Глава 5

Мадам Сен-Годар и тайное свидание

Оставшись этим вечером дома и намекнув, что, возможно, будет здесь обедать, Девеллин бесцельно ходил взад-вперед по темной гостиной, которая своим убранством всегда напоминала ему дорогой бордель. С этим домом его ничто не связывало, и особого успокоения он здесь не находил. Комната больше ассоциировалась у него с сексом, попойками и разгулом. Конечно, все это доставляет удовольствие, однако совсем не того хочет человек в собственном доме.

Отчасти Девеллин сознавал, что такое бесцельное хождение по дому, размышления, которым он предавался в последнее время, не имеют касательства ни к обычному, довольно часто посещавшему его теперь унынию, ни к уходу Камелии. Нет, все началось с той женщины в гостинице. Почему у нее такие глаза?

Черного Ангела считали кем-то вроде мстителя Робин Гуда. Но кого – может, за исключением себя и Грега – он когда-либо несправедливо обидел? Не вызывал на дуэль из-за мелких оскорблений, не разорял молодых хвастунов ради пустой забавы. Пока те сами на это не напрашивались, что случалось с особо наглыми. Какой бы дурной ни была его репутация, он лишил невинности всего одну, да и то, оглядываясь теперь назад, он сомневался, так ли уж она была невинна. Что касается его отношений с женщинами, тут, конечно, не обошлось без скандалов. Но ему никогда еще не встречалась женщина, достойная того, чтобы ему захотелось бороться за нее.

Однако Черный Ангел выбрала его своей жертвой и сделала из него дурака. Нет, больше всего Девеллина приводило в ярость то, что он легко поддался чарам хитрой дешевой шлюхи Руби Блэк. Но ведь она не шлюха, верно? И, он готов поклясться, не Руби Блэк.

Проклятие! Как мужчина способен ненавидеть и в то же время хотеть подобное существо? Продолжая размышлять, Девеллин закрыл глаза и вдохнул запах бренди из бокала, стоявшего на столике у окна. Господи, он чувствовал себя… обманутым. И дело не в украденных вещах. За исключением портрета Грега, ему плевать на них. Он чувствовал себя обманутым, ибо не получил того, что ему обещали ее рот и плача. Ее тело. Вкус ее губ. Даже сейчас эти мысли возбуждали его, причиняя боль.

С бокалом бренди в руке Девеллин встал к окну и раздвинул портьеры. Он стоял, как бы глядя в темноту, хотя его взгляд был прикован к дому, напротив, возле которого остановилась модная карета. Из двери вышла мадам Сен-Годар и спустилась по лестнице на освещенный газовым фонарем и тротуар. Она была в шляпе с пером, немного сдвинутой по моде набок, и в темной длинной накидке поверх очень элегантного платья. Слуга помог ей сесть в карету.

Итак, мадам собралась на какой-то прием. Интересно, кто владелец кареты? Возможно, это ее собственная, но вряд ли. На Бедфорд-плейс мало кто мог позволить себе подобный экипаж. Возможно, родственник? Но мадам Сен-Годар француженка. Любовник? Вероятно. Пусть она и вдова, однако, из тех женщин, которые не чахнут в одиночестве. Тогда возникает следующий вопрос. Что в ней особенного, что его потянуло к окну? Что раздражало его? Что?

И Девеллин вдруг понял. Она напоминала ему Руби Блэк. Нет, они совершенно не похожи. Волосы, голос, овал лица – все разное. Руби выше, с пышными формами, более сладострастная. Мадам Сен-Годар хрупкая, изящная. Но обе женщины обладали врожденной чувственностью, которая сведет мужчину с ума, если он не будет достаточно осторожным.

Девеллин никогда не позволял вожделению победить его разум. Никогда не хотел женщину настолько, чтобы совершить какую-либо глупость. Тем не менее Руби Блэк заставила его сделать и то и другое. Причем без особых усилий. Неудивительно, что теперь он потерял желание участвовать в ночных попойках.

Маркиз дернул шнур, вызывая дворецкого.

– Ханиуэлл, как зовут нового слугу, который утром следил за разгрузкой мебельного фургона?

– Полк, сэр. Генри Полк.

