Месяца января в двадцать третий день войско выступило в поход. А год был от сотворения мира шесть тысяч семьсот семьдесят шестой*.
      _______________
      * 1208 год.
      По зимним дорогам пошли к Раковору переяславцы Дмитрия Александровича, владимирцы Святослава Ярославича, тверичи Михаила Ярославича, дружина наместника великокняжеского Юрия Суздальского, новгородское пешее ополчение. Возглавляли ополчение посадник Михаил Федорович и тысяцкий Кондрат.
      За войском везли на санях тяжелые метательные орудия - пороки разбивать каменные стены немецких городов. Задолго до похода начали готовить их порочные мастера на владычном дворе.
      Старший из порочных мастеров Тогал, латинянин родом, сопровождал грозные орудия. Имелись в Новгороде и свои мастера, но Тогал был опытнее, лучше знал военные хитрости. Тысяцкий Кондрат обещал ему за поход большую награду.
      Полки двигались медленно, с продолжительными остановками. До порубежной реки Наровы шли почти три недели: воеводы давали отдых людям, пока еще была своя земля.
      Первыми перешли за Нарову переяславские конные дружины, а с ними проводниками ладожцы и ижорцы. На границе земли Вирумаа не оказалось ни укреплений, ни сторожевых застав. Редкие деревни были покинуты жителями. Видно, раковорцы решили не выводить войско в поле, отсиживаться за каменными стенами.
      Скучным показался низовским и новгородским воинам этот поход: только бесконечные снега, морозный ветер да низкое серое небо над головой.
      Встреча с псковской ратью показалась вроде как праздником, нарушившим путевое однообразие. Псковичи были румяные, веселые. Да оно и понятно: идти сюда им было много ближе, чем остальным. Князь Дмитрий и Довмонт обнялись как боевые товарищи. Они с первого взгляда понравились друг другу: Дмитрий - своей искренней молодой горячностью, Довмонт спокойствием и дружелюбием. Кто мог догадаться, что это взаимное расположение обернется верной дружбой на всю жизнь?
      Вечером семнадцатого февраля впереди показались зубчатые стены и башни Раковора.
      На заснеженном поле у реки Кеголы войско остановилось для ночлега. Разошлись во все стороны сторожевые заставы. Ранние зимние сумерки спустились на воинский стан.
      В шатре князя Дмитрия собрались князья и воеводы. Порочный мастер Тогал развернул пергамент с чертежом Раковора. За большие деньги купил этот чертеж тысяцкий Кондрат у приезжих немецких купцов. Купил без нужды, про запас, задолго до похода, а теперь князья и воеводы только похваливали тысяцкого за предусмотрительность.
      Военачальники договаривались, кому с какой стороны приступать к Раковору, где ставить пороки. Разошлись поздно, порешив завтра же начинать осаду.
      Воевода Федор заботливо укрыл Дмитрия медвежьей шкурой, пожелал спокойной ночи.
      - Завтра твой день, княже, - сказал воевода. - Возьмем Раковор - вся честь твоя. А теперь спи, ни о чем не думай. Сторожевые заставы сам обойду...
      Дмитрий вспомнил нового знакомца князя Довмонта, его рассудительные речи на совете, его желание первым приступать к стенам Раковора, и подумал, что отдельной чести нет, есть честь и слава всего русского воинства. Но возражать воеводе не стал, накрылся с головой меховым пологом...
      Незадолго до рассвета Дмитрия разбудили голоса и звон оружия. Князь откинул медвежью шкуру, приподнялся.
      Посередине шатра, на низком складном столике, горела свеча. Воевода Федор, в шубе, накинутой поверх кольчуги, простоволосый, сидел и покачивал седой головой. К нему склонился воин в остроконечном шлеме, что-то шептал. Дмитрий узнал десятника из сторожевой заставы.
      - С чем приехал, Кузьма, в такую рань?
      - Беда, княже! - взволнованно говорил дружинник. - Немцы из Ливонии идут к Раковору. Верст за десять отсюда. По всему видно, что не с миром идут - вооружены для боя...
