4. ЗАПУСК

– Работая с Эндером, мы должны соблюдать очень шаткое равновесие. С одной стороны, необходимо изолировать его настолько, чтобы он сохранил способность к творчеству – иначе он приспособится к системе и мы потеряем его. С другой стороны, нужно развить в нём способности лидера.

– Когда его назначат, он сможет командовать.

– Это не так просто. Мэйзер Ракхейм мог управляться со своим маленьким флотом и победить. Но к тому времени, когда начнётся война, работы будет слишком много, даже для гения. Флот очень разросся. Эндер должен научиться чётко работать с подчинёнными.

– О боже. Он должен быть и гением, и милым добрым парнем.

– Не добрым. Добрый позволит жукерам проглотить нас.

– Ты хочешь изолировать его?

– Он будет отделён от всех остальных ребят, как стеной, прежде чем мы достигнем школы.

– Не сомневаюсь. Я буду ждать тебя там. Я видел запись того, что он сделал с тем парнем, Стилсоном. Ты везёшь очень милого мальчонку.

– Не ехидничай. Он на самом деле милый. Но не беспокойся. Это мы быстро устраним.

– Иногда мне кажется, что тебе нравится ломать всех этих маленьких гениев.

– Это особое искусство, и я хорошо им владею. Нравится ли оно мне? Пожалуй. Ведь я снова собираю их по кусочкам и делаю лучше, чем прежде.

– Ты чудовище.

– Спасибо. Значит ли это, что я получил повышение?

– Всего лишь медаль. Наш бюджет не резиновый.

Говорят, невесомость может привести к потере ориентации, особенно у детей, так как у них слабее развито чувство направления. Но Эндер потерял ориентацию прежде, чем покинул поле притяжения Земли. Ещё до того, как они запустили челнок.

В этой группе было девятнадцать других мальчишек. Они выпрыгивали из автобуса на эскалатор. Они разговаривали и шутили, толкались и хохотали Эндер молчал. Он заметил, что Графф и другие офицеры наблюдают за ними. Анализируют. «Всё, что мы делаем, важно, – понял Эндер. – То, что они смеются. То, что я не смеюсь».

Он подумал, не нужно ли ему вести себя, как остальные ребята, но не мог сочинить ни одной шутки, а их шутки не казались ему смешными. Он не знал, чему они радуются, ему было невесело. Он боялся, и страх делал его серьёзным.

На него надели форму – цельнокроеный комбинезон. Казалось странным не чувствовать ремня на талии. В новой одежде Эндер ощущал себя одновременно мешковатым и голым. Всюду работали телевизионные камеры. Словно длинномордые животные, они высовывались из-за плеч согнувшихся, скрюченных людей. Операторы двигались медленно, кошачьим шагом, чтобы камера не дёргалась, а шла мягко. Эндер поймал себя на том, что тоже перешёл на мягкий шаг.

Мальчик представил себе, что он на телевидении и даёт интервью. Ведущий задаёт вопросы. «Как вы себя чувствуете, мистер Виггин?» – «В общем, неплохо, только очень хочу есть». – «Хотите есть?» – «О да. Они не дают нам есть двадцать часов перед запуском». – «Как интересно. А я и не знал». – «Все мы здесь здорово голодны, если на то пошло». И всё это время, всё интервью Эндер и парень с телевидения будут бок о бок мягко скользить перед операторами, двигаясь длинными кошачьими шагами. В первый раз Эндер почувствовал, что ему смешно, и улыбнулся. Ребята рядом с ним тоже смеялись, но по другой причине. «Они думают, что я улыбаюсь их шуткам! – подумал Эндер. – Но мои мысли гораздо смешнее».

– Поднимайтесь по лестнице по одному, – сказал один из офицеров. – Когда увидите ряд с пустыми сиденьями, занимайте любое. Там нет мест около окна.

Это была шутка. Ребята засмеялись.

Эндер шёл одним из последних, хотя и не самым последним. Телекамеры всё ещё были наведены на лестницу. «Увидит ли Валентина, как я исчезаю в недрах челнока?» Он подумал, может, помахать ей рукой или подбежать к оператору и спросить: «Можно я попрощаюсь с Валентиной?» Он не знал, что, если бы он и сделал это, цензура вырезала бы его слова. Мальчики, улетающие в Боевую школу, должны быть героями. Они не могут тосковать по кому бы то ни было. Эндер не знал о цензуре, но понимал, что сорваться и побежать к телекамерам будет неправильно.

Эндер поднялся на короткий мостик, ведущий к двери челнока, заметил, что стена справа покрыта ковром, совсем как пол. Вот здесь и началась потеря ориентации. Он представил себе, что стена – это пол и он идёт по стене. Добрался до второй лестницы и увидел, что вертикальная поверхность за ней тоже покрыта ковром. «Я карабкаюсь по полу. Шаг за шагом».

