Глава 1

Палящее солнце уже почти скрылось за могучими горами. Ник Клейборн шел по взлетной полосе к своему самолету, который он по-дружески называл просто Джинни.

Прошедший июньский день был жарким и долгим. Рано утром Ник вылетел из Южной Дакоты в Вайоминг, целый день колесил по штату в поисках женщины, уехавшей отсюда больше двадцати лет назад, а сейчас с той же целью собирался лететь в Небраску.

Но Ник знал, что, как только они с Джинни оторвутся от земли и поднимутся в небо, от усталости не останется и следа. Так было всегда, когда ему удавалось полетать, хотя профессия частного детектива вовсе не предполагала частые путешествия.

Ник обошел вокруг самолета, проверяя, все ли в порядке, взобрался на крыло, к двери… которая оказалась приоткрытой. Странно.

Ник широко распахнул дверь и уже представил себе, как усядется в кресло, которое после стольких часов совместных полетов стало точной копией его тела, как вдруг нос уловил привычный запах жимолости. Стоп! Что-то явно было не так. Кабина его самолета могла пахнуть чем угодно, но жимолость в этом букете никак не присутствовала.

— Здравствуйте! Меня зовут Энелайз Брюстер! А вы, должно быть. Ник Клейборн.

Ник зажмурился и отступил на крыло. Он не страдал галлюцинациями, за весь день не выпил ничего крепче чая со льдом, поэтому приходилось признать, что рыжеволосая девушка, которая расположилась в кресле, была настоящей.

— Энелайз Брюстер? — повторил он. — Моя клиентка Энелайз Брюстер?

— Да-да. Я так рада вас видеть! Уже темнеет, и я начала волноваться, что жду вас не в том самолете… Правда, он здесь единственный…

Она покачала ногой в бирюзовой босоножке. Ее стройные ноги, загоревшие до золотистого цвета, были так длинны, что казалось, будто от босоножек до шорт никак не меньше мили. Шорты цвета хаки, вроде бы совершенно непримечательные, на ней смотрелись невероятно сексуально. Кроме них на девушке была бирюзовая блузка, мягкими складками подчеркивающая грудь.

Ник заставил себя оторвать взгляд от ее фигуры и посмотреть ей в лицо. Она несмело улыбнулась, ее сочные, пухлые губы приоткрыли жемчужные зубы.

«Сочные, пухлые губы»? Откуда это, черт возьми?

О'кей, может, ее губы и сочные, но не стоит допускать подобные мысли о женщине, которая устроила засаду в его собственном самолете. Он автоматически пожал ее узкую ладонь, протянутую в знак приветствия.

— В факсе вы упомянули о том, что напали на след Эбби Прейзер, — сказала она. — Вы уже нашли ее? Она уже в тюрьме?

Нет, наверное, кто-то из гостеприимных хозяев ранчо все-таки добавил что-то в его чай со льдом.

— Что вы здесь делаете? Как вы проникли в самолет?

— Я вчера получила ваш факс. Утром позвонила к вам в офис и сказала вашей секретарше, что планирую встретить вас здесь, но вы, кажется, не получили мое послание?

— Не получил. Я сегодня вообще не связывался с офисом. — Ник обвел взглядом пустынный аэропорт. — Как вы сюда попали?

— Сегодня утром я на машине приехала в Тайлер, наняла самолет — у нас в Брайер-Крик нет аэропорта. А когда приехала сюда, вас здесь не было, но тот человек из аэропорта сказал, что вы должны вернуться, раз одолжили его грузовик, потому что здесь нет проката машин. Ну, и я… в общем… решила подождать вас. В вашем самолете. Чтобы не пропустить.

Она начала говорить даже быстрее, чем он помнил по телефонным переговорам. Но провода телефонных линий все же были не в состоянии передать все особенности ее голоса. Он навевал воспоминания о стакане прохладного лимонада, выпитого в тени большого дерева жарким техасским летом, или о теплом бризе, запутавшемся в листве магнолии.

