Координатор был совершенно уверен: то, что при социализме казалось стопроцентной панацеей, теперь, в начале девяностых годов, выглядело бы как минимум анахронизмом. Официальный курс Горбачева на "гуманизацию общества" и связанные с ней послабления системы уголовных наказании, равно как и период "дикого капитализма" с пресловутым "первоначальным этапом накопления капитала", не способствовали возвращению к жестким коммунистическим нормам ГУЛАГа, а потому следовало изыскивать новые решения.
      Проведение закона о свободном ношении оружия "для необходимой самообороны", как уже предлагалось в Верховном Совете?
      В условиях свинцовых мерзостей российской действительности подобное совершенная дикость: народ начнет стрелять друг друга в очередях и на коммунальных кухнях. К тому же новым законом, если бы он каким-то чудом был принят, воспользуются прежде всего далеко не самые законопослушные граждане.
      Коренная реформа Уголовного кодекса, содержание осужденных по американской системе?
      Тем более нереально: у государства нет столько денег, да и не предвидится в ближайшем будущем...
      Хозяин кабинета, отложив чистый лист бумаги, пружинисто поднялся со своего места, подошел к окну, долго смотрел, как по стеклу беспорядочными траекториями сбегают дождевые капли.
      Над центром Москвы зависла низкая грозовая туча, по Лубянской площади, пригибая головы от порывистого ветра, шли редкие прохожие. Им бы его заботы...
      Повернувшись спиной к белым больничным занавескам на окнах, он закурил, задумался, покусывая сигаретный фильтр, и вновь его взгляд невольно упал на портрет Дзержинского, висевший над столом.
      Да, тогда, в романтические времена кровавого противостояния "белых" и "красных" все было просто: "Губдезертир", расстреливающий без суда и следствия, ЧК, решающая любые вопросы с революционной непосредственностью, по законам военного времени, система заложников - "сто ваших за одного нашего"... Впрочем, считал Координатор, в те времена подобные методы целиком и полностью оправдали себя: бандитизм, захлестнувший РСФСР, был ликвидирован в несколько лет. Теперь же, чтобы посадить откровенного бандита, надо исписать горы бумаги, опросить свидетелей, провести десятки дорогостоящих экспертиз, разрушить хитроумные препоны, выставляемые адвокатами... Но тот же бандит через несколько лет все равно выйдет на свободу условно-досрочно или по амнистии, но уже куда более обозленный, опытный и коварный.
      Стряхивая с сигареты пепел, Координатор косился на казенный портрет и невольно поймал себя на мысли: наверное, неплохо было бы и вернуть некоторые методы родного ведомства, по крайней мере, внутри страны. Ведь ни для кого не секрет, что тот же Первый Главупр, занимавшийся преимущественно внешней разведкой, действовал и действует по формуле "цель оправдывает средства". У голубоглазых мальчиков и за границей длинные руки: внезапно наехавшей машиной по стенке размазать, током из неисправной розетки шарахнуть, отравленным зонтиком уколоть, в шахту лифта столкнуть, а то и авиакатастрофу организовать.
      Незаконно? Антиконституционно?
      А кто теперь может провести четкую грань между законом и беззаконием? Да и в любом правиле есть исключения, примеров можно привести массу.
      Тот же лидер французской Четвертой республики Пуанкаре, которого трудно обвинить в нелюбви к высоким идеалам гуманизма и демократии, однажды распорядился собрать всех парижских уголовников, вывезти их за город и запросто расстрелять.
      А драконовские законы, принятые в некоторых латиноамериканских республиках, - пресловутые "эскадроны смерти"?
      И относительно свежий пример - Южная Корея. Заместитель Координатора, переведенный к нему из Первого Главупра, некоторое время под видом торгового атташе проработал в Сеуле, и одним из самых сильных впечатлений была очистка столицы от уголовников. Все решилось не просто, а очень просто: Президент Чон Ду Хван, раздраженный медлительностью органов правопорядка и разгулом преступности, отдал категорический приказ: в три дня очистить город от бандитов. Что и было сделано - всех более или менее серьезных южнокорейских паханов развезли по полицейским участкам, после чего незамедлительно расстреляли. Резонанс был оглушительный; эффект получился не столько карательный, сколь назидательный, Во всяком случае, нынешний Сеул по криминогенности - одна из самых благополучных мировых столиц.
