограждан великой космической миссии.
      — Ладно, — сказал Студент, чувствуя свою ответственность за происходящее. — Пойдёте сейчас с нами. Но только это в первый и последний раз. Обещайте, что больше не покинете ракету до моего особого распоряжения.
      Ярило и Злючкин легко согласились.
      В своем собственном экипаже у Студента начались трудности ещё до начала полета, и первая такая трудность называлась Пухляк, а вторая — Карлуша. Первый, оказавшись в ракете, впал в оцепенение; второй, напротив, проявлял излишнюю активность где нужно и где не нужно. И теперь Карлуша, по примеру Злючкина и Ярилы, требовал, чтобы его тоже выпустили из ракеты. Он понимал, что Ослик должен был оставить здесь какое-то сообщение, а потому твёрдо намеревался отправиться на поиски такового. Пока Студент смотрел на него в растерянности, не находя слов от возмущения, Огонёк сказала, что Пухляку тоже невредно прогуляться, а то он совсем раскис и как бы не пришлось из-за него лететь обратно.
      После этого Студент махнул на всё рукой.
      Вскоре за ним и Клюковкой к видневшейся за развалинами антенне нестройной гурьбой зевак-экскурсантов потянулись Ярило, Злючкин, Карлуша и машинально перебиравший ногами, равнодушный ко всему Пухляк.
      Вскоре они остановились у входа в маленькую пещеру.
      — Понятно… — сказал Студент, разглядев тщательно, но явно вручную отрихтованную тарелку-антенну. — Теперь ясно, почему до Земли доходила манная каша вместо сигнала. По всей видимости, антенну накрыло обломками во время взрыва, а потом её пытались отремонтировать.
      Внутренность маленькой пещеры осветилась лучами фонариков, и путешественники обступили радиостанцию. В ней продолжала медленно ползти закольцованная магнитофонная лента с посланием к землянам.
      Студент взял болтающийся штекер выхода и вставил в гнездо своего шлемофона. Находившиеся рядом и все те, кто остался в ракетах, услышали наконец полный текст тревожной радиограммы:
      «Я Луна! Я Луна! Вызываю Космический городок! Лунные гномы просят у землян помощи и защиты! Шайка денежных мешков во главе с провозгласившим себя верховным правителем самозванцем держит население в состоянии гипноза! Мы не знаем, откуда исходит вредоносная сила, и вскоре сами попадем под её влияние. Найдите от неё защиту и спасите населяющих подлунный мир гномов! Торопитесь, или все погибнут, окончательно потеряв рассудок!»

Сообщение Квантика. — Дело всё больше запутывается. — Дисциплина рушится окончательно и бесповоротно

      Так вот как на самом деле звучала таинственная радиограмма, вызвавшая столько споров и догадок на Земле! Потрясённые услышанным, все молчали.
      — Хе-хе, — тихонечко хмыкнул Ярило, покосившись на своего оппонента. Значит, вы говорите, коллега, что космический агрессор требует денежных мешков? Хе-хе…
      — Что вы такое несетПРФФе, академик, какой ещё агрессор! — взорвался Злючкин. — Вы отдаетПРФФе себе отчёт, где находитесь? Или на вашу ослиную голову впору надетьПРФФ хомут, а не космический скафандр?.. Интересно, какому идиоту пришло в ослиную голову братьПРФФ в космос необразованных хамов, ещё неизвестПРФФно, какими интригами приобретших…
      Злючкин хотел сказать «академические звания», но Студент его перебил:
      — Помолчите, пожалуйста. Смотрите, здесь есть ещё какая-то кассета.
      Он вынул из магнитофона запись послания и вставил другую кассету, положенную рядом, на видное место. Послышался голос того же самого гнома, но теперь этот голос казался усталым и ослабшим, хотя гном старался читать текст как можно более твердо:
      «Говорит Квантик, ученый-физик, конструктор взорвавшейся ракеты и бывший командир неудавшейся экспедиции на планету Большая Земля. Если вы сейчас меня слышите, значит, наше послание достигло цели и вы прилетели на помощь.
      Месяц назад трёхступенчатая ракета, оснащённая последним на Луне действующим прибором невесомости, с тринадцатью гномами на борту, потерпела аварию во время старта. Экипаж катапультировался, но здесь нас поджидала страшная и неразрешимая загадка: всего за несколько часов подлунный мир переменился настолько, что мы сочли для себя невозможным туда вернуться. Вообразите такое: самый обыкновенный богач, денежный мешок по имени Пупс каким-то непостижимым образом возымел безграничную власть над гномами, которые даже не пытаются сопротивляться произволу. Так и не сумев разобраться в происходящем, мы вынуждены сейчас спрыгнуть вниз с парашютами, как уже сделали раньше десять наших товарищей. Я, мой помощник обер-атаман Пшигль и космический строитель господин Ослик держались до последней капли воды и до последнего баллона с воздухом. Вот уже четвёртый день, как у нас иссякли продукты питания; несколько часов отделяют нас от последнего вдоха. Спрыгнув вниз, мы попытаемся добраться до Научного городка и находиться там, сохраняя, сколько возможно, инкогнито. Но возможно, что внизу мы сразу попадём под действие неведомой нам гипнотической силы и потеряем над собою контроль. Не пытайтесь выйти с кем-либо на связь: все попытки выхода в радиоэфир глушатся специальными установками. Остаётся надеяться, что удача будет к вам благосклонна. Будьте осторожны и берегите себя».
      Послышался шелест сворачиваемой бумажки с текстом, а затем каждый из трех присутствовавших сам назвал себя:
      — Командир несуществующего космического корабля, доктор физических наук Квантик.
      — Его помощник, обер-атаман Пшигль, — наклонился к микрофону гном с хрипловатым голосом.
      — А это я, Ослик, просто неудачник и недотепа…
      При звуке этого голоса у Карлуши из глаз брызнули слёзы.
      — Дело всё больше запутывается, — сказал Студент. — Но если мы не можем выйти на связь с лунатиками, давайте хотя бы послушаем, что делается у них в эфире.
      Он стал шарить по шкале ручной настройки, и вскоре в эфире послышался хорошо поставленный голос диктора:
      «…А теперь вести с полей. Рекордный урожай ананасов собрали труженики оранжереи в поселке Южный, где старшим надзирателем служит господин Хныгль. Теперь ароматные плоды поступят в переработку на комбинаты питания, после чего наши гномы смогут насладиться консервированными соками, повидлами, компотами…»
      Пока вроде бы ничего не настораживало. Студент покрутил ручку настройки:
      «…благодаря неусыпному труду и заботе нашего дорогого и мудрого руководителя его сиятельства господина Пупса. Его неустанные хлопоты о процветании и счастье гномов…»
      Студент хмыкнул и снова покрутил ручку настройки. На этот раз он поймал волну телевидения:
      «…И о погоде. На Крайнем Севере, в районе полуострова Клушка, нынешней ночью пронёсся сильнейший ураган. Стихия вырвала с корнем десятки деревьев и повредила линии передачи. Однако, благодаря незамедлительному вмешательству Верховного Правителя господина Пупса, стихия к утру улеглась и оборванные линии были восстановлены. На остальной территории материка погода умеренно прохладная, моросящий дождик, туман. А теперь, дорогие телезрители, вспомните о ваших главных обязанностях и до того, как посмотреть весёлый кинофильм, внимательно перечтите свою должностную инструкцию. Всё ли вы сегодня сделали согласно пунктам этой тщательно разработанной специально для вас инструкции? Не следует ли вам завтра же утром или прямо сейчас пойти к вашему непосредственному начальнику или в ближайший полицейский участок и честно признаться в своей оплошности? Ничего не бойтесь, вас не накажут. Вам только дадут возможность исправиться, чтобы вы опять смогли честно работать, не пряча глаз от своих товарищей и гордясь своей принадлежностью к нашему гуманнейшему и справедливейшему сообществу свободных гномов, возглавляемому мудрейшим и справедливейшим господином Пупсом. Думаете ли вы перед каждым приёмом пищи и перед сном о здоровье его сиятельства, неусыпно заботящегося о вашем личном благе, равно как о счастье и процветании всех…»
      Студент топнул ногой и щёлкнул выключателем:
      — Да что это такое, в конце концов! Кто это такой — его сиятельство? Что это за Пупс ещё такой, выискался, которого все слушаются?!
      В это время профессор Злючкин, который плохо понимал происходящее, а потому потерял к нему всякий интерес, затеял шумную перепалку с академиком Ярилой. Их торопливо оттеснили в глубину пещеры и велели переключить рации в режим двустороннего диалога. Ярило отказывался и требовал, чтобы совсем отключили от связи одного Злючкина. От такой наглости последний потерял дар речи и с силой толкнул своего оппонента в грудь. Впрочем, он тут же опомнился и сказал «извините». Но было поздно: Ярило оступился, взмахнул руками и с криком «Ах!» провалился в сквозную расщелину. В последнее мгновение он ухватил Злючкина за болтающийся на его поясе альпеншток, и Злючкин с отрывистым возгласом «Что?!» провалился следом, хватаясь за Пухляка. Пухляк потянул за собой Карлушу, тот хватил рукой воздух… И все четверо, голося каждый на свой лад, посыпались вниз.
      Студент и Огонёк подбежали к краю расщелины и, держась друг за дружку, заглянули внутрь. Внизу, в самой глубине, слабо мерцала полоска света. Студент отступил и в ужасе обхватил руками гермошлем.

Правитель и его Тайный министр. — Банда Ханаконды начинает действовать. — Дом, принадлежащий господину Еноту

      — Итак, господин Фокс, — пропел своим медовым голоском господин Пупс, недобро поглядывая на своего Тайного министра. — Итак, вы допустили побег опаснейших преступников.
      Фокс молчал, понимая, что оправдания и объяснения могут лишь только ещё больше раздражить его сиятельство.
      — Вы злоупотребили, да! Злоупотребили моим почти безграничным доверием к вам. Разве я не освободил вас от какого бы то ни было контроля и надзора с моей стороны? Разве я не предоставил вам невиданные доселе, беспрецедентные полномочия? И к чему же это привело, господин Фокс?
      Тайный министр молчал, опустив голову.
      — Вы молчите! Хорошо, я скажу сам: из неприступной, как вы меня уверяли, надежно отдаленной от цивилизации местности на самом краю земли сбежали трое опаснейших, трое самых опасных преступника! Бежали с удобством и комфортом, в мягких сиденьях вертолёта, не опасаясь погони и нагло посмеиваясь над нами. Я так и вижу их самодовольные рожи, как они ухмыляются и говорят: «Если этих лопухов (а это нас с вами, господин Фокс), если этих лопухов ничего не стоило обвести вокруг пальца на болоте, то на свободе мы заставим их лизать себе пятки!» Так они говорят, господин Фокс?
      Тайный министр молчал.
      — А я знаю, что именно так они и говорят. И заставят, дорогой мой, непременно заставят, если меня будут окружать недальновидные, да-да! недальновидные гномы! При всём моем уважении к вашим способностям я вынужден сказать вам именно это.
      Фокс молчал, опустив голову.
      Пупс ещё немного походил взад-вперёд по кабинету, раздувая ноздри, что являлось у него признаком чрезвычайного возбуждения, уселся наконец в кресло и произнес устало:
      — Итак, они знают тайну порошка и они на свободе. Что вы намерены делать, Тайный министр?
      Фокс поднял голову:
      — Агент Тихоня все ещё с ними. Как только он сумеет выйти на связь, мы их возьмём.
      — Мне хочется верить, что так оно и будет. Вы свободны.
      Фокс поклонился и вышел.
      Агент Тихоня находился в растерянности и страхе.
      В первые же часы пребывания на свободе банда успела обезоружить нескольких полицейских и совершить налёт на магазин местного спецраспределителя. Уложив на пол охранников и оглушив их разрядами электрических дубинок, налётчики, не отходя от прилавка, набросились на еду, разрывая куски руками, набивая рот и хрипя. В течение долгих мучительных недель ссылки на комарином болоте каждую ночь им снились жирные борщи, свежая булка, намазанная сливочным маслом, и какао пополам со сгущённым молоком.
      Тихоня тоже делал вид, что изголодался, хотя и там, на болоте, имел возможность питаться вполне прилично, получая вместе с Пфиглем свою долю «чистых» продуктов. Последние, столь стремительно и неуправляемо развивающиеся события совсем лишили его аппетита.
      При этом он не имел ни малейшей возможности связаться с Фоксом. Шайка постоянно держалась в единой связке, Ханаконда никому не доверял и пристально следил за каждым.
      Набив сумки продуктами, бандиты сломали дверь, ведущую в один из подвалов нежилого дома, и расположились там для ночлега.
      — Кролл, Мига, — устало сказал Ханаконда, устраиваясь на расстеленном поверх горячих труб ватнике, — снимите ботинки.
      Мига и Кролл послушно опустились на колени, расшнуровали и сняли с шефа ботинки, поставили их сушиться.
      — Завтра отправимся в Давилон, самолетом, поняли?
      — Почему в Давилон, шеф? — испуганно возразил Хорёк. — Мы в розыске. Лучше бы нам отсидеться здесь недельку-другую.
      — Молчать, — лениво ответил Ханаконда. — Скоро я сам буду объявлять розыск всякой сволочи. Вы — мелкие пакостники, а я — ваш император. Император всех на Луне гномов… Нет, пожалуй, не только на Луне… И на этой… на Большой Земле тоже. Дойдет очередь и до них, дайте только здесь навести порядок… Новый порядок…
      И разбойники все разом захрапели, не в силах бороться со сном, который буквально сковывал их после всех волнений и долгожданного обжорства.
      Утром шеф отправил Хорька и Губошлёпа за новой одеждой и авиабилетами. Тихоня тоже вызвался пойти, но шеф всё ещё относился к новичку с недоверием, присматриваясь к нему и принюхиваясь. Запах, исходивший от этого гнома, был каким-то особенным, не похожим на тот, который исходил от него самого и его ближайшего окружения. От них пахло болотом, по'том и давно не стиранным бельём. Но в особенности — чесноком, острый дух которого въелся в них, казалось, уже навсегда. А новенький не пахнул вообще ничем, и это казалось Ханаконде особенно подозрительным.
      Никто из пассажиров авиарейса Клушка — Давилон не привлёк внимания полиции и снующих повсюду секретных агентов. Богачи, коммивояжеры, туристы всё было как обычно. В розыске находились, судя по разосланным фотографиям, семь или восемь одетых в грязные телогрейки гномов с неприязненными, озлобленными лицами. Никого хоть чуть-чуть похожего не было в холёных, респектабельных пассажирах лайнера.
      И только очень наблюдательный гном смог бы отличить здесь кое-кого от других. Это были трое «новых богачей» в пёстрых цилиндрах, занявших места в бизнес-классе; два коммивояжёра в приличных костюмах и тёмных очках, расположившихся классом пониже; а также ещё трое пёстро разодетых туристов в общем салоне.
      Кое-что определённо выделяло этих гномов среди прочих. Хотя бы то, что их ближайшие соседи то и дело принюхивались, тревожно поводя носами, в их сторону. Виною тому был, конечно, запах чеснока, насквозь пропитавшего организмы этих пассажиров. Вытравить его не могла ни новая одежда, ни усиленное питание, ни щедро омытые одеколоном ноги и подмышки.
      После посадки в давилонском аэропорту вонючие гнома заняли два автомобиля такси и поехали в один из малонаселённых пригородов, где находился купленный когда-то Ханакондой и не проходивший ни по каким документам участок. За огороженным высоким забором домом присматривал сторож, содержание которому было выплачено на год вперёд.
      — Какая радость, господин Енот, наконец-то вы прибыли! — воскликнул сторож, улыбаясь от уха до уха и низко кланяясь хозяину. — Какая радость снова вас видеть, господин Енот! Вы только посмотрите: вокруг чистота и порядок! Честное слово, господин Енот, вы не пожалеете, что наняли такого гнома, как я, честное слово… И ваши письменные инструкции мне очень помогли — ведь государство, слава Правителю, требует теперь от нас всё делать по инструкциям, а мне только лучше от этого, ведь правда, господин Енот?..
      — Какой ещё Енот? — зашептал Губошлёп. — Что он такое говорит, шеф?
      — Молчи, — прошипел Ханаконда и обратился к сторожу: — Хорошо, хорошо, Фикс. Вот тебе двадцать фертингов, ступай и купи себе чего-нибудь. Я и мои гости сами управимся в доме.
      Рассыпавшись в благодарностях, совершенно счастливый сторож поплёлся в свою хибарку, сколоченную на самом краю участка.
      — Как немного нужно для счастья нынешним гномам… — задумчиво проговорил Ханаконда, глядя ему вслед.
      Он набрал код замка, двери отворились, и семеро беглецов вместе со своим главарём вошли в дом. Осмотрев все комнаты, они расположились в богато убранной, но основательно запылившейся гостиной.
      Растопив камин и закусив извлечённой из сумок чистой провизией, бандиты развалились в креслах и на диванах и включили телевизор. Передавали вечерний выпуск новостей, в котором сообщали о появлении в лесах обезьяноподобного гнома и о розыске беглых преступников.
      — Послушайте, шеф, — забеспокоился Губошлёп, — тут всем показывают наши рожи, а ведь мы здорово нарисовались — и в самолёте, и в такси. И этот сторож тоже нас видел…
      — Не шебурши, Губошлёп, — лениво отмахнулся Ханаконда. — Если бы мы были хоть чуточку похожи на этих чумазых ротозеев, нас взяли бы ещё на Клушке, в аэропорту.
      — А Тихоня у них на фотке какой-то смазанный, — подозрительно заметил Хорёк. — Совсем не узнать гнома. Эй, Тихоня, ты почему так плохо получился?
      — А я почем знаю? — огрызнулся Тихоня. — Я, что ли, фотограф?
      Телефон в доме не работал ввиду длительного отсутствия хозяев, поэтому связаться с Фоксом всё ещё не представлялось возможным. Тихоня решил, что этой ночью, когда все будут спать, он незаметно выберется из дома, вызовет из ближайшего автомата группу захвата, и тогда к рассвету дом будет окружен сотней вооруженных до зубов полицейских…
      — О чем задумался, Тихоня? — окликнул его вдруг Ханаконда.
      Тихоня вздрогнул и поспешно ответил:
      — Нет, нет, ничего, шеф, просто слушаю, как там читают инструкции для всех гномов. Ловко это они придумали, да?
      — Инструкции, инструкции… — зашептал про себя Ханаконда, о чём-то вдруг догадавшись. — Сторож тоже говорит, что всё делается по инструкциям. Откуда же берутся эти инструкции?
      — Понятное дело, Пупс их сочиняет вместе со своими холуями, — проворчал Жмурик.
      — Их в новостях дикторы читают, — добавил Тефтель.
      — Нет, дикторы читают не инструкции, а установки, — поправил его Жмурик. — Чтобы власть уважали.
      Ханаконда резко поднялся и прошелся по гостиной, звонко хрустя суставами длинных пальцев.
      — Значит, говорите, — сказал он, — чтобы власть уважали?
      Жмурик и Тефтель растерянно кивнули.
      — Теперь я знаю, что делать.
      Ханаконда снова уселся в кресло и резким движением открыл баночку лимонада. Отхлебнув глоток, он обвел своими мутными и страшными глазами всех присутствовавших.
      — Пупсу хана, — сказал он. — И всем его министрам хана. Через неделю… Нет, с завтрашнего дня — новый порядок.
      — Что вы ещё задумали, шеф? — поинтересовался Тефтель.
      Ханаконда смял опустевшую баночку и бросил в камин. Резко поднялся, заходил по гостиной и заговорил:
      — Прорвёмся на телевидение. Дадим в эфир новые установки. Пупса нет, будто и не было, — на болото вместе с его министрами. Никаких вертолётов, никаких надзирателей, полная изоляция, пускай там сгниют заживо. Верховный Правитель — Ханаконда. Жмурик и Тефтель — главные министры. Хорёк начальник полиции, Губошлёп — начальник юстиции. Вы трое — отвечаете за телебашню: муха не должна пролететь к передатчику. Как только башня с антенной будет в наших руках — Пупсу хана.
      Это звучало убедительно.

Как из восьмерых участников банды трое хотели сдать своего главаря. — Тайный агент Тихоня болтается в петле и кричит

      Когда поздней ночью все наконец уснули, Мига и Кролл ещё долго шептались, лёжа в своих кроватях. Пока они жили на болоте, комары и боли в желудке не давали им ни на минуту спокойно сосредоточиться, и все это заметно отразилось на их психике и умственных способностях. Двое когда-то хитрых и ловких мошенников превратились в туповатых и безвольных ротозеев, способных только по-собачьи служить своему жестокому хозяину.
      Но вот нормальные условия жизни и качественное питание отчасти прояснили их сознание, и они сразу стали думать о том, как им наконец выбраться из этого ужасного водоворота ошибок, в который они попали по своей вине и который затягивал их с каждым днем всё глубже и глубже…
      — Как ты думаешь, Мига, что будет, если нас опять поймают? — спросил Кролл.
      — Теперь уже не знаю. Только скорее всего, что на болото уже не отправят. Болото теперь для нас санаторий.
      Кролл заворочался в кровати, закряхтел и заохал. Ему представился сырой подвал, кишащий пауками и крысами, и звенящие кандалы.
      — Послушай, Мига, а что если нам отсюда сбежать, пока не поздно? На телецентр не пробьёмся, схватят нас там, как пить дать схватят.
      — Куда бежать, если наши рожи повсюду развешаны…
      — А бороды наклеить? Уедем куда-нибудь в глушь, откроем свое дело…
      — Где ж ты такую глушь найдешь? Гнома везде живут. А чем глуше места, тем больше к новичкам присматриваются. На другой же день расколют, помяни мое слово, будь ты хоть в бороде, хоть в чешуе.
      — Да, плохо дело. Знаешь, Мига, не на тех мы всё-таки поставили. Зря мы тогда Фокса послушали, ой зря… Сам он теперь на Пупса работает, большой, говорят, стал гном.
      — А ты вообще-то знаешь, кем он работает?
      — Нет, не знаю.
      — Ну так держись, не упади с кровати. Он сейчас Тайный министр, по его приказу нас теперь и ловят.
      — Да что ты говоришь! Не может быть!
      — Вот тебе и не может быть… Слушай, Кролл! — Мига вдруг приподнялся на локте и зашептал возбуждённо: — А если мы ему сдадим Ханаконду? Сбежим отсюда и позвоним по телефону. Вытащит нас Фокс, вот увидишь, вытащит, в обиду не даст!
      Кролл разинул рот и сел на кровати. Оба тихонечко встали, оделись и на цыпочках вышли в коридор.
      В кромешной тьме, шурша по стенкам руками, они добрались до кухни, где была дверь, ведущая на задний двор.
      Задрав голову, как слепой, и вытянув руки вперед, Мига стал наугад, шаг за шагом, приближаться к двери. Вдруг он почувствовал, как кончики его пальцев упёрлись в кончики пальцев другого гнома. Полагая, что Кролл обогнал его и теперь кружит в темноте, Мига сделал ещё шаг навстречу и ощупал лицо, которое показалось ему всё-таки несколько меньше того лица, какое должно было быть у Кролла. В то же время руки гнома быстро ощупали его собственное лицо.
      — Полегче ты со своими лапами, — зашептал Мига. — Поворачивай обратно.
      — Не понял? — послышался голос Кролла у него за спиной.
      Мига вскрикнул и отдернул руки. Незнакомец тоже вскрикнул и отдернул руки. Мига стремительно отскочил и налетел на пирамиду тазов и кастрюль, которые загремели по каменному полу так, что все трое едва не оглохли.
      Началась бессмысленная беготня, возня и драка, во время которой каждый был за себя и каждый пытался найти выход, с опрокидыванием всего, что только можно было сдвинуть с места.
      Когда вспыхнул свет и на пороге возникли перепуганные Хорёк и Губошлёп с ружьями на изготовку, им представилась следующая картина: Мига яростно душил за горло распластавшегося на полу Кролла, а ещё один гном сидел в сторонке с кастрюлей, нахлобученной на голову до самых плеч.
      Хорёк осторожно приблизился и дулом ружья постучал по железу. Гном зашевелился, стащил с себя кастрюлю и, щуря от света глаза, очумело посмотрел перед собой. Это был Тихоня, оглушённый до беспамятства во время беспорядочной драки.
      Обидная накладка произошла из-за того, что хитрый и предусмотрительный Ханаконда перед тем, как лечь спать, сам осмотрел весь дом, проверил окна и повесил замок на заднюю дверь. Он не верил ни своим, ни чужим, и, как некоторые сумели убедиться, правильно делал.
      Появившись на кухне, Тихоня нащупал замок, понял, что выйти из дома ему не удастся, и двинулся обратно, выставив в темноте перед собой руки. В этот самый момент ему навстречу двигались двое других известных участников событий. Что было дальше, мы знаем.
      Тихоню, Мигу и Кролла привязали к стульям и учинили им жестокий допрос.
      Подозреваемые в измене объясняли свое поведение по-разному, и все одинаково неубедительно. Тихоня, например, утверждал, что он вышел на кухню, чтобы попить водички, но тут его неожиданно ударили сзади по голове.
      На вопрос, почему он был полностью одет и почему не включил на кухне свет, а предпочитал шарить в темноте, Тихоня не смог дать вразумительного ответа.
      Мига заявил, что они с Кроллом вышли потому, что услышали, как там кто-то ходит. Предположив, что в дом забрались воры, они без колебаний отправились схватить их с поличным.
      На аналогичный вопрос по поводу одежды Мига и Кролл ответа не дали, но много плакали и жаловались на свою несчастную участь.
      Не поверив ни единому слову, Ханаконда велел стеречь всех троих до утра. «А потом мы решим, что с ними делать», — прибавил он многозначительно.
      Однако утром оказалось не до того: выяснилось, что «чистые» продукты закончились. Необходимо было срочно пополнить запасы.
      Налёт на спецраспределитель шеф поручил Тефтелю, Хорьку и Губошлёпу. Вскоре они вернулись гордые и довольные, сгибаясь под тяжестью набитых сумок. Преступников ещё искали в районе Клушки, поэтому охрана оказалась не на высоте.
      — Этим налётом мы себя раскрыли, — сказал Ханаконда за завтраком. Теперь придётся действовать ещё быстрее.
      — Мы были в масках, шеф, — заметил Губошлёп. — Нас признать никак не могли.
      — Не болтай, Губошлёп. Сейчас в стране нет других преступлений, кроме тех, которые совершаем мы. Телевидение захватим ближайшей ночью.
      На своем стуле замычал и заёрзал связанный Тихоня. Хорёк подошел к нему и выдернул скомканную тряпку изо рта. Отплевываясь и с трудом ворочая онемевшим языком, Тихоня проговорил:
      — Вы идиоты… Впятером вам не справиться. Полицейских там пруд пруди. Лучше развяжите меня, и поговорим спокойно. Или дайте хотя бы пожрать.
      — Дайте ему, — приказал Ханаконда. — Нет, нет, не этого. Купите чего-нибудь у сторожа. Под действием порошка гном не может говорить неправду, не так ли? А когда вы позавтракаете, мы и поговорим с вами начистоту, господин Тихоня, или как вас там ещё…
      Губошлёп сбегал к сторожу и вернулся с намазанным маслом куском булки. Ханаконда протянул этот кусок связанному:
      — Ешьте, господин умник, ведь вы сами этого хотели. Или вы всё-таки нас обманываете?
      — Хорошо. Развяжите мне руки.
      Шеф кивнул Хорьку, тот зашел за спинку стула и ослабил верёвки, оставаясь наготове. Тихоня высвободил руки и взял бутерброд. Искоса оглянулся, поднес бутерброд ко рту… но неожиданно, вместо того чтобы откусить, пришлепнул его к лицу Хорька. У того немедленно залепило глаза сливочным маслом.
      Тихоня ударил ногой в живот стоявшего ближе других Ханаконду, швырнул стул в застеклённое окно и сиганул «рыбкой» следом за стулом.
      Всё было проделано столь молниеносно, что брызги разбитого стекла ещё висели в воздухе.
      Но одновременно случилось нелепое и ужасное: правая нога тайного агента зацепилась за шнурок портьер, и он, беспомощно повиснув, забарахтался вниз головой над клумбами.
      На звук разбитого стекла выбежал сторож, и Тихоня начал кричать ему:
      — Бегите в полицию! Они здесь, здесь! Банда Ханаконды здесь! Они хотят захватить телевидение! Что же ты стоишь, беги в полицию!..
      Сторож сделал нерешительное движение в сторону ворот, потом обратно. Внутри у него происходила мучительная борьба — между здравым смыслом и полученными от хозяина инструкциями.
      — Взять сторожа, быстро, — приказал Ханаконда. — Обоих в подвал.
      Напоследок Тефтель ударил сторожа и Тихоню по голове резиновой дубинкой, и оба потеряли сознание.

Тайный министр почти готов признать свою некомпетентность. — Министру Пропаганды и Связи представляется возможность вступить в тайное общество

