Глава 15

Пусть это и безумие, но логика в нем есть

Кэм даже не посмотрел брату вслед. Ему уже не было дела, насколько Бентли пьян. Он и сам вечером пил без меры, но и это его сейчас не волновало. Он не отрывал взгляда от полуобнаженного плеча Хелен.

Господи, неужели они принимают его за дурака? Ведь самый последний дурак — влюбленный дурак, как он, — понял бы, что едва здесь не произошло. Здесь! В его собственном доме. Между его родным братом и женщиной, которая нужна ему как воздух!

Но Хелен не могла…

И все же она гладила Бентли по лицу. Кэм сразу вспомнил слова тетушки. Еще несколько минут назад он готов был поклясться, что одна половина ее слов — преувеличение, а другая — чистая ложь. Нет, черт побери, большая их часть — ложь. И тем не менее дикие, лишенные всякой логики мысли закружились в его голове, будто сухие листья на ветру. Рука задрожала, когда он смотрел, как пламя свечей играет на безупречной коже Хелен. Такая прекрасная, такая влекущая! Как всегда.

Рука Кэма невольно сжала подсвечник, и капля воска упала ему на запястье. Горячая капля тут же напомнила: кровь Хелен тоже горяча и необузданна. Эта кровь способна обжечь мужчину, очень сильно обжечь. И однако же, она его отвергла. Ради кого? Ради бесхарактерного слабака вроде Лоу? У которого, между прочим, хватило смелости сделать то, на что не решился сам Кэм?

Ведь не может быть, чтобы она хотела Бентли, юнца с телом мужчины, моралью повесы и несдержанностью ребенка? Не может быть, что ей нужна бездумная преданность еще одного юного поклонника? Кого она могла неминуемо привести к эмоциональной гибели, как это едва не случилось с ним? И возможно, приведет.

Страшное озарение пронзило его, словно всполох молнии. Да, Хелен имела такую власть над ним. Он на мгновение закрыл глаза и покачал головой. Но образ Хелен, придерживающей распахнувшийся пеньюар, все равно не исчезал. Ярость снова закипела в его душе, затмевая боль. Нет, Хелен не могла по своей воле участвовать в подобном фарсе. Тогда почему она не закричала?

Кэм завороженно смотрел, как его рука по своей воле откинула ткань, закрывавшую ее ключицу. Поразительно, но Хелен не сводила с него широко раскрытых глаз, совершенно растерянных, когда он распахнул на ней пеньюар. Кэм неторопливо заскользил взглядом по ее телу, с удовольствием заметив, как прерывисто она задышала в ответ.

— Кэм, это не то, что ты думаешь, — глухо сказала она.

— Он хотел взять тебя силой? — Холодный, чужой голос словно заставлял ее сказать «да».

Не получив ответа, Кэм схватил в кулак ткань ее пеньюара и резко дернул ее к себе.

— Черт возьми, скажи правду! — яростно потребовал он. — Не защищай его!

Хелен неуверенно облизала губы.

— Нет, никакой силы. — Она быстро отвела взгляд. — И как бы там ни было, это моя забота. А теперь отпусти меня.

Ее забота?

Нет, это касается не только ее.

Кэм невольно отметил, что по иронии судьбы на Хелен белоснежное одеяние. Цвет чистоты, невинности. В его буйных фантазиях Хелен всегда приходила к нему в сверкающих шелках красного, зеленого и золотистого цвета, чувственные ткани струились по ее бедрам, когда она прижималась к его возбужденной плоти.

В этих снах Хелен постоянно толкала его к бездонной пропасти, к тому, чего он не понимал, к эмоциональному рубежу, который он так боялся пересечь. Но сейчас, казалось, он держал ее в своей власти. В бездонной глубине ее глаз он увидел всплеск какого-то незнакомого чувства. Она снова облизала губы.

В ответ Кэм обнажил ей второе плечо, глядя, как пеньюар соскользнул на пол, почти открыв ее грудь, в вырезе ночной рубашки виднелся один напряженный сосок. Совершенно намеренно Кэм намотал на палец развязанную тесемку, дернул, полностью обнажив грудь, и провел ладонью по соску, наблюдая, как Хелен закрыла глаза. Странно, он ждал, нет, хотел, чтобы она дала ему пощечину за такую наглость. Но Хелен ничего не сделала, лишь тонкие ноздри затрепетали. Боится? Или что-то другое?

У него вырвался низкий, жадный стон.

И тут же словно что-то лопнуло в нем. Господи, да он ведь не лучше своего брата. Кэм отдернул руку, которая на миг задержалась у прекрасного изгиба ее скулы. Нет! Он не сделает этого. Все еще сжимая подсвечник, он небрежно подхватил лежавший на ковре пеньюар.