А потом, просто ради смеха, представил, что спускается вниз по стене. Сев на место, понял вдруг, что крепко держится за края сиденья, несмотря на то что гравитация плотно прижимала его к креслу.

Остальные мальчики слегка подпрыгивали на пружинистых сиденьях, дразнились, толкались, кричали. Эндер осторожно вытащил привязные ремни, прикинул, как они должны соединяться, обхватывая пах, талию и плечи. Он представил себе, как перевёрнутый корабль балансирует на поверхности Земли, как огромные пальцы удерживают его на месте. «Но мы ускользнём, – подумал он. – Мы упадём с этой планеты».

Тогда он не осознал значения этой мысли. И только потом, позже, вспомнил, что ещё до того, как оставил Землю, впервые подумал о ней как о планете, одной из сотен других, не принадлежащей ему.

– О, ты уже сообразил, – сказал Графф, стоявший рядом на лестнице.

– Летите с нами? – спросил Эндер.

– Обычно я спускаюсь вниз, чтобы прихватить рекрутов, – ответил Графф. – Я всё-таки старший офицер. Администратор школы. Нечто вроде завуча. Они сказали мне, чтобы я возвращался, иначе останусь без работы.

Он улыбнулся, и Эндер улыбнулся в ответ. Ему было уютно с Граффом. Графф хороший. И ещё он завуч Боевой школы. Эндер слегка расслабился. По крайней мере, у него будет там друг.

Они пристегнулись – те из ребят, кто в отличие от Эндера, не сообразил сделать это раньше. Потом ждали ещё час, пока телевизионщики показывали взлёт челнока, рассказывали об истории космических перелётов и рассуждали о возможном будущем и о больших кораблях Международного флота. Очень скучно и утомительно. Эндер видел такие фильмы раньше. Только раньше он не был пристегнут к сиденью внутри самого настоящего челнока. И не свисал вниз головой с живота матери-Земли.

А запуск оказался совсем не страшным, хотя и пощекотал нервы. Тряска, несколько секунд паники – а вдруг это первый сорвавшийся запуск за всю историю челноков? Из фильмов никогда не узнаешь, как много неприятностей можно пережить, лёжа на спине в мягком кресле.

А потом всё кончилось, и Эндер повис на ремнях в невесомости.

Поскольку он почти сразу потерял ориентацию, то не удивился, когда увидел, как Графф ползёт по лестнице задом наперёд, словно спускается к носу челнока. Не забеспокоился и тогда, когда Графф зацепился ногами за скобу, оттолкнулся руками и встал, как в обычном аэроплане.

Но некоторым было тяжело. Один из мальчиков издал характерный звук, и Эндер понял, почему им запретили есть что-либо за двадцать часов до запуска. Рвота в невесомости – вещь своеобразная.

Самому Эндеру нравилась игра Граффа с гравитацией, и он решил продолжить её, вообразив, что Графф свисает вниз головой из центрального прохода, а потом переменил точку зрения и увидел его торчащим перпендикулярно из стены. «Притяжение может действовать в любую сторону. Так, как я хочу. Я могу заставить Граффа стоять на голове, и он даже не узнает об этом».

– Что тут смешного, Виггин?

Голос Граффа был злым и резким. «Что-то я сделал не так, – подумал Эндер. – Может, рассмеялся вслух?»

– Я задал тебе вопрос, солдат! – пролаял Графф.

«Ах да. Началось обучение». Эндер видел по телевизору несколько фильмов о военных, и там всегда много кричали, особенно во время подготовки, прежде чем солдат и офицер становились добрыми друзьями.

– Да, сэр, – ответил Эндер.

– Тогда отвечай!

– Я вообразил, что вы висите вниз головой, зацепившись ногами, и подумал, что это смешно.

Сейчас, под холодным взглядом Граффа, это казалось просто глупостью.

– Тебе, я думаю, это смешно. А кому-нибудь ещё?

В ответ прозвучало бормотание, в котором можно было различить несколько «нет».

– А почему, собственно, нет? – Графф окинул их всех презрительным взглядом. – Мусорные головы, вот что мы выявили в этом запуске. Идиоты с куриными мозгами. Только у одного хватило ума понять, что в невесомости можно выбирать то направление, какое считаешь нужным. Ты понимаешь это, Шафтс?

Мальчик кивнул.

– Нет, не понимаешь. Конечно, не понимаешь Не только дурак, но и лжец к тому же. Только у одного парня есть хоть какие-то мозги – у Эндера Виггина. Получше приглядитесь к нему, маленькие мальчики. Он станет коммодором, когда вы ещё не вылезете из пелёнок. Потому что он работает головой, а вам лишь бы играть да баловаться.