      Расстрел без суда, а значит, нарушение презумпции невиновности, процессуальных формальностей и прочих конституционных прав?
      Но зато сколь блестящим оказался конечный результат! Сколько жизней сберегла эта антигуманная акция, сколько проблем решила!
      Наверное, это как раз тот вариант, когда цель оправдывает средства.
      Координатор, резко затушив окурок, отошел от окна. Теперь капли, попадающие на оцинкованный подоконник, не успокаивали, а раздражали. Кажется, хозяин кабинета понял, что является единственно правильным выходом. Мысли работали ясно и четко, нужные формулировки возникали сразу же, сами по себе - будто бы на автопилоте. Его охватило такое чувство, которое, наверное, должен испытывать летчик в ту самую секунду, когда тяжелый боевой самолет отрывается от бетонной полосы, а пилот чувствует всем естеством - лечу, лечу, все нормально! Сейчас вот только развернусь на цель, и...
      Расслабил узел галстука, налил себе из термоса кофе, поставил перед собой чашечку и, рассеянно размешав серебряной ложечкой сахар, откинулся на спинку кресла. Безусловно - иного резюме, иного рецепта избавления общества от метастаз преступности, кроме грубого хирургического вмешательства, нет и быть не может.
      Да, только физическое устранение всех этих воров, паханов и авторитетов - это, пожалуй, единственно правильный путь, единственно действенный способ наведения порядка в стране. Следствия, суды, зоны не решают проблему. Как когда-то сказал Максим Горький - "если враг не сдается, его уничтожают". А то, что враги сдаваться не собираются, более чем очевидно.
      Расчистив стол от бумаг и отключив телефоны, Координатор принялся сочинять меморандум на высочайшее имя - документ сочинялся на принятом в этих стенах канцелярском новоязе, но он был уверен, что его поймут правильно.
      Заканчивая черновик, хозяин кабинета прошептывал каждое слово, каждое выражение, и слова эти мелкими брызгами падали на финскую мелованную бумагу:
      "... оргпреступность серьезно тормозит экономические реформы, более того - самим своим существованием выставляет силовые структуры, в частности, и государство в целом в крайне невыгодном свете, компрометируя их в условиях гласности в глазах общественности..."
      "... в силу известных причин лучшие, опытные кадры КГБ не задействованы или работают не в полную силу..."
      "... значительная коррумпированность высшего и среднего звена МВД и большой части прокурорских работников не дает оснований считать, что борьба с оргпреступностью лишь в формальном соответствии с буквой и духом закона принесет весомые результаты..."
      "... в условиях резкого перехода экономики страны на рыночные рельсы использование старых методик не может быть оправдано..."
      "... учитывая стремительную криминализацию общества в целом и экономики - в частности, принять незамедлительные меры..."
      "... общество оказалось неготовым к сложившейся ситуации..."
      И - самое главное:
      "Кардинально изменить ситуацию может только силовое решение проблемы. Необходимо создать экспериментальную структуру для физической ликвидации наиболее влиятельных лидеров отечественной оргпреступности".
      Дописал, несколько раз перечитал вполголоса - вроде бы достаточно убедительно.
      Теперь оставалось немногое - отдать черновик в референтуру, на "оформление", после чего, перечитав еще раз и отредактировав наиболее скользкие места (те самые процессуальные формальности вроде "презумпции невиновности"), отдать Председателю КГБ...
      К концу рабочего дня все было готово - меморандум отредактирован окончательно и отдан в канцелярию Председателя, на прочтение. Правда, относительно непосредственных исполнителей возникла небольшая заминка привлекать для этих целей офицеров из "силовых" Седьмого и Девятого Главков (соответственно - спецназы и охрана членов правительства и ЦК) было более чем проблематично, но Координатор с присущей ему дипломатичностью вывернулся и тут, предложив привлечь проверенных ребят, прошедших Афганистан, или же, используя противоречия в преступной среде, - лиц, по тем или иным причинам отошедших от криминалитета, но в той или иной мере "замазанных" перед законом. Второе представлялось более удобным - "замазанные" легко управляемы, потому что их удобно шантажировать.