      — Говорите, Фокс, говорите, — мягко, но настойчиво предложил Пупс, прохаживаясь взад-вперед по кабинету. — На этот раз вы будете говорить, а я буду слушать. Сидеть! — прикрикнул он на Тайного министра, который сделал попытку подняться с кресла, в которое Пупс усадил его насильно.
      — Похоже, что они уже здесь, в Давилоне, ваше сиятельство. Последние двое суток мы прочёсывали пригороды Клушки, бросили туда все силы…
      — Похвальное усердие, господин Фокс, особенно если учесть, что интересующая нас компания преспокойно села в самолёт и вылетела в Давилон, не правда ли?
      — Увы, это так. В списках пассажиров вчерашнего дневного рейса восемь вымышленных имен. Это они, ваше сиятельство. Мы никак не ожидали от них такой дерзости.
      — Чего же вы от них ожидали? Слёз и раскаяния?
      — Мы предполагали, что они на время где-нибудь затаятся. Совершенно непонятно, почему они пошли на такой риск, приехав сюда.
      — А я думаю, на это все-таки были причины?
      — Я не решаюсь сказать вашему сиятельству… Возможно, они… возможно…
      — Говорите!
      — Возможно, они хотят расправиться с вами, ваше сиятельство?..
      Пупс вздрогнул.
      — Вы так полагаете? Что же, в таком случае я прикажу удвоить, нет, утроить мою личную охрану. Но может быть, для большей уверенности заменить также и нерадивого Тайного министра?
      — Я целиком во власти вашего сиятельства.
      — Я над этим подумаю. Идите работайте. И докладывайте мне о своих действиях через каждые два часа, понятно? Пригласите сюда министра Пропаганды и Связи, он дожидается в приёмной.
      Фокс вскочил с кресла, поклонился и поспешно вышел.
      Пупс уселся на его место, спиной к дверям, так чтобы его не было видно. Будучи довольно-таки яркой личностью, он питал слабость к театральным эффектам.
      Буравчик появился в кабинете и стал недоуменно оглядываться по сторонам, не понимая, куда мог подеваться хозяин.
      — Беда не приходит одна, — раздался вдруг страшный голос ниоткуда, кресло резко развернулось, и Пупс вскочил на ноги. — Прошу вас, присаживайтесь, господин Буравчик, — пропел он уже своим нормальным сладким голосом.
      — С вашего позволения я постою, ваше сиятельство.
      — Хорошо, как вам угодно. Итак, беда не приходит одна: локаторы показывают, что на поверхности Луны совершили посадку две ракеты.
      — Именно так, ваше сиятельство. Ракеты с Большой Земли; их начали отслеживать ещё с половины пути.
      — Как вы думаете, зачем они здесь?
      — Возможно, просто визит вежливости?
      — А если не так? А если они всё знают?
      — Как можно, ваше сиятельство, как они могут знать?
      Пупс вынул из ящика стола бумагу:
      — Вот объяснения господина Джулио о его последнем телефонном разговоре с Осликом, нашим гномом, осуществившим диверсию на ракете «Космических поставок». Этот Ослик ни с того ни с сего вдруг взбеленился и отказался с нами сотрудничать. Наверняка он сидел там, возле радиостанции, не сложа руки. Кажется, в прошлом этот Ослик был связан с земными гномами?
      — Возможно, это так. Но господин Джулио не подчиняется моему ведомству, будет лучше, если этим делом займется господин Фокс.
      — Речь идет не о вашем ведомстве, господин министр Связи, а о спасении нашего государства. Или вы специально хотите меня разозлить?
      — Простите, я все понял. Я уже думал об этом деле, и если ваше сиятельство позволит мне высказать своё мнение…
      — Позволяю.
      — Допустим, что это не простой визит вежливости, а нечто вроде межпланетной инспекции с целью грубого вмешательства в наши внутренние дела.
      Пупс удовлетворённо кивнул: министр Пропаганды, как всегда, великолепно выбирал выражения, придавая словам желательный оттенок.
      — Что же, — продолжал Буравчик, — в таком случае мы проявим всё возможное гостеприимство. Мы предоставим землянам лучшие апартаменты, прислугу и… наши лучшие угощения, — закончил Буравчик свою мысль, интонационно выделив последние три слова.
      — Ага! — воскликнул Пупс. — Я, кажется, вас понимаю!
      — За едой мы расскажем дорогим гостям о прекрасной жизни на нашей планете, мы проведём их по улицам, и они смогут сами расспросить наших граждан обо всём, и наши граждане с удовольствием поведают гостям о своей счастливой жизни. И земляне отправятся к себе домой, унося тёплые воспоминания о нашем гостеприимном и счастливом народе.
      — Браво, господин Буравчик. Вы — профессионал высокого класса. Но если они потребуют личной встречи с этим Осликом?
      — Хм… Надо полагать, что господин Ослик тоже вполне осчастливлен нашими продуктами…
      — А это надо ещё проверить, господин Буравчик, надо проверить. Займитесь этим лично, найдите этого гнома.
      — Но, ваше сиятельство, такие дела по ведомству господина Фокса…
      — Опять вы про ведомства! Господин Фокс озабочен сейчас ничуть не менее важными делами. И если я прошу именно вас взяться за это дело, значит, имею на то веские причины.
      — Простите, ваше сиятельство.
      — Идите и работайте.
      Буравчик сдержанно кивнул и вышел.
      — Гордец, но дело свое знает, — проворчал Пупс. — Если бы все министры так решали мои проблемы, цены бы не было моим министрам…
      Сбежав по ступенькам дворца, Буравчик уселся в сверхдлинный автомобиль и на минуту задумался.
      — Прикажете ехать в офис, господин министр? — спросил через переговорное устройство шофёр, отделенный от салона пуленепробиваемым стеклом.
      — Нет, — ответил Буравчик, мгновенно принявший решение. — В Научный городок.
      Шофёр в удивлении обернулся:
      — Вы один, без охраны?
      — Да, один.
      Буравчик прекрасно знал, что, хочет он того или нет, агенты секретной полиции невидимо следуют за ним повсюду, куда бы он ни направлялся. Это была обычная, установленная Фоксом практика охраны высших чинов. «Было время, когда я ездил туда и без шофёра», — сказал про себя министр, с улыбкой вспоминая о своих приключениях на карнизе.
      За истекший месяц Буравчик сильно переменился. Он уже не был похож на того вездесущего репортера, каким мы застали его в первой части нашего повествования. Теперь он должен был соответствовать своему высокому посту как своими манерами, так и внешним видом. Хотя в глубине души он, конечно, остался всё таким же смельчаком и искателем приключений, каким был и прежде. То, что происходило вокруг него, было ужасно и нелепо, он постоянно думал об этом, но не находил способа переменить что-то решительным образом.
      Буравчик решил начать поиски Ослика с Научного городка, потому что там находился центр подготовки космических строителей. Туда могли вернуться спрыгнувшие с внешней оболочки и пропавшие бесследно Ослик, Квантик и обер-атаман Пшигль.
      «Если они вообще вернулись, — подумал Буравчик. — Ведь эти трое могли дождаться помощи с Большой Земли, и в этом случае положение бы серьезно осложнилось: задурить мозги землянам было бы уже значительно труднее…»
      Все остальные космические строители, за исключением пропавшего без вести Росомахи, давно вернулись к нормальной жизни и трудились на своих рабочих местах. Росомаха же пропал ещё до начала первого распыления порошка и потому мог успеть поменять имя и раствориться среди населения какого-нибудь крупного города…
      Буравчика вывели из задумчивости показавшиеся впереди знакомые ворота и ограда Научного городка. Его цепкий взгляд выхватил неприметную камеру слежения, которой раньше здесь не было.
      «Это ещё что за предосторожности? — подумал он. — Следует быть здесь повнимательнее…»
      Машина затормозила у обшарпанной колоннады главного входа, и по ступенькам к нему навстречу заспешили, обгоняя друг друга, профессор Сигма и академик Мемега. Поодаль, вытянувшись по стойке «смирно» и держа метлу, как часовой своё боевое оружие, стоял вредный дворник.
      — Какая честь для нас, господин министр, какая честь! — суетились учёные.
      Буравчик подошёл к дворнику:
      — Помнишь меня?
      Губы дворника растянулись в мучительной гримасе, его по-рыбьи выпученные глаза никуда не смотрели.
      — Признать не смею, ваше благородие, — просипел он с натугой.
      Буравчику захотелось сказать дворнику что-нибудь страшное, но он сдержался.
      Сигма и Мемега проводили министра в кабинет, усадили в кресло, а сами встали перед ним в угодливых позах, на манер официантов. Буравчику показалось, что в этой своей преувеличенной угодливости они переигрывают.
      «Надо их проверить, — подумал он. — Сдается мне, что всё это притворство и никакие они не загипнотизированные».
      — Присаживайтесь, — сказал он. — Не смущайтесь, прикажите подать чего-нибудь, проведем время по-приятельски. Это не более чем дружеская встреча.
      Сигма и Мемега быстро и тревожно переглянулись. Буравчик заметил этот взгляд и ещё больше укрепился в своих подозрениях.
      — Так что же, у вас не найдется для меня чашечки кофе?
      Ученые опомнились и крикнули секретаршу.
      Когда подали кофе и засахаренные орешки, Буравчик взял свою чашку, поднес к губам и поднял глаза на учёных. Те сидели ни к чему не прикасаясь.
      — Что же вы, господа? Разве все эти угощения вам не по вкусу? Эй, дамочка!
      В кабинет заглянула перепуганная секретарша.
      — А что, дорогая, разве эти господа не пьют кофе за работой?
      Секретарша огорченно всплеснула руками:
      — Так ведь они уже неделю отказываются, прямо-таки не знаю, чем это я им не угодила… Моду завели кушать из космических тюбиков — без супа, без горячего! Ничего есть не хотят, будто я им отраву предлагаю…
      — Что вы такое несете! — крикнул Сигма. — Какая отрава! У нас разгрузочные дни, диета…
      — Вот видите, дорогая, — улыбнулся Буравчик. — Вот всё и разъяснилось. Господа учёные всего-навсего заботятся о своём здоровье. А кофе у вас наверняка очень вкусный; простите, что я не имел возможности этого оценить. Знаете, я ведь тоже забочусь о своём здоровье. Собственно, вот и всё. За сим позвольте откланяться, было очень приятно с вами побеседовать.
      Буравчик поднялся и направился к дверям.
      — Да! — хлопнул он себя по лбу. — Совсем забыл. Зачем я приезжал. У вас ведь здесь проходили ускоренную подготовку космические строители?
      Сигма и Мемега неуверенно кивнули.
      — Скажите, господа, а не встречались ли вы с кем-нибудь из них уже потом, после возвращения?
      — Нет, господин министр, — упавшим голосом, но твердо сказал Мемега. К сожалению, ничем не можем вам помочь.
      — Что ж, я так и думал. До свидания, простите за беспокойство. Желаю вам успехов в научной работе.
      Буравчик направился к выходу, и, ободренные этим обстоятельством, ученые снова с преувеличенной угодливостью засуетились вокруг него:
      — Просим снова… будем счастливы… всем чем можем… По мере сил… Способствовать…
      Когда автомобиль выехал за ворота, Буравчик приказал шоферу свернуть на просёлочную дорогу. Оба вышли на усыпанный сосновыми иголками мягкий сырой грунт. Было самое холодное время года — противно моросил дождь и от дыхания шёл пар.
      — Раздевайся, — сказал Буравчик.
      Не задавая лишних вопросов, шофёр скинул с себя кожаную куртку, кеды и джинсы. Под мышкой у него болталась кобура с револьвером. Краем глаза министр видел прячущихся за деревьями гномов из секретной полиции, которые его охраняли. Он делал вид, что их не замечает.
      Буравчик пустил шофёра в министерский салон автомобиля, а сам быстро переоделся и пешком направился обратно, в сторону ограды Научного городка.
      Нащупав плохо приколоченную доску, он расшатал ржавые гвозди и юркнул в образовавшуюся щель. Крадучись между деревьев, приблизился к главному входу и, перебегая от колонны к колонне, незамеченным проник в здание.
      В коридорах было пусто. В приёмной секретарша стояла у раковины и мыла посуду. Буравчик прошёл мимо неё на цыпочках.
      Как он и предполагал, в кабинете никого не было.
      Министр прикрыл за собою дверь, подсел к письменному столу и начал выдвигать ящики. Но вдруг в приемной послышались голоса. Беспомощно оглядевшись, Буравчик в последний момент успел юркнуть за оконную штору.
      Двери растворились, и в кабинет вошли несколько гномов.
      — А я вам говорю, что он обо всём догадался! — восклицал Мемега.
      — Говорите тише, за дверями секретарша, — предупредил кто-то.
      — Не беспокойтесь, господин Квантик, она такая же чушка, как и наш дворник. Необходимо немедленно всё сворачивать, всё! Я не удивлюсь, если уже через час здесь будут полицейские.
      — Куда же вы предлагаете переместить штаб Союза, господин учёный? раздался надтреснутый хрипотцой голос военного.
      — Ах, говорите тише, господин обер-атаман! — зашипел Мемега. — Вас слышно на улице! А что если вокруг уже шныряют его шпионы?
      Все замолчали, прислушиваясь. Буравчик подумал, что вокруг действительно шныряют гномы из его охраны. За пыльной шторой ему нестерпимо захотелось чихнуть, и он чуть не до крови прикусил губу.
      — Как обидно, — произнес ещё один гном. — Застукали, можно сказать, в самый решающий момент, когда наши друзья с Большой Земли уже прилетели на помощь.
      — А вы полагаете, Ослик, что земляне могут у нас что-то существенно изменить? — скептически заметил Сигма. — Как бы их самих не накачали здесь гипнотическим порошком.
      «Прекрасно, — сказал сам себе Буравчик. — Собралась вся интересующая меня компания. И они опредёленно что-то замышляют против Правителя. Осталось решить: на чьей же стороне я сам?..»
      — Да, я верю, что они смогут нам помочь, — убеждённо заявил Ослик. — И если бы не глушилки, мы уже смогли бы предупредить наших друзей об опасности, которая их здесь поджидает.
      — Я согласен с Осликом, — сказал Квантик. — Ракеты землян абсолютно неуязвимы. Узурпатор не сможет и дальше спокойно травить гномов, если у него над головой будут висеть корабли с межпланетными наблюдателями. Я уверен, что земляне быстро найдут способ положить конец этому чудовищному преступлению.
      — Даже если земляне сами попадут в ловушку, свобода не за горами, сказал Ослик. — Всё больше гномов вступает в Союз вольномыслия, и на нашу сторону переходят неприкасаемые — чиновники, капиталисты, полицейские и даже министры. Да-да! Один министр и почти все капиталисты из большого пленума на нашей стороне!
      Буравчик едва устоял на ногах: минуту назад он даже не представлял, что дело могло зайти так далеко.
      — Ладно, хватит болтать, — сказал Пшигль. — Если этот министр приезжал сюда шпионить, пора сматывать удочки. Все документы и списки надо уничтожить или быстро увезти отсюда. У кого есть предложения на предмет нового места дислокации штаба Союза?
      — В этом нет необходимости, — послышался вдруг чей-то голос, и из-за шторы выступил сам министр Пропаганды его сиятельства Верховного Правителя.
      — Господа, — сказал он опешившим заговорщикам, — я с вами.
      В кабинете будто гром грянул.
      — Да-да, — подтвердил министр. — Это не шутка и это не провокация. Вы сейчас же можете занести в списки Союза ещё одного высокопоставленного гнома. Надеюсь, что смогу быть вам полезен.
      Никто не смел произнести ни звука.
      — Господа, — продолжал Буравчик, заметив в лицах гномов замешательство и недоверие, — господа, месяц назад я стал соучастником ужасного преступления против собственного народа, и с тех пор не было ни минуты в моей жизни, чтобы я не раскаивался в содеянном. Поверьте, я говорю искренне.
      Все смотрели на Буравчика, а он переводил взгляд с одного на другого.
      — Я ему не верю, — заявил Пшигль. — Это просто уловка, чтобы задержать нас и взять с поличным. Он слышал, что мы собираемся уничтожить списки, и теперь оттягивает время до приезда полиции. Надо связать его и уходить.
      — Мне не нужно дожидаться полиции, — сказал Буравчик и отдернул штору. — Смотрите.
      Заговорщики погасили свет и приблизились к окну. За деревьями, методично окружая дом, перебегали гномы из охраны министра.
      — Стоит мне запустить этой чернильницей в стекло, и сюда ворвутся два десятка агентов секретной полиции. — Буравчик взял в руку мраморную чернильницу со стола.
      — И это тоже уловка, — продолжал настаивать Пшигль. — Сожгите документы сейчас же.
      — А я почему-то ему верю, — возразил Квантик. — Он нравился мне ещё тогда, когда работал репортёром.
      — В таком случае нам остается только проголосовать, — сказал Сигма. Кто за этого господина?
      Руки подняли Ослик и Квантик.
      — Кто против?
      Руки подняли Пшигль и Мемега.
      — Хм, — сказал Сигма, — выходит, поровну.
      — А вы-то сами как голосуете, господин Сигма? — напомнил ему Ослик.
      — Я? Правда, ведь я тоже должен проголосовать. Пожалуй, я… — Сигма пристально посмотрел на Буравчика. — Пожалуй, я «за».
      Вечером того же дня Пупс выслушал по телефону два доклада от своих министров. В первом Фокс докладывал о том, что в деле по розыску банды Ханаконды нет ни малейших сдвигов. Во втором Буравчик сообщал, что никаких следов Ослика пока не удалось обнаружить, но он не теряет надежды и продолжает активные поиски.
      Молча повесив трубку и машинально включив телевизор, Пупс в полном отупении выслушал ежевечернюю нравоучительную установку о необходимости безграничной любви и преданности по отношению к Верховному Правителю. Опомнившись, он вырвал штепсель из розетки, хватил об пол дорогую фарфоровую вазу и, гневно сопя носом, залез с головою под одеяло.

Как профессор Злючкин и академик Ярило перенесли внезапный удар судьбы и как они приспособились к новой жизни

      Провалившись в расщелину и падая камнем в пелену облаков, Карлуша и Пухляк не растерялись, а сразу дёрнули за кольца своих парашютов, поэтому через минуту их падение превратилось в спокойное и даже приятное парение над густыми ватными облаками.
      Ярило и Злючкин, для которых всё было в новинку, напротив, пришли в полнейшее смятение и ещё долго падали, вцепившись друг в друга и набирая скорость. При этом Злючкин для чего-то пытался подмять академика под себя.
      — Да пустите же наконец, идиот! — зарычал Ярило, понимая, что вот-вот будет поздно. — Кольцо! Нужно дергать за кольцо!!
      Тут и Злючкин сообразил, что дело принимает нешуточный оборот; оба разлетелись в стороны и раскрыли парашюты. И вовремя: внизу уже отчётливо вырисовывались пожелтевшие деревья, чёрные квадратики огородов, редкие кирпичные постройки и пересекающая всю местность ниточка железной дороги.
      Приземлившись на краю полотна, оба кубарем скатились по насыпи и шлепнулись в наполненную дождевой водой канаву. Последующие минут десять они сидели в воде и молчали.
      Наверху прогремел железнодорожный состав, в окнах которого замелькали удивлённые лица пассажиров, которые не могли взять в толк, почему водолазные работы проводятся здесь, в грязной канаве.
      Увидев нормальный поезд и нормальных гномов, учёные решили всё-таки выбраться из канавы.
      — Слушайте, — сказал Злючкин через переговорное устройство, — а вам не показалось, что вслед за нами падали ещё какие-то…
      — Нет, не показалось, — ответил Ярило неприязненно. — И как у вас вообще хватает наглости разговаривать со мной после того, что случилось?
      Они выползли на шпалы, поднялись на ноги и огляделись. Кругом простиралась голая болотистая местность, украшенная редкими облезлыми кустами. Далеко, у самого горизонта, темнела узенькая полоска леса.
      Вяло переругиваясь, товарищи по несчастью побрели по шпалам, рассчитывая в конце концов выйти к какому-нибудь населенному пункту.
      Постепенно запасы воздуха в баллонах начали иссякать, циркуляция его внутри скафандров нарушилась. Обливаясь по'том, бедняги едва волочили ноги.
      — Послушайте, — не вытерпел Злючкин, у которого от пережитого потрясения улучшилась дикция, — нужно снять скафандры. Когда там они ещё за нами прилетят!
      Ярило шумно и тяжело дышал, но молчал.
      — Только не надо строить из себя героя, — продолжал Злючкин. — Вы прекрасно понимаете, что с минуты на минуту дышать будет нечем.
      — Слушайте, вы!.. В какое положение вы нас поставили! Мы даже не знаем, можно ли дышать окружающей атмосферой; мы оказались здесь, в зоне риска, не успев даже взять пробы воздуха!
      — Ну что воздух? Воздух — он везде воздух…
      — Да вы просто… невежда! Мы ещё не знаем, каким именно образом происходит гипнотическое воздействие на здешних гномов — через воздух или через какие-нибудь невидимые для глаза излучения! Снимайте первым, если хотите.
      — Почему это я первым? Снимать придется обоим, иначе задохнемся. Давайте посчитаемся по-честному.
      После недолгих препирательств Злючкин все-таки начал считалку, но в самом конце вдруг остановился, сказал «извините» и тут же начал другую.
      — Эй, погодите, — возмутился Ярило. — Почему вы не закончили? По считалке выходило, что вам снимать первому.
      — Нет, та считалка неправильная, — возразил Злючкин. — К тому же я забыл её конец.
      — Её конец — «всё равно тебе водить»!
      Ярило так разволновался, что действительно стал задыхаться. Он беспомощно замахал руками, широко раскрыл рот и побледнел. Понимая, что другого выхода нет, он набрал на запястье личный код разгерметизации и сбросил с себя скафандр.
      Отступив назад, Злючкин смотрел на него с интересом.
      Ярило отдышался, столкнул скафандр с насыпи и зашагал по шпалам не оборачиваясь.
      — Погодите, я с вами! — закричал Злючкин.
      Он тоже торопливо сбросил свой скафандр, догнал своего оппонента и зашагал рядом.
      Часа через два впереди показалась станция. Не глядя друг на друга, путники ускорили шаг и вскоре смогли прочесть название: Лисий Нос. Они зашли в помещение вокзала и огляделись.
      На деревянных лавочках дожидались поезда несколько гномов, кассирша скучала за окошечком билетной кассы, буфетчик отгонял газетой мух от подноса с бутербродами.
      Товарищи по несчастью почувствовали, что зверски проголодались. Буфетчик же, заметив прилично одетых клиентов, начал махать газетой с удвоенной энергией.
      И Ярило, и Злючкин основательно готовились к полёту и проштудировали книгу, написанную Студентом об экономике подлунного мира. Они знали, что такое деньги, откуда они берутся и как участвуют во взаиморасчётах. Поэтому они повели себя крайне осторожно и даже хитро.
      Приблизившись к прилавку, Ярило похлопал себя по карманам и сказал:
      — Ах, какая досада! Я забыл дома свои деньги. Коллега, у вас есть с собой деньги?
      Злючкин тоже похлопал себя по карманам и развел руками:
      — Кажется, я тоже забыл свои деньги.
      Буфетчик перестал махать газетой и покосился на видневшегося через окно прогуливавшегося по перрону полицейского. Воспользовавшись моментом, мухи сразу облепили бутерброды с подсохшим сыром.
      — Дорогой друг! — обратился Ярило к буфетчику. — Не могли бы вы дать нам немного денег в обмен на какую-либо услугу с нашей стороны?
      — Услугу? — повторил тот, недоверчиво разглядывая строгие, но слегка помятые костюмы посетителей. — Услуг мне не надо, у меня есть только грязная работа.
      — Ничего, ничего, — мягко согласился Ярило, довольный тем, что сразу сумел договориться. — Мы готовы выполнить вашу грязную работу.
      — Если приберетесь на заднем дворе, получите по фертингу.
      Переглянувшись, Злючкин и Ярило согласно закивали.
      Аккуратно сложив в сторонке пиджаки, профессор и академик долго и сосредоточенно сгребали с земли размокший мусор, гнилые капустные листья и картофельную шелуху. Закончив, они позвали хозяина. Тот одобрил работу и, как обещал, вручил им по круглому увесистому металлическому фертингу.
      Повертев монету в руках, Ярило обратился к хозяину:
      — Простите, а не могли бы вы обменять нам эти деньги на какие-нибудь продукты питания?
      Давно уже сообразивший, что имеет дело со свихнувшимися чудаками-учёными, возвращавшимися со своих дач, буфетчик охотно согласился их накормить, вернув тем самым назад свои денежки.
      Он выставил на один из столиков свой залежалый товар стал с удовольствием наблюдать, как эти двое с жадностью поглощают салаты и бутерброды, которые он в конце дня собирался вытряхнуть на помойку.
      Запив еду вчерашним чаем и степенно поблагодарив хозяина, клиенты поднялись и вышли на свежий воздух.
      Теперь им предстояло обсудить свои дальнейшие действия. Они расстегнули нижние пуговицы пиджаков и уселись на одну из расставленных вдоль перрона скамеек. Злючкину отчего-то нестерпимо захотелось излить душу своему оппоненту. Он вдруг вспомнил, как нарочно опрокинул чернильницу на столе академика Ярилы, зайдя к нему в кабинет и не застав его на месте.
      — А знаете, коллега, — сказал он, всхлипнув и утерев глаза платочком, я ведь всегда вас недолюбливал. Чего уж лукавить, я вам просто завидовал, вот и всё! И чего только я не делал, чтобы помешать вашей выдающейся научной работе, чтобы высмеять и принизить ваш талант в глазах общественности! Я мошенничал, я клеветал на вас!..
      Злючкин разрыдался и упал на грудь Ярилы.
      — Успокойтесь, дорогой друг, — сказал тот с надрывом. — Я тоже виноват перед вами и ещё многими гномами. Я тормозил смелые и талантливые проекты моих учеников, я малодушно ревновал к их способностям. А однажды я просто-напросто выдал за свою идею одной из моих студенток. Ах, как стыдно, как стыдно!..
      Возле двух прилично одетых, плачущих навзрыд гномов остановился полицейский.
      — Старший сержант Тигль, — представился он, отдавая честь. — Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
      Обыкновенные полицейские не принадлежали к касте неприкасаемых, поэтому несли свою службу образцово, в полном согласии с духом и буквой закона. Делать им это было тем более просто, что ни один гном, находившийся под влиянием порошка, не мог солгать даже при сильном желании.
      — Не знаем, — плача, ответили гномы совершенную правду.
      — А где вы работаете, хотя бы знаете? — поинтересовался Тигль, действуя согласно инструкции.
      Ярило и Злючкин закивали головами:
      — Да, это мы, конечно, знаем: мы работаем в Академии наук.
      И это было абсолютной правдой.
      — Почему же вы плачете?
      — Мы не знаем, куда нам идти…
      — Заблудились вы, что ли?
      — Да, за-аблудились. Потерялись, и во-обще…
      — Ладно, не плачьте, сейчас поправим дело, — ободрил их полицейский.
      Он вызвал по рации патрульную машину и велел отвезти заблудившихся профессора с академиком прямо в Академию наук города Хрумстика, в пригороде которого находилась станция Лисий Нос.
      Декан Академии принял учёных в своем кабинете и выслушал их с живым интересом: в штатном расписании остро не хватало преподавателей.
      Ярило и Злючкин рассказали о своих последних научных работах в Академии наук Центральной директории. Было понятно, что они уверенно владеют такими дисциплинами как астрономия, математика и физика. Несомненно, их знания соответствовали заявленным ими научным степеням и званиям.
      Правда, к своему стыду, декан никак не мог припомнить, где находится город с таким названием, но в конце концов он решил, что это какой-нибудь засекреченный объект, сотрудников которого распустили после прекращения программы «Космические поставки»…
      Он закончил расспросы и с удовольствием зачислил в штат новых преподавателей. Ярило получил методическое пособие для преподавания астрономии, Злючкин — для преподавания математики. Они также получили в кассе приличный аванс и смогли занять удобные номера в местной гостинице.
      В первый же вечер, после сытного ужина, они внимательно прослушали ежевечерние установки по телевидению, и после этого их земное прошлое стало надёжно затягиваться пеленой сладкого гипнотического тумана…

Как образцовый дворник Фикс сначала напрягся и замер, а потом расслабился и обмяк. — 189 шагов в пару. — Тайный министр Фокс появляется из-за кустов

      Тихоня очнулся в полутёмном подвале, заваленном оставшейся после строительства дома рухлядью. Свет едва проникал сюда через маленькое зарешёченное оконце, было довольно тепло, и воняло сыростью. Голова у него сильно болела от удара резиновой дубинкой, в глазах слегка двоилось. Рядом лежал всё ещё находившийся без сознания дворник.
      — Эй, очнитесь, — толкнул его Тихоня и похлопал по щекам.
      Дворник открыл глаза, ничего не понял и стал удивлённо озираться по сторонам.
      — Не пугайтесь, пока ещё всё не так плохо. Ваш хозяин запер нас в подвале.
      Дворник перестал хлопать глазами, его сознание постепенно прояснилось.
      — Вы — гость господина Енота, — сказал он наконец.
      — Никакой он не Енот, — сходу внёс ясность Тихоня. — Это беглый преступник Ханаконда, его розыск сейчас объявлен по всей стране. В вашей хибаре хотя бы есть телевизор?
      — Телевизора нет, — признался дворник. — Есть радио, да только по радио не разглядишь, какой он из себя, этот Аллигатор…
      — Не Аллигатор, а Ханаконда.
      — Вот-вот. Говорили, что их сбежало всего восемь гномов, а в доме было… Как раз и было восемь… вместе с вами.
      Для того чтобы сразу устранить все возможные недоразумения, Тихоня поднялся на ноги и официально представился:
      — Агент секретной полиции старший лейтенант Ригль. По заданию правительства внедрён в банду Ханаконды накануне его побега из места содержания.
      Дворник тоже поспешно вскочил на ноги, вытянулся и отрапортовал:
      — Дворник Фикс, нанят через бюро обслуживания неким господином Енотом около двух месяцев тому назад присматривать за домом. Во славу и здравие его сиятельства господина Верховного Правителя готов немедленно поступить в ваше распоряжение, господин старший лейтенант!
      — Хорошо, хорошо, вольно, — осадил его Тихоня, а вернее, Ригль. — Пока что мы оба пленники, и это полностью уравнивает в чинах и заслугах. Будем знакомы.
      Оба сердечно пожали друг другу руки.
      — Когда вы ели в последний раз? — поинтересовался Ригль.
      Фикс задумался, почёсывая шишку на голове:
      — Да почитай, я со вчерашнего дня ничего не ел. Только собирался завтракать, новый бутерброд себе такой приличный соорудил из двух половинок булки, уже и ко рту поднес, как в доме поднялся этот шум… Ну подобрал я слюнки да и выскочил во двор. А что дальше было, вы сами знаете, господин лейтенант.
      — Без чинов, Фикс, без чинов. А когда ты в последний раз пил воду или чай, лимонад…
      — Лимонаду я вообще не пью, баловство одно. А воду для чая я дождевую кипячу, она помягче. У меня под крышей специальная бочка для этого поставлена. Заварка получается совсем другая, не то что из водопроводной.
      — Слушайте, Фикс, да вы просто молодчина! Знаете, вдвоём мы обязательно что-нибудь придумаем и выберемся отсюда.
      Дворник удивился и смутился, не понимая, чего может быть хорошего в том, что он не успел позавтракать. Он даже с опаской покосился на окошко, прикидывая, не собирается ли полицейский пропихивать его между прутьями решетки.
      — А чего делать-то надо? — спросил он, заметно обеспокоенный.
      — Ничего не делайте, Фикс. Просто сидите и ждите. Скоро вы сами всё почувствуете.
      — Что ж, это можно, дело нехитрое, — согласился дворник и притих.
      А Ригль стал методично осматривать, простукивать и ощупывать стены и содержимое подвала, надеясь отыскать здесь какое-либо уязвимое место.
      Прошло не более получаса, и дворник вдруг почувствовал, как пальцы его ног свела лёгкая судорога. Горячей волной пробежала она по ногам и по животу, руки непроизвольно задёргались. Напряглась шея, и ходуном заходила голова. «Бэ-бэ-бэ, мэ-мэ-мэ!» — забормотал дворник, выпучив глаза. Затем он вдруг напрягся всем телом, замер, но уже в следующую секунду выдохнул, расслабился и обмяк. Его побледневшее лицо покрылось каплями пота.
      Ригль с интересом и волнением следил за этой реакцией. Подобное он однажды испытал сам, когда его посвящали в касту неприкасаемых. Но тогда он отходил от действия порошка не естественным образом, а при помощи быстродействующей таблетки.
      — Как самочувствие? — поинтересовался он, заглядывая дворнику в глаза.
      — Спасибо, господин Ригль, сейчас уже хорошо.
      — Что вы чувствуете?
      — Чувствую шишку на голове. Если бы не вы, не этот подвал и не шишка, я бы решил, что весь последний месяц была не жизнь, а какой-то дурацкий сон.
      — Ладно, ладно, вы полегче. Это не сон, это жизнь. Когда-нибудь вы всё узнаете и поймёте.
      — Да уж ладно, я не из любопытных. По мне, так всё равно, при какой власти работать, дворники при любой власти в почете. Их сиятельства появляются и исчезают, а хороших дворников — раз-два и обчёлся.
      — Это ты правильно заметил, Фикс. Если гном своё дело знает, его любая власть будет уважать. Ты раньше-то где работал?
      — У господина Гадла, на Большой Собачьей улице. Ох и злой же был хозяин. И у меня тоже из-за него характер испортился. Потом, когда смута началась, он всё своё состояние потерял, всё подчистую — и дом, и сад, и огород… Теперь, кажется, работает в полиции, на патрульной машине. А я нанялся к одной дамочке, «новой богачке». Ох и насмотрелся же я там безобразий! То она требует, чтобы привезли ей полный грузовик молока и вылили всё из бутылок в бассейн. Она там поплескается, да и сольёт в трубу, в канализацию, — ни себе, ни другим. То она хочет, чтобы в театре играли спектакль только для неё одной. Покупает разом все места в зале и садится в первом ряду со своей собачкой и с биноклем, чтобы артистов в упор разглядывать. А если что ей не понравится, — «Карамелька, фас!» — и собачонка её прыг на сцену, да как вцепится… Могла уйти с середины, но играть артистам всё равно наказывала до конца, при пустом зале, потому как деньги уплачены. Но и эта дамочка тоже разорилась — что-то там у неё не сошлось в бумагах. Всё имущество с молотка, да и сама едва не загремела в каталажку. Теперь моет посуду в ресторане. Очень изменилась дамочка, очень…
      — Да что же тебе так не везет?.. — рассеянно проговорил Ригль, почти не слушавший болтовню дворника. Он закончил осмотр подвала, — увы, безрезультатно.
      — Ну а дальше вы примерно знаете. Поступил я сюда на службу, когда ещё дом достраивали. Хозяина я только один раз и видел; он сказал, что дом для перепродажи, поэтому он сам здесь жить не будет. Теперь-то я понимаю, для чего ему всё это было нужно: полиция здесь искать не будет — район зажиточный, кругом одни приличные гномы. Эх, правильно вы сказали, господин лейтенант, не везет мне на хозяев, что за жизнь такая!
      Дворник махнул рукой и загрустил. Стало совсем тихо.
      — А что это там внизу шумит? — спросил Ригль, прислушиваясь к гулу, едва доносившемуся из-под основания дома.
      — А, это… Так ведь там теплотрасса, проходит прямо под домом. Когда ещё дом достраивали… Ой! Господин лейтенант!..
      — Что, Фикс! Говори скорее! — Ригль схватил дворника за плечи.
      — Так ведь тут люк есть… — прошептал Фикс, широко раскрыв глаза. Рабочие приходили… Положен выход через каждые сто шагов… По инструкции…
      — Где?!
      — Вот здесь, под плитой.
      Перепуганный собственным открытием, дворник указал пальцем на одну из бетонных плит, квадратиками устилавших пол в подвале.
      Ригль бросился на колени и ощупал плиту. Она была тёплая, почти горячая.
      — У тебя есть что-нибудь металлическое?
      Дворник порылся в карманах фартука и вынул отломившийся от граблей зуб. Ригль просунул зуб в щель между плитами, надел на него обрезок трубы и надавил всем своим весом. Камень приподнялся, из образовавшейся щели заклубился пар.
      — Помоги…
      Дворник подхватил плиту и отодвинул. В тёмную шахту колодца вела металлическая лесенка, и пленники не долго думая начали спускаться в теплотрассу.
      — Поставь крышку на место, — приказал Ригль, почувствовав, как ноги его коснулись дна.
      Кряхтя от натуги, Фикс передвинул плиту, и она, гулко содрогнувшись, плотно легла на свое место в клеточке.
      Двигаться в тесном туннеле приходилось на ощупь, согнувшись в три погибели, водя руками по толстым, будто загипсованным снаружи трубам. Здесь было жарко, как в парном отделении. То там, то здесь из трубы внезапно прорывалась струя пара, обжигая лицо и руки. Одежда промокла насквозь, пот лился с них ручьями.
      Ригль считал про себя шаги, а вернее сказать, коротенькие шажки. По словам дворника, выходы наружу были предусмотрены не реже чем через каждые сто шагов. И действительно, на сто восемьдесят девятом коротком шажке Ригль увидел над своей головой просвечивающее кольцо неплотно положенной крышки люка.
      — Здесь! — крикнул он и полез наверх.
      Сдвинув крышку, он высунул голову наружу и стал щурить глаза на свет. Люк находился на обочине шоссе, на противоположной стороне от дома; за высоким забором виднелась черепичная крыша.
      Ригль проворно выскочил наружу, но едва только он успел провести ладонью по мокрому лицу, как почувствовал на своем затылке дуло автомата. Кто-то передернул затвор и сказал: «Тихо стоять». В следующую секунду к голове высунувшегося дворника тоже приставил дуло автомата гном в маскировочном комбинезоне и в натянутой до самого подбородка шапочке с дырками для глаз.
      — Внимание всем, внимание всем, они выходят через трубу, они выходят через трубу, двое уже у нас… — заговорил он в рацию.
      Тут Ригль сообразил, что на самом деле происходит.
      — Тьфу, как вы меня напугали! — сказал он с видимым облегчением. — Я офицер секретной полиции его сиятельства, доложите своему командиру.
      Вооружённые гномы смотрели на него с недоверием.
      — Отпустите его, это наш гном, — послышался вдруг знакомый голос, и на поляну из-за кустов вышел сам Тайный министр Фокс. Он так же, как и другие, был одет в маскировочный комбинезон.
      — Господин министр?! — воскликнул Ригль. — Это вы?..
      Он вытянулся в струнку, отдал честь и приготовился отрапортовать министру как положено, однако тот махнул рукой:
      — Вольно, вольно. Пойдемте со мной, господин лейтенант, нам есть о чём поговорить. И вы, Фикс, тоже будьте рядом; возможно, понадобятся и ваши показания.
      — Господин инспектор, это вы?.. — только и смог промямлить дворник.

Как Фокс вышел на след преступников. — Тайный министр позволяет себе странные речи. — Первый и последний дворник в касте неприкасаемых

      Докладывая Верховному Правителю о безрезультатности своих усилий, Фокс лукавил. В действительности он с самого начала шёл по пятам преступников. Проверив списки пассажиров авиарейса Клушка — Давилон, он легко обнаружил там восемь вымышленных имен. Он опросил других пассажиров и узнал, что как раз именно эти гномы привлекли к себе внимание соседей исходящим от них чрезвычайно резким запахом. Они также обратили на себя внимание тем, что решительно отказались от обеда, входящего, кстати сказать, в стоимость билетов.
      Затем Фокс разыскал и расспросил двух водителей такси, которые везли преступников из аэропорта. (Они тоже отметили резкий запах, исходивший от пассажиров.) И хотя Ханаконда со своими сообщниками высадился далеко от своего дома, опытный сыщик опросил местных жителей и выяснил, что только один дом пустует здесь с самого окончания строительства.
      Представившись инспектором по озеленению, Фокс поговорил с дворником и окончательно убедился в правильности взятого им следа. Он немедленно вызвал группу захвата, участок оцепили двойным заслоном, и, чтобы избежать кровопролитной стычки, полицейские стали дожидаться, когда бандиты сами выйдут из дома.
      Едва они успели занять позиции, как послышался звон разбитого стекла и крики повисшего на шнурке Тихони. Фокс понял, что секретный агент чем-то себя выдал и является теперь заложником бандитов. Это сильно осложняло ситуацию, но, пока сыщик ломал голову над тем, как вызволить Тихоню из плена, старший лейтенант Ригль сам себя вызволил.
      Фокс перевёл дух и твердо решил с наступлением темноты, если преступники к тому времени сами не покинут свое убежище, начинать штурм.
      Странное же и довольно дерзкое поведение Фокса по отношению к Верховному Правителю объяснялось довольно просто. Докладывать Пупсу обо всех своих действиях было бы неосторожно и недальновидно. Любая просочившаяся через окружение его сиятельства информация могла в одночасье свести на нет все усилия. «Уж лучше я доложу тогда, когда надену на преступников наручники, — рассуждал Фокс. — А победителей не судят».
      Выслушав рассказ Тихони-Ригля обо всём, что происходило за последние дни и часы в банде, Фокс крепко задумался.
      — Так вот почему они не побоялись сунуться сюда, в Давилон, проговорил он наконец. — Вы даже не представляете себе, Ригль, насколько плохи наши дела. Если для того, чтобы совершить государственный переворот, достаточно занять телевизионную башню и выдать в эфир бредовые «установки», завтра наверняка это попытается сделать кто-нибудь ещё. Любой идиот, любой сумасшедший может запереться в студии с заложниками. Как всё-таки непрочен и опасен мир, который держится на насилии и обмане… Поверьте мне, лейтенант, этой власти остались считанные дни, и на этот раз я не ошибаюсь.
      Ригль с ужасом смотрел на Тайного министра. Если бы он услышал такие речи от кого-нибудь другого, пусть даже самого высокопоставленного гнома, то немедленно надел бы на него наручники.
      — Вы удивлены? — сказал Фокс. — Разумеется, я бы не распускал язык, если бы не был уверен. А что мне успеют сделать за несколько дней, даже если делу о моей неблагонадежности дадут ход? Тем более что я знаю вас не как доносчика, а как честного и порядочного офицера.
      — Конечно, господин Фокс, вы можете быть во мне уверены, однако… Мне странно слышать подобные вещи именно от вас.
      — Ничего, ничего, Ригль, вы ещё пооботрётесь в этой жизни. Когда всё закончится, приходите ко мне в сыскное агентство: обещаю вам высокий оклад и хорошие проценты с каждого дела. Как, придете?
      — Право, вы совсем сбили меня с толку, господин министр. По крайней мере обещаю помнить о вашем предложении.
      — Вот и прекрасно. Теперь поезжайте домой, отдыхайте и набирайтесь сил. У меня такое чувство, что эти голубчики доставят нам ещё немало беспокойства. Вас вызовут, если в деле возникнут осложнения.
      Ригль вытянулся, отдал честь, развернулся, но что-то вспомнил:
      — Да, ещё одна проблема, господин министр. Этот дворник, Фикс; он не ел со вчерашнего дня и разгипнотизировался.
      — Ах, верно, этот дворник… А вы говорите, он держался молодцом?
      Ригль подтвердил.
      — Хорошо, я выпишу ему пропуск в спецраспределитель. Господин Фикс будет первым и скорее всего последним дворником в касте неприкасаемых. Пусть работает, как работал, пока дом не займет новый хозяин; насколько мне известно, ему было заплачено вперёд. Дом этот конфискован и в ближайшее время пойдёт с молотка.
      Ригль снова отдал честь и удалился, не переставая удивляться уму и проницательности этого гнома.

