- Помнишь, а? - бормочет он, пока она взбивает подушки и готовит лекарства. - Помнишь, когда Дарффу было всего три годика, он пришел ко мне и сказал: "Папа, теперь мы можем поменяться кроватями, потому что ты такой же маленький, как и я". Дурак какой, я еще поднял его и обнял, а самому ведь хотелось придушить его на хрен.
      - Не помню.
      - Вот говорят "наука, наука", а ведь так до сих пор и не научились лечить нормально. Чем они могут помочь человеку, который задницу свою потерял, ног лишился? Слава Богу, друга не оторвало, слава Богу.
      Купать его было настоящей пыткой. В трубу его засосало под углом. Стоило ему немножко повернуться, и живот был бы вспорот, он бы умер на месте. А так до самой кости срезало ягодицы, чуть не выдернуло наружу кишки и оставило от ног жалкие культи. "Зато, - не раз подчеркивал он, напуская важный вид, - аппарат по производству детей исправно функционирует".
      И так до бесконечности, каждый день одно и то же.
      Батта запретила себе вспоминать Абнера Дуна, запретила себе даже думать о том, что однажды у нее был шанс вырваться из плена этих людей (если бы только), зажить собственной жизнью (если бы только) и быть счастливой (о, если б я тогда не.., нет, нет, нельзя так думать).
      Как-то раз Батта отправилась за покупками, а мама тем временем решила приготовить салат. Нож соскользнул и разрезал вены на запястье. Очевидно, она забыла, что кнопка вызова "скорой помощи" тут, рядом, всего в паре метров.
      До возвращения Батты она истекла кровью, на лице ее застыло изумленное выражение.
      Батте было двадцать девять лет.
      Спустя несколько месяцев отец начал недвусмысленно намекать, что сексуальные желания мужчин со временем отнюдь не притухают, наоборот, день ото дня растут. Судорожно сжав зубы, она игнорировала его слова. Однажды ночью он умер, и доктор сказал, что эта смерть была лишь вопросом времени, он был ужасно искалечен и никогда бы не прожил столько лет, если б за ним не ухаживали с такой заботой. Гордись собой, девочка.
      Возраст - тридцать.
      Она сидела в гостиной квартиры, которая теперь принадлежала ей одной. Пенсию отца будут продолжать выплачивать - правительство заботится о жертвах труботранспортных происшествий. Она тупо смотрела на дверь и задавала себе один и тот же вопрос: почему ей так хотелось вырваться из своей семьи? Что там, снаружи делать?
      Стены замкнулись вокруг нее. Постель в родительской комнате выглядела так, будто весь день в ней валялся отец - по крайней мере, за вычетом нижней части кровати, где должны были бы находиться его ноги. И когда она скатала в рулон пару покрывал, сделав из них подобие нижних конечностей, и засунула под простыни, чтобы посмотреть, как выглядят ноги там, где их никогда не было, то вдруг поняла, что сходит с ума.
      Она собрала свои жалкие пожитки (все остальное принадлежало родителям, а те были мертвы), вышла из квартиры и направилась в ближайшую контору по записи колонистов-добровольцев. Она не могла придумать ничего лучше, чем закончить свою несчастную жизнь на одной из планетколоний, где можно будет тупо трудиться до самой смерти.
      - Имя? - спросил человек за стойкой.
      - Батта Хеддис.
      - Поистине замечательный выбор вы сделали, мисс Хеддис - вы ведь не замужем? - поскольку колонии эти являются передовой Империи. Там постоянно ведутся войны, одерживаются победы. В переносном смысле, разумеется.
      А, так ваша фамилия Хеддис? Сюда, пожалуйста.
      "А, так ваша фамилия Хеддис?" Чему он так удивился?
      Почему так взволновался (или встревожился)?
      Она последовала за ним в обитую мягким плюшем комнату, расположенную в соседнем коридоре. У единственной двери дежурил бдительный охранник. Произошла какая-то ошибка, с ужасом подумала она. Очевидно, Маменькины Сынки намереваются обвинить ее в каком-то преступлении, а ведь она ни в чем не виновата, но попробуй, докажи свою невиновность людям, которые изначально уверены в собственной непогрешимости.
