Москва, 1997 год, сентябрь
      Эта история деятельности самой кровавой в Москве группировки началась для меня с обычного телефонного звонка. В тот осенний день никаких особых событий не ожидалось. Но ранним утром в моей квартире прозвучал телефонный звонок. Я лениво поднял трубку. На другом конце раздался знакомый голос секретаря нашей юридической консультации Юли:
      – Алло, – она назвала меня по имени-отчеству, – вы меня слышите?
      – Что случилось? – еще не проснувшись окончательно, спросил я.
      – Тут пришли… клиенты… и очень хотят вас видеть.
      – Но я ведь не принимаю сегодня, – ответил я. – Ты же знаешь мое расписание! – Я дал понять, что никакого желания ехать в консультацию утром да еще в собственный выходной не испытываю.
      Но Юля добавила:
      – Они очень настаивают! Дело срочное…
      «У адвоката все дела срочные, – подумалось мне. – Ведь люди приходят, как к врачу – с бедой, с несчастьем… Мы, адвокаты, – для них как "Скорая помощь"…»
      – Хорошо, – помедлив, согласился я. – Что за клиенты?
      – Две девушки.
      – Красивые? – вяло пошутил я.
      – Не разглядела. Одно вижу – они очень расстроены и напуганы чем-то. Просят встречи именно с вами.
      – Они меня знают?
      – Я не в курсе, – ответила Юля.
      – Хорошо, – вздохнул я. – Передай, что через полчаса приеду.
      Полчаса – это было громко сказано. Успеть привести себя в порядок, позавтракать, сесть в машину и доехать до юридической консультации за такое время было практически невозможно. Так что до работы я добрался гораздо позже.
      Поставив машину у подъезда, вошел в помещение консультации. В приемной никого не было. Двух девушек, о которых говорила Юля, я там не увидел…
      – Где же мои клиенты? – спросил я секретаршу.
      – Только что были здесь, – она махнула рукой в сторону приемной. – Может, на улицу вышли, ждут вас в машине?
      Я пожал плечами:
      – Пускай ждут.
      «Подожду минут пятнадцать и уеду», – решил я для себя.
      Пройдя в комнату, где обычно собираются коллеги-адвокаты, я налил себе кофе, сел в кресло и включил телевизор. «Надо же, – подумал я, – как неудачно складывается день – с утра приехал в консультацию и, видимо, зря… Клиенты ушли. Что за клиенты, что за люди?..»
      Тут в дверях появилась Юля.
      – Вот видите, – улыбнулась она, – я же говорила. Они вернулись.
      – Хорошо, – ответил я, – проводи в свободный кабинет. Я сейчас подойду.
      Через несколько минут я вошел в кабинет, где уже сидели две девушки. На вид им было по двадцать – двадцать два года. Обе одеты в темные куртки, темные брюки-«стрейч». Обе темноволосые, симпатичные…
      Стоп! Одна из них мне, кажется, уже знакома… Так и есть, это Оля, жена моего клиента Андрея Зеленова. Сколько я с ним возился! Раза три вытаскивал из отделений милиции по различным уголовным делам…
      Оля заговорила первой.
      – Здравствуйте, наконец-то мы нашли вас!
      – Что случилось? – спросил я.
      – Познакомьтесь, пожалуйста, – Оля кивком указала на вторую девушку, – это моя подруга, Олеся Негобина…
      – Постой, постой… Олеся Негобина? – переспросил я. – Это случайно не Олега Негобина…
      – Да, да, – подхватила вторая, – я его жена.
      – Да что случилось-то? Рассказывайте.
      – Их арестовали, – произнесла Олеся.
      – Постой, кого «их»?
      – Наших мужей.
      – Погодите. Насколько мне известно, твой муж, Олег Негобин, за границей. Я слышал, что его объявили в розыск, но говорят, что он благополучно выехал из страны…
      – Да, было дело, – поправила меня Олеся. – В Голландии он и был до последнего дня. Там его и задержали по обвинению в убийстве.
      – В убийстве? – удивился я. – Кого же?
      – Да какого-то уголовного авторитета.
      – Так, и что же дальше?
      – Держали месяц-полтора… Ничего не доказали и выслали сюда, в Москву. А здесь ему, – Олеся сделала паузу, – пытаются… – она хотела сказать «пришить», но запнулась, подыскивая более подходящее слово, – обвинить в очень громком преступлении.
      – А когда его доставили в Москву? – уточнил я.
      – Вчера. – Помолчав, Олеся продолжила: – Он очень просит, чтобы вы побыстрее пришли к нему… и были его адвокатом.
      – Позволь, как он меня просит? Через кого? Ты встречалась с ним?
      – Нет, но у нас есть возможность получать от него весточки.
      – Знаешь… – Я сделал паузу, почувствовав себя немного не в своей тарелке. – У меня сейчас другие планы. Я собрался в отпуск, а тут такое дело…
      В разговор вмешалась Оля:
      – Вы же несколько раз спасали моего Андрея! Неужели теперь нам откажете?
      – Конечно, я не имею права отказывать вам, – ответил я. – Существует определенный статус адвоката, при котором если адвокат свободен, то не имеет права отказывать никому из клиентов, обратившихся к нему. Конечно, я не откажу. Но… давайте все по порядку. Итак, кто ведет дело, за кем оно числится?
      Я достал блокнот и ручку и приготовился записывать.
      – Дело ведет Московская городская прокуратура, – Олеся протянула мне листок с записями. – Вот фамилия следователя и его телефон.
      – Московская городская? – повторил я. – Но обычно они ведут дела громкие, по убийствам, бандитизму… Олег-то тут при чем?
      – Так именно по этим статьям его и обвиняют. Вам следователь все расскажет. Вы только позвоните ему…
      – Хорошо, – подвел я итог. – Но для начала нам необходим ордер.
      Что является самым главным оружием адвоката? Нет, не его удостоверение, подтверждающее, что он принадлежит к какой-либо коллегии адвокатов. Это именно ордер, своего рода мандат для ведения защиты какого-то конкретного лица в каком-то определенном органе, который его обвиняет.
      Я вышел в приемную к Юле, взял формы для заполнения. Вернувшись в кабинет, сел за стол и начал вписывать в формы фамилии моих клиентов.
      – Итак, вы хотите, чтобы я вел дело Олега Негобина?
      – И моего, Андрея Зеленова, – вмешалась в разговор Оля.
      – Погоди, – остановил я ее. – У них нет никаких противоречивых показаний?
      – Нет, нет, они все отрицают!
      – Как отрицают? Их только вчера доставили, и уже все отрицают? – удивился я.
      – Да, их очень интенсивно допрашивают, – сказала Олеся.
      Я заполнил два листка. Юля выписала мне два ордера – на Олега Негобина и Андрея Зеленова. После этого я подошел к телефону и набрал номер следователя. Трубку долго не снимали. Наконец на другом конце провода раздался мужской голос:
      – Алло, вас слушают!
      Я проверил, правильно ли набрал номер, а потом проговорил:
      – Мне, пожалуйста, следователя такого-то.
      – Это я, – услышал в ответ. – А кто со мной говорит?
      По его интонациям чувствовалось, что это действительно следователь. Вместо того чтобы сначала выслушать собеседника, узнать, по какому вопросу звонят, он сразу же – «Кто это говорит?».
      Я представился.
      – По какому делу? – осторожно спросил следователь.
      – По делу Олега Негобина и Андрея Зеленова.
      На другом конце провода – длительная пауза… Вероятно, следователь прикрыл микрофон рукой и с кем-то разговаривал. Тишина длилась больше минуты. Наконец следователь спросил:
      – Как ваша фамилия?
      Я вновь назвался. Вероятно, следователь записывал мои данные.
      – Вы можете перезвонить мне через тридцать минут? – спросил меня следователь.
      – А в чем проблема? – поинтересовался я. – Разве я как адвокат не могу приехать к вам и получить разрешение на встречу с клиентом, ознакомиться с материалами, которые вы уже собрали по делу с его участием?
      – Конечно же, можете! – ответил следователь. – Но сейчас я занят. Позвоните через полчаса.
      – Хорошо. – Я повесил трубку и направился в кабинет.
      Девушки сидели на своих местах и, едва я открыл дверь, вопросительно взглянули на меня.
      – Вы дозвонились? – спросила Оля.
      – Да, дозвонился. Странный какой-то следователь…
      – Да, так и есть. Он очень странный! – подтвердила Олеся.
      – Следователь сказал, чтобы я перезвонил ему через тридцать минут.
      – Что это может значить? – спросила Оля.
      – Не знаю. – Я не хотел пускаться в размышления и ломать голову, почему следователь попросил меня перезвонить. Мало ли почему! Может, обедать пошел, может, с начальством консультируется, может, принимает кого-то…
      Через полчаса я вновь набрал номер следователя. Он назвал меня по имени-отчеству. Я же прекрасно помнил, что представился ему лишь по фамилии. «Значит, меня уже "пробили", – подумал я.
      – Вы можете приехать? Пожалуйста… Адрес наш знаете?
      – Конечно, – сказал я. – Новокузнецкая улица…
      – Нет, нет, мы сидим не там, не в основном здании, – поправил меня следователь. – Мы – на Ново-Басманной… – Он назвал номер дома. – Найдете?
      – Без проблем.
      – А когда вы приедете?
      – Если на дорогах «пробок» не будет, минут через тридцать-сорок доберусь.
      – Хорошо, я жду вас. Внизу, у дежурного, будет пропуск на ваше имя. Не забудьте удостоверение и ордер, – напомнил мне следователь.
      «Интересно, куда и зачем я поеду без этих документов? Если только для того, чтобы на него посмотреть…»
      Я подошел к девушкам и сказал:
      – Все в порядке, разрешение получено. Сейчас еду.
      – Значит, вы уже сегодня попадете к Олегу и Андрею? – обрадовались они.
      – Если следователь даст разрешение, то попаду.
      – Но он же обязан дать вам такое разрешение! – твердо сказала Олеся.
      – В таких делах по-разному бывает… Может, технически будет невозможно.
      – Как это? – удивилась Олеся.
      – Например, печати у него не будет, или начальник, который подписывает разрешение, неожиданно куда-то уедет… Все может быть. Но, думаю, сегодня все будет нормально. Получу разрешение и увижу их.
      – А можно мы с вами поедем? – неожиданно спросила Оля.
      – Куда, к следователю, что ли? – улыбнулся я.
      – Нет, что вы! Мы вас около тюрьмы ждать будем.
      – Кстати, а где они сидят? – спросил я.
      – В Матросской Тишине.
      – В СИЗО номер один? – уточнил я.
      – Да, – кивнули девушки.
      – Но откуда вы знаете, сколько я пробуду у следователя?
      – Мы будем в машине, увидим, когда вы подъедете…
      – Хорошо, – согласился я, – так и сделаем.
      Я сел в машину и направился в сторону прокуратуры. «Интересно, что же это за отдел такой находится вне основного здания прокуратуры?» – думал я. Всю дорогу пытался как можно точнее вспомнить обстоятельства, при которых познакомился с Олегом. Следователь наверняка спросит об этом…
      А познакомились мы с ним примерно года два назад, через два дня после убийства знаменитого тележурналиста Владислава Листьева. Почему я это запомнил? Да потому, что тогда по Москве прокатился грандиозный милицейский шмон. Это громкое убийство наделало много шума. Полетели головы начальника московской милиции, главного прокурора города, многих других милицейских шишек. В город прибыли несколько подразделений ОМОНа из других городов, действовали СОБРы, в Москве усиленно проводились облавы и задержания. Хватали всех подряд.
      В тот день, я помню, у меня был суд в одном из районов Москвы. После окончания суда я решил пообедать в кафе. Выйдя из кафе, я увидел, что на колесах моего автомобиля красуется мощное блокировочное устройство – «каблук». В то время блокировка автомашин, припаркованных в запрещенных местах, была достаточно популярной. Я тут же подозвал блокираторов и потребовал, чтобы они немедленно сняли «каблук» с моей машины, сославшись на то, что это незаконно. Но блокираторы еще больше разозлились.
      – Если так, то мы сейчас вывезем вашу машину на штрафную стоянку. Слишком грамотный! – рявкнул один из них.
      Я настаивал на своем. Наконец один из качков махнул рукой. Я заметил, как из милицейской машины с надписью «ГАИ» неожиданно вылез толстый гаишник с круглым красным лицом. Он медленно подошел к моей машине, небрежно козырнул и, представившись, спросил:
      – В чем проблема?
      – Вот, – обратились блокираторы к нему, – права качает. Объясните ему!
      – Пожалуйста, ваши документы! – неожиданно потребовал гаишник.
      – А при чем тут мои документы?
      – А при том, что вы нарушаете правила дорожного движения – паркуете машину там, где есть запрещающий знак.
      – Ну и что? Я готов заплатить штраф. При чем здесь блокировка моего автомобиля? Это моя частная собственность, и никто не имеет права этого делать!
      Но гаишник не желал меня слушать.
      – Жалуйтесь куда хотите, – резко ответил он. – Права ваши мне придется задержать…
      – Вы не имеете на это права, – твердо ответил я.
      – Да я на все имею право! Я при исполнении! – нахально заявил гаишник.
      Еще минут десять-пятнадцать мы стояли и препирались. Я понимал, что гаишник и блокираторы действуют заодно, что отстаивать свои права бесполезно, поскольку другая сторона материально заинтересована. Впоследствии такую практику отменят, но тогда это было весьма актуально.
      Мне все же удалось «вытащить» свои права, заплатить минимальный штраф и сесть в свою машину. Но я был страшно зол – не столько на блокираторов, сколько на гаишника. Вот вам, – думал я, – и доблестная милиция, которая, как говорят, нас бережет!
      Через несколько минут я заметил, что меня догоняет «БМВ» семьсот пятидесятой модели – большой, красивый, а за ним мчится другая машина – черная «Волга». Впереди неожиданно тормозит машина ГАИ. «Волга» и гаишники блокируют «БМВ». Я резко затормозил, чуть не врезавшись в «Волгу» и остановившись в нескольких сантиметрах от нее.
      «Ну вот, – подумал, – приключения продолжаются!»
      Тем временем из черной «Волги» выскочили несколько мужчин и, быстро открыв двери «БМВ», стали вытаскивать из салона двоих ребят. Из машины ГАИ выскочили люди в пятнистой форме. Я понял, что это операция с участием ОМОНа.
      Вышел из машины взглянуть, не задел ли передком «Волгу».
      – Что уставился? – неожиданно обратился ко мне один из людей в штатском. – Проезжай!
      Вероятно, эти слова и послужили искрой, вновь разжегшей во мне унявшуюся было злость от общения с гаишником и блокираторами.
      – Что вы себе позволяете? – резко спросил я. – Что значит «проезжай»? Вы меня подрезали, чуть не совершили ДТП и говорите «проезжай»?! Я, между прочим, адвокат, и вы не имеете права так разговаривать со мной!
      Перевел взгляд на «БМВ». Два парня стояли над капотом автомобиля, низко наклонившись и расставив широко руки и ноги. Их обыскивали. Вдруг один из них, поздоровее, – как я узнал после, это был Олег, – услышав слово «адвокат», неожиданно громко обратился ко мне:
      – Товарищ адвокат, вы мне нужны! Сейчас происходит незаконное задержание, и, вероятно, мне подбросят оружие. Я прошу вашего присутствия!
      Я растерялся, не ожидая такого поворота событий. Хотел было ответить, что сейчас не «при исполнении», но, увидев перед собой ухмыляющихся оперативников и вспомнив столь же наглую рожу гаишника, неожиданно для самого себя изменил решение.
      – Да, пожалуйста! – Достал из левого кармана адвокатское удостоверение и протянул его одному из оперативников. – Я адвокат и хочу представлять интересы этого человека.