      Когда за окнами стемнело и над подземным входом в метро "Лубянка" зажглись кровавокрасные, как мясной филей на срезе, буквы "М", хозяин начальственного кабинета, преисполненный ощущением хорошо прожитого дня, вызвал из гаража служебный автомобиль, накинул плащ, но в самый последний момент вновь поставил в видеомагнитофон кассету - ту самую.
      Наверное, он помнил ее наизусть - включая цифирьки часов, минут и года в правом нижнем углу. Причаливший к тротуару тяжелый темно-синий "Мерседес", потрепанная зеленая "копейка", автоматный ствол, окровавленные бетонные плиты перед офисом, столб огня над молочной "девяткой"...
      - Чем же тогда мы будем отличаться от них? - спросил он себя вслух. Ответ самому себе прозвучал парадоксально: - Да ничем...
      Предложение Координатора было принято руководством с некоторыми сомнениями - все-таки теперь не 1919 год с его "красным террором", и действовать подобными кавалерийскими методами как минимум сомнительно. Да и нет ничего тайного, что не становится явным. Утечка информации рано или поздно произойдет, и реакцию общественного мнения, подогреваемого ненавистной прессой и еще более ненавистным телевидением, предугадать нетрудно.
      Но все-таки руководство дало согласие - видимо, картина, описанная в меморандуме, действительно оправдывала самые худшие опасения. Так при Главке Координатора появилось отдельное силовое подразделение "С". Правда, появилось пока лишь на бумаге - предстояло решить множество технических проблем: финансирование, материальная база, кадры... Но, как бы то ни было, к середине лета подразделение "С" уже существовало как боевая единица - правда, скорее экспериментальная. Авторитетные аналитики из Пятого ("идеологического") Главупра, просчитывающие ситуацию, опытные инструкторы из "семерки", экономисты - подбор кадров давал основания считать, что конечная цель, поставленная перед этим "эскадроном смерти", будет решаться оперативно и грамотно. Координатор занимался детальным подбором исполнителей - эта проблема, одна из самых скользких, должна была разрешиться до конца года.
      Но одно дело - решить проблему теоретически, умозрительно, то есть на бумаге. Совсем другое - правильно подобрать кадры, изыскать финансы, решить массу технических моментов, которые при составлении меморандума не представляются серьезными. К тому же в самый разгар создания новой структуры из-за планового сокращения центрального лубянского аппарата сам Координатор вышел в резерв по возрасту.
      Как ни странно, но изменение в статусе бывший генерал-майор спецслужб пережил почти безболезненно. В отличие от многочисленных коллег он не впадал в запой, не пытался пустить себе пулю в лоб и не вербовался в "горячие точки".
      Основания для спокойствия давали многие вещи - во-первых, наработанные за время службы связи, позволившие заняться относительно серьезным бизнесом. Во-вторых, жизненный опыт: кто-кто, а Координатор прекрасно знал, что он рано или поздно пригодится родному ведомству (правда, возможно, в ином качестве). Ну а в-третьих - и это самое главное! - все нити структуры "С" по-прежнему оставались в его руках. Тайное спецподразделение было его и только его детищем; генерал-майор был уверен, что у человека, занявшего его бывший кабинет, вряд ли хватит выдержки, опыта и ума, чтобы вести правильную политику. Да и не поручит ему начальство столь щекотливое задание.
      Впрочем, он прекрасно оценивал возможности родной конторы. В случае активизации структуры "С" она рано или поздно попала бы в поле зрения бывших коллег - а потому следовало найти компромисс.
      Координатор, скрытый честолюбец и опытный интриган, не мог не понять очевидного: теперь, в начале девяностых принадлежность к органам уже не давала той безусловной власти, как несколько лет назад. Причастность к высшим государственным интересам и идеология отошли на задний план; теперь в Москве, да, пожалуй, и во всей России все решали прежде всего деньги.
      Структура "С", выведенная с Лубянки, никоим образом не соотносилась с государством и, естественно, никак не подкармливалась, а это значит, что ей рано или поздно пришлось бы функционировать на самофинансировании, добывая для себя средства к существованию.
      Выход, который напрашивался сам собой, был найден быстро: Координатор зарегистрировал (естественно, на подставное лицо) охранную фирму, под вывеску которой в короткий срок собрал бывших коллег. Нынешние коллеги помогли с льготами по налогам. Это решало проблему существования "С", но лишь частично, разве что в плане легализации.