      Воевода Федор гневно взмахнул кулаком:
      - Измена это! Не надо было верить немецким послам, не надо! И рыцари немецкие, и рыцари датские - одинаково враги. Ворон ворону глаз не выклюет...
      - Раз враги - чего ж на измену сердиться? Другого от немцев и не ждали, - усмехнулся Дмитрий и, обернувшись к Кузьме, спросил: - Скоро ли здесь будут, как думаешь?
      - Да если так пойдут, как до того шли, неспешно, то в третьем часу дня жди немцев на Кеголе...
      - Будем ждать! И встретим, как подобает! А ты, воевода, - обратился князь к Федору, - поднимай князей, пусть строят полки.
      Воевода, придерживая рукой падающую с плеч шубу, быстро пошел к выходу. Десятник в нерешительности топтался на месте, глядя, как княжеский оруженосец помогает Дмитрию одеться и приладить доспехи.
      - Скачи обратно к заставе, Кузьма, - отрывисто говорил князь, застегивая у правого плеча золотую пряжку красного плаща. - Беспрестанно шли вести. Может, не одно рыцарское войско сюда спешит?
      - Исполню, княже!..
      Дмитрий Александрович вышел из шатра.
      В разных концах русского стана раздавались сигналы труб. Из шатров и шалашей вылезали ратники, бежали по снежной целине к берегу Кеголы, скрывались в предрассветном сумраке.
      К шатру спешили князья и воеводы. Молчаливым полукругом встали позади Дмитрия Александровича князья Святослав, Михаил, Юрий и Довмонт, посадник Михаил Федорович, тысяцкий Кондрат, воеводы дружины и ополчения.
      За падающим снегом не было видно, как выстраиваются полки. Но князю Дмитрию и не нужно было этого видеть. Он знал, что воины занимают привычный, веками проверенный боевой строй: посередине, в челе, новгородское пешее ополчение, а справа и слева от него - крылья дружинной конницы.
      Таким строем великий князь Александр Ярославич Невский разгромил немецких рыцарей на льду Чудского озера: дал их "железной свинье" увязнуть в центре и ударил конницей с боков! Он, Дмитрий, повторит эту военную хитрость...
      "Но нужно ли повторять? - вдруг подумал Дмитрий. - Рыцари ждут повторения. Урок Ледового побоища* не мог пройти для них даром. Лучше удивить врага новой хитростью. Немцы будут ждать удара справа и слева... Пусть ждут! А мы ударим с одного бока, но сильнее. А с другой стороны только для вида нападем, чтобы рыцарская конница не могла оттуда на помощь прийти. Так и решу..."
      _______________
      * Л е д о в о е п о б о и щ е - битва великого князя Александра
      Невского с немецкими рыцарями в 1242 г.
      Дмитрий Александрович обернулся к князьям, ждавшим его приказания:
      - Ты, Святослав, переводи свою дружину на правое крыло. И ты, Довмонт, там же с псковичами встань. А ты, Михаил, останешься на левом крыле с одной тверской дружиной. Только растяни ее пошире, пусть не догадаются немцы, что там лишь малая часть войска...
      Князья недоуменно переглянулись. Не было такого раньше, что надумал переяславский князь!
      Только Довмонт сразу понял замысел:
      - А ведь верно! Не ждут немцы, что мы одним крылом на них навалимся!
      - Удивим немцев! - поддержал псковского князя тысяцкий Кондрат.
      Отъезжая, Довмонт еще раз ободряюще улыбнулся молодому переяславскому князю:
      - Верно задумал, князь!
      Дмитрий помахал ему рукой. Приятно было понимание и дружеское расположение, прозвучавшее в словах псковского князя. Мил Дмитрию новый псковский князь, мил. Мечтать только можно о таком товарище... Но все это после, после... А сейчас к полкам, светает...
      Русское войско уже перешло реку Кеголу и стояло вдоль берега, лицом к приближающимся немцам. Снегопад кончился. Ветер уносил к Варяжскому морю серые тучи. Стала видна черная полоска леса вдалеке, а между лесом и русскими полками, посередине просторного поля, изготовившаяся к бою немецкая рать. Белые стяги с красными и черными крестами лениво полоскались над неподвижным строем рыцарской конницы.