      Оперативники опешили от неожиданности. Один из них попытался отклонить мою помощь:
      – Мы только что задержали опасного преступника и не обязаны с вами разговаривать…
      – Как это не обязаны? Существует закон адвокатуры, существует Конституция, в конце концов! Она гласит, что каждый человек имеет право на защиту. Вот только что человек… – Я показал рукой в сторону Олега и обратился к нему: – Кстати, как ваша фамилия?
      – Олег Негобин, – ответил тот.
      – Вот, Олег Негобин обратился ко мне за помощью, и я обязан оказать ему эту помощь.
      Оперативники замешкались.
      – Хорошо, если вы на самом деле адвокат, – а мы это проверим, – оказывайте ему помощь.
      – На каком основании вы его задержали? – спросил я.
      – Мы его не задержали, мы просто досматриваем его машину, – ответил один из оперативников. – Кстати, возможно, сейчас мы найдем в этой машине оружие.
      – Интересно, – улыбнулся я, – каким это образом вы, не зная, что у него находится в машине, можете утверждать, что найдете там оружие? Значит, вы уже знаете, что там именно оружие? Или, может быть, вы сами собираетесь подкинуть ему это оружие? – перешел я в наступление.
      Тем временем два оперативника достали из-под заднего сиденья сверток и развернули его. Там действительно было два пистолета.
      – Вот видите, – обратились они ко мне, – так и есть, в машине оружие.
      – Ну и что дальше? – спокойно ответил я.
      – Хорошо, – сказал оперативник, – здесь мы разговаривать не будем, а поедем в отделение милиции и там спокойно поговорим.
      Мы сели в машины. На Олега и его попутчика надели наручники. Все направились в ближайшее отделение милиции.
      По дороге милиционеры попытались оторваться от меня. Им это удалось, и поэтому я приехал в отделение позже них. К тому времени они уже успели «обработать» Олега и его попутчика, оторвав куски от их рубашек, как потом мне рассказывал Олег, смазав их из специальной масленки, которая стояла на подоконнике, и отправили лоскуты на экспертизу, чтобы доказать, что на одежде задержанных обнаружены следы ношения оружия.
      Впоследствии в течение двух дней я сумел полностью снять с Олега обвинение в незаконном ношении оружия. Я доказал, что сотрудники милиции допустили ряд процессуальных нарушений – не были приглашены понятые, не был правильно оформлен акт изъятия оружия, экспертиза, которую проводили в отношении пятен оружейного масла, показала, что пятна не соответствуют тому виду оружия, которое было изъято у Олега, и, наконец, была выработана версия, по которой оружие Олегу подкинули оперативники. Через два дня прокуратура отказала в подписании санкции на арест Олега.
      На следующий день мы встретились с ним в ресторане, куда он пригласил меня. Олег попросил, чтобы я иногда помогал ему в подобных ситуациях. Он представился коммерсантом.
      Чуть позже я начал помогать и его знакомым, землякам из его города, которых время от времени задерживали – кого за оружие, кого по каким-то еще причинам. Но Олег обосновывал это тем, что он как бы опекает всех своих земляков, находящихся в Москве, и они обращаются к нему за помощью…
      Тогда я не стал вникать в то, кем на самом деле являлся Олег. Да и зачем мне это было нужно? Главное – он платил деньги, а я выполнял свои адвокатские обязанности.
      Самого Олега впоследствии никогда не задерживали. И сейчас, когда его задержали, да не кто-нибудь, а Московская городская прокуратура, для меня это стало полнейшей неожиданностью.
      …Наконец я подъехал к четырехэтажному зданию красного цвета на Ново-Басманной улице. Поставив машину у подъезда, вышел из нее и увидел на дверях вывеску «Московская городская прокуратура. Отдел по борьбе с бандитизмом и убийствами». «Вот это да, – подумал я, – попал я в ситуацию! Хорошенькое место, нечего сказать!» Открыв дверь, я вошел внутрь. Сразу же у дверей за столиком сидел милиционер, который вопросительно взглянул на меня. Я достал свое удостоверение и показал ему:
      – Мне к следователю такому-то, – сказал я.
      – Сейчас я позвоню, все уточню, – ответил милиционер. Он взял мое удостоверение, сверил его с записями в книге, нашел там мою фамилию, потом набрал номер телефона:
      – К вам пришли.
      И обратился ко мне:
      – Сейчас он спустится.
      Действительно, минуты через три появился мужчина лет тридцати пяти – тридцати восьми, худощавый, в твидовом пиджаке. Он взял мое удостоверение и сказал не поздоровавшись:
      – Пройдемте.
      Через несколько минут мы входили в его кабинет. Он был необычным. Кабинет представлял собой комнату метров двадцать, где стояли два письменных стола. На одном стоял компьютер, были навалены бумаги. На другом столе – видеомонитор, видеомагнитофон, рядом на полу валялись сумки, из которых торчали автоматы, пистолеты. На каждом виднелся ярлык с номером и печатью.
      – Не много ли оружия для одного, товарищ следователь? – первым нарушил я тишину, решив пошутить.
      – А это не мое оружие, – спокойно ответил следователь. – Это оружие ваших подопечных.
      Я не ожидал такого ответа.
      – Что значит моих подопечных? У двух человек столько оружия?
      – Нет. Это оружие банды, которую они возглавляли.
      Вскоре в кабинет вошли три человека. Один был постарше – лет пятидесяти, в темном костюме, светлой рубашке с галстуком. Двое других, видимо, только что прибыли с улицы, оба в меховых куртках, на головах темные вязаные шапочки. Кивнув следователю, двое в куртках сели на стулья и уставились на меня. Мужчина постарше подошел к столу и сел рядом со следователем.
      – А мы вас ждали, – неожиданно обратился он ко мне.
      – В каком смысле? – спросил я.
      – Ждали, что вы приедете в ближайшее время. Вы же по Олегу Негобину?
      – Да, – подтвердил я.
      – А мы думали – кто из адвокатов приедет его защищать? Решили, что скорее всего это будете вы. И оказались правы. Можно узнать, кто вас пригласил для защиты? – продолжил мужчина.
      Я стал лихорадочно просчитывать, стоит ли мне говорить о том, что меня пригласила Олеся. Но ведь Олеся – его родственница, это не его сообщник… Почему бы и не сказать?
      – Вообще-то я не обязан сообщать, – медленно ответил я, – кто приглашает меня в конкретное дело…
      – Но все же – кто вас пригласил?
      Я прекрасно понимал, что если не скажу, кто пригласил меня, то вряд ли добьюсь разрешения на встречу с Олегом сегодня, да и в ближайшие дни тоже. Всегда, если того захотеть, можно найти какой-то повод для отказа…
      – Предположим, меня пригласила его жена.
      – Олеся?
      – Она, – кивнул я.
      – А вы ни с кем из его друзей не встречались? – неожиданно вступил в разговор мужчина в куртке.
      – А вы кто? – спросил я.
      – Мы? – недоуменно посмотрели на меня ребята.
      – Это оперативные работники, оказывают поддержку в нашем уголовном деле, – ответил на вопрос следователь.
      – Наверное, из РУОПа или из МУРа? – спросил я.
      – Почему же оттуда? Может, мы из ФСБ? – сказал один из оперативников. – Дело-то громкое…
      – Какое дело? – переспросил я.
      – Как же! Ваш клиент, Олег Негобин, и его друг Андрей Зеленов обвиняются в бандитизме, точнее, в руководстве бандитским формированием, в убийствах, в ряде заказных убийств… Кстати, знаете, сколько эпизодов по делу?
      – Сколько же? – поинтересовался я.
      – Около сорока.
      – Да еще каких людей! – добавил другой оперативник. – Они и вам хорошо известны, так как были вашими потенциальными клиентами.
      – Вы хотите сказать – из криминального мира? – уточнил я.
      – Да. Даже не просто из криминального мира, а из его элиты! Смотрите, – он подошел к столу и взял лежащий там листок бумаги. – В порядке исключения, зная ваше рвение и имея информацию о вас, мы даем вам возможность почитать показания, данные сообщниками Олега и Андрея на своих «хозяев».
      Я взял листок. Там было написано «Допрос». Какой-то парнишка признавался, что Олег и Андрей являлись лидерами преступной группировки, на счету которой большое количество заказных убийств, включая убийства коммерсантов, банкиров, а также воров в законе и криминальных авторитетов.
      От перечня фамилий мне стало не по себе. Имена и в самом деле были громкие. Криминальные авторитеты были действующими, за каждым из них стояли свои собственные бригады, которые скорее всего должны были мстить за эти убийства.
      – Теперь вы понимаете, куда попали? – нарушил тишину мужчина в костюме. – Может, не следует вам ввязываться в это дело? Оно будет опасным для вас…
      – В каком смысле? – не понял я.
      – Ведь друзья погибших посчитают за честь отомстить… Можете попасть под горячую руку и вы.
      Я понимал, что слова работника прокуратуры – не пустая угроза, не попытка запугать меня, а вполне реальная действительность. Мне стало не по себе. Комок подступил к горлу…
      – Нет, – сказал я, – так я не могу. Давайте я хотя бы начну, встречусь с ним пару раз, а там уже решу. Если он от меня откажется, я выйду из дела.
      – От вас он не откажется, – подал голос второй оперативник. – Вы ему как бог нужны! Когда мы его задерживали, его первые слова, еще у трапа самолета, были о том, чтобы именно вы и были его адвокатом.
      Поборов растерянность, я махнул рукой:
      – Какая разница, кто будет адвокатом – я, Иванов, Петров, Сидоров, – адвокат ему все равно положен.
      – Конечно, это так, – согласились оперативники.
      – Значит, из ваших слов следует, – подытожил мужчина в костюме, – что вы настаиваете на том, чтобы быть защитником Олега Негобина и Андрея Зеленова?
      – Да, – кивнул я головой. – По крайней мере, на первое время.
      – Вольному воля. – Мужчина обратился к следователю: – Выписывай разрешение на встречу!
      – Да, сразу хотим предупредить, – поднялся со стула один из оперативников. – Поскольку у них большие проблемы с криминальным миром, как вы сами, наверное, понимаете, из-за убийств таких известных авторитетных людей, то нами предприняты определенные меры безопасности. Они помещены на «спец» – в специальный корпус СИЗО для особо опасных преступников. Такая мера продиктована лишь интересами их собственной безопасности. В общей камере они бы и пяти минут не прожили.
      – Понимаю, – согласился я. – Но, может, обвинения все же ложные или ошибочные? Может, они вовсе не причастны к этим убийствам и к руководству структурой, в чем вы пытаетесь их обвинить?
      Все присутствующие заулыбались.
      – Конечно, конечно, – согласился следователь, – это вы будете говорить на суде.
      – Если они доживут до суда, – добавил один из оперативников.
      От этих слов мне вновь стало не по себе…
      Минут через десять я вышел из отдела прокуратуры, держа в руках разрешение на встречу со своими клиентами, сел в машину и направился в сторону Сокольников, на улицу Матросская Тишина, где находится знаменитый следственный изолятор номер один.
      Всю дорогу я думал только об одном – о мрачной перспективе уголовного дела, в которое я, можно сказать без преувеличения, влип.
      Перед входом в изолятор я заметил новенький «БМВ-320». Мне помигали фарами. Я остановил машину и вышел. Из «БМВ» выскочили две девушки. Это были Оля и Олеся.
      – Ну что? – подбежали они ко мне. – Вы получили разрешение на встречу?
      – Да, получил.
      – Вы чем-то расстроены? – спросила Олеся.
      – В общем, да.
      – Надеюсь, вы понимаете, что ко всему, в чем его обвиняют, он никакого отношения не имеет?
      – Хотелось бы верить, – кивнул я. – Вы будете меня ждать?
      – Конечно!
      – А что передать от вас?
      – Передайте что мы ждем, надеемся, любим! – сказала Олеся. – Посмотрите, как они там…
      – Хорошо. – Я кивнул им и прошел в здание изолятора.
      Через несколько минут поднялся на четвертый этаж, затем еще на два этажа выше. На шестом и находился специальный изолятор номер четыре. На самом деле это был спецкорпус следственного изолятора Матросская Тишина. В нем и содержались наиболее опасные преступники. Все камеры были малозаселенными, не более восьми-двенадцати человек. Общие камеры здесь вообще отсутствовали – это я знал еще по прошлым делам.
      Я протянул контролеру свое удостоверение, разрешение следователя на встречу с клиентом и заполненный листок вызова заключенного на беседу. Женщина-контролер молча взяла листок, внимательно оглядела меня:
      – Подождите немного в коридоре.
      Я вышел в коридор и, ожидая вызова, стал осматривать стены вокруг. Обычные казенные стены, выкрашенные в зеленый цвет. Но спецкорпус в отличие от других помещений был почище. Вероятно, недавно здесь был ремонт.
      Минут через двадцать открылось окошко, и контролер, назвав мою фамилию, произнесла:
      – Вы можете пройти.
      Я подошел к металлическим решетчатым дверям. Щелкнул кодовый замок. Я вошел, дверь за мной тут же вновь захлопнулась. Я нажал на кнопку – открылась вторая дверь. Я видел, что над дверями установлены телевизионные мониторы. Да, строго здесь!
      Я вошел в рабочий коридор, где было четыре кабинета слева и четыре справа. Не густо.
      Все двери, кроме одной, были открыты. Значит, все остальные кабинеты пусты. Около закрытой двери стояли контролеры. В руках у одного из них был листок бумаги.
      – Вы такой-то? – назвал он мою фамилию.
      – Да.
      – Проходите вот в этот кабинет. Арестованный находится здесь.
      Я прошел в кабинет. Контролер тут же закрыл за мной дверь на ключ. Таким образом, мы оказались запертыми внутри.
      За столом сидел Олег. Я подошел к нему. Он поднял голову, узнал меня и улыбнулся. Но улыбка его была очень грустной. Он привстал. Я протянул ему руку.
      – Ну как ты тут? – спросил я.
      – Ничего, – ответил Олег, – слава богу… Как у вас дела?
      – Да все дела сейчас с тобой связаны. Видал, в чем тебя обвиняют?
      – Я честный бизнесмен, – сказал Олег, – и занимаюсь предпринимательской деятельностью. А то, что я оказывал ребятам в чем-то помощь и содействие, не значит, что я руководил этой бандой!
      – Но, понимаешь, я был у следователя, и там есть показания…
      – Показания они могут выбить у кого угодно и какие угодно!
      – А оружие?
      – Я не знаю, чем занимались эти ребята, – ответил Олег. – Но к этому, я еще раз повторяю, никакого отношения не имею.
      – Хорошо. Значит, будем строить твою защиту в полном отказе?
      – Конечно, – отозвался Олег. – А как там наши девушки?
      – Видел твою жену. Все нормально, на «БМВ» ездит… А как у тебя?
      – Да пока ничего. Но здесь обстановка накалена.
      – Что такое? – насторожился я.
      – Да по тюрьме малява прошла, воры направили, якобы о смертном приговоре, который мне вынесли.
      – Что теперь будешь делать?
      – Пока сижу на «спецу», – произнес Олег, подняв голову к потолку и показывая, что там стоят прослушивающие аппараты и видеокамеры, – мне никакая опасность не грозит. – И, неожиданно сделав быстрое движение, наклонился ко мне: – Вам нужно срочно связаться с одним коммерсантом. Запишите его телефон.
      Я взял ручку и стал записывать.
      – Зовут его Алексей, – продолжал еле слышно Олег, – а потом – еще с одним человеком, Борисом Петровичем. Он…
      Тут неожиданно открылась дверь. В кабинет вошли двое сотрудников. Один с погонами капитана, второй – в темно-зеленой камуфляжной форме.
      – Здесь такое дело, – произнес капитан, – вы не могли бы перейти в другой кабинет? А то нам тут надо срочно провести ремонтные работы.
      Олег, заулыбавшись, откинулся на спинку стула:
      – Что, батарейки в подслушивающем устройстве сели? Поменять надо?
