Глава 21

Печальный конец и новое начало

Несколько часов спустя Бентли стоял перед дверью в кабинет брата. Он уже поднял руку, чтобы постучать, но, черт возьми, как же тяжело было это сделать! Он стал бы богачом, если бы ему платили по гинее каждый раз, когда он стоял на этом самом месте и чувствовал себя так же скверно, как сейчас, когда на сердце тяжело от дьявольской смеси вины и гнева и вечного ожидания неприятностей.

Но на этот раз судьбе было угодно, чтобы дверь распахнулась, и он оказался нос к носу со своим братом. А нос брата представлял собой невиданное зрелище: он был темно-синий и распух, вдвое увеличившись в размере. Желтизна под левым глазом завершала картину, добавляя контрастный штрих. Перелом. Серьезный. Такова была экспертная оценка Бентли. А когда опухоль сойдет, на носу, по всей вероятности, останется рубец, который навсегда подпортит красивую физиономию брата. Если бы Бентли не был так подавлен, он наверняка не упустил бы случая отпустить по этому поводу какое-нибудь замечание.

Выражение лица Кэма было непроницаемым.

– Ты выглядишь отвратительно, старина, – сказал он, отступая на шаг и пропуская Бентли в кабинет. – Два дня пил? Или бритье вышло из моды?

Бентли сразу же ощетинился.

– Если ты не желаешь меня видеть, Кэм, – прошипел он, – то так прямо и скажи.

Криво усмехнувшись, Кэм направился к камину, уселся в свое любимое кресло и жестом предложил брату сесть в кресло напротив. Из-под письменного стола выскочил котенок, и Кэм рассеянно взял его на руки. Котенок подрос, и теперь это был не просто пушистый комочек, а хорошенькая серая кошечка с лапками и хвостиком. Надо будет им завести кошку в Бельвью, подумал Бентли. Если, конечно, они вообще переедут туда. Он закрыл дверь и уселся напротив брата.

Кэм откашлялся, словно начиная официальный разговор.

– Бентли, ты должен знать, что тебе здесь всегда рады, – произнес он, поглаживая котенка. – Я никогда не понимал, почему ты внушил себе, что это не так. Я рад, что ты вернулся домой, и уверен, что Фредерика вздохнула с облегчением.

– Она еще не знает, – признался Бентли, потупив взгляд.

– Побойся Бога, Бентли, она чуть с ума не сошла от горя! Отправляйся к ней немедленно.

– Не могу, – заявил Бентли. – Она не захочет меня видеть. Сначала я должен кое-что сделать. А когда сделаю, Кэм, предлагаю тебе дать мне хорошую затрещину, прежде чем ты выгонишь меня из дома. Советую целиться в нос.

Кэм фыркнул.

– Да уж, мой, надо сказать, выглядит безобразно, – признался он. – Но мне не нужен такой подарок, Бентли. Фредерика объяснила мне, откуда у нее появилась эта ссадина. – Он покачал головой. – Видит Бог, я был в глубине души уверен, что ты на такое не способен. Прости меня, пожалуйста. У меня в последнее время пошаливают нервы.

– Сочувствую, – пробормотал Бентли. – Но это не имеет значения.

– Для меня это имеет большое значение, – возразил Кэм. – Я обвинил тебя в бесчестном поступке и был не прав.

– Наш разговор еще не закончен. Кэм удивленно взглянул на него.

– В таком случае продолжай. Что ты хочешь сказать? Но Бентли тяжело дышал и не мог найти подходящих слов.

Как человеку признаться в том, что он хранил в тайне большую часть своей жизни?

– Это… это о Кассандре. Кэм удивленно поднял брови.

– Какое это может иметь отношение ко всему остальному?

– Синьора Кастелли говорит, что прошлое, истекая кровью, всегда марает настоящее, – прошептал Бентли. Когда Кэм взглянул на него, он лишь закрыл глаза и подумал обо всем, что было поставлено на карту. Пора было начинать разговор. Если он вообще собирался это сделать. – Я хочу сказать тебе всю правду, Кэм. Кассандра и я… ну, мы… у нас с ней кое-что было.