Загадочное исчезновение узников. — Прорыв через оцепление. Замечательные ходовые качества автомобилей фирмы «Циклоп»

      Не успела бетонная плита занять свое место в квадратике пола, как снаружи загремела щеколда, дверь растворилась и на пороге возникли Хорёк с Губошлёпом.
      — Эй! — крикнул Хорёк в темноту. — Эй, ты, как тебя там, Тихоня! Пошли на допрос, у шефа кулаки уже чешутся…
      Он засмеялся, но Губошлёп испуганно дёрнул его за рукав:
      — Погоди, сдается мне, что здесь никого нет. Зрение у меня как у кошки.
      — Брось, как это нет? Спрятались. А ну вылезайте, а то как полосну сейчас из автомата куда попало, я такие шутки не люблю.
      — Говорю я тебе, они сбежали!
      Тут и Хорёк основательно струхнул: теперь стоило подумать, о кого именно Ханаконда будет чесать свои кулаки.
      — Ты вот что, — сказал он Губошлёпу, — пойди посмотри, где они. Вон тут сколько всего навалено — и ящики, и мешки, и рулоны какие-то…
      Стиснув в трясущейся руке револьвер, Губошлёп спустился в подвал и стал боязливо передвигать оставшиеся после строительства дома материалы.
      — Нет их здесь, точно говорю, сбежали.
      — Что ты мелешь! Как они могли отсюда сбежать?
      Хорёк спустился, подошел к оконцу и подергал рукой толстые прутья решетки, для уверенности пару раз стукнул по ним прикладом.
      — Ерунда какая-то, не могли они никуда отсюда деться. Иди скажи шефу.
      Губошлёп нехотя поплелся к шефу, а Хорёк встал в дверях с автоматом на изготовку.
      Поспешно явились Жмурик, Тефтель и Ханаконда, а также зажимавший ладонью глаз заплаканный Губошлёп.
      — Такие дела, шеф, — заговорил Хорёк, — Губошлёп сказал, что в подвале никого нет, а я говорю, что быть этого не может…
      Ханаконда щелкнул выключателем, и при свете картина стала выглядеть ещё загадочней. Было совершенно ясно, что пленники никуда не могли отсюда деться. Железная дверь закрывалась снаружи, а коридор хорошо просматривался из гостиной. В стенах не было вентиляционных отверстий, а через прутья оконной решетки могла бы пролезть разве что кошка. Было от чего потерять голову.
      — Надо уходить, — сказал Ханаконда. — Что бы за ерунда здесь ни творилась, мне это не нравится.
      — Куда рванем, шеф? — спросил Хорёк.
      — Есть одно место, в лесу.
      — В лесу? А как же это… Ну, вы хотели…
      — Ладно, всем тихо. К телебашне надо присмотреться, чтобы вышло тип-топ, наверняка. Тебе, Губошлёп, наклеим усы — устроишься там на какую-нибудь ночную работу. Всё хорошенько разнюхаешь, а после пойдем на дело. Тех двоих тоже возьмём с собой: если что, будем прикрываться ими от пуль.
      — Эй, шеф, кажется, они как раз хотят что-то сказать, — кивнул Тефтель в сторону гостиной.
      Мига и Кролл всё ещё были привязаны к стульям. Они мычали и энергично раскачивались, с ужасом глядя на окна.
      Все повернули головы, да так и ахнули: прямо во дворе плотной шеренгой выстроилось полицейское оцепление — хорошо экипированные штурмовики с пуленепробиваемыми щитами.
      Бандиты метнулись в другую комнату, в третью… Но со всех сторон дом окружали прозрачные щиты и ощетинившиеся стволы.
      — А-а-а!! — в отчаянии завопил Губошлёп. — Окружили! Не уйти, сгинем все на болоте!!
      Круто развернувшись, Ханаконда заехал паникеру кулаком в ухо, и тот кубарем отлетел в угол.
      — Тихо, — сказал шеф, — всем тихо. Есть у меня подарочек для фараонов, глазом моргнуть не успеют. А ну быстро все за мной.
      Открыв своим ключом неприметную дверь, он юркнул в тёмное помещение. За ним последовали остальные, в том числе и отвязанные от стульев Мига и Кролл.
      Компания оказалась в гараже, где в полумраке вырисовывался автомобиль повышенной проходимости фирмы «Циклоп». Своими устрашающими размерами он напоминал бульдозер. С улицы слышался голос говорящего через громкоговоритель Фокса, который давал бандитам минуту на размышление.
      — Вперед! — скомандовал Ханаконда и запрыгнул в машину.
      Все запрыгнули за ним следом, Хорёк ударил по педалям, четыре ведущих колеса провернулись на месте, и в следующее мгновение автомобиль рванулась вперёд, словно огромное пушечное ядро, сокрушив металлические ворота.
      Не ожидавшие такого фортеля полицейские едва успели отпрыгнуть в стороны. Автомобиль с визгом вырулил на шоссе и в мгновение ока скрылся за поворотом.
      — Ах, чтоб тебя! — в сердцах крикнул Фокс. — По машинам!
      Вереница полицейских автомобилей с воющими сиренами и крутящимися мигалками устремилась в погоню. Но сам Фокс только устало облокотился о капот. Он понимал, что преследование не принесет никаких результатов.

Карлуша и Пухляк прибывают в зону риска. — Растущие здесь грибы приходятся им по вкусу, но заработать пару фертингов тоже не помешает. — Ночь в лесу, появление дикого гнома

      Успев увидеть, что Ярило и Злючкин ухнули в пелену облаков, так и не раскрыв своих парашютов, Карлуша стал кричать по рации, давая им советы, но те уже попали в зону глушения радиоэфира и ничего не слышали. Впрочем, как мы уже знаем, для них всё закончилось относительно благополучно.
      Флегматично паривший неподалёку Пухляк хранил молчание.
      — Эй, ты! — окликнул его Карлуша. — С тобой-то хоть всё в порядке?
      Их переговорные устройства исправно работали, потому что они находились очень близко друг от друга. В ответ Пухляк только сокрушённо произнес что-то вроде «о-хо-хошеньки-хохо…».
      — Ладно, ты не очень расстраивайся, — сказал Карлуша. — Мы ведь не виноваты, что нас стащили. Эти профессоры перед нами ещё извиняться будут. Если, конечно…
      Карлуша осекся, а Пухляк опять что-то про себя запричитал.
      — Ну ладно, ты не охай, смотри лучше, куда мы падаем.
      Поскольку ветер сносил их в сторону довольно долго, они уже оказались над лесом где-то между Хрумстиком и Давилоном. Теперь у них под ногами темнела ветками берёзовая роща, и верхушки деревьев стремительно приближались.
      — Ой! — сказал Карлуша, застряв на самой верхушке берёзы.
      — Ох… — сказал Пухляк, повиснув так, что ноги его почти касались земли.
      Если мы вспомним, что растения на Луне имеют размеры в двадцать раз меньшие, чем у нас на Земле, станет понятно, почему в первую минуту Карлуша не смог правильно оценить той высоты, на которой находится. Он думал, что находится где-то чрезвычайно высоко, а потому вцепился в верхушку берёзы мёртвой хваткой.
      Тоненькая берёзка, имевшая в действительности рост никак не выше двух гномов, стала прогибаться под его тяжестью, и Карлуша почувствовал, что снова куда-то летит.
      — А-а-а!! — завопил он, вообразив, что падает с огромной высоты.
      Но уже в следующую секунду падение прекратилось, и он благополучно сел на мягкую лесную землю. А гибкая берёзка, освободившись от груза, снова распрямилась, сбросив с себя вместе с диковинным гномом последние жёлтые листочки.
      Между тем Пухляк продолжал висеть, словно груша, меланхолично перебирая в воздухе ногами. Карлуша отстегнул его от парашюта, и Пухляк повалился на землю. Не выказав какой-либо реакции на происходящее, он стал молча и неторопливо освобождаться от скафандра.
      Карлуша испугался:
      — Стой, что ты делаешь! Мы ведь уже в этой, как ее, в зоне риска! Воздух, наверное, отравлен!..
      Но Пухляк уже спокойно отвинтил крепления, снял гермошлем и вылез из панциря жёсткого гофрированного комбинезона. Одернув на себе курточку и поправив кепочку с козырьком, он присел на пенёк и стал грызть ветку, сплевывая себе под ноги. За последнее время он так устал от неприятных потрясений, что потерял способность чему-либо удивляться и даже соблюдать осторожность.
      Единственная его привычка, которую не способны были задушить до конца никакие катаклизмы, сохранилась в нём и по некоторым признакам уже давала о себе знать. Заметив, что пенёк, на котором он сидит, с одной стороны густо зарос какими-то грибами на тоненьких ножках, Пухляк сорвал один гриб и, надкусив, задумчиво пожевал. Вкус показался ему довольно приятным, он доел гриб и сорвал следующий.
      Карлуша наблюдал за ним, широко раскрыв глаза. Убедившись, что Пухляк не загипнотизирован и не отравился, а даже, наоборот, проявляет интерес к пище, он тоже решил снять скафандр.
      — Ну как, — поинтересовался он, освободившись от доспехов, — съедобно?
      Пухляк пожал плечами, а Карлуша с удовольствием вдохнул полной грудью лесную прохладу. Он тоже пожевал из любопытства кусочек гриба, который показался ему безвкусным и водянистым.
      — Раз уж мы здесь, — подал наконец голос Пухляк, поднимаясь с пенька, нужно для начала раздобыть пару фертингов и как следует пообедать.
      — Погоди, погоди, — возразил ему Карлуша, обрадованный, впрочем, что тот разговорился. — Далеко уходить нельзя, нас ведь здесь, в этом месте, будут искать.
      — Кто тебя будет искать? — проворчал Пухляк, решительно направляясь туда, где ему деревья казались пореже. — Пока будут искать, ноги протянешь. Тут, брат, сам понимаешь, никто даром кормить не будет. Надо быстренько организовать какое-нибудь выгодное дельце и подзаработать деньжонок. А с деньжонками мы и тут не пропадём. Вот тогда уже спокойно дождёмся, когда они нас искать начнут.
      — Как же мы заработаем деньжонок? — спросил Карлуша.
      — Это надо подумать. Что есть у нас на Земле, чего здешние гномы не знают? Чем их можно удивить?
      — Вопрос…
      — Я ведь тогда, в прошлый раз, дал маху с этой солью. Разорился подчистую из-за собственной глупости. А ведь мог стать миллионером, если бы правильно повёл дело. Ничего, теперь я учёный. Сахар у них есть?
      — Сахар есть.
      — А повидло?
      — Повидло, кажется, тоже есть.
      Так, перебирая в памяти всевозможные продукты питания и приправы, приятели брели наугад то по листьям, то по иголкам, то по мшистым камням, перепрыгивая через ручейки и обходя болотца. На ходу они срывали уже знакомые, растущие на пнях грибы, а также некоторые сохранившиеся ягоды, которые были здесь крошечные и совершенно не насыщали, а только дразнили аппетит.
      По случайности направление, которое они выбрали, должно было в конце концов вывести их к пригородам Давилона. В противном случае, взяв другое направление, они бы всё дальше углублялись в лес и ещё неизвестно, чем бы это кончилось.
      Однажды им показалось, что где-то вдалеке промчалась вереница гудящих автомобилей, но потом всё стихло. Тем не менее друзья направились в сторону этого оживления, и не напрасно: вскоре они вышли из леса на асфальтовое шоссе. Ободрённые, они зашагали по ровной дороге, разом прибавив шагу.
      Через некоторое время снова послышался звук сирен, но теперь это был уже не боевой клич преследователя, а заунывный вой кота, посрамлённого в драке. Карлуша и Пухляк спрятались за деревьями и увидели, как по шоссе неспешно проследовала длинная вереница полицейских машин. Над лесом запоздало кружили два вертолёта, но уже начинало смеркаться, и они скоро убрались восвояси.
      Темнело, путники валились с ног от усталости. Необходимо было где-то заночевать, потому что дойти до города или какого-нибудь жилища сегодня уже не представлялось возможным. Они свернули в лес, выбрали место посуше и нагребли две кучи листьев для ночлега.
      Пухляк обнаружил в одном из своих многочисленных карманов спички, и вскоре рядом запылал костёр. Подтащив и сунув в костер несколько толстых поленьев, путники обеспечили себе жар угольев до самого утра.
      Однако Пухляк не торопился ложиться. Вместо этого он снял со спины рюкзак, поначалу пустой, и который теперь оказался доверху набит грибами. Теми самыми, на тонких ножках, которые в этом лесу росли из пней в огромном количестве. Пухляк стал нанизывать их на прутики и развешивать вокруг костра.
      — Вот так, — сказал он с удовлетворением. — Грибочки-то я подсушу, они вкус наберут. И не испортятся, сколько хочешь можно с собой носить.
      Когда приятели наконец улеглись, зарывшись в сухие листья, Карлуше показалось, что кто-то ходит поблизости. Однако он ничего не мог рассмотреть в темноте, а потому окликнул Пухляка:
      — Эй, ты ничего не слышишь?
      Пухляк, который начал уже засыпать, открыл глаза.
      — Ну что ещё… — недовольно проворчал он… и осёкся.
      За спиной у Карлуши в отблесках костра он увидел страшную картину: дикими глазами на него смотрел не то зверь, не то гном, покрытый рыжей шерстью. Существо опиралось на длинные руки и держало в зубах окровавленную крысу.
      Карлуша обернулся и вскрикнул. Существо некоторое время переводило взгляд с одного на другого, потом глухо зарычало и растаяло в темноте.
      Когда приятели обрели дар речи, Карлуша сказал, успокаивая сам себя:
      — Это, наверное, какая-нибудь сбежавшая из зоопарка обезьяна. Ничего страшного.
      Пухляк в ответ только горестно заохал, проклиная свою несчастную жизнь. Поворочавшись ещё какое-то время, они всё-таки заснули.

Найти слово, которого не знают лунные гномы. — Гостеприимство картофельного фермера. — Слово найдено!

      Утром угли от костра ещё дымились, а подсушившиеся за ночь грибы оказались отменными на вкус. Чем-то они напоминали высушенную дыню или тыкву. К тому же, как оказалось, прекрасно насыщали.
      Пухляк набил сушёными грибами свой рюкзак, и путники снова зашагали по асфальтовому шоссе. Чтобы не терять времени зря, они принялись вспоминать названия всевозможных предметов и понятий, которых не знали бы местные гномы и которые могли бы иметь здесь, выражаясь деловым языком, коммерческий спрос. «Найти спрос и удовлетворить его, — сказал Пухляк. — Вот лучший способ разбогатеть. Денежки сами так и потекут, только успевай подставлять карманы!»
      Карлуша против такой перспективы не возражал, поскольку знал по опыту, что их пребывание здесь может затянуться на неопределенное время. К тому же речь не шла о каком-нибудь мошенничестве вроде акционерного общества по продаже какого-нибудь несуществующего товара. Речь могла идти о реальных и полезных вещах, которых лунатикам наверняка не хватало и которые они бы с радостью включили в свой обиход. Заплатив за это денежки, что само собой разумеется.
      Трудность состояла как раз в том, чтобы придумать, какую именно полезную вещь нужно предложить лунатикам. Устав перебирать продукты питания, предприниматели взялись за предметы, не имеющие отношения к еде. А для того, чтобы вспоминать было не скучно, они затеяли такую игру: каждое последующее слово должно было начинаться на ту букву, которой заканчивалось предыдущее. Например, Пухляк говорил: «Одеколон», а Карлуша подхватывал: «Насос». «Сифон», — подумав, говорил Пухляк. «Напёрсток», — находил свое слово Карлуша. — Кино — очки — ирис — стакан — носок — клей — йод — душ — шланг гвоздь — диван — и так далее, до бесконечности.
      Но ни один из названных предметов не мог принести им даже сантика, потому что все они имели здесь точно такое же широкое распространение, как и на Земле. Великолепная идея давала сбой, ещё не получив воплощения, и было от чего прийти в отчаяние.
      К полудню впереди замаячила первая черепичная крыша, и друзья прибавили шагу.
      Хозяином дома с черепичной крышей оказался фермер по имени Орешек. Всё у него в хозяйстве находилось в изумительном порядке: дорожки присыпаны гравием, клумбы на зиму укрыты еловыми лапами, под навесом распространял запах свежей краски старенький, но ухоженный трактор. За домом чернело огромное картофельное поле.
      Скучавший после завершения осенних работ, фермер радушно принял гостей, пригласил в дом и накормил очень вкусным отварным картофелем с маслом, картофельными котлетами, хрустящим жаренным во фритюре картофелем, а также картофельной запеканкой с яйцом и грибами.
      Гости уплетали за обе щёки, только успевая нахваливать. Пухляк между прочим поинтересовался, из какого рода грибов Орешек делал начинку для запеканки.
      — Благодаря заботе его сиятельства Верховного Правителя, здоровья ему и счастья, грибы у нас в лесу растут круглый год. Правда, сейчас остались только козленки', а так вообще-то много всяких грибов.
      Снова услышав про его сиятельство, друзья уже не удивились, а Пухляка заинтересовало другое.
      — Скажите, — обратился он к фермеру, — а вот эти самые козленки, они не могут как-нибудь повредить здоровью гнома?
      — Нет, что вы, они совершенно безвредны, — заверил его Орешек. — Только ведь их никто не ест: безвкусные какие-то, водянистые…
      — Правда? А нам понравились, — сказал Карлуша.
      — А вы сами-то откуда? — поинтересовался хозяин.
      — Мы из Лос-Свинтоса, — не моргнув, соврал Пухляк. — Из профсоюза крутильщиков. Ехали на слёт, да вот по дороге сломалась машина.
      — Из профсоюза? — недоверчиво сказал Орешек. — Да разве теперь бывают профсоюзы?.. Да это не моё дело, я сам себе профсоюз. Так что, может, вас подбросить до города? Я как раз собирался поехать; захотелось, знаете ли, поесть чего-нибудь особенного — каши там или селёдки… Пешком ходить здесь опасно, говорят, в лесу появился дикий обезьяноподобный гном.
      Карлуша и Пухляк охотно согласились поехать.
      Орешек пошел в гараж и долго возился с мотором своего старенького грузовичка, который никак не хотел заводиться.
      — Ах, чтоб тебя! — ругался фермер. — Ехать пятнадцать минут, а заводить битый час приходится эту колымагу!
      — Знаете, если не получается, мы так пойдём, — сказал Карлуша. — А вы поезжайте на велосипеде.
      — Простите? — не понял хозяин. — Как вы сказали?
      — На велосипеде. Велосипед у вас есть, наверное?
      — Нет, честное слово. Это, наверное, что-нибудь новое изобрели? Вот что значит жить в деревне: пока соберёшься поехать в город, там уже начнут разговаривать на другом языке.
      Карлуша и Пухляк взволнованно переглянулись.
      — Погодите, погодите, — заговорил Пухляк. — Вы действительно не знаете, что такое велосипед?
      Хозяин только недоуменно пожал плечами.
      — А может быть, он у вас просто называется как-нибудь по-другому? Это когда ногами крутишь педали, сидишь верхом…
      — Педали? Верхом? А мотор где?
      — Мотора совсем нет! Два колеса, рама, седло…
      — Как это понять — два колеса? Должно быть хотя бы три, но и три всё равно плохо. Нет, меньше четырёх никак нельзя. Это, наверное, для цирка придумали. Я раз был в цирке, так там один гном ходил по верёвке, а другой…
      Орешек начал рассказывать, что он видел в цирке, а Карлуша и Пухляк уставились друг на друга: до них окончательно дошло, что лунные гномы понятия не имеют о велосипеде и вообще не представляют себе езды на двух колесах. Теперь оба припомнили, что никогда не видели на Луне не только велосипедов, но также и самокатов, и мотоциклов, и мотороллеров.
      Оба от волнения притихли, и когда машина наконец завелась и они поехали, то почти всю дорогу молчали, не понимая ни единого слова из болтовни фермера.
      Уже при въезде в город Пухляк взял себя в руки и проявил деловую смётку:
      — Зря вы машину свою ругаете, хозяин: вон как быстро домчались. Наверное, фирма знаменитая?
      — Грузовичок у меня от фирмы «Пудл» — хороший, да только уж больно старый. А трактор самый лучший — «Циклоп», только его тоже пора подновить.
      — А ещё кто-нибудь машины делает?
      — Нет, только эти двое. А вы, я вижу, совсем не автомобилисты?
      — Да… Мы по другой части.
      — Пытались некоторые тоже строить автомобили, да только эти двое сразу их придушили. А друг с другом им не совладать, вот и конкурируют. Что ж, нам, покупателям, от этого только лучше, правильно я говорю?
      — А что, самих хозяев так и зовут?
      — А как же ещё, так и зовут. Одного зовут господин Пудл, другого господин Циклоп. Во-он их конторы отсюда видать.
      Друзья посмотрели в том направлении, куда указывал Орешек, и увидели возвышающиеся над другими домами сверкающие небоскрёбы.
      — Вот они, голубчики, стоят рядом. А я уже приехал: вот он, мой банк «Гога и Магога». Сниму сейчас пару сотен со счёта да прошвырнусь по магазинам. В этом году у меня всю картошку забрали подчистую, так что грех жаловаться.
      Торопливо, но сердечно распрощавшись с картофельным фермером, новые предприниматели направились прямиком к высотным зданиям, на верхушках которых красовались огромные буквы, составлявшие имена владельцев двух конкурирующих фирм — «ПУДЛ» и «ЦИКЛОП».

Господин Циклоп смеется как никогда в жизни и дарит изобретателям двадцать фертингов. — Господин Пудл как никогда серьезен и настроен решительно

      — Ха-ха-ха-ха-ха!!! — закатывался громовым смехом господин Циклоп. Ха-ха-ха-ха-ха!!!…Так вы… говорите… Крутить педали…
      Не в силах произнести что-либо членораздельное, он снова и снова заходился смехом, кашлял и утирал слёзы. Секретарь вывел предпринимателей из кабинета владельца фирмы. Уже внизу, на улице, их догнал курьер и вручил каждому по двадцатифертинговой купюре.
      — Господин Циклоп просил передать, что он никогда в жизни так не смеялся и будет рад видеть вас снова, если вы опять будете рассказывать ему про велосипед, — доложил курьер, улыбаясь до самых ушей.
      Изобретатели взяли деньги.
      Зайдя в ближайшее кафе, они снова встретились с довольным жизнью картофельным фермером. За соседним столиком он уже рассчитывался за свой заказ.
      — Как дела в профсоюзе крутильщиков? — поинтересовался он приветливо.
      — Пока неважно, — признался Карлуша. — Но может быть, в другом месте повезёт.
      — Конечно повезёт! — заверил их фермер и снова распрощался.
      Приятели съели по хорошему обеду с десертом, заплатив два с четвертью фертинга за оба, и вышли на улицу.
      — Слушай, — сказал Карлуша, — может, нам одеться надо получше? Они, наверное, думают, что мы какие-нибудь бродяги или сумасшедшие.
      Но Пухляк, который был однажды миллионером и успел приобрести в этом деле некоторые навыки, имел другое мнение.
      — Это ничего, — сказал он, — что у нас вид небогатых гномов. Богатый не пойдет куда-то просить, а сам откроет своё дело, ему и ссуду в банке дадут. А вот нищий изобретатель — это для богача настоящая находка. Нищего изобретателя можно купить за сотню-другую фертингов. Знаешь что, — он остановился, — нам надо не дорогие костюмы, а наоборот, вырядиться как-нибудь по-дурацки.
      С этими словами он снял курточку и вывернул её наизнанку. Теперь снаружи оказалась клетчатая подкладка. Рюкзак с сушёными грибами он перевесил на грудь (тут, кстати, появилась приятная возможность периодически запускать туда руку). Теперь он действительно приобрёл чудаковатый вид. Для полной убедительности Пухляк купил в аптеке круглые очки с толстыми линзами и стал совершенно близоруким.
      Карлуша и без переодеваний имел попугайский вид, поэтому Пухляк не счел необходимым дополнять чем-то его гардероб, а только велел ему заикаться. «Если гном заикается, — сказал он, — всегда кажется, что его легче облапошить».
      До того как заявиться к господину Пудлу, они вообще подошли к делу серьёзнее и первым делом зарегистрировали своё изобретение в патентном бюро. Чиновник долго рассматривал так и сяк корявый рисунок, пожал плечами и выдал друзьям патент на изобретение конструкции «велосипед». Он давно уже перестал чему-либо удивляться.
      Господин Пудл принял посетителей в светлом просторном кабинете. Так же как у Циклопа, из его огромного окна открывался вид на весь город и на небоскрёб конкурента (наверное, чтобы не расслабляться). Выше их офисов была только вывеска небоскреба «ПУПС», получившего недавно государственный статус.
      К чудакам-изобретателям у господина Пудла было свое особенное отношение. Однажды он подсчитал, что в среднем каждое десятое изобретение, кажущееся на первый взгляд нелепостью, в результате приносит его предприятию значительную прибыль. Поэтому он не жалел своего собственного времени на остальные девять, действительно совершенно бесполезные. Он был уверен, что, перебирая пустую руду, обязательно наткнётся когда-нибудь на свою золотую жилу.
      Пудл очень любезно принял Карлушу и Пухляка, усадил их в кресла и приготовился слушать. Пухляк неспешно объяснил устройство велосипеда, мелом нарисовал на имевшейся в кабинете доске схему и подробно рассказал о предназначении каждой детали механизма.
      Некоторое время ещё Пудл смотрел на рисунок, а затем спросил:
      — Но почему вы думаете, что это устройство будет работать, то есть ездить по земле? Вы учитываете трение огромного количества соприкасающихся между собою деталей? Вы не думаете, что вся конструкция перекосится при первом же нажатии на педали? Вы подумали о том, что гном не сможет балансировать на двух колесах? (Впрочем, это как раз не важно: приставить третье колесо не проблема.) И наконец, вы подумали о том, как будет выглядеть со стороны гном, сидящий верхом на такой конструкции и дрыгающий ногами с целью вращения колес?
      Изобретатели недоуменно переглянулись: эти вопросы никогда не приходили им в голову. Не долго думая Карлуша привёл неотразимый аргумент:
      — Вообще-то у меня был велосипед, и ничего такого…
      Он совсем позабыл, что надо заикаться, и Пухляк посмотрел на него сердито.
      — Как! — воскликнул Пудл. — У вас был опытный образец?
      Изобретатели согласно закивали.
      — И вы молчали? Где же он?
      — К сожалению, этот… образец у нас украли, — пояснил Пухляк, но, заметив, как меняется лицо господина Пудла, быстро поправился: — То есть он утонул в реке. Да, да, утонул в реке, упал с моста.
      Пудл нажал кнопку, и в дверях появился секретарь.
      — Пригласите главного инженера.
      Примчался главный инженер.
      — Сделайте мне к завтрашнему дню опытный образец этой конструкции, приказал Пудл. — Эти господа… — он заглянул в свои пометки, которые делал на всем протяжении разговора, — господа Пухляк и Карлуша будут вас консультировать по ходу дела.
      Поднявшись с места, Пудл улыбнулся и протянул руку:
      — Завтра мы продолжим наш интересный разговор, господа.
      Изобретатели по очереди пожали ему руку и вышли с главным инженером.
      Пудл снял трубку и позвонил в патентное бюро. Чиновник подтвердил, что диковинную конструкцию под названием «велосипед» час назад зарегистрировали некто Пухляк и Карлуша.
      — Они не такие уж простаки, какими хотели показаться, — проворчал Пудл. — Посмотрим, что принесёт завтрашний день…

Господин Пупс недоволен и подозревает в измене каждого, даже своего Тайного министра. — Фокс проверяет на благонадежность двоих, но преступником оказывается третий

      Наверное, читателю интересно, почему на Карлушу и Пухляка не подействовал гипнотический порошок, содержавшийся и в пище, и любых напитках, сделанных на основе водопроводной воды. Однако и мы также недоумеваем по этому поводу, но вместе с тем обещаем вскоре найти объяснение этому феномену. А пока наши предприниматели бьются над воссозданием конструкции «велосипед», перенесёмся во дворец его сиятельства господина Пупса, который в это время опять распекал одного из своих министров:
      — Не смейте возражать, господин Фокс! Вы сделали всё возможное, чтобы преступники благополучно скрылись. Почему вы не доложили мне сразу, как только установили их местонахождение?
      — Я опасался утечки информации, ваше сиятельство.
      — Ага! А между тем вам следовало опасаться совсем другого.
      Фокс поднял глаза.
      — Да, да, другого! Вам следовало опасаться того, что незаменимых гномов нет и на ваше место всегда найдётся другой, более уважительно относящийся к своему повелителю Тайный министр.
      Фокс опустил глаза.
      — Нет, смотрите на меня!
      Фокс поднял глаза.
      — Вам стыдно, вы раскаиваетесь! А это мне должно быть стыдно, что я столь легкомысленно поверил в вашу преданность. Но теперь я не могу быть уверен даже в том, что сам Тайный министр, чьё высшее предназначение заключается в неустанной заботе о сохранении существующего порядка, что этот министр… уже не плетёт заговор за моей спиной.
      Последние слова Пупс проговорил шепотом и сам испугался сказанного. Он смотрел на Фокса, изумлённый собственным внезапным выводом. Тот счёл необходимым успокоить его сиятельство.
      — Если какой-нибудь безумец задумает свергнуть ваше сиятельство, сказал Фокс, и Пупс вздрогнул всем телом, — то ему понадобятся единомышленники, разделяющие его взгляды и непременно принадлежащие к касте неприкасаемых. А поскольку подобного тайного общества не существует, то первый же гном, к которому такой сумасшедший обратится, на него донесёт, будьте уверены. Вашему сиятельству нечего опасаться.
      Пупс промокнул салфеткой вспотевшее лицо.
      — Если вы такой умный, господин Фокс, почему же Ханаконда с такой легкостью обвёл вас вчера вокруг пальца? Ведь не в его, а в вашем распоряжении были две сотни вооружённых до зубов полицейских.
      — Изредка и самый лучший стрелок даёт промах. Поверьте, ваше сиятельство, я очень тяжело переживаю неудачу.
      — Потайной гараж и внезапность прорыва — это ещё можно понять. Но почему они ушли от погони?
      — Полицейские машины марки «Пудл» не приспособлены для езды по пересечённой местности. Как только мерзавцы свернули на своем «Циклопе» в лес, преследование прекратилось. Для меня такой исход погони был очевиден с самого начала.
      — А что же вертолеты?
      — Они подоспели слишком поздно.
      — Разумеется. Ваши дальнейшие действия?
      — Я устроил засады во всех окрестных спецраспределителях; без еды преступники долго не протянут.
      — Ну что ж, я в очередной раз желаю вам удачи, господин Фокс, вздохнул Пупс.
      Фокс опять лукавил с его сиятельством. То, что он услышал вчера от своего агента Тихони-Ригля, заставило его сосредоточить всё внимание на телецентре. Именно этот объект, а не продовольственные распределители должен был выступать теперь в роли приманки.
      Покинув дворец, Фокс сел в машину и связался с телевидением:
      — Что-нибудь есть?
      — Так точно, господин министр, — доложил начальник отдела кадров, приходили трое: дамочка-монтажёр по объявлению, вахтёр и осветитель.
      — Вахтёр? — переспросил Фокс. Профессия вахтёра не требовала профессиональной подготовки; кто-нибудь из бандитов мог легко устроиться на эту должность.
      — Так точно, господин министр.
      — Как он выглядит?
      — Старенький такой гном, нос красный, борода лопатой. Назвался Гугсом.
      — А осветитель?
      — Сказал, что студент, с виду никаких особых примет.
      Фокс не стал расспрашивать про дамочку. Осветитель без особых примет мог быть именно тем, кого он ждал.
      — Когда он заступает?
      — А они все трое заступают в вечернюю смену, к восьми.
      — Его имя?
      — Назвался Бобсом, но мы, конечно, не проверяли, как вы просили, чтобы не спугнуть…
      — Хорошо, спасибо.
      Фокс нажал на сброс и набрал ещё один номер:
      — Алло, это вы, Ригль?
      — Добрый день, господин министр.
      — Какой там добрый… Уже слышали?
      — Более или менее.
      — В прежние времена репортёры бы визжали от восторга.
      — Сейчас другие времена, господин министр. В новостях о вчерашнем не было ни слова.
      — Знаете что, Ригль, сходите вечером на телевидение и посмотрите на нового осветителя, его зовут Бобс. Он заступает в восемь. Так, чтобы он вас не видел.
      — Можете больше ничего не объяснять.
      — Отлично, я знал, что вы сообразительный гном. Да, ещё… Попросите кого-нибудь дёрнуть за бороду и за нос этого Гугса, нового вахтера.
      — Я всё понял.
      — Отлично, буду ждать от вас новостей.
      Фокс бросил трубку на сиденье и приказал ехать в свой офис.
      Дождавшись вечера, Тихоня-Ригль отправился в телецентр. Было половина восьмого, и новый вахтер ещё не заступил. Предъявив удостоверение офицера секретной полиции, он беспрепятственно прошел внутрь.
      Разыскав нужную студию, Ригль расположился в застеклённой кабинке режиссера и стал ждать.
      В положенное время явился новый осветитель. Едва только взглянув на него, Ригль сразу понял, что это не тот гном. К тому же Бобс ловко управлялся с осветительной аппаратурой, и было видно, что он в этом деле не новичок.
      Слегка раздосадованный неудачей, Ригль направился к выходу.
      Старый вахтер сменился, и теперь на проходной сидел бородатый гном с красным носом. Ригль подозвал полицейского и показал свое удостоверение. Тот моментально вытянул руки по швам.
      — Слушай, братец, мы ищем одного типа с наклеенной бородой и фальшивым носом. Ты пойди проверь этого новенького вахтера, только аккуратно…
      — Слушаюсь! — гаркнул полицейский и отсалютовал честь.
      Ригль отошёл и стал следить за его действиями, осторожно выглядывая из-за угла. Полицейский приблизился к вахтеру вплотную и без всяких церемоний изо всех сил тряхнул его за бороду. Голова у бедняги дернулась, он испуганно вскрикнул. Ригль почувствовал, как по его спине забегали мурашки. В следующую секунду полицейский зажал нос вахтера между пальцами и с усилием покрутил его туда-сюда. Несчастный заголосил так, что на шум сбежались другие полицейские.
      Тысячи тысяч мурашек впились в Ригля зубами и когтями.
      Облаченный в форму грубиян шагнул к нему и, вытянувшись по стойке «смирно», загорланил:
      — Осмелюсь доложить, господин офицер: нос настоящий, борода тоже настоящая. Не прикажете ли проверить на благонадежность его уши?..
      Выслушав доклад своего агента, Тайный министр Фокс пришел в уныние. И было отчего: его расчёты не оправдались, бандиты скорее всего «легли на дно», а когда, где и при каких ужасных обстоятельствах они проявят себя снова, этого никто не знал.
      «Но ведь наниматься на работу пришли трое, была ещё какая-то дамочка, подумал он. — А что если…»
      Хлопнув себя по лбу, он подбежал к телефону.
      — Алло, Ригль? Вернитесь и проверьте ещё эту… Маргаритку, она тоже заступила в вечернюю смену.
      Не находя себе места, министр забегал по кабинету, дожидаясь ответного звонка. Наконец запищал зуммер, и Фокс жадно схватил трубку:
      — Ну! Что!
      — Она сбежала. Никакая она не монтажница: запутала всю плёнку, потом увидела меня в коридоре и смылась. Ещё, говорят, чесноком от неё здорово несло. Что теперь делать, господин министр?
      — Что теперь делать? Отдыхайте, вы молодчина. А я снова приму позу глупого кота, подстерегающего хитрую крысу. Два раза я почти ухватил её за хвост, на третий вцеплюсь зубами в самое горло, обещаю вам, Ригль.
      — Не сомневаюсь в этом, господин министр, до свидания.

