Орсон Скотт КАРД
      ГОВОРЯЩИЙ ОТ ИМЕНИ МЕРТВЫХ
      ПРОЛОГ
      В 1830 году, после образования Конгресса Звездных Путей, автоматический космический корабль-разведчик послал по ансиблу очередное сообщение: "Исследованная планета соответствует параметрам, допускающим человеческое существование".
      Ближайшей густо населенной всеми типами жизни планетой оказалась Байа; и Конгресс Звездных Путей даровал ей лицензию на изучение новой планеты.
      Таким образом первыми людьми, увидевшими новый мир, были португальцы по языку, бразильцы по культуре, католики по вероисповеданию. В 1886 году они высадились из шаттлов, благословили друг друга, и назвали планету старинным португальским именем Луситания. Они приступили к каталогизации флоры и фауны планеты. Пять дней спустя выяснилось, что маленькие, обитающие в лесах животные, названные ими порквинхи - свинобразные, вовсе не являются животными.
      Впервые со времен ксеноцида баггеров монстром-Эндером, люди обнаружили иную форму разумной жизни. Свиноподобные пользовались примитивными технологиями, но использовали орудия труда, строили дома, имели свой язык общения. "Бог дает нам еще один шанс", - провозгласил архикардинал Байи. "Мы должны искупить уничтожение баггеров".
      Члены Конгресса Звездных Путей поклонялись разным богам, или отвергали их совсем, но они поддержали призыв архикардинала.
      Луситания будет колонизирована Байей с благословения католичества, как того требовали традиции. Но колония не должна расширяться за пределы установленной территории и превышать предельный уровень населенности. Так колония была вынуждена руководствоваться прежде всего одной заповедью: "Свиноподобные не должны выродиться".
      1. ПАЙПО
      Поскольку мы не совсем освоились с мыслью, что люди из соседней деревни являются такими же людьми, как и мы, это стало главным предположением, для подтверждения которого мы всегда должны выглядеть дружески настроенными, созидающими создателями, происходящими от другой эволюционной ветви, и видящими не зверей, а братьев, не конкурентов, а соратников, идущих одной дорогой к храму мудрости.
      По крайней мере, я именно так понимаю ситуацию, или стремлюсь ее понять. Разница между ременами и ваэлзами не в видимых отличиях, а в том, что вкладываем мы, выделяя эти отличия. Если мы заявляем: данная разновидность разума - это ремены, это не означает, что ОНИ в преддверии моральной зрелости. Это свидетельствует о нашей зрелости.
      Демосфен. Послание к Фрамлингам.
      Рутер был одновременно самым трудно понимаемым и самым полезным порквинхом. Он всегда был на месте, когда бы Пайпо не посещал поляну. Он блестяще бы ответил на все вопросы, которые закон запрещал Пайпо задавать открыто. Пайпо слишком сильно зависел от него. Возможно, хотя Рутер резвился и играл, как беспечный ребенок, он тоже наблюдал, прощупывал, экспериментировал. Пайпо всегда опасался ловушек Рутера.
      Мгновение назад Рутер блеснул между деревьями, цепляясь за кору ороговевшими лапками на лодыжках и внутри бедер. На руках он носил две палочки - Отцовские Палки, так они их называли - при лазании по деревьям он ударял ими по стволам в неотразимой, своеобразной манере.
      Из бревенчатого дома с шумом вышел Мандачува. Он обратился к Рутеру на языке майл, а затем на португальском. "P'ra baixo, bicho!" Услышав его португальское красноречие, несколько свиноподобных, сидевших неподалеку, одобрительно потерлись бедрами. Это произвело свистящий шум, и Мандачува слегка подпрыгнул от удовольствия под раздавшиеся "аплодисменты".
      В этот же момент Рутер отклонился назад. Казалось, он вот-вот упадет. Затем он щелкнул руками и, наконец, приземлился на ноги, проскакав на одной ноге, но не споткнулся.
      - Прямо как акробат, - сказал Пайпо.