– Я заметил, что этот Генри Полк знаток женщин. Пришли его ко мне, когда он освободится.

Ханиуэлл сделал легкий поклон.

– Непременно, милорд. Вы еще намерены обедать дома?

– Похоже, да.

Спустя час, когда он уже наполовину разделался с куском отличного мяса и бутылкой превосходного бордо, в столовой появился Ханиуэлл. Он выглядел несколько более возбужденным, чем приличествует дворецкому.

– Что? – спросил Девеллин, поставив бокал.

– Милорд, нечто весьма необычное…

– Что? – повторил маркиз, складывая и кладя салфетку на стол.

– Боюсь, это… ее светлость, – прошептал Ханиуэлл. – Вы ожидали ее?

Трудный вопрос. Одному Богу известно, что за свидание он мог назначить, а потом быстро забыть о нем. Девеллин мысленно пробежал короткий список знакомых «ее светлостей». Их было немного. Герцогиня Эстеридж, но она уже дважды выкидывала его из своей постели. Восхитительная жена Килинга, но в прошлый раз, когда он сделал ей гнусное предложение, она ударила его по лицу. Возможно, это черноволосая кузина Аласдэра… ее имя он забыл, но ее великолепная грудь навеки запечатлелась в его памяти.

Как бы то ни было, женщина, которая одна приходит ночью с визитом, желает лишь одного. Член у него уже полузатвердел и выжидающе подергивался. Девеллин оперативно переместил салфетку на колени.

– Память что-то меня подводит, Ханиуэлл. Кто из… Но было слишком поздно. Ее светлость не стала ждать.

– Добрый вечер, Элерик, – сказала она, решительно входя в столовую. – Даже не вздумай прогонять меня. А теперь объясни, ради Бога, что это за вздор насчет жуков-могильщиков, поедающих твою лестницу?

Поскольку член увял, маркиз справедливо рассудил, что вежливость требует, чтобы он встал из-за стола.

– Добрый вечер, мама, – сказал он, подозрительно глядя на нее и целуя ей руку. – Какая приятная неожиданность.

Мать уже оглядывала комнату.

– Признаться, для меня тоже, – беззаботно произнесла она.

– Я поражен, что ты собираешься разговаривать со мной здесь.

– А разве у меня был выбор? Я приехала с Дьюк-стрит, поскольку там все заперто. О… продолжай свой обед, дорогой. Боже, они подают тебе всю еду сразу? Может, они считают, что кормят слугу?

– Я не из тех, кто соблюдает условности, мама, – ответил маркиз, пока Ханиуэлл усаживал ее. – Я не знал, что ты была в городе. Ты обедала?

– Да, у тети Адамиты. – Она жестом отпустила дворецкого. – Я только вчера приехала из Стоунли. Умер кузен Ричард.

– Понятия не имел, что у нас есть кузен Ричард, – сказал маркиз, возвращаясь к мясу. – Сражен во цвете лет, да?

Мать недоверчиво смотрела на него.

– Господи, Элерик, ему было девяносто два года. О чем бы ты знал, если б выполнял семейный долг. – Она поджала губы. – Полагаю, ты не придешь завтра на похороны?

Девеллин медленно жевал, стараясь выиграть время. Она хитра, его мать.

– Ты одна?

Сжав руки, та смотрела на канделябр.

– Нет, я не одна.

Маркиз аккуратно отрезал кусочек мяса.

– Я не могу. Ты сама знаешь.

– Не вижу причины! Кузен Ричард был моим родственником, а не твоего отца, Элерик.

– Формально, как тебе известно.

– Отец скучает по тебе, – прошептала мать.

– Не скучает. – Девеллин бросил нож. – Думаю, после десяти прошедших лет ты уже все поняла, мама.

Ее широко раскрытые глаза блестели, как он надеялся, от света канделябра. Внезапно она встала и принялась ходить по столовой, останавливаясь, чтобы взять безделушку или подсвечник.

– Оцениваешь пробу? – спросил он, стараясь вернуть голосу шутливость.

Мать бросила на него мрачный взгляд, затем провела кончиками пальцев по стене.

– Право, Элерик! Пурпурные матерчатые обои в столовой? Ты хотя бы имеешь представление, насколько это вульгарно?

