Орсон Скотт КАРД
      ГОВОРЯЩИЙ ОТ ИМЕНИ МЕРТВЫХ
      ПРОЛОГ
      В 1830 году, после образования Конгресса Звездных Путей, автоматический космический корабль-разведчик послал по ансиблу очередное сообщение: "Исследованная планета соответствует параметрам, допускающим человеческое существование".
      Ближайшей густо населенной всеми типами жизни планетой оказалась Байа; и Конгресс Звездных Путей даровал ей лицензию на изучение новой планеты.
      Таким образом первыми людьми, увидевшими новый мир, были португальцы по языку, бразильцы по культуре, католики по вероисповеданию. В 1886 году они высадились из шаттлов, благословили друг друга, и назвали планету старинным португальским именем Луситания. Они приступили к каталогизации флоры и фауны планеты. Пять дней спустя выяснилось, что маленькие, обитающие в лесах животные, названные ими порквинхи - свинобразные, вовсе не являются животными.
      Впервые со времен ксеноцида баггеров монстром-Эндером, люди обнаружили иную форму разумной жизни. Свиноподобные пользовались примитивными технологиями, но использовали орудия труда, строили дома, имели свой язык общения. "Бог дает нам еще один шанс", - провозгласил архикардинал Байи. "Мы должны искупить уничтожение баггеров".
      Члены Конгресса Звездных Путей поклонялись разным богам, или отвергали их совсем, но они поддержали призыв архикардинала.
      Луситания будет колонизирована Байей с благословения католичества, как того требовали традиции. Но колония не должна расширяться за пределы установленной территории и превышать предельный уровень населенности. Так колония была вынуждена руководствоваться прежде всего одной заповедью: "Свиноподобные не должны выродиться".
      1. ПАЙПО
      Поскольку мы не совсем освоились с мыслью, что люди из соседней деревни являются такими же людьми, как и мы, это стало главным предположением, для подтверждения которого мы всегда должны выглядеть дружески настроенными, созидающими создателями, происходящими от другой эволюционной ветви, и видящими не зверей, а братьев, не конкурентов, а соратников, идущих одной дорогой к храму мудрости.
      По крайней мере, я именно так понимаю ситуацию, или стремлюсь ее понять. Разница между ременами и ваэлзами не в видимых отличиях, а в том, что вкладываем мы, выделяя эти отличия. Если мы заявляем: данная разновидность разума - это ремены, это не означает, что ОНИ в преддверии моральной зрелости. Это свидетельствует о нашей зрелости.
      Демосфен. Послание к Фрамлингам.
      Рутер был одновременно самым трудно понимаемым и самым полезным порквинхом. Он всегда был на месте, когда бы Пайпо не посещал поляну. Он блестяще бы ответил на все вопросы, которые закон запрещал Пайпо задавать открыто. Пайпо слишком сильно зависел от него. Возможно, хотя Рутер резвился и играл, как беспечный ребенок, он тоже наблюдал, прощупывал, экспериментировал. Пайпо всегда опасался ловушек Рутера.
      Мгновение назад Рутер блеснул между деревьями, цепляясь за кору ороговевшими лапками на лодыжках и внутри бедер. На руках он носил две палочки - Отцовские Палки, так они их называли - при лазании по деревьям он ударял ими по стволам в неотразимой, своеобразной манере.
      Из бревенчатого дома с шумом вышел Мандачува. Он обратился к Рутеру на языке майл, а затем на португальском. "P'ra baixo, bicho!" Услышав его португальское красноречие, несколько свиноподобных, сидевших неподалеку, одобрительно потерлись бедрами. Это произвело свистящий шум, и Мандачува слегка подпрыгнул от удовольствия под раздавшиеся "аплодисменты".
      В этот же момент Рутер отклонился назад. Казалось, он вот-вот упадет. Затем он щелкнул руками и, наконец, приземлился на ноги, проскакав на одной ноге, но не споткнулся.
      - Прямо как акробат, - сказал Пайпо.