Всё пошло наперекосяк с самого начала. По логике, Граффу следовало посмеяться над ним, а не выставлять его лучшим. Они должны были оказаться сначала по разные стороны, чтобы потом стать друзьями.

– Большинство из вас просто вылетит вон. Привыкайте к этой мысли, маленькие мальчики. Большинство из вас кончит Пехотной школой, потому что вам недостанет мозгов, чтобы управиться с пилотированием в глубоком космосе. Большинство из вас не стоит денег, затраченных на доставку в Боевую школу, ибо в вас нет нужных качеств. Однако кто-то может справиться и всё же принести хоть какую-то пользу человечеству. Но на вашем месте я не очень бы на это рассчитывал. Я бы поставил только на одного.

Внезапно Графф сделал заднее сальто, поймал лестницу руками, оттолкнулся от неё ногами и сделал бы стойку на голове, если бы пол был внизу, или повис на руках, если пол оказался бы сверху. Перебирая руками, добрался до своего места.

– Похоже, ты сделал карьеру, – сказал мальчик, сидевший рядом.

Эндер покачал головой.

– Ты что, не хочешь даже разговаривать со мной? – обиделся мальчик.

– Зря ты говорил всё это, – прошептал Эндер.

И почувствовал, как заболела макушка. И опять. Кто-то хихикал за его спиной. Мальчик, сидевший прямо за ним, наверное, отстегнул свои ремни. Опять удар по голове. «Перестань, – подумал Эндер, – я ничего тебе не сделал».

Снова удар по голове. Эти мальчишки издеваются. А Графф что, не видит? Он собирается остановить их или нет? Новый удар. Ещё сильнее. По-настоящему больно. Но где же Графф?

Потом вдруг Эндер всё понял. Графф намеренно спровоцировал их. Это было куда хуже того, что он видел по телевизору. Когда сержант издевается над тобой, остальные ребята принимают твою сторону. Когда офицер отдаёт тебе предпочтение, они начинают ненавидеть тебя.

– Эй, говноед, – послышалось сзади, и его опять ударили по голове. – Как тебе это нравится? Эй, супермозг, кайфуешь?

Последовал ещё один удар, такой сильный, что Эндер чуть не заплакал от боли.

Если это Графф подставил его, никто не поможет, придётся справляться самому. Эндер приготовился к следующему удару. «Сейчас», – подумал он. И – да, его ударили. Было больно, но он уже прикинул, когда будет ещё удар. Вот. Как раз, точно. «Ты готов», – подумал Эндер.

И когда сосед сзади снова потянулся, чтобы ударить, Эндер вскинул обе руки, схватил мальчика за запястье и изо всех сил рванул руку вниз.

При нормальной силе тяжести мальчик врезался бы в свинку кресла и здорово ушиб себе грудь. В невесомости же он сорвался со своего места и, кувыркаясь, полетел к потолку. Эндер не ожидал этого, так как не сообразил, насколько нулевая гравитация увеличивает даже его детскую силу. Мальчик пролетел по воздуху, врезался в потолок, потом, уже внизу, в кресло одного из своих товарищей, а затем, размахивая руками, вылетел в проход и едва успел вскрикнуть, как ударился о переборку пилотской кабины. Его левая рука при этом неестественно подвернулась вниз.

Всё это длилось какие-то секунды. Графф оказался рядом, поймал парня и ловко стащил его по проходу к остальным.

– Левая рука. По-моему, перелом, – сказал он.

Через минуту мальчику уже дали обезболивающее, осторожно уложили его, и один из офицеров начал напылять на сломанную руку гипс.

Эндера тошнило. Он хотел только остановить руку. Нет! Нет, он хотел сделать ему больно и потянул изо всех сил. Жаль, что получилось так очевидно, но мальчик чувствовал именно такую боль, какую жаждал Эндер. Невесомость лишь усугубила ситуацию, вот и все. «Я Питер. Я точно такой, как он». Эндер ненавидел себя.

Графф стоял в дверях кабины.

– Ну, что же до вас так медленно доходит? Ваши жидкие мозги ещё не переварили очевидного? Вас привезли сюда, чтобы сделать солдатами. В ваших старых школах, в бывших семьях вы, наверное, считались крупной рыбой, крепкими и хитрыми парнями. Но мы отбираем лучших из лучших, и только с такими людьми вам теперь придётся иметь дело. И когда я говорю, что Эндер Виггин – лучше всех, понимайте намёк, пустоголовые. Не связывайтесь с ним. Уже случалось, что в Боевой школе погибали маленькие мальчики. Я понятно объяснил?

Весь остаток дороги было очень тихо. Мальчик, сидевший рядом с Эндером, старался не касаться его.

«Я не убийца, – повторял себе Эндер снова и снова – Не Питер. Не важно, что он говорит, я не буду. Не хочу. Я не такой. Я только защищался и очень долго терпел. Ждал. Я не то, что он сказал».