Кэм склонил голову набок.

– Кое-что?

– Да. – Бентли сделал глубокий вдох. – Физическая… нет, черт возьми, половая связь.

Кэм выпрямился в кресле, и котенок мягко спрыгнул на пол.

– С Кассандрой? Не может быть, Бентли! Неужели ты хочешь сказать…

Бентли прервал его:

– В течение долгого времени, Кэм. И самое страшное в том, что я понимал, что это плохо, грешно, но, видимо, находил этому какое-то оправдание. Наверное, находил. Она говорила, что я сам виноват в этом, и, наверное, так оно и было. Она говорила, что я порочный, и, наверное, я был таким. Это все знают. А хуже всего то, Кэм, что я был рад, когда она умерла. Рад. И этого я тоже стыжусь.

– Ты спал с моей женой, – произнес Кэм без всяких эмоций. – Или, вернее, моя жена спала с тобой.

Бентли кивнул и уставился в глубину камина. Сосредоточившись, он сделал глубокий вдох, выдохнул воздух и вдохнул снова, прогоняя охвативший его ужас.

– Отец знал об этом? Отвечай, черт возьми, знал? Бентли не смел взглянуть в глаза брату.

– Да, – прошептал он. – Он смеялся и подмигивал мне, наверное, считая это отличной шуткой. Но я никогда, поверь, Кэм, никогда не считал это шуткой. Не знаю, что я думал. Я просто знал, что это скверно. Но не остановился. Не знаю почему.

Он ждал, что Кэм вскочит с кресла и задаст ему хорошую трепку. Но Кэм был скорее расстроен, чем зол.

– Бентли, если мне не изменяет память, тебе еще нет двадцати семи лет, не так ли?

– Так, – согласился Бентли. Кэм страшно побледнел.

– А когда умерла моя жена… когда умерла Кассандра, тебе было сколько? Шестнадцать?

– Около того.

– Около того? – взорвался Кэм, чуть не свалившись с кресла. – Ко всем чертям с матерями твои «около того»! – взревел он. – Говори точно: сколько тебе было лет?

Когда Кэм начинал материться, ничего хорошего это не сулило.

– Пятнадцать, – прошептал Бентли. – Но я положил этому конец задолго до этого. Клянусь, так оно и было.

Кэм откинулся на спинку кресла. Вцепившись в подлокотники, он закрыл глаза.

– Пятнадцать, – пробормотал он, как будто что-то подсчитывая в уме. – Возможно, и того меньше.

– Извини, Кэм, – тихо сказал Бентли, надеясь, что брат откроет глаза. Уж очень нехороший землистый оттенок приобрело его лицо. – Я рад, что сказал об этом. Фредди была права: эта тайна съедала меня заживо. Иногда мне казалось, что я мертв внутри. – Теперь он не мог остановиться и все говорил и говорил: – Я знаю, что ты ненавидишь меня. Черт возьми, иногда я и сам себя ненавижу. Отец умышленно натравливал нас друг на друга.

– О Господи! – вздохнул Кэм. – Возможно, он сам подсказал ей эту идею!

Бентли пожал плечами:

– Я просто хочу, чтобы ты знал, Кэм, что я никогда не испытывал к тебе зависти. Клянусь. Я никогда не завидовал ни твоему титулу, ни положению. И уж никто не мог позавидовать твоей женитьбе на Кассандре. Не могу и передать, как меня это мучило. А теперь у меня есть Фредерика, хотя я ее, возможно, и не заслуживаю. И я отчаянно хочу, чтобы она была счастлива. Чтобы мы были счастливы вместе. Но моя жена испытывает теперь ко мне отвращение. А ведь она еще не знает самого страшного во всей этой истории. Но она пообещала бросить меня, если я не покаюсь во всем.