      Медленно тянулись минуты. Немецкое войско не трогалось с места.
      Со стороны Раковора доносился торжествующий рев труб и колокольный звон - горожане радовались подмоге.
      - Чего они стоят? Чего ждут? - шептались воеводы. - Может, биться не хотят?
      - А может, и вправду не хотят! - вдруг сказал Дмитрий. - Пока немецкая рать у нас за плечами, к Раковору приступать нельзя. Видно, без боя задумали оборонить город. А сражаться опасаются. После Ледового побоища спеси у них поубавилось...
      Русские полки медленно двинулись вперед. За перестрел от рыцарского войска Дмитрий приказал остановиться. Рыцарский строй, отсвечивавший железом доспехов, оставался неподвижным. Только из-за спины рыцарей вдруг высыпали пешие кнехты, вытянули в сплошную линию большие черные щиты, выставили копья. Зачем это? Раньше немцы сразу врезались железным рыцарским клином...
      С наступавшими рыцарями русские ратники биться умели. Нужно было только сдержать их первый, самый страшный натиск. Потом сомкнутый строй рыцарской конницы рассыпался, закованные в железо неповоротливые всадники тонули в толще пешего ополчения, а крылья русских конных дружин довершали разгром...
      Но сейчас рыцари просто стояли.
      Нападать на их железные ряды было то же, что пробовать прорубить мечом крепостную стену - даже лошади у рыцарей были закованы в броню.
      Туловище и руки рыцаря защищала кольчуга, а поверх нее - латы. На ногах - железные сапоги. Шею закрывал кольчужный капюшон, спускавшийся на грудь. В кованом рыцарском шлеме прорезались только узкие щели для глаз и дыхания; попасть стрелой в эти щели можно было только случайно. У каждого рыцаря - щит, длинное тяжелое копье, меч, кинжал, боевой топор; мечи и кинжалы привязывались к широкой рыцарской перевязи ремнями, чтобы не потерять оружие в бою...
      Чтобы перечислить все предметы рыцарского вооружения, пришлось бы дважды загибать пальцы на обеих руках. Непомерной тяжестью давили доспехи на плечи рыцаря. Выбитый из седла, он уже не мог без посторонней помощи влезть на коня. В немецких замках у ворот строили помосты со ступеньками, и только с этих помостов рыцари садились в седла. Неповоротлив рыцарь в бою, если оторвать его от строя, окружить со всех сторон.
      Но сейчас перед русским войском была сплошная железная стена.
      Русские стрелы ломались о доспехи. Немецкие же железные стрелы, которые пускали из-за щитов пешие арбалетчики*, пронизывали русские легкие кольчуги насквозь. Особенно большие потери несло новгородское ополчение: кольчуги и железные нагрудники не все ратники имели...
      _______________
      * А р б а л е т - метательное оружие, состоявшее из лука и ложа
      с прикладом. Стрелы арбалетов имели большую убойную силу.
      Падали русские воины на снег, орошая его кровью.
      К Дмитрию подъехал князь Довмонт:
      - Нельзя так стоять! Побьют ратников без толку!..
      Дмитрий сердито оборвал его:
      - Сам вижу, что стоять худо. Но и идти на копья - не лучше!
      А тяжелые арбалетные стрелы летели и летели из-за немецких щитов, находя новые жертвы...
      - А ведь можно потревожить немцев, можно! - вдруг сказал Довмонт. Вели приказать, чтобы привезли пороки. Да каменных ядер побольше!
      - Верно! - загорелся Дмитрий. - Пусть едут в обоз!
      Вскоре через головы новгородских ополченцев полетели тяжелые каменные глыбы, сбивая с коней рыцарей, проламывая латы, калеча лошадей. Рассыпалась линия щитов впереди рыцарской конницы. Немецкие пешцы, бросая копья, разбежались.
      И не выдержали немцы!