Дамочка снимает парик. Ханаконда знает, как захватить телецентр. — Дикий гном раскрывает своё инкогнито

      Маргаритка столь торопливо выбежала из телецентра, что каблук на её туфле подвернулся и она едва не загремела по ступенькам на мокрый асфальт. Замахав платочком, она остановила такси и велела шофёру ехать на Западное шоссе, начинавшееся там, где кончался город.
      Как только позади остались жилые кварталы, а по обеим сторонам от дороги затемнел лес, дамочка расплатилась и вышла.
      — Меня здесь подхватят друзья на своем автомобиле, — пояснила она свои странные действия.
      Шофёр пожал плечами, развернулся и уехал. А дама, посмотрев по сторонам, вынула из сумочки фонарик и углубилась в лес. После недолгих поисков она наткнулась на то, что искала: это был огромный темно-зеленый «Циклоп» повышенной проходимости.
      Дама сорвала с себя парик, сбросила платье и туфли, переоделась в одежду, которую обычно носят гномы, и села за руль.
      Только теперь, присмотревшись хорошенько, мы могли бы с уверенностью сказать, что никакая это не дамочка, а хорошо известный старшему лейтенанту Риглю гном из банды Ханаконды по прозвищу Губошлёп.
      Рванув с места, «Циклоп» легко выехал на шоссе и, набирая скорость, помчался обратно, в сторону города. Стараясь не привлекать к себе внимания постовых, Губошлёп осторожно повел машину тихими улочками через весь город к противоположной окраине.
      Выехав на Восточное шоссе, он ударил по газам и в считанные минуты оставил позади жилые постройки, в том числе самое крайнее хозяйство картофельного фермера.
      Освещая дорогу мощными фарами, автомобиль мчался по пустынному шоссе, выжимая предельную скорость. Ветер тяжело гудел, тщетно пытаясь сдержать мощь огромной стальной машины.
      По прошествии получаса Губошлёп сбавил скорость и стал внимательно поглядывать на обочину. Приметив спиленную берёзу, он свернул прямо в лес и, круто переваливаясь вверх-вниз и из стороны в сторону, начал лавировать между деревьями. Время от времени он останавливался, гасил фары и, заприметив вдали огонёк, снова трогал с места.
      Но вот впереди показался давно заброшенный ветхий домик лесника и стоящие на пороге трое главарей. Губошлёп открыл дверцу машины, спрыгнул на землю и подбежал к Ханаконде:
      — Сорвалось, шеф! Чуть-чуть всё не сорвалось! Туда заявился вдруг этот полицейский, Тихоня, пришлось моментально смыться!
      — Успел что-нибудь срисовать?
      — Есть кое-что, шеф.
      — Ладно, пошли покажешь.
      Все прошли в дом, а Ханаконда задержался на пороге, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Нет, кажется, «хвоста» он за собой не привел. Тихо, только листья едва слышно прошуршали за деревьями.
      — Кролл! Мига! — крикнул Ханаконда. — Это вы?
      Тишина. Наверное, ветер.
      Ханаконда вернулся в дом и выслушал от Губошлёпа полный отчёт о поездке. Тот рассказал, как он под видом дамочки заявился в город и купил газету с объявлениями о найме на работу. Как врал в отделе кадров, а потом до начала смены отсиживался на лавочке в Центральном парке, прикрываясь газетой. Как потом явился на работу в телецентр и как столкнулся в коридоре с Тихоней.
      — Машину я оставил на Западном шоссе, как вы велели, шеф. Теперь, если начнут копать, пустят ищеек в ту сторону, а нас-то там и нет!
      — Ладно, не умничай, Губошлёп, — проворчал Ханаконда. — Показывай план.
      Несколько минут он внимательно разглядывал мятый листок бумаги с нарисованным от руки планом телецентра.
      — А что это здесь, наверху? И стрелки повсюду?
      — Наверху вертолетная площадка, шеф. А стрелки — это куда бежать в случае пожара. Я ведь срисовывал эту науку с дверцы на пожарном щите.
      Ханаконда поднял глаза на Губошлёпа:
      — В случае пожара, говоришь? Так мы им устроим пожар. Такой пожар, что небу станет жарко.
      — Что это вы задумали, шеф?
      — Узнаешь все в своё время. Иди умой рожу, а то смотреть противно…
      Губошлёп смыл с лица косметику и уселся за пустой обеденный стол.
      — У вас пожрать-то что-нибудь есть? В городе кругом продают булочки, пирожки, бутерброды, а я чувствую, что вот-вот хлопнусь в голодный обморок. А главное, что деньги-то есть в кармане!
      — Ладно, не плачь, — сказал Хорёк. — Мига и Кролл за грибами ушли.
      — Что, сейчас, ночью?
      — Днём слишком опасно. А козленки можно и на ощупь собирать, их на каждом пне хоть пруд пруди.
      — Ох, — поморщился Губошлёп, — опять грибы…
      Послышался шум, в дом ворвались Мига и Кролл; физиономии у них были буквально перекошены от страха. Кролл держался за лоб обеими руками.
      — Там!.. Там!.. — только и могли они сказать, показывая трясущимися пальцами куда-то в лес.
      — Да что такое, говорите быстрее, — потребовали все разом.
      — Дикий… Гном…
      У бандитов отлегло от сердца: они подумали было, что дом уже окружают полицейские. Из сбивчивых объяснений Миги и Кролла выяснилось, что при свете фонариков они внезапно увидели перед собою ужасное существо — не то зверя, не то гнома. Побросав корзины, они бросились бежать, причем Кролл в панике всё время налетал на деревья и едва не расшиб себе голову.
      Высмеяв трусов и сообразив, что все остались без ужина, главари бандитов не на шутку рассвирепели и приказали горе-грибникам вернуться в лес за корзинами. Вместе с ними отправились Хорёк и Губошлёп, у которых за порогом тоже начали трястись поджилки. Однако все четверо благополучно вернулись, а грибы немедленно сварили и съели.
      Более или менее насытившись водянистыми грибами, Ханаконда откинулся на скрипящем стуле и начал не спеша ковырять спичкой в зубах, хитро поглядывая на своих дружков. Догадавшись, что он собирается сказать что-то важное, все притихли.
      — Пупсу хана, — произнес наконец Ханаконда. — Будем брать телевидение через вертолётную площадку. Завтра. Или послезавтра. Пупсу хана.
      — Это как, шеф, на вертолёте, что ли? — спросил Хорёк.
      — Да, на вертолёте.
      — А где ж его взять-то, вертолёт?
      — Угнать вертолёт — раз плюнуть. Или уже забыли?
      Бандиты понятливо переглянулись.
      — Слушайте мой план.
      Все пригнулись над столом и приготовились слушать, но тут снаружи, за окном, послышалась какая-то возня.
      Всем стало страшно.
      Не сводя глаз с темного оконного стекла, Ханаконда отступил к пылающей печке и взял в руку кочергу. Минуту все находились в оцепенении, но звук больше не повторился.
      — Ерунда, — сказал Ханаконда и бросил кочергу. — Белка или барсук…
      И в это мгновение оконное стекло с грохотом разбилось, и в дом влетело, перевернувшись в воздухе, ужасное существо — заросший рыжей шерстью полугном-полуобезьяна. Вскочив на стол, он задрал голову к потолку, оглушительно зарычал и забарабанил кулаками по своей огромной груди.
      Все бандиты, за исключением Ханаконды и Кролла, залезли под лавку, и оттуда торчали только их дрожащие задние части. Ханаконда стоял возле печки и смотрел на существо в упор широко раскрытыми глазами. Кролл попросту лишился сознания от страха и поэтому продолжал сидеть на своем стуле.
      Рука Ханаконды потянулась к кочерге.
      — Не-ет!! — заревело чудовище ужасным гортанным звуком.
      Соскочив со стола, оно подхватило кочергу, завязало её в узел и яростно отшвырнуло.
      — Кто ты? — прошептал Ханаконда.
      — Я! — ударило себя в грудь чудовище. — Росомаха!

Тайна дикого гнома. — Росомаха попадает на засекреченный остров. — Чудовищные метаморфозы. — Возвращение на материк

      Когда Росомаха полетел в злосчастную расщелину, его парашют, сконструированный для космических строителей особым образом, раскрылся автоматически.
      Случившееся привело его в такое бешенство, что весь отрезок пути до слоя облачности он беспрестанно ругался и плевался, забрызгав слюной всё стекло гермошлема.
      Опустившись ниже облаков, он посмотрел вниз и сразу потерял дар речи: повсюду, куда ни глянь, под ним синела бескрайняя водяная пустыня.
      Да, да! По сравнению с другими неудачниками, угодившими в разное время в ту же самую расщелину, Росомахе повезло меньше всех. Теперь его ожидала долгая и мучительная гибель в бескрайней водной пустыне без всякой надежды на спасение.
      Но вот, по мере приближения к воде, на зеленоватой глади начали появляться то там, то здесь какие-то скопления точек. Эти точки были группами во множестве разбросанных в этой части Южного океана необитаемых островков. Зелёные островки окружали песчаные пляжи и белесая пена прибоя, они всё более отчётливо вырисовывались в зоне видимости, и леденящий ужас, сковавший Росомаху, сменился радостью и надеждой.
      Но ещё через несколько минут Росомахой овладела мучительная тоска. Он понял, что даже если сумеет добраться вплавь до одного из таких островков, то всё равно никогда не сможет вернуться на материк и навсегда останется заложником дикой природы, одиночества и отчаяния.
      Но вот в более низких слоях атмосферы задул сильный ветер, и парашют стало резко сносить на северо-восток. Впереди показалась земля, за песчаным пляжем и верхушкой пальм которой виднелись здания и парковые аттракционы. Росомаха не верил своему счастью, он засмеялся, потом заплакал, потом захохотал как безумный.
      Повалившись на мягкий песочек, он выбрался из скафандра, зашёл по колено в воду и, нагнувшись, долго плескал себе в лицо, счастливо бормоча какие-то глупости. Вода была солёная, тёплая и прозрачная.
      Немного успокоившись, Росомаха огляделся по сторонам. Его несколько удивило то обстоятельство, что на пляже нет ни единой живой души. Во множестве имевшиеся повсюду лежаки и шезлонги были как будто давно здесь брошены и занесены песком. Однако эту странность он отнес к тому, что сезон давно закончился и богачи разъехались из этого фешенебельного курортного местечка.
      Теперь следовало точно узнать, где он находится, и Росомаха бодро зашагал в сторону ближайших построек.
      К величайшему его изумлению, все помещения роскошно обставленного дорогого пансионата оказались пусты; пустовали и соседние дома; было пусто и в кафе, в барах, в кинотеатрах, в игротеках, концертных залах и на спортивных площадках, в огромном парке аттракционов не было ни единого гнома.
      Плохо что-либо соображая и чувствуя только мощные удары колокола в висках, Росомаха неожиданно снова вышел на пляж. Страшная догадка поразила его, он побежал вдоль берега — и вскоре увидел брошенный им на песке скафандр. Все ещё отказываясь верить в случившееся, он побежал в другую сторону и вскоре вернулся на то же самое место, усталый и опустошённый.
      Это был остров. Дурацкий остров. Тот самый, на котором когда-то проводили эксперименты по превращению гномов в обезьян. И который после огласки и скандала был навсегда закрыт для посещения и засекречен.
      Весь этот день Росомаха плакал и бился в истерике и только глубокой ночью, совершенно обессилев, забылся сном. Утром он нарвал бананов, утолил голод и решил бороться за себя до конца. Он понимал, что стоит ему только расслабиться, распустить себя и предаться глупой, бесцельной и бездумной жизни, как вредоносный воздух тотчас начнет воздействовать на его организм и он начнёт обрастать шерстью, превращаясь в обезьяну.
      Он решил много читать и вести подробный дневник, где будет записывать разные умные мысли, почерпнутые из книг, а также свои собственные наблюдения.
      Увы! На всём острове не нашлось ни единой книги, за исключением книг, состоящих из одних картинок; не оказалось ни единого листочка писчей бумаги и карандаша. Однажды только ему удалось поймать носимый ветром обрывок газеты, в котором сообщалось о крахе общества «Беспроигрышная лотарея» и чемпионате по плевкам в длину.
      В отчаянии Росомаха попробовал играть сам с собою в крестики-нолики. Но очень быстро игра стала ему настолько понятной и предсказуемой, что исход каждой партии он видел уже с первого хода.
      Заставляя себя думать, он начал перебирать в памяти все известные ему арифметические правила. К своему огорчению, он быстро обнаружил, что умеет считать только путем загибания пальцев на руке или нажимания кнопок на калькуляторе. С огромным напряжением, методом проб и ошибок, он заново научился складывать и вычитать в столбик. Это прозрение его так обрадовало, что весь день, до наступления темноты, он ползал по песку, складывая и вычитая всевозможные числа. Однако все его попытки заново научиться подобным образом умножению и делению ни к чему не привели. В отчаянии от неудачи Росомаха впал в депрессию и несколько дней валялся на пляже в полном безделье, вставая время от времени лишь для того, чтобы нарвать кокосов и бананов, растущих здесь в изобилии.
      Устав лежать и опухнув от сна, Росомаха отправился на прогулку в глубь острова, рассчитывая хоть как-то скрасить своё тоскливое времяпрепровождение. В кладовой заброшенного ресторана он обнаружил ящик консервированного повидла, однако сладкое ему уже настолько опротивело, что он только пнул ящик ногой и злобно зарычал.
      Он пробовал завести кинопроектор в пустующем кинотеатре, но только запутал плёнку и в ярости начал громить стулья в зале.
      На следующий день Росомаха обнаружил в одном из зданий видеотеку с бесчисленным запасом видеокассет. Ему удалось включить воспроизведение, и на протяжении последующей недели он смотрел бесконечную вереницу похожих один на другой, как близнецы, фильмов со стрельбой, погонями и драками.
      Но вот однажды он не смог, сколько ни бился, совладать с тремя кнопками, при помощи которых приводилась в действие устаревшая видеосистема. Кнопки «СЕТЬ», «ВКЛ» и «ПУСК» необходимо было нажимать в строгой последовательности, но осуществить три действия в определенном порядке было для него уже слишком сложно. К тому же нажимать кнопки мешали необычайно быстро отраставшие ногти, которые становилось все труднее грызть, потому что они теперь больше напоминали собачьи когти.
      Разбив вдребезги неподатливую видеосистему, Росомаха выбежал в парк. Катание на горках, качелях и каруселях не требовало умственных затрат, поэтому все последующие дни этот уже полугном целиком посвятил себя бездумным развлечениям.
      На его лице и на туловище отросла шерсть; за счёт непомерно вытянувшихся клыков угрожающе развилась нижняя челюсть; из копчика начал стремительно расти хвост.
      Потеряв вдруг всякий интерес к растительной пище, Росомаха начал охотиться по ночам за мелкими зверьками — мышками, кротами и сусликами. Руки его вытянулись, ноги укоротились, зато пальцы ног приобрели необычайную цепкость: теперь он мог делать ими хватательные движения почти так же ловко, как и пальцами рук. Росомаха потерял счёт времени и забыл своё прошлое.
      Но вот однажды он увидел на горизонте странную точку. Она не была похожа ни на птицу, ни на морское животное. Точка медленно приближалась, приобретая форму огромного металлического сооружения.
      — Ха-га-гы! — прорычал Росомаха. — Ко-га-гы!.. Ко-ла-бы!.. Ко-ра-был!..
      Скуля по-собачьи и пытаясь выговорить забытое слово, он метался взад-вперёд по песку, а когда корабль приблизился к берегу, затаился в кустах.
      Гномы в противогазах начали грузить в трюм брошенное здесь когда-то имущество. Росомаха подплыл к противоположному борту, вскарабкался по якорной цепи и спрятался в крытой брезентом спасательной шлюпке.
      Поздней ночью корабль встал у причала порта Лос-Свинтос. Никем не замеченный, Росомаха спрыгнул в воду и выбрался на пустынный берег в стороне от города.
      Последующие дни недели одичавший гном жил в лесах, постепенно перемещаясь к северо-западу и пугая своим видом случайных встречных. С наступлением темноты он подкрадывался на огонёк к жилым строениям и слушал доносившиеся из телевизоров известия о розыске беглой банды Ханаконды и о появлении в лесах дикого гнома. Что такое «дикий гном», он не понимал, но зато имя главаря банды всколыхнуло в нём очень многое. Инстинкт тянул Росомаху прибиться к стае, а вожаком стаи он признавал только одного гнома, имя которого было Ханаконда.

Экстренное совещание экипажей. — Командиром ракеты «ЗиЛ» назначается Звёздочкин. — «Дружок» отправляется в зону риска

      Увидев, как в расщелину ссыпались один за другим четверо из пятнадцати участников спасательной экспедиции, Студент пришёл в такое смятение, что долго не мог говорить. Поддерживаемый Клюковкой, он доплёлся до ракеты, освободился от скафандра и велел обоим экипажам собраться в своих кают-компаниях. Но раньше, чем объявить всем об ужасном происшествии, Студент распорядился:
      — Звёздочкин! Иди скорее туда, посчитай, где они упали!..
      Звёздочкин и Огонёк отправились в пещеру. При помощи точных приборов и инструментов они определили положение внутреннего ядра, а затем и место на карте, над которым находилась расщелина в момент катастрофы. С учётом ветра можно было приблизительно определить место их приземления.
      — Хорошо ещё, что они не угодили в океан, — сказал Студент, когда Звёздочкин и Огонёк вернулись. — Какой только дурак разрешил им выйти из ракеты!
      Вспомнив, однако, что он сам и проявил непозволительную слабость в этом вопросе, Студент покраснел и притих.
      Совещание между экипажами двух ракет проходило в режиме телеконференции. Слово взяли Задира и Липучка.
      — Необходимо сейчас же направить в зону риска обе ракеты! — заговорили они наперебой. — Теперь мы в ответе не только за лунатиков, но и за наших товарищей!
      — Стойте! — вмешался Глюк. — Погодите! Природа гипнотического воздействия на гномов ещё не выяснена! Возможно, что невидимые излучения пронизывают насквозь все появляющиеся в зоне риска предметы; пропадем сами и друзей не спасем!
      — Я согласен с мнением Глюка, — сказал Студент. — Мы не должны совершать сгоряча необдуманных поступков. Что нам известно? То, что четверо из нас, спрыгнув с парашютами, приземлились в центре населённого материка. Из услышанного в радиоэфире мы знаем, что жизнь там протекает хотя и довольно странно, но вполне спокойно. Можно сказать, что мы здесь находимся в гораздо более опасном, чем они, положении.
      — Ну знаешь, ты говори, да не заговаривайся! — подал голос Взломщик.
      Тут наперебой заговорили Кроха, Циркуль и писатель Баян, после чего дальнейшее обсуждение стало невозможным. Когда наконец возобновилась тишина, слово взяла Клюковка-Огонёк.
      — Ну вот что, — сказала она. — Вы предлагаете то, что совершенно неприемлемо. Мы не можем все отправиться в зону риска, потому что спасать нас самих будет уже некому. Но мы также не можем бросить на произвол судьбы этих… неосмотрительных гномов. Однако вы забыли, что у нас есть умный и сильный механизм, который не нуждается ни в воздухе, ни в пище, на которого не действуют никакие вредные излучения. Конечно, я имею в виду «Дружка».
      Услышав свое название, робот поднялся.
      — Мы сбросим его на то же самое место, приказав искать наших товарищей. Попутно он произведет химический анализ воздуха, воды и продуктов питания, а также попытается расспросить о происходящем местных жителей. «Дружок» ловок, сообразителен и почти неуязвим. Его усовершенствованная конструкция позволит ему если не плавать (для этого он слишком тяжёл), то совершенно свободно ходить по дну. А это важно, потому что сейчас там очень сыро…
      Лица у спорщиков прояснились.
      — Конечно, это выход! — обрадовался Студент. — Но для того, чтобы «Дружок» смог передать нам собранную информацию, мы сами должны находиться где-то рядом; ведь радиосигналы не проходят большие расстояния из-за искусственных помех. Ракета сталкеров тоже спустится в зону риска и будет лететь над ним!
      — Вы глупеете прямо на глазах, дорогой коллега, — заметила Огонёк и продолжила свою мысль: — Мы не будем никого подвергать опасности, а просто дадим роботу сигнальные ракеты: одну красную и одну зелёную. По прошествии одних подлунных суток мы узнаем, можно ли спускаться в зону риска: зелёная ракета будет означать, что можно, красная — что нельзя.
      Идея была великолепна, и все оживились.
      — А если нельзя? — спросил Звёздочкин.
      — У нас ещё сутки, для того чтобы обсудить и такой вариант, — ответила Огонёк.
      Возражений не последовало, и «Дружка» без промедления стали готовить к его важной и ответственной миссии.
      В связи с тем что командир ракеты «ЗиЛ» провалился в зону риска сразу после прилунения, необходимо было переложить его обязанности на кого-нибудь другого. Перед командиром экспедиции Студентом встала задача выбора между двумя, а вернее, тремя кандидатурами: Звёздочкиным, Задирой и Липучкой. Недолго раздумывая, Студент вручил бразды правления Звёздочкину, попросив его быть с экипажем построже.
      Последнее было совсем не лишним, потому что дисциплина на корабле наблюдателей оставляла, мягко выражаясь, желать лучшего. Так, например, сразу после ухода Ярилы инженер Циркуль самовольно спустил на поверхность Луны свой вездеход и уехал кататься. Появился он только к концу собрания.
      Писатель Баян, чувствительно задевший Кроху в своей газетной статье, расплачивался теперь за собственную недальновидность: колкая на язык корреспондентка буквально не давала ему прохода. По счастью, большую часть времени она проводила в спортивном отсеке, пиная руками и ногами подвесную грушу, но это обстоятельство писателю Баяну оптимизма тоже не прибавляло.
      В то же время Баян продуктивно работал, испещряя страницу за страницей своим мелким и округлым почерком. И это было странно, потому что в пути он намеревался делать лишь беглые заметки для будущего романа о путешествии на Луну. Неужели этот неутомимый труженик пера с ходу превращал заметки в полноценный художественный текст, уже не только отслеживая, но и предвосхищая развитие событий?
      По истечении одних подлунных суток внутреннее ядро совершило полный оборот вокруг оси и вновь обратилось к расщелине той самой местностью, на которую в результате хулиганской выходки Злючкина опустились четверо участников экспедиции. К этому времени «Дружок» был проинструктирован едва ли не на все случаи жизни. С учётом немалого веса его решили снабдить не одним, а сразу тремя парашютами.
      Когда все приготовились, следивший за циферблатом часов Звёздочкин махнул рукой. Огонёк сказала: «Вперед!» — робот шагнул в расщелину и камнем полетел вниз. Входя в плотные слои атмосферы, он дернул за шнурок, и над его головой забились и хлопнули один за другим, раскрывшись, три ослепительно белых купола. Полет замедлился, и «Дружок» стал зорко смотреть вниз. Ниточка железной дороги осталась далеко в стороне, он парил над лесом, спускаясь все ниже и ниже приблизительно по той же самой траектории, которую описали сутками раньше Карлуша и Пухляк.

Под дружные рукоплескания изобретатели велосипеда демонстрируют полную и безусловную состоятельность своего изобретения

      Весь день и всю последующую ночь четверо квалифицированных слесарей под руководством главного инженера, а также изобретателей Карлуши и Пухляка конструировали опытную модель велосипеда.
      Начали с того, что кривобокий рисунок перенесли на миллиметровку, произведя необходимые математические расчёты, а затем сделали точный чертёж каждой отдельной детали. Опредёленные трудности вызвала задняя втулка, потому что ни тот ни другой изобретатель понятия не имели о её устройстве. Но опытные слесари, умевшие делать если не велосипеды, то очень хорошие автомобили, сами догадались, как устроена втулка заднего колеса, — чтобы можно было педали крутить и не крутить, а также тормозить, надавливая в обратную сторону.
      Единственное, чего никак не могли понять эти высочайшего класса специалисты, так это того, почему велосипед имеет всего только два колеса, а не хотя бы три. «Ну не может, — говорили они, — гном сидеть на двух ножках стула! Видели вы когда-нибудь автомобиль на двух колесах?..»
      Доверявший интуиции своего хозяина, главный инженер догадывался, что всё не так просто и в устройстве этой необычной машины есть какой-то фокус. Чтобы не расхолаживать рабочих, он сказал, что этот двухколесный образец делается специально для цирковых артистов, которые будут ездить на велосипеде по натянутому канату.
      — Ну если по канату… — понимающе закивали слесари.
      К утру привезли последнюю недостающую деталь — лёгкие литые шины из пористой резины. Завод резиновых покрышек также принадлежал господину Пудлу, поэтому шины необходимого размера отлили в считанные часы. (Впоследствии, разумеется, предполагалось выпускать нормальные надувные.)
      Дрожащими от нетерпения руками главный инженер сам натянул резину на ободья, вставил колеса в переднюю и заднюю вилки, отрегулировал натяжение цепи, затянул гайки, поставил велосипед на колеса и ударил ладонью по звенящему пружинами седлу.
      — Ну вот, — сказал он. — Готово.
      Карлуша и Пухляк переглянулись. Теперь кто-то из них должен был продемонстрировать ходовые качества собственного изобретения.
      Но пока они топтались в нерешительности, главный инженер не выдержал и сам влез на велосипед. Он поставил ноги на педали и в ту же секунду со звоном завалился на бок.
      Сбившиеся в сторонке слесари недоверчиво загудели. Карлуша понял, что медлить больше нельзя.
      — Ладно, — сказал он. — Сейчас покажу, учитесь.
      Он поднял велосипед, взялся за руль, подкрутил педаль в удобное для ноги положение и поднял глаза.
      Физиономии слесарей выражали сомнение, главный инженер потирал ушибленный локоть. «Ну, давай!» — беззвучно показал губами Пухляк и энергично завертел перед собой кулаками.
      Карлуша поставил левую ногу на педаль, осторожно оттолкнулся правой раз, другой, третий… Велосипед покатился, плавно набирая скорость. Ощущая уже его устойчивость, Карлуша под всеобщий возглас «Ах!» перебросил через заднее колесо и раму правую ногу, уверенно оседлал машину и закрутил педали. Под взрыв аплодисментов велосипед легко покатился по просторному цеху, описывая круг за кругом. Это была полная победа.

Господин Пудл берёт подписки о неразглашении. — Пухляк проявляет деловую хватку, Пудл — широту капиталистической души

      Явившийся ранним утром в экспериментальный цех господин Пудл застал там необычайное оживление. Кататься на велосипеде умели уже все принимавшие участие в создании опытного образца, и это оказалось настолько легко и приятно, что всем хотелось кататься снова и снова. Даже появившуюся в цехе уборщицу заставили прокатиться, поддерживая велосипед с двух сторон за седло.
      — Хозяин, это фантастика! — закричал, торопясь навстречу Пудлу, главный инженер. — Он не падает! Он катится сам, почти без усилий!
      Господин Пудл оседлал машину и проехал несколько кругов.
      После этого он стал необычайно серьезным и, не сходя с места, позвонил своему юристу, велев ему срочно прибыть в офис.
      — Кто-нибудь ещё был здесь? — строго спросил он.
      Получив отрицательный ответ, он попросил всех, включая уборщицу, проследовать за ним в кабинет.
      Как только примчался юрист, Пудл торжественно объявил:
      — Прежде всего, господа, позвольте поздравить всех вас с успешным испытанием опытного образца нашей новой, сверхперспективной продукции «велосипед».
      Он вышел из-за стола и крепко пожал каждому, в том числе и уборщице, руку. При этом уборщица так расчувствовалась, что прослезилась.
      — С завтрашнего… — продолжил Пудл, — нет, уже с сегодняшнего дня наше предприятие приступает к подготовке массового выброса на рынок этого замечательного товара. Но при этом, — голос его сделался многозначительным, — при этом, как вы сами понимаете, наш конкурент не дремлет. Он тоже не дурак нажиться на дешёвом ходовом товаре массового спроса. А потому изделие «велосипед» будет собираться нами в строжайшем секрете. И только после того как первая партия поступит в продажу, мы все сможем вздохнуть спокойно и чесать языки налево и направо. Будьте готовы к тому, что кто-нибудь начнет выспрашивать у вас про велосипед, даже предлагать деньги, большие деньги… Вы меня понимаете?
      — Да, хозяин, понимаем, хозяин, — загудели слесари, а уборщица испуганно схватилась за грудь. — Понимаем, хозяин, не сомневайтесь…
      — Я не сомневаюсь. Однако для верности закрепим наш уговор собственноручными подписями. Надеюсь, никто против этого не возражает?
      Никто не возражал, и юрист взял с каждого подписку о неразглашении. Конечно, Пудл мог удовольствоваться простым честным словом загипнотизированных гномов, но кто знал, не рухнет ли этот режим столь же внезапно, как и возник — тогда, прямо за «круглым столом» большого пленума. И чего тогда будет стоить честное слово обыкновенного, разгипнотизированного гнома?
      Пудл снова пожал руки своим работникам и отпустил их, поручив дальнейшее главному инженеру. В кабинете остались юрист и два изобретателя.
      — Теперь с вами, господа, — сказал Пудл. — Нам осталось заключить соглашение, в котором ни моя, ни ваша сторона не были бы как-нибудь ущемлены. Я предлагаю вам фертинг с каждого проданного велосипеда, идет?
      Карлуша радостно встрепенулся, но опытный в таких делах Пухляк сказал презрительно:
      — Вот ещё, один фертинг. К тому же на двоих. Что мы купим на этот фертинг? Даже приличный обед стоит больше.
      — Вы меня не совсем поняли, господа, — терпеливо возразил Пудл. — Речь идет не о продаже одного-единственного велосипеда, а о продаже тысячи, десятков тысяч велосипедов в первые же дни рекламной кампании!
      — Все равно мало, — заупрямился Пухляк. — Вы небось каждый будете не меньше чем по сотне продавать.
      — Да, но затраты на производство и рекламу…
      — Вот вы и подумайте хорошенько.
      — Ладно, пусть будет два фертинга.
      — Двадцать, — сказал Пухляк, и Карлуша посмотрел на него с испугом.
      — Вы сошли с ума! — воскликнул Пудл. — Двадцать — это вся моя чистая прибыль!
      — Ладно, пятнадцать, или мы встаем и уходим.
      Для пущей убедительности Пухляк взялся руками за подлокотники.
      — Пять фертингов!
      — Не пойдёт.
      — Но ведь это целых пятьдесят тысяч в первую неделю продажи!
      Пухляк поднялся и многозначительно заметил:
      — Я вижу, господин Пудл, что мне всё-таки имеет смысл ещё раз переговорить с господином Циклопом.
      Эта негромко произнесенная фраза возымела магическое действие.
      — Стойте! — крикнул Пудл, подбежал к дверям и загородил их собою. Стойте, я даю вам десять.
      — И столько же от продажи запасных частей.
      — По рукам.
      Все трое ударили по рукам и подписали объемистый, состоящий из двух десятков страниц договор. В нем говорилось о правах и обязанностях сторон в процессе производства и продажи конструкции «велосипед» системы «нипель» — с надувными колёсами.
      — Поздравляю, — сказал Пудл. — С сегодняшнего дня вы богатые гномы.
      — Спасибо, — сказал Карлуша. — Но пока не очень-то заметно. — И он выразительно похлопал себя по карманам.
      — Понимаю, — спохватился Пудл. — Ведь первые отчисления поступят на ваш счёт не раньше чем через неделю… А я прямо сейчас выпишу вам аванс; тысячи на первые дни хватит?
      Разинув рты и переглянувшись, изобретатели с готовностью закивали.
      Тысяча фертингов — огромные деньги. Имея в кармане такую сумму, Карлуша и Пухляк могли поселиться в самой дорогой гостинице и жить на широкую ногу, ничуть не стесняя себя в расходах. А они так и сделали.

Господина Циклопа одолевают смутные предчувствия. — Агент Жучок получает двести фертингов на представительские расходы

      В то же время господина Циклопа не покидало ощущение тревоги. Известно, что ворочающие большими деньгами гномы обладают особым чутьём на прибыль, и господин Циклоп смутно ощущал, что где-то он недавно такую прибыль упустил.
      Он стал перебирать в уме все разговоры и встречи, которые случились с ним за последнее время, и вспомнил двух чудаков, предлагавших своё изобретение — нелепое устройство на двух колёсах под названием «велосипед». Ему снова стало смешно, однако уже в следующую секунду стало страшно.
      «А вдруг, — подумал он, — это и есть та самая выгода, которой я лишился по собственной глупости? Вдруг этот велосипед не бред сумасшедших, а новый, сверхэкономный и полезный для окружающей среды транспорт будущего? А если эти двое уже ведут переговоры с моим конкурентом?..»
      Господин Циклоп схватил трубку и набрал номер.
      — Младший товаровед Жучок, отдел сбыта фирмы «Пудл», — откликнулся гном на том конце провода.
      Это был хорошо оплачиваемый осведомитель. Жучок специально устроился на работу к Пудлу, чтобы повсюду высматривать и вынюхивать, а затем докладывать своему тайному нанимателю. Такое шпионство в среде капиталистов было на Луне обычным явлением, потому что каждому хотелось выведать об удачных находках своего конкурента и раньше него выбросить на рынок какой-нибудь новый товар. Конечно, если судить по меркам нормальных гномов, такое поведение настоящее свинство. Но сами капиталисты воспринимали все это как игру, в которой все средства хороши, и друг на друга по большому счёту не обижались.
      — Это я, — негромко и многозначительно сказал Циклоп своему шпиону.
      — А, это вы, господин… Жабс! — сказал Жучок, называя Циклопа другим именем для отвода глаз. Из вредности он каждый раз придумывал для хозяина какое-нибудь новое обидное имя. — Здесь сейчас шумно, господин Жабс, я вам перезвоню.
      Не прошло и минуты, как телефон зазвенел.
      — Здравствуйте, господин Циклоп, — зашептал Жучок в трубку совсем другим тоном. — Говорите, здесь никто не услышит.
      — Что нового?
      — Что-то такое есть, господин Циклоп. Какое-то подозрительное движение в опытном цеху, сегодня там работали всю ночь. Ещё говорят, что приказано освобождать склады для огромной партии какой-то новой продукции.
      — Какой? Какой продукции?
      — Пока выяснить невозможно, всё чрезвычайно засекречено.
      — Кто был вчера у Пудла?
      — Были двое чудиков, кажется изобретатели.
      — Ты их видел?
      — Видел мельком.
      — Один толстенький, другой в кепке?
      — Да, точно, это они!
      — Сможешь узнать их физиономии?
      — Узнаю… если прикажете.
      — Займись ими срочно, выведай всё, что сможешь, предлагай любые деньги. У меня такое чувство, будто я выбросил вместе со старой жилеткой лотерейный билет на миллион фертингов.
      — Сочувствую вам, господин Циклоп. Миллион фертингов — очень большая сумма.
      — Без тебя знаю, идиот. Хватит болтать и принимайся за дело.
      — Хорошо, попробую их найти. Наверняка поселились в какой-нибудь дорогой гостинице — им выдали аванс наличными. Представлюсь каким-нибудь богатым бездельником, техником-любителем, и вотрусь в доверие. Будут представительские расходы. Ну, чтобы выглядеть как богатый бездельник…
      — Короче, сколько?
      — Триста… нет, пятьсот.
      — Хорошо, получишь в кассе двести фертингов. Меня будут соединять с тобой в любое время суток, чем бы я ни был занят.
      — Иногда с вами очень приятно разговаривать, господин Циклоп.
      Фабрикант бросил телефонную трубку и, опершись руками о стол, некоторое время шумно дышал, раздувая ноздри. Он понимал, что, если дело не выгорит, Пудл оставит его далеко позади себя. И для того, чтобы этого не произошло, были хороши любые средства.

Как Жучок втёрся в доверие к изобретателям и без особых усилий заполучил от них чертёж конструкции «велосипед»

      С удовольствием и волнением рассовав по карманам тысячу фертингов наличными, Карлуша и Пухляк сели в такси и распорядились везти их в самую лучшую гостиницу.
      В известной гостинице «Изумруд» на улице Лоботрясов они заняли удобные двухместные апартаменты и заказали большой обед прямо в номер. Потом до вечера они спали, а когда проснулись и было уже темно, по предложению Пухляка отправились поужинать в ресторан.
      В зале было празднично, шумно и весело. На сцене показывали эстрадные номера, и ужин затянулся до глубокой ночи. Изобретатели между прочим познакомились с одним весёлым гномом, который много дурачился и смешил их анекдотами, а после проводил до самого номера, пообещав завтра наведаться.
      На другой день Карлуша проснулся далеко за полдень и сразу услышал, как в гостиной Пухляк увлеченно заказывает по телефону обед в номер.
      — Слушай, Пухляк, — окликнул Карлуша приятеля, — наверное, надо как-то с нашими связаться.
      — С нашими? Это ещё зачем?
      — Как это «зачем»? Нас, наверное, ищут, а мы тут…
      — Что «мы тут»? — спокойно возразил Пухляк. — Мы тут в зоне риска. Пытаемся, можно сказать, выжить.
      В ожидании обеда Пухляк то и дело запускал руку в рюкзак с сушеными козленками. Карлуша тоже взял себе горсть и принялся жевать.
      — Мы сюда что, — продолжал Пухляк, — по собственному желанию ссыпались? То-то и оно. Нас столкнули и бросили на произвол судьбы в этом страшном мире наживы и чистогана. К тому же они и вправду здесь все какие-то загипнотизированные, ещё неизвестно, чего от них ждать…
      — Правда? Ты тоже в них что-то такое заметил?
      — Конечно, как тут не заметить, все счастливы как идиоты и глаза у всех будто стеклянные.
      — А вот у некоторых я этого не заметил.
      — Ну так, стало быть, некоторые ещё в своем уме.
      — Слушай, Пухляк, а почему мы с тобой не того… не загипнотизировались?
      Пухляк перестал жевать и задумался. Такой вопрос ещё не приходил ему в голову. Он подошёл к зеркалу, включил над ним светильник и стал внимательно вглядываться в своё изображение. Он оттягивал нижние веки, высовывал язык, оскаливал зубы, вертелся так и сяк, однако ничего особенного в себе не обнаружил.
      — Нет, — сказал он, — не на такого напали.
      — А может, у них это что-нибудь вроде прививки? — предположил Карлуша. — Когда дойдет очередь — вызовут куда следует, кольнут, и гуляй себе дальше… Со стеклянными глазами.
      — Ты думаешь? Ну так мы не пойдем никуда, если даже вызовут. Нашли дураков, пусть сами себе прививки делают.
      — Да, это правильно. Я даже думаю, что нас вообще никуда не вызовут, потому что мы здесь ни в каких списках не значимся.
      — А вот это дудки. Мы-то как раз с тобой, может быть, значимся. Ох как сильно, может быть, значимся…
      Но тут прикатили трехъярусные тележки с обедом, и все вопросы отошли на второй план.
      Послеобеденный сон сморил изобретателей, и они опять проснулись только вечером, оттого что кто-то настойчиво стучал в дверь. Пухляк набросил халат и пошёл открывать. На пороге стоял улыбающийся от уха до уха вчерашний гном. На нём был всё тот же чёрный фрак, цилиндр, белые перчатки; в руках он держал трость с серебряным набалдашником.
      — А, это вы, господин Кикс, — зевнул Пухляк. — Как же вы это… всё успеваете…
      — Разбогатев хорошенько, вы ещё успеете к этому привыкнуть, — сказал гном, манерно присев на край стола и попытавшись непринужденно повертеть тростью, но тут же её уронив. — Вы ещё к этому не привыкли, но имейте в виду, что жизнь богатого гнома вместе с удовольствиями накладывает на вас ещё и массу неприятных обязанностей, как-то: светские рауты, визиты к портному, клубы, гольф, это… разные там театры и концерты… Но главное это манеры. Вот возьмём, к примеру, вчерашний ужин. Официант, неуклюжая скотина, просыпал вам салат на брюки, господин Пухляк. И что же вы сделали?
      — Что? — вяло отозвался Пухляк.
      — Вы добродушно сказали ему: «Ничего, ничего», в то время как должны были отшлёпать его перчаткой по физиономии: вот так! вот так! вот так!.. Кикс замахал перед собой белой перчаткой.
      Пухляк устало провёл руками по лицу и подумал, что было бы неплохо избавиться сейчас от этого шумного гостя, чтобы ещё часик спокойно всхрапнуть до ужина.
      — А вы, собственно… — начал он, стараясь подбирать слова поделикатнее, — вы по какому вопросу?
      — «По какому вопросу»! — Кикс возмущённо хлопнул перчатками по ладони. — Да у меня к вам не один, а десять, сто, тысяча вопросов! Дорогой мой господин Пухляк и господин Карлуша, дорогие мои талантливейшие изобретатели!
      Карлуша приоткрыл глаз и стал пристально всматриваться в гостя через открытую дверь своей спальни. Этот гном вёл себя в ресторане довольно подозрительно: то он вдруг вставал из-за стола и кричал: «Верховному Правителю слава!» — и все были вынуждены тоже вставать и кричать, то он делал подножку официанту, и тот падал в фонтан вместе с полным подносом, то вытаскивал Карлушу и Пухляка на танцплощадку и заставлял дёргаться вместе с ним под какие-то назойливые ритмы… Стараясь казаться разбитны'м и весёлым, он исподволь настойчиво выспрашивал обо всём, что касалось их работы над «двухколесной самодвижущейся тележкой», о которой он якобы вычитал в каком-то техническом журнале. Но изобретатели хорошо помнили, о чём говорилось в кабинете господина Пудла, а потому надёжно держали рот на замке.
      — А что вы, собственно, имеете в виду? — сказал Пухляк.
      — Как это что! Как это что! Они уже не помнят! Ведь вы, дорогие мои, обещали показать ваше новое, последнее изобретение! Велосипед!
      Карлуша подскочил на кровати, и они с Пухляком испуганно переглянулись.
      — Хорошо, я не требую действующую модель, я прошу хотя бы нарисовать его на бумажке, ну что вам стоит! Вы даже не представляете, как я интересуюсь техническими новинками! Я богат и на деньги не поскуплюсь; назовите цену и покажите, покажите мне скорее ваше гениальное изобретение! Умоляю!..
      В запале гном опустился на колени.
      — Мы рассказывали вам про велосипед? — бесстрастно произнес Пухляк.
      — Ну уж это вы врёте, — сказал Карлуша. — Ничего такого не было.
      — Ну как же не было, — умоляюще заговорил Кикс, — как же не было, вы меня обнадёжили, вы обещали…
      — А вы вообще-то сами где живете? — поинтересовался Пухляк.
      — Где я живу? Разве вы забыли, где я живу? Да здесь я и живу, буквально под вами, в этой самой гостинице.
      — Вы… э-э… господин?..
      — Кикс!
      — Вы, господин Кикс, идите пока к себе. Возможно, мы что-нибудь для вас придумаем. Хотя ничего не могу обещать, — сказал Пухляк с важностью, приличествующей состоятельному гному.
      — Понимаю, понимаю, конечно, вы должны посоветоваться. Понимаю и моментально исчезаю. Но я скоро вернусь, господа, скоро вернусь…
      Пятясь спиной и улыбаясь, Кикс скрылся за дверью, а Пухляк разыскал в карманах своей курточки визитную карточку господина Пудла и снял телефонную трубку.
      — Алло, господин Пудл? — заговорил он вежливым голосом. — Это Пухляк, изобретатель велосипеда.
      — А, господин Пухляк! — обрадовался Пудл. — Как поживаете, как здоровье господина Карлуши?
      — Спасибо, хорошо.
      — У вас какие-нибудь проблемы?
      — Тут вертится один подозрительный тип, его будто бы зовут Кикс… Он пытался выспрашивать про велосипед. Сказал, что на это дело не поскупится деньгами.
      — Что?! Уже? И как это они уже успели! Вот что, господин Пухляк, очень хорошо, что вы мне позвонили. Кстати говоря, теперь и ваши личные доходы зависят от того, чтобы все было шито-крыто. Нам с вами нужно сбить их с толку, чтобы продержаться ещё пару дней до того, как велосипед поступит в продажу. Знаете что, господин Пухляк… Вы ему нарисуйте, этому Киксу, велосипед. Но только пусть у вас колёса располагаются не одно за другим, как полагается, а параллельно. Понимаете? Два колеса — и оба на одной оси. А седло поставьте повыше — так, чтобы можно было крутить педали, а цепь спускалась сверху вниз, понимаете?
      — Вообще-то понятно… Только ведь на таком нельзя ездить.
      — Вот и отлично, пусть покувыркаются. Не будут совать нос в чужие дела.
      — Ладно, господин Пудл, так и сделаю, до свидания.
      — До свидания, господин Пухляк. Отдыхайте и развлекайтесь, скоро денежки сами потекут в ваши карманы.
      Когда Кикс опять появился в номере, Пухляк сделал вид, что поддался его уговорам. Он взял листок бумаги и нарисовал велосипед. То есть такой, про который ему говорил Пудл, — с двумя расположенными на одной оси под седоком колесами и высоко поднятым седлом. Едва успев пробормотать слова благодарности и обещание немедленно снять для них деньги с текущего счёта, пронырливый гном схватил чертеж и навсегда испарился.

