Орсон Скотт Кард
      СМЕРТНЫЕ БОГИ
      Первый контакт получился совсем мирным, спокойным: внезапная посадка кораблей возле правительственных зданий по всему миру, краткое обсуждение условий, происходившее на местных языках, и последовавшее затем подписание договоров, разрешающих пришельцам, в обмен на определенные услуги, построить в предварительно оговоренных местах кое-какие здания. В общем, ничего выдающегося. Привезенные чужаками технологические новшества, конечно, улучшили жизнь на Земле, но все эти достижения и так стали бы доступными человечеству в течение одного-двух десятилетий. Ну а самый главный дар пришельцев межзвездные путешествия - нес в себе большое разочарование. Чужаки не умели летать быстрее света. На самом деле, у них имелось убедительное доказательство того, что перемещение со сверхсветовой скоростью абсолютно невозможно. Лишь поистине бесконечное терпение и чрезвычайно высокая продолжительность жизни позволили им выдержать этот полет от звезды к звезде с черепашьей скоростью. А человеческие существа успеют умереть еще до того, как преодолеют хотя бы малую часть самого короткого из всех возможных перелетов.
      Спустя совсем немного времени к присутствию чужаков стали относиться, как к чему-то совершенно обыденному. Пришельцы утверждали, что больше ничего землянам подарить не могут, и, пользуясь условиями соглашения, попросту возводили свои здания.
      Здания эти отличались друг от друга, и тем не менее у всех у них имелось одно общее свойство: по стандартам местного населения, в этих сооружениях безошибочно угадывались церкви.
      Мечети. Соборы. Костелы. Синагоги. Храмы. Все - церкви.
      Они не приглашали к себе прихожан, но каждого, кто заходил к ним в церковь, встречали с радушием, кто бы из чужаков в это время там ни находился. С каждым посетителем пришельцы затевали чудесную беседу, которая протекала полностью в соответствии с его интересами. С фермерами говорили о сельском хозяйстве, с инженерами о высоких технологиях, с мечтателями об их мечтах, с домохозяйками о материнстве, с путешественниками о туризме, с астрономами о звездах. И каждый, кто являлся к чужакам и говорил с ними, уходил от них с добрым чувством. С чувством, будто наконец нашелся кто-то, для кого его жизнь имеет значение. Что этот кто-то специально преодолел несколько триллионов километров невыносимой скуки (они сказали, пятьсот лет!), чтобы только увидеть его и поговорить с ним.
      Потихоньку жизнь вошла в свое обычное русло. Ученые продолжали делать открытия, инженеры, основываясь на этих открытиях, развивали технику. Так меняется мир. Но зная, что где-то совсем рядом их уже не ждет великая научная революция, что никогда не будет сделано потрясающего открытия, которое бы распахнуло им дверь к звездам, люди, в общем и целом, сосредоточились на том, чтобы просто быть счастливыми.
      Это оказалось гораздо проще, чем все думали.
      Уиллард Крейн был хоть и старым, но весьма довольным жизнью человеком. Его жена умерла, но он не слишком расстраивался от того, что на короткое время снова остался один в этой жизни, чего с ним не случалось с того самого момента, когда Крейн вернулся домой с войны во Вьетнаме, вернулся без половины ступни, и обнаружил, что его девушка ждет его, с ногами или без оных. Они поженились и всю жизнь прожили в доме в Солт-Лейк-Сити, который, когда они в него переехали, представлял собой убогий, полуразвалившийся пережиток прошлого века, и который был теперь превосходным образцом архитектуры великой эпохи. Уиллард занимал ту самую, очень удобную нишу между заметной нуждой и тем, когда богатство начинает тяготить человека; когда денег достаточно для удовлетворения обычных желаний, и когда их не так много, чтобы возникло искушение тратить их направо и налево.