      Взревели, возвещая атаку, боевые рожки. Тронулась на новгородский лицевой полк железная немецкая "свинья". Русские полководцы навязали-таки рыцарям свою волю, по-своему повернули ход сражения!
      С оглушительным лязгом оружия и воинственными криками рыцарская конница врезалась в строй новгородского ополчения. Попятились новгородцы под страшным напором. Все дальше и дальше, разрезая их строй, пробивался немецкий железный клин.
      Всадники в рыцарских доспехах, мерно поднимая и опуская мечи, плыли над головами пеших новгородских ратников, как черные варяжские ладьи по бурным волнам. И как ладьи, тонули в волнах новгородского ополчения.
      На помощь новгородцам Дмитрий Александрович двинул с левого крыла тверскую конную дружину князя Михаила. Как и ожидалось, это не было неожиданностью для немцев. Отряд рыцарей, прикрывавший фланг войска, неторопливо выехал навстречу тверичам и задержал их. Дружинники тверского князя рубились отчаянно, но пробиться через заслон не могли.
      А к месту схватки уже спешили другие рыцарские отряды. Еще немного, и тверичи будут смяты.
      Дмитрий оглянулся.
      За его спиной плотными рядами стояла заждавшаяся переяславская рать. Правее ее - конные дружинники князя Довмонта, отличавшиеся от остального русского войска темным цветом доспехов; на псковичах были и литовские, и немецкие, и шведские панцири. А еще дальше, на самом краю, застыли в ожидании владимирцы князя Святослава, суздальцы князя Юрия. Вот она, прибереженная сила, которая переломит ход сражения.
      К Дмитрию подъехал князь Довмонт:
      - Не пора и нам, княже?
      Дмитрий кивнул: пора...
      - За Русь!
      Взметнулось голубое переяславское знамя.
      Повторяя сигнал, поднялись стяги псковских, владимирских и тверских дружин. Русская конница устремилась вперед, нацелившись во фланг рыцарского войска.
      Древний воинский клич: "За Русь! За Русь!" - гремел над полем битвы.
      Впереди конницы с мечом в руке мчался князь Дмитрий. Почти рядом с ним, отставая лишь на половину лошадиного корпуса, - Довмонт Псковский.
      Спохватившись, немецкие воеводы начали поворачивать своих рыцарей навстречу русской коннице. Но - не успели. Дружинники с налету врубились в немецкий строй.
      Все смешалось.
      Битва распалась на множество яростных единоборств. Перед каждым русским витязем был свой противник: или рыцарь в латах с длинным прямым мечом, или оруженосец в кольчужном доспехе с секирой и кинжалом, или пеший лучник-кнехт в круглом железном шлеме.
      Дмитрий схватился с каким-то рыцарем. Перегнувшись в седле, князь ускользнул от сокрушительного удара тяжелого рыцарского меча, наотмашь рубанул по шлему, украшенному перьями. Рыцарь удержался в седле, попробовал было снова напасть, но подоспевший телохранитель Дмитрия свалил его ударом боевого топора.
      А Дмитрий уже рубился с другим рыцарем.
      Обгоняя князя, в сечу рвались переяславские дружинники. Теперь князь видел впереди только их спины, поблескивавшие железом кольчуг, наклоненные вперед остроконечные шлемы.
      Подъехал воевода Федор, укоризненно посмотрел на погнутые и исцарапанные доспехи князя:
      - Поберегся бы лучше, княже. И без тебя есть кому биться. Не простой, чай, ратник, а предводитель войска...
      - На бранном поле все мы ратники, - не согласился Дмитрий.
      Рыцари отчаянно отбивались, и неизвестно еще было, на чью сторону клонится чаша победы, пока не подоспело новгородское пешее ополчение.
      Проворные, не отягощенные доспехами новгородцы сновали между сражавшимися всадниками, вырывали рыцарей из седел железными крючьями на длинных древках, вспарывали ножами незащищенные кольчугами животы рыцарских коней. Поверженные рыцари неуклюже ворочались на истоптанном, испятнанном кровью снегу, не в силах подняться. Тяжкая неуязвимость рыцарских доспехов оборачивалась теперь против них самих.