      Рутер с важным видом посмотрел на него. Это была его манера подражать людям. Скорее всего он насмехался, поскольку его плоская перевернутая морда выглядела решительно свиной... Не удивительно, почему пришельцы прозвали их "свиноподобные". Первые представители Созвездия Ста Миров положили начало этому прозвищу в сообщениях, посланных в '86 году; не стерлось это прозвище и впоследствии, когда 1925 г. образовалось население Луситании. Зенологи, разбросанные по всем уголкам Созвездия Ста Миров, писали о них "Аборигены Луситании", хотя Пайпо точно знал, что это всего-навсего профессиональное благородство. За рамками школьных учебников зенологи тоже называли их свиньями. Пайпо же звал их - порквинхи, но не только из-за их вида. До настоящего времени они именовали сами себя "малые некто". Однако, благородно это или нет, никто не оспаривая этого мнения...
      В такие моменты Рутер выглядел как боров, стоящий на задних лапах.
      - Акробат, - повторил Рутер, пробуя воспроизвести новое слово. - Что такого я сделал? Вы называете так людей, которые проделывают те же вещи? Значит эти люди занимаются этим как работой?
      Пайпо многозначительно замолчал, улыбка застыла на губах. Закон строго запрещал распространять информацию о человеческой жизни, чтобы не загрязнять культуру свиноподобных. До сих пор Рутер стремился выжать весь смысл до капли из всего, что говорил Пайпо. Сегодня, хотя в этом некого винить, Пайпо допустил маленькую оплошность, приоткрывшую завесу над жизнью людей. Сейчас он чувствовал себя очень естественно среди порквинхов, поэтому говорил непринужденно... Всегдашний страх. Я оказался не на высоте в этой постоянной игре по выкачиванию информации, хотя старался ничего не дать. Мой молчаливый сын Лайбо уже превзошел меня по осторожности в общении, а ведь он совсем недавно отдан мне в ученики. Сколько же времени прошло с момента его тринадцатилетия? - четыре месяца...
      - Мне бы хотелось иметь на ногах такие же лапки, как у тебя, - сказал Пайпо. - А то кора деревьев обдирает кожу.
      - Вы будете стыдиться их. - Рутер застыл в ожидающей позе. Пайпо подумал, что это, наверное, их манера показать легкую встревоженность, или невербальный призыв к другим порквинхам быть внимательными и осторожными. Возможно, это было выражение крайнего ужаса, но Пайпо никогда не видел, чтобы порквинх хоть раз испытал состояние страха.
      В любом случае Пайпо постарался успокоить его.
      - Не волнуйся, я слишком стар и слаб, чтобы лазить по деревьям. Я оставлю эту забаву молодым.
      Утешение сработало, тело Рутера снова обрело подвижность. - Я люблю лазить по деревьям. Можно увидеть все сразу. - Рутер встал перед Пайпо и начал разглядывать его лицо. - Можно ли поймать зверька, бегущего по траве, не касаясь земли? Мне не верят, когда я говорю, что видел это.
      Еще одна ловушка. Что Пайпо, зенолог, можешь ли ты унизить этого представителя малоизвестного мира? Останешься ли ты верен предписанию законов Конгресса Звездных Путей в этой встрече? За всю историю был один подобный прецедент - найдена чуждая человечеству цивилизация - это были баггеры, три тысячи лет тому назад, но контакт с человеком погубил их. Печальный пример послужил уроком. Конгресс Звездных Путей принял противоположную стратегию: минимум информации, минимум контактов.
      Рутер понял колебания Пайпо, его тревожное молчание.
      - Вы никогда нам ничего не расскажите, - сказал он. - Вы наблюдаете за нами и излучаете нас, но никогда не позволите нам пройти через забор в вашу деревню, наблюдать и изучать вас.
      Пайпо постарался ответить как можно честнее, хотя важнее было быть более осторожным, чем честным.
      - Если вы изучали нас так мало, а мы узнали о вас много, то почему же ты одинаково свободно говоришь на старке и португальском, когда я с трудом владею вашим языком?