      Рутер с важным видом посмотрел на него. Это была его манера подражать людям. Скорее всего он насмехался, поскольку его плоская перевернутая морда выглядела решительно свиной... Не удивительно, почему пришельцы прозвали их "свиноподобные". Первые представители Созвездия Ста Миров положили начало этому прозвищу в сообщениях, посланных в '86 году; не стерлось это прозвище и впоследствии, когда 1925 г. образовалось население Луситании. Зенологи, разбросанные по всем уголкам Созвездия Ста Миров, писали о них "Аборигены Луситании", хотя Пайпо точно знал, что это всего-навсего профессиональное благородство. За рамками школьных учебников зенологи тоже называли их свиньями. Пайпо же звал их - порквинхи, но не только из-за их вида. До настоящего времени они именовали сами себя "малые некто". Однако, благородно это или нет, никто не оспаривая этого мнения...
      В такие моменты Рутер выглядел как боров, стоящий на задних лапах.
      - Акробат, - повторил Рутер, пробуя воспроизвести новое слово. - Что такого я сделал? Вы называете так людей, которые проделывают те же вещи? Значит эти люди занимаются этим как работой?
      Пайпо многозначительно замолчал, улыбка застыла на губах. Закон строго запрещал распространять информацию о человеческой жизни, чтобы не загрязнять культуру свиноподобных. До сих пор Рутер стремился выжать весь смысл до капли из всего, что говорил Пайпо. Сегодня, хотя в этом некого винить, Пайпо допустил маленькую оплошность, приоткрывшую завесу над жизнью людей. Сейчас он чувствовал себя очень естественно среди порквинхов, поэтому говорил непринужденно... Всегдашний страх. Я оказался не на высоте в этой постоянной игре по выкачиванию информации, хотя старался ничего не дать. Мой молчаливый сын Лайбо уже превзошел меня по осторожности в общении, а ведь он совсем недавно отдан мне в ученики. Сколько же времени прошло с момента его тринадцатилетия? - четыре месяца...
      - Мне бы хотелось иметь на ногах такие же лапки, как у тебя, - сказал Пайпо. - А то кора деревьев обдирает кожу.
      - Вы будете стыдиться их. - Рутер застыл в ожидающей позе. Пайпо подумал, что это, наверное, их манера показать легкую встревоженность, или невербальный призыв к другим порквинхам быть внимательными и осторожными. Возможно, это было выражение крайнего ужаса, но Пайпо никогда не видел, чтобы порквинх хоть раз испытал состояние страха.
      В любом случае Пайпо постарался успокоить его.
      - Не волнуйся, я слишком стар и слаб, чтобы лазить по деревьям. Я оставлю эту забаву молодым.
      Утешение сработало, тело Рутера снова обрело подвижность. - Я люблю лазить по деревьям. Можно увидеть все сразу. - Рутер встал перед Пайпо и начал разглядывать его лицо. - Можно ли поймать зверька, бегущего по траве, не касаясь земли? Мне не верят, когда я говорю, что видел это.
      Еще одна ловушка. Что Пайпо, зенолог, можешь ли ты унизить этого представителя малоизвестного мира? Останешься ли ты верен предписанию законов Конгресса Звездных Путей в этой встрече? За всю историю был один подобный прецедент - найдена чуждая человечеству цивилизация - это были баггеры, три тысячи лет тому назад, но контакт с человеком погубил их. Печальный пример послужил уроком. Конгресс Звездных Путей принял противоположную стратегию: минимум информации, минимум контактов.
      Рутер понял колебания Пайпо, его тревожное молчание.
      - Вы никогда нам ничего не расскажите, - сказал он. - Вы наблюдаете за нами и излучаете нас, но никогда не позволите нам пройти через забор в вашу деревню, наблюдать и изучать вас.
      Пайпо постарался ответить как можно честнее, хотя важнее было быть более осторожным, чем честным.
      - Если вы изучали нас так мало, а мы узнали о вас много, то почему же ты одинаково свободно говоришь на старке и португальском, когда я с трудом владею вашим языком?