      – Зачем нам переходить? – спросил я. – Мы ведь скоро заканчиваем. Пожалуйста, ремонтируйте после нашего ухода.
      Капитан с оперативником, помявшись несколько секунд, молча вышли и закрыли за собой дверь.
      – Так вот, – продолжил Олег, наклонившись ко мне, – Борис Петрович – он… короче, он оттуда, – Олег похлопал себя рукой по плечу, намекнув на погоны. – Он должен помочь. Встретьтесь с ним, разъясните ситуацию. Пусть напряжет свои связи. Я должен выйти отсюда во что бы то ни стало! Да, и скажите Алексею и Борису Петровичу, что, если они ничего не сделают, тогда я… Впрочем, они и так все поймут, – махнул рукой Олег, – ничего говорить не надо.
      Я еще раз внимательно взглянул на Олега. Крупное телосложение, рост около ста семидесяти пяти сантиметров, мощные плечи говорили о том, что он раньше занимался спортом.
      – Когда придете? Завтра можете? – спросил меня Олег.
      – Боюсь, что не успею, – сказал я так же шепотом, – ведь надо будет встречи провести…
      – Но послезавтра вы придете?
      – Постараюсь.
      – Будьте осторожны! – сказал мне Олег шепотом. И громко, взглянув на потолок: – Ну все, на этом сегодня закончим. Вызывайте конвоира. – И снова шепотом: – Я очень прошу вас сделать то, о чем я говорил.
      Пришел конвоир и забрал Олега. Я обратил внимание, что, прежде чем вывести из кабинета, на Олега надели наручники. А на листке выдачи заключенного стояла жирная поперечная красная полоса. Такая полоска означает: «Склонен к побегу».
      «Интересно, кто же отсюда убежит? – подумал я. – Из таких-то стен!»
      Вскоре я получил обратно свое удостоверение и стал спускаться вниз. Вдруг на лестнице, перед самым выходом из изолятора, я увидел двоих знакомых оперативников в кожаных куртках.
      – Ну как? – спросил меня один из них. – Как прошла встреча?
      – Нормально.
      – Как настроение? Какие планы?
      – У кого? – не понял я.
      – У него.
      – Вам виднее… Вы же его там круглые сутки наблюдаете, – подколол их я.
      – Не передумали быть его адвокатом? – неожиданно спросил другой.
      – Пока еще нет.
      – Смотрите, будьте осторожны!
      – Это угроза?
      – Нет, наоборот, предостережение. Возьмите номер нашего телефона…
      – А зачем он мне?
      – Ну мало ли что… Может, братва на вас «наедет», может, еще что случится… Поможем, – оперативник протянул мне листок с записанным телефоном.
      Я молча положил листок в карман и вышел. Оглянувшись, увидел, что никакого «БМВ» с девушками возле здания не было. Неужели уехали? Нет, они не могли! Значит, что-то случилось. Может, оперативники их задержали?
      Я осмотрелся внимательнее, подошел к своей машине, сел и медленно тронулся. Неожиданно заметил, что одновременно со мной тронулась с места черная «девятка» с тонированными стеклами. Я поехал вперед с маленькой скоростью. «Девятка» также шла медленно. Свернул направо – «девятка» за мной. Потом я перестроился в левый ряд, повернул налево и поехал в обратную сторону – то же самое проделала и «девятка».
      «Странно, – подумал я. – Слежка достаточно откровенная. Зачем, почему? Кто меня "ведет" – погоны или братва?»
      Вскоре мне удалось уйти от «девятки». Но когда я подъехал к дому, то увидел, что во дворе, почти у самого моего подъезда, стоит серая «Волга». Стекла были также тонированными. В машине сидели два человека. Это было видно по огонькам сигарет. Прекрасно зная все машины нашего двора, я понял, что эта машина – чужая. «Может быть, у страха глаза велики? – подумал я. – Может, не по мою душу? Мало ли кого ждут… А может, и ко мне…»

      Я прекрасно понимал, что следующим звеном в том, чтобы как-то повлиять на Олега, могу оказаться я. Но что ж делать? Надо срочно встречаться с коммерсантом!
      Я спустился к телефону-автомату, набрал номер коммерсанта. Мобильный не отвечал – хорошо поставленный женский голос сообщал, что абонент находится вне зоны досягаемости. Я позвонил ему в офис. Секретарша записала мою фамилию, телефон и пообещала, что как только Алексей Николаевич вернется, обязательно мне перезвонит. Но до конца дня никакого звонка от него я так и не дождался.
      Тогда я вновь позвонил в офис.
      – Разве он вам не звонил? – удивилась секретарша. – Он был, записал ваш телефон, уехал снова.
      Вечером раздался звонок.
      – Вы меня искали? – услышал я мужской голос. Это был коммерсант.
      – Да. Нам с вами надо встретиться.
      – По какому вопросу? – насторожился коммерсант.
      – По вопросу вашего близкого знакомого.
      – Кого?
      – Олега Николаевича.
      – Какого Олега Николаевича?
      – Который сейчас находится в больнице. – Это был намек на содержание Олега в тюрьме.
      – Понял, – коротко ответил коммерсант. – Давайте встретимся.
      – Где вам удобнее?
      – Знаете ресторан «Метрополь»?
      – Конечно.
      – При входе, в семь часов.
      – Как я вас узнаю? – спросил я.
      – Я вас сам найду, – ответил Алексей. – Я вас видел раньше.
      Ровно в семь я был у входа в «Метрополь». Вскоре подъехал «Мерседес-500» и джип «Гранд Чероки». Из «Мерседеса» вышел мужчина высокого роста, с темными волосами, в темном пальто. Из джипа появились двое мужчин, вероятно, его охранники. Мужчина подошел ко мне, протянул руку:
      – Здравствуйте.
      – Здравствуйте, – ответил я.
      – Пойдемте, спокойно поговорим, – сказал коммерсант.
      Мы вошли в ресторан, пересекли большой зал, где располагалось казино, и вошли в бар, примыкавший к игровому залу. Коммерсант кивнул головой, и девушка, стоявшая за стойкой, тут же стала наливать какие-то напитки. Было ясно, что коммерсант неоднократно бывал в этом ночном клубе и, в частности, в этом баре.
      Я старался рассмотреть коммерсанта. На вид ему было около тридцати лет. Он был высокого роста, темные густые волосы, лицо достаточно симпатичное. На руке – массивные золотые часы. На пальце левой руки – большой перстень. Он был одет в темный костюм, белую рубашку. В глазах – испуг.
      Я знал, что вместе со своим партнером Павлом коммерсант в конце 1993 года одним из первых создал ночной клуб, расположенный на Красной Пресне. Ночной клуб был достаточно прибыльным заведением, так как в то время в Москве еще не было ночных клубов. Поэтому в основном там тусовались коммерсанты и братва. Прибыль от ночного клуба поступала большая. Первоначально на роль «крыши» над клубом претендовали два авторитетных лидера криминального мира – небезызвестный Сильвестр и не менее известный вор в законе Глобус. Каждый из них пытался стать первым. Между ними возник конфликт. Тогда ходили слухи, что для ликвидации Глобуса Сильвестр пригласил курганскую группировку, которая после и устранила Глобуса. Затем в столице прогремело несколько выстрелов, в результате которых погибли представители обеих враждующих сторон. И, наконец, клуб полностью перешел под опеку Сильвестра.
      Но эта опека оказалась недолгой. Спустя год при таинственных обстоятельствах взрывается «шестисотый» «Мерседес», в котором находился Сильвестр. После этого распространились слухи, что именно курганская группировка взяла на себя роль «крыши» ночного клуба.
      Теперь у меня возникла мысль – а может, Олег действительно относился к этой преступной группировке? Может даже, он был ее лидером? Не случайно он послал меня к этому коммерсанту и просит, вернее, даже требует его помощи.
      Но мои размышления прервал коммерсант.
      – Как он там себя чувствует? – неуверенно спросил он.
      – В каком смысле?
      – Его никто не беспокоит, не «наезжает»?
      – Вроде нет, – пожав плечами, ответил я.
      – Слухи разные ходят…
      – Да, я слышал, – подтвердил я, имея в виду записку с приговором Олегу. – Нет, пока никто не беспокоит. И он по-прежнему рассчитывает на вашу помощь.
      – Но чем же я могу помочь ему? – спросил коммерсант.
      – Не знаю, что он имел в виду, но сказал, что вы обязаны помочь, – уточнил я.
      – Я даже не могу собрать сейчас деньги, – стал торопливо оправдываться коммерсант. – Ночной клуб закрыт на ремонт, мы проводим реорганизацию ряда магазинов, неподалеку, на Красной Пресне…
      Но я пожал плечами, дав понять, что это его проблемы.
      – Хорошо, буду думать, – помедлив, решил коммерсант. – Давайте договоримся… – Он встал, давая понять, что разговор закончен. – Можете подъехать завтра ко мне в офис? – Протянул мне визитную карточку, на которой был адрес офиса. – Часов в одиннадцать. Мы там спокойно побеседуем. А я к тому времени постараюсь подумать, чем и как смогу помочь. Хорошо?
      – Хорошо, – я пожал ему руку на прощание.
      Вернувшись домой, стал думать, как быть дальше. Встретиться с человеком по имени Борис Петрович, о котором говорил мне Олег, я решил только после окончательного разговора с коммерсантом. Если он откажет мне или я почувствую, что его помощь будет неэффективной, тогда уж обращусь к Борису Петровичу. Зачем беспокоить сразу двоих? Может, коммерсант все решит сам.
      На следующий день ровно в одиннадцать часов я подъехал к офису коммерсанта. Офис находился в большом киноконцертном зале, на третьем этаже. Поднявшись на лифте, я оказался в просторном вестибюле, где около тумбочки сидел довольно плотный охранник. На двери была вывеска с названием ночного клуба. Я назвал себя.
      – Минуточку, – сказал охранник, – сейчас уточню.
      Он набрал номер телефона.
      – Здесь к Алексею Николаевичу пришел посетитель, – и охранник назвал мою фамилию. И обратился ко мне: – Сейчас за вами подойдут.
      Через несколько минут появился не менее упитанный мужчина и предложил пройти с ним.
      Мы долго шли по длинному коридору с закрытыми дверями. На некоторых висели таблички с надписями. Наконец вошли в большую зеркальную приемную с искусственными пальмами и еще какими-то зелеными растениями. Массивная итальянская дверь была приоткрыта. Я увидел просторный кабинет, выдержанный в белых тонах, с очень красивой и дорогой итальянской мебелью.
      За столом сидел коммерсант. Он поднялся и пожал мне руку.
      – Ну как дела? – вопросительно взглянул на меня.
      – К Олегу Николаевичу я сегодня не ходил, – ответил я.
      – Как, вы еще у него не были?
      – А какой смысл мне идти к нему, если я не получил никакого ответа от вас?
      – Да, конечно, вы правы… Я переговорил со своими новыми партнерами, обрисовал ситуацию. Думаю, что мы поможем Олегу Николаевичу, но не сразу.
      – Как это не сразу?
      – Понимаете, требуется какое-то время, чтобы собрать сумму денег или использовать связи, которые мы имеем. Если можно, передайте, пожалуйста, ему, что никто его не забыл, все о нем думают, жалеют и обязательно окажут помощь. Но – не сразу. Понимаете, – он вновь стал повторять вчерашние слова, – клуб находится на ремонте, реконструкция магазинов требует…
      Неожиданно разговор был прерван. В кабинет вошел возбужденный охранник и, обращаясь к коммерсанту, сказал:
      – Алексей Николаевич, к вам тут гости!
      – Кто? – испуганно спросил Алексей, встав из-за стола.
      – Ну, эти, вчерашние…
      – Я же сказал не пускать их!
      – Но они…
      В дверях появились три крупных парня в темных костюмах, с короткими стрижками. Уверенно подошли к столу и спокойно расселись по стульям. Один из них протянул Алексею руку.
      – Ну как дела, Николаич? Как наше предложение? Не подумал еще об этом?
      – Ребята, – испуганно канючил коммерсант, – я же вам вчера все объяснил…
      – Говори конкретно, чего тянуть! Понял ситуацию? Понял, какой расклад? Кто твоя «крыша»? Назови, – давил один из пришедших.
      Алексей бросил взгляд на меня. Я понял, что это новая «крыша», заявившая о себе. На меня никто из пришедших внимания не обращал.
      – Ну что? Мы ждем конкретного ответа. Говори! – повысил голос пришедший.
      Тут коммерсант, взглянув в мою сторону и поняв, что я являюсь его палочкой-выручалочкой, неожиданно перевел стрелки:
      – Да вот, кстати, и адвокат Олега Негобина, – и указал на меня.
      Я почувствовал, как меня начали сверлить холодные, враждебные взгляды троих посетителей. Ясно было – это враги Олега. От неожиданности они замолчали. Через несколько секунд один из них с улыбкой спросил:
      – А что, разве он еще жив?
      Опять комок подступил к моему горлу…
      – Ну что, Леша, – обращаясь к коммерсанту и поднимаясь со стула, проговорил один из гостей, – даем тебе еще срок. Завтра мы к тебе подъедем. Только, пожалуйста, не прячься от нас, не создавай нам, да и себе, геморрой!
      – Пойдем поговорим с адвокатом! – произнес другой.
      Я молча встал. «Ну вот, – подумал, – и попал я в новую переделку!»
      Мы вышли из здания. Я увидел перед входом «шестисотый» «Мерседес», рядом – еще две машины. Вероятно, охрана.
      – Ну что, адвокат, как зовут-то? – обратился ко мне один из троицы.
      Я назвал свое имя и спросил:
      – А вы кто?
      – Мы-то? – Все ехидно улыбнулись. – А мы – «крестники» твоего клиента!
      Я понял, что это враждующая группировка. В Москве ее называли центральной бригадой. До недавнего времени ею руководили два вора в законе, по слухам, убитые курганской группировкой.
      – Ну что, как он сидит-то? Нормально?
      – Нормально.
      – А где он сидит?
      – Вы же знаете где, – попытался перейти в наступление я.
      – Мы-то знаем. На «спецу», что ли?
      – Да, на «спецу».
      – А в какой камере?
      – Я не знаю.
      – Да ладно! – ухмыльнулся парень.
      – Я ж не в камере с ним встречаюсь. Есть специальные следственные кабинеты, его туда приводят. А в какой камере сидит, мне никто не докладывает.
      – Ладно. Как думаешь, какая перспектива дела? Сможешь его вытащить?
      Я пожал плечами:
      – Кто знает…
      – Слушай, – хлопнул меня по плечу парень, – вытащи нам его на волю!
      – Мы тебе бабок хороших подкинем! – неожиданно добавил его спутник.
      Я понял, для чего им нужно вытащить на волю Олега – чтобы тут рассчитаться с ним.
      – Я постараюсь, конечно…
      – Вот-вот, постарайся! Ты бы свой телефончик нам оставил…
      – Зачем? – спросил я.
      – Ну, мало ли, на всякий случай… Чтобы тебя по Москве не искать. Могут вопросы быть…
      – К кому? – не понял я.
      – Ну, к нему, к тебе… Должок у твоего клиента – большой список. Рассчитаться бы надо. Что он об этом думает?
      – Я не знаю, не говорил с ним об этом.
      – А ты поговори! А мы тебя в ближайшее время найдем… Да, еще. А чего ты к этому зарулил? – Парень кивнул в сторону клуба.
      – Я? По делам.
      – Какие еще дела? Денег, что ли, просил? Так вот, слушай и передай своему клиенту. Здесь наши деньги, понял? Наше лавэ. И мы больше ничего никому не отдадим. И к нему больше не ходи. Понял нас?
      Я молча кивнул головой.
      – Ну все, бывай, защитник! – сказали неизвестные, усаживаясь в «Мерседес». Машина резко тронулась.