      - Мы знаем лишь поверхностно. - Рутер наклонился, описал ягодицами круг, и повернулся к Пайпо спиной. - Возвращайся к себе за ограду.
      Пайпо сразу поднялся. Неподалеку Лайбо в окружении трех порквинхов пытался освоить плетение крыши из сухих веток мендоры. Он увидел Пайпо и уже через минуту был рядом с ним, готовый идти. Пайпо молча повел его; с тех пор как порквинхи обнаружили редкие способности к языкам, они никогда не обсуждали по дороге, что им удалось узнать за день.
      Дорога к дому заняла полчаса. Дождь не на шутку разошелся, когда они вошли в калитку и пошли вдоль фасада к станции зенадоров. Зенадор? Взглянув на маленькую табличку, Пайпо задумался. На ней слово "зенолог" было написано на старке. Так именуюсь я, по крайней мере для других жителей Ста Миров. Но португальский титул "зенадор" оказался более легким при общении, поэтому в Луситании никто не использовал слово "зенолог", даже если разговор шел на старке. Так происходит изменение языков, подумал Пайпо. Если бы не было необходимости в ансибле, обеспечивающем мгновенную передачу информации во все точки Ста Миров, мы вряд ли бы могли сохранить общий язык. Межзвездные путешествия очень редки и медленны. Старк за столетие породил десять тысяч наречий и диалектов. Было бы интересно составить компьютерный прогноз лингвистических модернизаций Луситании, если старк будет и дальше поглощать и разрушать португальский.
      - Отец, - сказал Лайбо.
      Только теперь Пайпо заметил, что они остановились в десяти метрах от станции... Отклонения. Лучшие периоды моих исследований и творчества - это отклонения, соприкосновение с областями, выходящими за рамки моего опыта. Я думаю, потому что они постоянно заставляют меня понимать и узнавать что-то новое. Наука зенология основана на куда больших фантасмагориях, чем Материнская Церковь...
      Его прикосновения было достаточно, чтобы открыть дверь. Пайпо знал, как пройдет вечер, и вошел в дом, чтобы начать его. Несколько часов они с сыном проведут за терминалами, составляя отчет о сегодняшнем контакте. Затем Пайпо прочтет отчет сына, а Лайбо - рапорт Пайпо, и если оба останутся довольны, Пайпо составит краткое резюме и заложит все в компьютер. Наконец, компьютер преобразует информацию в коды ансибла и разошлет другим зенологам Ста Миров.
      Более тысячи ученых, посвятивших себя целиком изучению единственной чуждой нам цивилизации, располагают лишь той информацией, которую собираем мы с Лайбо. И только маленькие спутники могут кое-что дополнить об этой древесной разновидности жизни. В этом и заключается сведение вторжения на чужую территорию до минимума.
      Но когда Пайпо зашел внутрь станции, он сразу понял, что вечер не трудной, но кропотливой, работы приобретает новый поворот. На станции, в одежде монашки, его ожидала донна Криста.
      - Кто-нибудь из младших что-то натворил в школе?
      - Нет, нет, - сказала донна Криста. - С вашими детьми все в порядке, за исключением, наверное, этого, который еще слишком молод, чтобы работать лаборантом у вас, вне школы.
      Лайбо ничего не сказал. Очень мудрое решение, подумалось Пайпо. Донна Криста была блестящей, интересной, возможно, даже красивой молодой женщиной. Но она была основоположницей и главной настоятельницей Ордена Филхос да Менте де Кристо, "Дети, разделяющие Учение Христа". Но красота ее заметно убавлялась, когда она была вне себя от чужой глупости и невежества. Поразительно, сколько спокойных, интеллигентных людей из-за своей глупости и невежества становились объектом ее постоянных насмешек. Молчание, Лайбо, только политика молчания принесет тебе пользу.
      - Я здесь не из-за ваших детей, - произнесла донна Криста. - Я по поводу Новинхи.