      - Мы знаем лишь поверхностно. - Рутер наклонился, описал ягодицами круг, и повернулся к Пайпо спиной. - Возвращайся к себе за ограду.
      Пайпо сразу поднялся. Неподалеку Лайбо в окружении трех порквинхов пытался освоить плетение крыши из сухих веток мендоры. Он увидел Пайпо и уже через минуту был рядом с ним, готовый идти. Пайпо молча повел его; с тех пор как порквинхи обнаружили редкие способности к языкам, они никогда не обсуждали по дороге, что им удалось узнать за день.
      Дорога к дому заняла полчаса. Дождь не на шутку разошелся, когда они вошли в калитку и пошли вдоль фасада к станции зенадоров. Зенадор? Взглянув на маленькую табличку, Пайпо задумался. На ней слово "зенолог" было написано на старке. Так именуюсь я, по крайней мере для других жителей Ста Миров. Но португальский титул "зенадор" оказался более легким при общении, поэтому в Луситании никто не использовал слово "зенолог", даже если разговор шел на старке. Так происходит изменение языков, подумал Пайпо. Если бы не было необходимости в ансибле, обеспечивающем мгновенную передачу информации во все точки Ста Миров, мы вряд ли бы могли сохранить общий язык. Межзвездные путешествия очень редки и медленны. Старк за столетие породил десять тысяч наречий и диалектов. Было бы интересно составить компьютерный прогноз лингвистических модернизаций Луситании, если старк будет и дальше поглощать и разрушать португальский.
      - Отец, - сказал Лайбо.
      Только теперь Пайпо заметил, что они остановились в десяти метрах от станции... Отклонения. Лучшие периоды моих исследований и творчества - это отклонения, соприкосновение с областями, выходящими за рамки моего опыта. Я думаю, потому что они постоянно заставляют меня понимать и узнавать что-то новое. Наука зенология основана на куда больших фантасмагориях, чем Материнская Церковь...
      Его прикосновения было достаточно, чтобы открыть дверь. Пайпо знал, как пройдет вечер, и вошел в дом, чтобы начать его. Несколько часов они с сыном проведут за терминалами, составляя отчет о сегодняшнем контакте. Затем Пайпо прочтет отчет сына, а Лайбо - рапорт Пайпо, и если оба останутся довольны, Пайпо составит краткое резюме и заложит все в компьютер. Наконец, компьютер преобразует информацию в коды ансибла и разошлет другим зенологам Ста Миров.
      Более тысячи ученых, посвятивших себя целиком изучению единственной чуждой нам цивилизации, располагают лишь той информацией, которую собираем мы с Лайбо. И только маленькие спутники могут кое-что дополнить об этой древесной разновидности жизни. В этом и заключается сведение вторжения на чужую территорию до минимума.
      Но когда Пайпо зашел внутрь станции, он сразу понял, что вечер не трудной, но кропотливой, работы приобретает новый поворот. На станции, в одежде монашки, его ожидала донна Криста.
      - Кто-нибудь из младших что-то натворил в школе?
      - Нет, нет, - сказала донна Криста. - С вашими детьми все в порядке, за исключением, наверное, этого, который еще слишком молод, чтобы работать лаборантом у вас, вне школы.
      Лайбо ничего не сказал. Очень мудрое решение, подумалось Пайпо. Донна Криста была блестящей, интересной, возможно, даже красивой молодой женщиной. Но она была основоположницей и главной настоятельницей Ордена Филхос да Менте де Кристо, "Дети, разделяющие Учение Христа". Но красота ее заметно убавлялась, когда она была вне себя от чужой глупости и невежества. Поразительно, сколько спокойных, интеллигентных людей из-за своей глупости и невежества становились объектом ее постоянных насмешек. Молчание, Лайбо, только политика молчания принесет тебе пользу.
      - Я здесь не из-за ваших детей, - произнесла донна Криста. - Я по поводу Новинхи.