Картофельный фермер в центре внимания СМИ. — Карлуша и Пухляк делают покупки. — Новая страсть Пухляка, с которой он не может совладать

      В вечерних новостях по телевизору показали картофельного фермера Орешка.
      — А ну, сделай погромче, — насторожился Пухляк, — вдруг это он про нас рассказывает.
      Карлуша прибавил звук, и гостиную наполнил знакомый голос:
      — …А следы, заметьте, только возле норок. Ну, думаю, сегодня он кротов ловит да недобранную картошечку откапывает, а что будет завтра, когда новая картошка поспеет? А картошечка у меня, слава Правителю, одна к одной, словно ягодки, залюбуешься, одно объедение. Оптовых покупателей прошу обращаться по адресу…
      — Итак, господин Орешек, — перебила его корреспондентка, — вы решили это существо подкараулить.
      — Что верно, то верно. Взял я дробовик, зарядил крупной солью, вырыл себе окопчик, оделся потеплее и жду. Чтобы не скучать, взял термос, чугунок с картофельными оладушками, а картошечка у меня, знаете…
      — И долго вам пришлось сидеть в засаде, господин Орешек?
      — Нет, не долго, я даже закусить как следует не успел. Чуть только стемнело — оно тут как тут, на краю поля. Притаилось за выкорчеванным пнем и ждет. Я тоже жду. Вдруг оно ка-ак прыгнет, ка-ак схватит! Не успел я глазом моргнуть, а крот уже у него в зубах. Тут я защёлкал затвором, а он обернулся и стра-ашно так на меня посмотрел, я даже остолбенел на мгновение. Но как только он повернулся ко мне этой… спиной, я прицеливаюсь и — бабах!! Из двух стволов ему в эту… вдогонку.
      Фермер бабахнул так убедительно, что микрофон зашкалило.
      — Гном этот заревел, как слон, да так в лес припустил, что только его и видели.
      — Простите, вы сказали, что это был гном?
      — Нет, это я оговорился. Разве можно в гномов из ружья палить?
      — Но ведь что-то в нем напоминало вам гнома?
      — Пожалуй, напоминало. Только уж больно волосатый, да и бегает всё больше на четвереньках.
      — Значит, когда вы стреляли солью ему в… вдогонку, он бежал на четвереньках?
      — Ну точно, так оно и было.
      — Спасибо, господин Орешек, мы благодарим вас за интересный и содержательный рассказ. Теперь мы вернёмся в студию и послушаем комментарии специалиста…
      Карлуша приглушил звук, и приятели уставились друг на друга.
      — Вот оно! — вскочил Пухляк со своего места. — Вот оно как бывает.
      — Так это мы дикого гнома в лесу видели, — догадался Карлуша. — Хорошо ещё у него была крыса, а то ещё неизвестно, как бы всё повернулось.
      Пухляк закачал головой и заохал.
      Прикатили ужин, и друзья постепенно забыли об опасности, которой чудом избежали в лесу. Оставшиеся на поверхности Луны участники экспедиции пока ещё не давали о себе знать, а потому необходимо было как-то коротать время и тратить заработанные денежки. Пухляк сказал, что богачи любят ездить по магазинам и делать всевозможные покупки.
      — Что ж, — согласился Карлуша, — значит, и мы тоже завтра поедем.
      На другое утро им подали ко входу в гостиницу сверхдлинный автомобиль с шофёром, и новые богачи поехали вдоль центральных улиц Давилона, останавливаясь возле каждого большого магазина и делая покупки. Продавцы и приказчики были с ними вежливы и обходительны. Делать покупки оказалось занятием очень приятным.
      Спустя несколько часов они вернулись в гостиницу. Мимо удивленного портье прошествовала целая вереница посыльных, одетых в фирменную одежду тех магазинов, в которых делались покупки. Просторный номер наполнился свёртками, коробками и огромными ящиками, которые хозяева велели сразу распаковывать.
      Пухляк купил себе фарфоровый сервиз на двадцать четыре персоны, хрустальную вазу, ковёр, шубу, бронзовую статуэтку медведя и железную дорогу. Карлуша — искусственную пальму, контрабас, чучело павлина, напольные часы и натюрморт с селёдкой и стаканом воды.
      Едва выпроводив посыльных, щедро одаренных чаевыми, Пухляк с азартом принялся распаковывать и собирать на полу железную дорогу, о которой давно уже мечтал. Он так увлёкся, что к середине дня Карлуше пришлось напомнить ему об обеде — дело до того совершенно немыслимое.
      За едой в ресторане Пухляк был тороплив и рассеян, а когда они вернулись в номер, не лёг спать, как это делал обычно, а снова принялся возиться с железной дорогой.
      Карлуша уселся в кресло и включил телевизор.
      Говорили что-то скучное — об ударном труде рабочих пуговичной фабрики, которые решили прогнать своего хозяина и передать предприятие государству, то есть лично Верховному Правителю. Ведущий называл эту инициативу «великий почин» и призывал других рабочих последовать этому революционному примеру и сбросить со своих мозолистых рук оковы капитализма.
      Карлуша начал было уже дремать, как передачу вдруг прервали для экстренного сообщения. На экране вновь возникла вчерашняя корреспондентка и чернеющее позади картофельное поле.
      — Уважаемые телезрители! — заговорила она взволнованно. — Совсем недавно мы сообщали вам о появлении дикого обезьяноподобного гнома на поле господина Орешка, но вот он позвонил нам сегодня и сделал новое сенсационное заявление. Прошу вас, господин Орешек.
      Камера отъехала, в кадре появился картофельный фермер. Корреспондентка сунула ему под нос микрофон.
      — Стало быть, дело было так, — начал тот, как всегда, обстоятельно и не спеша. — Я насаживал лопату на новый черенок, вдруг подходит этот… верзила. Говорит мне: «Где те гномы, которые прыгали с парашютом?» Я в толк не возьму, о чём он говорит. А он настаивает: следы, говорит, ведут непосредственно к вашему хозяйству. А хозяйство у меня, сами видите, доброе; благодаря заботам его сиятельства крепко стою на ногах. У меня, надо сказать, намедни останавливались двое, машина у них сломалась. Профсоюзные работники, симпатичные такие гномы. (Карлуша и Пухляк медленно переглянулись.) Я их до города на своей машине подбросил. Ну, думаю, если этот дылда — а он выше меня на две головы, — если этот дылда за теми гномами гонится, дело плохо. Иди, говорю, отсюда подобру-поздорову. Это, говорю, частное владение. А он не уходит. Тогда я его лопатой слегка пихнул в живот, он ни с места. Я сильнее, а он все свое: где, мол, те гномы, которые с парашютами прыгали! Я тогда пихнул его изо всех сил, а лопата — звяк! Будто о чугунный столб, и погнулась. Этот дылда берёт у меня из рук лопату и черенок хрусть пополам, будто спичку. А черенок был толстый, у меня все в хозяйстве надежное…
      — Это та самая лопата? — спросила корреспондентка.
      — Она самая. — Фермер поднёс обломок лопаты к объективу. — Вот этой лопатой я его и отвадил.
      — Куда же он пошёл?
      — А туда. — Фермер махнул рукой в поле. — Туда, говорю, иди. Там твои парашютисты.
      — То есть вы указали ему неверное направление?
      — Почему неверное? Самое что ни на есть верное, туда ему и дорога. Не хватало ещё, чтобы он гномов обижал. А за картошечкой приезжайте, адрес мой…
      Корреспондентка взяла микрофон, и её дали крупным планом.
      — Итак, дорогие телезрители, обстановка накаляется: дикий обезьяноподобный гном не пойман; железный гном находится в окрестностях Давилона. Два свирепых неопознанных существа бродят под окнами наших жилищ. Будьте осторожны и сообщайте в полицию, как только вы их где-нибудь увидите.
      Репортаж закончился, и Карлуша вскочил с места:
      — Ты понял? Это ведь наш «Дружок»!
      — Ты думаешь? — сказал Пухляк недоверчиво.
      — Конечно, чего тут думать! Его специально сбросили, чтобы он нас разыскивал, а мы тут сидим… велосипеды изобретаем.
      — Погоди, не кипятись, — возразил Пухляк. — Ну, допустим, его прислали, чтобы нас искать. То есть сами побоялись спускаться. А нам теперь никакая помощь и не требуется. Мы, как говорится, крепко стоим на ногах. Пускай они сами себе помогают, а мы уж как-нибудь теперь выживем. Ещё неизвестно, кто кого спасать будет.
      — А как же «Дружок», он ведь нас ищет.
      — А что ему сделается? Пускай гуляет, собирает информацию. Но наше инкогнито никак нельзя раскрывать.
      — Чего раскрывать?
      — Инкогнито. Никто не должен знать, что мы сюда прилетели с Земли.
      — Ну ладно, пускай гуляет. Может, его ещё по телевизору покажут.
      Пухляк кивнул и снова занялся своей железной дорогой.

«Дружок» совершает переход до Паноптикума и обратно, а затем пускает в небо зелёную ракету. — Сталкеры спускаются в зону риска, Первый министр Крысс внезапно выходит на связь

      С волнением участники экспедиции ждали сигнала от «Дружка». И вот, по истечении подлунных суток, в оговорённое время над облаками взвилась зелёная ракета. Это могло означать, что спуск во внутреннее пространство безопасен. Но это же могло означать и то, что «Дружок» попросту не сумел найти источник гипнотического воздействия.
      К сожалению, так оно и было: обнаружив парашюты Карлуши и Пухляка, он взял на анализ пробы окружающего воздуха и воды из ручья; он заглянул в избушку, в которой скрывалась банда Ханаконды, и увидел, что местные гномы едят грибы, и такие грибы он тоже взял на анализ; издалека он наблюдал за фермером и видел, как тот готовит себе блюда из картофеля, и «Дружок» выкопал себе несколько недобранных картофелин из земли. Все пробы он разобрал на химические составляющие и не обнаружил в них никаких вредных элементов, а в козленках выявил особое вещество, нейтрализующее вредные воздействия. Проще говоря, козленки обладали теми же свойствами, что и нейтрализующие таблетки. Эти таблетки, кстати говоря, Кротик из грибов и делал.
      Напугав картофельного фермера, «Дружок» зашагал, как тот указал ему, в южном направлении — через леса, реки и овраги. Дойдя до Паноптикума, он вошел в городок и наделал там переполоху. Идти ещё дальше в указанном направлении он не мог, потому что должен был успеть вернуться к исходному месту и запустить в небо сигнальную ракету.
      «Дружок» запустил зелёную ракету, после чего решил больше никого не пугать, а спокойно дожидаться своих. Он залез в дупло, завернулся в плащ и замер.
      Времени на раздумья больше не было. Поскольку внутреннее ядро не стояло на месте, необходимо было срочно провести ракету через большой ледяной туннель. Но тут взбунтовались Задира и Липучка, они потребовали, чтобы их тоже зачислили в экипаж сталкеров. Едва не плача, Студент согласился, но тут, почувствовав слабину, Кроха и Циркуль тоже решительно потребовали, чтобы их взяли в зону риска.
      Внутренняя земля тем временем буквально уходила из-под ног, и Студента легко дожали. В экипаже наблюдателей остались только двое: Звёздочкин и Смейкало. Первый всё время проводил за астрономическими наблюдениями, второй продолжал увлечённо испещрять текстом страницу за страницей. Оставшись вдвоём, они напрочь забыли о распорядке дня, спали когда придётся и перекусывали наспех прямо из тюбиков.
      Наконец, после того как все успели поссориться и снова помириться, ракета «СОВА» прошла через большой ледяной туннель.
      Разросшийся до девяти гномов экипаж сталкеров не снимал скафандров, потому что невидимые гипнотические излучения вполне могли пронизывать всё подлунное пространство.
      Находившийся за пультом управления Взломщик бесстрашно бросил машину под облака, и путешественникам открылась панорама города Давилона с правильной сеточкой улиц и проспектов, с зеленеющими парками и рвущимися ввысь сверкающими небоскрёбами. В волнении все притихли, глядя на этот чужой, загадочный мир.
      — Добро пожаловать, господа! — раздался вдруг во всех наушниках незнакомый, но приветливый голос гнома. — Правительство и народ подлунного мира рады приветствовать наших дорогих гостей с Большой Земли!
      Все так и ахнули.
      — Не волнуйтесь, всё в порядке, — сказал голос, будто угадав их настроение. — С вами говорит Крысс, гном из администрации Верховного Правителя.
      — Крысс? — повторил Студент.
      — Меня так зовут, с вашего позволения. Занимаю здесь скромную должность Первого министра его сиятельства господина Пупса.
      — А как же вы…
      — Всё очень просто! Двое ваших друзей позавчера бросили своё снаряжение прямо на железнодорожном полотне. Совершенно случайно мы его нашли и определили частоту переговорного устройства в скафандрах.
      — А с этими двумя всё в порядке?
      — К сожалению, они пока ещё не дали о себе знать. Но должно быть, все в порядке, как же иначе. У нас тут всё в совершеннейшем порядке, могу вас заверить! И вы сами сможете в этом убедиться, если соблаговолите принять приглашение его сиятельства. Уже сейчас во дворце полным ходом идет подготовка к вашему визиту. Для каждого из вас отведены удобные апартаменты, и я сам подготовил для вас культурную программу на ближайшие дни, очень насыщенную и интересную программу.
      Студент молчал.
      — Кстати, сколько вас?
      — Что? — переспросил Студент.
      — Я имею в виду, на какое количество персон прикажете накрывать банкетный стол?
      — Мы ещё ничего не приказываем.
      — Ну, это только так говорится, хотя, конечно, любое слово драгоценных гостей для нас закон.
      — Хорошо, хорошо, — сказал Студент, — вы только погодите немножко, мы посоветуемся.
      — Разумеется, о чем речь, только имейте в виду, что его сиятельство не сядет без вас за стол. Он так и сказал, что ни в коем случае не сядет без вас, даже если все остынет и придётся…
      Но ракета уже, резко сорвавшись с места, ушла из зоны слышимости.
      — Ну, как прошло? — нетерпеливо спросил Пупс.
      — Пока совещаются, — ответил Крысс. — Я их немного ошарашил гостеприимством.
      — Только не перегибайте, их ни в коем случае нельзя спугнуть.
      — Положитесь на меня.
      — Этот робот… Которого они сбросили вчера, вы его нашли?
      — Пропал, ваше сиятельство, как сквозь землю провалился. Вернулся в восточный пригород, и будто корова языком слизала.
      — Лучше бы вас корова языком слизала, Крысс. А тех двоих вы нашли?
      — Они тоже растворились совершенно непонятным образом.
      — Понятно. Хорошо работаете, поздравляю. Имейте в виду: земляне не должны встретиться с кем-нибудь из них или с роботом по крайней мере до начала банкета. Возможно, что робот брал на анализ пробы наших продуктов и всё знает.
      — Если бы знал, не пустил бы для них зелёную ракету. Нет, он ничего не нашёл, и сигнал мог означать только одно: «Спускайтесь, здесь безопасно».
      — Будем надеяться, что это так. Тем более, — Пупс наконец-то расплылся в своей обычной благодушной улыбке, — тем более что у нас здесь действительно абсолютно безопасно. Не так ли, господин Первый министр?
      Крысс угодливо захихикал.
      Зависнув над северо-западным пригородом, экипаж ракеты начал торопливо совещаться. Заявление Крысса о том, что его сиятельство не сядет без них за стол, даже если бы всё остыло, совершенно сбило их с толку.
      — Так, может быть, и нет никакого гипнотического воздействия? предположил Глюк. — Лично я не наблюдаю никаких явных признаков… Может быть, эти гномы, которые звали на помощь, только зря навели панику, пошутили…
      — Хороши шуточки! — возразила Огонёк. — Думаете, все ни с того ни с сего вдруг воспылали любовью к этому сиятельству?
      — Было бы лучше всего поговорить с этими гномами, — сказал Студент, которые оставили нам сообщение. Их, кажется, было трое?
      — Квантик, Пшигль и Ослик, — подсказала Кроха, заглянув в свой корреспондентский блокнот.
      — Ну так мы потребуем, чтобы нам разрешили с ними поговорить.
      — Правильно! — поддержали Студента остальные.
      Взломщик ударил по педалям, и ракета в мгновение ока снова оказалась над центром города, зависнув над самым высоким зданием, на верхушке которого громоздились огромные светящиеся буквы: «ПУПС».
      — Рад вас снова видеть, господа! — раздался знакомый голос в наушниках. — Вы уже успели посовещаться?
      — Мы готовы принять ваше приглашение, господин министр, но только при одном условии, — сказал Студент.
      — Не сомневаюсь, что любое ваше, даже самое необычное, пожелание будет незамедлительно удовлетворено.
      — Мы хотим встретиться и поговорить с несколькими гномами.
      — И только-то?
      — А дальше будет видно.
      — Их имена?
      — Квантик, Пшигль и Ослик.
      Последовала секундная пауза.
      — Несомненно! — воскликнул Крысс. — Несомненно, вы увидитесь с этими господами. Кстати, вы не подскажете нам, где их можно найти?
      — Мы этого не знаем.
      — Разумеется, конечно. Но не сомневайтесь, вы их увидите. Мы пригласим этих достойнейших гномов на наш банкет и посадим их за стол рядом с вами или напротив — как только пожелаете.
      — И ещё нужно найти четверых наших товарищей, которые спрыгнули раньше.
      — Вы говорите — четверых?.. О, мы их уже ищем. Не волнуйтесь, до наступления темноты они будут с вами.
      — Ну тогда мы согласны.
      Крысс рассыпался в благодарностях и начал объяснять, где находится загородный дворец его сиятельства и где там лучше поставить ракету. Он сказал, что его сиятельство с нетерпением дожидается дорогих гостей, проделавших столь дальний путь и, несомненно, нуждающихся в полноценном отдыхе и теплом, дружеском приёме.

Господин Пупс и Первый министр едят то, что приготовлено для них отдельно, но могут есть и то, что приготовлено для всех гостей. — Клюковка-Огонёк совсем ничего не ест

      — Потрясающе!! Невероятно!! Феноменально!! — восторженно восклицал господин Пупс, устремляясь навстречу гостям с расставленными руками.
      Он сжал ладошку каждого, умильно заглянул каждому в глаза и сказал каждому что-то приятное. Путешественники были совершенно очарованы.
      Беспрестанно говоря о несказанном удовольствии принимать у себя столь дорогих гостей, его сиятельство сам проводил их через сияющую паркетом гостиную в банкетный зал. Там уже искрился в ярком электрическом освещении уходящий в перспективу стол, сервированный хрусталём, золотой и серебряной посудой с напитками, закусками и фруктами.
      Подошёл Крысс и шепнул Студенту на ухо:
      — У меня для вас приятное известие: интересующие вас гномы уже в пути. За ними выслан самый быстроходный и комфортабельный автомобиль. Можете быть уверены, что они присоединятся к нам уже к десерту.
      Крысс ударил в ладоши, и важные лакеи торжественным маршем понесли на стол горячие блюда.
      Обласканные и заговорённые гости расселись за столом и почувствовали, как они на самом деле голодны. Лакеи принялись раскладывать еду по тарелкам. Нерешительно переглянувшись, путешественники взялись за приборы, носами втянули в себя ароматы кушаний и… набросились на еду.
      Только Клюковка-Огонёк не торопилась хвататься за вилку. Она внимательно наблюдала за сидевшими во главе стола Верховным Правителем и его Первым министром. Когда всем начали раскладывать угощения, она вдруг заметила, что этим двоим подают не из общего блюда, а из другого, стоящего отдельно.
      — Не ешьте! — быстро шепнула она Студенту и дёрнула его за рукав.
      Тут она заметила, что Пупс и его министр наливают абрикосовую шипучку тоже не из общего, а из стоящего отдельно кувшина.
      — Не пейте!..
      Но было уже поздно: Студент уже отправил в рот порядочный кусок запеканки, запил шипучкой и тянулся за следующим.
      — Что вы наделали! — зашептала Огонёк. — Всё отравлено! Вы видите — они сами едят только то, что приготовлено отдельно!
      Студент перестал есть и начал внимательно смотреть на хозяев стола. Заметив это, Крысс что-то зашептал на ухо его сиятельству.
      — А положите-ка мне, — громко сказал Пупс, — вон из того большого блюда.
      — И мне тоже, пожалуйста, — сказал Крысс.
      Лакеи исполнили приказание; Правитель и его министр начали демонстративно есть то же самое, что ели гости. Увидев это, Студент покосился на Клюковку и тихонечко захихикал.
      — А что вы хихикаете? — сказала она обиженно. — Это пока ещё ничего не доказывает.
      И она была права: просто-напросто два этих высокопоставленных хитреца незаметно для окружающих сунули в рот по нейтрализующей таблетке, после чего могли преспокойно есть и пить из общей посуды.
      Приехала съёмочная бригада телевидения, и Пупс долго заливался соловьем на тему нерушимой дружбы и братской помощи между народами двух цветущих планет. Крысс тоже говорил о дружеском обмене техническими достижениями. Приблизившись к Студенту, он таинственно намекнул о некоем сногсшибательном изобретении на автомобильном заводе Пудла, которое со дня на день произведёт настоящий переворот в жизни гномов.
      — Это двухколесная тележка на мускульной тяге, — зашептал он гостю в самое ухо. — Катится сама, почти без усилий, не нужно никакого мотора. Называется «велосипед», только умоляю вас, никому ни слова! — И он многозначительно подмигнул.
      — Велосипед… — повторил Студент, ничего не понимая.
      Потом съёмочную бригаду выпроводили, назначив на завтра большую пресс-конференцию для космических путешественников.
      Слово взял Первый министр.
      — Дорогие гости, дорогие друзья, дорогие мои земные гномы! — заговорил он. — Нам нечего от вас скрывать. Завтра же вы выйдете на наши улицы и увидите своими собственными глазами, услышите своими собственными ушами, как довольны жизнью, как счастливы наши гномы! Вы сможете говорить с ними, вы будете желанными гостями в любом доме. И вас везде, поверьте мне, везде примут если не столь же пышно и торжественно, как в доме нашего возлюбленного правителя, но, обещаю вам, столь же тепло и радушно. Счастье всех наших гномов гарантировано и обусловлено неустанной заботой…
      Студент смотрел на Первого министра, слушал его речи, и в душе у него разливалось такое благостное ощущение радости и спокойствия, будто он сам говорил все эти замечательные слова о всеобщем счастье и благоденствии. Он был готов обнять и расцеловать этого замечательного гнома и хозяина этого дома — кругленького, гладкого, так приятно улыбающегося ему господина Пупса и всех остальных лунных гномов, таких добрых и внимательных…
      — Слава Верховному Правителю! — крикнул он, не в силах удерживать свой восторг.
      — Ура-а!! — закричали Задира и Липучка.
      — Ура-а-а!!! — подхватили все остальные.
      Со слезами умиления на глазах Студент повернулся к своей соседке и с удивлением заметил, что та смотрит на него сердито и даже как-то враждебно.
      — Что с вами? — обратился он к Клюковке испуганно. — Неужели вы все ещё полны глупых, необоснованных подозрений? Вы так и не поняли, насколько прекрасны все эти гномы и как мудр их добрейший и справедливейший правитель?
      — Идиот… — с досадой прошептала Клюковка сквозь зубы.
      — Что? Вам плохо? У вас болит живот? — встревожился Студент. — Эй, официант! Принесите нам скорее рыбьего жиру! Ложечка рыбьего жира очень способствует пищеварению.
      Он даже не заметил, что Огонёк совсем не притронулась к своей тарелке.
      — Пейте сами свой рыбий жир, — прошептала она, резко отодвинула стул и выбежала из-за стола, чтобы вернуться в ракету.
      Её догнал Крысс.
      — Ах! Что случилось! — заахал он, в отчаянии заламывая себе руки. Неужели мы чем-то вам не угодили? Мы сейчас же, сию же секунду исправим любую, любую досадную оплошность!
      Огонёк остановилась. Она подумала, что действовать напрямик сейчас неразумно, такое поведение может ещё более ухудшить сложившуюся ситуацию.
      — Ничего особенного, господин министр, — сказала она. — Просто я вспомнила, что забыла выключить один из приборов в ракете. Сейчас я его выключу и вернусь.
      — Хотите, я пойду вместе с вами?
      — Пойдемте.
      Они поднялись в ракету, и Огонёк для видимости пощёлкала выключателем в ближайшем щитке.
      — Ну вот, — сказала она. — Всё в порядке, теперь можно возвращаться.
      На ступеньках трапа Крысс галантно подал ей руку.
      Теперь её товарищи были заодно с Верховным Правителем, она осталась одна против всех.
      Отшумел банкет, каждого из гостей проводили в специально отведённую для него комнату. Пупс и Крысс остались вдвоём, и на их лицах не осталось ни тени улыбки.
      — Что вы обо всём этом думаете? — поинтересовался Пупс.
      — Эта дамочка, она ничего не ела.
      — Почему?
      Вопрос показался министру непонятным, и он ничего не ответил.
      — Я спрашиваю вас, — топнул ногой Пупс, — почему эта дамочка ничего не ела! Какие у нее были основания что-либо заподозрить? В чем ВАША оплошность, господин Первый министр?!
      — Не могу знать, ваше сиятельство.
      Лицо у Пупса сильно покраснело, он с треском раскрыл веер и стал обмахиваться.
      — Глаз с неё не спускать. Идите.
      Крысс пробормотал заверения и удалился.
      Минуту спустя вооружённые гномы в серых трико и натянутых на головы масках-шапочках заняли посты в коридорах и под окнами дворца. Доложив через рации о своем заступлении, они растворились среди ветвей деревьев, в тёмных углах и над ложными навесными потолками.

Неожиданная страсть Пухляка, с которой он не может совладать, требует все больше денежных средств. — Распродажа имущества

      Утром следующего дня Карлуша обнаружил, что в номере нет Пухляка. Не успел он удивиться по-настоящему, как дверь распахнулась и его приятель, нагруженный разноцветными коробками, ввалился в гостиную.
      — Вот, — сказал он, начиная сразу нетерпеливо распаковывать коробки, теперь хватит ещё на четыре станции. Потом будет депо, два моста, речка, рощица, овраг и переезд со шлагбаумом. Потом займусь городской застройкой и транспортом, на это пока что фертингов не хватило.
      — Чего-чего? Чего тебе не хватило?
      — Фертингов, фертингов.
      Карлуша поднялся с кровати и вышел в гостиную.
      — Так ты что же, все наши деньги потратил?
      — Да ну, какие там были деньги. Снесём обратно весь этот хлам, вот и будут деньги.
      Он небрежно махнул рукой, показывая на вчерашние покупки, которыми был заставлен весь номер.
      — Кто же возьмет обратно уже купленные вещи?
      — За полцены возьмут. Я когда обанкротился и распродавал имущество, не только за половину — за четверть цены многое возвращал.
      — Зачем же хорошие вещи возвращать за четверть цены? Надо найти покупателей и назначить правильную цену.
      — А кому охота с рук покупать? — отмахнулся Пухляк. — Да и где ты ещё таких дураков найдешь — кому нужна твоя искусственная пальма?
      Карлуша посмотрел на пальму и вздохнул.
      Утешала мысль о том, что изделие «велосипед» со дня на день поступит в продажу и денежки, как обещал господин Пудл, сами потекут в их карманы.
      По телевидению начался выпуск утренних новостей, и в нём опять прозвучало сенсационное сообщение.
      — Сегодня утром, — говорила взволнованная корреспондентка, — железный гном вошёл в город Паноптикум. На этой улице, где я сейчас стою, он учинил жестокую расправу над местными полицейскими. Обер-атаман Дригль тяжело ранен и сейчас находится в больнице; четверо рядовых жандармов отделались легкими травмами и после оказания первой помощи были отпущены домой. Берегитесь железного гнома! Сообщайте о его появлении незамедлительно, нам не нужны новые жертвы!
      Такова была информация в выпуске новостей, но в действительности всё обстояло по-другому.
      Не этим, а вчерашним ранним утром «Дружок» вошел в Паноптикум и начал расспрашивать немногочисленных встречных гномов о Карлуше и Пухляке, давая их словесное описание. Разумеется, прохожие от него в испуге шарахались, и вскоре к нему съехались все имевшиеся в этом маленьком городишке полицейские. Робота окружили плотным кольцом и по приказу обер-атамана Дригля начали палить в него в упор из ружей резиновыми пулями. Первая же пуля, отскочив мощным рикошетом, ударила Дригля в плечо, сбив его с ног и повредив ключицу. Ещё несколько полицейских отделались синяками. «Дружок» при этом не шелохнулся. Он только сказал сам себе: «Наблюдаю агрессивное поведение со стороны аборигенов, дальнейшие поиски считаю нецелесообразными», после чего двинулся через леса, поля и реки в обратном направлении.
      Поскольку поведение местных жителей не имело отношения к его выводам о химическом анализе окружающей среды, прибыв на исходную точку, он запустил в небо зеленую ракету.
      Но выданная телевидением информация звучала совсем по-другому.
      — Что это они врут! — подскочил Карлуша. — «Дружок» не мог никого покалечить! У него программа такая, чтобы гномов выручать, а не калечить! Вообще, пора тут всех вывести на чистую воду, задурили тут всем головы…
      — Ладно, ладно, ты, главное, не волнуйся, — сказал Пухляк. — Наши скоро что-нибудь придумают.
      — А сами мы на что? Мы вообще зачем сюда прилетели? Четвёртый день здесь околачиваемся, велосипед изобрели, а ничего полезного для экспедиции так и не узнали.
      — Ну знаешь, мы здесь тоже не одни четвёртый день. Тут поумнее нас есть профессора с академиками. Вот где они, интересно?
      — Да, правда. — Карлуша вспомнил про Злючкина и Ярилу, по вине которых они здесь вообще-то и оказались. — Странно, что о них ничего не слышно…
      — Вот то-то и оно, сиди и не рыпайся. Распорядись-ка лучше там насчёт завтрака.
      Карлуша вздохнул и набрал номер портье.
      Но вместо завтрака в номер явился он сам и, рассыпавшись в извинениях, попросил плату за три дня и по возможности на какое-то время вперёд. Пухляк выпроводил его, пообещав заплатить.
      — Вот ещё хамство! — начал он кипятиться после ухода портье. — Какое они имеют право требовать вперёд! Завтра же перееду в другую гостиницу, пусть только накормят сначала!..
      Устав кричать, он сел за телефон и начал обзванивать магазины, в которых изобретателями были куплены вчера громоздкие вещи, ни одна из которых не могла им пригодиться. С хозяевами магазинов Пухляк говорил тихо и вежливо, легко уступая.
      Вскоре от них начали приходить посыльные и забирать вещи обратно, рассчитываясь наличными.
      Выручить, однако, удалось не только не половину, но и не четверть, а только пятую часть от затраченных денег. Но, учитывая, что только одна приобретенная Пухляком шуба стоила сто двадцать фертингов, сложилась все-таки вполне приличная сумма, которой хватило, чтобы расплатиться за номер и дать задаток ещё на три дня вперед.
      После этого в гостиную как ни в чем не бывало вкатили завтрак, такой же большой и вкусный, как раньше.
      — Вот так! — сказал Пухляк, усаживаясь за стол и потирая руки. Фертинги делают здесь всё! Ты вот что, позвони ещё этому Пудлу, попроси ещё пару сотен в счет аванса. Мне, видишь ли, деньги очень нужны.
      Карлуша недовольно окинул взором разложенную на полу железную дорогу, которая требовала для себя все больше и больше затрат.
      — Звони, звони, — сказал Пухляк. — Теперь твоя очередь деньги искать.
      Карлуша вздохнул и взялся за телефон.
      К середине дня, к несказанной радости Пухляка, они получили ещё тысячу фертингов. Господин Пудл предупредил, что уже завтра начнется большая рекламная кампания по продаже велосипеда. Подготовка к ней велась в строжайшем секрете.