– Если не покаешься?! – воскликнул Кэм и, вскочив с кресла, подошел к окну. Может быть, он обдумывал, разумно ли будет вышвырнуть Бентли из окна? Кэм стоял неподвижно, и только плечи его вздрагивали, словно он пытался сдержать какие-то мучительные чувства. Бентли показалось, что брат обдумывает его дальнейшую судьбу. Он похолодел от страха. А вдруг все произойдет так, как она всегда угрожала?

«Иди, иди расскажи ему. – Он до сих пор слышал голос Кассандры, чувствовал горячее дыхание на своей щеке. – Расскажи ему подробно, что ты проделываешь со мной, Бентли. И что делаю я. Только не забудь сказать ему, что ты при этом испытываешь, мой драгоценный. Воспоминания об этом будут согревать тебя, когда он вышвырнет тебя на улицу».

О Господи! Зачем он все это разворошил? Неужели теперь его навсегда выгонят из дома, где он родился? Интересно, кому Кэм расскажет об этом? Хелен? Или всем вокруг? Бентли не плакал уже несколько лет, но сейчас близкие слезы жгли глаза.

«Иди признайся ему, – настаивал вкрадчивый голос. – Иди и расскажи, как это происходит у нас. Ведь ты очень хорошо умеешь это делать».

– О, Бентли, я в ужасе от того, что не замечал этого! – пробормотал Кэм. – Теперь, оглядываясь назад, я припоминаю, что были кое-какие смутные намеки. – Кэм как-то странно всхлипнул, и только тут Бентли понял, что его брат плачет.

– Черт возьми, Кэм, ты не должен думать, будто ты… Но Кэм круто повернулся и взглянул ему в лицо.

– Думать? – прерывистым голосом воскликнул он. – Я не думал! И не видел ничего вокруг! В том-то и заключается вся беда, не так ли? Почему это никогда не приходило мне в голову? Может, я круглый дурак? Она соблазнила приходского священника, так что нетрудно было представить, что она совратит и ребенка. Но я ничего не замечал. Мне стыдно, Бентли. Очень стыдно.

– Послушай, Кэм, я не знал, что она была любовницей Томаса Лоу, – торопливо проговорил Бентли. – Клянусь, я узнал об этом только тогда, когда подслушал, как они ссорились. Конечно, мое поведение это совсем не оправдывает. Я хотел бы сделать вид, что меня, невинного, совратили, но, Кэм, мы оба знаем, что это не так.

– Ты оказался беззащитным в мире порока и распутства, – прошептал Кэм, сжимая кулаки. – Разве ты виноват в этом? Нет, в этом виноват отец, за что, надеюсь, он угодил прямо в ад.

– Но я знал, что делаю, – сказал Бентли. – Знал. Кэм подошел к нему.

. – Значит, ты знал, что делаешь? – процедил он сквозь зубы. – А скажи-ка мне, сколько лет тебе было, когда все это началось? Одиннадцать? Двенадцать? Ты был девственником? Ну, конечно, незачем и спрашивать! Я это вижу по твоим глазам. И ты был крупным мальчиком для своего возраста. Это я помню. Так скажи мне, Бентли, как это началось? Что она делала сначала? Ласкала тебя? Целовала? Умышленно обнажала перед тобой свое тело?

Теперь настала очередь Бентли закрыть глаза.

– Да, – прошептал он. – Она делала все это.

О Боже! Все это и еще многое другое. И это было отвратительно. Отвратительно, и любопытно, и эротично – все вместе. Он ненавидел это и хотел этого. Долгие месяцы ему казалось, что его тело принадлежит кому-то другому. Он чувствовал себя посторонним невинным наблюдателем того, как совершается грех совращения.

Кэм взял его рукой за плечо.

– А потом, Бентли? – спросил он. – Что было дальше? Она заманила тебя в свою постель? Или сама явилась в твою?

– Да, – с трудом произнес он. – Это.

– Когда? Как? Скажи мне! Бентли покачал головой.

– О Господи, я просто не знаю, – прошептал он. – Не помню. Разве это имеет значение?

– Черт возьми, конечно, имеет! – воскликнул брат. – Расскажи мне все. Не наказывай меня за то, что я проглядел тебя. Ты думаешь, что это твоя вина? Нет, Бентли. Нет.