Маркиз не имел. Обои выбирала Камелия или же ее предшественница.

– Я безнадежный профан, – сказал он, подхватывая вилкой мясистый черный трюфель. – Но если вы находите вульгарным это, мэм, тогда взгляните на мои розово-красные драпировки в спальне.

– Элерик, – тяжело вздохнула мать, – я уже видела твою гостиную. Она выглядит как дешевый бордель.

– Мама, – с улыбкой возразил Девеллин, – моя любовница устраивает здесь оргии, а не литературные салоны.

– Элерик! – Забыв про матерчатую обивку и драпировки, мать вернулась к столу. – Ты любишь всех шокировать, не так ли?

– Человек использует таланты, коими наградил его Бог. Теперь Девеллин искал в салате редиску. Он любил яркое, острое. Наподобие Руби Блэк.

– Ты не мог бы хоть на секунду оставить в покое эту кучу зелени, Элерик, и попытаться вынести умную беседу?

– Конечно. – Девеллин отложил вилку. – Но две минуты назад ты сама просила меня продолжать обед.

– Да, но это было до того, как ты отказался прийти на похороны.

– Хочешь, чтобы я умер с голоду? – подмигнул он. – Не выйдет, мама.

– Прекрати, Элерик. Прекрати шутить, есть, пить и говорить о своих шлюхах, просто слушай. Пора вам с отцом помириться. Ты знаешь, он ужасно сожалеет. И всегда сожалел. Он не имел в виду то… ну, что сказал. Вот почему я пришла. Нужно, чтобы ты помирился с ним. Пожалуйста. Маркиз искоса взглянул на нее.

– После разговора об отце настанет очередь лекции о поиске жены и выполнении семейного долга, не так ли?

Мать в отчаянии всплеснула руками:

– Господи, нет! Я люблю тебя и не пожелаю тебе в жены ни одну из тех женщин, которых я знаю. Кроме того, у меня не хватит сил разлучить тебя со всеми этими танцовщицами и актрисами. Полагаю, одна из таких или, может, обе лежат сейчас в твоей ванне, пока мы тут разговариваем.

– В этом доме нет женщины.

– Понимаю. Тебя снова бросили?

– Да. Снова. Попытайся сдержать радость.

– Элерик, дорогой мой, – вздохнула мать. – Найди себе другую. Найди двух или трех. Меня это больше не интересует. Но ты достаточно пребывал в горе и раздражении, так не может продолжаться. Ты нужен мне и своему отцу, попытайся справиться с этим. Прошу тебя.

Девеллин молчал. Ему не хотелось видеть мать несчастной. Он вдруг заметил, как дрожит ее рука, которой она подперла голову.

– Элерик, у него сердце, – тихо сказала она, словно обращалась к скатерти.

Пол будто качнулся под его стулом.

– У него… сердце?

– Ему недолго осталось, – прошептала она.

– Недолго?

– Может, несколько месяцев. – Она пожала плечами. – Ну, год или два, если будет жить спокойно. Если не будет расстраиваться. Если…

– Если я проглочу свою гордость и попрошу прощения? Да? Не выйдет, мама. Я делал это шесть месяцев. И напрасно. Его единственный сын умер, помнишь? Не будем начинать все сначала.

Лицо матери выражало страдание.

– Ты наследуешь титул герцога, мой дорогой. Представь, как это выглядит.

– Господи, мама! Неужели ты правда считаешь, что меня хоть в малейшей степени заботит, как это выглядит? Разве я когда-нибудь вел респектабельную и осмотрительную жизнь?

– Нет, конечно. Только вот кого ты хочешь этим наказать, себя или отца?

Девеллин покачал головой.

– Ты слишком все драматизируешь. Я никогда ведь не был святым. И Грег тоже.

Поднявшись со стула, мать подошла к нему и положила ладонь на его руку.

– Послушай меня, Элерик. Молодым людям нужно перебеситься, затем они меняют свою жизнь. Вы с Грегори были просто озорными.

– Ты читаешь слишком много романов, мама. Я давно уже не молодой человек. Отец знает, что ты здесь?

– В хорошем браке нет секретов, Элерик.

– И что он сказал?