      Донна Криста могла и не упоминать последнее имя. Только восемь лет назад прекратилась вспышка этой ужасной десколады. Чума грозила выйти за пределы колонии, прежде чем найдется способ остановить ее. Лекарство было найдено двумя зенобиологами. Густо и Гайдой, отцом и матерью Новинхи. По трагической случайности люди, знающие как победить болезнь, не могли спасти себя, оказалось слишком поздно. Это были последние жертвы десколады.
      Пайпо отчетливо вспомнил маленькую девочку Новинху, держащуюся за руку мэра Боскуинхи. Епископ Перегрино самолично вел похоронную мессу. Нет - не держась за руку мэра. Образ похорон вновь появился в мозгу, а вместе с ним нахлынули и все прежние чувства. Как она понимает происходящее, что чувствует? Помниться, он задавал себе этот вопрос тогда. Похороны родителей, она - единственная из всей семьи оставшаяся в живых, однако, везде она видела радость на лицах жителей колонии. Понимала ли эта кроха, что наша радость и есть лучшая дань памяти ее родителям? Они боролись и победили, даровали нам спасение на закате своих дней; и мы все собрались, чтобы отпраздновать величайшую победу, которую они одержали для всех нас. Но для тебя, Новинха, это была смерть родителей, так как твои братья умерли раньше. Пять сотен смертей и более сотни месс по погибшим за последние шесть месяцев, и все это в атмосфере страха, горя и беспомощности. Теперь, когда умерли твои родители, горе и страх владели тобой так же как и прежде - но никто больше не разделял твоей боли. Это было освобождением от боли, вот, что главенствовало в наших умах.
      Глядя на нее, пытаясь представить, что она чувствует, он вспомнил только собственную горечь утраты от смерти собственной дочери, Марии, семь лет назад унесенной эпидемией смерти. Тело ее покрылось раковыми наростами и грибками, разбухло и стало загнивать. Из бедра стала расти не рука или нога, а какая-то новая конечность. Кожа на теле стала лопаться и сползать. Ее ноги, голова, красивое чистое тело отказало ей раньше глаз. Ее яркий ум продолжал настороженно работать. Она понимала все, что с ней происходило и молила Господа о смерти. Пайпо вспомнил это, затем вспомнил траурную мессу сразу пяти жертвам эпидемии; как он сидел, стоял на коленях вместе с женой и выжившими детьми. Он чувствовал единство людей, находящихся в соборе. Он знал, что его боль - это боль каждого. И хотя он потерял свою старшую дочь, он как бы приобщился к обществу себе подобных, связанных неразрывными узами горя. Это давало ему поддержку, уверенность. Такая скорбь имеет право на существование, она поддерживает всеобщий траур.
      Маленькая Новинха была лишена этого. Ее скорбь была намного хуже доли Пайпо. По крайней мере, Пайпо не лишился семьи, и он был взрослым, а не ребенком, у которого выбили почву из под ног. В своем горе она не стала частью сообщества, наоборот, оно противопоставило ее себе. Сегодня все радовались, кроме нее. Сегодня все восхваляли ее родителей, лишь она одна скорбела по ним и желала, чтобы они не нашли лекарство-избавление для всех, а просто остались живы.
      Ее отчуждение было настолько заметным, что даже Пайпо увидел это. Новинха быстро выдернула свою руку из руки мэра. Ее слезы высохли по ходу мессы, наконец, она села в полном молчании, как заключенный, ожидающий прихода палача. Сердце Пайпо рвалось на части. Однако он знал, что даже если бы сильно захотел, то не смог бы скрыть своей радости победы над десколадой. Радость за выживших детей, оставшихся с ним, переполняла его. Она видела и понимала эта; все его попытки утешить девочку были насмешкой и еще больше отдаляли ребенка.
      После мессы она в горьком одиночестве бродила среди толп всепонимающих людей, которые твердили ей, что ее родители станут святыми и будут сидеть по правую руку от Бога. Разве это может утешить ребенка? Пайпо прошептал жене:
      - Она никогда не простит нам этот день.