Бентли пришел в полное замешательство.

– Ну, это произошло однажды утром, – заговорил он. – Кажется, зимой, потому что выпал снег. Я еще не совсем проснулся и лежал, о чем-то мечтая… Ну, сам знаешь, как это бывает: просыпаешься, а у тебя сильная эрекция. И тут – она. Голая, в чем мать родила, и уже почти уселась верхом на… – Дальше он был не в силах говорить.

Пальцы Кэма вцепились в его плечо.

– Будь она проклята! – зло прошипел он. – Пусть горит в аду эта сучка! – Бентли чувствовал, как содрогается от ярости тело брата.

– Кэм? – осторожно окликнул его Бентли.

– Сколько тебе было лет? – умоляющим тоном спросил брат. Бентли судорожно глотнул.

– Не знаю, – признался он. – Я просто не помню. Наверное, двенадцать или около того. Такие вещи не сохраняются в памяти.

– Ошибаешься. Такие вещи остаются в памяти. Их невозможно позабыть. Но они так ужасны, что нам не хочется о них думать. Поэтому мы убираем их подальше.

– Убираем подальше? Куда? Кэм горько усмехнулся.

– Хелен говорит, что у каждого в мозгу есть маленький темный чулан, – тихо произнес он, глядя в пол. – Она говорит, что иногда мы пытаемся кое-какие воспоминания спрятать туда и запереть дверцу. Однако они навсегда остаются там, толкают дверь, стучат, пытаются открыть замок. И так или иначе они оттуда выходят. – Кэм взглянул в глаза своему брату. – Но послушай меня, Бентли. В этом нет твоей вины. Ты был предоставлен самому себе, тебе не к кому было обратиться. Я был вечно занят. Кэт была всего лишь девочкой. К отцу было бесполезно обращаться. Удивительно, что ты вообще выжил.

Бентли не мог больше этого выносить.

– Почему ты хочешь обелить меня, Кэм? – резко спросил он. – Ради Бога, не делай из меня святого! И не рассказывай мне о каких-то темных чуланчиках. Все было так, как я говорю. Лучше ударь меня! Дай пинка! Вызови на дуэль! Я знал, что делаю. В какой-то мере я получал от этого удовольствие. Должно быть, получал, потому что продолжал это делать.

– Разве у тебя был выбор? – тихо спросил Кэм.

Нет, черт возьми. Выбора у него не было. В том-то и заключалась ужасная правда. Он вспомнил о ее настойчивых Требованиях, о том, как он бежал по длинному темному коридору в ее спальню, как гулко билось где-то в горле сердце, а ладони были влажными от пота. Ему стало трудно дышать. Он почувствовал себя ребенком, которого заставляют признаться в собственной слабости. Которого заставляют признаться, что он находится полностью во власти других. Это было ужасно. Унизительно. Сейчас ему хотелось, чтобы этот разговор закончился. Чтобы он вообще никогда не начинался. Он даже подумал на мгновение, что ему было бы, наверное, не так больно, если бы он просто отпустил Фредди.

– Так был ли у тебя выбор? – повторил Кэм. Фредди. Ох, Фредди! Он не переживет, если потеряет ее.

Не переживет, если потеряет своего ребенка. А значит, ему придется отвечать и дальше на проклятые вопросы Кэма.

– Н-нет, сначала не было, – признался он. – Она сказала… Черт возьми, неужели это имеет значение?

– Это имеет значение для тебя, Бентли. Ты должен выговориться.

Бентли сделал глубокий вдох, почувствовав болезненное жжение в глазах.

– Я не мог остановить ее, – хрипло произнес он. – После того как я поддался ей в первый раз, я был в ее власти, и она это знала. Я не мог контролировать себя. Ей это нравилось. Она хохотала и говорила, что мужчина не смог бы сделать это – ну, ты понимаешь, – если бы не хотел.

– Это ложь! – прохрипел Кэм.