      «Ну вот, – подумал я, – попал в ситуацию! Теперь думай, что дальше будет…»
      Я понял, что вариант с коммерсантом полностью отпадает. Даже если коммерсант и согласится помогать, новая «крыша» не позволит ему этого.
      Я подошел к телефону-автомату, быстро набрал номер Бориса Петровича. По намеку Олега, Борис Петрович имел отношение к каким-то спецслужбам, явно не милицейским. Я послал ему на пейджер зашифрованное сообщение: «Борис Петрович, прошу позвонить по просьбе Олега Николаевича», и оставил свой номер мобильного телефона. Буквально через минуту прозвучал звонок.
      – Алло! – раздался басовитый мужской голос. – Это Борис Петрович. С кем я говорю?
      Я назвал себя, сказал, что являюсь адвокатом Олега Негобина.
      – Как он там? – спросил Борис Петрович.
      – Нормально. Очень рассчитывает…
      – Не надо говорить, – прервал меня Борис Петрович. – Давайте встретимся лично.
      – Где?
      – Скверик у Большого театра знаете?
      – Знаю.
      – Садитесь на лавочку. В восемь часов вечера к вам подойдут.
      – Как вы меня найдете?
      – Опишите себя…
      В восемь вечера я сидел на лавочке в сквере. По слухам, здесь всегда встречались представители так называемых секс-меньшинств. Но, вероятно, те времена прошли, и лиц, похожих на принадлежащих к этим группам, я не заметил. Ровно в восемь ко мне подошел паренек и назвал мое имя и отчество.
      – Это я.
      – Вас ждут вон в той машине.
      Я подошел к машине. Это была черная «Волга» с затемненными стеклами. Водитель открыл переднюю дверцу и пригласил садиться. Я сел. Тут же водитель вышел из машины.
      – Только не оборачивайтесь, – раздался голос с заднего сиденья. Это был Борис Петрович. – Я вас слушаю.
      – Я адвокат Олега.
      – Я понял. Что случилось? Он жив?
      – Да, жив, все нормально. Очень рассчитывает на вашу помощь. Более того, он настолько рассчитывает на вашу помощь, что сказал, что если вы по каким-то причинам помощи ему не окажете, то он…
      – Что, угрожать, что ли, мне будет? – закончил фразу Борис Петрович.
      – Так он не говорил, но сказал, что не сможет больше держать в тайне ту информацию, которая у него есть.
      – Понятно, – хорошо поставленным властным басом сказал Борис Петрович.
      – Что ему передать?
      – Привет, – коротко ответил Борис Петрович.
      – Но… вы как-то можете ему помочь? Ему стоит рассчитывать на это? – Я осторожно подбирал слова.
      – Об этом он сам узнает.
      – Каким образом?
      – Это уже мои проблемы. Ну ладно, счастливо вам! Да, – остановил он меня, – вы больше мне по этому телефону не звоните. Если что – я сам вас найду.
      Я молча вышел из машины. Водитель сразу сел за руль, и машина рванула с места. Так исчез в неизвестности таинственный Борис Петрович, не ответив мне ни «да», ни «нет»…
      Я прошел несколько кварталов до своей машины, сел в нее и поехал домой.
      Недалеко от подъезда своего дома я вновь заметил знакомую серую «Волгу» с затемненными стеклами. Сегодня в салоне никто не курил. Двигатель был выключен. Не рискуя подходить к машине, я поднялся в квартиру, тут же набрал номер Ольги. Там никто не отвечал. Вероятно, она уехала. А завтра нужно идти к Олегу… Что я ему отвечу? За два дня работы я попал в поле зрения конкурирующей враждебной группировки, встречи с коммерсантом и с Борисом Петровичем окончились нулевым результатом, исчезла Ольга… Начались недвусмысленные намеки и угрозы… …С тяжелым чувством я поднялся на шестой этаж изолятора, написал требование о вызове своего клиента и передал листок контролеру. Я обратил внимание, что после того, как женщина-контролер получила мое требование и я отошел в сторону, приготовившись ждать, она позвонила куда-то по телефону. «Наверное, оперов вызывает, – подумал я. – А может, и нет…»
      Прошло некоторое время. Меня вызвали. Я вошел в кабинет. Олег уже сидел возле стола. На его лице был написан вопрос. Я чувствовал, что он в состоянии сильного нервного напряжения, ждет от меня ответа. Все вопросы, поставленные мне в прошлое посещение, для него были очень важны. Возможно, от моих сообщений зависела его дальнейшая жизнь. Но все мои сообщения были нерадостными для него.
      Я не знал, с чего начать… Решил с коммерсанта.
      Я долго рассказывал, как встретился с коммерсантом, какие у него проблемы, что появилась новая «крыша», и все время старался смотреть Олегу в лицо. У него заходили желваки на скулах. Видимо, ему было очень неприятно. Когда я рассказал о появлении новой «крыши», Олег, сплюнув, сказал:
      – Сволочи! Крысы! Знают, по какому месту меня ударить! А с Петровичем встречались? – перевел он разговор.
      – Встречался, – ответил я и стал подробно рассказывать о встрече с Борисом Петровичем и о том, как тот нагнал туману.
      – Мне кажется, это тоже отказ с его стороны, – осторожно предположил я. Но Олег улыбнулся:
      – Нет, все нормально. Это его стиль. Куда он денется! Слишком крупные карты у меня на руках! У него выхода нет, и он это прекрасно понимает. Я думаю, тут все будет нормально.
      – А что, – неожиданно спросил меня Олег, – окна кабинетов противоположной стороны выходят на улицу?
      Я кивнул.
      – А на какую улицу?
      – Наверное, на Матросскую Тишину, – предположил я неуверенно.
      Зачем он спросил меня об этом? Неужели собирается пилить решетки?
      Олег подошел к решеткам, подергал их рукой. Решетки были двойными – внутренняя и внешняя. Через несколько мгновений он повернулся ко мне, отошел от окна и сказал:
      – Жалко, что я сейчас повязан! Была б возможность выйти, я бы с ними разобрался!
      – Подожди, может, не так все плохо в конце концов!
      – Это верно, думаю, они пока ее не тронут, если им нужен я… Вернее, не я, а все мои бумаги, – сказал Олег. – Но в ближайшее время они, конечно, начнут что-то делать… Слушай, – он обратился ко мне на «ты», – давай организовывай мне освобождение через суд!
      Я оторопел от такого заявления.
      – Какое освобождение! На тебе такие серьезные статьи висят! Заказные убийства, руководство бандитами… Кто ж тебя освободит под подписку или под залог?!
      – Неважно, что не освободят. Главное – чтобы меня вывезли на суд, – твердо сказал Олег.
      Сердце мое екнуло. Неужели он что-то задумал?! Неужели будет попытка отбить его от конвоя, или он задумал побег?
      – Зачем? Тебя просто повезут пассажиром, и суд наверняка откажет тебе.
      – Послушайте, – Олег снова перешел на «вы», – вы – мой адвокат. Так защищайте меня. Я вижу, что единственный вариант моей защиты – это подать заявление в суд об изменении меры пресечения.
      – Хорошо, я это сделаю. Когда?
      – Да сегодня же и сделайте!
      – Хорошо. Приеду в консультацию, напишу заявление, завтра отвезу его в суд…
      – И постарайтесь договориться с судом, чтобы они как можно быстрее рассмотрели ваше заявление. И придите ко мне, скажите, когда будет суд.
      – Хорошо, я так и сделаю.
      – А я думаю, что здесь тоже придумаю что-нибудь, – и, наклонившись к моему уху, прошептал: – Если на вас выйдет кто-то из моих друзей, имейте в виду – условный знак: «Мы от Олега Николаевича». Поняли? Должно быть сказано именно в такой последовательности. Что касается других людей, знайте, что это не от меня.
      Я еще больше удивился – кто на меня может выйти на воле? Если у него остались сообщники…
      – Все, – сказал он, протягивая мне руку, – завтра приходите ко мне опять, скажете, на какой день назначен суд.
      – Я думаю, что завтра прийти к тебе не смогу, так как еще не буду знать, когда назначат суд, – ответил я. – Это минимум два-три дня…
      – Хорошо, через два-три дня. Но я очень прошу – подайте заявление в суд сегодня!
      – Хорошо.
      Я вызвал конвоира. Тот забрал Олега, и я стал спускаться вниз.
      Между вторым и третьим этажами я заметил, что навстречу мне идут оперативники. Мы поздоровались.
      – О, какие люди, да без охраны! – пошутили они.
      – Зачем мне здесь охрана? Мы же в тюрьме!
      – Как у вас дела?
      – Да пока все нормально.
      – Никто не обижает?
      – А кто должен меня обижать?
      – Мало ли… Кстати, никто на вас не выходил?
      – Кто на меня может выйти?
      – Ну, враги, друзья…
      – Вроде нет. Вам же виднее, – намекнул я на то, что за мной, вероятно, существует слежка.
      Они хитро улыбнулись.
      – А вы куда?
      – К вашему клиенту.
      – Позвольте, – запротестовал я, – вы не имеете права допрашивать его без меня!
      – А кто вам сказал, что мы хотим его допрашивать? Мы идем на беседу личного характера. Узнаем, за какую команду он болеет, какие у него увлечения… Думаем, что ваше присутствие вовсе необязательно.
      Тут я был бессилен. Процессуальный кодекс гарантирует присутствие адвоката только на допросе, но о такой форме разговора, как беседа, там ничего не говорится. Тут оперативники были полностью правы.
      Теперь я понял, кому звонила женщина-контролер. Она вызывала их. Значит, они идут либо снимать информацию, записанную в следственном кабинете на видео– или аудиоаппаратуру при нашей беседе, либо на профилактическую беседу.
      У меня есть конкретное задание, и мне нужно торопиться в суд. Я быстро сел в машину, доехал до консультации. Там составил на компьютере соответствующую жалобу об изменении меры пресечения подзащитному и снова поехал в Преображенский суд, куда следовало подать такую жалобу.
      Преображенский суд находился недалеко от Сокольников. Я быстро нашел канцелярию по уголовным делам и отдал свое заявление. Девушка, принявшая мое заявление, мило улыбнулась:
      – Оставьте, пожалуйста, ваши координаты, по которым с вами можно будет связаться.
      Я написал внизу заявления свой рабочий телефон консультации и на всякий случай номер мобильного.
      Через пару дней раздался звонок. Какой-то сотрудник суда попросил меня приехать к председателю завтра, в 16 часов, по поводу проведения суда по моему заявлению.
      Для меня это было странным. Я знал: существует такой порядок, что если адвокаты подают заявление об изменении меры пресечения своему клиенту, то назначается суд, и как можно быстрее – в течение трех-пяти дней, но никогда при этом не называют фамилии судьи. Судья определяется буквально за полчаса до начала заседания. Вероятно, все делалось для того, чтобы на этого судью не было оказано никакого воздействия.
      Когда я приехал в суд, то обратил внимание, что у входа в главное здание стояла знакомая серая «Волга» с тонированными стеклами.
      Я поднялся на второй этаж, где находился кабинет председателя суда, подошел к секретарю и назвал свою фамилию.
      – Да-да, – сказала она, – одну минуту, вас примут. – Она вошла в кабинет председателя, плотно прикрыв за собой дверь. Через несколько минут дверь открылась, и секретарь пригласила войти.
      Я увидел, что в большом кабинете за столом сидел судья, мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти, с седыми волосами. С правой стороны стола сидели два знакомых мне оперативника.
      «Так, – подумал я, – неужели мне откажут в моем иске?»
      Судья жестом указал мне на стул и, обратившись по имени-отчеству, сказал:
      – Мы вызвали вас вот по какому вопросу… Вы подали заявление, и мы обязаны на него отреагировать. Мы хотим назначить суд на завтра, и мы ставим вас об этом в известность.
      – Во сколько? – поинтересовался я.
      – В одиннадцать часов. Но тут вот в чем дело… – Перейдя на сухой официальный язык, сказал: – Вчера поступило ходатайство Московской городской прокуратуры, ведущей дознание по вашему клиенту. Так вот, в этом заявлении, на основании оперативных данных, есть информация, что на вашего клиента готовится серьезное покушение. Поэтому, учитывая его особую общественную опасность, а также возможность покушения, народный суд принял решение о рассмотрении вашего заявления в стенах следственного изолятора, где находится ваш клиент.
      – Могу я обжаловать это решение?
      – А кому? – сказал судья. – Это наше право – выбирать место, где рассматривать ваше заявление. Главное – заявление будет рассмотрено.
      Я прекрасно понял, каков будет ответ на мое заявление. Достаточно было слов судьи «учитывая особую общественную опасность…» Вот и ответ: «…освободить его мы не можем».
      – Ну что ж, – пожал я плечами, – я все понял.
      И вышел из кабинета. Меня догнали знакомые оперативники. Я обратился к ним первым:
      – Это что, ваши фокусы насчет суда в СИЗО?
      – Какие фокусы? Вы что, так и не поняли всей серьезности ситуации, которая создалась вокруг вашего Олега?
      – А что за ситуация?
      – Дело в том, что две группировки, по нашим данным, хотят «завалить» его прямо у здания суда, причем независимо от того, получит он свободу или нет.
      – А вы в этом точно уверены?
      – Абсолютно точно. Иначе какой смысл заводить весь этот хоровод и подтягивать ОМОН?
      – Что, и ОМОН будет? – удивился я.
      – А что же вы думали? Вопрос очень серьезный. Зря вы так его недооцениваете. Да, кстати, – обратился ко мне оперативник, – мы советуем вам не приезжать на суд на своей машине – либо на другой, либо возьмите такси.
      – Почему? – удивился я.
      – Потому, что вашу машину знают.
      – Кто?
      – Те, кто хочет с ним разобраться.
      – И что вы хотите сказать?
      – Мы вас предупредили, дальше – вам решать.
      С тягостным чувством неопределенности я вышел из здания суда. Меня очень волновал вопрос, почему же все-таки решили проводить суд именно в здании следственного изолятора. Что это означает? Действительно существует заговор, или это просто так, чтоб оказать психологическое воздействие. А может, ведется еще какая-то интрига?
      С этими мыслями я просидел целый вечер. Что все это значит? Прихоть? Или ситуация столь серьезна?
      На следующее утро я все же решил ехать в изолятор на собственной машине. Зачем мне ловить такси или добираться иными путями? Если кто-то и имеет претензии, то не ко мне, а к Олегу.
      Я подъехал к следственному изолятору без четверти одиннадцать. Поставив машину недалеко и закрыв дверцы, я направился к служебному входу. Одновременно со мной подъехал микроавтобус, похожий на маршрутные такси, в недалеком прошлом очень популярные в Москве. Внутри сидели две женщины и четыре омоновца с автоматами, в бронежилетах и касках. Я понял, что это судья и судебный секретарь приехали на заседание. Все вышли, женщины быстро прошли к служебному входу.
      Я осмотрелся. Никаких подозрительных машин и лиц, так же, как и омоновцев, у следственного изолятора я не заметил.
      Поднялся наверх. На втором этаже я увидел знакомых оперативников и следователя. Мы поздоровались.
      – И где это все будет проходить? – спросил я.
      – В красном уголке, – ответил следователь.
      – А где красный уголок?
      – На третьем этаже. Но еще рано. Будете говорить со своим подзащитным?
      – Нет, в этом уже нет необходимости, все и так решено, – уколол их я.
      – Что решено? – пожали плечами оперативники.
      – Ну, решение суда, которое будет вынесено…
      – А какое же, по-вашему, будет вынесено решение? – поинтересовался следователь.
      – Вы же сказали – «в связи с особой опасностью подзащитного…». Вот такой и будет ваша резолюция.
      Через несколько минут заседание суда началось. Оно представляло собой достаточно интересную картину. В обычном красном уголке, где еще недавно проводились различные партийные собрания, профсоюзные конференции и прочие встречи с трудовым коллективом следственного изолятора, началось священнодействие.