      - Не простит?" Концейзамо была не из тех жен, которые понимают мужей с полуслова и разделяют их мысли. - Но ведь не мы же убили ее родителей.
      - Мы все радуемся сегодня, разве не так? Этого она нам не простит.
      - Чепуха. Она еще ничего не понимает, слишком мала.
      Она понимает, думал Пайпо. Разве Мария не понимала происходящее, хотя она была еще моложе Новинхи?
      Годы шли - уже прошло восемь лет. Он изредка видел ее за это время. Она была одного возраста с его сыном Лайбо, а значит до тринадцатилетия Лайбо они во многих классах учились вместе. Он слышал ее случайные разговоры или чтение стихов среди других детей. У нее была особая стройность мышления, чувствовалось напряженная работа, это привлекало Пайпо. В тоже время ему казалось, что она абсолютно равнодушна ко всему, замкнута. Собственный сын Пайпо, Лайбо, был робок и застенчив, но даже он имел несколько друзей, снискал любовь учителей. Новинха так и не обрела ни одного друга. Ничей взгляд не нашел отклика в ее душе со дня траура. Не было ни одного преподавателя, искренне любившего ее. Она отвергала любое взаимодействие, ничто не вызывало в ней ответного отклика. "Она эмоционально заторможена", - ответила как-то донна Криста на вопрос Пайпо о ней. "Ничем ее не проймешь. Она клянется, что абсолютно счастлива, и нет необходимости что-либо менять."
      А сегодня донна Криста пришла на станцию зенадоров поговорить с Пайпо о Новинхе. Почему с Пайпо? Он предполагал, что только одна причина заставила настоятельницу школы прийти к нему посоветоваться по поводу осиротевшей девочки.
      - Только я верил, что все эти годы Новинха будет учиться в нашей школе. Только я интересовался ею?
      - Не только, - сказала она. - За последние годы ею интересовались многие, особенно когда Римский Папа канонизировал ее родителей. Каждый тогда спрашивал, замечает ли дочь Густо и Гайды Ос Венерадос сверхъестественные события, связанные с ее родителями, как это делают другие.
      - Они на самом деле спрашивали ее об этом.
      - Ходили слухи, и епископ Перегрино должен был разобраться во всем. Донна Криста слегка сжала губы, говоря о молодом духовном настоятеле поселения Луситании. Но затем было замечено, что духовная иерархия не столь влиятельна в Ордене Филхос да Мента де Кастро. - Ее ответ был поучителен.
      - Воображаю.
      - Она ответила примерно так: если ее родители действительно слышали молящихся и имеют такое влияние на небесах, что могут одаривать их, то почему же они глухи к ее мольбам, почему не исполнят их и не встанут из могилы? Это чудо было бы полезно всем, сказала она. Если Ос Венерадос действительно в силах одаривать благами, то это значит, что они недостаточно ее любят и не желают внимать ее мольбам.
      Она же предпочитает верить, что родители любят ее, но не в силах что-либо исправить.
      - Прирожденный софист, - сказал Пайпо.
      - Софист и обвинитель: Она сказала епископу, что, если Папа причислит ее родителей к лику святых, это будет означать то же самое, если Церковью будет сказано, что родители ненавидят ее. Прошение о канонизации родителей доказывает, что Луситания презирает ее; если оно будет удовлетворено, это будет означать, что Церковь презирает себя. Епископ Перегрино был очень зол.
      - Я знаю, он отправил прошение всем.
      - Во благо сообществу. И везде были эти чудеса.
      - Кто-то касался гробницы и исчезала головная боль и все кричали: "Чудо! Милагре! Святые осчастливили меня!"
      - Вы же знаете, что Священный Рим признает только более весомые чудеса. Но это не имело значения. Папа милостиво разрешил назвать наш маленький городок Милагре. И теперь каждый, кто произнесет это имя, будет разжигать огоньки ярости в сердце Новинхи.
      - Или делать его еще более черствым. Никто не знает какую реакцию это вызовет.