— Отправляйся в свою комнату, Хелен, — велел он, бросая пеньюар ей в руки. — Прошу, уходи. Пока я не взял то, чего так явно хотелось Бентли.

Хелен исчезла.

Кэм грохнул подсвечником о стол, даже упала одна из свечей, схватил новую бутылку бренди, выдернул пробку и швырнул ее в огонь.

К трем утра Кэму стало ясно, что бренди не поможет ему подавить ни желание, ни презрение к себе. Отвратительные слова тетки не выходили из памяти, терзая его. Но представлять Хелен в объятиях Бентли было еще мучительнее.

Когда часы пробили половину четвертого, он принял решение. Ничего не изменилось. Она все равно должна принадлежать ему, так или иначе. И видит Бог, он добьется от нее ответа. Хелен объяснит свои намерения в отношении… кого? его самого? его брата? Лоу? Кэм и сам не мог толком ответить на свой вопрос.

Он вскочил со стула, решительно направился по коридору, а затем вверх по лестнице. Не понимая, что собирается делать, повернул, в три шага достиг комнаты Хелен и с силой рванул дверь. К его удивлению, таких усилий не требовалось, ибо дверь легко открылась и столь же тихо закрылась за ним. Кэм прошел через комнату и уставился на кровать. Хотя огонь в камине почти угас и в комнате было прохладно, Хелен лежала, разметавшись от беспокойного сна, на смятых простынях, длинные, темные волосы рассыпались по подушке. Дрожь пробежала по телу Кэма, все гневные вопросы мгновенно смыла захлестнувшая его волна желания.

О Господи! Сколько времени прошло с тех пор, как он запускал пальцы в ее густые волосы? Чертовски много! И эта проклятая женщина умудрялась выглядеть во сне еще более соблазнительной, чем при свете дня. Он поставил бокал на ночной столик и присел у кровати, стараясь не разбудить ее. Он безотрывно глядел на спящую Хелен, которая лежала на боку. Грудь у нее была почти обнажена, потому что она не потрудилась завязать тесемку ночной рубашки. В свободном белом одеянии она казалась ангелом с картины, — темным, завораживающим, сходящим с небес на покрытый облаками средневековый алтарь. Но, Боже, ее опухшие глаза! В уголках еще не высохли слезы!

Воротник ночной рубашки намок, будто слезы у нее лились рекой. Гнев снова вспыхнул в душе Кэма, когда он понял, что жадные пальцы брата касались ее, открывая его взору тело Хелен. Будь он проклят! Как он посмел?

В этот момент Кэм почему-то не допускал мысли о том, что это его гнев заставил Хелен плакать, а не жадные руки Бентли. Ее правое колено было поднято, отчего рубашка задралась до середины бедра. Его взгляд жадно заскользил по ее ноге.

В камине затрещали угли, и вспыхнувший огонек бросил золотисто-персиковый отблеск на ее кожу. Хелен беспокойно забормотала что-то и передвинулась к краю постели, вырез ночной рубашки сполз еще ниже, кокетливо обнажив сосок одной груди.

Пальцы Кэма горели от желания погладить внутреннюю сторону ее бедра, поднять рубашку. Он неуверенно протянул руку и тут же отдернул, словно ужаленный. Нет! Он не будет соблазнять ее, пока она спит. Ведь она проснется от желания, не зная, кто нарушил ее сон. Когда он разбудит в ней желание, а потом овладеет ею быстро и решительно, она должна будет знать, что именно он сделал это. Он устал ждать, бесконечно хотеть того, что никак не может получить.

Всего пару недель назад Хелен трепетала в его объятиях с такой страстью, какую редко можно встретить у женщин. И он непременно снова вызовет в ней это чувство. Да, насладится сам и доставит наслаждение ей. На этот раз, когда он добьется своего, она будет настолько удовлетворена им, что никогда уже не подумает ни о ком другом.

И не важно, что он слишком долго оставался без нее и не знал, что она предпочитает, что заставляет ее стонать от удовольствия. Он знал то, что имело значение: вкус ее кожи, звуки, свидетельствующие о ее желании, запах ее возбуждения. Все, что повергало его в мучительный ад желания.

Да, он возьмет ее. Сумеет уговорить. Руки у него дрожали от желания и стыда. Стоя на коленях, Кэм опустил пальцы в бокал, затем прикоснулся влажными пальцами к ее соску и глядел, как он твердеет. Хелен во сне ответила на его прикосновение, ее рот приоткрылся, из него вырвался тихий вздох.