      Третий час кипела битва. Уже не торжественно, а тревожно трубили трубы в Раковоре, будто призывая рыцарей держаться, не уступать.
      Немецкое войско пятилось обратно к лесу, из которого вышло утром на бой. Дмитрий понимал, что дать рыцарям уйти - это не победа, а только половина победы. Нужно отрезать их от леса.
      Будто прочитав на расстоянии мысли Дмитрия, из сечи вырвался Довмонт со своими лихими псковичами.
      "Теперь немцы не уйдут!" - подумал Дмитрий, видя, как псковские дружины выстраиваются между полем битвы и лесом, перерезая путь возможного немецкого отступления.
      Заметили опасность и немцы.
      Кучки рыцарей, вырвавшись из сечи, скакали не к лесу, а вдоль берега Кеголы - к видневшемуся вдали Раковору. Затем в ту же сторону начало отступать и все немецкое войско.
      Русская конница устремилась следом. За ней спешили новгородские ратники, оглашая поле радостными криками. Конные дружинники, настигая рыцарей, вынуждали их обороняться и, отколов от строя, оставляли на расправу ополченцам. То здесь, то там в кольце пешцев неуклюже кружились рыцари, отмахивались мечами и падали в снег, выбитые из седла ударами длинных копий и рогатин. Новгородцы добивали поверженных рыцарей тонкими, как шило, ножами-убивцами, мстя за своих павших.
      Многие знатнейшие мужи Ливонской земли нашли в тот день смерть на студеном берегу реки Кеголы...
      Конница Дмитрия, Довмонта и Святослава неотступно преследовала остатки рыцарского войска. Уже близко были стены Раковора, сложенные из огромных гранитных плит. Князь Дмитрий надеялся ворваться в город, пока ворота еще открыты для бегущих рыцарей.
      Кто сможет остановить мчащуюся как вихрь русскую конницу? Уж не те ли неуклюжие раковорские латники, что толпятся в воротах?! Куда им, зажиревшим горожанам, биться с русскими витязями!..
      Раковор спасло приближение еще одного рыцарского войска.
      Протяжно запели переяславские трубы, останавливая дружинников.
      К Дмитрию спешили князья и воеводы, на их лицах было недоумение и обида. Довмонт закричал еще издали:
      - Почему задержал войско, княже? Упустим победу!
      Дмитрий молчал, сурово сдвинув брови. Потом кивнул гонцу, приехавшему со сторожевой заставы:
      - Повтори воеводам весть, что привез с заставы...
      - Вторая немецкая рать подходит к Раковору. Опять идут от ливонской стороны через лес. Немецкие разъезды уже грабят наши обозы за рекой, едва отогнали их обозные мужики.
      - Откуда еще немцам взяться? - засомневался князь Святослав. - Били их, били...
      Но Дмитрий оборвал его:
      - Не время спорить. Поспешите к своим дружинам. Пойдем встречать немцев.
      Русское войско снова строилось для боя. В центре было новгородское пешее ополчение, поредевшее, но еще способное сражаться. Вправо и влево от пешцев вытянулись крылья дружинной конницы. Только Юрий Суздальский остался со своим полком против воротной башни Раковора, чтобы горожане не устроили вылазку.
      А из леса выползала свежая немецкая рать.
      Снова стояли друг против друга два войска, только теперь между ними была не снежная нетронутая целина, как утром, а бранное поле, залитое кровью, вытоптанное, покрытое остывающими телами. И таким ужасающим показалось немцам это поле, что они не решились войти на него, остановились на краю.
      Встали у кромки поля и русские полки, набираясь сил перед новой сечей. Нелегко досталась первая победа: поредели дружины, устали кони, перетрудившиеся руки воинов без прежней твердости держали копья и мечи, кровь сочилась из недавних ран.
      Тишина над полем поразила Дмитрия. Будто и не было здесь двух больших, изготовившихся к бою ратей. Воины переговаривались шепотом, кони ржали тихо и приглушенно. Не звенело оружие, смолкли боевые трубы. Ветерок лениво шевелил поникшие стяги.