Голос из динамика объявил, что они приближаются к школе. Двадцать минут ушло на то, чтобы сбавить скорость и войти в док. Эндер продолжал сидеть на месте. Остальные, в общем довольные, что он остался позади, карабкались вверх по лестнице в том направлении, которое было низом, когда они причалили. Эндер наконец последовал за ними. Графф ждал в конце узкой трубы, ведущей из челнока в сердце Боевой школы.

– Ну, как тебе понравился полет, Эндер? – весело спросил Графф.

– Я думал, вы мой друг. – Несмотря на все усилия, голос Эндера дрожал.

Графф посмотрел на него слегка озадаченно:

– С чего ты взял это, Эндер?

– Потому что вы… Потому что вы говорили со мной хорошо и честно. Потому что вы не лгали.

– А я и сейчас не лгу, – сказал Графф. – В мои обязанности не входит быть другом. Я должен создавать лучших в мире солдат. Лучших в истории войн. Нам нужен Наполеон. Или Александр. Только Наполеон под конец проиграл, а Александр быстро сгорел и умер молодым. Нам нужен Юлий Цезарь. Но он хотел стать диктатором, и его за это убили. Нам нужен военный гений без недостатков. И моя задача – сотворить такого гения, а также мужчин и женщин, которые станут его помощниками. И нигде не сказано, что я должен становиться другом маленьких мальчиков.

– Вы заставили их ненавидеть меня.

– Ну и что? Что ты теперь будешь делать? Забьёшься в угол? Начнёшь лизать их маленькие задницы, чтобы они тебя снова полюбили? Только одно может заставить их перестать ненавидеть тебя. Ты должен делать всё, что умеешь, причём здорово, чтобы они не могли тебя не замечать. Я сказал, что ты сильнее всех. И тебе лучше стать таким.

– А если не смогу?

– Тогда плохо. Слушай, Эндер. Мне действительно жаль тебя. Ты одинок и напуган. Но жукеры все ещё там, в космосе. Десять, сто, миллион чужаков, несметные миллионы, насколько нам известно. У них есть миллиард кораблей и неизвестное нам оружие. Они горят желанием использовать это оружие, чтобы уничтожить нас. Речь идёт не о судьбах мира, Эндер. Только о нас, только о человечестве. Если мы все погибнем, это не повлияет на весь остальной мир, природа просто перейдёт на другую ступень эволюции. Но человечество не хочет умирать. Как вид оно развивалось, чтобы выжить. И мы просто обязаны выкладываться настолько, чтобы хотя бы раз в несколько поколений рождался гений. Тот, кто изобретёт колесо. И огонь. И полет. Тот, кто построит город, создаст нацию, империю. Ты хоть что-нибудь из этого понимаешь?

Эндеру казалось, что понимает, но он не был уверен и потому промолчал.

– Нет. Конечно, нет. Постараюсь объяснить попроще. Люди свободны, кроме тех случаев, когда в них нуждается человечество. Похоже, человечество нуждается в тебе. Думаю, оно нуждается и во мне: я должен определить, на что вы годитесь. Мы оба можем совершать поступки, достойные презрения, Эндер, но если с нашей помощью человечество выживет, значит, мы выполним своё предназначение.

– Выходит, мы лишь орудия?

– Отдельные человеческие существа и есть орудия, которыми пользуются другие, чтобы сохранить вид.

– Это ложь.

– Нет. Это просто полуправда. Об остальном можешь не беспокоиться, пока мы не выиграем войну.

– Война будет окончена, прежде чем я вырасту.

– Надеюсь, что ты ошибаешься, – заметил Графф. – Между прочим, этим разговором ты вредишь себе. Остальные ребята, без сомнения, говорят сейчас друг другу, что этот Эндер Виггин опять подлизывается к Граффу. Если о тебе пойдёт слух, что ты любимец учителей, считай, что ты выбыл из игры.

«Иными словами, уходи и оставь меня в покое».

– До свидания, – сказал Эндер и, перебирая руками, двинулся по тоннелю вслед за остальными мальчиками.

Графф смотрел, как он уходит.

Один из учителей рядом с ним спросил:

– Это он?

– Бог знает, – ответил Графф. – Но если нет, лучше бы это выяснилось поскорее.

– Может быть, он совсем не тот, кто нам нужен, – сказал учитель.

– Возможно. В этом случае, Андерсон, для меня Бог – жукер. И можешь меня цитировать.

– Конечно.

Они немного постояли молча.

– Андерсон!

– М-м-м-м?

– Малыш не прав. Я его друг.

– Знаю.

– Он чист. У него золотое сердце.

– Я читал доклады.

– Андерсон, подумай, что мы сделаем с ним?