      Донна Криста могла и не упоминать последнее имя. Только восемь лет назад прекратилась вспышка этой ужасной десколады. Чума грозила выйти за пределы колонии, прежде чем найдется способ остановить ее. Лекарство было найдено двумя зенобиологами. Густо и Гайдой, отцом и матерью Новинхи. По трагической случайности люди, знающие как победить болезнь, не могли спасти себя, оказалось слишком поздно. Это были последние жертвы десколады.
      Пайпо отчетливо вспомнил маленькую девочку Новинху, держащуюся за руку мэра Боскуинхи. Епископ Перегрино самолично вел похоронную мессу. Нет - не держась за руку мэра. Образ похорон вновь появился в мозгу, а вместе с ним нахлынули и все прежние чувства. Как она понимает происходящее, что чувствует? Помниться, он задавал себе этот вопрос тогда. Похороны родителей, она - единственная из всей семьи оставшаяся в живых, однако, везде она видела радость на лицах жителей колонии. Понимала ли эта кроха, что наша радость и есть лучшая дань памяти ее родителям? Они боролись и победили, даровали нам спасение на закате своих дней; и мы все собрались, чтобы отпраздновать величайшую победу, которую они одержали для всех нас. Но для тебя, Новинха, это была смерть родителей, так как твои братья умерли раньше. Пять сотен смертей и более сотни месс по погибшим за последние шесть месяцев, и все это в атмосфере страха, горя и беспомощности. Теперь, когда умерли твои родители, горе и страх владели тобой так же как и прежде - но никто больше не разделял твоей боли. Это было освобождением от боли, вот, что главенствовало в наших умах.
      Глядя на нее, пытаясь представить, что она чувствует, он вспомнил только собственную горечь утраты от смерти собственной дочери, Марии, семь лет назад унесенной эпидемией смерти. Тело ее покрылось раковыми наростами и грибками, разбухло и стало загнивать. Из бедра стала расти не рука или нога, а какая-то новая конечность. Кожа на теле стала лопаться и сползать. Ее ноги, голова, красивое чистое тело отказало ей раньше глаз. Ее яркий ум продолжал настороженно работать. Она понимала все, что с ней происходило и молила Господа о смерти. Пайпо вспомнил это, затем вспомнил траурную мессу сразу пяти жертвам эпидемии; как он сидел, стоял на коленях вместе с женой и выжившими детьми. Он чувствовал единство людей, находящихся в соборе. Он знал, что его боль - это боль каждого. И хотя он потерял свою старшую дочь, он как бы приобщился к обществу себе подобных, связанных неразрывными узами горя. Это давало ему поддержку, уверенность. Такая скорбь имеет право на существование, она поддерживает всеобщий траур.
      Маленькая Новинха была лишена этого. Ее скорбь была намного хуже доли Пайпо. По крайней мере, Пайпо не лишился семьи, и он был взрослым, а не ребенком, у которого выбили почву из под ног. В своем горе она не стала частью сообщества, наоборот, оно противопоставило ее себе. Сегодня все радовались, кроме нее. Сегодня все восхваляли ее родителей, лишь она одна скорбела по ним и желала, чтобы они не нашли лекарство-избавление для всех, а просто остались живы.
      Ее отчуждение было настолько заметным, что даже Пайпо увидел это. Новинха быстро выдернула свою руку из руки мэра. Ее слезы высохли по ходу мессы, наконец, она села в полном молчании, как заключенный, ожидающий прихода палача. Сердце Пайпо рвалось на части. Однако он знал, что даже если бы сильно захотел, то не смог бы скрыть своей радости победы над десколадой. Радость за выживших детей, оставшихся с ним, переполняла его. Она видела и понимала эта; все его попытки утешить девочку были насмешкой и еще больше отдаляли ребенка.
      После мессы она в горьком одиночестве бродила среди толп всепонимающих людей, которые твердили ей, что ее родители станут святыми и будут сидеть по правую руку от Бога. Разве это может утешить ребенка? Пайпо прошептал жене:
      - Она никогда не простит нам этот день.