– Правда? – удивился Бентли. – Не знаю. Мне казалось, что проще простого сделать это, как бы притворяясь, что это делаю не я, а кто-то другой. Просто сделать определенный комплекс движений, пока она не получит удовлетворение. А для меня это было похоже на страшный зуд, когда не можешь удержаться, чтобы не почесаться, хотя понимаешь, что расчешешь это место до крови. И я боялся, что если ты узнаешь, то возненавидишь меня. Она уверяла меня в этом. И еще говорила, что ты выгонишь меня из дома.

– Силы небесные! Через какой ад тебе пришлось пройти, – застонал Кэм.

Бентли покачал головой:

– Сначала все было не так плохо. Она просто… поддразнивала меня. Она уделяла мне внимание, Кэм, и говорила, что я красивый и обаятельный юноша. Потом она стала прикасаться ко мне. И говорить всякие вещи. А потом она начала всеми правдами и неправдами заставлять меня остаться с ней наедине. Она трогала меня, а если я не реагировал на ее жесты, говорила, что слышит твои шаги. Или что она позовет тебя. Или закричит и скажет, что я заставлял ее трогать себя. Потом она смеялась и говорила, что просто хотела поддразнить меня. Ты, наверное, не веришь мне, Кэм?

– Я тебе верю, – ответил он. – Но было бы Лучше, если бы ты рассказал тогда кому-нибудь об этом.

На лбу Бентли выступили капельки пота.

– Я рассказывал, – признался он. – Сначала я сказал Джоан. Я сказал ей, когда начались прикосновения, поддразнивание. Потом я рассказал ей про то первое утро, когда я, проснувшись, обнаружил Кассандру… на мне. Джоан настояла на том, чтобы я рассказал отцу. И я сделал это, Кэм! Но он лишь расхохотался, хлопнул меня по спине и заявил, что из его сыновей я единственный настоящий мужчина. Он сказал, что тебе Кассандра не нужна и что кому-то надо выполнять мужскую работу. Он говорил еще, что это будет для меня хорошей практикой. После этого я помалкивал.

Кэм изо всех сил стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

– Он позволял тебя портить назло мне!

– Не знаю. – Бентли пожал плечами. – Но если я пытался отказаться, она убеждала меня, что все это невинная забава. Она плакала и жаловалась на одиночество. Она подстерегала меня где-нибудь в библиотеке или в пустом коридоре и прикасалась ко мне. И прикасалась к себе и говорила, что ей это нужно, а ты не хочешь…

– Что правда, то правда, я не хотел, – согласился Кэм. – Не хотел рисковать получить наследника неизвестно от какого отца. Ты знаешь, что собой представляют она и ее приятели. Я думаю, что это отчасти было ее местью мне за то, что я выгнал их отсюда. Сначала был Лоу, пока он ей не надоел. Потом ты. Она использовала тебя, Бентли, чтобы поквитаться со мной.

Бентли не улавливал смысла сказанного.

– Я… я не понимаю.

Кэм снова схватил его за плечо.

– Как долго это продолжалось, Бентли?

– Я не помню.

На лице Кэма появилось умоляющее выражение.

– Скажи мне, Бентли. Разве ты не понимаешь, что я должен знать? Ведь я был обязан тебя защитить. Неудивительно, что в последние пятнадцать лет ты был зол на меня.

Бентли покачал головой. Он не понимал, почему брат считает себя виноватым.

– Кэм, я был почти взрослым, – тихо произнес он. – Мне не нужна была твоя защита. И уж конечно, я не винил тебя. Надеюсь, что не винил.

– Конечно, винил, – так же тихо ответил Кэм. – Я не защитил тебя, и в глубине души ты, должно быть, понимал это. Что бы там ни говорил отец, ты был тогда ребенком. Думаю, что я убедил себя в том, что ты слишком похож на отца. Что тебя не переделаешь.

Бентли закрыл глаза и судорожно глотнул.

– Значит, у тебя нет ненависти ко мне?