      Олега в наручниках ввели четыре омоновца, посадили на стул рядом с большим столом. В центре зала стояло несколько столов, за одним из которых сидела судья, справа от нее – судебный секретарь, ведущая протокол. За другим столом сел прокурор, с противоположной стороны – я, как защитник. По бокам – несколько оперативников, следователь, еще какие-то незнакомые люди и сотрудники следственного изолятора.
      Сначала судья зачитала суть моего ходатайства. Затем предоставили слово мне. Я коротко сказал, что мой подзащитный – коммерсант, что все доказательства, собранные по этому делу, представляются надуманными и в какой-то мере косвенными, так как никакого прямого свидетельства о принадлежности к совершению преступлений, в которых обвиняют Олега, у следствия нет. Закончив, я попросил суд освободить моего подзащитного либо под залог, либо под подписку о невыезде.
      Затем слово было предоставлено прокурору. Он выступил с прямо противоположной речью, из которой следовало, что мой клиент является особо опасным преступником, совершившим ряд особо тяжких преступлений, что вина его очевидна, что доказательства аргументированы и следствие и прокуратура категорически возражают против освобождения моего клиента из-под стражи по той причине, что он может скрыться или препятствовать дальнейшему ходу следствия.
      Суд вышел в соседнюю комнату для принятия решения. Я взглянул на Олега. Он сидел расстроенный, низко опустив голову. Он прекрасно понимал, что скорее всего получит отказ. Зато оперативники со следователем сидели с гордо поднятой головой. «Ну что ж, в этом и торжество нашего правосудия», – подумал я.
      Через несколько минут в зал вернулась судья. Она взяла молоток и стала зачитывать решение суда. Естественно, все сводилось к версии следствия и прокуратуры: в связи с особой опасностью в изменении меры пресечения отказать, в качестве меры заключения оставить нахождение под стражей.
      На этом суд закончился. Я подошел к Олегу.
      – Не расстраивайся, мы имеем право каждые три месяца подавать новое заявление.
      Он махнул рукой.
      – Ничего страшного, – прошептал он мне на ухо, – я уже придумал вариант. Приходите завтра, обсудим.
      – Хорошо.
      Я заторопился вниз, чтобы поскорее уехать из здания. Никакого желания беседовать со следователем и оперативниками у меня не было.
      Спустившись на несколько ступенек, в пролете между вторым и третьим этажами я столкнулся с сотрудником СИЗО, с которым был хорошо знаком. Его звали Кирилл. Он работал контролером. В прошлом году, когда я ходил сюда к одному из своих клиентов, Кирилл часто приводил его ко мне на беседы и забирал по окончании. Так мы с ним познакомились. Кирилл был высокого роста, около ста девяноста сантиметров, чем-то походил на Олега. Мы разговорились с ним. Обсуждали разные темы – как дела, что нового. Так незаметно мы вышли из здания следственного изолятора.
      Я огляделся по сторонам. Никаких подозрительных машин с бандитами, которыми меня пугали оперативники, я не заметил. Все было тихо и спокойно.
      Я подошел к своей машине. Кирилл шел рядом. Я предложил подвезти его. Он согласился. Мы сели в машину и отъехали от изолятора.
      Выехав на Преображенский вал, мы сразу свернули на набережную Яузы и направились в сторону центра, продолжая спокойно беседовать. Неожиданно я заметил, что нас догоняет вишневая «девятка» с затемненными стеклами. «Девятка» летела на большой скорости. Я взял вправо. Перед тем как поравняться с нами, «девятка» резко притормозила. Окна открылись, и оттуда показалось дуло автомата.
      От неожиданности я не успел испугаться. Кирилл тоже увидел это и закричал:
      – По тормозам!
      Я нажал на педаль. Машина резко остановилась, ее немного развернуло. Из вишневой «девятки» послышались выстрелы. Вероятно, покушавшиеся рассчитывали, что они бьют по нашей машине. Но поскольку мы резко затормозили, все пули пролетели мимо. Тогда задняя дверь «девятки» приоткрылась, и оттуда высунулось еще одно дуло, которое смотрело на нас. Я нажал на газ, машину бросило влево, и я выехал назад.
      Со звоном разлетелось заднее стекло «девятки», и оттуда показался очередной автомат. Теперь уже не было сомнения, что на сей раз выстрелы достигнут цели.
      Тут мы увидели, что сзади мчится знакомая серая «Волга» с тонированными стеклами, из нее высовывается рука с пистолетом и на полном ходу стреляет в «девятку». «Девятка» резко рванула с места. Серая «Волга» – за ней.
      Вскоре подъехали машины милиции и, наконец – наши оперативники, которые, видимо, получили информацию по радио.
      – Ну что, живы? – бросились они к нам. – Все в порядке? Все целы?
      – Да, все нормально, – ответил Кирилл.
      – Кто это был? – спросил я оперативников.
      – Мы же не шутили, говоря, что ситуация достаточно серьезна. Две группировки «подписались» с ним разобраться, – ответил один из оперативников. – А кто это был – извини, не заметили.
      Неожиданно зашипела рация.
      – Алло, прием! – Оперативник отошел в сторону, чтобы мы не слышали разговора. Но из обрывков долетевших до меня фраз я понял, что вишневая «девятка» благополучно скрылась.
      Оперативник вернулся.
      – Ну что? Зачем они стреляли? – допытывался я.
      – Думаю, это не по вашу душу, – сказал оперативник. – Скорее всего, – показал он на Кирилла, – они перепутали его с Олегом, подумали, что вам все же удалось его освободить. Вот и решили разобраться с ним.
      – Ну что, проводить вас? – спросил второй оперативник. – Машина-то хоть цела?
      Как ни странно, на машине – ни единой царапины, только разбит подфарник, которым я врезался сзади в «девятку».
      – Да вроде все цело… – ответил я.
      – Давайте мы вас все же проводим, – сказал один из оперативников и сел к нам в машину.
      Вскоре я добрался до дома. Но оставаться в квартире у меня не было абсолютно никакого желания. Я выехал за город.
      Пару дней провел в подмосковном пансионате, переживая и обдумывая случившееся, планируя дальнейшие шаги.

       Москва, 1998 год, январь
      Прошло четыре месяца. Никаких особых событий в моей работе в качестве адвоката Олега не произошло. Посещал я его практически через день. Параллельно со мной посещали его и оперативные работники. Но я видел, как постепенно они утрачивали интерес к моему клиенту, так как он ни в чем не признавался и стоял на полной своей невиновности.
      Приближался Новый год. Я решил поехать с семьей отдохнуть, погреться в теплые страны. Среди русских наибольшей популярностью пользовались две страны – Объединенные Арабские Эмираты и Таиланд. Но поскольку в Таиланд нужно было лететь более девяти часов и перелет был достаточно утомительным, решили остановиться на Эмиратах.
      Две недели пролетели быстро. 14 января нового, 1998 года я вернулся в Москву. К этому времени я уже знал, что произошли новые события, но какие именно?
      Первым было похищение Олеси, жены Олега.
      Я поднялся в квартиру, чувствуя, что что-то произошло. Подошел к телефону, хотел набрать номер Олеси, но передумал – скорее всего мне уже поставили «прослушку». Тогда я взял записную книжку и вышел из квартиры. Позвонил в соседнюю дверь. Соседка открыла.
      – У меня телефон сломался, можно от вас позвонить? – попросил я.
      – Ну конечно, – улыбнулась она.
      Я вошел в ее квартиру, подошел к телефону и быстро набрал номер Олеси. Телефон не отвечал. Мобильный тоже молчал. Позвонил Ольге. Она сняла трубку.
      – Оля, это я…
      – Ой, как хорошо, что вы позвонили! Олеся пропала!
      – Как пропала?!
      – Мы с ней зашли в магазин, я чуть задержалась в отделе… Она пошла вперед… Иду дальше – ее нигде нет. А машина у входа стоит. Олеся пропала, нет ее!
      – Ты хочешь сказать, что ее похитили?
      – Да!
      – А машина где?
      – У магазина осталась. Я позвонила брату, он только что ее забрал.
      – Но кто же похитил Олесю?
      – Ну, эти… или те… – растерянно сказала Ольга.
      – Что же теперь будем делать? – проговорил я задумчиво.
      – Не знаю… Может, подождем до вечера?
      Часа через два раздался очень странный телефонный звонок. Незнакомый голос, назвав меня по имени-отчеству, сказал:
      – Нам необходимо встретиться перед тем, как вы пойдете к Олегу. Надо кое-что передать… В отношении его Олеси. Так что ждите завтра звонка. Мы позвоним на мобильный и сообщим место и время встречи.
      Трубку повесили.
      С неприятным ощущением я лег спать.
      На следующий день проснулся рано. Спал очень плохо, снились какие-то кошмары, снились Олеся, Олег на грани смерти.
      Меня разбудил звонок Ольги. Встревоженным голосом она сообщила, что поздно ночью позвонила Олеся, сказала, что находится якобы в гостях. Но из разговора Ольга поняла, что Олеся похищена конкурирующей бригадой, что пока ее содержат в какой-то снимаемой квартире. Обращаются с ней нормально, кормят, поят, но на улицу не выпускают. Дали возможность позвонить. Требований никаких ей никто пока не выдвигает. Олеся намекнула Ольге, чтобы та немедленно уезжала.
      – Что же ты будешь делать? – спросил я Ольгу.
      – Мне сказали – уехать.
      – Может, ей чем-то помочь нужно?
      – А чем помочь? – сказала она. – Как мы ее теперь найдем? Раз вначале не тронули, значит, какая-то надежда есть, значит, от нее им ничего не нужно. Им нужно что-то от Олега. Они выдвинут свои требования обязательно.
      На следующее утро меня ждала сенсационная новость. Практически сразу после того, как я встал, раздался телефонный звонок. Звонила Юля из консультации. Она сказала, что мне принесли срочное письмо.
      – Какое еще письмо? – удивился я.
      – От важного клиента.
      – А клиента назвали?
      – Да. От Олеси.
      – От Олеси?! Хорошо, сейчас же приеду. Кто принес письмо?
      – Какой-то незнакомый мужчина. Принес и попросил, чтобы я срочно вам позвонила, сказал, письмо от Олеси и что оно очень важное.
      – Спасибо, Юля, выезжаю.
      Через некоторое время я был в консультации. Письмо было адресовано мне, но внизу я увидел приписку – «Для Олега». Я вскрыл конверт.
      «Дорогой, милый Олежек! – писала Олеся. – Сейчас я нахожусь у людей, которые считают, что ты должен им крупную сумму денег. Теперь моя дальнейшая судьба полностью зависит от тебя. Обращаются со мной нормально, пока никто не обижает. Но, как они говорят, их терпению может прийти конец. Поэтому они предлагают тебе в обмен на меня и на твою жизнь там, где ты находишься, сообщить им срочно номера твоих счетов, где у тебя лежат деньги, и фамилии твоих коммерсантов и должников. Обнимаю и целую, твоя Олеся. Надеюсь на лучшее. Приписка: Адвокат не в курсе дела, он только передал письмо». Помимо письма, в конверте была фотография, сделанная «Полароидом», где Олеся держала в руках газету, датированную вчерашним числом.
      Ничего себе сообщеньице! Как с таким письмом я пойду к Олегу?! И что теперь после этого можно сделать? Результат не просто нулевой, а минусовый… Но – делать нечего, надо идти в СИЗО и определяться с ним, как поступать в дальнейшем.
      С письмом и фотографией Олеси в кармане я подъехал к следственному изолятору. Поднявшись на четвертый этаж, я протянул требование с фамилией, но неожиданно конвоир сказал мне:
      – А вашего клиента перевели на другой этаж, в общую камеру, так что идите в общую картотеку.
      Для меня это было полной неожиданностью. Почему человека, жизнь которого органы так тщательно охраняли, вдруг перевели в общую камеру? Это что, приговор или, может быть, форма воздействия, чтобы он все-таки «раскололся», признался в содеянном?
      С такими мыслями я спустился на второй этаж, где была расположена картотека для заключенных общих камер. Быстро заполнив требование, указав фамилию Олега и все, что касалось моей атрибутики, я передал вызов контролерам.
      Контролерами были две миловидные женщины лет сорока – сорока пяти. Молча взяв листок, они отыскали в деревянном ящичке карточку с фамилией Олега, вытащили ее, посмотрели на обратную сторону и сделали там какую-то отметку – вероятно, отметили визит адвоката.
      Я обратил внимание, что на другой стороне было несколько строк, заполненных датами. Вероятно, в мое отсутствие его часто посещали оперативники.
      Потом женщина взяла карточку вызова, поставила номер камеры, расписалась и, взяв большой красный карандаш, провела черту, означающую «Склонен к побегу». После этого она протянула карточку обратно, бросив на меня любопытный взгляд.
      Взяв листок, я поднялся вновь на четвертый этаж и передал его другой женщине-контролеру для вызова заключенного. Та молча взяла листок, адвокатское удостоверение и сказала:
      – Вам придется немного подождать.
      Сев в «предбаннике», я стал разглядывать присутствующих. В основном они делились на две категории – несколько следователей и несколько адвокатов. Обычно следователи и адвокаты работали в разных кабинетах, и только работники СИЗО знали, какой именно кабинет предназначен для следователя, а какой – для адвоката. Вероятно, кабинеты для работы адвокатов были оборудованы специальными прослушивающими устройствами. Я всегда думал, что тюрьма является придатком следствия. На самом деле в любом цивилизованном государстве тюрьма должна быть независимой организацией, никакого отношения к следствию не имеющей, то есть местом, где содержат людей, находящихся под стражей. До суда еще неизвестно, будет ли человек признан судом преступником. Пока он еще только подозреваемый. Поэтому проводить какие-то следственные действия в отношении этого человека или дополнять доказательствами, собранными уже в период нахождения его в следственном изоляторе, является несправедливым и негуманным. И незаконным к тому же.
      Но пока – это лишь лирика. В нашей стране все по-другому. Следствие и тюрьма – под одной крышей, в ведении МВД. Только в 1998 году началась судебная реформа, которая означала, что постепенно следственные изоляторы, а также колонии должны перейти в другое ведомство – Министерство юстиции.
      Но пока этот процесс только начинался. И что из этого выйдет – думать было рано. Пока все оставалось по-прежнему.
      Оглядев присутствующих, я заметил, что следователей значительно меньше, чем адвокатов. Адвокаты были разные – и пожилые, и молодые, мужчины, женщины, совсем молодые ребята и девушки, вероятно, стажеры. Каждый занимался своими делами: кто разговаривал, кто звонил по телефону, стоящему на тумбочке, а кто просматривал газеты.
      Я сел на одну из лавочек и, достав журнал, задумался. Как же мне быть с сообщением о похищении Олеси? Сказать ли ему об этом вначале? Или позже? А может, вообще не говорить? Нет, сказать нужно определенно. Пусть знает правду. Но – чуть позже. Во-первых, нужно выяснить, почему его перевели в общую камеру, что ему об этом известно. Я понимал, что для него прежде всего такой перевод определенная опасность. Интересно, понимает ли он это?
      Полчаса пролетели быстро. Контролер выглянула из окошка и выкрикнула мою фамилию, назвав номер кабинета – семьдесят шестой.
      «На каком же это этаже?» – подумал я.
      Видимо, поняв мое замешательство, контролер добавила:
      – Пятый этаж.
      Я подошел к ней, взял талончик, контролер нажала кнопку. Решетчатые двери захлопнулись за мной. Я пошел вдоль длинного коридора третьего этажа. В коридор выходило бесчисленное множество дверей – и с левой, и с правой стороны. Все они вели в следственные кабинеты. Отличие же их было в том, что окна кабинетов с правой стороны выходили на улицу Матросская Тишина, и, вероятно, эти кабинеты были предназначены для следователей. А наши адвокатские кабинеты имели окна, выходящие во внутренний двор тюрьмы, и располагались по левую сторону коридора.