      Ожидание показалось вечностью - целых два часа прошло, - она уже готова была подписаться под чем угодно, когда дверь наконец отворилась. Она полностью отчаялась, но ничем этого не выдала. Человеку постороннему она могла показаться абсолютно спокойной - давным-давно она научилась спокойно реагировать на любой стресс.
      Вот только в дверь вошел отнюдь не посторонний. Это был Абнер Дун.
      - Привет, Батта, - сказал он.
      - Боже мой, - прошептала она, - Боже милосердный, за что ж ты меня так наказываешь?
      На лице Дуна мелькнула тревога. Он внимательно посмотрел на нее:
      - Надеюсь, леди, с вами вежливо обращались?
      - Все хорошо. Выпусти меня отсюда.
      - Я хочу поговорить с тобой.
      - Мы все обговорили много лет назад! Я все забыла! И не напоминай мне ничего!
      Некоторое время он молча стоял у дверей, он был одновременно напуган и потрясен - напуган потому, что, несмотря на резкость слов, голос ее оставался спокойным и невыразительным, руки были сложены на коленях, плечи расправлены, и ничто не выдавало обуревавших ее чувств; очарован потому, что тело это по-прежнему принадлежало Батте, женщине, которую он любил и с которой несколько лет назад жаждал разделить свою мечту. Но теперь она стала совсем чужой.
      - Все эти годы я провел под сомеком, - сказал он. - Это мое первое пробуждение. Я предупредил всех, чтобы меня разбудили, как только твое имя попадет в списки колонистов.
      - А откуда ты знал, что я непременно запишусь в колонисты?
      - Когда-нибудь твои родители должны были умереть.
      Я понял, что, когда их не станет, тебе некуда будет больше деваться. Люди, которым некуда пойти, записываются в колонисты. Это несколько мягче, чем самоубийство.
      - Прошу тебя, оставь меня в покое. Неужели ты до сих пор не простил мне эту ошибку? Неужели у тебя совсем нет жалости?
      В глазах его блеснул огонек интереса:
      - Ты назвала это ошибкой? Так ты жалеешь о решении, принятом тогда?
      - Да! - выкрикнула она и лишь теперь голос ее зазвучал, и на лице отразилось волнение.
      - Тогда, клянусь Господом, давай исправим эту досадную нелепость!
      - Исправим! - презрительно фыркнула она. - Уже ничего не исправишь! Я превратилась в монстра, мистер Дун, я больше не девочка, я робот, который беспрекословно исполняет любые приказы самых отвратительных людей, а на ответные чувства я просто не способна. И здесь уже ничего не изменить.
      Тогда он опустил руку в карман и вытащил кассету.
      - Ты можешь принять сомек. Препарат сотрет все воспоминания, а затем я запишу в твой мозг воспоминания с этой кассеты. Проснувшись, ты будешь верить, что решила не возвращаться к родителям. Решила остаться со мной. И ты станешь прежней. Последние несколько лет будут стерты.
      Несколько мгновений она сидела, погрузившись в себя.
      Затем хриплым, срывающимся голосом проговорила:
      - Да, я согласна. Только быстрее.
      Он отвел ее в лабораторию, где с ее мозга сняли запись, после чего ввели порцию сомека. Воспоминания были смыты волной наркотика.
      ***
      - Батта, - раздался нежный голос, и Батта проснулась.
      Абсолютно обнаженная, она лежала на столе в какой-то странной зале, все тело ее было в поту. Все вокруг было незнакомо ей, только лицо и голос склонившегося над ней мужчины казались привычными, родными.
      - Аб, - сказала она.
      - Прошло пять лет, - произнес он. - Твои родители покинули этот мир. Умерли от старости. До самого конца они были счастливы. Ты сделала правильный выбор.
      Она вдруг поняла, что лежит голой перед посторонним мужчиной, и, вечная девственница, какой она была по своей сути, она вспыхнула от смущения. Но он коснулся ее (воспоминание о той ночи, которую они провели вместе, ожило - это же было всего несколько часов назад, - и она почувствовала возбуждение, захотела его), и смущение было забыто.
      Они направились в ее квартиру, где и занялись любовью. Это было нечто невероятное, и дни их переполняло счастье. Так продолжалось до тех пор, пока она не призналась ему, что ее постоянно гложет одна и та же мысль.
      - Аб, знаешь, мне снятся сны про них.
      - Про кого?
      - Про мать и отца. Ты сказал, что прошли годы, я и сама понимаю это. Но все-таки мне кажется, что мы встречались еще вчера, и я чувствую себя виноватой в том, что бросила их.
      - Ничего, скоро все забудется.
      Но ничего не забывалось. Она все чаще и чаще думала о родителях, вина поедом ела ее, разрывала в клочья сновидения, словно нож, вонзалась в спину, стоило ей заняться с Абнером Дуном любовью. Чувство вины уничтожало ее, заполняя собой весь мир.
      - О Аб, - разрыдалась она в его объятиях как-то ночью, а точнее говоря, на шестую ночь со дня пробуждения, - Аб, я уже готова на все, только бы это прекратилось!
      Он замер:
      - Ты имеешь в виду это?
      - Нет, Абнер, нет, ты же знаешь, я люблю тебя. Люблю с тех самых пор, как мы с тобой встретились, люблю всю свою жизнь. Я любила тебя еще до того, как узнала о твоем существовании, неужели ты сам не видишь? Это себя я ненавижу! Я чувствую себя трусихой, предательницей, бросившей на погибель семью. Я была нужна им. Я знаю это и знаю, что им было плохо, когда я ушла.
      - Они были абсолютно счастливы. Они даже не заметили твоего исчезновения.
      - Ложь.
      - Батта, пожалуйста, забудь их.
      - Не могу. Ну почему я не поступила иначе?
      - Иначе - это как? - Он как будто испугался.
      - Почему я не осталась с ними? Ведь надо было потерпеть всего несколько лет. О Аб, если бы я осталась, если бы я помогла им прожить последние годы, сейчас я могла бы смотреться в зеркало и не бояться взглянуть себе самой в глаза. Даже если бы эти годы были самыми худшими в моей жизни, я поступила бы честно.
      - Ты и так поступила честно. Потому что ты все-таки осталась.
      И он рассказал ей. Все без утайки.
      Она лежала неподвижно, устремив взгляд в потолок.
      - Так, значит, это все обман, да? На самом деле я жалкая сучка, старуха-служанка, которая потихоньку гнила себе в родительском доме, пока отец и мать из сочувствия не умерли. А так как покончить жизнь самоубийством просто не хватает мужества...
      - Чушь какая...
      - Мне на выручку приходит отважный рыцарь, разыгрывающий из себя Бога.
      - Батта, в тебе сейчас слились наилучшие черты двух миров. Ты осталась с родителями. Ты сделала это. И ты можешь продолжать жить, не помня, что они сотворили с тобой. Тебе необязательно быть такой, какой ты стала после этих лет.
      - Неужели я превратилась в монстра?
      Ему хотелось солгать ей, но после некоторых раздумий он решил сказать правду:
      - Батта, когда я увидел тебя там, в той комнате конторы по записи колонистов, я чуть не заплакал от горя. Ты выглядела мертвой.
      Она протянула руку и дотронулась до его щеки, провела пальцами по его плечу:
      - И ты спас меня от участи, которую прочила сделанная мной ошибка.
      - Ну, если хочешь, можно сказать и так.
      - Здесь есть маленькое противоречие. Давай рассуждать логично. Женщину, решившую остаться со своими родителями, мы назовем Батта А. Батта А действительно осталась с ними, после чего, как ты утверждаешь, сошла с ума и решила отправиться в мир-колонию, дабы не дать волю собственному безумству.
      - Но этого не случилось...
      - Слушай дальше, - перебила его Батта. Голос ее был тих, но решителен, и он замолчал. - Батта Б, однако, решила не возвращаться к родителям. Она осталась с Абнером Дуном и попыталась стать счастливой, но собственное сознание вскоре начало давить на нее и постепенно свело с ума.
      - Ничего подобного не было...
      - Нет, Аб, помолчи. Ты не понял. Ничего не понял. - Голос ее сорвался. - Женщина, лежащая рядом с тобой в постели, это Батта Б. Это женщина, которая отвернулась от родителей и, следовательно, не исполнила обязательств перед ними...
      - Черт побери, Батта, я же тебе сказал...
      - Я не помню, чтобы помогала им. Они вдруг.., куда-то подевались. Я бросила их...
      - Никого ты не бросала!
      - Сейчас мне кажется, что я их бросила, Аб, и я должна с этим считаться! Ты утверждаешь, что я помогала им до самого конца, но я не помню этого, а следовательно, это не правда! Этот выбор.., этот выбор принадлежит настоящей Батте, той, которая осталась с ними. И настоящую Батту изменило то, что с ней случилось. Настоящая Батта страдала, но она прожила эти годы, пусть они стали сущим адом для нее.
      - Батта, поверь мне, это было куда хуже, чем ад! Эти годы уничтожили тебя!
      - Да, меня уничтожили! меня! Батту, которая поступила так, как считала должным!
      - Это что, какие-то древние религиозные верования?!
      Тебе предоставляется возможность избежать самоубийства, на которое тебя толкает обостренное чувство справедливости. У тебя есть шанс стать счастливой, черт тебя подери!
      Так какая разница, кто есть кто? Я люблю тебя, ты любишь меня, ведь это тоже правда!
      - Но, Аб, я - то, что я есть, и другой быть не могу.
      - Послушай. Ты согласилась на мое предложение. Согласилась тут же. Ты позволила мне стереть последние годы.
      Затем я должен был разбудить тебя и жить с тобой так, как будто тех страданий не было вовсе. Неужели ты думаешь, что я принуждал тебя к этому решению?
      Она не ответила. Вместо этого она спросила:
      - Перед тем как я приняла сомек, мой мозг скопировали? Меня записали такой, какая я есть на самом деле?
      - Да, - ответил он, уже догадываясь, что последует за этими словами.
      - Тогда введи мне сомек еще раз, только, разбудив, заложи старые воспоминания. Отошли меня в колонию.
      Глаза его расширились от изумления. Он встал с кровати, окинул ее недоверчивым взглядом и рассмеялся:
      - Ты хоть понимаешь, о чем просишь? "Милостивый Боже, умоляю, изгони меня с небес и отправь в ад".
      - Понимаю, - кивнула она. Ее начала бить мелкая Дрожь.
      - Ты обезумела. Это безумие, Батта. Ты только подумай, чем я рисковал, через что прошел, лишь бы сделать так, чтобы ты сейчас была рядом! Я преступил все существующие законы, касающиеся использования сомека...
      - Но ведь ты правишь миром, ты сам говорил мне это.
      Уж не насмехается ли она над ним?
      - У меня в руках собраны все нити управления, но если я хоть раз ошибусь, мне конец. Только ради тебя я пошел на риск...
      - Что ж, за мной должок. Но как насчет меня? Ведь себе я тоже кое-что должна.
      В раздражении он ударил по стене кулаком:
      - Конечно, должна! Ты задолжала себе жизнь с любящим человеком, с мужчиной, который ради тебя способен пожертвовать делом всей своей жизни! Ты задолжала себе чувства, которые испытываешь, когда о тебе заботятся, когда тебя оберегают, любят...
      - Прежде всего, я задолжала себе саму себя. - Ее лихорадило все сильнее. - Аб, я не могу. Я не могу быть счастливой, все это время я притворялась.
      Молчание.
      - Аб, прошу тебя, поверь мне, потому что это самое жестокое, что я должна была тебе сказать. Уже в момент своего пробуждения я почувствовала, что что-то не так. Я поняла, что совершила ужасную, ужаснейшую ошибку. Я сделала не правильный выбор. Я бросила родителей. Я чувствовала ошибочность своего поступка. Эти мысли отразились на всем окружающем. Я поступила не правильно, я ошиблась. Как я могу продолжать жить с тобой, если все вокруг буквально вопит об ошибке, которую я сделала? - Голос ее звучал по-прежнему ровно, но уже напряженно.
      - Меня не должно быть здесь, - сказала она.
      - Но ты здесь.
      - Я не могу ужиться с ложью. Я не могу мириться с противоречием. Я должна жить собственной жизнью, какой бы горькой она ни была. Каждое мгновение, что я проживаю в этом мире, исполнено болью. И нет ничего хуже этого. Никакое страдание из тех, что я пережила в своей настоящей жизни, даже сравниться не может с агонией, которую испытываешь, видя окружающую тебя фальшь. Я обязана вернуть назад воспоминания о том, что я поступила правильно. Иначе меня ожидает безумие. Я вижу, как это произойдет. Аб...
      Он прижал ее к себе и почувствовал, как дрожит ее тело.
      - Я сделаю так, как ты захочешь, - прошептал он. - Я не знал. Мне казалось, что сомек сможет.., исправить прошлое.
      - Но он не может запретить мне быть такой...
      - Какая ты есть, я знаю, теперь я это понял. Но, Батта, неужели ты не понимаешь.., если я воспользуюсь той кассетой, ты не будешь помнить, ты забудешь эти дни, которые мы провели вместе...
      Она всхлипнула. А он вспомнил еще кое-что.
      - Ты.., твоим последним воспоминанием будет то, как ты сказала мне, чтобы я стер всю боль прошлого. Ты сказала: "Да, да, сделай это, сотри все"... Когда ты проснешься и вспомнишь об этом, ты подумаешь, что я солгал тебе.
      Она покачала головой.
      - Не правда, - возразил он. - Именно так ты и подумаешь. И возненавидишь меня за то, что я пообещал тебе счастье, а потом обманул. Проведенных со мною дней ты помнить не будешь.
      - Я ничего не могу поделать, - сказала она.
      Они прижались друг к другу, слезы текли по их щекам.
      Они утешили друг друга, в последний раз занялись любовью, после чего он отвел ее в лабораторию, где ее недавнее прошлое будет стерто и заменено куда более жестокой явью.
      - Преступница небось? - поинтересовался служащий, пока Абнер Дун разбирался с кассетами - ибо только преступникам делают периодическую чистку мозгов, заменяя более древними воспоминаниями память о преступлении.
      - Именно, - подтвердил Дун, чтобы не вдаваться в лишние объяснения. И тело было заключено в прозрачный гроб, взявший на себя заботу о ее жизнеобеспечении, тогда как процессы жизнедеятельности замедлились до самого минимума. Так она и пролежит долгие годы, прежде чем он разбудит ее.
      "Она проснется уже в колонии. Но планета будет выбрана мной самим, поклялся Абнер. - Это будет мирная, спокойная планетка, где Батта получит еще один шанс как-нибудь изменить свою жизнь. И кто знает! Может быть, ненависть ко мне облегчит ей существование.
      Облегчит ей. А как же я?
      Я больше не буду тратить время на раздумья о ней. Я закрою от нее свой разум. Я.., забуду ли я?
      Чушь.
      Я просто посвящу свою жизнь достижению других, более древних и куда более холодных целей".
      Глава 3
      ПЕТЛЯ ЖИЗНИ
      Арран лежала на своей постели и плакала. Грохот захлопнувшейся двери все еще эхом ходил по пустым уголкам квартиры. Наконец она перевернулась на спину, посмотрела в потолок, осторожно вытерла слезы холеными пальчиками и сказала:
      - Какого черта.
      Драматическая пауза. После чего (ну наконец-то!) раздался громкий сигнал зуммера.
      - Снято, Арран, - отрапортовался голос из скрытого динамика. Арран застонала, элегантно изогнулась и села на кровати. Одним движением она содрала с ноги петлекамеру и устало швырнула ее о стену. Камера разлетелась на куски.
      - Ты хоть представляешь, сколько стоит это оборудование? - упрекнула ее Триуфф.
      - Я плачу тебе, чтобы ты это знала, - сказала Арран, накидывая халат. Триуфф нашла пояс и протянула ей.
      Пока Арран прихорашивалась, Триуфф носилась по квартире и ликовала:
      - Это была вершина, лучше и быть не может. Миллиарды поклонников Арран Хэндалли ждут не дождутся, чтобы отдать свои семь кусков и увидеть шоу. И ты даешь им эту возможность.
      - Семнадцать дней, - проговорила Арран. Глаза ее опасно засверкали. Семнадцать вонючих дней. И три из них мне пришлось провести с этим подонком Кортни.
      - Ему платят за то, чтобы он был подонком. Это его образ.
      - Играет он чертовски правдоподобно. Если в следующий раз мне придется играть с ним хоть три минуты, я вышвырну тебя вон.
      На ходу запахивая халат, Арран вылетела из квартиры, даже не надев туфли. Триуфф помчалась вслед, как всегда ее туфельки на высоких каблуках звонко цокали: "День-ги, день-ги", - по крайней мере, так слышалось Арран. Правда, иногда ритм менялся, и тогда каблучки выстукивали:
      "Да катись ты, да катись ты". Отличный менеджер. Миллиарды в банке.
      - Арран, - окликнула Триуфф, - я знаю, ты очень устала.
      - Ха, - ограничилась смешком Арран.
      - Но пока ты записывалась, я здесь провернула одно маленькое дельце...
      - За то время, пока я записывалась, ты могла купить и снова продать целую планету! - прорычала Арран. - Семнадцать дней! Я актриса, а не спортсмен какой-то. Я самая высокооплачиваемая актриса за всю историю шоу-бизнеса, так, кажется, ты выразилась в своем последнем пресс-релизе. И тем не менее, хоть я просыпаюсь всего на двадцать один день, семнадцать из них мне приходится пахать как проклятой! Каких-то четыре вшивых денька на отдых, а потом все заново.
      - Одно небольшое дельце, - непоколебимо гнула Триуфф. - Такое ма-аленькое дельце, которое позволит тебе покончить с этой работой и удалиться на заслуженный отдых.
      - Покончить с работой? - Сама того не замечая, Арран замедлила шаг.
      - Именно. А теперь представь себе - ты будешь бодрствовать целых три недели, и все, что от тебя потребуется, это пару-другую раз мелькнуть в петлях коллег-неудачниц.
      - И даже ночь я смогу проводить, как захочу?
      - Мы отключим камеру.
      Арран презрительно хмыкнула.
      - В принципе, она тебе вообще будет не нужна! - быстро исправилась Триуфф.
      - И что же я должна сделать, чтобы заработать такие деньги? С гориллой трахнуться?
      - Это уже было, - возразила Триуфф, - и это не твой профиль. Нет, на этот раз мы дадим толпе полную реальность. Полную!
      - Как это? А, ты, наверное, хочешь поставить вместо обычного унитаза стеклянный!
      - Я договорилась, - сказала Триуфф, - сделать петлезапись в Сонных Залах.
      Арран Хэндалли поперхнулась и изумленно вытаращилась на своего менеджера.
      - В Сонных Залах?! Ничего святого не осталось! - Она расхохоталась. Да тебе, наверное, с целым состоянием пришлось расстаться!
      - Ну, вообще-то хватило всего-навсего одной взятки.
      - И кого ж ты подкупила? Саму Мать, не иначе!
      - Почти. По сути дела, мой выбор оказался куда лучше, поскольку Матери даже на то, чтобы высморкаться, требуется разрешение Кабинета. Я подкупила Фарла Баака.
      - Баака?! Ну вот, а я-то считала его честным человеком.
      - Это была не взятка в полном смысле этого слова. По крайней мере, деньги здесь не потребовались.
      - Триуфф, - нахмурилась Арран. - Я не раз говорила тебе, что под петлекамерой я готова заниматься любовью хоть двадцать четыре часа в сутки. Но в личной жизни я сама себе выбираю мужчин.
      - Ты сможешь отойти от дел.
      - Я не шлюха!
      - Он сказал, что даже пытаться не будет переспать с тобой, если ты сама этого не захочешь. Он просто попросил провести наедине с тобой двадцать четыре часа. Встреча состоится через два твоих пробуждения. Он хочет просто поговорить. Подружиться.
      Арран прислонилась к стене коридора.
      - Неужели за эту петлю готовы заплатить такие бешеные деньги?
      - Ты забываешь, Арран. Твои поклонники без ума от тебя. Но еще ни один человек не делал того, что сделаешь ты. Съемка начнется за полчаса до пробуждения и закончится ровно через полчаса после того, как ты погрузишься в сон.
      - До пробуждения и сразу после ввода сомека, - посмаковала Арран эту мысль и улыбнулась. - Такого не видел никто в Империи, за исключением разве что служащих Сонных Зал.
      - Наш лозунг будет: "Абсолютная реальность". "Никаких иллюзий: своими глазами вы увидите, как проводит Арран Хэндалли ВСЕ три недели бодрствования!"
      Арран задумалась.
      - Это будут три недели сплошного ада, - сказала она наконец.
      - Но после этого ты сможешь послать работу ко всем чертям, - напомнила Триуфф.
      - Хорошо, - согласилась Арран. - Я сделаю это. Но предупреждаю. Никаких Кортни. Чтобы без зануд. И главное - не смей больше подсовывать мне маленьких мальчиков!
      Лицо Триуфф приняло обиженный вид:
      - Арран.., этот мальчик был пять петель назад!
      - Я до сих пор помню каждое мгновение, - сказала Арран. - Он объявился абсолютно неожиданно, вы мне даже инструкций не передали. Скажи на милость, что я должна была делать с семилетним малышом?
      - Ты замечательно выкрутилась, это была одна из лучших твоих ролей, Арран. Я ничего не могу поделать - мне приходится подсовывать тебе всякие сюрпризы. Именно тогда ты лучше всего и проявляешься - когда ты попадаешь в затруднительное положение, твой характер начинает играть всеми красками. Поэтому-то ты и актриса. Поэтому ты и легенда.
      - А ты поэтому и наживаешь очередную кучу денег, - подчеркнула Арран и быстрым шагом пошла прочь, в сторону Сонных Зал. Через полчаса наступит время приема сомека, и тогда каждая секунда бодрствования будет отнимать у нее секунду жизни.
      Триуфф не отставала, на ходу она давала Арран последние инструкции: что делать, когда она проснется; чего ожидать в Сонных Залах; каким образом будут передаваться ей последующие руководства к действию - это надо было исполнить так ловко, чтобы Арран их ни в коем случае не пропустила, а аудитория, сидящая у экранов головизоров, ничего не заметила. В конце концов Арран скрылась за дверью лаборатории копирования, и Триуфф пришлось отступить.
      Вежливые и почтительные служащие провели Арран к обитому плюшем креслу, где ее уже ожидал соношлем. Арран вздохнула, устроилась поудобнее, опустила шлем на голову и попыталась думать о чем-нибудь хорошем. Аппараты принялись сканировать мозг, перенося ее воспоминания, ее личность на пленку, информация с которой будет списана, когда Арран проснется. Когда все закончилось, она встала и, отбросив халат в сторону, лениво подошла к столу. Со стоном облегчения она вытянулась на мягком ложе, еще раз подивившись тому, как стол, выглядящий со стороны обыкновенной доской, может быть настолько мягким и удобным.
      Ей пришло в голову (уже в который раз, только она даже не догадывалась об этом), что, может быть, она удивляется одному и тому же в двадцать второй раз - именно столько раз она принимала сомек. Но так как сомек начисто стирает все следы мозговой деятельности во время сна, включая и воспоминания тоже, она не помнила, что происходило с ней после того, как кассета была записана. Забавно. Сейчас хоть все служащие Сонных Зал могут изнасиловать ее по очереди, и она все равно ничего не будет помнить.
      Но нет, такого никогда не будет, поняла она, когда заботливые мужчины и женщины покатили столик в комнату, где находились приборы по вводу сомека. Сонные Залы - не место для шуток, здесь непозволительны всякие вольности и грубости. Должно же быть в мире место, где человек может чувствовать себя в полной безопасности и куда никому не удастся проникнуть.
      Тут она захихикала. "Сонные Залы были таким местом - До следующего моего пробуждения. А затем они откроются миллиардам и миллиардам идиотов, которыми набита Империя и которым никогда не представится возможность испытать на себе действие сомека. Которые вынуждены влачить свой век, проживая жизнь год за годом, тогда как Спящие прыгают через столетия, как камушки по поверхности озера, оставляя круги на воде лишь раз в несколько лет".
      Очень обходительный юноша с милой ямочкой на подбородке (он вполне мог бы начать актерскую карьеру, заметила про себя Арран) осторожно вонзил ей в руку иглу и виновато извинился за причиненную боль.
      - Ничего, все замечательно, - начала было Арран, но тут же почувствовала, как руку пронзила острая судорога боли. Адское жжение охватило тело, ужасная агония; ручейки пота хлынули из пор ее кожи. От удивления и боли она закричала - что происходит? Ее замыслили убить? Кто мог пожелать ее смерти?
      Затем сомек проник в мозг и отключил сознание и память, страдания, которые она испытывала, мигом прекратились. И когда она снова проснется, она ничего не будет помнить об агонии сомека. Эта агония каждый раз будет наступать неожиданно.
      ***
      Вскоре Триуфф получила на руки семь тысяч восемьсот экземпляров последней петли с Арран - большинство петлекопий представляли собой укороченный вариант, из которого были вырезаны часы сна; удовлетворение естественных желаний тела так же было подредактировано - после монтажа остались только сцены приема пищи и занятий сексом. Правда, было выпущено несколько петлекопий с полным вариантом, который истинные (и богатые) поклонники Арран Хэндалли могли лицезреть на частном, семнадцатидневном просмотре. Были и такие фанаты (сумасшедшие, иначе их Триуфф не называла, но и слава Матери, что такие существуют), которые приобретали эти частные, неурезанные петлекопий и пересматривали их по несколько раз за одно пробуждение. Но такие поклонники действительно были помешаны на Арран.
      Как только петлекопий разошлись по распространителям (и на счет Корпорации Арран Хэндалли была перечислена предоплата), Триуфф сама отправилась в Сонные Залы.
      Такую цену ей приходилось платить за работу менеджером звезды - на несколько недель раньше подниматься и принимать сомек несколькими неделями позже. Триуфф умрет по меньшей мере за столетие до Арран. Но Триуфф относилась к этому философски. Ведь, как не раз говорила она себе, она могла стать какой-нибудь школьной училкой и вообще не увидеть сомека.
      ***
      Арран проснулась вся в поту. Подобно другим Спящим, она считала, что такое обильное потение вызывается препаратами пробуждения, и даже не подозревала, что купалась в собственном поту все прошедшие пять лет сна. Память уже вернулась к ней, перенесенная в голову несколькими секундами раньше. И она сразу ощутила, что на правом бедре закреплена какая-то штуковина - петлекамера. Запись уже началась - первые мгновения ее бодрствования плюс вся окружающая обстановка уже были зафиксированы на пленку. На какой-то миг она пришла в ярость, пожалев о своем решении. Теперь целых три недели ей придется играть роль, ни на шаг не отступая от сценария!
      Но нерушимый закон петлеактеров гласил: "Петля должна быть замкнута". Что бы ты ни делал, все записывается - петля должна смотреться как в полном, так и в урезанном варианте. Если хоть какое-то действие покажется незавершенным - все, петлю можно выбрасывать. Истинные поклонники не потерпят петлекопий, в которой одна сцена неожиданно сменяется другой - они всегда считают, что за кадром осталась какая-нибудь "клубничка".