      - Не простит?" Концейзамо была не из тех жен, которые понимают мужей с полуслова и разделяют их мысли. - Но ведь не мы же убили ее родителей.
      - Мы все радуемся сегодня, разве не так? Этого она нам не простит.
      - Чепуха. Она еще ничего не понимает, слишком мала.
      Она понимает, думал Пайпо. Разве Мария не понимала происходящее, хотя она была еще моложе Новинхи?
      Годы шли - уже прошло восемь лет. Он изредка видел ее за это время. Она была одного возраста с его сыном Лайбо, а значит до тринадцатилетия Лайбо они во многих классах учились вместе. Он слышал ее случайные разговоры или чтение стихов среди других детей. У нее была особая стройность мышления, чувствовалось напряженная работа, это привлекало Пайпо. В тоже время ему казалось, что она абсолютно равнодушна ко всему, замкнута. Собственный сын Пайпо, Лайбо, был робок и застенчив, но даже он имел несколько друзей, снискал любовь учителей. Новинха так и не обрела ни одного друга. Ничей взгляд не нашел отклика в ее душе со дня траура. Не было ни одного преподавателя, искренне любившего ее. Она отвергала любое взаимодействие, ничто не вызывало в ней ответного отклика. "Она эмоционально заторможена", - ответила как-то донна Криста на вопрос Пайпо о ней. "Ничем ее не проймешь. Она клянется, что абсолютно счастлива, и нет необходимости что-либо менять."
      А сегодня донна Криста пришла на станцию зенадоров поговорить с Пайпо о Новинхе. Почему с Пайпо? Он предполагал, что только одна причина заставила настоятельницу школы прийти к нему посоветоваться по поводу осиротевшей девочки.
      - Только я верил, что все эти годы Новинха будет учиться в нашей школе. Только я интересовался ею?
      - Не только, - сказала она. - За последние годы ею интересовались многие, особенно когда Римский Папа канонизировал ее родителей. Каждый тогда спрашивал, замечает ли дочь Густо и Гайды Ос Венерадос сверхъестественные события, связанные с ее родителями, как это делают другие.
      - Они на самом деле спрашивали ее об этом.
      - Ходили слухи, и епископ Перегрино должен был разобраться во всем. Донна Криста слегка сжала губы, говоря о молодом духовном настоятеле поселения Луситании. Но затем было замечено, что духовная иерархия не столь влиятельна в Ордене Филхос да Мента де Кастро. - Ее ответ был поучителен.
      - Воображаю.
      - Она ответила примерно так: если ее родители действительно слышали молящихся и имеют такое влияние на небесах, что могут одаривать их, то почему же они глухи к ее мольбам, почему не исполнят их и не встанут из могилы? Это чудо было бы полезно всем, сказала она. Если Ос Венерадос действительно в силах одаривать благами, то это значит, что они недостаточно ее любят и не желают внимать ее мольбам.
      Она же предпочитает верить, что родители любят ее, но не в силах что-либо исправить.
      - Прирожденный софист, - сказал Пайпо.
      - Софист и обвинитель: Она сказала епископу, что, если Папа причислит ее родителей к лику святых, это будет означать то же самое, если Церковью будет сказано, что родители ненавидят ее. Прошение о канонизации родителей доказывает, что Луситания презирает ее; если оно будет удовлетворено, это будет означать, что Церковь презирает себя. Епископ Перегрино был очень зол.
      - Я знаю, он отправил прошение всем.
      - Во благо сообществу. И везде были эти чудеса.
      - Кто-то касался гробницы и исчезала головная боль и все кричали: "Чудо! Милагре! Святые осчастливили меня!"
      - Вы же знаете, что Священный Рим признает только более весомые чудеса. Но это не имело значения. Папа милостиво разрешил назвать наш маленький городок Милагре. И теперь каждый, кто произнесет это имя, будет разжигать огоньки ярости в сердце Новинхи.
      - Или делать его еще более черствым. Никто не знает какую реакцию это вызовет.