      Каждый день он ходил на расположенное неподалеку кладбище, на котором хоронили практически всех умерших. Здание чужих стояло там, в самом центре кладбища. Явное подражание старинному мормонскому храму, оно несло в себе монструозный отпечаток конфликта архитектурных стилей, и в то же время светилось какой-то внутренней искренностью, благодаря которой оно несмотря ни на что оставалось прекрасным.
      Там он и сидел, среди могильных камней, наблюдая за тем, как время от времени кто-нибудь заходит в храм и через некторое время, удовлетворенный, покидает его.
      Быть счастливым чертовски скучно, пришло ему однажды в голову. И, чтобы добиться хоть какого-то разнообразия в своей жизни, Уиллард решил с кем-нибудь поругаться. Но, к сожалению, все его друзья и знакомые были слишком хорошими, и ссориться с ними не хотелось. И тогда он решил, что у него есть все основания поругаться с пришельцами.
      В конце концов, старику может сойти с рук все что угодно.
      Он отправился к храму и вошел внутрь.
      Стены были украшены фресками, рисунками, картами; на полу стояли скульптуры. Внутреннее убранство храма больше всего напоминало музей. Имелось и несколько мест для сидения. Не было видно ни единого знака пришельцев. Это, в общем-то, было не так страшно: само решение устроить хорошую ссору уже внесло в его жизнь достаточно разнообразия.
      И все-таки в храме оказался чужак.
      - Доброе утро, мистер Крейн, - сказал он.
      - Черт возьми, откуда вы знаете мое имя?
      - Каждое утро вы сидите на одном из могильных камней и наблюдаете за тем, как сюда ходят люди. На наш взгляд, вы просто восхитительны. Мы расспросили других людей. - Голосовой аппарат чужака был очень хорошо запрограммирован: теплый, дружеский голос, в кортором сквозила неподдельная заинтересованность. Но Уиллард был слишком стар, слишком многое он повидал в жизни, чтобы с большим интересом наблюдать за тем, как инопланетянин плавно скользнул по полу и растекся рядом с ним на скамейке, словно огромная подвижная морская водоросль.
      - Мы хотели, чтобы вы пришли.
      - Я пришел.
      - И зачем?
      Теперь, когда этот вопрос был задан, причина показалась Уилларду такой мелкой, такой ничтожной. Но он решил играть до конца. В конце концов, почему бы и нет?
      - Я хочу с вами разобраться.
      - Боже, - в поддельном ужасе произнес чужак.
      - У меня есть несколько вопросов, на которые я так и не получил удовлетворительного ответа.
      - Тогда, я уверен, мы дадим вам эти ответы.
      - Ну ладно. - Но в чем же были его вопросы? - Вы уж простите, если я туговато соображаю. Вы же знаете, мозг всегда умирает первым.
      - Да, мы знаем.
      - Зачем вы построили здесь этот храм? И вообще, почему вы строите церкви?
      - Но, мистер Крейн, мы отвечали на этот вопрос тысячу раз. Нам нравятся церкви. Мы находим их самыми прекрасными творениями из всего, что когда-либо создавала человеческая архитектура.
      - Я вам не верю, - сказал Уиллард. - Вы уклоняетесь от ответа. Ну хорошо, давайте я задам вопрос по-другому. Как получилось, что вы сидите тут и болтаете со всякими старыми придурками вроде меня? Неужели вам больше нечего делать?
      - Человеческие существа - необыкновенно хорошая компания. Это самый приятный способ провести время, которое, после стольких лет, висит тяжким грузом на наших... э-э-э... плечах. - Пришелец попытался слегка расправить свои псевдоподии. Это было забавно, и Уиллард рассмеялся.
      - Скользкие ублюдки, вот вы кто, - заявил он. Чужак хихикнул. - Значит, так. Вот вам мой вопрос, и не пытайтесь уклониться от ответа - иначе я буду знать, что вы что-то скрываете. Вы ведь очень похожи на нас, верно? У нас с вами одни и те же органы, но вы можете путешествовать между звездами, потому что, в отличие от нас, не отбрасываете копыта через сотню лет после рождения. В любом случае, вы делаете практически то же, что и мы. И все-таки... все-таки...