– С чего бы? – удивился Кэм. – Я никогда не испытывал ненависти к тебе, я тебя люблю. Все, что я делал, Бентли, я делал для нас – для тебя, Кэтрин и меня. Но за то, что не уделял тебе достаточно внимания, я себя никогда не прощу. Я был вечно занят то уборкой урожая, то обработкой земли, то проблемами с арендаторами. Беспокоился о финансах и нашей репутации, а более важные вещи упустил из виду.

– Теперь все уже позади, Кэм, – солгал Бентли, и он знал, что лжет. – Признаться, с тех пор я проделывал эти «более важные вещи». В этом проклятом мире есть множество женщин с весьма эксцентричными запросами, и я старался удовлетворить большинство из них. В некотором смысле то, что заставляла меня проделывать Кассандра, кажется теперь пресным.

– Интересно, почему бы это, Бентли? Бентли криво усмехнулся.

– Знаешь, ведь я делал не все, что она хотела, – заговорил он. – Во всяком случае, не всегда. А если я мог отказать ей кое в чем, то я мог отказать ей и во всем остальном, не так ли? Однако я этого не делал. Пока не узнал, что до этого она была любовницей Лоу. Это почему-то показалось мне бесчестным. Позорным. О себе я знал, что я всего лишь маленький распутник, копия Рэндольфа Ратледжа, и что из меня ничего хорошего не получится – я тысячу раз слышал, как об этом шептались у меня за спиной. Но Томас Лоу был приходским священником! Служителем Господа! Я, должно быть, спятил, Кэм, но мне это показалось бесчестным.

– Ты себя недооцениваешь, – покачал головой Кэм.

Мало-помалу до Бентли стало доходить, что брат действительно его не винит, что Кэм не намерен ни мстить ему, ни наказывать его. Более того, он был, похоже, потрясен услышанным и опечален. Может быть, Кэм прав? Может быть, это был грех не его, а Кассандры? Может быть, Кэм действительно вовремя не защитил его? И он все эти годы не мог простить этого Кэму?

– Помнишь, я говорил, что однажды слышал, как она ссорилась с Лоу? – нарушил Бентли затянувшееся молчание. – Он грозился рассказать тебе обо всем, Кэм, не только об их любовной связи, а обо всем, если она не возобновит с ним отношения. После этого она запаниковала. Она безумно хотела уехать отсюда и умоляла, чтобы я отвез ее в Лондон.

– Ты? – удивился Кэм. – Отвез ее в Лондон?

– Она все спланировала, – горько усмехнулся Бентли. – Я должен был сказать отцу, что хочу прослушать курс латыни в одном из учебных заведений Лондона. Я должен был выпросить разрешение, заявив, что взялся за ум и хочу подготовиться к карьере юриста. А она должна была сказать, что обязана сопровождать меня и открыть резиденцию на Мортимер-стрит. Она говорила, что ты будешь так рад тому, что я нашел цель в жизни, и так счастлив, что она проявляет обо мне материнскую заботу, что наверняка согласишься.

– Видно, она совсем спятила, – пробормотал Кэм.

– Думаю, что к тому времени так оно и было, – кивнул Бентли. – Я отказался, и она начала мне угрожать. Она говорила, что позаботится о том, чтобы ты вышвырнул меня вон, и что отец тебя не сможет остановить, потому что ты стал слишком богатым и могущественным.

– Ох, Бентли! – прошептал Кэм. Бентли пожал плечами:

– Я верил ей. Но судьба сама позаботилась о Кассандре. Не прошло и недели, как она погибла. Я сказал себе, что справедливость восторжествовала, и подумал, что рано или поздно судьба и со мной обойдется так же. Я долгие годы чувствовал, что над моей головой висит дамоклов меч.

У Кэма дрожали руки.

– Боже мой, Бентли, трудно выразить словами, как я обо всем этом сожалею, – прошептал он, вскакивая на ноги. – У нас еще будет время поговорить об этом подробнее. Я уверен, что нам обоим надо поговорить об этом. А сейчас, я думаю, ты нужен Фредерике. И Фредерика нужна тебе.

Не могу себе представить, каким образом она узнала об этом, но она была права, заставив тебя рассказать мне обо всем. Бентли встал с кресла.