Ник откашлялся.

— Я все-таки не понимаю, что вы здесь делаете.

На ее лице отразилось замешательство. Она осмотрелась, словно пытаясь понять, как здесь оказалась. Потом ее взгляд вновь вернулся к его лицу, и она улыбнулась.

— Ну, чтобы быть рядом, когда вы найдете женщину, из-за которой отец моего жениха оказался в тюрьме, да еще за преступление, которого не совершал.

Он скрестил руки на груди.

— Зачем?

— Зачем? — Она снова слегка растерялась. — Я думала, это очевидно…

— Для меня нет. Может, просветите? Какая такая причина заставила вас преодолеть тысячу миль только для того, чтобы увидеть, как арестуют какую-то женщину?

Она прикусила губу, и Ник поймал себя на том, что бессознательно повторяет ее действия, словно это поможет ему почувствовать вкус ее губ. Да уж, эта дамочка явно опасна.

Девушка развернулась и, слегка пригнувшись, начала что-то искать в кабине. Выпрямившись, она вытащила сумку, которая походила то ли на очень большой кошелек, то ли на маленький плоский чемодан. После непродолжительных поисков она извлекла из сумки фотоаппарат.

— Я могла бы сфотографировать ее. Я уже объясняла, когда нанимала вас, что все это — свадебный подарок Лукасу, моему жениху. Но, раз это сюрприз, ему я еще ничего не говорила, а фотография была бы… ну, доказательством, что ли. Вы ведь поняли, о чем я?

— Нет.

Девушка запихнула фотоаппарат обратно в сумку, перекинула ее через плечо, вздернула подбородок и дерзко посмотрела на Ника.

— Я должна быть здесь.

Цвет ее глаз напоминал нежную зелень верхушек деревьев в разгар лета, в точности такую, какой она видится с высоты птичьего полета. Нику вдруг неудержимо захотелось нырнуть в глубину этих глаз, сказать ей, что он рад ее видеть и что ему совсем неважно, зачем она здесь.

Ник отступил назад. Позволить гормонам разыграться до такой степени — это уж совсем на него не похоже. Ее появление здесь совершенно неуместно!

— Эбби Прейзер здесь нет, — прорычал он, злясь скорее на себя, чем на нее. — Она переехала в семьдесят шестом году.

— О, нет! Значит, мы ее потеряли? Что же теперь делать?

Девушка выглядела несчастной.

— Мы… я ее не потерял. У меня есть ее новый адрес в Небраске. Сегодня вечером, как только вы вернетесь в ваш самолет и отправитесь в Брайер-Крик, я вылетаю по новому адресу.

— Но, видите ли, — она смотрела поверх его плеча, не решаясь встретиться с ним взглядом, — это невозможно. Мой пилот должен был вернуться обратно, потому что его сыну сегодня исполняется шесть лет и у них намечается праздник. Так что я полечу с вами в Небраску и, может, буду рядом, когда вы наконец найдете Эбби.

— Это невозможно, — запротестовал Ник, чувствуя, что начинает паниковать. Ему просто необходимо было остаться одному на время полета. Его пугала перспектива провести ближайшие несколько часов с чересчур предприимчивым клиентом, в особенности когда этот клиент обладает супердлинными ногами и соблазнительными губами.

— Почему?

— Послушайте, мисс Брюстер…

— Энелайз. Нам стоит перейти на имена, если мы собираемся вместе лететь в Небраску.

— Мы не собираемся вместе лететь в Небраску. — Ник провел рукой по волосам, тряхнул головой. — Эбби Прейзер не дилетант. Она украла двадцать пять тысяч долларов из банка, где работала, подтасовала банковские записи так, что подозрение пало на отца вашего жениха, добыла документы на имя Джун Мартин. Все это мог проделать только тот, кто хорошо знает правила игры. На сегодняшний день нам известно, что она бежала в Южную Дакоту, прожила там пару лет и переехала в Вайоминг, а пробыв там приблизительно столько же, отправилась в Небраску. Почему вы думаете, что в Небраске она задержалась? Да при таких темпах она могла переехать еще раз пять или шесть как минимум. Еще когда я брался за это дело, я предупреждал вас, что оно может оказаться сложным именно из-за давности.