      - Никуда не денешься от этого "все-таки", - вздохнул чужак.
      - И все-таки. Вы проделали этот путь, прилетели сюда - а ведь здесь далеко не главная улица города Млечный Путь - только затем, чтобы понастроить по всей планете кучу церквей, усесться в них и чесать языком с каждым, кого бы к вам не занесло? Но это бессмысленно, сэр, совершенно бессмысленно.
      Пришелец мягко подтек к нему.
      - Вы умеете хранить секреты?
      - Моя старая леди считала, что была единственной женщиной, с которой я спал в своей жизни. Так что кое-какие секреты я хранить умею.
      - Вот вам секрет, который нужно сохранить. Мистер Крейн, мы прилетели поклоняться.
      - Кому поклоняться?
      - Поклоняться, помимо всего прочего, вам.
      Уиллард смеялся долго и громко, но чужак выгладел ужасно искренним и серьезным - так, как умеют только чужаки.
      - Послушайте, вы хотите мне сказать, что поклоняетесь людям?
      - О да. На моей планете это мечта буквально каждого, кто осмеливается мечтать, - прилететь сюда, встретить хотя бы одно человеческое существо и навечно сохранить в себе память об этой встрече.
      Внезапно происходящее перестало казаться Уилларду смешным. Он огляделся. Образцы земного искусства на самых видных местах, сама идея, из всех зданий выбраны именно церкви...
      - Вы не шутите.
      - Нет, мистер Крейн. Считается, что мы путешествовали по Галактике несколько миллионов лет. Мы встречали новые расы и возобновляли знакомство со старыми. Эволюция везде идет одной и той же проторенной дорожкой: жизнь на углеродной основе всегда приходит к определенной форме, хоть мы и отличаемся от вас так ужасно...
      - Ну, мистер, вовсе не ужасно. Вы, конечно, слегка уродливы, но не так уж сильно...
      - Мы, народ, имеющий такую форму, что вы видите сейчас перед собой, так вот, мы родом не с одной-единственной планеты. Тут ваши ученые ошибаются. На самом деле, мы пришли со многих тысяч планет. Отдельный, независимый эволюционный процесс неизбежно ведет к нам. Это единственная, или почти единственная форма жизни во всей Галактике. Мы - конечный продукт эволюции.
      - Значит, мы - отклонения.
      - Можно сказать и так. Потому что в какой-то момент, очень далеко в прошлом, эволюция на вашей планете пошла не так, как обычно. И создала нечто совершенно новое.
      - Секс?
      - Секс есть у нас у всех, мистер Крейн. Иначе как бы раса могла выжить? Нет, мистер Крейн. То, что появилось на вашей планете - смерть.
      Слово было для Уилларда не слишком приятным. Ведь, в конце концов, жена многое для него значила. А он сам значил себя еще больше. Смерть уже маячила впереди, о ней напоминали сбивчивая речь, учащенное дыхание и усталость, которые давно уже не покидали его.
      - Смерть?
      - Мы не умираем, мистер Крейн. Мы размножаемся путем отделения целых фрагментов нашего тела, с той же самой ДНК. Вы ведь знаете, что такое ДНК?
      - Я учился в колледже.
      - И, разумеется, у нас, как и у любой жизненной формы во Вселенной, разум находится не в мозге, а в ДНК. Мозг - один из побочных продуктов смерти. У нас его нет. Мы делимся, и наша личность, полностью сохранив все воспоминания, живет в ребенке, который в буквальном смысле является плотью от нашей плоти. Понимаете? Мы никогда не умираем.
      - Вот ведь елки зеленые, - сказал Уиллард, почему-то чувствуя себя обманутым и удивляясь, как это он сам не догадался.
      - И вот мы прилетели сюда и встретили людей, жизнь которых имеет свой конец, которые поначалу являются бесформенными, совсем не имеющими воспоминаний созданиями, и, спустя чрезвычайно короткий промежуток времени, умирают.