      - Как то ни было, Пайпо, вы не единственный интересовались ею, но вы - единственный интересовались ею бескорыстно, ради ее же блага, а не в связи с ее святыми всемогущими родителями.
      Это был печальный вывод, хотя я его и предвидел. Выходит, включая Хилхос, основавших все школы Луситании, эти долгие годы никому не было дело до девочки, за исключением жалких осколков внимания, проявленного Пайпо.
      - У нее есть один друг, - сказал Лайбо. Пайпо забыл, что его сын находился рядом. - Лайбо был настолько тихим, что его легко было не заметить. Донна Криста тоже казалась испуганной.
      - Лайбо, - произнесла она, - я думаю нескромно говорить о школьном товарище подобные вещи.
      - Я ученик зенадора, - возразил Лайбо, это означало, что он не школьник.
      - Кто ее друг? - спросил Пайпо.
      - Макрам.
      - Махрос Рибейра, - воскликнула донна Криста. - Высокий мальчик.
      - Ах, да, единственный, сложенный как кабра.
      - Он строен, - сказала донна Криста. - Но я не замечала особой дружбы между ними.
      - Однажды Макрама в чем-то обвиняли, она заметила и заступилась за него.
      - Ты дал слишком великодушную оценку увиденному, - сказала донна Криста. - Я думаю более справедливо сказать, что она выступила против тех ребят, которые делали то же самое, но пытались свалить всю вину на одного.
      - Макрам тоже оценил все по-другому, - вновь включился Лайбо. - Пару раз я замечал, как он наблюдает за ней. И пусть не много, но все же есть кто-то, кому она нравится.
      - А тебе она нравится? - спросил Пайпо.
      Лайбо на секунду застыл в молчании. Пайпо знал, что это означает. Он решает, как ему ответить. Выбрать ли ответ, который, по его мнению, взрослые воспримут благосклонно, или же другой ответ, который, возможно, разозлит их. Детям его возраста часто присущи подобные колебания. Он спрашивал себя: говорить или не говорить правду?
      - Я думаю, - сказал он, - мне кажется, что она не хочет, чтобы ее любили. Она ведет себя как гость, который вот-вот уедет.
      Донна Криста степенно кивнула головой.
      - Да, совершенно верно, она действительно ведет себя именно так. А теперь, Лайбо, прекрати обсуждение за глаза, это невежливо. Я прошу тебя оставить нас одних.
      Он вышел раньше, чем она закончила предложение, слегка кивнув головой и хитро усмехнувшись. Неловкость момента сыграла ему на руку. Уход красноречивее доказывал благоразумие Лайбо, чем любые просьбы остаться. Пайпо знал, что Лайбо будет неприятно просить оставить его. У него был талант заставлять взрослых почувствовать некоторую незрелость, слабость по сравнению с ним.
      - Пайпо, - сказала настоятельница, - она настаивает на своем экзамене на зенобиолога. Она хочет занять место родителей.
      Пайпо изумился.
      - Она утверждает, что изучает этот предмет с раннего детства. А сейчас уже готова начать работать без практики ученичества.
      - Ей ведь тринадцать лет, так?
      - Такое уже случалось. Многие проходили экзамен еще раньше. Один прошел все даже в более раннем возрасте. Правда - это было две тысячи лет назад, но это дозволяется законом. Епископ Перегрино категорически возражает, но мэр Боскуинха поддерживает ее практические наклонности; она утверждает, что Луситания испытывает сильную нужду в зенобиологах - нам необходимо расширить сферу исследований новых форм животной жизни, чтобы внести хоть скромное разнообразие в нашу диету, и лучше если все это будет выращено на почве Луситании. Короче, по ее словам: "Не имеет значение, кто будет работать: дети или нет, нам нужны зенобиологи."
      - Вы хотите, чтобы я возглавил экзаменационную комиссию?
      - Если вы будете столь любезны.
      - С удовольствием сделаю это.
      - Я скажу им, что вы согласны.