Энелайз скрестила руки, при этом бирюзовый шелк туго натянулся, обрисовывая и подчеркивая округлости ее форм. А он-то подумал, что вечер становится прохладным!..

— Поблизости нет ни мотеля, ни пункта проката машин, ближайший находится в Каспере, — сказала она твердо. — Так что если вы не хотите, чтобы я провела ночь прямо на жесткой, холодной земле, где к тому же могут и змеи водиться, то вам придется взять меня с собой в Небраску.

Ник понял, что она права. И что его планам о мирном полете в одиночестве не суждено сбыться. Сейчас у него просто нет выбора. Он поднял руки в знак примирения:

— Хорошо, хорошо! Я возьму вас в Небраску, а завтра утром вы отправитесь домой.

— О'кей.

— И вы не потащитесь за мной по всем провинциям в поисках Эбби Прейзер.

— Я уже сказала: О'кей. Вы плохо слышите?

Ник залез в кабину и опустился в знакомое кресло. Привычного блаженства, однако, не почувствовал: казалось, кресло подстроилось под новые очертания и больше ему не подходило.

Энелайз расположилась на соседнем кресле. Странно, но до сих пор он не замечал, насколько мала эта кабинка и как близко кресло пассажира к его собственному.

Он пристегнул ремень и попытался сосредоточиться на проверке приборов перед полетом. Свою пассажирку он изо всех сил старался не замечать.

Как только раздалось ворчание проснувшегося мотора, Энелайз вытащила из своего гигантского кошелька упаковку чипсов и, тут же надорвав ее, начала хрустеть.

— Вы не могли бы это убрать? От мотора шума меньше, чем от вас!

— Простите. Просто я нервничаю в полете, а еда позволяет отвлечься. Потрясающе!

— А у вас там нет леденцов или хотя бы чего-нибудь потише?

Она убрала чипсы обратно в сумку.

— Надеюсь, вы не будете таким недовольным всю дорогу?

— Буду. Кстати, вы мне так и не сказали, как вам удалось проникнуть в мой самолет. Я хорошо помню, что запер дверь.

Она развернула фантик леденца.

— Просто открыла замок. Научилась в колледже.

— Взламывать замки, в колледже?! Да где ж вы учились? В университете грабителей?

Она удивленно приподняла бровь в ответ на такое абсурдное предположение.

— Я училась в Остине. Встречалась с парнем, который научил меня взламывать замки. Помимо всего прочего.

— Помимо прочего?!

— Мы вместе бегали по пять миль каждый день, чтобы быть в форме. Залезали на шестифутовые ограды, играли в покер и очко, вытаскивали нужную карту из колоды, стреляли из револьвера тридцать восьмого калибра…

— Стреляли из… Вы встречались с уголовником?

— Нет, конечно! Ричард был секретным агентом. Хотите леденец?

— Нет, спасибо, — пробормотал он. , инк старался сосредоточиться на том, что ему всегда нравилось в полете, особенно ночном полете. — на ощущении свободы, оторванности от остального мира, какой-то безмятежности. На протяжении ближайших нескольких миль земля будет абсолютно черной, разве что встретится одинокий дом или запоздавшая машина. Никаких городских огней, ничего и нигде — ни в небе, ни на земле.

Ничего, кроме Энелайз Брюстер, ее сочных, пухлых губ, длинных ног, которые она скромно поджала под себя и которые выглядели как угодно, только не скромно.

— Опустите ноги и пристегните ремень, — буркнул он.

Она повиновалась с такой поспешностью, что Ник почувствовал себя виноватым за собственную резкость.

Он вырулил на взлетно-посадочную полосу и включил рацию, чтобы предупредить находящиеся поблизости самолеты о том, что взлетает. Хотя рядом не было ни одного самолета.