      Взвесив "за" и "против", бывший руководитель спецслужб дошел до очевидного: ликвидация всех этих паханов, воров и авторитетов ради самого факта ликвидации, то есть акта неотвратимого, но справедливого возмездия (как и было задумано первоначально), - предприятие как минимум глупое и наивное. Теперь, в эпоху "дикого" капитализма, ликвидация оправдана лишь в том случае, если деньги криминалитета переходят к законной власти.
      А какая власть в нынешней России законная, об этом Координатору можно было и не говорить: сам ее более двадцати пяти лет утверждал и защищал. Уж наверняка не та, которая красуется по телевизору. Умные люди никогда не светятся - утверждение настолько очевидное, что не требует доказательств.
      С такими мыслями он отправился на родную Лубянку, записался на прием к высокому начальству - аудиенция была дана, и резервный генерал беседовал с действующим часа четыре.
      Координатор вышел из высокого кабинета усталый, но довольный и улыбающийся - хозяин проводил его до дверей, улыбаясь в ответ - по этим улыбкам можно было догадаться, что они обо всем договорились.
      Или почти обо всем. Отослав за какой-то надобностью секретаря, лубянский начальник спросил хитро:
      - А вы не боитесь, что идея имеет свою изнанку?
      - Какую именно? - спросил посетитель, примерно понимая, какой вопрос теперь последует; он уже был внутренне готов к нему.
      - Эта структура, которую вы задумали еще в свою бытность тут... противозаконна и антиконституционна. Вы ведь сами понимаете.
      Собеседник кивнул:
      - Естественно.
      - Но противозаконность действий порождает естественную вседозволенность руководства и исполнителей. Сокрытие информации ведет к тотальному государственному беспределу - последнее куда хуже беспредела бандитского, - наконец сформулировал хозяин. - Чем же тогда вы будете отличаться от какойнибудь люберецкой или, скажем, солнцевской преступной группировки?
      - Ничем, или - почти ничем. Цель оправдывает средства, а из двух зол, как известно, выбирают меньшее. А потом деньги ведь не пахнут, - резервный генерал спецслужб был убежден, что афоризмы, особенно если они связаны логически, всегда действуют убедительно.
      Пожалуй, последний афоризм прозвучал наиболее веско - Координатор уже знал, что теперь, в начале девяностых он актуален не только для коммерческих, но и для лубянских структур...
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      Небольшой город Курган - неприметная точка на огромной желто-зеленой евразийской карте России, в черно-синем переплетении артерий автомобильных и железных дорог, - почти ничем не примечателен. Грязно-синяя вена реки Тобол, темные трубы отравляющих воздух заводов, геометрически-правильные железобетонные коробки пролетарских микрорайонов по окраинам, редкие автобусные остановки, как мухами, облепленные по утрам спешащим на родные заводы похмельным рабочим классом.
      Не город - областной центр, административная единица. Подобных в России десятки, и все, как один, неуловимо похожи друг на друга.
      И уж если, не дай Бог, доведется тут родиться и жить, то вряд ли можно рассчитывать в дальнейшем на что-то путное. В таком городе, как правило, не живут - существуют.
      В тоске забранного в бетон пространства жизненный сценарий предопределен на много лет вперед: школа, ПТУ, заарканивание дешевых, вульгарно накрашенных телок на дискотеках, армия, женитьба, завод по производству чего-то важного для страны, но по большому счету ненужного, праздники баньки по субботам, бытовые пьянки с приятелями и соседями по воскресеньям, как-то незаметно перерастающие в бытовые драки с жестоким кровопролитием...
      Тут, в провинциальных областных центрах, люди живут не мыслями и чувствами, а инстинктами, по большей части темными и непредсказуемыми. И, наверное, именно потому в таких городках милиция лютует, как нигде. Может быть, и справедливо: если бы не подсознательный страх перед ментами, если бы не угроза наказания, вся эта дикая орава вечно пьяных бывших пэтэушников, полных нереализованной силы молодых пролетариев, как саранча, разбрелась бы из своих малосемеек, общаг и времянок, насилуя, грабя и сжигая все, что ни попадется, на своем пути.