      - И из-за этого вы нам поклоняетесь? Но ведь точно так же можно поклоняться каким-нибудь жукам, умирающим через несколько минут после рождения.
      Чужак снова хихикнул, и это привело Уилларда в раздражение.
      - Так, значит, вы за этим сюда прилетели? Чтобы поглумиться?
      - Чему еще мы можем поклоняться, мистер Крейн? Мы так и не изобрели себе каких-нибудь невидимых богов, хотя, конечно, мы не отвергаем начисто возможность их существования. Мы никогда не умираем - так зачем же нам мечтать о бессмертии? А теперь мы встретили народ, который знает, что такое поклонение. И впервые в жизни мы обнаружили в себе желание поклоняться высшим существам.
      Уиллард почувствовал, как бьется его сердце. Он подумал о том, что когда-нибудь оно перестанет биться, тогда как у этих чужаков сердца вообще нет, и останавливаться у них нечему.
      - Высшим существам. Вот же черт возьми!
      - Мы, - сказал пришелец, - помним все, начиная с тех времен, когда у нас появились первые проблески разума, и до сегодняшнего дня. Мы не "рождаемся" в прямом смысле этого слова, нам не нужны учителя. Мы никогда не учимся писать нам достаточно просто обменяться образцами РНК. Нам никогда не приходило в голову создать нечто прекрасное, что осталось бы в мире после нашей смерти, ибо нас не переживет ничто. Мы проживем достаточно долго, чтобы увидеть, как все наши творения превратятся в прах. А теперь, мистер Крейн, мы встретили расу, которая созидает ради самого процесса созидания, которая создает прекрасное, которая пишет книги, которая придумывает никогда не существовавших на самом деле людей, чтобы доставить радость своим собратьям, а эти собраться получают от этого удовольствие, несмотря на то, что знают, что им лгут. Мы встретили людей, которые изобретают себе бессмертных богов, чтобы им поклоняться, людей, которые с потрясающим великолепием празднуют собственную смерть и таким образом восславляют ее. Смерть, мистер Крейн, - это основа всего великого, чем может похвастаться человечество.
      - Черта с два, - ответил Уиллард. - Я вот, например, скоро умру. И в этом нет совершенно ничего великого.
      - Вы ведь на самом деле не верите в это, мистер Крейн, - сказал чужак. - И никто из вас не верит. Вся ваша жизнь строится вокруг смерти, тем самым возвеличивая ее. Вы стараетесь отложить смерть, отсрочить - так, на всякий случай, но тем не менее вы ее восславляете. В ранних образцах вашей литературы смерть героя всегда была кульминацией, моментом наивысшей точки. Самые яркие и запоминающиеся легенды отличаются этим.
      - Вряд ли все эти мифы мог бы написать старик с дряблым телом и сердцем, которое бьется только тогда, когда этого хочет.
      - Чепуха. Все, что вы делаете, имеет привкус смерти. У ваших поэм есть начало и конец, имеются некие структуры, которые их ограничивают. У созданных вами картин есть края, определяющие, где начинается и где кончается прекрасное. Ваши скульптуры увековечивают какой-то один, определенный момент времени. Музыкальные произведения начинаются и заканчиваются. Все, что вы делаете, бренно, оно рождается и умирает. И тем не менее вы неустанно боретесь со своей смертностью и побеждаете ее, создавая при помощи книг, таких же смертных, как и вы сами, огромные хранилища всеобщего знания. Все, что вы делаете, вы заключаете в рамки.
      - Массовое умопомешательство, да? Пусть так. Но это нисколько не объясняет причин вашего поклонения. Вы должны были прилететь сюда, чтобы над нами насмехаться.
      - Не насмехаться, нет. Чтобы завидовать вам.
      - Тогда умрите! Думаю, ваша протоплазма, или что у вас там, вполне уязвима.