Путешествие обещало быть долгим. Очень долгим.

Энелайз развернула еще один леденец, как только почувствовала, что самолет отрывается от земли. Это была самая страшная и самая захватывающая часть полета, тот самый момент, когда поднимаешься в воздух и какая-то волшебная сила не дает тебе упасть.

Она проглотила еще несколько леденцов, изо всех сил сопротивляясь желанию поболтать, хотя болтала всегда, когда нервничала. Ник ясно дал понять, что, пока он считывает показания приборов, ему нужна тишина, а она вовсе не хотела, чтобы из-за нее самолет рухнул на землю.

Гонка через всю страну всего за неделю до свадьбы, возможно, была не лучшей из ее идей. По совести говоря, этот поступок, скорее всего, пополнит список тех ее прегрешений, которые вновь и вновь заставляли волноваться ее родителей. Казалось, чем усерднее она пыталась стать примерной дочерью, тем хуже у нее это получалось.

Родителям не нравилось, что ей потребовалось так много времени, чтобы решиться выйти замуж за Лукаса Дэниелса. Их венчание вклинили между утренней и вечерней службами в следующую субботу, а репетиция была назначена на сегодня, неделей раньше церемонии, — единственное время, когда им могли предоставить церковь.

По мере приближения дня репетиции Энелайз становилась все более раздражительной. Минувшей ночью она пришла к выводу, что просто обязана поехать в Вайоминг. Ей необходимо лично убедиться, что Ник обнаружил достаточно улик, чтобы оправдать отца Лукаса. Тогда это казалось такой хорошей идеей, но сейчас настойчивые расспросы Ника заставили ее задуматься, что же на самом деле заставило ее приехать сюда.

Проглотив все запасы леденцов, она украдкой взглянула на Ника. Неровный свет от приборной доски падал на его лицо, придавая ему еще более интригующий вид. Густые волосы, немного длинные, касались воротника его выгоревшей джинсовой рубашки.

Она покрутила на пальце кольцо с бриллиантом и подумала, как все-таки это хорошо — быть помолвленной с таким замечательным человеком, как Лукас Дэниеле. Она представила себе его красивое лицо с неизменной доброй улыбкой, безукоризненную стильную стрижку — все, что выдавало в нем коренного американца. Родители безоговорочно доверяли ему. Когда они с Лукасом наконец поженятся, родителям придется признать, что она все-таки хоть что-то сделала правильно. И они наконец-то смогут отдохнуть от ежедневного и ежеминутного волнения за нее.

Хорошо, что в последнюю минуту она все-таки решилась за него выйти. Ну а ощущение, будто попала в ловушку, наверное, испытывает каждая невеста.

Через шесть с половиной дней она выйдет замуж за Лукаса, и это убережет ее от еще одной неприятности. Никогда больше она не рискнет иметь ничего общего с человеком, от которого одновременно исходят опасность и вызов. Энелайз казалось, что Ник именно такой человек.

Ник включил автопилот и откинулся на спинку кресла. Энелайз смяла пустой пакетик из-под леденцов и вытащила упаковку шоколадного печенья.

— Неудивительно, что вы такая взвинченная, раз едите столько сладкого, — проворчал Ник.

— Я же говорила вам, что нервничаю во время полета.

— Так зачем вообще летаете, раз это вам неприятно?

— Разумеется, потому, что на самолете быстрее всего. А еще у меня есть теория, что если боишься чего-нибудь, то это нужно делать как можно чаще, тогда в конце концов перестанешь бояться. — Она предложила ему печенье:

— Возьмите. Вам тоже не мешает расслабиться. Конечно, из-за перелетов вы не нервничаете. Хотя, если руководствовались моей теорией, то наверняка летать начали из-за страха.

— Я люблю летать, — он взял пару печений, — но сегодня не ужинал.

Это было хорошим знаком. Еда вдвоем всегда сближает.

— Итак, — весело начала она в надежде, что ее раздраженному пилоту передастся немного этого веселья, — расскажите мне, что нового вы сегодня обнаружили об Эбби Прейзер. Он ответил не сразу.