Изобретатели велосипеда на пороге славы, дальнейшее сохранение инкогнито невозможно. — Ночь перед началом рекламной кампании

      Вечером в дверь гостиничного номера, где жили изобретатели, громко постучали. Из коридора доносилась шумная возня и голоса. Пухляк открыл дверь, и в номер ворвалась шумная ватага гномов со свертками, чехлами, штативами, рулонами, проводами, осветительной и записывающей аппаратурой. Пухляк бросился на пол собирать железную дорогу, Карлуша вскочил с кресла.
      — Вы — Карлуша, — ткнула в него пальцем энергичная дамочка, судя по всему главная.
      Карлуша подумал, что всё раскрыто и теперь к ним приехали с телевидения, чтобы состряпать новый сенсационный репортаж о космических путешественниках. Пухляк, которому только что раздавили локомотив, повёл себя решительно.
      — А вы кто такие? — сказал он довольно угрожающе, наступая животом на дамочку.
      Та сделала шаг назад, но тут же бойко представилась, протянув руку:
      — Хлопушка, старший администратор рекламного бюро «Пудл-экспресс». Ведь господин Пудл вас предупредил?
      Подумав секунду, Пухляк растянул губы в улыбке и пожал протянутую руку. То же самое сделал, глядя на него, и Карлуша.
      Минуту спустя Хлопушка уже уверенно всеми командовала, и Пухляк едва успевал убирать из-под ног рекламщиков и прятать в коробки своё железнодорожное хозяйство.
      Рекламщики развернули белый экран, перед ним собрали и поставили на подножку новенький сверкающий велосипед — с ярко-красной рамой, кожаным седлом и хромированными деталями.
      Пока настраивали аппаратуру, Хлопушка велела изобретателям одеться как-нибудь эффектно и броско.
      — А это ещё зачем? — испугался Карлуша, вспомнив про инкогнито.
      — Как это «зачем»? Вся рекламная кампания построена на ваших образах. Представьте: два наивных мечтателя долгое время изобретают никому не нужные и не понятные вещи, все вокруг считают их безнадёжными неудачниками. И вдруг всё меняется! Деньги, успех, благодарные лица владельцев велосипедов и всё такое, вам понятно?
      Карлуша растерянно молчал, но Пухляк деловито сказал за него и за себя:
      — Нам всё понятно, госпожа Хлопушка. Делайте свою работу.
      В течение последующего часа Карлуша и Пухляк примеряли всевозможные яркие майки, рубашки, куртки и комбинезоны, извлекаемые из объёмистого чемодана. Но всякий раз Хлопушка морщилась, говорила «не то», и приятели снова переодевались.
      Наконец, когда весь реквизит был перемерен и отвергнут, она, помолчав немного, обратилась к изобретателям:
      — Слушайте, друзья, а что вы вообще-то по жизни носите?
      Едва они вышли в гостиную, переодевшись из гостиничных халатов в свои обычные вещи, раздались единодушные аплодисменты. Это было именно то, что нужно. Своими собственными нарядами Карлуша и Пухляк попадали, что называется, в десятку. Теперь они выглядели так, как надо — как чудаки-неудачники, которым неожиданно подфартило.
      Только после этого закипела настоящая работа.
      Изобретатели по очереди садились на велосипед, облокачивались о него в разных позах, стояли рядом и неслись на велосипеде с горы. Всё это происходило на фоне леса, морского побережья, в горах, в большом городе и в пустыне. Фоном служили закрепляемые поочередно на экране яркие фотоплакаты, а велосипед в необходимом положении удерживался при помощи специальной подставки и лежащих на полу ассистентов. Колеса раскручивались на валиках, в результате чего на снимках получались «смазанные» спицы, и это создавало полную иллюзию движения. Вентилятором гнали встречный ветер, из-за которого Карлуше приходилось хвататься одной рукой за козырёк, к полному восторгу присутствовавших.
      Постепенно друзья сами вошли во вкус Они раскраснелись, на лицах у них появились выражения волнения и азарта, а это и было нужно.
      Когда закончили с фотоснимками, принялись за съёмку телевизионных роликов. Изобретатели встали на белом фоне экрана, и, держась за велосипед, продекламировали два заготовленных для них четверостишия. Чтобы герои чувствовали себя увереннее, одна из ассистенток держала в руках развёрнутые листы ватмана с крупно намалёванным текстом.
      В первом ролике прозвучали такие слова:
 
Посторонись, лихой водитель,
На чудо рот не разевай,
Велосипед системы «нипель»
Беги скорее покупай!
 
      При этом первую строчку говорил Карлуша, и камера наплывала на него; вторую говорил Пухляк, и камера показывала его крупным планом. А две финальные строчки они говорили разом и тренькали велосипедным звонком.
      Слова второго ролика звучали так:
 
Не угара опьяненье,
Не источник разных бед
Всем несет оздоровленье
Верный друг велосипед!
 
      По счастливым лицам рекламщиков можно было догадаться, что всё прошло как нельзя лучше.
      — Отлично, снято! — сказала Хлопушка. — Все свободны.
      Рекламщики быстро свернули аппаратуру с реквизитом, и они распрощались.
      — Молодцы, — похвалила Хлопушка изобретателей. — Сегодня о вас узнает вся страна. Главное — не дрейфить!
      — А мы и не… — сказал Карлуша. — Как сегодня?
      Приятели посмотрели на часы: было уже утро.

Клюковка с радостью узнает, что она не одна против всех. — Страшный замысел господина Крысса, которому не суждено было осуществиться

      После торжественного ужина во дворце его сиятельства гости разошлись по комнатам, в каждой из которых имелся уже заботливо включённый телевизор, по совпадению показывавший ежевечернее наставление о послушании и любви к Верховному Правителю. Сытые, обласканные путешественники внимательно выслушали передачу и, ещё больше проникшись к Пупсу любовью и послушанием, заснули с чувством возвышенного восторга в сердцах, со слезинками на глазах и улыбками на губах.
      Но Огонёк не стала слушать; с негодованием она выключила телевизор и распахнула окно. В слабых отблесках от освещённых окон ей показалось, что в кустах шевельнулись тени. Так и есть! Повсюду — и внутри и снаружи выставлена охрана.
      В дверь тихонько постучались.
      — Открыто, — довольно мрачно отозвалась Клюковка, полагая, что это визит кого-нибудь из здешних притворщиков.
      Но это была корреспондентка Кроха, которая уже переоделась в пижаму и отчего-то не легла спать.
      — Вы одна здесь? — осторожно спросила Кроха.
      — Как видите… — развела руками Огонёк.
      — Вы тоже ничего не ели за ужином? — Кроха внезапно перешла на шёпот.
      — Тоже? — удивилась Огонёк.
      — Да, да. Не вы одна догадались о том, что еда отравлена.
      — Правда?
      Лицо у Клюковки просветлело, она шагнула к Крохе и заключила её в объятия.
      — Ладно, ладно, вы не очень-то радуйтесь. Вы вели себя крайне неосторожно.
      — Да, наверное, я вела себя глупо, — огорчилась Огонёк. — Они всё поняли?
      — Конечно поняли и теперь глаз с вас не спустят. Мы с Циркулем только делали вид, что едим и пьём, а сами только и делали, что переливали да перекладывали.
      — Но как же они сами…
      — Я вижу, дорогая профессор, вы совсем растерялись. Ведь это так просто: для каждого яда можно найти противоядие, какое-нибудь нейтрализующее вещество.
      — Да, конечно…
      — Дорогая, постарайтесь взять себя в руки, теперь мы должны действовать решительно и сообща.
      — А вы уже что-нибудь придумали?
      — Для начала необходимо хорошенько осмотреться, чтобы не наделать ошибок; враг хитёр и опасен. А сейчас нужно хорошенько выспаться.
      — Есть очень хочется…
      — Ах да, держите. — Кроха вынула из-под пижамы свёрток. — Это Циркуль только что принес из ракеты. Постарайтесь, чтобы никто не видел.
      — Соображу.
      — Ну, до завтра. — И Кроха бесшумно выскользнула из комнаты.
      Огонёк достала из пакета тюбики, брикеты и пластиковые бутылочки с космическим провиантом. Она поела манной каши с вареньем из двуполостного тюбика, похрустела галетами из брикета и выпила бутылочку лимонада. Остатки она спрятала под каминную решетку и присыпала пеплом. После этого она умылась, легла в кровать и моментально заснула.
      На следующий день дорогих гостей повезли на экскурсию по городу с посещением музеев, кондитерской фабрики и музыкального театра. Крысс сам выступал в роли экскурсовода, всё показывал и объяснял, а позади, за автобусом, следовала вереница чёрных автомобилей с затемнёнными стёклами. То ли это был почётный эскорт, как объяснял Крысс, то ли охранники, которые следили за тем, чтобы никто из дорогих гостей не сбежал.
      Один раз Клюковка не удержалась и предложила всем разойтись, чтобы свободно погулять по городу. Ей было интересно, как на это отреагирует господин Крысс.
      — Как вы можете говорить такое! — воскликнул тот в сердца'х. — Мы продумали каждый шаг, каждую минуту вашего пребывания на нашей многострадальной, но гостеприимной земле! Мы только хотели доставить вам немного удовольствия; неужели наша забота и наше гостеприимство вам настолько неприятны?..
      И все посмотрели на Клюковку с укоризной. Она махнула рукой и загрустила. К ней приблизилась Кроха и шепнула, прикрываясь носовым платочком:
      — Дорогая, вы ведете себя просто глупо. Время для решительных действий ещё не наступило, дождитесь вечера.
      Повсюду путешественников принимали торжественно, тепло и радушно. На улицах Крысс останавливал прохожих и расспрашивал. Разумеется, что все как один говорили о своей распрекрасной жизни, через каждое слово рассыпаясь благодарностями по адресу возлюбленного Верховного Правителя. Огонёк внимательно смотрела в их глаза, похожие на пуговицы, и ей становилось страшно.
      Поздно вечером, после просмотра модного в этом сезоне музыкального спектакля «Похождения Глупышкина», когда все вернулись во дворец, Кроха опять появилась в комнате Клюковки. На этот раз сверток под ее пижамой топорщился заметнее.
      — Вот, — сказала она и выложила на стол небольшой рюкзак. В нем оказалась космическая провизия, перчатки и моток веревки с узлами. — Обувь у вас удобная?
      — Обувь? Да я в кедах.
      — Сумеете спуститься с крыши второго этажа по веревке?
      — Пожалуй… конечно сумею.
      — Если вам удастся сбежать отсюда, что вы предпримете первым делом?
      Клюковка думала об этом постоянно, поэтому ответила не задумываясь:
      — Первым делом я разыщу «Дружка» и с его помощью проведу анализ здешних продуктов питания. Вы знаете, ведь это настоящая ходячая лаборатория.
      Кроха кивнула.
      — Потом он будет искать противоядие, это самое нейтрализующее вещество.
      Кроха кивнула.
      — После этого я отправлюсь на радио или на телевидение и расскажу всем о полученных результатах.
      Кроха решительно помотала головой:
      — А вот это никуда не годится, профессор, вас немедленно арестуют.
      — Как же быть?
      — Прежде всего необходимо привести в чувство этих экскурсантов, пока они окончательно не свихнулись. Все вместе мы сможем вернуться в ракету, а благодаря защитному полю она совершенно неприступна. Находясь в безопасности, зная источник заразы и противоядие от него, мы все вместе что-нибудь придумаем.
      — Годится! — сказала Клюковка, и новые подруги ударили по рукам.
      В это время Крысс докладывал повелителю о проделанной за день работе. Повелитель до его появления уже почти засыпал и поэтому теперь без стеснения зевал во всю пасть. Он был в кровати, под одеялом.
      — Ну что ж, — добродушно заметил Пупс, выслушав министра. — Мне кажется, пока всё идет неплохо. Ещё пару дней, и земляне отправятся в обратный путь, унося с собой наиприятнейшие воспоминания.
      Крысс согласно закивал и захихикал.
      — Они больше не настаивали на встрече с этими… космическими строителями?
      — Даже ни разу не вспомнили, ваше сиятельство.
      — Это хорошо. А найти их вообще-то удалось?
      — Ищем, ваше сиятельство. Напомню вам, что, поскольку господин Фокс вплотную занят розысками банды Ханаконды, вы поручили розыск этих личностей министру Пропаганды и связи.
      — Но он мне давно ничего не докладывал.
      — Господин Буравчик утверждает, что его поиски пока ни к чему не привели.
      — Он утверждает? У вас, что же, есть какие-то сомнения на этот счёт?
      — Ни в коем случае, ваше сиятельство, на этот счёт у меня нет никаких фактов.
      — Но вы всё-таки не уверены?
      — Только интуиция, ваше сиятельство, ничего больше.
      — Так что же подсказывает ваша интуиция? Не бойтесь, Крысс, это останется между нами.
      — У меня есть ощущение, — Крысс оглянулся и заговорил шёпотом, — что господин Буравчик в последнее время недостаточно предан вашему сиятельству.
      — А! — воскликнул Пупс. — Вот это уже серьёзное преступление.
      — Стало быть, ваше сиятельство не будет упрекать меня за излишнее рвение? Дело в том, что со вчерашнего дня я установил слежку за господином министром.
      — Ну… — Пупс опустил глаза, — если это необходимо в целях государственной безопасности… Хотя, кстати говоря, ведь это ваш выдвиженец?
      Не ожидавший такого выпада, Крысс растерялся.
      — Вот вы и разбирайтесь. А не то я буду разбираться с вами, господин Крысс, не правда ли?
      — Абсолютно справедливо, ваше сиятельство.
      Пупс протяжно зевнул и стал смотреть на министра, дожидаясь окончания его доклада.
      — Ваше сиятельство… — нерешительно сказал тот.
      — Говорите, Крысс, говорите.
      — Эта дамочка, которая догадалась.
      — Так что же?
      — Вернувшись на Большую Землю, она всё расскажет.
      — Увы.
      — Нужно сделать так, чтобы она не вернулась.
      — Что?! — Пупс подскочил на перине. — Вы отдаете себе отчёт?..
      — Ваше сиятельство не так меня поняли. Я вовсе не имею в виду самые крайние меры. Я только думаю, что господин Кротик смог бы найти такой состав, от которого бы она навсегда лишилась памяти. Я даже осмелюсь доложить вашему сиятельству, что такой состав уже найден. Этой же ночью мы могли бы слегка придушить дамочку, пока она спит, и сделать ей укол.
      Пупс взволнованно потер лицо руками:
      — Да, но ведь при этом она забудет не только то, что нам бы хотелось, но и вообще всё. А такой гном и гномом-то быть перестанет…
      — Конечно, ваше сиятельство, это ужасно. Но вопрос о государственной безопасности ставится иногда именно так.
      — Послушайте, Крысс, вы меня пугаете.
      Крысс собирался ответить, но тут его длинный нос зашевелился, он стал мелко принюхиваться и тревожно озираться. В следующее мгновение и сам Пупс почувствовал запах дыма.
      — Пожар… — шепнул он неуверенно.
      — Пожар! — крикнул Крысс.
      — Пожар! Пожар! — подхватили со всех сторон.
      Крысс метнулся к дверям, выбежал, но вернулся и, упав перед кроватью на колени, надрывно воскликнул:
      — Я не дам погибнуть в огне вашему сиятельству! Лучше я погибну вместе с вами!..
      У Пупса отлегло от сердца: он понял, что крики и запах дыма ещё не означают пожар. И действительно, дым скоро проветрился, а в одной из кладовок нашли подброшенную кем-то консервную банку с перегоревшей внутри «дымовухой» — плотного мотка фото- или видеоплёнки.
      Кратковременная паника прекратилась, повылезавшие откуда-то в огромном количестве, словно тараканы, гномы в серых трико снова растворились. Слуги прошли по комнатам и успокоили каждого из проснувшихся, вскоре снова стало совсем тихо. Но Клюковки во дворце уже не было.

Захват телевизионной башни откладывается из-за последствий стрельбы картофельного фермера в… вдогонку дикому гному

      Банда Ханаконды давно не давала о себе знать, и на то были причины. После того как картофельный фермер засадил в мягкую часть тела Росомахи заряд крупной соли, с этим полугномом начали происходить непонятные вещи. Он вдруг стал податливым и уступчивым, не огрызался на шуточки, которые любили отпускать по его адресу Хорёк и Губошлёп. А если ему поручали какую-нибудь работу — заготовку дров или сбор грибов, — он безропотно подчинялся, хотя сам не боялся холода и в рот не брал растительной пищи.
      Всё остальное время, за исключением сна, Росомаха сидел в наполненной водой деревянной кадке и со стонами вымачивал из пострадавшего участка тела соль. Он ужасно страдал и постоянно грозил какому-то Ослику, ставшему якобы причиной всего того, что с ним произошло.
      Росомаха был нужен Ханаконде для нападения на телецентр, откуда он смог бы объявить всем, кто на самом деле является хозяином и Верховным Правителем подлунного мира. Но вся звериная озлобленность Росомахи внезапно куда-то подевалась, а с вялым и покладистым, хотя все ещё чрезвычайно сильным и ловким сообщником на такое дело идти было нельзя.
      Ханаконда подолгу дотошно выспрашивал Росомаху, что тот делал и что ел в последние дни. Но ничего, кроме мелких лесных и полевых грызунов, тот совершенно точно не ел, а воду пил прямо из лужи.
      Однажды, когда Ханаконда за обедом в очередной раз ломал голову над этой неразрешимой загадкой, Кролл между прочим пожаловался на отсутствие соли. С тех пор как банда обосновалась в лесном домике, питаться приходилось одними варёными козленками — все понимали, что в любом, самом захудалом продовольственном распределителе их подстерегает засада.
      И Ханаконду вдруг осенило.
      — Повтори, что ты сказал! — прошипел он, подскочив с места.
      — Я? — испугался Кролл, застыв с поднятой ложкой. — А я ничего такого не сказал. Я только думаю, шеф, что если бы можно было посолить грибы, есть их было бы не так противно.
      — Соль! — сказал Ханаконда. — Все дело в соли…
      — Конечно, шеф, — не понял его Кролл. — Росомаха наворовал бы для нас картошки, и мы бы сварили вполне приличную похлёбку.
      — Болван, при чём тут похлебка… Они травят всю пищу через соль. Все дело только в ней и в водопроводной воде!
      Обдумывая сказанное, все перестали есть и притихли.
      — А ведь верно, шеф, — догадался Хорёк. — Росомаха сделался придурковатым после того, как у него в заду засела порция соли. Теперь выходит, что пока он её до конца не вымочит, для нашей работы он не годится. Хорошо ещё, что у нас здесь нет радио, а то бы наслушался всякой дребедени и прямиком отправился сдавать нас властям.
      — Ладно, всем — цыц. Будем ждать, когда он очухается, а потом и дело. План у меня верный, и теперь, с этой солью, всё тютелька в тютельку сошлось.
      И Ханаконда посвятил своих сообщников в план захвата телевизионной башни.

Как Карлуша и Пухляк проснулись знаменитыми. — Первый визит, который навеял воспоминания

      Карлуше приснилось, что господин Пудл раскатывает вокруг него на маленьком трёхколёсном велосипеде и без устали хохочет. Он смеётся потому, что, оказывается, велосипед на Луне такое же привычное дело, как и на Земле, и Карлушу все разыгрывали только для того, чтобы посмеяться над ним. Карлуша смотрит по сторонам и видит, что на улицах полным-полно велосипедов — новых и уже совсем старых, поскрипывающих; дорожных и спортивных, и даже двухместных, — и совершенно непонятно, почему он их раньше не замечал.
      Появляется Студент и все другие гномы с Земли и начинают над ним смеяться. Карлуше так стыдно, что он не знает, куда деваться от стыда. Закрыв лицо руками, он бежит прочь, налетает на какой-то столб, и это оказывается телебашня, которая вдруг окутывается клубами дыма и стартует в небо. «Стойте! — кричит Карлуша. — Стойте! Туда нельзя! Там ничего нет!..» Но башня-ракета уже скрылась из глаз, а вокруг него снова начал раскатывать на маленьком трёхколёсном велосипеде господин Пудл, смеяться и звонить в звонок. Звонок звенит громче и громче, Карлуша вдруг понимает, что это сон, и заставляет себя проснуться.
      Замолкший на время телефон снова зазвенел, и Карлуша схватил трубку:
      — Да!
      — Господин Пухляк? Ах нет, простите, я уже понял: это господин Карлуша.
      — Да, это я.
      — Вас беспокоит господин Пудл. Портье сказал, что вы в номере, поэтому я решил проявить настойчивость.
      Карлуша вспомнил свой сон и испугался.
      — Да, господин Пудл, — пролепетал он поникшим голосом.
      — Вы уже видели?
      — Что?..
      — Ах, значит, вы всё проспали. Включайте же скорее телевизор: это началось!
      — Да?.. А что именно?
      — Как это «что»! И он ещё спрашивает! Рекламная кампания, что же! Час назад велосипед поступил в продажу, и от желающих купить его нет отбоя. У магазинов выстраиваются очереди; это небывалый, невиданный успех!
      У Карлуши отлегло от сердца.
      — В таком случае я очень рад.
      — Разбудите своего коллегу и поздравьте от моего имени. Если будут какие-то вопросы, звоните, до свидания!
      — До свидания, господин Пудл. Спасибо, что позвонили.
      Карлуша повесил трубку и некоторое время сидел, мечтательно глядя в окно. Быстрый и легкий успех кружил голову, о плохом думать не хотелось.
      Внезапно в ушах у него зазвучал его собственный голос: «Посторонись, лихой водитель…», и так далее — тот самый стишок, который они начитывали минувшей ночью для рекламного ролика.
      Выскочив из спальни, Карлуша увидел себя на экране телевизора. Это Пухляк (а он подслушивал разговор с параллельного телефона) поднялся с кровати и включил телевизор. После рекламы в новостях показали большой репортаж с центральной улицы Давилона, где перед фирменным салоном «Пудл» действительно выстроилась очередь из желающих приобрести велосипед. В перспективе улицы виднелись несколько гигантских щитов: на первом был изображён Карлуша, несущийся на велосипеде с горы; на другом — Пухляк, горделиво восседающий на велосипеде перед бурлящим водопадом. Остальные, расположенные ещё дальше, разобрать в подробностях было трудно.
      — Вот это да… — присвистнул Карлуша. — Даже не верится.
      — Проценты небось уже ти'кают, — заметил Пухляк с удовлетворением.
      — Какие проценты?
      — Наши, наши проценты. С каждого проданного велосипеда нам на счёт начисляются проценты, забыл уже?
      — А-а, — сказал Карлуша. — Это хорошо. А мы, что же, всё проспали?
      — Конечно проспали. Мы уже не только завтрак, но и обед уже почти проспали! А с учётом того, что мы всю ночь напролёт…
      Но в этот момент в дверь постучали, и в номер зашел незнакомый гном.
      — Чем обязан? — решительно шагнул к нему Пухляк, который очень быстро освоился с ролью богача и знаменитости. А богатые и знаменитые, как известно, не любят тратить время на каких-то там посетителей.
      Однако посетитель, одетый, кстати говоря, очень прилично, мягко отстранил его тростью и уселся в кресло. Некоторое время он смотрел на Карлушу, а затем произнес:
      — А ведь вы нисколько не изменились.
      По его тону и манерам Пухляк догадался, что они имеют дело не с обыкновенным гномом, и потому счёл лучшим прикусить язык. Однако Карлуша не был столь искусным дипломатом и потому спросил напрямик:
      — Послушайте, а вы кто вообще-то такой?
      Гном поднялся, величественно протянул руку и представился:
      — Фокс. Сыщик Фокс, если вам угодно. В те времена я был ещё рядовым сыщиком в сыскной конторе.
      Пухляк, который на протяжении разговора лихорадочно шуршал валявшимися на столике газетами и журналами, стал делать приятелю отчаянные знаки, тыча пальцем в фотографии на первых страницах.
      — Совершенно верно, господин Пухляк, — сказал Фокс не оборачиваясь. Это я собственной персоной, Тайный министр его сиятельства Верховного Правителя господина Пупса. Оказывается, бывает и так: начинаешь службу в Мусорном тупичке, а заканчиваешь в чине министра. Или, в конце концов, ещё в какой-нибудь дыре. Но вам, как я понимаю, жаловаться не приходится. Кстати, как вам удаётся избегать воздействия э-э… умиротворяющих добавок?
      Карлуша и Пухляк молчали. Они на самом деле не знали, как это удаётся. А Фокс не стал расспрашивать.
      — А помните ли вы, господин Карлуша, ту малоприятную историю с лопнувшим акционерным обществом гигантских растений, когда ваша физиономия тоже красовалась во всех газетах? Думаю, что не я один сумел сопоставить характерную внешность космического пришельца и Карлушу — изобретателя велосипеда. Я ведь не просто так сказал вам с самого начала, что вы нисколько не изменились.
      Карлуша подумал, что сейчас, наверное, сюда войдут полицейские и его арестуют.
      И в дверь действительно постучали.
      Перейдя вдруг на шепот, Фокс сказал:
      — Спросите кто!
      — Кто там? — спросил Карлуша.
      — Господин Буравчик, с вашего позволения, — послышался голос из-за двери. — Репортёр или министр, как вам угодно.
      — Буравчик?! — прошептал Фокс. — Проводите меня в другую комнату и не говорите, что я здесь.
      — Пожалуйста… — пожал плечами Карлуша.

Второй визит, во время которого два министра невольно раскрывают друг перед другом свою политическую неблагонадежность

      Едва за Фоксом затворилась дверь в спальню, Пухляк впустил в номер министра Пропаганды и Связи господина Буравчика.
      — А вы ничуть не изменились, — сказал Буравчик и уселся в то же самое кресло, из которого секунду назад поспешно выбрался Фокс. — Конечно, вы меня не можете знать; когда-то я готовил репортажи об акционерном обществе «Беспроигрышная лотарея» и о соляном бизнесе на побережье Лос-Паганоса… А память у меня очень хорошая, поверьте.
      Карлуша и Пухляк молчали, опустив головы.
      — Но я пришёл сюда не для того, чтобы вас шантажировать. Поверьте, я пришёл как друг.
      Карлуша и Пухляк подняли на него глаза.
      — И мне особенно приятно видеть, что вы находитесь в здравом уме, что вы сумели избежать воздействия этого отвратительного гипнотического препарата. Знайте: далеко не все оболванены порошком, в тайный Союз вольномыслия вступает все больше и больше наших гномов, и недалёк тот час…
      Карлуша стал делать Буравчику предупредительные знаки, показывая на дверь спальни, за которой прятался Тайный министр и, несомненно, всё слышал. Фокс это понял и вышел сам.
      — Не волнуйтесь, коллега, — сказал он растерявшемуся Буравчику. — Ваше тайное общество мне давно известно, иначе я бы работал официантом, а не сыщиком. Пупс ничего не знает, но Крысс о чём-то уже догадывается, и развязка наступит не сегодня завтра. Вы будете ещё больше удивлены, когда узнаете, что с некоторых пор…
      Но в этот момент в дверь постучали, и Фокс затолкал растерявшегося Буравчика в другую комнату.
      — Кто там? — спросил Пухляк.
      — Это я, Джулио, секретарь господина Скарабея. Скажите, я могу видеть господина Карлушу?
      — Господин Джулио? — удивился Карлуша. — Час от часу не легче.

Третий визит, во время которого господин Джулио пытается грубо шантажировать изобретателей, но сам попадает в ужасное для себя положение

      Увидев Карлушу, Джулио торопливо подбежал к нему, заглянул в глаза и заключил его в объятия как старого, надежного друга.
      — Ах, неужели это вы! — воскликнул он, делая вид, что украдкой смахивает слезу. — И вы ни чуточки, ни чуточки не изменились! Как только я увидел вас на рекламном щите, то сразу подумал: а вот и он, мой дорогой, симпатичнейший друг с далёкой Большой Земли!
      — Знаете что, господин Джулио, — отстранился от него Карлуша, — вы мне, конечно, может быть, и были друг, но после того, как вы поступили со мной и Осликом…
      Джулио отступил и в ужасе прикрыл рот рукою.
      — Как! — воскликнул он. — Вы ставите мне в упрёк… Но нет! Этого не может быть! Вы не могли сказать такое, знай вы хотя бы сотую, тысячную долю того, что произошло на самом деле!..
      Такая реакция Карлушу обескуражила.
      — Так знайте же, дорогой друг, — продолжал Джулио с надрывом, — что меня обманули ещё более жестоко и несправедливо! Мига и Кролл, эти отвратительные животные, искалечили меня и бросили в дремучем лесу истекать кровью! Только чудом я уцелел в этом кошмаре и теперь снова могу видеть вас, дорогой друг…
      Нижняя губа у Джулио затряслась, и Карлуша испугался, что он сейчас расплачется.
      — Ладно, вы, того… не плачьте, — поспешил он утешить бывшего казначея акционерного общества «Беспроигрышная лотарея». — Я ведь не знал, что вас они тоже обманули.
      Джулио отнял руки от лица, снова улыбнулся и приступил к делу.
      Не будем приводить здесь полностью витиеватый монолог, во время которого Джулио пытался как можно деликатней выразить свою мысль. А мысль эта была столь же проста, сколь и отвратительна: Карлуша и Пухляк, о земном происхождении которых никто, кроме него, не знает, должны выплачивать ему, Джулио, ровно половину своих доходов от продажи изделия «велосипед». В противном случае он, Джулио, предаст огласке источник, из которого они, Карлуша и Пухляк, черпали вдохновение для своей изобретательской мысли.
      Проще говоря, Джулио догадался, что велосипед никаким изобретением не является и о его устройстве лунатикам мог бы рассказать любой землянин, не взяв за это ни одного сантика.
      Слушая его, изобретатели то краснели, то бледнели, то покрывались пятнами. Карлуша подумал, что нужно сейчас же позвонить Пудлу и во всем признаться. Пухляк склонялся к тому, чтобы пойти с Джулио на сделку, и настроился торговаться.
      Неизвестно, чем бы это закончилось, но тут из спальни вышли оба министра, и Джулио моментально перекосило от страха.
      — Итак, господин мошенник, — грозно сказал Фокс, — я давно знал, что вы отпетый негодяй, но сейчас имел сомнительное удовольствие видеть в вашем лице ещё и отъявленного шантажиста.
      — Господин министр! — Джулио упал на колени, обращаясь то к одному, то к другому. — Не губите!!
      — Кажется, господин негодяй, вы что-то такое говорили о гномх с Большой Земли? Вы напомнили мне, и очень вовремя, об одном, а вернее, о двух омерзительных субъектах, которые взорвали, да-да! взорвали ракету этих самых земных гномов, и только случайность помогла тогда избежать страшных жертв! А имя этим двум омерзительным личностям — Джулио и Скарабей!
      Наступила страшная тишина, Карлуша и Пухляк ахнули и отступили, а Джулио, с перекосившимся от страха бледным лицом, выбежал из номера.
      — Я ещё вернусь к этому серьезнейшему преступлению, — пообещал Фокс. Это дело будет предано гласности и, несомненно, передано в суд.
      В номер снова постучали, и министры юркнули в спальню.
      Дверь отворилась, и перед изобретателями предстал господин Скупердфильд собственной персоной.

Четвертый визит, во время которого господин Скупердфильд предлагает изобретателям приличную сумму за несколько минут работы в кадре

      Перед изобретателями предстал собственной персоной господин Скупердфильд. В некотором замешательстве он провожал глазами убегающего по коридору Джулио, с которым только что столкнулся в дверях.
      — Хм… — проворчал Скупердфильд. — Кажется, я тут уже не первый посетитель. А?!. Что вы сказали?..
      Но Карлуша и Пухляк в некотором замешательстве молчали: ни тот ни другой никогда раньше не имел дела с этим знаменитым скрягой.
      — Ага. Хорошо. В таком случае, позвольте, я сразу изложу вам суть дела.
      Скупердфильд уселся в кресло, поставил свой видавший виды цилиндр на колени, оперся сухими руками о трость и заговорил.
      Но и в данном случае мы не станем утомлять читателя длинным и сбивчивым монологом, учитывая в особенности то, что голос у Скупердфильда был чрезвычайно противный — резкий и каркающий. К тому же этот гном был туг на ухо и поминутно спрашивал у молчавших как рыбы собеседников: «А? Что вы сказали?.. Я вас плохо расслышал…» Суть же дела, которое привело сюда этого субъекта, сводилась к следующему.
      Приехав из Брехенвиля в Давилон по своим делам нынешним утром, Скупердфильд с ходу попал в набиравший силу водоворот рекламной кампании велосипеда. Ощутив масштаб и перспективы этого предприятия и моментально прикинув, какие доходы оно может сулить владельцам, он стал напряженно думать, каким образом он сам смог бы откусить хотя бы небольшой кусок от этого поразившего его размахом товарно-рекламного пирога.
      Поразмышляв хорошенько на лавочке в Центральном парке, где он любил кормить голубей во время своих визитов в столицу, и искусав костяной набалдашник своей трости, Скупердфильд не придумал ничего лучшего, как заявиться к изобретателям в гостиницу и уговорить их сняться в рекламном ролике своих макарон.
      Сюжет ролика представлялся ему таким. Карлуша и Пухляк с аппетитом съедают по порции Скупердфильдовских макарон, их осеняет догадка, и они изобретают велосипед. После этого они произносят в объектив камеры соответствующий стишок, что-нибудь вроде такого:
 
Не долго думай, покупатель,
На полки рот не разевай,
Ты макароны Скупердфильда
Беги скорее покупай!
 
      Поняв наконец, чего добивается от них этот известный фабрикант, Карлуша и Пухляк перестали волноваться. А Пухляк сразу смекнул, что на этом деле можно заработать ещё сотню-другую фертингов.
      — Какой хитренький, — сказал он. — А что нам с этого будет?
      — Хотите сто фертингов? — мужественно предложил Скупердфильд.
      — Тысячу, — сказал Пухляк.
      И они принялись торговаться. Скупердфильд сказал, что сто фертингов за несколько минут работы в кадре — очень приличная сумма; на это Пухляк ответил, что ему следует посоветоваться на этот счет с господином Пудлом, и Скупердфильд сразу поднял свою цену до двухсот.
      Так они торговались довольно долго, при этом Скупердфильд выдумывал все время новые аргументы в свою пользу, а Пухляк использовал только один, один раз проверенный и в дальнейшем совершенно неотразимый, — о том, что ему необходимо посоветоваться с господином Пудлом. Эта незамысловатая фраза действовала на Скупердфильда магическим образом, и он сразу поднимал цену ещё на пятьдесят фертингов.
      В конце концов они сошлись на семистах пятидесяти и хлопнули по рукам. Скупердфильд нахлобучил на голову свой гремящий барахлом цилиндр и убежал договариваться с телевизионщиками.
      А в дверь громко заколотили.

Визит, которого никто не ожидал и который мог плохо закончиться, если бы Карлуша не вспомнил про мотоцикл

      В дверь заколотили, и в номер, шумно пыхтя, хрипя и отдуваясь, ввалился господин Циклоп. Поначалу его было даже трудно узнать: он стоял на костылях, голову его от макушки и до самых глаз скрывали бинты, правая нога напоминала огромное загипсованное веретено. Конкурент Пудла шумно и тяжело дышал, глаза его метали молнии.
      — Ждите меня здесь, — приказал он стоявшим в коридоре сопровождающим. И не выпускайте никого, если вздумают бежать.
      Карлуша и Пухляк перетрусили не на шутку. В спальне, где всё это время шумно совещались министры, стало тихо.
      — Это вы! — грозно зарычал Циклоп, вперив глаза в изобретателей. Помните меня?
      Изобретатели кивнули и отступили на шаг.
      — Вы пришли ко мне, и я вас выслушал!
      Изобретатели кивнули и отступили ещё на один шаг.
      — Я подарил вам двадцать фертингов!
      Изобретатели кивнули и сделали ещё один шаг к окну.
      — Я отнесся к вам со всем расположением!
      Изобретатели кивнули, сделали ещё шаг назад и уперлись в подоконник.
      — Так почему же, — Циклоп двинулся на них, грозно поднимая правый костыль, — так почему же вы поступили со мной ТАК?!!
      Отступать было некуда.
      Решив, что опять настала пора вмешаться, из спальни величественно выступили министры, одетые в чёрные фраки и цилиндры, белые перчатки и бабочки.
      — Опустите ваше оружие, господин Циклоп, — приказал Фокс, коснувшись тростью поднятого над головой костыля. — Эти гномы ни в чём перед вами не провинились.
      Увидев перед собою двух министров его сиятельства Верховного Правителя, Циклоп побледнел, задрожал и опустился в кресло. Костыли с грохотом посыпались на пол.
      — У-у! — захныкал он, внезапно и разительно переменившись. — Искалечили ни за что, а сами теперь… у-у… теперь мне конец, Пудл меня в порошок сотрет, я банкрот, у-у!..
      По долгу службы Фокс был в курсе происходящего, а Буравчику Пухляк на ухо вкратце рассказал обо всём, что произошло: как они дали Жучку-Киксу неправильный чертёж велосипеда и что из этого вышло. Когда Буравчик всё понял, его начал разбирать такой смех, что он, зажав рот рукою и хрюкая, не в силах сдерживаться, укрылся в спальне.
      — Вы наказаны, и поделом, — наставительно произнес Фокс. — Промышленный шпионаж у нас преследуется по закону, и вы ещё хорошо отделались: будьте довольны, что господин Пудл не подал на вас в суд!
      Затянутый бинтами и закованный в гипс, конкурент выглядел столь жалко, что Карлуше захотелось его чем-нибудь ободрить. Он думал, что бы такое сказать, и внезапно его осенило.
      — Господин Циклоп! Господин Циклоп! — заговорил он, заблестев глазами. — Хотите, я подарю вам ещё одно изобретение? Совершенно бесплатно!
      Господин Циклоп поднял на него глаза, полные тоски:
      — Вы шутите?
      — Нет, честное слово, не шучу!
      Все, в том числе вернувшийся в гостиную Буравчик, с любопытством уставились на Карлушу.
      — Мотоцикл! — произнес тот с воодушевлением. — Понимаете? Мо-то-цикл!
      И Карлуша, как умел, нарисовал фломастером на листке бумаги мотоцикл.
      — Это мотор, это бак с бензином, — объяснял он по ходу дела, — это переключатель скоростей, это выхлопная труба…
      — И что же, никаких педалей? — осторожно заметил Циклоп, на которого рисунок сразу произвёл огромное впечатление.
      В разговор включился Пухляк, и два изобретателя стали наперебой рассказывать о мотоцикле, но довольно быстро исчерпали свои познания. Впрочем, Циклоп хорошо знал автомобильное дело и сам домыслил всё то, чего не смогли объяснить Карлуша и Пухляк. Горя' нетерпением как можно быстрее добраться до своего опытного цеха, он похватал с пола свои костыли и, рассеянно бормоча слова благодарности, торопливо застучал к выходу.
      — Вот и прекрасно, — сказал Фокс. — Теперь они опять будут конкурировать, а значит, выпускать для нас хорошие и дешёвые товары. Вы не жалеете, что не взяли с него денег?
      — Мы вообще-то скоро собираемся обратно, господин Фокс, — сказал Карлуша. — Как только наши товарищи будут здесь…
      — Как! — воскликнул Буравчик, вступив в разговор. — Да вы разве не знаете, что они уже здесь?
      — Здесь? — Карлуша и Пухляк повернулись к нему.
      — Конечно здесь. Вот уже третий день они живут во дворце Верховного Правителя. Их водят по улицам и возят повсюду на экскурсии. На телевидении готовится большой репортаж по этому поводу.
      — Но если теперь все про нас знают, значит, и они должны знать?
      — А вот этого нельзя сказать наверняка, — покачал головой Буравчик. Пупс и его Первый министр накормили ваших друзей гипнотическим порошком и показывают им только то, что считают нужным показать. Кстати, как вы сами догадались о порошке и чем вы вообще питаетесь?
      — Порошок? — растерянно повторил Карлуша. — Какой ещё порошок? Мы вообще-то питаемся как все. Ну, может быть, чуточку лучше, чем все… с тех пор как завелись деньги.
      — И что же, вы не чувствуете никаких симптомов?
      — Никаких…
      — Поразительно. Фокс, что вы думаете по этому поводу?
      Но ответить на это Фокс не успел, потому что в дверь снова постучали. Министры юркнули в спальню и притихли.