– Ничего. Хотя не запретил мне.

– Разумеется, он бы не посмел, – кисло улыбнулся маркиз.

В глубине дома начали бить часы, и мать поцеловала его в щеку.

– Мне пора. Я останусь у тети Адмиты до среды, хорошо?

– Не жди меня, – предупредил Девеллин. – Тетя все еще разговаривает с этим нориджским терьером, которого считает умершим мужем?

– Ну и что в этом такого? Хорас, по общему признанию, очень красивая собака.

– Да, волос у него больше, чем когда-либо имелось у дяди Хораса.

– Ради Бога, Элерик! Давай прекратим разговор об этой глупой собаке. Я хочу тебе сказать нечто важное.

Девеллин понял, что ничего хорошего это ему не сулит.

– В следующем месяце у твоего отца будет семидесятый день рождения, и я хочу открыть дом на Гросвенор-сквер. – Мать сжала его локоть. – Я даю бал, Элерик. Первый с тех пор, как мы… как умер Грег. Ты подумаешь об этом? Он может стать его последним днем рождения.

– Не питай особых надежд, мама, хорошо? Просто обещай мне.

Лорд Девеллин проводил мать до двери, затем вернулся в гостиную, чтобы продолжить выпивку и бесцельное хождение из угла в угол.

Мисс Дженнифер Арбакл почти спала, когда экипаж ее отца подъехал к Бедфорд-плейс. Сидони тоже устала, проведя скучный вечер на концерте у леди Кертон, улыбалась и аплодировала дебютанткам, которые одна за другой выходили на сцену. Для мисс Арбакл приглашение на столь превосходное состязание явилось великой честью. Арбаклы были торговцами, а леди Кертон вдовой безупречного происхождения, известная в свете своей филантропической деятельностью и добровольной работой в обществе «Назарет».

Миссис Арбакл, хрупкая, нервная женщина, испытывала неудобство от своей новой роли в жизни. Приглашения, которые она получала благодаря теперешнему богатству мужа, почти всегда доводили ее до мигрени. Поэтому в жизни мисс Арбакл появилась Сидони, чтобы научить ее тому, чего не умела миссис Арбакл, – игре на фортепьяно.

Сидони порекомендовали семейству Арбаклов, сказав, что Сидони благородная вдова, принадлежавшая к мелкому дворянскому роду и недавно прибывшая из Франции. Все отмечали у нее легкий акцент, однако не спрашивали ни о родителях, ни о том, почему она приехала в Англию. Разумеется, Сидони не ответила бы им.

Как дочь герцога, пусть и внебрачная, она могла бы стать частью изысканного общества, если б ее представил человек с положением. Но изысканное общество не привлекало ее. А вот преподавание музыки и хороших манер – да, ибо ее заработок давал возможность сохранить отложенные на черный день сбережения. И, что еще более важно, позволяло ей, находясь, так сказать, на обочине светского общества, узнавать много интересного о джентльменах света.

Увы, сегодня ничего интересного не было. Подавив зевок, Сидони подумала, что вечер мог оказаться еще хуже. Она усердно играла роль компаньонки мисс Арбакл, невзирая на старания леди Кертон разговорить ее, и держалась в тени, за что ей, собственно, и платили. Хотя леди Кертон производила впечатление обаятельной наседки, Сидони понимала, что та обладает большим умом и проницательностью. Вряд ли ее плотная вуаль и измененный голос введут такую женщину в заблуждение, теперь придется искать другой способ передачи денег обществу «Назарет».

Экипаж начал замедлять ход, и Сидони потянулась за сумочкой, разбудив этим мисс Арбакл.

– Сегодня вы превосходно играли, моя дорогая. – Она похлопала девушку по руке. – Не хуже остальных леди.

Мисс Арбакл мечтательно улыбнулась.

– Да, это было великолепное состязание, не так ли? И ее милость чрезвычайно любезна, вы не находите? Я думаю, нужно сказать папе, чтобы он дал большое пожертвование этому ее клубу «Назарет».

– По-моему, это называется обществом «Назарет», – простодушно ответила Сидони. – Дар, я уверена, будет с радостью принят. Общество дает кров падшим женщинам и наставляет их на путь к лучшей жизни.