      Короче - снедаемое темными и непредсказуемыми страстями огромное, трудно управляемое человеческое стадо, которое надо держать в жесткой узде, не боясь перебрать. И потому именно правоохранительные органы в лице ментовки и прокуратуры - поводыри, пастухи и воспитатели одновременно, руководящая, направляющая и карающая сила; само богатство определений говорит о серьезности проблемы.
      Наверное, именно о карающей функции правоохранительных органов и думала погожим весенним утром женщина-следователь городской прокуратуры Кургана, допрашивая невысокого молодого человека.
      Она была подчеркнуто деловита, грубовата и показательно строга - качества, вполне подходящие для человека этой совсем неженской должности. Профессиональный цинизм и план по раскрываемости преступности быстро приучают плевать на человеческие судьбы. На ней была синяя юбка, чем-то неуловимо напоминающая униформу, строгая белая блузка. На столе - служебные бумаги, телефон черного эбонита, папка с тесемками. Выражение лица - бездушное и безучастное - как нельзя более подходило к казенному слову "прокуратура". Наверняка это на вид бесполое существо и внешность свою получило из казны вместе с папкой, телефоном и этим маленьким кабинетом.
      А вот допрашиваемый, наоборот, выглядел спокойным, держался вежливо и рассудительно: так может смотреться человек, уверенный в себе. Немного оттопыренные уши, короткая стрижка темных волос, рельефные мускулы качка, хорошо угадываемые под курткой, - классический курганский типаж. Он почти не высказывал волнения, и лишь глаза иногда беспокойно бегали, не в силах задержаться на чем-то одном.
      - Итак, с заявлением потерпевшей вы уже ознакомлены, - произнесла следователь, глядя на допрашиваемого так, словно бы он был мелкой деталью интерьера. - Вы признаете факт изнасилования?
      Подследственный передернул плечами.
      - Нет.
      - Но ведь факт интимной близости - признаете?
      - Естественно, - спокойно согласился молодой человек. И тут же добавил поспешно: - Но это было давно... Чуть меньше года назад и по обоюдному согласию. Я уже и забыл...
      - Но в заявлении потерпевшей указано, что в отношении ее было применено насилие. - Несомненно, следователь прокуратуры не верила молодому человеку - то ли исходя из женской солидарности с потерпевшей, то ли из профессиональных соображений. - А год назад или вчера... Давности по данной статье не существует.
      - Товарищ следователь, я ведь сам в милиции служил, - казалось, молодого человека было трудно смутить. - Это явная подставка. Где свидетельские показания? Где данные медицинского освидетельствования? Почему я узнаю обо всем этом только теперь?
      - Значит, факта изнасилования вы не признаете. - Не принимая контраргументы, следователь взглянула на часы, она явно куда-то торопилась. Хорошо. А как вы объясните, что кроме этого на вас поступило еще три заявления, и по той же статье?
      - Разрешите взглянуть, - молодой человек недоверчиво поджал губы.
      Лицо хозяйки кабинета приобрело сонное выражение.
      - Прошу.
      Серая бумага, катящиеся круглые буквы - по всему видно, под диктовку писалось.
      "...познакомились с ним в парке, спустя полчаса он предложил мне вступить в интимную близость. Когда я отказала, ко мне было применено грубое насилие... Половая близость в извращенной форме..."
      Подследственный категорично отодвинул бумаги.
      - Вранье. Таких не знаю.
      - Да только они вас откуда-то знают, - бумаги профессионально быстро исчезли в папке с веревочными тесемками. - Значит, вы отказываетесь?
      - Да.
      - А как же со свидетельскими показаниями? Кстати, вот и они.
      Впрочем, свидетельские показания, явно сфабрикованные так же, как и заявления "потерпевших", можно было и не читать. Стало очевидно - если уж его, пока еще подследственного, хотят посадить по одиозной 117-й статье, то посадят наверняка.
      И надо же - целых четыре изнасилования... Хорошо еще, что не всех одновременно.
      Хозяйка кабинета вновь посмотрела на часы, заерзала и, раскрыв папку, произнесла:
      - Следствию необходимо еще раз уточнить анкетные данные.
      - Хорошо, - молодой человек взглянул на нее с явной ненавистью.
      - Фамилия?
      - Солоник.
      - Имя-отчество?