Осторожно поднявшись, Кэм опустил рубашку, открывая ее тело своему взору, снова окунул пальцы в бокал и начал массировать другой ее сосок. Потом, опершись на руки, он наклонился и принялся слизывать языком бренди, царапая бородой ее нежную кожу.

Он вздрогнул, когда в ответ Хелен перевернулась на спину и обхватила руками его голову, ее нога стала беспокойно скользить по покрывалу.

— Ах… Кэм… любовь моя… — сонно пробормотала она.

Он был потрясен ее словами. В этот момент она проснулась и села.

Кэм резко выпрямился, и она с тихим вскриком отползла к изголовью кровати, лихорадочно стягивая на груди ночную рубашку, чтобы прикрыть наготу. В ее широко раскрытых глазах пылал гнев.

— Убери одежду, Хелен, — с дрожью в голосе сказал Кэм. — Клянусь, я больше не вытерплю.

Он услышал, как она ахнула в темноте, когда он снял галстук и бросил его на пол.

— Нет! — Хелен вытянула руку, словно надеясь удержать его. — Нет! Что ты себе позволяешь? Убирайся!

— О Хелен, — прошептал он. — Я так устал от нашей игры. Ты предназначена для меня. Прошу, разденься.

Кэм понимал, что ему хочется увидеть, как Хелен, дрожа от неуверенности, раздевается для него. Власть. Да, он жаждал власти над Хелен Мидлтон. Власти, которая заставит ее трепетать под ним. И молить о ласке.

Конечно, это не в его характере, но он знал, что нельзя терзаться подобным желанием. Возможно, это даже безумие, но ему было все равно. Казалось, что-то в его душе лопнуло под давлением сдерживаемого желания. Целая жизнь мучительного желания. Годы соития с другими женщинами в холодных, чужих постелях, которое, да, приносило некоторое успокоение, но удовлетворения — никогда.

Пора заставить и Хелен терзаться неутоленным желанием. На этот раз он втянет ее в свой план, гораздо более опасный, чем все, какие придумывала юная и безрассудная Хелен. Он будет любить ее пальцами, языком, плотью до тех пор, пока она не сойдет с ума от желания.

— Не могу поверить, что ты посмел явиться в мою комнату, — прошептала она. — С меня довольно твоих оскорблений.

— еще недавно мои ласки не казались тебе оскорбительными, — с горечью заметил он. — Скажи мне, Хелен, неужели я слишком черствый и старый, чтобы занять место в твоей постели? Ты стала предпочитать беззаботных любовников?

Она сердито покачала головой:

— Я нахожу оскорбительными действия мужчины, который предлагает постель одной, когда помолвлен с другой. А каких любовников я предпочитаю, не твое дело. То, что ты видел, — совсем не то, о чем ты думаешь.

— Разве? — глухо спросил Кэм, одной рукой оголяя ей плечо.

— Нет! Бентли… Он… — Хелен покачала головой и ударила его по руке. — Он расстроен, не способен здраво мыслить. Его беспокоит твоя женитьба.

— Он сам тебе это сказал? — поинтересовался Кэм. В его голосе слышалось презрение. — Когда я снова женюсь, это действительно может оказаться неудобным для него. Только его беспокойство преждевременно. Я говорил с тетушкой, что не стану жениться лишь для того, чтобы доставить удовольствие ей или еще кому-нибудь. Я чертовски устал играть роль мученика в этой семье!

Хелен явно пыталась осознать смысл его слов.

— Но мы видели… Бентли думал…

Откинув голову, Кэм захохотал:

— Правда? Бентли думал? И чем же, скажи на милость? Наверное, своей возбужденной плотью. Как я сейчас.

— Ты вызываешь у меня отвращение, — прошипела Хелен.

— Думаю, ты лжешь, — тихо сказал он, проводя ладонью по ее соску и глядя, как он напрягся от желания.

Хелен резко подтянула ночную рубашку.

— Убирайся отсюда сейчас же, пока ты не совершил что-то непоправимое. Ты пьян и жалок, как твой брат.

Кэм ответил ей полуулыбкой.

— Я бы и сам хотел опьянеть, Хелен, — спокойно произнес он. касаясь пальцами ее соска под рубашкой. Она стояла на коленях, прижавшись спиной к изголовью кровати. — Я хочу тебя, я чертовски устал ждать, сходя с ума от того, как ты меня искушаешь.

Хелен покраснела и изо всей силы ударила его по руке.

— Я не… я не искушаю тебя! Убери от меня руки! Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Разве? — Кэм сдернул с себя рубашку, бросил на пол и взобрался на постель. Хелен попыталась еще плотнее вжаться в спинку кровати. — Ну же, Хелен, — насмешливо сказал он. — Не надо стесняться. Ты никогда раньше не смущалась.