      Дмитрию вдруг показалось, что никакого боя еще не было, что он только-только вывел полки на это поле. В наступавших сумерках не было видно убыли в русских полках. Воинский строй стоял твердо и несокрушимо.
      "Чего же я жду? - думал князь. - Скоро будет совсем темно..."
      Но что-то удерживало его от приказа, которого ждали воеводы.
      Только спустя много лет, пережив не единожды радость побед и горечь поражений, князь поймет, что это что-то было воинской мудростью, даром, которым отмечены только истинные полководцы. А в тот февральский вечер на реке Кеголе молодой переяславский князь мучился сомнениями.
      - Как пришли немцы, налегке или с обозом? - вдруг спросил он гонца с заставы.
      Воеводы недоуменно переглянулись. О вражеском обозе нужно думать после боя, когда неприятель разбит, когда пришло время делить добычу...
      Гонец обстоятельно рассказал, что рыцари двигались налегке, полностью изготовленные к бою, обозов с ними не было. Даже шубы с собой не везли. Стучат, поди, зубами. Вечер-то морозный!
      - Без шуб, говоришь, немцы? - весело переспросил Дмитрий. - Мерзнут, говоришь? Ну, мы их боем греть не будем, пусть мерзнут!
      И опять раньше других понял князя Довмонт:
      - А ведь верно, княже! Не выстоять немцам всю ночь в железных доспехах, померзнут! Выбор у немецких воевод невеликий: или тотчас на бой идти, или убираться восвояси. А времени для раздумий у них нет - скоро совсем стемнеет!
      Воеводы захлопотали, отдавая распоряжения сотникам и десятникам.
      Из обоза, стоявшего за рекой, в полки привезли шубы, тулупы, войлоки. Воины накидывали их поверх кольчуг: и тепло, и можно мигом скинуть наземь, если понадобится сражаться.
      Обозные мужики даже шатры раскинули позади полков, чтобы ратники могли поочередно отдохнуть в тепле. За шатрами разожгли костры. В медных котлах над огнем забулькало горячее варево.
      Воины повеселели, перекидывались шутками:
      - Так можно и постоять: и тепло, и неголодно...
      - А каково немцу? Железо - оно холодит...
      - Выморозит их наш князь, как тараканов из избы...
      - Студена ночка, хороша ночка...
      - Для немцев не больно хороша!..
      Когда рассвело, рыцарей уже не было на том краю поля. Они ушли под покровом ночной темноты, так и не решившись напасть на русские полки.
      Поехавшие вслед конные разъезды сообщали воеводам, что рыцарей не было ни за два, ни за четыре, ни за шесть часов пути. Совсем ушли немцы!
      Три дня стояло русское войско на поле битвы.
      Тяжелыми оказались потери, особенно в пешем ополчении. Павших новгородцев длинными рядами укладывали вдоль берега Кеголы. Среди убитых опознали добрых новгородских мужей: Твердислава Чермного, Микифора Редитина, Твердислава Моисеевича, Михаила Кривцова, Ивача, Бориса Ильдетинича, брата его Лазаря, Ратщу, Василья Воиборзова, Осипа, Жирослава Дорогомиловича, Парамона, Полюда и иных многих.
      Шестеро скорбных новгородских ратников понесли к обозу тело посадника Михаила Федоровича. Прямым и твердым был посадник в жизни, не слукавил и в свой смертный час. В пешем строю, как простой ратник, бился он в челе новгородского полка и погиб, сраженный секирой кнехта.
      Тысяцкого Кондрата не нашли среди убитых: не то немцы, отступая, уволокли его с собой, не то снегом засыпало где-нибудь в овражке. Не нашли и Радислава Болдыжевича, и Данилу Мозонича, и порочного мастера Тогала. Горька участь пропавших без вести. Не осталось их близким даже родной могилки.