      - Сознаюсь, у меня есть свои тайные цели.
      - Что?
      - Я хочу сделать как можно больше для девочки. Надеюсь, что еще не поздно начать.
      Донна Криста слегка усмехнулась.
      - О, Пайпо, очень признательна вам за стремление помочь, но поверьте мне, дорогой друг, взывать к ее сердцу все равно что купаться во льду.
      - Представляю. Похоже, я должен искупаться во льду, прежде чем контактировать с ней. А что это даст ей? Еще более остужает ее сердце или заставляет его пылать, как костер.
      - Как поэтично, - произнесла донна Криста. В ее голосе не было привычной иронии; она говорила, что думала. - Оценили ли свиноподобные то, что мы отправляли к ним в качестве послов самых лучших людей?
      - Я пытался доказать это, но они восприняли мои слова весьма скептически.
      - Я пришлю ее к вам завтра. Предупреждаю вас - она рассчитывает сразу сдавать экзамены, и отвергнет любые попытки провести предварительное собеседование.
      Пайпо улыбнулся.
      - Мне придется больше волноваться за результат. Если она не сдаст экзамены, ее ждут большие неприятности. Но если она все выдержит благополучно, проблемы начнутся у меня.
      - Почему?
      - Тогда Лайбо потребует экзаменовать его в качестве зенадора. И если он выдержит экзамен, мне ничего не останется, как уйти из дома, свернуться в комочек и умереть.
      - Пайпо - вы сентиментальный дуралей. Разве есть в Милагре другой такой человек, который бы, положа руку на сердце, назвал своего тринадцатилетнего сына коллегой по работе?
      После ее ухода Пайпо и Лайбо вместе работали; как обычно, они протоколировали результаты дневного контакта с порквинхами.
      Пайпо сопоставлял работы Лайбо, его образ мышления, интуицию, его отношение, с теми студенческими работами, которые раньше проводили выпускники Университета, до переезда в Луситанию. Его сын еще молод, и ему не хватает знаний. Но уже сейчас в нем чувствовался настоящий ученый со своими взглядами, с подлинным гуманизмом в сердце. Вскоре вечерняя работа была закончена, и они отправились вместе домой. Светила громадная, ослепительная луна. Пайпо решил, что Лайбо уже вполне состоялся как ученый, коллега по работе. Сдаст же он экзамены или нет, не имеет решающего значения.
      Пайпо постарается и в Новинхе обнаружить подлинные задатки ученого, хочет она того или нет. И если в ней нет таланта, и она поймет это, он постарается провалить ее на экзаменах, даже если она многое знает по предмету.
      Пайпо предполагал, что будет трудно. Новинха наверняка знает об уловках взрослых, когда они не хотят выполнять желания детей и в то же время стараются избежать столкновений и капризов. Конечно, конечно же, ты будешь сдавать экзамены. Но зачем же идти напролом. Давай немного подождем, давай убедимся, что ты все сдашь с первой попытки.
      Новинха не хотела ждать. Она была готова.
      - Я могу прыгнуть через любой обруч, - сказала она.
      Его лицо стало безучастным. Все их лица такие. Все нормально. Равнодушие - это нормально. Она сможет охладеть до смерти.
      - Я не хочу, чтобы ты прыгала через обруч, - ответил Пайпо.
      - Я прошу только только об одной вещи, поставьте их по кругу, тогда я смогла бы проскакать побыстрее. Я не хочу откладывать на завтра, послезавтра...
      Он задумался.
      - Ты так торопишься.
      - Я готова. Закон Звездных Путей разрешает мне проходить квалификационную комиссию в любое время. Кроме того, я нигде не нашла, чтобы говорилось, что зенолог имеет право проводить свою аттестацию и ставить под сомнение Межпланетную Экзаменационную Коллегию.
      - Тогда ты читала не внимательно.
      - Все, что мне надо для сдачи экзаменов до 16 лет, это разрешение моего юридического опекуна. У меня нет официального опекуна.