Ещё один посетитель, которому Карлуша рад, как никому другому. — Буравчик готов пустить нейтрализующее вещество в водопровод, но не раньше, чем будет схвачена банда Ханаконды

      Настороженно озираясь, в номер юркнул довольно невзрачный гном и прикрыл за собою дверь. Карлуша смотрел на него широко раскрытыми глазами.
      — Ослик… — прошептал он. — Ослик! — крикнул он и бросился другу на шею. — Я ведь к тебе… прилетел!
      Прежде чем обнять друга, Ослик на секунду отстранился и внимательно заглянул ему в глаза. Но сразу после этого лицо его сделалось счастливым: он понял, что Карлуша не отравлен гипнотическим порошком.
      — Ослик, это вы? — удивлённо сказал Буравчик, выходя из спальни.
      — Господин министр, вы здесь?..
      — Выходите, Фокс, — окликнул Буравчик другого министра. — Это гном из Союза вольномыслия, он с нами.
      — С вами?.. — пролепетал Ослик, увидев перед собой ещё одного министра.
      — С нами, с нами, дорогой Ослик, — подтвердил Буравчик. — Не волнуйтесь, я только что имел продолжительную беседу с господином Фоксом и узнал от него много любопытного. Оказалось, что господин Тайный министр давно уже связан с господином Квантиком и тайно поддерживает наш Союз.
      — Так вот кого он имел в виду, когда говорил, что министры уже переходят на нашу сторону, — догадался Ослик. — Стало быть, недолго осталось?
      — Недолго, Ослик, недолго, — подтвердил Фокс, выступая вперед. — Могу вам даже сказать по секрету, что в ближайшие сутки всё закончится. Как только банда Ханаконды будет в наших руках, мы пустим в водопровод нейтрализующее вещество, а затем выступим с разъяснениями по радио и телевидению.
      — Правда, всё так просто… А мы столько времени ломали головы. Но где же вы найдете такое огромное количество этого вещества?
      — По моему тайному приказу его уже неделю производят и накапливают на химических заводах Труппа. В данное время бочки развозят на водоочистные станции, и нам останется только дать команду для слива вещества в водопровод.
      — Что же вы медлите! — радостно воскликнул Ослик. — Дайте же скорее им эту команду!
      — Всё не так просто, дорогой Ослик. На свободе находятся чрезвычайно опасные преступники, которые намерены захватить телецентр и диктовать оттуда свои условия. Разгипнотизировав гномов раньше времени, мы лишимся приманки, на которую они должны клюнуть в ближайшие часы.
      — А они действительно настолько опасны?
      — Страшно даже подумать, что будет, если им удастся осуществить свои замыслы…
      В дверь постучали громко, размеренно и страшновато.

Приключения Клюковки: побег из дворца, встреча с «Дружком» и дорога в город, полная слёз. — Два фантастических видения картофельного фермера, одно из которых ему удалось подстрелить

      Услышав стук, оба министра и Ослик скрылись в спальнях. Пухляк, который испугался, что его арестуют как пособника тайного общества «Союз вольномыслия», забрался под кровать и замер, мелко подрагивая всем телом.
      Дверь отворилась, и в гостиную зашел великан «Дружок».
      — Вижу Карлушу, — бесстрастно констатировал он, ни к кому не обращаясь.
      — Здравствуй, «Дружок»! — обрадовался Карлуша.
      — Здравствуйте, господин Карлуша, очень рад вас видеть, — вежливо отозвался робот и продолжал: — В первой комнате больше никого нет. Во второй комнате министры Фокс и Буравчик, если я правильно идентифицировал их по газетным фотографиям. В третьей комнате неизвестный мне гном, он напуган. Под кроватью господин Пухляк. Осмотр окончен, видимой опасности не обнаружено.
      — Спасибо, «Дружок», — услышал Карлуша голос позади себя и обернулся.
      Перед ним стояла, улыбаясь, Клюковка-Огонёк.
      Накануне вечером, когда во дворце Верховного Правителя все улеглись спать, Огонёк стала готовиться к побегу. Первым делом она скатала в рулон матрас и уложила его так, чтобы казалось, будто под одеялом, накрывшись с головой, кто-то спит. Она знала, что невидимые стражники в серых трико то и дело проверяют комнаты, отведённые гостям, с тем чтобы убедиться, что все спят, а не бродят по дворцу и не заглядывают куда не следует.
      Затем она надела перчатки, рюкзак с запасом космических продуктов питания, пристегнула к поясу моток веревки и, встав около двери, стала дожидаться условного сигнала. В замке было тихо, все спали.
      Внезапно закричали «Пожар! Пожар!», послышался топот, и она поняла, что пора действовать.
      По коридорам беспорядочно носилась прислуга. Огонёк выскользнула из комнаты и тоже побежала, размахивая руками и покрикивая «пожар, пожар». На неё никто не обращал внимания.
      Из-под потолка, подобно пещерным летучим мышам, свешивались вниз головами охранники. Их глаза в вырезанных дырках шерстяных шапочек выражали растерянность и смятение.
      Все входы и выходы из дворца охранялись, на окнах имелись надежные решётки. Поэтому Клюковка направилась не вниз, где образовалась толпа, а наверх, где не было ни души.
      Выбравшись на крышу через чердачное окошко, Огонёк привязала верёвку и начала осторожно спускаться вниз. Упражнение оказалось не таким уж сложным, потому что загородный дворец его сиятельства имел всего два этажа, а верёвка была с узлами.
      Спрыгнув на газон, беглянка юркнула в кусты шиповника и затаилась.
      Всё произошло в точности так, как они с Крохой и рассчитали: послышалась разноголосица сирен и на территорию дворца въехала вереница пожарных машин, столь длинная, что часть их осталась за воротами.
      Охранники подбежали к пожарным и стали объяснять, что переполох вызван чьей-то хулиганской выходкой. Недовольно ворча, те стали расходиться по машинам. Тревога оказалась ложной, можно было возвращаться.
      Как только машины тронулись, Огонёк запрыгнула на прицеп одной из них и спряталась под складную лестницу. Она благополучно доехала до города и соскочила незамеченной на одном из перекрестков.
      Денег на такси у нее не было, и она, выбравшись на восточную окраину, пешком зашагала по шоссе туда, где, по расчётам, обязан был дожидаться дисциплинированный «Дружок».
      Огонёк шагала по шоссе час, другой и наконец почувствовала, что буквально валится с ног от усталости. Наступила ночь, никаких построек поблизости уже не было; кажется, она переоценила свои силы. Возвращаться не было смысла, идти дальше не было сил. Она уже собиралась прилечь где-нибудь возле дороги, выбрав место посуше, но тут впереди за деревьями что-то блеснуло.
      Окно светилось в хозяйстве всё того же картофельного фермера, других домов поблизости и не было. Орешек засиделся в столь поздний час перед телевизором, досматривая увлекательный кинофильм под названием «Таинственное преступление, совершенное в зловещих развалинах». Он радушно принял гостью, и они вместе досмотрели до конца фильм. Но когда он выключил телевизор и предложил гостье чего-нибудь закусить перед сном, оказалось, что она уже спит. Орешек не стал её беспокоить, а только прикрыл сверху байковым одеялом.
      Утром фермер встал пораньше, чтобы успеть приготовить свой любимый картофельный пирог, но, к его огорчению, кресло оказалось пустым; дамочки в доме уже не было. Едва начало светать, Огонёк мысленно поблагодарила хозяина и продолжила свой путь, закусывая на ходу космическим завтраком.
      Она углубилась в лес и вскоре ступила в зону действия миниатюрного радиомаяка, приколотого у неё под воротником. Сразу после вызова пискнул ответный сигнал, послышалось шуршание листьев, тяжёлые шаги, и на поляну из лесного мрака выступила огромная фигура.
      — Не хотела бы я тебя чем-то расстроить, — сказала Клюковка, почувствовав, как по спине у неё пробежал совершенно беспричинный холодок. Иди, иди сюда, дылда…
      После завтрака картофельный фермер уселся с чашкой кофе в своем любимом кресле на веранде. Не спеша прихлёбывая, он смотрел на раскинувшийся перед ним в лёгкой утренней дымке знакомый пейзаж и улыбался. Но вот что-то внезапно нарушило привычную картину: двое запыхавшихся гномов, цепляясь друг за друга, бежали по шоссе в сторону города. Они поминутно оборачивались, как видно опасаясь погони, и от этого их носило от одной обочины к другой.
      Орешек отставил пустую чашку и поспешил в дом, чтобы взять ружьё и патроны. Он подумал, что если за этими несчастными гонится дикий гном, то ещё один заряд крупной соли ему определенно не помешает. Дело чуть не испортила досадная случайность: новые, набитые свежей солью патроны кончились и ему пришлось шарить по полкам в поисках старых.
      Но вот две штуки нашлись, и он поспешно вернулся на веранду, на ходу заряжая двустволку.
      И вовремя: на шоссе показался дикий гном.
      Он бежал по-обезьяньи, вполоборота, перебирая время от времени длинными передними конечностями. Было понятно, что он скоро настигнет беглецов. Картофельный фермер решительно вскинул ружье. Он хорошенько прицелился и, когда отвратительное волосатое существо оказалось напротив, всадил ему крепкий заряд соли всё в ту же многострадальную часть туловища, расположенную пониже хвоста.
      Эхо выстрела разнеслось по округе, существо взвизгнуло и несколько раз перевернулось в воздухе. Но как только оно снова опустилось на лапы, Орешек бабахнул из второго ствола в то же самое место.
      Дикий гном взревел, заскулил, завертелся волчком и, слабо попискивая, скрылся в зарослях.
      Картофельный фермер удовлетворенно кивнул, отставил ружье и снова удобно расположился в кресле.
      — Кто-нибудь из городских может сказать, что это грубо, — начал он рассуждать сам с собой, неторопливо раскуривая трубочку, — но он, как бы там ни было, гнался за правильными гномами. Ещё неизвестно, может быть, они состоят на службе у его сиятельства Верховного Правителя, и тогда, глядишь, не обойдётся без медали… Пожалуй, стоит сообщить в полицию… впрочем, нет, лучше не надо. Вот если бы я его поймал и сам привез в город… Ой! А это ещё что такое! — воскликнул Орешек, едва не выронив трубку.
      Новая картинка, представшая перед его глазами, была ещё похлеще первой: под мерный стук конечностей по асфальту на четвереньках бежал железный гном. А на его спине, ничуть не смущаясь, сидела его ночная гостья.
      Дамочка приветливо помахала рукой, послала воздушный поцелуй и с улыбкой поворачивалась в его сторону до тех пор, пока не скрылась из виду за поворотом.
      А картофельный фермер ещё долго сидел на крыльце с открытым ртом, пощипывая себя за разные части тела, чтобы убедиться, что это не сон и не видение.
      По мере приближения к городу Огонёк обратила внимание на то, что вдоль шоссе рабочие устанавливают новые рекламные щиты. В ярких изображениях она краем глаза уловила что-то знакомое и велела «Дружку» притормозить перед одним из них. Ослепительно улыбающиеся Карлуша и Пухляк смотрели прямо на Клюковку, держа перед собой сверкающий хромированными деталями велосипед.
      — Вот так штука! — удивилась Огонёк. — Интересно, чем это они уже успели здесь так прославиться?
      И она стала читать подпись:
      САМОХОДНАЯ ДВУХКОЛЁСНАЯ ТЕЛЕЖКА «ВЕЛОСИПЕД» СИСТЕМЫ ПУХЛЯКА И КАРЛУШИ!
      ТОЛЬКО НА ЗАВОДАХ ПУДЛА!
      БЫСТРО, УДОБНО, ДЁШЕВО!
      — Так-так-так, — сказала себе Огонёк, трогая дальше. — Ничего не понимаю.
      Она поехала дальше и по ходу рассмотрела ещё несколько щитов, на которых изобретатели велосипеда красовались в разных позах, но с неизменной белозубой улыбкой.
      — А ну-ка, «Дружок», — приказала она роботу, — настройся на местное радио.
      «Дружок» поймал местную радиостанцию, и Огонёк услышала голос диктора:
      «…Но тернистый путь Карлуши и Пухляка был усеян колючками и шипами. Не сразу приняло общество поделки талантливых изобретателей, не сразу оценило их мудрость и дальновидный конструкторский талант…»
      Огонёк слушала диктора, разглядывала щиты, которые рабочие крепили на дороге, и постепенно до нее начал доходить смысл происходящего. Одновременно её начал разбирать смех. Сначала она недоверчиво улыбалась, потом начала время от времени фыркать, но вскоре её окончательно прорвало, и она начала смеяться так, что «Дружок» несколько раз останавливался и спрашивал, не может ли он чем-нибудь помочь.
      Добравшись до города и утерев слёзы, Огонёк решила немедленно встретиться с Карлушей и Пухляком.
      Через справочную службу гостиниц она узнала место проживания изобретателей. Прибыв на улицу Лоботрясов и поднявшись на двадцать девятый этаж гостиницы «Изумруд», перед самым номером она поосторожничала и пустила вперёд «Дружка», который докладывал ей об увиденном внутри по рации.
      Вскоре она была в курсе всех дел и заторопилась обратно в за'мок.
      — Меня там ждут, — сказала она. — А пока вы будете ловить свою банду, я потихоньку сама разгипнотизирую всех наших. А то противно на них смотреть, уж лучше бы велосипеды изобретали. Вот эти грибы, — она вытащила из рюкзака несколько сорванных в лесу козленков, — эти грибы содержат в себе нейтрализующее вещество. Достаточно съесть хотя бы штучку, чтобы в течение суток не испытывать на себе действия гипнотического…
      Огонёк внезапно замолчала, глядя на Пухляка, который, внимательно слушая, жевал наваленные в вазу сушёные козленки. Они с Карлушей прикладывались к грибам уже по привычке, будто в вазу был насыпан изюм или хрустящий картофель. Услышав слова Клюковки, но не поняв их смысла, Пухляк перестал жевать, а лицо у него сделалось испуганное.
      — Что… — сказал он, — в течение суток? Грибы ядовиты?
      Клюковке очень хотелось сказать, что да, ядовиты, а затем полюбоваться им ещё минутку, но она пожалела Карлушу и успокоила обоих:
      — Грибы не ядовиты. Но достаточно съесть хотя бы один, чтобы в течение последующих суток не испытывать на себе действия гипнотического порошка. А зачем же вы их ели?
      — Мы их ели просто потому, что они вкусные, — сказал Карлуша. — Только лучше подсушить немножко…
      — Некоторым удивительно везёт, — вздохнула Огонёк. — Даже непонятно, как это у них получается.
      Тут послышался шум, и в номер без стука ввалились Мига и Кролл.

Самый последний визит, после которого мы уже едва успеваем следить за событиями

      В номер без стука ввалились Мига и Кролл. На них было жалко смотреть: грязные, худые, в изорванной одежде, с красными, обезумевшими глазами.
      — Где господин министр? — просипел Кролл, тяжело дыша. — Нам сказали, что он здесь…
      — А который вам нужен? — поинтересовался Фокс. Вместе с Буравчиком они сидели на диване и прикрывались развернутыми газетами.
      — Господин Тайный министр, это вы!
      — Допустим, это я. А вы кто такие?
      — Господин министр! В полиции нас даже не стали слушать, но, по счастью, кто-то из ваших личных сотрудников оказался рядом и посоветовал, где вас можно найти…
      — Так в чем же дело?
      — Господин министр…
      — Послушайте, Кролл, на кого вы похожи! — шагнул к нему Фокс. — Я вас едва признал!
      — Ах, господин министр, вы даже не представляете себе, чего мы натерпелись с того самого дня, когда вы посоветовали нам обратиться к этим…
      — Ни слова больше! — Фокс предостерегающе поднял руку. — То, что вы намерены сейчас сказать, является государственной тайной!
      — Хорошо, хорошо, господин министр, ни слова больше, как прикажете.
      — Так что же, вам удалось сбежать из банды?
      — Мы с самого начала хотели сдаться, но Ханаконда удерживал нас насильно, он бил нас!..
      У Кролла из глаз брызнули слезы, он разрыдался, не в силах больше говорить.
      — Может быть, вы, господин Мигель, объясните нам, в чем дело? обратился Фокс ко второму чумазому субъекту.
      — Они собираются захватить телебашню, — угрюмо доложил Мига.
      — Когда?! — вскричал Фокс.
      — Да может статься, что они уже там…
      — Что?! — Фокс бросился к телефону, а Кролл поднял заплаканную физиономию на второго министра.
      — Им нужен был ветр-аха-лет, — выговорил он, всхлипывая и размазывая слезы по грязным щекам. — Они хотели угнать верт-аха-алет и лететь к ба-ашне. Мы спрята-ались в лесу, а потом за нами гнался Рос-амаха…
      — Это какой Росомаха? — поинтересовался Буравчик. — Тот, который пропал без вести?
      — Да, дикий г-гном.
      — Чего-чего?..
      — Росомаха стал ди-иким гномом…
      А Фокс в это время уже отдавал по телефону судьбоносные для всего подлунного мира распоряжения:
      — Внимание, внимание! Передать информацию по цепочке: СИРОП В ТРУБЫ! СИРОП В ТРУБЫ! Срочно!
      Фокс отстучал на трубке ещё один номер:
      — Ригль, вы готовы? (Лейтенант Ригль руководил обороной телецентра.) Что? Уже?!. Почему!!!
      Фокс уронил трубку. Он был бледен, по его лицу катились капли пота.
      — Они уже там, — произнес он еле слышно. — Никто не ожидал… всё произошло слишком быстро.

Как Жмурик и Тефтель выполнили работу, которую согласно плану должны были выполнять Мига и Кролл

      Часом раньше в пустынном переулке остановился тёмно-зелёный «Циклоп» повышенной проходимости и из него вышли двое гномов. Они молча осмотрелись по сторонам, достали из багажника четыре канистры с бензином и, сгибаясь под их тяжестью, засеменили к автостоянке, занимавшей всю площадь перед телевизионной башней. Остановившись в проходе между тесными рядами автомобилей, первый начал отворачивать крышки. Но второй, одноглазый, сказал ему:
      — Погоди, Тефтель, осталось ещё четыре минуты. Шеф любит, чтобы всё было точно.
      Оба присели на канистры, и Тефтель проворчал:
      — Что толку с этих минут, если полыхать будет всю ночь? Этих минут хватит, чтобы нас здесь арестовали: полицию наверняка уже подняли на ноги. Надо было пристукнуть Мигу и Кролла ещё тогда, когда они в первый раз к нам заявились.
      — Пора, — сказал Жмурик, поднялся и начал откручивать крышки.
      Опрокинув канистры, они начали щедро поливать асфальт. Бензин глухо булькал и струился под машины, готовый вспыхнуть от малейшей искры.
      — Эй, что вы делаете! — крикнул сторож, высунувшись из своей кабинки и принюхиваясь.
      — Беги отсюда, студент, — посоветовал Тефтель, едва на него взглянув. Сейчас здесь будет жарко.
      Несколько секунд сторож ещё стоял, силясь что-то сказать, но потом повернулся и молча припустил прочь во все лопатки.
      Когда весь бензин оказался на асфальте, Жмурик достал спички и поджег закатившийся на край стоянки ручеек. Синее пламя скользнуло под брюхами автомобилей и внезапно ахнуло ярким заревом.
      Поджигатели спокойно вернулись в переулок и залезли в машину. Свое дело они сделали, оставалось только ждать от шефа новых распоряжений.
      Вот взорвался первый бензобак, второй, третий… «Циклоп» содрогнулся, в окрасившемся заревом пожара вечернем небе замелькали обломки — колёса и куски искорёженного металла. Беспорядочный грохот нарастал с каждой минутой, небо заволокли чёрные клубы дыма.
      — Ну где же они? — забеспокоился Тефтель. — Тебе что-нибудь слышно?
      Жмурик опустил стекло и с улыбкой закивал: за канонадой, криками и сиренами слабо, но прослушивался рокот скрытого за дымовой завесой вертолёта.

Как Ханаконда перехитрил всех и осуществил свой план. Почти осуществил. Не наверняка

      — Прыгай, — приказал Ханаконда.
      — Ничего… — гортанно прорычал Росомаха, — не видно…
      — Прыгай!
      — Дым… темно… я не вижу…
      Ханаконда взвел затвор и приставил дуло автомата к виску заросшего шерстью полугнома.
      — Хорошо, — прохрипел тот, — я прыгну. Опуститесь ниже. Ещё ниже.
      В клубах дыма совсем рядом показалась мачта антенны, Росомаха сжался пружиной и прыгнул. Вертолёт пошёл вверх, но Ханаконда успел заметить, что Росомаха всеми четырьмя конечностями ухватился за металлическую арматуру.
      Этим утром, когда Росомаха приплёлся в лесную хижину с поджатым хвостом и новой двойной порцией соли в мягкой части, Ханаконда в ярости едва не зашиб его кочергой. Казалось, все планы рухнули и придется ещё неделю вымачивать проклятую соль из ягодиц этого бестолкового звереныша. Но прошёл час, другой, и всем стало ясно, что новый заряд соли не причинил Росомахе никакого вреда, за исключением душевных и физических мучений.
      Жмурик, Тефтель и Ханаконда начали совещаться и вскоре пришли к совершенно правильному выводу о том, что в данном случае зловредный фермер использовал патроны старого образца, в которых соль ещё не была отравлена гипнотическим порошком. И они решили действовать по оговорённому раньше плану.
      По этому плану Мига и Кролл должны были взорвать автостоянку, чтобы отвлечь внимание полиции. Тем временем остальные, пользуясь дымовой завесой, темнотой и грохотом взрывов, могли незамеченными совершить посадку на вертолётной площадке, расположенной в верхней части башни. Но для этого кто-то должен был включить на площадке сигнальные огни, а прыжок с вертолёта на верхушку мачты антенны был способен совершить только наполовину превратившийся в обезьяну Росомаха. Как мы уже знаем, он проделал это с успехом.
      Ловко цепляясь за железо пальцами рук и ног, Росомаха спустился на площадку. За дверцей электрического щитка он нащупал рубильник и решительно рванул его в верхнее положение. Посадочная площадка вспыхнула кольцом сигнальных огней.
      За штурвалом сидел Хорёк; в школе телохранителей он прошел курс пилотирования вертолёта, поэтому посадка в центр светящегося кольца не вызвала у него затруднений. Сам вертолёт они тоже угнали легко, купив билеты для обзорного полета над городом и прогнав из машины экскурсантов вместе с пилотом.
      Бандиты спрыгнули на бетонное покрытие и с автоматами наперевес двинулись по коридорам верхнего этажа студии. Росомаха скакал рядом, но безоружный — доверять автомат ему пока не решались. Коридоры были пусты: охрана и персонал, как они и рассчитывали, спустились вниз, где продолжали греметь взрывы.
      Заметив в одной из аппаратных гнома, Ханаконда подошёл к нему, смахнул дулом автомата с его головы наушники и прошипел:
      — Студия прямого эфира.
      Гном моментально понял вопрос и указал дрожащей рукой в сторону лифта.
      — Номер, — прошипел Ханаконда.
      — Пятьсот тридцать шесть, — пролепетал гном.
      — За мной, — сказал Ханаконда. — Это на пятьдесят третьем этаже.
      — То есть, — поправился гном, — я хотел сказать, шестьсот тридцать пять!..
      Но бандиты уже шагали к лифту, и его никто не расслышал.

Выясняется, что цифра 536 совсем не одно и то же, что 635, обстановка обостряется

      Сломленный своим внезапным поражением, Фокс сидел в кресле и расширенными глазами смотрел в одну точку. Буравчик включил телевизор. Как министр Связи и участник сопротивления он разделял с Фоксом ответственность за свершившееся злодеяние.
      Экран вспыхнул, но вместо зачитывающего новые установки бандита там замелькали кадры включённого в вечернюю программу весёленького кинофильма.
      Министры быстро переглянулись. Фокс схватил трубку, лихорадочно отбил номер и закричал:
      — Ригль! Что у вас происходит? Они ещё не в студии?
      — Они на пятьдесят третьем этаже, — отвечал Ригль, перекрикивая грохот всё ещё рвущихся на стоянке бензобаков.
      — Почему они не вышли в эфир?
      — Мы этого не понимаем, господин министр! Студия прямого эфира десятью этажами выше!
      — Прекрасно, Ригль! Их оплошность может спасти всех нас!
      Буравчик выхватил у Фокса трубку и простучал по кнопкам. Министры прекрасно понимали друг друга, и теперь всё решали секунды.
      — Алло, аппаратная?
      — Господин министр, это вы… — залепетал перепуганный, но не покинувший свой пост главный администратор Маслёнка. — Сейчас они будут здесь, они выйдут в эфир, что делать, что делать!..
      — Слушайте меня внимательно, Маслёнка, — твёрдо заговорил Буравчик. Выходите в эфир прямо сейчас, под мою диктовку. Быстро к микрофону и радиосуфлёр в ухо! Остальным баррикадировать двери; нам потребуется на всё про всё меньше минуты. Готовы? Три-два-один — поехали! «Дорогие телезрители…»
      — Дорогие телезрители, — заговорил появившийся на экране гном. — В это вечернее время вы, как всегда, у своих экранов. Если же кто-то по своей надобности отлучился, позовите, позовите его скорее к телевизору, потому что сейчас мы сообщим вам нечто особенно важное. Ну вот, теперь вы все в сборе. Наверняка вы успели поужинать, и на столе перед вами расставлена чайная посуда. Сейчас каждый из вас возьмёт в руки чашку или стакан, подойдет к водопроводному крану, наберёт воды и выпьет. Но вот непременное условие: вы должны позволить воде протечь не меньше двух минут, только после этого вы наберёте воды и выпьете весь свой сосуд до дна. Итак…
      В эфире послышались выстрелы и треск разбиваемой двери.
      — Итак, действуйте!
      В следующее мгновение Маслёнка исчез, и на экранах появились улыбающиеся Карлуша и Пухляк. В эфир пошел блок рекламы.

Крысс пытается спасти от позора своего правителя, но вынужден сам испить эту чашу до дна. — Студент выпивает стакан воды, и ему тоже становится стыдно

      В этот день путешественников с Большой Земли возили на экскурсию к Хрустальным озёрам — на фешенебельную туристическую базу для богачей и высокопоставленных чиновников. Там они играли в мяч, в жмурки, в догонялки, катались на лодках и кормили птиц. А на обратном пути в автобусе дружным хором пели песни. Вернулись вечером усталые и раскрасневшиеся. За ужином, а правильнее сказать, за ежевечерним банкетом наперебой провозглашали здравицы в честь Верховного Правителя, его министров и нерушимой дружбы между гномами двух планет.
      Кроха и Циркуль, тоже растягивавшие губы в идиотских улыбках, на самом деле очень волновались. Огонёк во дворец не вернулась, а её отсутствия будто никто и не заметил. Студент пытался несколько раз окликнуть её на экскурсии, но Крысс неизменно оказывался рядом и говорил, что видел г-жу Огонёк буквально минуту назад. Пупс не хотел волновать гостей рассчитывал вернуть беглянку до наступления темноты. А ночью в её комнату должны были пустить снотворный газ и сделать укол, который навсегда лишил бы её памяти.
      После ужина Верховный Правитель уединился с Крыссом и раздражённо потребовал у него отчёта о проведённой работе. Пупс уже видел, что почва уходит у него из-под ног, что он зарвался, зашел слишком далеко и не сегодня завтра его невиданная, гигантская авантюра рухнет… Но он уже вкусил дурман безграничной власти и понимал, что вопреки здравому смыслу и даже собственной воле будет цепляться за эту власть до последнего.
      — Крысс, — сказал Пупс, нервно кусая себе губы, — почему вы до сих пор её не поймали?
      Министр открыл рот, чтобы ответить, но Пупс его перебил:
      — Я знаю, весь день вы были заняты: прохлаждались на озерах. Бегали, смеялись, размахивали руками… Вместо того чтобы спасать от позора своего правителя!
      — Но ваше сиятельство сами велели мне находиться возле землян неотступно. Господа Тайный министр и министр Связи могли бы в мое отсутствие…
      — Не могли! Банда Ханаконды намерена захватить телевидение и диктовать условия моему народу! Эти двое готовят ему засаду, а не прохлаждаются, как некоторые, на озёрах. Ах, какой ужас! — Пупс застонал и обхватил голову руками. — Враги, враги обступили меня со всех сторон! Они щёлкают зубами, они готовы прыгнуть и вцепиться мне в горло!!. — Пупс схватил себя за горло и задёргался.
      Зазвенел телефон, он тут же перестал кривляться и взял трубку. Но от услышанного ему пришлось задрожать по-настоящему.
      — Что? Как захватили? Как же вы… — от волнения он стал задыхаться и схватился за грудь. — Они захватили телецентр… банда Ханаконды…
      Крысс схватил пульт и щёлкнул кнопкой. Огромный, в полстены, экран вспыхнул, на нём появилась голова гнома с аккуратно прилизанным пробором.
      — …Сейчас каждый из вас возьмёт в руки чашку или стакан, — говорил он, прижимая к уху радиосуфлёр, — подойдёт к водопроводному крану…
      — Это не Ханаконда! — слабо произнес Пупс, указывая на прилизанного гнома.
      — Это администратор прямого эфира, — сказал Крысс. — И он говорит под чью-то диктовку. Вода, вода… Ах, чтоб тебя! — До Крысса внезапно дошел смысл происходящего. — Нельзя, чтобы они пили эту воду!!
      И он выбежал из кабинета.
      Первой по коридору была комната, в которой остановился Студент. Крысс распахнул дверь, но никого не увидел, только администратор Маслёнка с экрана включённого телевизора заканчивал свое обращение командой «действуйте!».
      И скорее всего, что гномы уже действовали: дверь в ванную комнату была открыта, оттуда доносилось журчание льющейся из крана воды.
      Крысс шагнул в ванную и увидел, как землянин, послушно вытряхнув из стаканчика зубную щётку, полощет его, одновременно пропуская воду положенные две минуты.
      — А, это вы, господин Первый министр! — улыбнулся ему Студент. — Вы, случайно, не знаете, что это за странное пожелание прозвучало только что в эфире? Наверное, это ещё одна форма заботы мудрейшего Верховного Правителя о здоровье гномов. Стакан водопроводной воды перед сном — гениально и просто! Нужно будет сказать Глюку, чтобы он распространил этот опыт у нас в Песочном городе. А что это у вас такой странный вид? Может быть, вам тоже надо выпить воды и лечь спать?
      Студент протянул Крыссу наполненный стакан.
      — Нет, не хочу, — сказал тот неожиданно резко. — И вы не будете пить эту воду. Она… отравлена!
      Студент с изумлением на него уставился.
      — Враки, она не отравлена! — послышался рядом писклявый, но решительный голос. — Не слушайте его, пейте!
      В дверях стояла Кроха, и вид у неё был довольно-таки угрожающий.
      — Он не будет пить! — повысил голос Крысс и замахнулся, чтобы выбить стакан у Студента из рук.
      Но тут Кроха внезапно сделала ему подсечку, и Крысс, не успев ахнуть, загремел на пол.
      — Ах ты… да я тебя сейчас… — зашептал он в ярости, вставая на ноги.
      Но едва он только протянул руки, чтобы схватить дамочку за горло мёртвой хваткой, как та ловко увернулась и в стремительном развороте ударила его ногою в живот. Крысс согнулся в три погибели, застонав от боли и унижения.
      — А теперь ополоснись немножко, — сказала Кроха и легонько толкнула его ладошкой в лоб.
      Первый министр кувыркнулся спиной в наполненную водой пенную ванну и забарахтался.
      Кроха обратилась к Студенту, который смотрел на всё происходящее, не зная, верить ли своим глазам:
      — Пейте же скорее, что вы смотрите!
      Студент послушно выпил до дна весь стакан, Кроха отвела его в комнату и усадила в кресло. На экране телевизора в это время Карлуша и Пухляк читали стишок про велосипед, и Студент почувствовал, как ум у него заходит за разум.
      Но вот в следующее мгновение он ощутил, как пальцы его ног свела лёгкая судорога, как она горячей волной пробежала по ногам и по животу, руки непроизвольно задергались, напряглась шея и ходуном заходила голова. Он забормотал что-то нечленораздельное, спина вдруг выгнулась мостиком, Студент весь напрягся, как струна, затем осел, расслабился и обмяк. На его бледном лице заблестели крупные капли пота.
      — Как вы? — прошептала с испугом следившая за его превращением Кроха.
      Студент посмотрел по сторонам, кивнул и, опустив голову, стал сосредоточенно протирать платочком стекла очков. В одно мгновение он всё вспомнил, и ему стало стыдно. На его бледном лице начала быстро проступать густая краска стыда.
      — В водопроводной воде было нейтрализующее вещество? — спросил он тихо, не поднимая глаз.
      — Да, — подтвердила Кроха. — Огонёк позвонила и предупредила нас об этом.
      — Где она?
      — В гостинице «Изумруд», с Карлушей и Пухляком. Там с ними ещё два министра, они тоже против Пупса.
      — Значит, теперь всё кончено?
      — Надеюсь, что так.
      — И нашего вмешательства не потребовалось…
      — Что ж, и это неплохо.
      Захлюпали ботинки: через комнату прошагал Первый министр. Он был весь в пене, а в сторону дорогих гостей даже не посмотрел.
      — Теперь они, наверное, сбегут, — сказал Студент.
      — А это уже не наша забота, — ответила Кроха. — Пусть с ними разбираются сами лунатики.
      Телевизор продолжал работать, но блок рекламы внезапно прервался. На экранах появился гном с жестоким, неприятным лицом. По его удлиненному туловищу прошло легкое волнообразное движение, он снял маленькие темно-зелёные очки, вперил суженные, разбегающиеся в стороны зрачки в объектив и зашипел:
      — А вот и я, мои дружные и послушные гномы. Меня зовут Ханаконда, я ваш новый возлюбленный Верховный Правитель. Забудьте все, что было раньше; с этой минуты для вас начинается новая жизнь, новый порядок. Те из вас, кто служит в полиции, больше не будут подчиняться гномам из так называемой касты неприкасаемых. С этой минуты больше не будет никаких каст. Вы должны арестовать всех, кто работал на прежнюю власть, они будут сосланы в такие места, где больше не смогут причинить вам вреда. Всё ваше имущество — дома, автомобили, одежда, мебель, фабрики, заводы, земля и вода — с этой минуты принадлежит государству. Государство — это я. Всё, что вам нужно, вы будете получать от меня, поровну. Не будет больше ни бедных, ни богатых; вы все наденете форму одинакового покроя, удобную и свободную; каждый из вас получит удобную и компактную ячейку для жилья. С отменой собственности вы больше не будете испытывать зависти друг к другу. Каждый из вас будет подчиняться единому для всех порядку. Если же кто-то узнает про другого, что тот не соблюдает распорядок или, хуже того, допускает невежливые высказывания по адресу новой власти…
      Ханаконда продолжал говорить, а Студент и Кроха с испугом смотрели на экран.
      — Послушайте! — воскликнула Кроха. — Да ведь наш возлюбленный господин Пупс был по сравнению с этим настоящим подарком!
      — Надеюсь, что все успели выпить воду… — проговорил Студент, ещё сильно смущённый проявленной слабостью.
      — Воду из-под крана? Думаю, что все успели, и теперь для лунатиков его выступление будет хорошим уроком на будущее.
      В коридорах дворца послышались шаги и взволнованные голоса.
      — Похоже, что наши тоже очухались. Давайте соберемся все вместе и поговорим наконец не только о мудрости и скромности господина Пупса.
      Студент снова густо покраснел.