      Проходя мимо, я обратил внимание, что все двери оборудованы «глазками». Два года назад такого не было, теперь – нововведение, кругленькие «глазки». Можно, проходя по коридору, видеть, кто чем занимается – кто сидит, кто пишет, кто разговаривает, кто просто курит. Многие кабинеты были пусты.
      Вскоре я прошел коридор и вышел на лестницу. Она соединяла между собой этажи. Я обратил внимание, что с правой стороны у лестницы была дверь, плотно закрытая помимо решетки железом. Оттуда доносились крики. Сквозь небольшие щели пробивался дневной свет. Вероятно, это было что-то типа медсанчасти. Там то ли кому-то делали укол, то ли перевязку, но крики были очень громкими.
      Мне стало не по себе. Я быстро поднялся на четвертый этаж. От меня не ускользнуло, что номера кабинетов на четвертом этаже начинаются с шестерки. Вот и пятый этаж. Тут находится нужный мне кабинет.
      Первые два кабинета были закрыты. Вероятно, это то ли резервные кабинеты, то ли служили они каким-то иным, может быть, хозяйственным, нуждам. Наконец я нашел кабинет номер 76.
      Следственный кабинет, в котором заключенные встречались со своими адвокатами, представлял собой небольшую комнату размером 14-16 квадратных метров, в которой был письменный стол, наглухо прикрученный железными скобами к полу, и две табуретки, также привинченные к полу мощными шурупами. Справа на стене – три крючка для одежды. На противоположной стороне – маленькое окошко.
      Я разделся, повесил пальто на крючок, положил портфель на стол и подошел к окну. Оно выходило во внутренний тюремный дворик. С правой стороны двора находилось здание следственного изолятора, в котором содержались заключенные, а с левой – хозяйственные постройки. Там время от времени было заметно движение: то проходили конвоиры с заключенными, то хозвзвод, выполняющий различные работы внутри тюремного двора. Я обратил внимание, что все зарешеченные окна камер имеют «дороги» – соединены между собой веревками, по которым время от времени проходят «малявы» – тюремные записки, свернутые в круглые трубочки. Так действует тюремный телеграф. Записки передавались и по вертикали, и по горизонтали. Было слышно, как люди перекрикивались между собой, сообщая какую-то важную информацию. В некоторых камерах играла музыка.
      В последнее время я обратил внимание, что, для того чтобы заключенные не могли слышать какую-либо информацию, которую они не должны знать, на весь следственный изолятор стали громко транслировать музыку. В основном это были передачи программы «Европа Плюс», которая уже раздражала обитателей следственного изолятора рекламой, зазывающей на экзотические острова, призывающей использовать дорогостоящую импортную косметику.
      Зимний день был достаточно пасмурным. Я зажег лампочку. Свет в кабинете с зелеными стенами был тусклым. Мне стало не по себе. Я вышел в коридор и обратил внимание, что по коридору (в отличие от спецкорпуса, где практически никого не увидишь, поскольку все тщательно контролируется – любой проход кого бы то ни было, и все там сделано так, чтобы никто ни с кем не встречался) без конца ходили вертухаи, они же конвоиры, ведущие заключенных на встречу с адвокатами или следователями. Проходили следователи, адвокаты, кто-то стоял, курил, разговаривал с другими. Я заметил, что наверху, под потолком, были установлены видеокамеры, полностью просматривающие большой и длинный коридор.
      Наконец я заметил знакомую фигуру. Показался Олег, сопровождаемый каким-то долговязым конвоиром. Я обратил внимание на то, что они о чем-то оживленно разговаривали. «Интересно, – подумал я, – наверное, уже успел законтачить, кого-то раскрутил…»
      Решив не мелькать перед глазами лишний раз, я вернулся в кабинет, сел за стол и достал газету, спрятав под нее записку от Олеси. Дверь приоткрылась, и в кабинет вошел Олег.
      Бросив на него взгляд, я сразу заметил перемены. Прежде всего он за две недели моего отпуска каким-то образом здорово похудел, под глазами проступили синяки и ссадины. Невесело улыбнувшись, Олег подошел к столу. Я понял, что настроение у него далеко не праздничное. Он что-то сказал конвоиру, тот взял листок и вышел. Олег протянул мне руку. Мы поздоровались.
      – Ну как дела? – поинтересовался он с безразличием в голосе.
      Я не знал, как отвечать на его вопрос, – говорить, как хорошо я отдохнул, выглядело бы как издевательство над ним.
      – Нормально, – неопределенно ответил я.
      – А как отдохнули?
      – Отдыхать – не работать… – коротко, не вдаваясь в подробности своего отдыха, ответил я. Зачем раздражать человека? – А как у тебя дела?
      Он молча пожал плечами:
      – Пока жив…
      – А почему тебя перевели в общую камеру, как ты думаешь?
      – А что тут думать? – махнул он рукой. – Все ясно. Потому что я свои показания не меняю.
      – В мое отсутствие к тебе приходили?
      – И неоднократно.
      – Что говорили?
      – Предлагали все – колоться, брать вину, признаваться в чем-то, принимать на себя какие-то эпизоды…
      – А эпизодов много?
      – Да, достаточно много предъявляли.
      – И что ты думаешь, кто-то из твоей команды все же начал давать показания?
      Олег посмотрел куда-то вдаль:
      – Трудно сказать… Но, видать, информация у них есть. Скорее всего кто-то «поплыл».
      – Что ж теперь делать?
      – Да что делать… Может, кто-то под прессом находился, нервы не выдержали… Но информация у них очень большая.
      – Но ты-то ни в чем не признавался? – уточнил я.
      – Абсолютно ни в чем!
      – И что, чем-то угрожали?
      – Да какие у них угрозы… Стали говорить, что бросят меня в общую камеру, к ворам…
      – И как?
      – Вот, перевели.
      – И давно?
      – Дней пять назад.
      – А сколько человек в камере?
      – Около девяноста, даже больше.
      – Ого! – присвистнул я. – А камера большая?
      – Чуть больше тридцати метров.
      – Да как же вы там помещаетесь?!
      – Да вот так и помещаемся, с трудом…
      – А что за люди?
      – Разные… – неопределенно ответил Олег.
      – А почему у тебя на лице ссадины и синяки?
      – Помахался уже кое с кем, – нехотя ответил Олег.
      – А это как, случайно получилось или…
      – Да что тут случайного, – зло проговорил Олег, – если все было подготовлено заранее! Так получилось, что я попал к людям, которые представляют структуры, враждебные мне. Иными словами, мои конкуренты. Вот, с одними уже помахался.
      – А где махался?
      – Один раз – в бане, другой – в камере… Ну ничего, – улыбнулся Олег, – за себя я смогу постоять, кое-кому влепил нормально.
      Я знал, что Олег был хорошим самбистом, имел первый разряд. Но против большой группы людей и самбисту выстоять непросто…
      Я думал, как продолжить разговор. Наконец сказал:
      – Олег, есть не очень хорошие новости.
      Он пристально взглянул на меня:
      – Что случилось?
      Я молча подвинул к нему газету:
      – Почитай.
      Олег вытащил из-под газеты конверт с письмом и фотографией Олеси. Взглянув на фотографию, он все понял.
      – Кто?!
      Я пожал плечами.
      Олег быстро прочел письмо. Желваки на скулах еще больше вздулись, лицо покраснело.
      – Так, ситуация складывается сложная… – сказал он. – Если со мной что случится, вам надо ехать в Амстердам.
      – Куда?! – растерянно переспросил я.
      – В Голландию.
      Олег взял мою ручку, лежащую на столе, и стал писать на полях газеты что-то то ли на фламандском, то ли на французском языке.
      – Что это?
      – Название банка, – шепотом ответил Олег. – Вот номер ячейки, а вот код. Вот фамилия, на кого оформлена ячейка.
      Написав все сведения, Олег стал подробно инструктировать меня. Вскоре я понял, что, в случае непредвиденной ситуации, мне нужно срочно выехать в Голландию и вытащить какие-то важные бумаги.
      – А что я с ними дальше буду делать? – спросил я.
      – Дальше – по обстановке. В этой ячейке находятся две тетради и кое-какие деньги. Деньги можете взять себе. А эти тетради – самая главная моя сила.
      – Что с ними сделать?
      – Если меня… не будет…
      – Да что ты говоришь?! Почему это тебя не будет?
      – Тут все может случиться, – ответил Олег. – Предчувствие у меня такое. Если что, то эти бумаги надо передать Олесе, потому что, возможно, это путь к ее свободе.
      – А что в этих бумагах?
      – Ну… Номера счетов, где лежат деньги, названия коммерческих организаций, подконтрольных, которым мы давали «крышу», список должников, а также наименования банков, куда вложены наши деньги. И еще кое-какие мои записи.
      – Что значит записи?
      – Размышления о жизни. Что-то вроде дневников. Но, честно говоря, – продолжил Олег, – я рассчитываю на лучшее. Человек всегда должен рассчитывать на лучшее. Однако все может быть. Если меня не будет в живых… – повторил он снова.
      – Да что ж ты меня все время пугаешь? Почему тебя не будет в живых?
      Олег не ответил на мой вопрос и продолжил:
      – Так вот, если меня не будет в живых, только тогда нужно будет ехать в Голландию за дневником. А пока этого делать не надо. Но я вам сообщил все это на крайний случай. Кроме вас, у меня никого нет. Я ни с кем не контактирую. Кроме, конечно, оперативников, – невесело улыбнулся он. – Но им-то я этого никогда не скажу.
      – Хорошо, – сказал я.
      – Не потеряйте газету! – напомнил Олег.
      Я взял газету, быстро оторвал кусок с записями о Голландии и сунул его в свой бумажник.
      Олег о чем-то задумался, достал из кармана пачку сигарет.
      – Ты же не куришь! – удивился я.
      Он глубоко затянулся и сказал:
      – Вообще-то у меня есть возможность… Не знаю, насколько она осуществима и сработает ли на сто процентов, но надежда все же есть. Может быть, в ближайшее время и сбудется.
      – Что же ты задумал?
      – Ладно, – сказал Олег, – поживем – увидим. Сами узнаете, если все произойдет так, как нужно. – И, сделав небольшую паузу и наклонившись к моему уху: – Самое главное чуть не забыл. Скажите Борису Петровичу, что ему ставится последний срок – в течение трех дней он должен предпринять какие-то действия. Если же он не сделает этого, то у меня выхода нет. Мне нужно спасать свою жену. А уж он знает, что нужно делать. Так и передайте. Постарайтесь встретиться с ним сегодня же. Передайте – срок три дня, до понедельника, – повторил он. – Он все поймет.
      – Послушай, может, тебе не стоит заявлять так категорично? Я не знаю твоих дел с Борисом Петровичем, но если он что-то затевает, то все это не так просто сделать в твоей ситуации и при твоем сегодняшнем положении.
      – Он все может сделать, – повторил Олег, – если захочет. А может быть, он и не хочет ничего делать. Может быть, и я действительно зря все это делаю. Но выхода у меня другого нет. Сейчас включен «счетчик», и сколько ему до конца щелкать осталось – никто не знает. Вернее, кто-то знает, но не я. Может, на моих часах уже мало времени…
      – Подожди, – остановил его я. – Давай я напишу жалобу или заявление начальнику следственного изолятора, чтобы тебя перевели обратно на «спец».
      – Нет, это бесполезно, – перебил меня Олег. – Неужели вы думаете, что меня перевели в общую камеру просто так? Значит, кому-то это нужно, – раздельно произнес он. – Только кому? То ли им, то ли этим…
      – Что это значит?
      – Им, – Олег похлопал себя по плечу, как бы показав погоны, – а этим, – он сделал жест, напоминающий уголовную распальцовку. – Кто еще заинтересован в этом? Все очень просто… Да, – неожиданно спросил он, – ничего не удалось насчет покушения-то после моего суда узнать?
      Я опешил:
      – Откуда знаешь?
      Он улыбнулся многозначительно:
      – Пришла «малява» с воли. Люди знают!.. Так удалось раскопать?
      – Да что там раскопаешь, – пришел в себя я. – Все может быть. Может, перепутали, решив, что тот, кого я подвозил, был ты. А может, меня перепутали с кем-то.
      – А эти, опера-то, что?
      – Опера ничего не говорят. Дела никто не возбуждал – жертв не было, ранений – тоже, потому все замяли. Типичный «висяк». Кто теперь его раскроет?
      Олег понимающе кивнул головой.
      – Ну что, прощаться будем? – спросил он.
      – Да, пора, – ответил я.
      – Я очень вас прошу связаться с Борисом Петровичем, – напомнил Олег, – и сделать это немедленно.
      – Не волнуйся, я сделаю это сразу же, как выйду отсюда.
      – Ладно, удачи! – сказал Олег. – Вызывайте конвоира.
      Я нажал кнопку вызова. Минут через пять вошел конвоир, тот самый, который привел Олега. Он молча взял листок, расписался в приеме заключенного и вывел его в коридор. Сразу же они вновь о чем-то оживленно заговорили.
      Я подошел к вешалке, надел пальто и двинулся к выходу. Выйдя из следственного изолятора, осмотрелся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, сел в машину и тронулся с места. Проехав немного, остановился у телефона-автомата, достал листок с номером пейджера Бориса Петровича и послал ему сообщение, чтобы он немедленно перезвонил мне.
      Звонок моего мобильного раздался буквально сразу же.
      – Что случилось? – раздался голос в трубке.
      – Мне необходимо с вами встретиться. Я только что был у Олега Николаевича…
      – Насколько это срочно? – переспросил Борис Петрович.
      – Очень срочно.
      – Хорошо, давайте на старом месте. Сможете быть там через час?
      – Буду.
      Ровно через час я вышел к скверику у Большого театра. Огляделся по сторонам. Все было спокойно. Машина Бориса Петровича пока еще не подъехала. Я стал наблюдать за одной парой, о чем-то оживленно разговаривающей между собой. Неожиданно меня тронули за плечо. Я обернулся. Это был водитель Бориса Петровича, который незаметно подошел ко мне.
      – Здравствуйте, – сказал он. – Вас ждут.
      Я пошел за ним. Все та же «Волга» с двумя антеннами на крыше и тонированными стеклами стояла у обочины. Я заметил две небольшие синие лампочки, расположенные на крыше, вероятно, «маячки», которые говорили о том, что обладатель машины пользовался неограниченными возможностями.
      Открыв переднюю дверцу, я сел в машину. Не оборачиваясь, как и в прошлый раз, сказал:
      – Добрый вечер, Борис Петрович!
      – Добрый вечер! – раздалось сзади. – Что случилось?
      Я огляделся. Впереди стояли какие-то приборы, два телефона – один мобильный, другой – типа рации. Было ясно, что машина принадлежала спецслужбам и была оборудована всевозможными прибамбасами типа радиоперехвата, видеонаблюдения и так далее.
      Я ответил:
      – Случилось очень важное. Первое – похитили Олесю, жену Олега.
      – Кто?
      – Вероятно, враги или конкуренты.
      – Она жива?
      – Пока не знаю. Требований никто никаких не выдвигал.
      – Откуда узнали?
      – Подруга сообщила. Второе – Олег просил передать вам… Борис Петрович, я не в курсе ваших отношений и передаю дословно все, что он сказал для вас. Он дает вам три дня, до понедельника.
      – Сегодня четверг? – уточнил Борис Петрович.
      – Да. Три дня, чтобы вы решили его вопрос. В противном случае…
      – Не надо, все понятно, – перебил Борис Петрович.
      – Мне передать ему что-нибудь?
      – А вы его увидите?
      – Ну… Завтра я не собираюсь к нему.
      – Значит, вы придете к нему только в понедельник?
      – Да.
      – В понедельник передайте ему большой привет.
      – И больше ничего?
      – Больше ничего, – сказал Борис Петрович.
      – Да, самое главное, – добавил я, – он сейчас перешел со «спеца» в общую камеру…
      – Я в курсе, – коротко бросил мой собеседник.
      Это меня еще больше насторожило. «Что это значит? Может, он контролирует ситуацию?» – подумал я.
      – У него там возникли проблемы…
      – Я в курсе, – повторил Борис Петрович.
      – Тогда я могу откланяться? – спросил я.
      – Да, конечно. Всего доброго.
      Я быстро вышел из машины. Водитель тут же занял свое место, и машина тронулась с места. Я не успел увидеть, кто сидит на заднем сиденье, каков он из себя.
      Я пошел направо, сел в свою машину и поехал в сторону дома. Въехав во двор дома, я внимательно осмотрел его. Как ни странно, знакомой серой «Волги» я там не заметил. Наверное, потеряли ко мне интерес. Может, это и к лучшему…
      Я поднялся на свой этаж, вошел в квартиру, сел в кресло и стал анализировать события. Во-первых, похищена Олеся. Олег находится в опасности. Об этом говорят несколько драк в следственном изоляторе с его участием. Наконец, Олег выдвинул ультиматум загадочному Борису Петровичу. И четвертое – это возможная поездка в Амстердам в случае гибели Олега или каких-то иных событий, на ход которых он не сможет, как он сказал, сам повлиять.
      Итак, напрашивается вывод. За три следующих дня должны будут произойти какие-то события. Но что это будет? С чем они будут связаны? Неужели Олег задумал бежать и Борис Петрович будет организовывать побег? Нет, это маловероятно. Эта идея обречена на провал.
      Что же еще может быть? Тайное похищение? Тоже практически невозможно. Какие еще действия может предпринять Борис Петрович по требованию Олега? Я не мог этого понять.
      Так просидел, ломая голову, почти целый вечер…
      В выходные решил не искушать судьбу и поехал с семьей за город. Однако предчувствие того, что что-то должно случиться, заставило меня, перед тем как выйти из квартиры, вставить в прорезь видеомагнитофона чистую кассету и запрограммировать таймером запись всех выпусков новостей, а также криминальных программ. Я рассчитывал, что если за выходные что-то случится, то обязательно подробности этого передадут по телевидению и я смогу увидеть их в записи.
      Жена удивленно смотрела на мои манипуляции и спросила:
      – Ты ждешь чего-то интересного для себя? Хочешь записать какую-то передачу?
      – Да, – кивнул я, – «Криминал», по работе. …Выходные пролетели быстро. Вечером в воскресенье я вернулся домой и тут же бросился к видеомагнитофону просматривать все, что было записано в наше отсутствие. Однако ни в новостях, ни в других передачах ни о ЧП в следственном изоляторе, ни о каких-то волнениях в криминальной жизни столицы ничего сказано не было, за исключением трех убийств, два из которых были совершены на бытовой почве, а третье – заказное: убили какого-то авторитета в Измайловском районе. «Ну, – подумал я, – таких убивают каждый день. Значит, все пока нормально».
      Однако в девять вечера неожиданно зазвонил телефон. Я снял трубку.
      – Алло!
      Мужской низкий голос назвал меня по имени-отчеству.
      – Да, это я.
      – Я должен вам сказать… – раздалось в трубке.
      – Кто это говорит? – перебил я.
      – Это неважно. У вас есть один клиент, который находится в следственном изоляторе. Так вот, у этого клиента очень много долгов. Вы, наверное, это хорошо знаете.
      – Ну и что?
      – Долги нужно возвращать.
      – Но это не мое дело, а его. От меня-то чего вы хотите?
      Собеседник сделал паузу.
      – Я хочу немногого. Чтобы вы работали так, как работают обычные адвокаты, и не выходили за рамки своей профессии.
      – Что вы имеете в виду?
      – А то, что вы должны делать то, что вам полагается. Вы же неглупый человек и должны все прекрасно понимать.
      – Я не считаю, что выхожу за рамки своей работы. Да и почему я должен перед вами отчитываться?
      – Мое дело, – сказал неизвестный, – предупредить вас. Мы нормальные люди и не хотим неприятностей ни вам, ни вашим близким. Тем более что вы понимаете, если мы знаем ваш телефон, то, соответственно, знаем и адрес, и даже номер вашей машины.
      Я понимал, что все сказанное относится к моей работе с Олегом. Но какую цель преследует неизвестный своим звонком, не понимал.
      Наконец, после большой паузы, собеседник продолжил:
      – Теперь самое главное. Мне очень бы не хотелось… Вернее, нам бы очень не хотелось, – поправился он, – чтобы вы проявляли активность в связи с какими-либо событиями в отношении вашего подзащитного. Вы понимаете меня?
      – Да, понимаю, – ответил я. – Но это моя работа. Кто знает, каковы ее критерии и в чем заключается эта активность?
      – Не нужно никакой активности вообще. А лучше всего постарайтесь забыть все и жить нормальной жизнью. Так оно спокойнее будет. Я правильно говорю? – сказал неизвестный, ожидая моего ответа.
      Но я промолчал.
      – Ну, всего хорошего. Желаю вам успехов и, главное, беречь свое здоровье, – закончил неизвестный. – Всего доброго.
      В трубке послышались гудки отбоя.
      Звонок был полной неожиданностью для меня. Вроде не угроза, а с другой стороны – предупреждение. Какова цель этого звонка? Что значит – не проявлять активность? Может быть, они знают о моем задании в Голландии, о том, что я должен привезти из банковской ячейки дневники и списки Олега? Тогда почему они ничего не сказали об этом, почему не требуют передачи номеров ячейки и названия банка? В чем заключается моя активность? Я выполняю свои обязанности – хожу в следственный изолятор, разговариваю с ним, ничего более. Да, конечно, я имел несколько встреч – с Борисом Петровичем, с коммерсантом. И что из того? Так все работают… Какая активность и к чему этот звонок?
      Наконец наступил понедельник, 19 января 1998 года – этот день я запомнил надолго. Я подъехал к следственному изолятору. Быстро поднявшись на второй этаж, заполнив карточку вызова, протянул ее контролеру. Женщина взяла картотеку, вытащила листок, посмотрела на него и тут же перевела взгляд на меня:
      – Вас просили подойти в кабинет номер шестнадцать.
      – А что это за кабинет?
      – Там находится заместитель начальника учреждения по режиму.
      «Так, – подумал я. – Что-то случилось!» Медленно вышел из комнаты, где находилась картотека, и посмотрел по сторонам. Кабинет номер шестнадцать где-то за углом. Я пошел в ту сторону. Ноги будто налились свинцом. «Что же случилось? – думал я. – А вдруг это и для меня тоже опасно? Вдруг он совершил побег или убил кого-то? Вдруг меня сейчас задержат? Что стоит задержать адвоката? Ведь адвокат всегда на стороне подзащитного, а подзащитный – оппонент той организации, в которой он находится… Но в чем я виновен?» Но это моя версия. «Был бы человек, а статья для него всегда найдется», – вспомнил я слова известного специалиста шить дела Вышинского.
      Я подошел к двери кабинета. Дверь была металлической, обитой кожзаменителем. С правой стороны висела табличка: «Заместитель начальника учреждения по режиму». Постучал. В кабинете молчали. Попробовал надавить на ручку – дверь была закрыта.
      Я немного подождал. В кабинете никого не было. Опять мою голову заполнили неприятные мысли: что же могло случиться с Олегом? Ведь не случайно он выдвинул ультиматум… И имеет ли отношение к случившемуся Борис Петрович? Ну ладно, что гадать, надо набраться терпения. Сейчас я все узнаю, или, по крайней мере, все станет более определенным.
      Я снова зашел в картотеку.
      – Извините, – подошел я к окошку, – а в шестнадцатом кабинете никого нет.
      – Значит, скоро подойдут, – ответила контролер.
      – А у вас можно узнать – мой подзащитный жив-здоров?
      – Он вам все скажет, – сказала женщина, показывая в сторону кабинета и дав понять, что разговор окончен.
      Я вновь вернулся к кабинету зама по режиму.
      За время моего отсутствия хозяин кабинета уже пришел. Из-за железной двери доносился его голос. Видимо, он разговаривал с кем-то по телефону. Прислушиваться не имело смысла. Я ждал окончания. Наконец наступила тишина. Я постучал и немного приоткрыл дверь.
      За столом в большом кабинете сидел майор, с темными волосами и с усами. Он держал в руке телефонную трубку. Кивнув мне головой, майор сделал приглашающий жест.
      Я прошел в кабинет. Майор продолжал держать телефонную трубку около уха. Видимо, молча слушал своего собеседника. Я сел на предложенный стул и огляделся. Кабинет был достаточно просторным, около двадцати пяти квадратных метров. Казенные шкафы, какие-то книги. Посредине – большой стол, у стены три кресла. На столе – три телефона. Два из них были внутренними. Рядом – телевизор с несколькими пультами. Экран телевизора был разделен на четыре части. Каждая часть показывала определенные отсеки следственного изолятора. Нетрудно было догадаться, что сюда выходили все видеокамеры, установленные в тюрьме. Время от времени они меняли режим и показывали разные отсеки: то стену, примыкающую к следственному изолятору, то какой-то коридор, то отсек, то двери следственных кабинетов, то коридор с дверями камер. Таким образом хозяин кабинета мог в течение короткого времени контролировать весь следственный изолятор.
      Я стал смотреть на монитор. Хозяин кабинета, перехватив мой взгляд, повернул экран телевизора вправо, показав тем самым, что это не для посторонних взглядов.
      Наконец он закончил разговор по телефону, положил трубку и, посмотрев на меня внимательно, сказал:
      – Слушаю вас.
      Я назвал свою фамилию. Он удивленно посмотрел на меня. Моя фамилия ему ни о чем не говорила.
      – Я передал карточку вызова моего клиента, и мне велели зайти к вам.
      – Да, да, – сказал майор, – я понял. Вы у нас кто будете?
      – Я адвокат.
      – Документы у вас есть?
      – Конечно, – я достал из кармана свое удостоверение.
      Майор взял его, внимательно рассмотрел, потом подвинул к себе папку. На ней я увидел имя, отчество и фамилию своего подзащитного. Майор открыл папку и стал просматривать какие-то находящиеся внутри листки. Я заметил, что в папке находятся все мои листки вызовов. Таким образом, все мои посещения за четыре месяца фиксировались.
      Майор просмотрел бумаги. Там находились какие-то рапорты – видимо, конвоиров, коридорных. Их было несколько.
      – Вы в курсе дела, что случилось? – спросил он меня.
      – Нет. А что случилось?
      – Давайте сначала поговорим о вашем клиенте. Вы ничего подозрительного не заметили, когда были у него последний раз? Кстати, когда это было?
      Указав на листки в папке, я сказал:
      – Вероятно, у вас все отмечено.
      – Зачем же так говорить? Когда вы были у него в последний раз? – повторил свой вопрос майор.
      – Я был у него в четверг.
      – И в четверг вы ничего не заметили подозрительного в его поведении?
      – Ничего подозрительного. А что все-таки случилось?
      – Он ничем с вами не делился? – будто бы не заметил моего вопроса майор. – Не говорил о проблемах, о конфликтах в камере?
      – Да нет, ничего не говорил.
      – На волю ничего не просил передать?
      – Нет, ничего.
      – Мы с вами, – майор обратился ко мне по имени-отчеству, – говорим не для протокола. Для нас это очень важно. Он никакой записки на волю не передавал?
      – Нет, никакой. Но что случилось?
      – Да, собственно… Беда случилась. Вашего клиента больше нет.
      – Как больше нет?! Что вы имеете в виду?
      – Ну… убили его. Погиб он.
      – А можно узнать, при каких обстоятельствах это случилось?
      – Какое для вас это имеет значение? – ответил майор. – Это уже наша забота.
      – Но я все же его адвокат и представляю его интересы. И я должен знать, каким образом он погиб. И погиб ли он на самом деле.
      Майор улыбнулся:
      – Вы что, не доверяете нам?
      – Я должен убедиться, что если вы говорите, что его нет, так его нет на самом деле.
      – А что я вам должен показать? В морг отвести? – раздраженно ответил майор.
      Я молчал.
      – Ваш клиент убит сокамерниками в драке. Вот все, что я могу вам сказать. Ведется следствие, устанавливается истина, кто это сделал. Поэтому я и задавал вам вопросы.
      – А кто ведет следствие?
      – Органы прокуратуры, кто занимается убийствами.
      – А как мне узнать, кто именно из следователей ведет это дело, чтобы связаться с ним?
      – Послушайте, – неожиданно перебил меня майор. – Вы проявляете чрезмерное любопытство – кто ведет дело… Все данные про вас есть. Если следствие сочтет нужным, то вас об этом известят. А пока я не смею вас задерживать. Вы будете работать сегодня с другими клиентами?
      – Нет, пожалуй, сегодня не буду…
      – Ну что ж, тогда до свидания, – приподнялся он из-за стола.
      Я взял свое удостоверение и вышел из кабинета.
      «Вот тебе и на – Олега убили! Кто убил, по чьему заданию? Случайна ли эта смерть? Нет, конечно, можно выдвинуть разные версии. Может быть, действительно был межкамерный конфликт, типичная бытовая драка, а может, его убили блатные по заданию воров… Не зря же говорили, что он имеет несколько смертных приговоров от воров в законе. Может быть, его убили оперативники? А может… – страшная мысль пришла в мою голову, – а может… Борис Петрович и его организация убрали Олега? Он же выдвинул ультиматум!»
      С этими мыслями я отъехал от следственного изолятора. Через несколько метров я остановился и посмотрел, нет ли за мной «хвоста». Но ничего подозрительного не увидел.
      Я поехал в консультацию. Но, войдя в свой кабинет, понял, что работать не могу. Не так часто случается в адвокатской практике ЧП. Конечно, был у меня и побег знаменитого киллера из следственного изолятора, были и несколько убийств моих клиентов. Но эти убийства были на воле. А тут – в тюрьме… Хотя, впрочем, это не такая уж и редкость. Я знаю, что, по статистике, в тюрьме часто и погибают, и умирают, просто об этом знает не каждый, лишь те лица, которые допущены в круг событий, происходящих в следственном изоляторе. А следственные изоляторы живут своей таинственной внутренней жизнью…
      Окончательно поняв, что сегодня работать не смогу, я сел в машину и поехал домой.
      Дома включил телевизор. В вечерних новостях сообщили о происшествии в следственном изоляторе, о смерти Олега. Что меня удивило – эту новость передали практически по всем каналам, а потом и в специальных программах: «Дорожный патруль», «Дежурная часть». Там была дана более подробная информация о смерти Олега. Правда, в некоторых передачах почему-то была изменена его фамилия.
      Жена поинтересовалась:
      – Это твой клиент?
      – Да.
      – А за что его?
      – Откуда я знаю…
      – Но ты же его адвокат и должен знать, за что его могли убить.
      – Мало ли за что их там убивают! Ты что, считаешь, что я должен быть посвящен во все их тайны?
      На следующее утро практически во всех центральных газетах была подробная информация о смерти Олега. К тому же выяснилось, что в это же время при таинственных обстоятельствах умер и подельник Олега Андрей, муж Ольги. Почему-то газеты писали «в связи с сердечной недостаточностью».
      Да, я знал, что в тюрьмах и следственных изоляторах часто умирают люди, и именно «в связи с сердечной недостаточностью». Но, насколько мне известно, Андрей был здоровым парнем и на свое здоровье никогда не жаловался.
      Это все было очень странным. Что мне оставалось делать? Кому звонить? Борису Петровичу?
      А вечером меня ждала очередная неожиданность. В дверь моей квартиры позвонили.
      – Откройте, это ваш участковый, – услышал я из-за двери.
      Я молча открыл дверь. В квартиру вместе с участковым вошли двое в штатском.