      А из простых ратников едва половина осталась в новгородском ополчении, да и те почти все поранены. Много полегло и псковичей. Неистовый князь Довмонт не щадил ни себя, ни своих воинов. Но и честь немалую взял. Имя Довмонта люди называли рядом с именем предводителя войска - князя Дмитрия Александровича, сына Невского: "Славные витязи! Истинные ратоборцы оба!"
      Остались навечно в неласковой раковорской земле многие переяславцы и владимирцы, тверичи и суздальцы. Как бились плечом к плечу, так и теперь лежали рядом под серым чужим небом, завещав вечную скорбь родным и близким...
      Хмур был князь Дмитрий. Не утешили молодого князя ни униженные просьбы раковорских послов о мире, ни богатейший выкуп, привезенный из города в русский стан, ни обещания датских королевских людей впредь не пакостить новгородской заморской торговле, ни славная военная добыча пятьдесят саней, доверху наполненных рыцарскими доспехами и стягами, ни даже громкая слава полководца, добытая в этой битве. Слишком дорогой оказалась победа!
      Много боевых товарищей потерял князь Дмитрий, но зато приобрел верного друга - князя Довмонта Псковского. Эта дружба переживет все испытания временем.
      Низовские и новгородские полки возвратились в Новгород, а неугомонный Довмонт пошел со своими псковичами по земле Вирумаа, сокрушая рыцарские замки и сжигая деревни. До самого моря продолжался этот опустошительный поход, нагоняя страх на немцев и датчан.
      Мирно стало на новгородских рубежах. На этот раз - надолго...
      Глава 4
      ВЕРНОСТЬ
      Князь Довмонт Псковский был верным человеком. Жизнь его была прямой, как взмах меча. Довмонт любил повторять: "Враг - это враг, а друг - это друг, даже если дружба оборачивается смертельной опасностью, потому что обмануть друга - то же самое, что обмануть самого себя, а обманувшему себя - как жить?" Повторял не для себя, а для других, потому что для самого князя Довмонта сказанное было бесспорным - так он жил...
      Весь смысл жизни князь Довмонт видел в защите города, доверившего ему свою судьбу. Под стягом князя Довмонта псковские ратники громили немецких рыцарей, и летописцы, извещая о победах князя, неизменно добавляли, что воевал он за правое дело. И передавались из уст в уста рассказы о подвигах Довмонта Псковского, воодушевляя людей на служение родной земле. "Давит и жжет иго ордынское, а мы - живы, а мы вот на что способны!"
      ...В лето шесть тысяч семьсот семьдесят девятое* начали пакостить немцы на псковском рубеже, взяли несколько сел. Князь Довмонт на пяти насадах, с дружинниками и шестью десятками псковских охочих людей, нагнал немцев на реке Мороповне, отбил пленных и добычу. Конные рыцари спаслись бегством, а пешие кнехты, побросав копья, спрятались в камышовых зарослях. Воины Довмонта подожгли сухой камыш. Многие кнехты погибли в огне, а остальных псковичи побили стрелами на песчаной косе...
      _______________
      * 1271 год.
      ...В лето шесть тысяч семьсот восемьдесят первое* подступили немцы ко граду Пскову, на кораблях и сухопутьем, кованой рыцарской ратью. Князь Довмонт, не дожидаясь полков из Новгорода, вышел на них со своей дружиной и мужами-псковичами, многих побил, а иные побежали без памяти за речку Опочку.
      _______________
      * 1273 год.
      Вдругорядь принялись немцы нужу творить в псковских волостях на речке Желче, отбегали и снова приходили. Князь Довмонт на плотах переправился с войском через Узмень между Псковским и Чудским озерами и повоевал немецкую землю, отвадил рыцарей от разбоев...
      Случалось, что имя князя Довмонта надолго исчезало со страниц летописей, но это молчание было многозначительнее иных слов. Оно означало, что немецкие железноголовые рати, устрашившись меча Довмонта, на время оставляли в покое псковские рубежи.