— Я просмотрел записи в Каспере, — наконец произнес он, — поговорил с людьми, которые жили там же, где Эбби Прейзер, и обнаружил два новых факта. В семьдесят шестом году она переехала в Небраску. Вместе с ней была маленькая девочка.

Энелайз замерла, не донеся печенье до рта.

— Девочка? Откуда она взяла девочку? Когда она уезжала из Брайер-Крик, у нее не было ребенка! И в Южной Дакоте вы ни о ребенке, ни о муже не слышали!

— О муже и теперь речи нет. Я думаю, ребенок появился или прямо перед тем, как она уехала из Техаса, или сразу после этого. Люди, с которыми я сегодня говорил, считают, что девочке было около двух лет, когда Эбби появилась здесь, и, соответственно, около четырех, когда уехала.

— Но куда же делся этот ребенок в Южной Дакоте?

— В Южной Дакоте она старалась держаться подальше от людей, точно так же, как и в Вайоминге. К тому же маленького ребенка легче спрятать. А ребенок, который начал ходить, — уже совсем другое дело. Кстати, люди говорят, что у девочки были рыжие волосы, и с ней постоянно что-нибудь случалось. Всегда, когда их видели вместе, малышка носилась вокруг, а Эбби кричала на нее. Ко времени их отъезда Эбби удалось окончательно запугать ребенка своими криками.

— Рыжая девочка четырех лет. Мне тогда было примерно столько же. Ужасно, что Эбби кричала на малышку. Но зато мы теперь знаем, зачем ей потребовались деньги.

— Вы считаете, что кража денег ради того, чтобы ухаживать за ребенком, может быть оправдана?

— Нет, конечно, нет! Но зато теперь мне понятно, зачем она это сделала. Она, должно быть, забеременела еще в Брайер-Крик, а отец ребенка не захотел жениться, она не могла перенести позор и вынуждена была уехать…

— Перенести позор? Сейчас не девятнадцатый век.

— Но Брайер-Крик мог тогда быть совсем провинциальным городком. В общем, она смогла скрыть свою беременность, но знала, что не сможет скрыть ребенка… от них так много шума… поэтому она украла деньги и уехала из города. Вот если бы она осталась и отдала ребенка на усыновление, мои родители могли бы удочерить его, и у меня была бы сестра.

Энелайз всегда мечтала о сестре, а когда была маленькой, даже придумала ее — рыжеволосая девчушка, в точности такая, как она сама, по имени Сара. Печально, что у нее отобрали такую возможность. Печально и для нее самой, и для той, другой девочки. Эбби совсем не похожа на идеальную мать, а родители Энелайз были почти совершенными… чего нельзя сказать об их дочери.

— Все это практически совпадает с моими выводами, — сказал Ник. — Однако вы должны понимать, что отец вашего жениха вполне может оказаться отцом ребенка Эбби Прейзер.

— Ни в коем случае!

— Но тогда почему же именно на него она навела все подозрения?

— Потому что он был самой очевидной кандидатурой. У него уже были какие-то неприятности с законом, когда он был подростком. Его семья жила очень бедно. А когда он был в старших классах, то ухаживал за мамой Лукаса. В общем, он хотел пригласить ее на выпускной бал, но взять напрокат смокинг ему было не по карману, поэтому он его украл. Ну, не украл, но пытался. Его поймали. Он отделался испытательным сроком — потому, что хотел вернуть смокинг после бала, и еще потому, что был лучшим студентом и до этого у него никогда не было проблем с полицией. Ну, а когда в банке все это случилось, его первого заподозрили, и никто не стал утруждать себя лишними проверками.

— Но это все вовсе не значит, что он не может быть отцом ребенка Прейзер. Почему ваш жених сам не затеял этого расследования? — Он поднял руку, чтобы предупредить ее протесты. — Я просто думаю, вам следует знать, что свадебный подарок может оказаться совсем не таким, как вам хотелось бы. Вполне возможно, что именно по этой причине или по каким-либо другим причинам он сам никогда не пытался провести подобное расследование.

— Конечно, и весьма существенным! Просто поймите его! Ему было всего четыре, когда осудили его отца. Все, что он помнит, — это то, как люди относились к его семье, семье осужденного преступника. Как только его отец вышел из тюрьмы, они переехали в Пенсильванию, где их никто не знал и где они могли начать все сначала. Его родители постоянно повторяли, что прошлое нужно забыть и просто жить дальше. И дать возможность окружающим забыть о происшедшем. Именно поэтому они не приедут в Брайер-Крик на нашу свадьбу!

— Но если даже они не хотят ворошить прошлое, то зачем это делаете вы?

— Потому, что… Лукас в глубине души тоже хочет знать правду.

— Понятно. — Его тон больше бы подошел для фразы вроде: «Ты ври, да не завирайся».

— Да, хочет! Ну ладно, пусть он сам этого и не говорил, но это очевидно. Он доктор, может работать где угодно, но он выбрал Брайер-Крик и работает вместе с моим отцом. Он много, действительно много делает для того, чтобы быть примерным горожанином, и тем, как он живет, пытается доказать, что его отец не мог быть виновным. И если он говорит, что его отец кристально честный человек, я ему верю. Когда вы найдете свидетельство о рождении той девочки, мы узнаем, кто был ее отцом, и я вам гарантирую, что это не Уэйн Дэниеле.

— Я и сам хочу заглянуть в это свидетельство, но сейчас только суббота, а суды не откроются раньше девяти утра в понедельник.

Энелайз вздохнула:

— Значит, придется подождать. А как зовут девочку? Кто-нибудь вспомнил?

— Да, и даже не один человек. Эбби так часто кричала на дочь, что трудно было не запомнить. Ее звали Сара.

— Сара?.. Ту сестру, которую я себе придумала, тоже звали Сарой, а когда мне было шесть лет, я назвала так любимую куклу.

— Ну, это же распространенное имя.

— Да, наверное.

Но у ее куклы были такие же рыжие волосы, как и у дочери Эбби.

Какое-то время она сидела тихо, размышляя о том, что услышала. Дочь Эбби такая же рыжеволосая, как и Энелайз… и как ее кукла… И совпадающие имена… Если бы она верила в судьбу, то решила бы, что Сара обязательно должна стать ее подругой или даже сводной сестрой, если бы не Эбби.

Самолет провалился в воздушную яму, и Энелайз бросило вперед. И хотя ремень безопасности был вполне надежен. Ник удержал девушку рукой. Его рука легла ей на грудь…

Взгляд Энелайз метнулся в сторону Ника.

Повернуть голову она не отважилась, как будто малейшее движение могло усилить запретное, но от этого не менее восхитительное ощущение от его прикосновения. Самым ужасным было то, что ей хотелось усилить эти ощущения, усилить до предела, и не важно, каким будет этот предел.

Она прикусила губу. Не стоит так забываться, она ведь помолвлена.

Ник сидел, наклонившись вперед, глядя прямо на нее. Его глаза из ярко-синих, цвета полуденного техасского неба, какими она впервые их увидела, стали почти серыми из-за сдерживаемой энергии и силы, готовой вырваться, превратившись в бурю.

Она пыталась убедить себя, что все это ей только кажется из-за слабого света в кабине.

Как будто вдруг осознав, где находится его рука, Ник отдернул ее и, отвернувшись, стал вглядываться в ночную тьму.

— Извините, — его голос странно осип, — это рефлекс. У меня четыре младших сестры. И бывшая жена. Она никогда не пристегивалась — ни в машине, ни в самолете.

— Ничего страшного. Я понимаю. — Слова эти ей тоже дались нелегко.

Ник наклонился и нажал на какую-то кнопку. Его движение всколыхнуло воздух в маленьком пространстве кабины — почувствовался запах пыльной джинсовки и тот особый мужской запах силы и мужественности, который она узнала бы из тысячи и который отныне прочно ассоциировался у нее с Ником.

Глава 2

Ник мог только мечтать о том, что Энелайз Брюстер спала так же плохо, как и он. Невыспавшаяся, она наверняка отправится домой безо всяких возражений.

Вчера ночью, когда они добрались до мотеля «Отдохни», на улице уже стало прохладно, чего нельзя было сказать о самом помещении. Сонный хозяин отеля, которого они разбудили посреди ночи, извинился за сломанные кондиционеры, но Ник сильно сомневался, что это чудо техники вообще здесь существовало.

В довершение всего вчера он так и не поужинал, если не считать пары печений. Под утро Нику из-за духоты стало казаться, что он находится на кухне, и мечты о поджаренном хлебе и яичнице делали чувство голода просто невыносимым.

Однако вовсе не голод и не жара заставили его всю ночь провертеться без сна. Главной причиной была Энелайз. Та самая Энелайз, которая без умолку говорила и хрустела всевозможным печеньем всю дорогу, включая поездку из аэропорта в Прейревью на машине. Она рассказывала ему о своем женихе, его отце и матери, о своих родителях, о друзьях…

Когда они наконец добрались до мотеля, у Ника в голове была каша из многочисленных историй, рассказанных Энелайз, и к тому же вернулось несколько подзабывшееся ощущение хаоса. У него было четыре младших сестры, из-за которых создавалось впечатление постоянного столпотворения и непрекращающегося шума.

При этом сестры регулярно очертя голову бросались в такие авантюры, из которых без помощи Ника им было не выбраться. В довершение всего он, как только сестры-близнецы уехали в колледж, женился на такой женщине, по сравнению с которой все его четыре сестры казались воплощением уравновешенности и благоразумия. Близнецы уехали в колледж три года назад, жена ушла через четыре месяца после свадьбы. Два года спокойствия и безмятежности… до прошлого вечера… до встречи с Энелайз.

Самое ужасное заключалось в том, что его тело совершенно не желало слушаться. Внутренний голос твердил, что из этой встречи ничего хорошего не выйдет, но тело жаждало Энелайз с пугающей силой, подчинявшей себе рассудок.

Когда ему все-таки удавалось ненадолго заснуть, ему снилась Энелайз — то, как она говорит, ест, предлагает ему печенье, как он берет это печенье из ее рук, ее мягкие, пухлые губы…

Стук в дверь прервал сон, которому Ник одновременно сопротивлялся и который хотел досмотреть. Он расправил сбившуюся от ночных метаний простыню, поднял с пола джинсы и пошел открывать. Нику почудилось, что в ярком свете утреннего солнца он видит морщинистого розовощекого ангела, лицо которого обрамляли белоснежные завитки волос. Ангел держал огромный поднос.

— Доброе утро, мистер Клейборн. Я принесла вам завтрак.

Он пару раз зажмурился, но женщина с подносом не исчезла. Вдобавок ко всему по комнате распространился запах абсолютно реальной яичницы с беконом и кофе.

— Я Мейбл Финч. — Женщина отодвинула лампу на прикроватном столике и опустила на него поднос. — Мы с мужем — хозяева мотеля. Мой муж — Горас. Это он вас встретил сегодня ночью.

Она подняла салфетку, и взору Ника предстали тарелка с поджаренным беконом и яичницей, несколько печений, чашка соуса и большая кружка кофе.

— С… спасибо. Это просто замечательно! Мейбл подошла к окну и отдернула занавеску.

— Энелайз хотела, чтобы вы хорошо позавтракали. Она сказала, что вчера вечером вы не съели ничего, кроме горсти печенья.

— Давно вы знакомы с Энелайз?

— С сегодняшнего утра, часов с семи. Сядьте, поешьте, вы же не хотите опоздать в церковь.

— Церковь? — Ник опустился на кровать. Это самый жуткий мотель из тех, где ему доводилось бывать. Конечно, то, что хозяйка принесла завтрак, было очень мило, но вот так отправлять его в церковь…

Он расправил салфетку, взял в руки вилку и приступил к завтраку.

— Энелайз рассказала нам, что вы ищете Эбби Прейзер.

Ник молча захрустел ломтиком поджаренного бекона. Он не позволит Энелайз испортить это неожиданное пиршество. Не позволит.

— Мы с Горасом выкупили этот мотель у Клекстонов, которые потом уехали в Аризону.

Честно говоря, мы не знаем ни Эбби Прейзер, ни Джун Мартин, но если она сторонится людей, то мы могли и не встретить ее, даже если она и здесь: мы ведь тут всего десять лет живем. А вам лучше бы поспрашивать священников. Если кто и знает эту женщину, то только они.

«Можно подумать, вор первым делом отправится в церковь», — подумал Ник, откусывая печенье.

— Ну, а когда Энелайз позвонила Бобу Сэмпсону, пастору фривильской баптистской церкви, он, естественно, предложил ей прийти к нему поговорить обо всем подробнее. Энелайз сказала, что вы не будете возражать, если она на время одолжит вашу машину, поэтому и не стала вас будить.

Энелайз одолжила машину? Поскольку единственный ключ все еще был у Ника, приходилось признать, что она снова воспользовалась своими сомнительными навыками и попросту угнала машину.

— Она просила передать, что вернется за вами, когда пастор начнет занятия в воскресной школе, чтобы к одиннадцати вы смогли вместе попасть на службу.

Тут Мейбл медленно покачала головой, при этом строгий порядок ее локонов совершенно не нарушился.

— Я не думаю, что Бог будет против ее появления в церкви в этих пурпурных шортах, но мы — методисты, а как отнесутся к этому баптисты — не знаю. Я предложила ей взять на время одно из моих платьев, но она даже слушать не захотела.

Пурпурные шорты? Он отложил вилку, допил остатки кофе и наконец сдался.

Еще до того, как он проснулся, Энелайз подружилась с хозяевами мотеля, позаботилась о завтраке для него, нашла человека, который что-то знал о беглянке, украла его машину и в довершение всего отправилась в церковь в пурпурных шортах.

А он-то думал, что ему никогда больше не придется брать на поруки безответственных особ женского пола и наставлять их на путь истинный. Но здесь было одно отличие: ни одной женщине, даже его бывшей жене Кейт, никогда не удавалось разжечь его желание так же быстро, как это получалось у Энелайз. И как же он будет спасать ее от неприятностей, если его самого уже давно пора спасать?

Энелайз покинула дом преподобного Роберта Сэмпсона и направилась обратно, в мотель за Ником.

Дряхлая машина, которую Энелайз позаимствовала у Ника, ползла с такой скоростью, что впору было открыть дверцу и начать отталкиваться ногой от асфальта. Ее собственный маленький спортивный автомобиль был так быстр, что ей постоянно приходилось выплачивать штрафы за превышение скорости. Будь он сейчас здесь, ей бы не пришлось изнывать от нетерпения и желания поделиться с Ником свежими новостями. Не то чтобы она так уж этого желала, просто не хотелось, чтобы он считал ее совсем ненормальной и никудышной. А она могла бы поклясться, что после совместного путешествия он именно так о ней и думает.

Вчера явно был не ее день. И самым ужасным в этом дне был Ник — живое предупреждение о том, что если она не научится обуздывать свое желание помериться силами с бедой, то ее жизнь превратится в поток сплошных провалов и неудач.

Ник был полной противоположностью Лука-су. Лукас — это воплощение надежности, спокойствия, защищенности, человек, на которого она могла рассчитывать в любой ситуации. А Ник — это опасность, приглашение в неизвестность.

Большую часть прошедшей ночи она пролежала без сна, стараясь выкинуть из головы то чувство, которое вызвало в ней его случайное прикосновение…

Она покрепче сжала руль и приказала себе не думать об этом. Такие чувства были недостойны не только помолвленной девушки, но и вообще любой здравомыслящей женщины.