      - Александр Сергеевич.
      Дешевая ученическая авторучка следователя что-то пометила в папке.
      - Значит, после окончания школы поступили в техникум, призвались, проходили службу в Группе Советских войск в Германии, потом перевелись в техникуме на заочное отделение, работали в милиции, получили направление в Горьковскую высшую школу милиции, откуда вас отчислили за аморальное поведение... Затем - автоколонна, служба во вневедомственной охране, после увольнения, работа на спецкомбинате. Все правильно? - говорившая взглянула не на собеседника, а поверх его головы.
      - Да, - анкетные данные уточнялись в который уже раз.
      - Вот и хорошо. Гражданин Солоник, - следователь поднялась более поспешно, чем требовалось, - вопросов к вам больше нет, вы свободны.
      - Простите, а как же очная ставка? Как же медицинское освидетельствование? Откуда вообще эти три взялись? - забеспокоился тот, кого только что назвали гражданином Солоником. - Я ведь сам в милиции служил, знаю, что такое закон.
      - Не учите прокуратуру вести следствие, - отрезала хозяйка кабинета. - А то, что вы служили в органах внутренних дел, мы учли. По такому обвинению вас вполне могли поместить в изолятор временного содержания, взамен взята подписка о невыезде. Все, свободны. На суд явитесь по повестке, в противном случае будете подвергнуты насильственному приводу.
      И равнодушно отвернулась, давая понять, что беседа завершена.
      Подследственный вздохнул, пробормотал нечто невнятное и вышел из кабинета.
      Он двинулся по устланному потертой ковровой дорожкой коридору, мимо дверей служебных кабинетов с картонными табличками, вдоль облупленных стен, в густом запахе слежавшихся бумаг, пыли, плесени, сырости и еще чего-то нежилого, какой обычно бывает лишь в присутственных местах...
      Вышел из подъезда, с удовольствием вдыхая свежий воздух, осмотрелся...
      - А-а-а, Солоник? - неожиданно услышал он над самым ухом.
      Молодой человек обернулся - прямо на него шел невысокий чернявый мужчина. Выбритые до синевы щеки, короткая прическа, маленькие, глубоко посаженные глазки... Несмотря на штатскую одежду, можно было с полной уверенностью сказать: это - ментовский оперативник.
      Опер смотрел на молодого человека снисходительно, с явным превосходством.
      - Ну как дела? - спросил он, закуривая.
      Резкий дым дешевой "Примы" ударил в ноздри, и посетитель прокуратуры брезгливо поморщился.
      - А тебе какое дело?
      - Мог бы помочь... Может быть, договоримся?
      - А пошел ты в жопу, пидар дешевый, - душевно посоветовал молодой человек.
      Наверняка за свою многотрудную службу мусорскому оперу доводилось выслушивать в свой адрес и не такие пожелания, даже не единожды на дню, и потому он не обиделся: видимо, привык за годы службы.
      А потому, выдохнув в лицо молодого человека табачный дым, он лишь ухмыльнулся.
      - Зря ты так... Ничего, когда тебя на зоне блатные в очко трахнут, вспомнишь, как меня в эту самую жопу посылал...
      Нет ничего печальней, чем несоответствие возможностей и желаний, особенно, если желания берут верх.
      Устремления, цели, смелые планы на будущее - что может быть естественней, если тебе чуть больше двадцати, а ты только что дембельнулся из армии и уверен в себе, если у тебя есть на то все основания?
      Горизонты кажутся безграничными, небо над головой - безоблачным и чистым. Рисуешь мысленные перспективы все смелей и смелей и видишь себя где-то далеко отсюда, с карманами, полными коричневых хрустящих сторублевок, разъезжающим по столичным бульварам на приличной тачке в окружении доступных и красивых женщин, сильным и всемогущим...
      А о чем еще мечтать в Кургане? Впрочем, жизнь в затхлой провинции, где распитие "Портвейна-72", культпоходы в "стекляшку" с непременно победной дракой кажутся пределом возможного, не способствует иному пониманию ценностей бытия.
      И, естественно, Саша Солоник - плоть от плоти курганский - не являл собой исключение.