Страсти продолжают накаляться. — Их сиятельство и Первый министр бегут из города, воспользовавшись общим замешательством

      — А ведь господин Пупс был по сравнению с этим настоящим подарком! слово в слово одновременно с Крохой произнесла Огонёк.
      Два министра, два изобретателя и Ослик напряжённо смотрели в телевизор, и каждый чувствовал, как по спине у него бегают мурашки. Пухляк зачерпнул из вазы горсть сушёных грибов и запихал в рот. Поспешно разжевав и проглотив, он забежал в ванную, пропустил воду из-под крана и выпил залпом стаканчик. Подумав немного, набрал ещё один и выпил. «Это не помешает, — сказал он, глядясь на себя в зеркало. — Так-то оно вернее будет».
      Когда он вернулся в гостиную, министров уже не было — они помчались на телевидение, где страсти продолжали накаляться с каждой минутой. Не было здесь и «Дружка» — по общему решению «железный гном» отправился вместе с ними для усиления.
      — Едемте во дворец, — предложила оставшимся Огонёк. — Если их сиятельство ещё не сбежало, я вас с ним познакомлю. Кроме того, пора бы вам уже присоединиться к экипажу: как ни крути, а вы ещё члены спасательной экспедиции.
      Оставшиеся не возражали. Но едва они шагнули за дверь, как на изобретателей налетела и закружила обратно в номер стая телевизионщиков, которыми верховодил, размахивая тростью, господин Скупердфильд. Карлуша и Пухляк совсем уже про него забыли, а теперь надо было держать данное слово.
      — Ладно, поезжайте пока без нас, — решил Карлуша. — Мы после подъедем.
      Огонёк покачала головой, но ничего не сказала. Всё-таки гномы, которые сумели здесь в несколько дней разбогатеть и прославиться, вызывали некоторое уважение.
      А их сиятельство всё-таки сбежало.
      Будучи умным гномом, Пупс давно уже поручил Первому министру заготовить для него новые документы на вымышленное имя. Будучи гномом осторожным и предусмотрительным, Крысс изготовил фальшивые документы не только для него, но и для самого себя.
      Когда Первый министр, покрытый мыльной пеной и несмываемым позором, вернулся в кабинет, Верховный Правитель сидел в своем похожем на трон кресле и с ужасом смотрел на Ханаконду, зачитывающего с экрана телевизора манифест о перемене власти и основных положениях нового порядка.
      — Эй, вы! — грубо окликнул его Крысс. — Собирайтесь, пора сматываться отсюда.
      — Как… вы смеете! — испуганно произнёс Пупс, поражённый как увиденным и услышанным с экрана телевизора, так и немыслимым поведением Первого министра. — Это мятеж! Я прикажу сейчас же…
      — Ах, оставьте, ничего вы не прикажете.
      — Что такое! В своем ли вы уме, господин Крысс? — Пупс задёргал шнурок колокольчика.
      — Одевайтесь, ваше сиятельство, одевайтесь, никто не придёт. Все разбежались, словно зайцы.
      — Нет, нет, этого не может быть!
      Крысс открыл сейф и начал шарить по полкам.
      — Держите. — Он протянул Пупсу документы. — Это ваше новое удостоверение личности: с этого момента вас зовут Пуфик и вы старший приказчик галантерейного магазина в Сан-Комарике.
      — Пуфик!.. А почему только приказчик?.. А вы думаете, они все выпили воду?..
      Теперь Пупс говорил только для того, чтобы не молчать. Он всё понял и теперь быстро одевался. Надев на себя добротный шерстяной костюм, он окликнул Крысса, продолжавшего рыться на полках огромного сейфа:
      — Что вы там ищете?
      — Как это что! Где у вас тут наличные деньги?
      — Наличные деньги? — удивился Пупс. — Я как-то уже и забыл, что это такое — наличные деньги. На банковском счету есть какие-то миллиарды…
      Крысс перестал рыться и проговорил, глядя на Пупса с нескрываемой неприязнью:
      — Вы понимаете, что мы теперь нищие?
      — А у вас самого, что же, нет наличных денег?
      Крысс вынул пухлый бумажник и пересчитал купюры:
      — Четыре тысячи шестьсот пятьдесят фертингов. И это вместо того, что у нас было…
      — Ничего, на первое время хватит, — заметил Пупс примирительно.
      Разыскав в гардеробе пузатый чемодан-саквояж, Крысс принялся сгребать в него всё, что подворачивалось под руку: золотые и серебряные безделушки с полок; статуэтки, чернильницу и пресс-папье с письменного стола. Пупс снял со стен несколько картин, отодрал холсты от рам, кое-как свернул и тоже уложил в саквояж.
      Внезапно и громко зазвонил телефон. Оба вздрогнули и переглянулись.
      — Не подходите, — сказал Крысс.
      Но не успел замолкнуть первый телефон, как его трель на свой лад подхватил второй, третий, четвёртый… Кабинет наполнился тревожным и пронзительным перезвоном стоящих на письменном столе телефонных аппаратов.
      — Идемте, — сказал Крысс. — Сейчас сюда придут.
      Они вышли в пустой коридор, и Пупс направился к парадной лестнице.
      — Не туда! — схватил его за рукав Крысс. — Сюда, через кухню!
      Пробравшись через опустевшую кухню и подсобные помещения, они вышли на хозяйственный двор и, перескакивая через грязные лужи и отбросы, заторопились в сторону темнеющего за каменной оградой леса.
      — Если пойдём напрямик, выйдем к железнодорожной станции, — объяснил Крысс. — Помогите мне забраться.
      Пупс подтолкнул Крысса на кромку стены, подал ему саквояж и протянул руку.
      — Ну, помогайте же теперь мне! — зашептал он в нетерпении.
      Но Крысс не спешил давать ему руку. О чём-то задумавшись, он медлил.
      — Вы даже не знаете моего нового имени, — сказал он, переживая внутренние колебания.
      Но, как бы там ни было, Пупс стоил немножко больше, чем Крысс.
      — Опознать ваш труп не составит труда, — заверил он своего бывшего министра, взводя курок огромного револьвера, извлеченного из-за пазухи, и прицеливаясь. — Новое имя вам даже не понадобится.
      Крысс быстро протянул ему руку:
      — Ну, давайте же! Что за ерунда пришла вам в голову?..
      Пупс схватился за руку и, цепляясь ногами за неровности, вскарабкался на стену. Они сели рядом и отдышались.
      — В саквояже моё добро, — напомнил Пупс. — Оно стоит больше ваших четырёх тысяч.
      — Хорошо, хорошо. Не хватало нам ещё ссориться из-за пустяков. Прыгайте первым.
      — Нет, вы прыгайте.
      — Хорошо.
      По ту сторону стены загремел саквояж, затем почти бесшумно спрыгнул Крысс. Пупс прыгнул за ним следом, и земля ощутимо вздрогнула. Крысс сдавленно вскрикнул, — очевидно, он не успел посторониться. Послышались удаляющиеся шаги и затихающая брань.
      С безграничной властью Верховного Правителя было покончено.

Телезрители звонят в студию, потому что этого шоу нет в программе. — Фокс предлагает сдаться. — Дикий гном против железного робота

      Ханаконда закончил чтение манифеста и вперил свои колючие глаза в объектив телекамеры.
      — Запомните этот взгляд, — прошипел он зловеще. — Теперь вы все будете меня бояться. Бояться и ненавидеть. Ненавидеть, но бояться. Мне не нужно вашей любви, мне нужно ваше послушание. Послушание и страх — именно это необходимо для поддержания нового порядка, который, — Ханаконда торжественно повысил голос, — я объявляю с этой минуты!
      Он поднялся с места и тут только заметил, что Губошлёп делает ему какие-то отчаянные знаки из-за стекла режиссерской кабины. Он приложил к уху радиосуфлер и услышал:
      — Шеф, тут творится что-то непонятное! Зрители звонят наперебой и спрашивают, почему этого нет в программе. Кажется, они принимают вас за клоуна из шоу вечерних страшилок!
      — Что… Что ты сказал?.. — Ханаконда задрожал от ярости, на его губах выступила пена. — Они приняли меня за клоуна?..
      — Погодите, шеф, ещё кое-что! На связь вышел Фокс, Тайный министр, он хочет с вами поговорить!
      В радиосуфлер ворвался голос Фокса:
      — Ханаконда, слушайте меня внимательно: только что мы взяли двух типов, которые запалили автостоянку. Это ваши дружки — Тефтель и Жмурик. Сейчас мы отправим их к вам, а дальше думайте сами. Они вам всё объяснят, потому что нам вы всё равно не поверите. Предупреждаю сразу: если не начнёте выходить по одному с поднятыми лапами, забросаем слезоточивыми шашками и начнем штурм. Всё поняли?
      — Тьфу на тебя, — прохрипел Ханаконда. — Моя уже взяла, Пупсу хана. А этих двоих можешь оставить себе…
      Но в это время в коридоре уже слышались голоса Тефтеля и Жмурика: «Не стреляйте, не стреляйте!»; Хорёк, который держал на прицеле дверцу лифта, пропустил их на этаж.
      — Шеф! Шеф! — закричали те наперебой. — Всё кончено! Порошок больше не действует, они все очухались! Надо сдаваться, шеф, пока ещё не поздно! Фокс обещал, что, если мы выйдем с поднятыми руками, он устроит нам вполне приличные условия — там, на болоте. Чистые продукты, баня, смена белья…
      — На болоте?! — взвизгнул Ханаконда и схватил Жмурика за горло.
      Это было тем более несправедливо, что про болото сказал не Жмурик, а Тефтель. В запале Ханаконда душил все сильнее и сильнее, и, если бы ему не разомкнули руки, работы у полиции бы поубавилось.
      — Пошли, уходим, — скомандовал шеф. — Фараоны так и не поняли, что у нас есть вертолёт.
      — Но, шеф… — пролепетал Тефтель.
      — Что такое?
      — Они знают, что у нас есть вертолёт.
      — Откуда они могут это знать, болван?
      — Я им сказал. Я же не думал…
      Ничего не сказав, Ханаконда размахнулся и нанёс Тефтелю сокрушительный удар в челюсть. Но толстокожий здоровяк лишь покачнулся и потер ушибленное место, зато сам Ханаконда схватился за кулак и зашипел.
      Из шахты лифта послышался голос Фокса, говорившего через рупор:
      — Даю вам одну минуту! Только одну минуту! Спускайтесь вниз с поднятыми руками! Это последнее предупреждение, через минуту мы начинаем!
      — Все наверх, — скомандовал Ханаконда. — Росомаха первым.
      Росомаха послушно поскакал первым, за ним следом побежали пятеро вооруженных бандитов. Выход на вертолётную площадку был свободен. Ханаконда открыл щиток и повернул рубильник.
      Вспыхнули огни, и в ярком свете все увидели возвышающуюся на пути к вертолёту огромную фигуру лысого гнома в тёмных очках и чёрном блестящем плаще, свободно свисающем до самого пола. Он был безоружен, руки его были сложены на груди, ноги уверенно расставлены.
      — Огонь, — сказал Ханаконда.
      Бандиты вскинули автоматы и разом затарахтели. Пули загудели и зазвенели по арматуре. Одна из пуль, расплющившись, рикошетом ударила Росомахе в истерзанную задницу. Несчастное существо взревело, как пароходная сирена.
      — Взять его! Фас! — крикнул шеф.
      Обезумевший от боли зверь-полугном бросился на «Дружка» и вцепился зубами в его резиновое лицо.
      — За мной, — махнул рукой шеф, и бандиты следом за ним быстро запрыгнули в вертолёт.
      Робот отшвырнул от себя рычащего звереныша, но в то же мгновение вертолёт оторвался от площадки. Сильно оттолкнувшись обеими ногами, «Дружок» прыгнул и уцепился за посадочную лыжу. Машина тяжело осела, но винт прибавил обороты и вытянул её на подъем. В момент снижения Росомаха с визгом прыгнул и тоже уцепился, но не за лыжу вертолёта, а за плащ робота, изрешечённый пулями. Словно кошка цепляясь когтями за дырки, он взлетел по плащу наверх и юркнул внутрь вертолёта. Машина взмыла высоко в тёмное небо, башня и высыпавшие на взлетную площадку полицейские скрылись из виду.

Ханаконда снова становится опасен. — «Дружок» выходит из игры. «Космические поставки» в последний раз работают на бандитов

      Зарево давилонских огней осталось позади, внизу со всех сторон темнел лес.
      — Куда лететь, шеф? — спросил Хорёк, сидевший за штурвалом.
      Ханаконда развернул на коленях карту и, склонившись над нею, напряженно думал. Он уже никуда не смотрел, а только сосредоточенно думал. Думал так, что на лбу у него вздулись и ходили ходуном синие прожилки.
      — На юго-запад, — наконец произнес он тихо. — В Научный городок.
      — А потом куда рванем?
      — Потом на Большую Землю.
      — Что?! — от неожиданности Хорёк завалил вертолёт на бок.
      — Осторожно, болван. Здесь, на Луне, нам не спрятаться, слишком тесно. На Большой Земле нас никто не знает, начнём всё сначала. Тамошних гномов ничего не стоит облапошить, они даже не знают, что такое деньги. Мы быстро наведём там свой порядок.
      — Вам виднее, шеф. А что делать с этим? — Он кивнул вниз, туда, где висел «Дружок».
      — Это всего-навсего машина, а машину легко обмануть. На каких частотах ведёт свои переговоры полиция?..
      «Дружок» бездействовал в эти минуты потому, что дожидался ответа от Фокса, которому временно переподчинила его Огонёк. В последний раз он доложил о том, что висит на лыже вертолёта и летит неизвестно куда. Фокс совещался и медлил с ответом. Наконец робот услышал в своем приёмном устройстве голос:
      — Эй, робот, ты меня слышишь?
      — Слышу вас хорошо, господин Фокс, — откликнулся «Дружок». — Вы приняли решение?
      — Принял, принял; слушай сюда.
      — А что у вас с голосом, господин Фокс? Вы простудились?
      — Да, да, точно, чтоб тебя… Выпил холодного, оттого и сел голос. Ты вот что, робот: прыгай сейчас вниз и быстро возвращайся. Твои дружки с Земли в опасности, понял?
      — В опасности, — повторил робот. — Выполняю немедленно. Спешу на помощь.
      Он разжал пальцы и рухнул вниз.
      Пролетев с треском через густую сосну и переломав половину сучьев, он взгромоздился на спящий муравейник, но сразу поднялся и зашагал обратно, в сторону города. Всю дорогу он беспрестанно повторял себе на одной фальшивой ноте: «Дружки в опасности. Быстро возвращайся. В опасности…»
      Вертолёт приземлился в центре Научного городка, у колоннады главного здания. Бандиты спрыгнули на землю и с автоматами наперевес взбежали по ступенькам.
      В это время Сигма, Мемега, обер-атаман Пшигль и доцент Квантик сидели за совещательным столом и обсуждали внезапно разразившиеся в телевизионном эфире судьбоносные события. Просуществовавший меньше месяца, Союз вольномыслия, хотя и не успел сделать ничего существенного, всё-таки сплотил и объединил многих гномов перед лицом опасности. Как это ни странно, к этому времени в Союз вступили почти все министры, члены большого пленума промышленников и высшие полицейские чины. Списки тайного общества было решено опубликовать в газетах, чтобы все знали своих героев, а также и тех, кто, несмотря ни на что, сотрудничал с узурпатором. Предателей насчитывалось совсем немного, и правление Союза (здесь были все, за исключением Ослика) в эту минуту обсуждало, стоит ли вообще предавать гласности их имена.
      Внезапно дверь распахнулась и в кабинет шумно ввалилась ощетинившаяся стволами пёстрая компания.
      Сигма и Мемега сразу узнали хозяев «Космических поставок» и нескольких мелькавших здесь в то время охранников. Росомаху пока не было видно за их спинами.
      — Руки кверху! — что было мочи завопил Губошлёп. — Всех положу!!
      — Здравствуйте, господа учёные, — поздоровался Ханаконда, присаживаясь к совещательному столу. — Господин Квантик, господин Пшигль, вы тоже здесь? Но как же вы уцелели? До меня дошли слухи, что Пупс взорвал нашу ракету. Впрочем, это хорошо, что вы уцелели: найдите и раздавите его, как поганую жабу, теперь он наш общий враг.
      Тут послышалось нарастающее злобное рычание, из-за спин бандитов выскочил Росомаха, запрыгнул на стол и схватил Квантика за волосы. При виде знаменитого обезьяноподобного гнома все повскакивали с мест.
      — Успокойтесь, господа, — сказал Ханаконда. — Этот несчастный — наш товарищ. Мне кажется, он только хочет что-то спросить у господина Квантика.
      — Где, — выдавил из себя страшное рычание зверёныш, — Ослик!
      Перекосившись от боли, с запрокинутой головой, Квантик сказал:
      — Его здесь нет.
      — Где — он!
      — Не знаю.
      — Где — он!!
      Росомаха приставил большой палец ноги к глазу Квантика, приготовившись надавить.
      Но тут счёл необходимым вмешаться обер-атаман Пшигль: он снял с пояса электрическую дубинку, перегнулся через стол и ткнул её концом в многострадальную часть тела Росомахи. Послышался треск, сверкнула молния электрического разряда, запахло палёным. В следующее мгновение раздался такой крик, от которого у всех присутствовавших разом заложило перепонки.
      Перекувыркнувшись несколько раз в воздухе, несчастное полуживотное разнесло вдребезги оконное стекло и вылетело наружу.
      Приблизившись к окну, бандиты увидели, что Росомаха, целый и невредимый, с воем катается по мокрым листьям, схватившись за больное место.
      — Послушайте, никакого Ослика здесь нет! — воскликнул Мемега. — И прошу вас, оградите нас от этого ужасного дикого существа!
      — Плевать на него, — сказал Ханаконда. — Идёмте, где тут у вас реактивное снаряжение? И вы двое тоже, — он кивнул Пшиглю и Квантику. — Вы тоже полетите с нами. Будете показывать дорогу.
      — Куда? — не понял Квантик.
      — Туда. — Ханаконда указал пальцем вверх. — На внешнюю оболочку. Туда, где вторая ракета землян. Хотим наведаться к ним в гости. Несмотря на то что они забыли нас пригласить…
      Квантик дёрнулся, но в ту же секунду заклацали затворы автоматов, и четыре ствола упёрлись в затылки четверых сидевших за столом гномов. Выбора не было.

Ночной полёт. — Обер-атаман Пшигль действует как профессионал; доцент Квантик ведет себя как дилетант, потому что его обучали совсем другому

      Не прошло и часа, как восемь фигур, облачённых в космические скафандры с реактивными ранцами, взмыли в чёрное ночное небо.
      Лететь приходилось по касательной, потому что ледяной туннель в это время суток находился где-то над Большим Материковым проливом и продолжал смещаться в сторону полуострова Клушка. Догоняя время, стремительно уносящиеся огоньки-кометы скрылись за восточным горизонтом.
      Вот впереди снова забрезжил вечер, стало светлее, внизу заблестела вода пролива. Вот стало совсем светло: они догнали вчерашний день, ещё только катившийся к вечеру на западе полуострова Клушка.
      — Вверх, за мной, — скомандовал Квантик, и вереница комет-гномов круто рванулась вверх, прорезав слой облачности, словно рыхлый снег.
      В сиянии светящегося газа, обволакивающего изнутри скалистую небесную твердь, стали видны обращённые книзу своими вершинами покрытые инеем каменные горы, ущелья и долины, сверкающие и искрящиеся в свете дня.
      Зачарованные представившимся зрелищем, бандиты нарушили строй, беспорядочно разлетелись, и обер-атаман Пшигль сразу воспользовался этим. Оказавшись позади, вне поля их зрения, осторожно маневрируя, он подлетел к ближайшей фигуре и повернул краник подачи топлива. Двигатель зафыркал, давая первые сбои. Пшигль залетел со спины к другому бандиту и проделал с его реактивным ранцем ту же самую операцию.
      — Эй! — закричал первый в переговорное устройство. — У меня мотор сломался! Я падаю!..
      — Ай! — закричал второй. — Держите, держите меня скорее!!
      В это время доблестный полицейский уже подлетал к третьему бандиту. Но тут третий, оказавшийся Ханакондой, повернулся к нему лицом.
      — Пшигль! — прохрипел он в ярости. — Это Пшигль, стреляйте в него!
      И он первый дал очередь из автомата, но, по счастью, его закрутило, и все пули пролетели мимо. Не долго думая Пшигль отстегнул ранец и полетел вниз, следом за Хорьком и Губошлёпом, которые продолжали вопить, обезумев от страха.
      — Тише, вы! — прикрикнул на них обер-атаман. — Сейчас раскроются парашюты, ничего с вами не будет.
      Воспользовавшись замешательством, Квантик тоже сделал движение, чтобы скинуть с себя ранец, но Ханаконда, зорко за ним следивший, сразу нацелил на него ствол автомата:
      — Даже не пытайтесь, господин Квантик. С такого расстояния я не промахнусь.
      Над головами Хорька и Губошлёпа хлопнули парашюты, и они сразу перестали вопить. Потягивая то одну, то другую лямку, Пшигль старался держаться от них поблизости. Автоматы эти двое в панике побросали, и теперь опытный полицейский намеревался взять их голыми руками.
      Так оно и вышло. Едва коснувшись земли и не дав бандитам опомниться, Пшигль вылез из своего скафандра, снял с пояса наручники и щёлкнул замками на их запястьях. Наручников была только одна пара, поэтому Хорьку достался браслет на левую, а Губошлёпу на правую руку. Поднявшись, они сделали попытку побежать, но вышло так, что побежали они в разные стороны, тут же упали и завыли от боли.
      Пшигль свинтил с их голов гермошлемы и скомандовал:
      — А теперь вперёд, чуда морские. До ближайшего участка будете топать прямо в обмундировании. Придется, конечно, как следует попотеть, да уж ничего не поделаешь. Зато в каталажке обещаю вам холодный душ из шланга. Ну, живо!..
      Они находились поблизости от Фантомаса. Вдалеке, за мокрым картофельным полем, уже виднелись первые городские застройки. Двое гномов в пузатых скафандрах и один в полицейской форме поплелись напрямик, увязая по щиколотку в черноземе.

Как легкомысленное времяпрепровождение Задиры и Липучки поставило под большой вопрос дальнейшую судьбу Жмурика, Тефтеля, Ханаконды и Росомахи

      Прошла неделя с тех пор, как спасательная экспедиция земных гномов совершила посадку на лунной поверхности. И прошло три дня с тех пор, как астроном Звёздочкин и писатель Баян остались вдвоём в ракете наблюдателей. Наблюдать было нечего и, соответственно, передавать на Землю тоже было нечего. Но скучать им не приходилось: обе эти творческие натуры были целиком поглощены своей работой. Звёздочкин, пользуясь идеальными условиями для астрономических наблюдений — такими, как полное отсутствие облаков и вообще какой бы там ни было атмосферы, затрудняющей видимость, — проводил всё время у телескопа. Баян же продолжал неустанно испещрять страницу за страницей черновыми записями своего первого романа. И это было удивительно, потому что роман должен был создаваться прямо с натуры. То есть Баян намеревался описывать художественным словом ход экспедиции со всеми приключениями, опасностями и репликами героев. Однако Баян ничего подобного видеть и слышать не мог, потому что не выходил из ракеты и даже вообще редко поднимал голову от бумаги.
      Время от времени кто-нибудь из этих двоих вспоминал, что нужно поесть, тогда он звал другого, и они вместе уминали порядочное количество содержимого всевозможных пластиковых бутылочек, тюбиков и брикетов. Потом Звёздочкин залезал в скафандр и отправлялся к расположенной в маленькой пещере радиостанции. Эта радиостанция, напомним, имела брошенную в расщелину проволочную антенну, поэтому оттуда можно было держать связь с находившимся в зоне риска экипажем сталкеров, сильно размножившимся за счёт нескольких переметнувшихся наблюдателей. Но поскольку вплоть до последних событий все посторонние радиосигналы в эфире глушились местным правительством, связи между сталкерами и двумя оставшимися на поверхности наблюдателями не происходило. Тем не менее Звёздочкин честно наведывался в пещеру после каждого приёма пищи и выходил в эфир с позывными.
      В описываемое время эти двое как раз вспомнили об ужине и, расположившись в кают-компании, поглощали ёмкости с незатейливой космической пищей.
      — Знаете, меня уже начинает беспокоить их отсутствие, — сказал Звёздочкин, обращаясь к своему ставшему чрезвычайно рассеянным приятелю. Если в ближайшее время они не появятся или не выйдут на связь, надо будет принять какие-то решительные меры.
      — Мне кажется, что волноваться ещё рано, — возразил Баян. — Пускай пройдут хотя бы сутки, а уж там…
      — Сутки? Сколько же они, по-вашему, отсутствуют?
      — Ну, часа три или четыре…
      — А трое суток не хотите?
      — Трое суток?
      — Конечно! С тех пор как они спустились, прошло уже более трех суток!
      — Да что вы говорите! Вот что значит, позабыв обо всём, оседлать крылатого коня вдохновения!..
      — Знаете что, дружище, — Звёздочкин похлопал писателя по плечу, — коню вдохновения тоже не мешало бы передохнуть; пора бы вам выйти из ракеты и прогуляться пешком. Разомнётесь, посмотрите по сторонам, в конце концов. Сейчас я иду, и вы тоже одевайтесь.
      — Что ж, пожалуй, вы правы, — согласился Баян. — Я иду с вами.
      Два наблюдателя благополучно добрались до пещеры, Звёздочкин подключился к радиостанции, настроился на нужную частоту и, к своему удивлению, не услышал в эфире противного гудения глушилок. Вместо этого в переговорные устройства ворвались отчаянные позывные:
      — Ракета «СОВА» вызывает ракету «ЗиЛ»! Звёздочкин, отзовись!..
      — Да! — крикнул Звёздочкин. — Я здесь! Я слушаю!
      — Это мы! Задира! Липучка! — наперебой закричали Задира и Липучка.
      — Что у вас случилось?
      — Не у нас, у вас! Возвращайтесь в ракету! Закройтесь, включите защиту, никого не пускайте! Они летят к вам, они уже рядом!
      — Чего-чего? — глупо сказал Звёздочкин и выглянул из пещеры.
      Увиденное заставило его сказать «ой»: к ракете торопливо приближались пятеро гномов в скафандрах лунного образца.
      — Что! Что случилось?!
      — Они… они, кажется, уже здесь.
      В наушниках стало тихо. Четверо из прибывших гномов поднялись по трапу, но пятый вдруг вырвался и побежал. По нему начали стрелять, и пули вокруг него взбивали маленькие фонтанчики пыли.
      — Погодите… — сказал Звёздочкин. — Кажется, один из них бежит к нам.
      — Будьте осторожны, они вооружены!
      Звёздочкин совершенно растерялся, но тут гном закричал:
      — Это я, Квантик! В ракете кто-нибудь остался?
      — Нет, — ответил Звёздочкин. — В ракете никого нет.
      Они были хорошо знакомы, поэтому представляться не было нужды. Узнав, что в ракете никого нет, Квантик вздохнул с облегчением.
      — А программа возвращения уже введена в компьютер?
      — Кажется, ещё нет. Задира, Липучка, что вы оставили в главном компьютере?
      Задира и Липучка молчали. Им было стыдно признаться, что в главном бортовом компьютере они оставили диск с игрой в космические догонялки. Так они в последние часы коротали время, чтобы унять волнение в ожидании сигнала от «Дружка».
      — В компьютере диск, который не имеет отношения к полёту, — сказала наконец Липучка.
      В это мгновение из сопла в грунт ударили искры и пламя, включился прибор невесомости, и ракета стремительно взмыла ввысь. Набирая скорость, она пошла внезапными зигзагами, быстро удаляясь и превращаясь сначала в мечущийся из стороны в сторону факел, затем в выписывающую во тьме замысловатые узоры звездочку, а затем в едва заметную искорку, которая вскоре совсем растаяла в чёрной космической бездне.
      — Куда же они полетели… — растерянно проговорил Квантик.
      Потрясённые случившимся, остальные молчали.

Лунатики празднуют День свободы и независимости. — Улицы имени героев. Карлуша опять прощается с Осликом. — Последняя пресс-конференция

      В последующие дни состоялись две большие пресс-конференции, транслировавшиеся по радио и всем телевизионным каналам. На первой из них представлявшие Союз вольномыслия г-да Квантик, Пшигль, Ослик, Сигма и Мемега, а также бывшие министры Фокс и Буравчик подводили итоги. Ещё ночью соль на заводах Дракулы перестали «обогащать» порошком, а те запасы, которые скопились на складах, пустили в обратную переработку. Но поскольку запасы провизии у населения и в магазинах всё ещё были сдобрены порошком, в воду продолжали добавлять нейтрализующее вещество.
      Вся собственность, присвоенная узурпатором за время его правления, возвращалась прежним владельцам, а сеть его знаменитых магазинов пускалась с торгов. Приобрести их выразил желание господин Скарабей, активно сотрудничавший, как оказалось, с Союзом вольномыслия. А поскольку теперь он был самым богатым гномом на Луне, конкурентов в этом деле у него не предвиделось.
      В этот праздничный день никто не работал, царило всеобщее ликование, играли оркестры, а мороженое и лимонад раздавались на улицах бесплатно. Лунатикам всё это настолько понравилось, что День свободы и независимости решили отмечать ежегодно, а кое-кто предлагал даже и ежемесячно.
      Когда стемнело, над Давилоном и другими крупными городами миллионами разноцветных огней вспыхнул салют.
      Особых почестей были удостоены Квантик, Пшигль и Ослик, которые первыми не подчинились узурпатору, послали сигнал бедствия землянам, а затем возглавили повстанческое движение. В некоторых городах их именами назвали улицы: улица героя Квантика (бывшая Болотная), улица героя обер-атамана Пшигля (бывшая Кривая) и переулок героя Ослика (бывший безымянный).
      Что касается последнего, то Ослик ничуть не обижался из-за того, что ему достался только безымянный переулок. Во-первых, он в глубине души переживал свою вину за взрыв ракеты по проекту «Космических поставок»: всё-таки он тогда поставил под угрозу жизнь и здоровье ни в чём не повинных членов экипажа. А во-вторых, он снова встретился со своим лучшим другом Карлушей и был абсолютно счастлив. Они рассказывали о себе и вспоминали прошлое, не разлучаясь ни на минуту до самого отлета. Во время расставания Ослик плакал, а Карлуша, стиснув зубы, рукавом вытирал глаза. Он дал себе слово никогда не плакать, но после старта подозрительно долго сидел запершись у себя в каюте.
      Как-то незаметно, стараясь не привлекать к себе внимание, во дворце появились Злючкин и Ярило. Они разгипнотизировались одновременно со всеми, выпив по команде Маслёнки воды из-под крана. На вопросы они отвечали довольно вяло и неохотно. Они только пояснили, что работали в одной из местных академий наук, поскольку хотели вникнуть в проблему изнутри и больше узнать о достижениях лунной науки и техники. От ответа на вопрос, что же они всё-таки почерпнули из достижений лунной науки, Ярило и Злючкин уклонялись.
      До отлёта состоялась пресс-конференция земных гномов. Им не пришлось спасать лунатиков, но они прилетели, готовые ко всему, и кто знает, как бы повернулись события, если бы развязка не наступила так быстро.
      Сначала выступил командир экспедиции землян. Студент признался, что он сам, к сожалению, стал жертвой обмана со стороны Верховного Правителя и его приспешников. Во время торжественного банкета экипаж был отравлен гипнотическим порошком, после чего не имел ни малешей возможности вмешаться в происходящее. Но это даже хорошо, сказал Студент, что лунатики сами справились со своей бедой без посторонней помощи.
      После этого корреспонденты различных средств информации начали задавать вопросы. Ниже приведены некоторые, наиболее типичные.
      К о р р е с п о н д е н т к а. Егоза, журнал «Деловая смекалка». Вопрос к командиру экспедиции. Господин Студент, скажите, пожалуйста, что вы подумали в тот момент, когда получили с Луны радиограмму о случившемся здесь государственном перевороте?
      С т у д е н т. К сожалению, полный текст радиограммы был нам неизвестен. Поломка антенны передатчика создавала препятствия для прохождения сигнала в эфире. Мы решили, что нужно лететь, а не раздумывать.
      К о р р е с п о н д е н т к а. Стало быть, вы летели на свой страх и риск, не имея понятия о том, что здесь происходит?
      С т у д е н т. Выходит, что так…
      Дружные аплодисменты зала, новые корреспонденты, новые вопросы.
      — …Господин Звёздочкин, нам известно, что на момент угона ракеты «ЗиЛ» бандитами вы являлись командиром этого корабля, а следовательно, материально ответственным лицом. Будет ли по возвращении на Большую Землю с вас взыскана стоимость ракеты и не собираетесь ли вы в связи с этим просить у наших властей политического убежища?
      У Звёздочкина довольно-таки напуганный вид, он разводит руками, вопрос остаётся без ответа.
      — …Вопрос к господам Карлуше и Пухляку: намерены ли вы в оставшееся до отлёта время продолжать рекламную кампанию по продвижению на рынок конструкции «велосипед» и макарон Скупердфильда?
      Изобретатели пихают друг друга локтями, вопрос повисает и остаётся без ответа.
      (Отснятый второпях рекламный ролик Скупердфильдовских макарон «Не долго думай, покупатель…» заполонил в эти дни все каналы телевидения. Пудл был в ярости и грозил Скупердфильду судебным преследованием.)
      — …Господин Карлуша, как вы намерены распорядиться денежными средствами, непрерывно растущими на вашем банковском счету?
      — Весь свой растущий счёт я передаю в полное распоряжение моего друга Ослика. Он здесь, в зале.
      Прослезившийся Ослик поднимается и кланяется, раздаются аплодисменты, слышны крики «Браво!».
      — Господин Пухляк, а вы? Вы тоже кому-нибудь передаёте?
      — Держи карман шире. Надо много чего прикупить, денежки пригодятся. Да и вообще… неизвестно, как судьба повернётся. Всякого повидали…
      Жиденькие хлопки, только для приличия.
      В е д у щ и й. А вот звонок в студию от телезрителя. Фермер Орешек передаёт привет земным гномам и спрашивает, не желают ли они принять от него перед отлётом большой картофельный пирог, который он приготовит для них в дорогу.
      О г о н ё к (приветливо машет рукой). Спасибо! Приходите провожать, вас обязательно пропустят! Привет!
      К а р л у ш а. Мы тоже передаём привет Орешку, однажды он нас здорово выручил. Если господа Пудл и Циклоп сейчас нас видят и слышат, пусть они пришлют ему за наш счёт велосипед и мотоцикл.
      Всеобщие аплодисменты, хотя никто ещё не знает, что такое «мотоцикл».
      — …Господин Баян, мы слышали, что все записи вашего нового романа остались в ракете и улетели в неизвестном направлении. Что вы теперь будете делать?
      — Благодарю вас, не беспокойтесь; я уже начал восстанавливать записи по памяти. У меня, знаете ли, по счастью, совершенно феноменальная память: все страницы до последней перед глазами, как живые. Кстати, я даже рад, что могу внести в текст необходимые исправления и добавления, которые непременно бы упустил, не представься мне такой неожиданный случай.
      — Я литературный агент, вышлите мне файл вашей книги!
      — Непременно, непременно.
      Аплодисменты, по рукам идёт визитная карточка расторопного агента.
      — …Вопрос к профессору Клюковке: как вам удалось обмануть всех и сбежать из надёжно охраняемого дворца? Вам кто-нибудь помогал?
      Огонёк рассказывает историю побега, следуют другие вопросы, и аплодисменты, аплодисменты, аплодисменты…
      Пресс-конференция затянулась до глубокой ночи, отвечать пришлось всем, даже «Дружку». Робот сбился на подробное изложение какой-то инструкции и его выключили.
      К величайшему удивлению и радости изобретателей, о велосипеде не было сказано ни одного слова. Разоблачения, которого они так боялись, не последовало. Лунатикам вообще не пришло в голову, что здесь могло быть какое-то надувательство. Велосипед был запатентован по всем правилам, он оправдал ожидания — чего же ещё?
      — А ничего, здорово вышло, — сказал Пухляк после того, как всё закончилось. — Мне, знаешь ли, понравилось быть изобретателем. Лёгкие деньги. Может, для них ещё что-нибудь изобрести? Ну лыжи или санки, например… у них ведь на лыжах никто не катается?
      — Так ведь у них снега не бывает, — ответил Карлуша. — У них здесь зимой дождик моросит. Нужны им твои лыжи — как рыбе зонтик.
      — Зонтик? — повторил Пухляк.
      — Зонтик, — подтвердил Карлуша.
      — А ты видел у кого-нибудь из них зонтик?
      — Никогда.
      — Зонтик!
      — Зонтик…
      — Зонтик!!!
      — !!!
      Утром ракета «СОВА» с пятнадцатью членами экспедиции и одним роботом на борту прошла через ледяной туннель, стартовала в космическое пространство и благополучно вернулась на Землю. Так закончилось второе путешествие на Луну Карлуши и его друзей.