      Многие князья добивались расположения прославленного воителя, но князь Довмонт неизменно оставался в стороне от междоусобных распрей. Так и состарился, не осквернив свой меч кровью русских людей. С уважением повторяли на Руси гневные слова Довмонта, обращенные к честолюбивым искателям великокняжеского стола: "Как можно обнажать меч в собственном доме?!"
      Одно исключение сделал Довмонт - для своего друга великого князя Дмитрия, сына Александра Невского, когда другой Александрович - Андрей стал спорить с ним из-за стольного Владимира и наводить на брата ордынские рати. Не участие в усобицах, но защиту родной земли от ордынцев видел Довмонт в своей помощи великому князю Дмитрию. В лето шесть тысяч семьсот восемьдесят девятое*, когда на Русь обрушилась ордынская рать Кавгадыя и Алчедая и Дмитрию пришлось бежать, князь Довмонт помог ему отбить хранившуюся в Копорье серебряную казну и вернуть великое княжение.
      _______________
      * 1281 год.
      Не только старая дружба была тому причиной. Довмонт видел в сыне Александра Невского единственного князя, способного возродить былое могущество Руси. И - не ошибся. Великий князь Дмитрий Александрович первым открыто обнажил меч против ордынцев. Было это в лето шесть тысяч семьсот девяносто третье*, когда в русские земли ворвался ордынский царевич, салтан Алгуй.
      _______________
      * 1285 год.
      Безоблачное небо дышало зноем. Шумели вековые сосны. В успокаивающем шелесте ветвей даже чуткое ухо с трудом различило бы негромкие голоса, треск валежника, приглушенное конское ржание, звон оружия. Издали же сосновый лес над Окой казался тихим и безлюдным.
      Великий князь Дмитрий Александрович, князья Даниил Московский и Михаил Тверской стояли за кустами у самого обрыва, а внизу, на пойменных лугах, высушенных июльским солнцем, чернели кибитки ордынского войска.
      Ордынцы не привыкли к открытому сопротивлению. Они готовились, как во время прошлых набегов, распустить во все стороны летучие конные загоны для грабежей и захвата пленников. На это и рассчитывал Дмитрий Александрович, выступая навстречу врагу. Он спрятал войско в лесу и ждал, когда с салтаном Алгуем останется поменьше людей, чтобы напасть на ордынцев и разгромить их.
      "Довольно ордынцам безнаказанно разорять Русскую землю! - решил великий князь. - Пришла пора заслонить Русь от ордынских сабель!"
      Долго великий князь Дмитрий Александрович копил ратную силу, собирал людей в полки. Ни у одного из прежних великих князей, ни у Ярослава Тверского, ни у Василия Квашни Костромского, не было такой многочисленной и хорошо вооруженной рати. Появились союзники, на которых можно положиться, которые были готовы вместе сражаться против ордынцев. Князья Даниил Московский и Михаил Тверской по первому зову привели свои дружины к Оке...
      Великий князь Дмитрий Александрович хмурился. Ему не нравился покой, царивший в ордынском стане. Только несколько отрядов ушло вдоль берега в сторону Гороховца, а остальное ордынское войско оставалось здесь.
      Сторожевые разъезды ордынцев подъезжали к обрыву, подолгу смотрели на сосны, на кусты, свисавшие над кручей.
      "Не учуяли бы спрятанного войска, - тревожился Дмитрий. - Въедут в лес - и все, пропала неожиданность..."
      Но ордынцы подняться на кручу поленились, отъехали прочь.
      Молодой Даниил нетерпеливо дергал за рукав великого князя:
      - Не пора ли ударить, княже? Сколько стоять-то без дела?
      Но Дмитрий отрицательно качал головой:
      - Рано еще, рано...
      После полудня вниз по Оке ушла еще одна конная рать. Но воинов в стане ордынцев оставалось все-таки много, больше, чем было ратников у великого князя.
      Князь Михаил Тверской, утомленный ожиданием, прилег тут же в кустах на разостланный плащ, закрыл глаза. Возле него присел на корточки дядька-оберегатель, заботливо обмахивал платком лицо своего господина, отгоняя лютых июльских слепней.
      Сквозь кусты медведем продрался, ломая ветки, воевода: