Орсон Скотт КАРД
      САГА О ВОРТИНГЕ II
      КАПИТОЛИЙ
      Посвящается Джэю Э. Пэрри, который не только прочитал все это, но и значительно улучшил.
      Ни один ребенок не может быть понят, если не известны родители; ни одна революция не может быть понята, если не известен прежний порядок; ни одна колония не может быть понята, если не известна родная страна колонистов; ни один новый мир не может быть понят, если не известен мир, предшествовавший ему.
      Далее излагаются истории, дошедшие до нас с планеты Капитолий. В них рассказывается об обществе, возведенном на пластике, стали и сомеке - все эти составляющие должны были служить вечно, и все они рассыпались в прах.
      Эти сказания поведают вам, почему - и каким образом - Абнер Дун встал на путь уничтожения.
      Глава 1
      СЛОВНО КРУГИ НА ВОДЕ
      У Бергена Бишопа была мечта - он хотел стать художником.
      Еще в семилетнем возрасте он заявил об этом, и тут же, словно по волшебству, перед ним возникли карандаши, бумага, уголь, акварельные и масляные краски, холст, палитра и целый набор всевозможных кисточек. Раз в неделю к нему стал приходить учитель рисования. Короче говоря, ему обеспечили все, что только можно было купить за деньги.
      Учитель был достаточно умен и потому прекрасно знал: если уж зарабатываешь на хлеб, обучая отпрысков богатеньких родителей, то должен разбираться, когда говорить напрямик, а когда изворачиваться и лгать. Таким образом, за время работы фраза "У вашего ребенка талант" не раз срывалась с его губ. Но в данном случае он говорил правду и только правду, а поэтому ему было несколько трудновато заставить звучать искренне то, что обычно было ложью.
      - Ваш сын талантлив! - с изумлением объявил он. - Ваш мальчик и в самом деле талантлив!
      - А никто этого и не отрицает, - ответила мать мальчика, несколько удивленная неумными комплиментами учителя.
      Отец не сказал ничего, лишь спросил себя, неужели этот глупец-учитель считает, что подобная экспансивность обеспечит ему прибавку к жалованью.
      - Этот парень точно талантлив. У него огромное будущее. Огромное, еще раз повторил учитель, а мать Бергена, уже подуставшая от бесконечных похвал, сказала:
      - Мой дорогой друг, мы ни капельки не возражаем против его таланта. Талант так талант, пусть его. А вас мы ждем в следующий вторник. Большое спасибо за урок.
      Однако, несмотря на подобное безразличие со стороны родителей, Берген погрузился в рисование с головой. За незначительный срок он приобрел технику, которая дается лишь долгими годами упражнений.
      Он рос очень добрым мальчиком и всегда стоял на стороне справедливости. Многие юноши с планеты Кроув, посещающие ту же школу, что и он, считали своих слуг мальчиками для битья. И по-своему были правы - раз младшие братья вышли из моды, надо ж на ком-то вымещать свою злость. И слуги (а таковыми являлись мальчики того же возраста, что и господа) с ранних лет познавали на собственной шкуре одну простую истину: побои юных хозяев - сущая ерунда, вот попробуй ответить, тогда попляшешь.
      Берген, однако, никогда не позволял себе ничего подобного. Вспыльчивость и вздорность не были свойственны ему, а потому он и его слуга, Дэл Ваулз, никогда не ругались и не тузили друг друга. Когда же Дэл, жутко стесняясь, упомянул между делом, что тоже был бы не прочь поучиться рисовать, Берген поступил по справедливости, то есть поделился с мальчиком не только красками и кисточками, но и своим учителем.
      Учитель рисования не возражал против присутствия на уроках Дэла - тот сидел тихо и не надоедал с вопросами.
      Однако при случае не замедлил намекнуть отцу Бергена, что неплохо было бы доплатить, ведь уроки посещает не один ученик, а двое.
      - Дэл, и ты действительно посмел тратить впустую время учителя? спросил Локен Бишоп сына своего слуги.
      Дэл промолчал. Он перепугался до смерти и просто не знал, что сказать. За него ответил Берген:
      - Это была моя идея. Чтобы он учился вместе со мной.
      Какая разница - двое учатся или один?
      - Учитель требует дополнительной оплаты. Тебе, Берген, пора бы уже понять цену деньгам. В общем, так, либо ты берешь уроки один, либо прощайся с рисованием.
      Но Берген все-таки упросил учителя ("Ты в одну секунду вылетишь отсюда. И не только из города, но и с планеты тоже!"), чтобы тот позволил Дэну сидеть тихонечко рядом и смотреть, как они занимаются. Ради этого Дэлу пришлось отказаться от карандашей и бумаги на уроке.
      В девять лет Бергену прискучило рисование, и он уволил учителя. Затем он увлекся верховой ездой, опередив в этом увлечении многих мальчишек своего возраста. На этот раз Берген настоял на том, чтобы отец приобрел двух лошадей и позволил Дэлу сопровождать его на прогулках.
      Детство - идиллическая пора. Разумеется, каких-то разочарований все равно не миновать, и иногда Дэл и Берген по несколько дней видеть друг друга не могли. Но эти редкие случаи остались погребенными под лавиной других, более счастливых воспоминаний и быстро забылись. Ежедневные прогулки на лошадях уводили их далеко от дома, но в какую бы сторону они ни направились, они могли ехать целый день и все равно не выбрались бы за границы владений отца Бергена.
      Зачастую Берген на долгие часы забывал о том, что именно он здесь хозяин, а Дэл - всего лишь слуга по контракту, и вскоре мальчики стали лучшими друзьями. На пару они вымазали лестницу воском, так что родная сестра Бергена чуть не убилась, поскользнувшись на ступеньках - причем Берген принял всю вину на себя и стоически снес наказание, поскольку его всего лишь заперли в комнате на денек, но если б на подобном проступке поймали Дэла, слугу бы нещадно избили и выгнали взашей. На пару мальчишки прятались в кустах и следили за парочкой, которая, проехавшись нагишом на лошадях, совокуплялась на камнях утеса - и еще долгое время спустя гадали, не этим ли занимаются родители Бергена за запертыми дверьми. На пару они излазали каждую лужу в поместье, а костры разводили чуть ли не на каждом шагу. Они столько раз спасали друг другу жизнь, что сбились со счета, кто кому должен.
      А потом, отпраздновав четырнадцатилетие, Берген вдруг вспомнил, что когда-то, будучи еще мальчишкой, рисовал.
      Один из дядюшек, заехав погостить, заметил как-то:
      - А вот и Берген, мальчик, который любит рисовать.
      - Рисование было детским капризом, - усмехнулась мать. - Он уже вырос и больше подобными глупостями не занимается.
      Берген не привык сердиться на мать. Но в возрасте четырнадцати лет немногие способны спокойно сносить насмешки и не реагировать на обвинение в "детских глупостях".
      - Да неужели, мам? - немедленно встрял в разговор Берген. - Тогда почему же я все еще рисую?
      - И где же ты рисуешь? - удивилась она.
      - У себя в комнате.
      - Что ж, покажи мне тогда свои работы, крошка-художник. - От "крошки" беситься хотелось.
      - Я сжег их. Свою лучшую картину я еще не нарисовал.
      Услышав это, мать и дядя громко расхохотались, а Берген выскочил из комнаты, сопровождаемый верным Дэлом.
      - Какого дьявола, куда же все подевалось? - сердито ворчал он, роясь в шкафу, где раньше складировались принадлежности для рисования.
      Дэл смущенно кашлянул.
      - Берген, сэр... - проговорил он (по исполнении двенадцати лет Берген вступил в пору совершеннолетия, и согласно закону, все наемные работники, трудящиеся на него или на его отца, в разговоре с ним должны были употреблять вежливое обращение "сэр"). - Я думал, вам уже не понадобятся ни краски, ни все прочее. Это я их забрал.
      - Верно, мне они и были ни к чему, - удивленно повернулся к нему Берген. - Но я даже не подозревал, что ты этим все еще увлекаешься.
      - Простите меня, сэр. Но когда вы брали уроки, мне не часто представлялся случай попробовать свои силы. Лишь после того, как вы забросили рисование, я начал пользоваться вашими материалами.
      - И что, ты умудрился все изрисовать?
      - Там был огромный запас всего. Бумага закончилась, но еще осталась уйма холста. Я сейчас принесу.
      Он сходил к себе и, воспользовавшись задней лестницей, дабы не попасться на глаза родителям Бергена, в два приема перенес все принадлежности назад.
      - Я думал, ты не будешь возражать, - сказал Дэл, возвращая холст, краски и кисти.
      Берген задумчиво обводил взглядом раскиданное по полу хозяйство:
      - А я и не возражаю. Я злюсь на свою старуху, которая вбила в голову, будто я еще ребенок. Я решил, что снова начинаю рисовать. Ума не приложу, чего это я забросил занятия. Я ведь всегда хотел стать художником.
      Мольберт он установил у окна, чтобы видеть раскинувшийся внизу двор, усеянный рощицами деревьев-хлыстов.
      Деревья эти вздымались на высоту пятидесяти метров - грозные, прямые как стрела исполины, в бурю они, словно трава, стелились по земле. И фермеры Равнин могли не бояться, что какое-нибудь дерево в сильный ветер рухнет вдруг на дом.
      Берген наложил на холст две широкие полосы - зеленую и голубую. Дэл внимательно наблюдал за ним. Порой движения Бергена были неуверенны, но все же вскоре на мольберте возникла картина. Долгая разлука с искусством никак не отразилась на его мастерстве. Глаз стал вернее, а краски приобрели глубину. И все-таки он оставался обыкновенным любителем.
      - Может быть, стоит добавить небу красноты. Пару мазков, вон там, под облаками, - предложил Дэл.
      - К небу я еще вернусь. - Берген смерил его холодным взглядом.
      - Прости.
      И Берген снова обратился к картине. Все у него получалось - за исключением деревьев-хлыстов. Ему никак не удавалось поймать их форму. Они казались такими бурыми, такими массивными. Но ведь на самом деле они выглядели совсем иначе. А когда он попытался изобразить их гнущимися под порывами ветра, они и вовсе выпали из общей картины. Они выглядели нескладными, совсем не такими, как в жизни. В конце концов Берген громко выругался, выбросил кисточку в окно, вскочил на ноги и в ярости зашагал по комнате.
      Дэл подошел к картине и сказал:
      - Берген, сэр, все не так уж плохо. Наоборот. Очень хорошая картина. Вот только деревья...
      - Проклятие, сам вижу, - прорычал Берген, взбешенный тем, что, впервые за долгие годы взяв в руку кисть, не сумел добиться совершенства. Он развернулся - и увидел, как Дэл маленькой кисточкой наносит изящные, верные штришки.
      - Вот, может, так будет лучше, сэр, - сказал наконец Дэл, отступая на пару шагов.
      Берген подошел к холсту. Деревья-хлысты, выглядящие точь-в-точь как в жизни, вздымались к небу; ожив, они стали самой прекрасной деталью на всем полотне. Берген не мог оторвать от них глаз - они казались такими легкими и такими легкими штрихами Дэл вписал их в пейзаж. Но так не должно было быть, это все неверно. Это Берген должен был стать художником, а не Дэл. Это нечестно, несправедливо, не правильно - Дэл не должен уметь рисовать деревья-хлысты.
      Процедив в ярости какое-то ругательство, Берген размахнулся и что было силы ударил Дэла. Удар пришелся в челюсть. Дэл ошарашенно глядел на Бергена, оглушенный не столько ударом, сколько самим этим поступком.
      - Раньше ты меня никогда не бил, - растерянно проговорил он.
      - Прости, - немедленно ответил Берген.
      - Я всего-то нарисовал деревья-хлысты.
      - Я знаю. И прошу прощения. Обычно я не бью слуг.
      При этих словах удивление Дэла переросло в ярость.
      - Слуг? - холодно уточнил он. - Ах да, и в самом деле. Просто на какое-то мгновение я забыл, что я всего лишь слуга. Мы попробовали свои силы в одном и том же, и вдруг выяснилось, что я справился лучше тебя. Я забыл, что я слуга.
      Берген опешил. Он ведь не имел в виду ничего плохого - просто похвалился тем, что обычно при обращении со слугами держит себя в руках.
      - Но, Дэл, - растерянно произнес он, - ты и есть слуга.
      - Вот именно. Я должен запомнить это на будущее. И ни в коем случае не побеждать. Я буду громко хохотать над твоими шутками, даже над самыми дурацкими. Буду придерживать поводья, чтобы ты мог обогнать меня. Буду всегда соглашаться с тобой, какую бы чушь ты ни плел.
      - Этого я у тебя не просил! Я не хочу, чтобы со мной так обращались! крикнул Берген, возмущенный подобной несправедливостью.
      - Но именно так должны вести себя слуги со своими господами.
      - А я не хочу, чтобы ты был слугой. Я хочу, чтобы ты был мне другом!
      - Да, я тоже думал, что мы друзья.
      - Ты слуга, но вместе с тем друг.
      - Берген, сэр, - рассмеялся Дэл, - человек может быть либо слугой, либо другом. Это два конца одной и той же дороги, два противоположных конца. Либо тебе платят за службу, либо ты поступаешь так, как поступаешь, из любви к человеку.
      - Но тебе платят, а я-то думал, ты любишь меня!
      Дэл покачал головой:
      - Я служил из любви к тебе и думал, что ты кормишь и одеваешь меня тоже из любви. Когда мы были вместе, я чувствовал себя свободным.
      - Ты и так свободен.
      - У меня контракт.
      - Стоит тебе попросить, и я немедля порву его в клочки!
      - Это обещание?
      - Клянусь своей жизнью. Ты не слуга, Дэл!
      Тут открылась дверь, и в комнату вошли мать Бергена и его дядя.
      - Мы услышали крики, - сказала мать. - И подумали, что вы здесь поссорились.
      - Мы просто немножко подрались подушками, - ответил Берген.
      - Почему же тогда подушки лежат на постели, будто их и не трогали?
      - Ну, мы подрались, а потом положили их обратно.
      - Тебе повезло, Селли, - усмехнулся дядя. - У тебя не сын, а служанка прямо. Какая экономия!
      - О Господи, Ноэль, он ведь не шутил. Он все еще рисует.
      Они подошли к картине и внимательно рассмотрели ее.
      После долгой паузы Ноэль повернулся к Бергену, улыбнулся и протянул руку.
      - Мне было показалось, что ты там просто хвастался.
      Мальчишки не могут не хвастаться. Но у тебя талант, мальчик мой. Небо чуть-чуть грубовато, над некоторыми деталями следует поработать. Но у человека, который так рисует деревья-хлысты, большое будущее.
      Берген не любил, да и не умел присваивать чужие почести:
      - Деревья рисовал Дэл.
      Селли Бишоп в отвращении скривилась, но совладала с собой и, повернувшись к Дэлу, приторно улыбнулась:
      - Как это мило, Дэл, что Берген позволяет тебе возиться со своими картинами.
      Дэл ничего не ответил. Ноэль перевел задумчивый взгляд на мальчика:
      - Контракт?
      Дэл кивнул.
      - Я выкуплю его, - предложил Ноэль.
      - Не продается, - быстро ответил Берген.
      - Ну, в принципе, - сладким голоском протянула Селли, - не такая уж плохая мысль. Рассчитываешь что-нибудь поиметь с его таланта?
      - Попробовать стоит.
      - Контракт, - твердо заявил Берген, - не продается.
      Селли холодно глянула на своего сына:
      - Все купленное может быть перепродано.
      - Да, но если человек любит что-то, он не продаст это ни за какие деньги.
      - Любит?!
      - Селли, вечно тебе какие-то извращения на ум лезут, - сказал Ноэль. Сразу видно, эти парни друзья не разлей вода. Порой у меня создается впечатление, что ты мерзейшая сучка на этой планете.
      - О, Ноэль, ты слишком добр ко мне. Прослыть на этой планете сучкой действительно достижение. Да и кроме того, ведь есть же еще и императрица.
      Они дружно расхохотались и покинули комнату.
      - Извини, Дэл, - сказал Берген.
      - Ничего, я привык, - кивнул Дэл. - Твоя мать и я никогда не любили друг друга. Но мне плевать - в этом доме только один человек мне небезразличен.
      Какой-то миг они смотрели друг другу в глаза. Затем улыбнулись. И больше не говорили о случившемся, потому что в четырнадцать лет не принято выказывать нежные чувства - так называемые "слабости".
      Когда Бергену исполнилось двадцать, до их планеты добрался сомек.
      - Это же гениально! - воскликнул Локен Бишоп. - Да ты понимаешь, что это значит?! Если мы пройдем тест, то пять лет будем проводить во сне и пять лет - бодрствовать.
      Мы проживем на этой земле на целое столетие дольше.
      - А пройдем ли мы этот самый тест? - поинтересовался Берген.
      При виде такой наивности родители громко расхохотались.
      - Здесь же все дело в заслугах, а мальчик еще спрашивает, пройдет ли его семья тест! Конечно, мы пройдем, Берген!
      Берген смотрел на отца и мать с холодной яростью, которую они вызывали у него в последнее время.
      - С чего вдруг? - стараясь говорить как можно спокойнее, спросил он.
      Локен уловил звенящие нотки в голосе сына и немедленно принял серьезный вид.
      - Да с того, что твой отец обеспечивает работу пятидесяти тысячам мужчин и женщин, - ткнул он пальцем в грудь Бергену. - С того, что, если я вдруг решу прикрыть свое дельце, половина этой планетки отправится в тартарары. Да ты только посмотри, какие я плачу налоги! Больше, чем кто-либо, во всей Империи лишь пятьдесят человек обладают таким богатством, как я.
      - Иными словами, мы получаем сомек, потому что ты богат, констатировал Берген.
      - Да, потому что я богат! - сердито отрезал Локен.
      - В таком случае, если не возражаешь, я пока откажусь от сомека. Я хочу добиться этой чести собственными силами, а не принять ее по наследству от отца.
      - Если бы я решила дожидаться, когда мне присвоят право пользоваться сомеком, я бы прождала до конца дней своих! - рассмеялась Селли.
      - И будь на этом свете хоть какая-нибудь справедливость, ты бы его так и не получила. - Берген посмотрел на нее с отвращением.
      Он сам не ожидал от себя подобной вспышки, но ни отец, ни мать не сказали ему ни слова в ответ.
      Зато весь вечер с ним говорил Дэл. Они засиделись допоздна, заканчивая каждый свою картину. Дэл наносил последние штрихи на выполненную маслом миниатюру, а Берген завершал огромное полотно величиной чуть ли не со стену. На картине поместье было изображено таким, каким, по мнению Бергена, ему и следовало быть. Сам дом совсем крошечный, зато амбары достаточно вместительны, чтобы действительно приносить пользу. И деревья-хлысты были прекрасны.
      Спустя несколько недель тайком от всех Берген ускользнул из дома и, заплатив за экзамен, набрал приличное число баллов по всем трем категориям: по интеллекту, творческим способностям и честолюбию. Ему было присвоено право проводить три года в сомеке и пять лет бодрствовать.
      Теперь и он присоединился к рядам Спящих. И добился он этого, не прибегая к деньгам.
      - Поздравляю, сынок, - сказал отец, явно не слишком гордый независимостью сына.
      - Я вижу, ты установил свой график так, чтобы проснуться за два года до нас. Небось надеешься вдоволь повеселиться в наше отсутствие? - сказала Селли. Насколько горестно было ее лицо, настолько же ядовито прозвучали слова.
      Дэл же, услышав, что вскоре Берген примет сомек, сказал только одно:
      - Сначала освободи меня.
      Берген растерянно смотрел на него.
      - Ты обещал, - напомнил Дэл.
      - Но я не могу. Я вступлю в право собственности лишь через год.
      - А ты думаешь, твой отец меня отпустит? Думаешь, твоя мать позволит ему это? Контракт дает им право вообще запретить мне рисовать, а то и вовсе присвоить все мои работы. Они вполне могут послать меня чистить конюшни.
      Могут заставить валить деревья голыми руками. А ты вернешься только через три года.
      - Но что я могу сделать? - Берген был искренне расстроен.
      - Убеди отца дать мне свободу. Или не принимай пока сомек. Через год ты достигнешь совершеннолетия и сам освободишь меня.
      - Я не могу откладывать сомек. Добившись этой привилегии, ты должен использовать ее. Претендентов множество.
      - Тогда убеди отца.
      Потребовался целый месяц постоянных уговоров и споров, прежде чем Локен Бишоп согласился наконец освободить Дэла от контракта. Но при одном условии.
      - В течение пяти лет семьдесят пять процентов твоих доходов, не считая затрат на жилье и питание, будут отходить нам. Или ты можешь сразу заплатить мне восемьдесят тысяч. На выбор.
      - Отец, - запротестовал Берген, - это же нечестно.
      Через одиннадцать месяцев я и сам смогу его освободить. А восемьдесят тысяч - это в десять раз больше, чем ты когда-то заплатил за контракт. Не говоря о том, что деньги эти ты платил не ему.
      - Но я кормил его целых двадцать лет.
      - А он работал на тебя.
      - Работал? - перебила Бергена Селли. - Скажи лучше, развлекался. С тобой вместе.
      И тут заговорил Дэл, заговорил так тихо, что спорщикам пришлось умолкнуть, чтобы услышать его:
      - Если я соглашусь на ваши условия, то не смогу собрать денег на экзамен на право сомека.
      - Это уже меня не касается, - сжав зубы, процедил Локен. - Либо ты соглашаешься, либо продолжаешь работать по контракту.
      Берген спрятал лицо в ладонях. Селли довольно улыбнулась. А Дэл кивнул:
      - Только я хочу, чтобы условия эти были изложены на бумаге.
      Голос его был тих, но эффект напоминал раскат грома.
      Локен вскочил на ноги и угрожающе двинулся на Дэла. Он словно башня возвышался над продолжавшим сидеть юношей.
      - Что ты сказал, мальчишка? Ты хочешь, чтобы Бишоп подписал письменный договор с каким-то паршивым наемным работягой?!
      - Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, - мягко повторил Дэл, встречая бешенство Локена с абсолютным спокойствием.
      - Я тебе дал слово, этого вполне достаточно.
      - А кто свидетель? Ваш сын, который следующие три года проведет во сне, да ваша жена, которая известна своей страстью к пятнадцатилетним юношам-слугам.
      Селли открыла рот от изумления. Локен побагровел, но все же отступил от Дэла. А Берген пришел в ужас.
      - Что? - переспросил он, не веря своим ушам.
      - Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, - еще раз произнес Дэл.
      - А я хочу, чтобы ты убрался из этого дома! - прорычал Локен, но голос его предательски задрожал.
      "Если Дэл говорил серьезно, а мать ни слова не произнесла в свою защиту, представляю, каково отцу", - подумал Берген.
      Но Дэл поднял глаза на Локена и, улыбнувшись, спросил:
      - А вы, наверное, думали, что поле, которое вы возделали первым, всегда будет принадлежать вам одному?
      Берген отказывался понимать происходящее:
      - О чем он, отец? Что Дэл хочет сказать?
      - Так, ничего особенного, - чересчур резко оборвал сына Локен.
      Но Дэл не останавливался.
      - А твой отец, - обратился он к Бергену, - играет в очень, очень странные игры с пятилетними мальчиками. Я не раз просил его, чтобы он и тебя пригласил, но он почему-то всегда отказывался.
      Гвалт не смолкал по меньшей мере час. Локен нервно стучал кулаком по бедру, тогда как торжествующая Селли твердила, что ее невинный флирт ни в какое сравнение не идет с его позором. Лишь Берген пребывал в искреннем отчаянии:
      - Все эти годы, Дэл... Что же творилось все эти годы?
      - Тебе я был другом, Берген, - сказал Дэл, опуская почтительное "сэр", - но в их глазах я оставался слугой.
      - Ты ничего не говорил мне.
      - А что бы ты сделал?
      Часом спустя Дэл вышел из комнаты. В руках он держал письменное соглашение.
      Придя в себя после первого знакомства с сомеком, Берген узнал от одного из доброжелательных служителей Сонных Зал, что отец его умер спустя несколько дней после его отъезда, а через два года одним из своих любовников была убита мать. Самые большие имения на Кроуве, если не считать земель, принадлежащих императрице, теперь отошли Бергену.
      - Мне ничего не нужно.
      - Я должен предупредить вас, - сказал служитель, - что в дополнение к этому наследству полагается пять лет под сомеком и год снаружи.
      - То есть я буду бодрствовать всего год в целых шесть лет?!
      - Таким образом императрица выражает благоволение силам, играющим немалую роль в экономике.
      - Но я хочу стать художником.
      - Так становитесь им. Но сейчас вы, наверное, хотите навестить могилы родителей. За ведение дел можете не беспокоиться, ваши управляющие справляются прекрасно. А когда закончите все свои дела, можете возвращаться, ведь согласно условиям вам осталось еще два года сомека.
      - Сначала я должен кое-кого повидать.
      - Как пожелаете. В течение следующих трех дней мы готовы принять вас в любое время. Если же вы не уложитесь в этот срок, вам придется ждать год, и вы потеряете два года сна.
      Первые два дня Берген провел в поисках Дэла Ваулза. В конце концов он все-таки нашел его, когда вспомнил, что Дэл все еще обязан платить по контракту, заключенному с Локеном. Управляющие поместьем быстро отыскали его адрес, потому что Дэл регулярно присылал на счет Бишопов оговоренные семьдесят пять процентов.
      Дэл открыл дверь, и лицо его озарилось, когда он узнал гостя.
      - Берген, - сказал он. - Заходи. Значит, уже целых три года минуло?
      - Да, значит, так. Дэл, такое впечатление, будто мы расстались вчера. Для меня это действительно было вчера.
      Как ты живешь?
      Дэл указал на стены своей квартирки: на них было развешано сорок или пятьдесят всевозможных полотен и набросков. В течение следующих двадцати минут друзья толком не разговаривали, лишь изредка раздавались реплики типа "Вот это, мне вот это нравится" или "Как это у тебя получилось?". А затем Берген, немало потрясенный увиденным, опустился на пол (мебели в комнате не было), и началась беседа.
      - Ну и как дела?
      - Продается неважно. У меня пока что нет имени. Хотя все равно покупают. А недавно пришла хорошая весть: императорским указом все правительственные структуры должны быть перенесены на Кроув. Даже имя планеты собираются менять. На Капитолий. В общем, если все пойдет как надо, каждая занюханная планетка теперь будет вращаться вокруг Кроува - в политическом смысле, естественно. А это означает наплыв клиентов. Означает, что сюда повалят люди, разбирающиеся в искусстве, а всех вояк и торговых крыс, которые испокон веков держали в лапах эту планету, вышибут вон.
      - А ты научился говорить цветистыми фразами с тех пор, как мы в последний раз виделись.
      - Я почувствовал свободу.
      - Я привез тебе подарок. - Берген вручил ему официальный документ, освобождающий от условий контракта.
      Дэл прочитал его, расхохотался, перечитал еще раз и вдруг заплакал.
      - Берген, - проговорил он, - ты понятия не имеешь...
      Ты даже представить себе не можешь, как трудно было.
      - Догадываюсь.
      - Я не мог сдать экзамен. Один Господь ведает, как я вообще выжил. Но теперь...
      - И еще, - сказал Берген. - Экзамен стоит три тысячи. Вот, я принес их тебе.
      И он отдал деньги другу.
      Дэл подержал их несколько секунд, а затем отдал обратно.
      - Стало быть, твой отец умер...
      - Да, - кивнул Берген.
      - Мне очень жаль. Это, наверное, было большим потрясением для тебя.
      - А ты разве не знал?
      - Я не читаю газет. Радио у меня нету. А мои чеки ни разу не возвращались.
      - Контракт есть контракт, так посчитали управляющие.
      Сам вспомни, за так мой отец никогда не освобождал от контрактов.
      И они хмуро усмехнулись, вспомнив человека, которого Дэл в последний раз видел три года назад, а Берген - всего лишь вчера.
      - А твоя мать?
      - Эта сучка погорела на собственных грехах, - ответил Берген, и на этот раз что-то дрогнуло в его голосе.
      Дэл коснулся его руки.
      - Мне жаль, - произнес он.
      И теперь настал черед Бергена разрыдаться.
      - Слава Богу, ты все еще мой друг, - наконец проговорил он.
      - А ты - мой.
      Тут дверь отворилась, и на пороге появилась девушка с полугодовалым младенцем на руках. Она явно не ожидала увидеть Бергена.
      - Кажется, у нас гости, - сказала она. - Привет. Меня зовут Анда.
      - А меня - Берген.
      - Это мой друг Берген, - представил их Дэл. - Моя жена Анда. Мой сын Берген.
      - Он столько раз рассказывал мне, как ты умен и красив... Это ведь он настоял, чтобы сына мы назвали в твою честь, - улыбнулась Анда. - И он был прав.
      - Вы слишком добры ко мне.
      Разговор потек своим чередом, но все шло не так, как ожидал Берген. Смех, шуточки, веселые пикировки, шутливые подколки и оскорбления, которыми обменивались Берген и Дэл в детстве, - всему этому здесь было не место.
      Между ними встала Анда. Так они и расстались - на дружественной ноте, вот только в сердце у Бергена словно образовалась пустота. Дэл отверг его дар и вернул деньги за экзамен, приняв одну лишь свободу. Он разделит эту свободу с Андой.
      Берген вернулся в Сонные Залы и воспользовался двумя оставшимися годами сомека, дарованными ему новыми привилегиями.
      ***
      Когда он проснулся в следующий раз, все вокруг изменилось. Кроув теперь звался Капитолием, и планету охватил строительный бум. И компании Бергена играли в нем не последнюю роль.
      Строительство проводилось беспорядочно и быстро, и вскоре Берген начал понимать, что без толку бездумно вздымать в небо небоскребы. Капитолий вскоре станет центром торговли, для сотен и сотен планет он будет олицетворять закон и порядок. Пройдет немного времени и планета превратится в один огромный город. И Берген взялся за дело.
      Он приказал архитекторам составить план здания, которое покроет сотню квадратных миль и вместит пятьдесят миллионов людей, заводы тяжелой и легкой промышленности, транспортные ветки и систему связи. Крыша здания должна быть достаточно прочной, чтобы выдержать взлет и посадку не только обыкновенных летательных аппаратов, но и гигантских космических кораблей. На составление подобного плана уйдет немало времени, поэтому Берген в подробностях расписал, что именно должно быть готово к его следующему пробуждению через пять лет.
      Оставшуюся часть года Берген провел в сражениях с бюрократами. Он добивался принятия своего проекта как основного плана развития планеты на ближайшее будущее.
      Каждый город будет организован подобным образом, поэтому, когда численность населения резко пойдет вверх, города без труда смогут состыковаться друг с другом, этаж к этажу, труба к трубе, и из них сформируется сплошной, единый мегаполис с крышей в виде космопорта и глубоко уходящими в камень шахтами-корнями. Время бодрствования уже практически истекло, когда он наконец одержал победу - и все основные контракты разом отошли к компаниям Бергена Бишопа.