      - Вы не понимаете. Человеческое существо способно умереть - после того, как оно воспроизведет себя в потомстве - и все, что оно знало, все, что оно имело когда-либо, после его смерти останется жить. Но если умру я, то все будет кончено. Я не смогу оставить потомков. Мое знание умрет вместе со мной. Это ужасающая ответственность. Мы не можем позволить себе такого. Я - это все книги, все картины, все песни целого миллиона поколений. Моя смерть будет означать гибель всей цивилизации. А вы сумели сбросить с себя бремя жизни - и достигли величия.
      - И поэтому вы пришли к нам.
      - Если бы только на свете были боги! Если бы только во Вселенной существовала некая высшая сила! Вы - боги. Вам подвластна эта сила.
      - У нас нет никакой силы.
      - Мистер Крейн, вы прекрасны.
      Старик только покачал головой, с видимым трудом поднялся, вышел нетвердой походкой из храма и медленно заковылял среди могил.
      - Если вы расскажете им правду, - сказал чужак, ни к кому не обращаясь (или, можно сказать, обращаясь к будущим поколениям самого себя, которые запомнят каждое произнесенное слово), - будет только хуже.
      Прошло всего лишь семь месяцев, на улице больше не стояла весна. За окном бесновался ледяной ветер поздней осени. Деревья на кладбище потеряли свой яркий, живой цвет; они были совсем голые, и лишь изредка на ветвях попадались засохшие коричневые листья. В тот день на кладбище снова пришел старый Уиллард Крейн. В руках он сжимал металлические костыли, дававшие ему целых четыре точки опоры - вместо теперь уже совсем ненадежных двух, служивших ему верой и правдой на протяжении более чем девяноста лет. На землю лениво падали редкие снежинки, иногда их подхватывали порывы ветра и заставляли плясать в диком, безумном танце, лишенном всякого ритма и направления.
      Уиллард с трудом взобрался на ступеньки и вошел в храм.
      Внутри его ожидал чужак.
      - Я Уиллард Крейн, - сказал старик.
      - А я пришелец. Вы говорили со мной - или, если хотите, с моим родителем, - несколько месяцев назад.
      - Да.
      - Мы знали, что вы вернетесь.
      - Да-а? А я поклялся себе, что больше никогда не приду к вам.
      - Но мы же знаем вас! Мы хорошо вас знаем, мистер Крейн. На земле живут миллиарды богов, но вы - величайший из них.
      - Я?
      - Потому что только вам пришло в голову преподнести нам самый ценный из всех возможных даров. Вы хотите позволить нам увидеть вашу смерть.
      Старик моргнул, и на его щеке блеснула слеза.
      - Значит, я пришел именно за этим?
      - А разве нет?
      - Я думал, что пришел обрушить проклятие на ваши головы. Вот зачем я пришел! Ибо вы, ублюдки, прилетели сюда, чтобы насмехаться надо мной в последние мгновения моей жизни.
      - Вы сами пришли к нам.
      - Я хотел показать вам, как уродлива и страшна смерть.
      - Пожалуйста. Покажите.
      И, словно пытаясь угодить гостям, сердце Уилларда остановилось. Старик в агонии рухнул на пол храма.
      Со всех сторон подползли чужаки и собрались вокруг, глядя, как человека покидает жизнь.
      - Я не умру! - В ярости прошептал Уиллард. Каждый вздох давался ему с трудом, лицо исказилось в героической борьбе за жизнь.
      А затем тело его содрогнулось, и старик затих.
      Несколько часов, пока остывало неподвижное тело, чужаки в немом благоговении сидели вокруг. Наконец, один из них заговорил. Этому они научились у своих богов: чтобы момент запомнился навсегда, нужно сказать какие-то слова.
      - Это прекрасно, - мягко сказал пришелец. - О мой Бог, - в благоговении произнес он.
      И чужаки расползлись по сторонам в горьком осознании того, что они навечно лишены этого дара, величайшего из всех на свете даров.