      – В чем дело? – поинтересовался я.
      – Мы пришли к вам, – назвали они меня по имени-отчеству, – для выполнения следственных действий.
      – Каких еще следственных действий? О чем вы? Вы меня ни с кем не перепутали? – удивился я.
      – Нет. Вы ведь адвокат такой-то? – назвали они мою фамилию.
      – Да. А какие могут быть следственные действия?
      – Вот, смотрите. – И они показали мне бумаги. – Вот ордер на обыск вашей квартиры.
      – Какой еще ордер?! При чем тут обыск в моей квартире? В связи с чем?
      – В связи с тем, что вы являетесь свидетелем по делу об убийстве Олега, – назвали они фамилию моего подзащитного.
      – Но я же не могу быть свидетелем, я его адвокат!
      – Все вопросы к прокурору, – прервал меня один из сыщиков. – Нам приказано провести у вас обыск.
      – Хорошо. Но сначала покажите мне ваши документы.
      Оперативники показали мне «корочки». Да, это была именно та организация, которая вела так называемое оперативное сопровождение этого уголовного дела. То есть это были коллеги моих знакомых оперативников.
      – Ну что ж, приступайте, – сказал я. – Но необходимо пригласить понятых.
      – Да, конечно, – сказал участковый и тут же вышел звонить в соседние квартиры.
      Наконец вошли соседи, живущие напротив меня.
      – Мы приступаем, – сказал оперативник, прошел на кухню, достал протокол обыска и стал его заполнять – такого-то числа, во столько-то, в квартире такого-то человека…
      – А можно поинтересоваться, что вы будете искать? – спросил я.
      – Да, – спохватился один из оперативников. – Мы предлагаем вам сразу выдать оружие, наркотики и иные предметы, запрещенные законом.
      – Так, – сказал я. – Я хочу сразу записать в протокол, что ни оружия, ни наркотиков, ни иных запрещенных предметов я не имею. – И, обращаясь к своим соседям-понятым, я сказал: – Попрошу вас быть очень внимательными, поскольку не исключается возможность того, что мне могут подбросить что-либо запрещенное.
      – Ну что же вы так! – сказал один из оперативников, назвав меня по имени-отчеству. – Неужели вы думаете, что мы способны на такое? Нам этого не нужно. Мы ищем только то, что касается смерти вашего клиента. У нас есть оперативные данные, что вы вынесли из следственного изолятора какие-то записки на волю в отношении его. А поскольку в данное время ведется следствие именно по факту его убийства, то, как вы понимаете, любые записи имеют колоссальное значение для следствия. Поэтому мы вас убедительно просим, – он вновь назвал меня по имени-отчеству, – выдать те записи, которые вы взяли.
      – Я еще раз повторяю, что никаких записей я не выносил и ничего у меня нет, – сказал я и тут же стал лихорадочно вспоминать, куда дел адрес и название голландского банка. А вдруг их найдут? Тут я и попался… А почему, собственно? Ничего особенного в этих записях нет. Просто я подставляю Олега. Да еще и жена его похищена…
      Обыск оперативники начали достаточно вяло, вскоре я понял, что их ничего не интересовало, только мои личные записи. Они без всякого энтузиазма отнеслись к газовому оружию, которое хранилось у меня дома, не проявили никакого интереса к пистолетным кобурам. Один даже примерил кобуру.
      – Что же вы так равнодушно на это смотрите? – не удержался я.
      – Это нас не интересует, – отмахнулся один из оперативников.
      – Что же вас интересует?
      – А вот это секрет фирмы, – улыбнулся он.
      Переходя из комнаты в комнату, оперативники просматривали вещи. Они вели себя корректно. Я понял, что подкинуть что-либо они задания не имеют. Скорее всего это просто обыск.
      Наконец они сказали:
      – У вас есть радиотелефон?
      – Да, есть.
      – Можно его у вас попросить?
      – Извините, а зачем он вам? У меня есть официальное разрешение на право пользования им.
      – Мы должны посмотреть ваш телефон, – настаивали оперативники.
      Я протянул им телефон.
      – Так, – сказали они. – Вот постановление о его изъятии.
      – А какое право вы имеете изымать телефон? – спросил я. – Он является моей частной собственностью.
      – Дело в том, что радиотелефон нам необходим для изучения.
      Я понял, что они наверняка будут изучать те звонки, которые поступали, или кому звонил я. А может, мне пытаются поставить подслушивающее устройство? Ладно, пусть берут, какое это имеет значение…
      – Хорошо, берите, только внесите в протокол, что я не согласен с фактом изъятия.
      – Это пожалуйста, – согласились оперативники. Один из них стал вписывать это в протокол.
      – Можно ваши записные книжки?
      – Какие еще книжки? Вы знаете о том, что Конституция гарантирует гражданину тайну переписки?
      – Все это так. Но существуют интересы следствия. Вы понимаете, что это дело неординарное. И сейчас нас интересует прежде всего установление истины. Поэтому мы просим вас передать нам ваши телефонные книжки.
      – У меня телефонных книжек нет, – соврал я.
      – А как же вы звоните? – удивился оперативник.
      – А я все номера помню наизусть.
      – Позвольте вам не поверить.
      – А как вы можете доказать, что у меня есть телефонные книжки? – улыбнулся я. – Вы же их не нашли. – При этом я стал вспоминать, куда мог деть их.
      – Ну хорошо, пусть будет так, – махнул рукой оперативник. – Все, обыск закончен.
      Обыск продолжался полтора часа.
      – Ну что, теперь мы попросим вас поехать с нами, – сказал оперативник.
      – Это еще куда?
      – Следователь хочет с вами поговорить.
      – Я никуда не поеду, – наотрез отказался я. – Уже десять часов вечера. Время позднее.
      – Вам лучше поехать с нами, – сказал один из оперативников.
      – Я никуда не поеду! – повторил я. – Пусть он вызывает меня официально. И потом, куда я должен ехать, к какому следователю? Вы ведь должны понимать, что меня могут вызвать только по конкретному уголовному делу.
      – Да, и такое конкретное дело существует. Вы проходите по этому делу как свидетель.
      – По какому делу?
      – Об убийстве вашего клиента.
      – Вы что, хотите сказать, что я его убил?
      – Это все будет решать следствие, – сказал оперативник. – Наша задача – доставить вас на беседу со следователем.
      Тут мне в голову неожиданно пришла мысль. Я понял, что, давая показания, становясь свидетелем по этому делу, я практически выбываю из разряда адвокатов своего клиента. Я понимал, что клиента уже нет в живых. Но существует факт его убийства. Значит, автоматически я остаюсь его адвокатом и после его смерти. Я должен выяснить причину его гибели. Существуют, в конце концов, его родные и близкие. Поэтому я решил сделать следующее – согласился на беседу со следователем.
      Мы сели в машину и поехали. Почти всю дорогу мы молчали. Только один из них спросил меня:
      – А вы его давно знаете?
      – Кого?
      – Клиента.
      Я пожал плечами, не собираясь отвечать на вопрос.
      Приехали мы все в то же здание на Ново-Басманной улице, в отдел по борьбе с бандитизмом и убийствами.
      Следователь, который вел дело Олега, вел и дело по его убийству. Тот же кабинет, заваленный бумагами, только оружия в сумках на полу нет.
      Я вошел в кабинет, поздоровался и сел. Следователь достал бумагу и, положив руки на клавиатуру компьютера, начал набирать текст «Протокол допроса свидетеля», но тут я попросил лист бумаги и достал из внутреннего кармана пиджака ручку. Следователь удивился, но листок бумаги мне передал, совершенно не понимая, что я собираюсь писать. А я быстро написал заявление на имя прокурора города Москвы, в котором изложил следующее: поскольку адвокат по данному уголовному делу не может быть свидетелем, то я на основании закона отказываюсь давать какие-либо показания, так как хотя мой клиент мертв, но для меня остается важным уточнить истинные причины его убийства. На этом основании я отказался от дачи показаний.
      Следователь прочел мое заявление, улыбнулся и сказал:
      – Вы не так просты, как я думал!
      – А кто же тут простой? – съязвил я.
      – Ну что ж, – сказал следователь, – вольному воля. Не смею больше вас задерживать.
      Неожиданно дверь открылась, и в кабинет вошел старшина милиции, поигрывая наручниками. Я насторожился. Ничего себе поворот! Сейчас мне объявят, что я задержан по какой-либо статье, и сержант наденет мне наручники…
      Следователь удивленно посмотрел на сержанта. Тот взглянул на следователя, на меня и сказал:
      – А что вы на меня так смотрите? Мы его привезли.
      – Кого? – не понял следователь.
      – Как кого? Кого вызывали. Подозреваемого в убийстве, его сокамерника.
      Тут я понял, что сейчас в кабинет войдет тот, кто убил Олега.
      – Хорошо, вводите, – сказал следователь.
      Сержант крикнул в коридор:
      – Гринько, вводи!
      Я настороженно смотрел на дверь. Но следователь протянул мне руку и сказал:
      – Все, не буду больше вас задерживать. – Теперь он явно торопился.
      Но я, наоборот, не торопился. Мне надо было посмотреть на этого человека. Каков он из себя, убийца Олега? А может, он просто взял на себя это убийство?
      Дверь открылась, и появился высокий худощавый парень, с короткой стрижкой, в спортивном костюме. На руках – наручники. Взгляд холодный и колючий. Он сразу смерил взглядом меня, и какие-то враждебные искорки укололи меня. Мне стало не по себе. Неужели он как-то вычислил, что я адвокат Олега?
      Следователь показал место, где можно было посадить подозреваемого. Сотрудники милиции усадили его, но наручники не сняли. Один из них встал рядом с подозреваемым, а другой вышел из кабинета.
      Я также вышел. Сотрудник, вышедший из кабинета, стал около двери для охраны. Тогда я понял, что у меня появился шанс получить информацию об Олеге. Я подошел к сержанту и спросил у него, который час. Сержант взглянул на часы:
      – Половина одиннадцатого.
      – Ну вот, – сказал я, посмотрев на свои часы, – как обычно, они опаздывают…
      Так, контакт начался, теперь надо как-то произвести впечатление, что я работник прокуратуры. Надо постараться что-то выяснить про подозреваемого.
      – А чего так долго везли-то? – спросил я.
      – Да нет, как обычно, – ответил сержант. – Не такой уж близкий путь… Пока получали, пока документы оформляли, пока выпускали…
      – А как он себя вел?
      – Да нормально, спокойно.
      – А вообще что ты о нем думаешь? – продолжал спрашивать я.
      Конечно, сержанту и в голову не пришло, что посторонний человек, не работающий в прокуратуре, свободно выходящий из кабинета следователя в половине одиннадцатого вечера, может быть адвокатом. Скорее всего он подумал, что я либо помощник следователя, либо оперативный работник, либо другой следователь, в конце концов…
      – Человек как человек… Сами знаете, кто он. Чего ему терять-то? На нем два убийства висят или даже три, – сказал сержант. – Ну, и четвертое до кучи взял. А убивал он его или нет – это уже вашему брату решать.
      Теперь я уже имел точное представление обо всем. Убийца Олега проходил по делу о тройном убийстве, и теперь Олег для него был четвертой жертвой.
      Я стал соображать, как мне задать следующий вопрос, чтобы не выдать себя. Но тут неожиданно дверь открылась, выглянул следователь и спросил меня:
      – А что, вы еще не ушли? – И обратился к сержанту: – Проводите товарища адвоката до выхода.
      Сержант растерянно посмотрел на меня, но, сделав вид, будто ничего не произошло, сказал:
      – Пожалуйста, провожу.
      И, показав рукой вперед, сказал мне:
      – Прошу, идите.
      Я вышел. В конце коридора я попрощался с ним, спустился вниз, сел в машину и поехал домой.
      На следующее утро неожиданности продолжились. Раздался телефонный звонок. Я услышал далекий голос Олеси.
      – Олеся, ты откуда говоришь? – кричал я в трубку.
      – Я из дома.
      – Как? Тебя отпустили?
      – Да. Нам с вами нужно срочно встретиться.
      – Конечно, конечно! Ты можешь приехать ко мне в консультацию?
      – Конечно, могу, – ответила Олеся.
      – Когда ты будешь?
      – Минут через сорок.
      – Все, договорились. Я тоже буду там через сорок минут!
      Я быстро стал одеваться. Через несколько минут моя машина мчалась в сторону консультации.
      Подъехав к зданию, я принял определенные меры предосторожности. Осмотрелся вокруг, оставил машину, не доехав до места, и дальше пошел пешком. Ничего подозрительного я не обнаружил.
      Войдя в помещение, я увидел уже сидящих там Олесю с Ольгой. Олеся была бледная, осунувшаяся. Я взял ее за руки.
      – Олеся, ну как ты? – Я чуть было не добавил «милая», но сдержался.
      Она покачала головой, как бы сказав, что ей очень плохо.
      – Про Олега слышала?
      Она опять кивнула головой. Мы прошли в мой кабинет.
      – Ну, рассказывай! – сказал я.
      – Похитили меня у бутика, торгующего товарами фирмы Армани, – начала Олеся, – затолкали в машину, рот заклеили широким скотчем, руки тоже замотали. Привезли в какую-то квартиру, там держали. Кормили нормально, не били.
      – Что они требовали? Что это были за люди?
      – Кто знает, что за люди… Наверное, враги Олежки. Ничего не требовали, видимо, чего-то ждали, что-то хотели получить. Никто со мной не разговаривал. Должны были приехать какие-то старшие для разговора со мной, но так и не доехали. Они где-то за границей были.
      – Почему ты так решила?
      – Потому, что те, кто меня охранял, без конца с ними по мобильному телефону говорили. Все время набирали код страны, который никак запомнить не могли.
      – Ну и что? Как же тебя освободили?
      – А как в новостях про Олега передали…
      – А, так ты там телевизор смотрела?
      – Да, все как в обычной жизни было, только по телефону разговаривать не давали и на улицу выходить. А так я все видела и слышала. Как показали Олежку, сразу же те, кто меня сторожил, стали старшим звонить. Долго о чем-то говорили, потом выпустили меня.
      – И ничего не сказали?
      – Ничего. Только – что найдут, если нужно будет.
      – А как ты думаешь, кто его мог…
      – Я хотела это у вас спросить.
      – Ты знаешь, что у меня тоже были неприятности? – И я вкратце рассказал ей про обыск, про попытку проведения допроса, про одного человека, на которого надеялся Олег, намекая на Бориса Петровича. Она слушала меня, глядя в сторону безразличным взглядом.
      – Вы поможете мне его забрать? – неожиданно спросила она.
      – Конечно, – ответил я. И обратился к Ольге: – А как ты, Оля?
      – Да, мой муж ведь тоже… Он был совершенно здоров. Я накануне получила свидание у следователя, приходила к нему, мы разговаривали. Было все нормально, и вдруг – в тот же день он умирает… Сказали, что завтра можно получить тело.
      – Значит, поедем вместе.
      Мы говорили еще долго. Про Голландию я ничего не сказал.
      На следующий день в полдень мы подъехали к следственному изолятору. Сначала долго ждали какого-то тюремного начальника, потом нам выписали пропуска, и мы поднялись на второй этаж. После этого долго оформляли бумаги. Наконец на тележке вывезли тела, покрытые белой тканью. К этому времени Олеся вызвала специальную машину для перевозки трупов.
      Олеся приоткрыла покрывало. Я не узнал Олега. У него было черное лицо, покрытое кровоподтеками. Было видно, что его били долго и жестоко. Зато лицо Андрея было чистым, никаких следов физического воздействия не было.
      Девушки заплакали. Мне тоже было не по себе.
      Когда мы стояли над телами – а все это происходило в тюремном дворе, – вокруг собралось много любопытных: конвоиры, сотрудники следственного изолятора, хозбригады заключенных. Они сочувственно смотрели на нас.