      Единственный ребенок в семье железнодорожника и медсестры, казалось, ничем не выделялся среди сверстников. Обыкновенная, без всяких "уклонов", средняя школа, армейская служба в братской ГДР, техникум, где Саша учился без особого рвения и энтузиазма, служба в милиции...
      В ментовку он попал скорей по инерции, нежели по осознанному желанию: купился на дешевую романтику в духе популярного советского сериала "Следствие ведут знатоки": служение законности и порядку, эдакое мушкетерское братство, где один за всех, а все за одного... Впрочем, романтики в нелегкой милицейской службе не удалось бы найти и саперу с миноискателем и собакой, разве что создателям заказанных щелоковским МВД телесериалов: это новый сотрудник понял меньше, чем через месяц. Свободное время короталось в пьянках, за игрой в подкидного дурачка, перемежающейся рассказами о постельных победах над местными девицами - по большей части мнимых. В ментовке царил грубый мат, чинопочитание, подозрительность, тихое стукачество друг на друга, исподволь поощряемое начальством, и до обидного не наблюдалось какого-либо благородства, подвигов и хитроумных расследований в духе майора Томина и капитана Знаменского.
      Мусора ненавидят народ, и народ справедливо платит им тем же: человек в погонах так или иначе вступает в сделку с собственной совестью, и это очевидно для всех. И слышать за собственной спиной шипение - вон пидар, мусор вонючий - нелегкий, но справедливый крест.
      Но человек - существо приспособляемое, даже если он в ментовской форме. И если естественная энергия не может быть направлена в нормальное русло (карьера, обогащение, власть), то она находит иные выходы. Как говорится - "вода дырочку найдет". Нашел такую отдушину и сержант МВД Александр Солоник: бабы. Впрочем, в его возрасте выход более чем естественный.
      Баб у него было много - счет шел на десятки, если не на сотни. Курганские телки, молодые и красивые, в основном непритязательны и, как следствие, не в пример московским - сравнительно дешевы. Аксиома: если женщина не ценит себя, ее всегда можно купить, главное - угадать с ценой. А цена в условиях развитого социализма в русской провинции была стандартной: накрыть "поляну", выставить бухло позабористей, чего-нибудь наплести о любви, женской красоте и чувствах, намекнуть, что эта встреча с "поляной" и бухлом не последняя, после чего со спокойной совестью совокуплять собственные органы с органами означенной телки до полного изнеможения.
      Покупались, как правило, все или почти все - наверное, с тех пор Саша и относился к ним как к глупым продажным животным, которых жестоко презирал, но без которых тем не менее обойтись не мог.
      Жизнь текла своим чередом: дежурства в родной ментовке сменялись выходными, одни телки - другими, составлялись рапорты, выносились благодарности и порицания начальства...
      Женился, родился сын, затем, как водится, развод, вновь женитьба, еще один ребенок...
      Да, жизнь шла по накатанной колее, и молодой сотрудник МВД, конечно же, не знал, какие тучи сгущаются над его головой.
      Все началось с поступления в Горьковскую высшую школу милиции. Не то чтобы Саша рвался стать офицером - просто осточертела однообразная жизнь в затхлой провинции. А Горький хотя и не столица, но все-таки большой и относительно культурный город, в котором, кроме всего прочего, можно было всецело предаться единственной страсти - женщинам; благо, поблизости ни начальства, ни семьи.
      Нижегородки выглядели куда более свежо и незатраханно, чем порядком поднадоевшие курганки, к тому же были куда менее закомплексованны. Короче говоря, едва прибыв на новое место, молодой курсант с головой окунулся в омут непритязательных плотских удовольствий. Постель еще не успевала остыть от предыдущей б... и, а в прихожей уже раздевалась следующая. Телки менялись с регулярностью выходящих с завода ГАЗ новеньких двадцать четвертых "Волг", и все это не могло не стать достоянием начальства.
      Был вызов в высокий кабинет, состоялся неизбежно тяжелый разговор.
      "Тут слухи пошли, что ты женщин без меры трахаешь", - неприязненно глядя на курганца, молвил пожилой начальник, который в силу возраста и темперамента наверняка не мог похвастаться ничем подобным.
      "А что мне - онанизмом заниматься или мужиков трахать? - реакция молодого курсанта была естественной и легко предсказуемой. - Я здоровый мужчина, и с половой ориентацией у меня все в порядке..."