Он вдруг схватил ее, прижал к груди и, раскрыв языком ее рот, проник внутрь. Она сопротивлялась, как дикая кошка, царапая ногтями его плечи, спину, но Кэм не обращал на это внимания. Боль стала для него мучительным наслаждением, он целовал и целовал Хелен до тех пор, пока та медленно, почти незаметно не подалась ему навстречу. Ликуя, Кэм оторвался от ее рта и стал покрывать поцелуями нежную кожу ее щеки, изящную шею. Его губы скользили все ниже, добрались до ее груди, обхватили сосок.

— А… — тихо застонала Хелен, погрузив пальцы в его волосы.

— Хелен! — воскликнул он, укладывая ее на подушки. Его рот продолжал буквально поглощать ее, и она трепетала в его руках. Кэм ловко перевернулся на бок, снова окунул пальцы в бренди и начал массировать ей сосок, пока она не выгнулась дугой, а руки не вцепились в сбившиеся простыни.

Кэм посмотрел на нее и увидел ее глаза, широко раскрытые, влажные, устремленные на его пальцы, сводившие ее с ума.

— Ты ведь хочешь меня? — Это была констатация победы, а не вопрос.

— Да… нет… черт бы тебя побрал… — выдохнула она.

Голос у нее дрожал, когда он прикусил ее сосок и почувствовал, что вспыхнувший в ней гнев уступил место безудержному желанию. Не в силах отказать себе в удовольствии наблюдать за игрой чувств на ее лице, Кэм оторвался от ее груди. Ответом был всхлип.

— Спокойно, Хелен, — прошептал он, скользя рукой по ее животу. — Позволь мне просто любить тебя. Как мне и предначертано.

Рука скользнула еще ниже, лаская через ткань ночной рубашки треугольник нежных завитков. Кэм чувствовал себя бесстыдным, невероятно возбужденным от беспомощного желания на ее лице, в ее дыхании, в ее трепете. Она покраснела, отказываясь встретиться с ним взглядом, когда он касался ее, и ему захотелось прочесть мысли Хелен. Он ведь так близок к тому, чтобы овладеть ею.

Остановит ли она его? И сможет ли он сам остановиться? Нет. Слишком долго они были порознь. Ночь слишком быстро заканчивалась. Пульс отстукивал бешеный ритм, плоть трепетала, но Кэм все равно продолжал ласкать Хелен, скользя руками по ее телу, боготворя ее. И пытался не дать ей разбить ему сердце, сохранить какую-то небольшую часть себя, получив при этом то, чего он так отчаянно желал.

Но это бы у него просто не получилось. Кэм сразу это понял. Он восхищался ее реакцией на его прикосновения; словно у горячей кобылки, дрожь пробегала по ее телу, когда он пощипывал зубами кожу от шеи до груди, потом до живота и обратно.

Он вдруг заставил себя остановиться, сел на пятки. Шерстяная ткань брюк натянулась на сильных мускулах бедер и возбужденной плоти. Хелен дышала хрипло и прерывисто, ночная рубашка распахнулась, волосы разметались. Она уже не скрывала своего желания.

Кэму было так приятно видеть это. О да! Заставив себя дышать ровнее, он скользнул по ней взглядом и увидел, как она снова залилась краской стыда. Она безуспешно пыталась запахнуть ночную рубашку, но влажная ткань прилипала к набухшим соскам, создавая еще более чувственную картину.

— Боже, ты действительно прекрасна, Хелен! Такая изысканная красота! Такая необузданная страсть.

В ее глазах опять сверкнул гнев.

— Ты, значит, так думаешь обо мне, Кэм? — прошептала она. Ее боль и горечь пронзили его, словно острый нож. — Ведь я такая же, как моя мать, да? Ты не можешь просто насладиться женщиной, зная, что дорог ей? Что она хочет одного тебя?

Чтобы не слышать невыносимых для него слов, Кэм прижал ее руки к спинке кровати и вновь припал к ее губам в яростном поцелуе. Удерживая ее одной рукой, он дернул вверх подол ее ночной рубашки, но, коснувшись пальцами горячей влаги у нее между ног, обнаружил, что изумил тем самым не Хелен, а себя.

Она уже ждала его. Сладостный и мучительный запах ее желания наполнил его ноздри, едва не лишив остатков самообладания. Он хотел немедленно вонзиться в нее, просто отдать себя Хелен. Но он не мог.

Медленно, очень медленно он скользнул пальцами в ее лоно. Настолько тугое, что она словно втягивала его в себя. Пожалуй, этой чувственной метафорой нужно охарактеризовать все его отношения с Хелен.