      - Напротив, - сказал Пайпо. - Мэр Боскуинха является твоим официальным опекуном с момента гибели родителей.
      - И она согласна на проведение экзаменов?
      - При условии, что ты придешь ко мне.
      Новинха заметил, как он внимательно смотрит на нее. Она совсем не знала Пайпо, поэтому подумала, что этот взгляд такой же, как и остальные, так надоевшие ей, желающий подчинить ее себе, управлять ею, помешать ее стремлениям, подавить ее независимость, сделать покорной.
      Мгновение - и лед вспыхнул огнем!
      - Что вы знаете о зенобиологии! Вы только ходите и разговариваете со свиноподобными, вы даже не представляете, что происходит на уровне генов! Кто вы такой, чтобы судить обо мне! Луситании необходимы зенобиологи. Все эти восемь лет не было ни одного зенобиолога. А вы хотите заставить людей ждать еще дальше. Разве вы можете быть руководителем!
      К ее удивлению, он не покраснел, не стал уступать и уговаривать. Он даже не разозлился, как будто она ничего не говорила.
      - Я вижу, - сказал он спокойно, - что ты очень любишь людей Луситании, и поэтому стремишься стать зенобиологом. Видя потребности общества, ты решила принести себя в жертву, и как можно раньше вступить на поприще бескорыстного служения людям.
      Это казалось абсурдным, но его слова были близки к истине.
      - Разве это плохой повод?
      - Если это правда, то очень хороший.
      - Вы назвали меня лгуньей.
      - Собственные слова называют тебя лгуньей. Ты говоришь о том, как они, люди Луситании, нуждаются в тебе. Но ты живешь среди нас. И тебе предстоит прожить всю жизнь среди нас. Готова ли ты принести себя в жертву нам, или же ты не чувствуешь себя частичкой нашей общины?
      Он совсем не походил на взрослых, которые надеются прожить столь долго, чтобы заставить ее всегда чувствовать себя только ребенком.
      - Почему я должна ощущать себя частичкой сообщества? Я не должна.
      Он многозначительно кивнул, как бы разделяя ее мнение.
      - Как ты думаешь, частью какого общества ты являешься?
      - Другое сообщество на Луситании - это только свиноподобные, а вы вряд ли могли меня видеть среди древопоклонников.
      - На Луситании много и других сообществ. Например, студенты - это сообщество студентов.
      - Это не для меня!
      - Я знаю. У тебя нет друзей, близких, даже нет просто товарищей. Ты посещаешь мессы, но не ходишь на исповедь. Ты полностью обособлена и, насколько это возможно, стараешься не участвовать в жизни нашего поселения. Ты вообще не хочешь соприкасаться с человеческим бытием. Из этого следует, что ты живешь в полной изоляции.
      Новинха не была готова к такому повороту разговора. Он задел глубинные струны ее души, всколыхнул боль всей ее жизни. Она не знала, как побороть нахлынувшее.
      - В том, что я делаю, нет моей вины.
      - Я знаю это. Я знаю, когда это началось, и знаю, чья вина, что это продолжается по сей день.
      - Моя?
      - Моя. Любого из нас. Но моя в большей степени, потому что я знал, что произошло и ничего не предпринял. До сегодняшнего дня.
      - А сегодня вы решили разом избавить меня от того, что мучило всю жизнь. Спасибо, что пожалели!
      Он опять вежливо кивнул, как будто не заметил или не понял иронии слов.
      - С одной стороны, Новинха, не имеет значения, чья вина. Потому что город Милагр - это сообщество, обидели тебя или нет, нужно поступать по-человечески, постараться сделать счастливыми своих ближних, окружающих тебя людей.
      - Значит, так поступают все, все, кроме меня - меня и свиноподобных.
      - Зенобиолог очень важен для колонии, особенно для такой, как наша, огороженной оградой, с ограниченным пространством для роста растений. Наши зенобиологи должны найти пути увеличения количества протеина и углеводорода с гектара. Необходимо генетическое изменение земных видов зерна и картофеля, чтобы...