      - Как то ни было, Пайпо, вы не единственный интересовались ею, но вы - единственный интересовались ею бескорыстно, ради ее же блага, а не в связи с ее святыми всемогущими родителями.
      Это был печальный вывод, хотя я его и предвидел. Выходит, включая Хилхос, основавших все школы Луситании, эти долгие годы никому не было дело до девочки, за исключением жалких осколков внимания, проявленного Пайпо.
      - У нее есть один друг, - сказал Лайбо. Пайпо забыл, что его сын находился рядом. - Лайбо был настолько тихим, что его легко было не заметить. Донна Криста тоже казалась испуганной.
      - Лайбо, - произнесла она, - я думаю нескромно говорить о школьном товарище подобные вещи.
      - Я ученик зенадора, - возразил Лайбо, это означало, что он не школьник.
      - Кто ее друг? - спросил Пайпо.
      - Макрам.
      - Махрос Рибейра, - воскликнула донна Криста. - Высокий мальчик.
      - Ах, да, единственный, сложенный как кабра.
      - Он строен, - сказала донна Криста. - Но я не замечала особой дружбы между ними.
      - Однажды Макрама в чем-то обвиняли, она заметила и заступилась за него.
      - Ты дал слишком великодушную оценку увиденному, - сказала донна Криста. - Я думаю более справедливо сказать, что она выступила против тех ребят, которые делали то же самое, но пытались свалить всю вину на одного.
      - Макрам тоже оценил все по-другому, - вновь включился Лайбо. - Пару раз я замечал, как он наблюдает за ней. И пусть не много, но все же есть кто-то, кому она нравится.
      - А тебе она нравится? - спросил Пайпо.
      Лайбо на секунду застыл в молчании. Пайпо знал, что это означает. Он решает, как ему ответить. Выбрать ли ответ, который, по его мнению, взрослые воспримут благосклонно, или же другой ответ, который, возможно, разозлит их. Детям его возраста часто присущи подобные колебания. Он спрашивал себя: говорить или не говорить правду?
      - Я думаю, - сказал он, - мне кажется, что она не хочет, чтобы ее любили. Она ведет себя как гость, который вот-вот уедет.
      Донна Криста степенно кивнула головой.
      - Да, совершенно верно, она действительно ведет себя именно так. А теперь, Лайбо, прекрати обсуждение за глаза, это невежливо. Я прошу тебя оставить нас одних.
      Он вышел раньше, чем она закончила предложение, слегка кивнув головой и хитро усмехнувшись. Неловкость момента сыграла ему на руку. Уход красноречивее доказывал благоразумие Лайбо, чем любые просьбы остаться. Пайпо знал, что Лайбо будет неприятно просить оставить его. У него был талант заставлять взрослых почувствовать некоторую незрелость, слабость по сравнению с ним.
      - Пайпо, - сказала настоятельница, - она настаивает на своем экзамене на зенобиолога. Она хочет занять место родителей.
      Пайпо изумился.
      - Она утверждает, что изучает этот предмет с раннего детства. А сейчас уже готова начать работать без практики ученичества.
      - Ей ведь тринадцать лет, так?
      - Такое уже случалось. Многие проходили экзамен еще раньше. Один прошел все даже в более раннем возрасте. Правда - это было две тысячи лет назад, но это дозволяется законом. Епископ Перегрино категорически возражает, но мэр Боскуинха поддерживает ее практические наклонности; она утверждает, что Луситания испытывает сильную нужду в зенобиологах - нам необходимо расширить сферу исследований новых форм животной жизни, чтобы внести хоть скромное разнообразие в нашу диету, и лучше если все это будет выращено на почве Луситании. Короче, по ее словам: "Не имеет значение, кто будет работать: дети или нет, нам нужны зенобиологи."
      - Вы хотите, чтобы я возглавил экзаменационную комиссию?
      - Если вы будете столь любезны.
      - С удовольствием сделаю это.
      - Я скажу им, что вы согласны.
      - Сознаюсь, у меня есть свои тайные цели.
      - Что?
      - Я хочу сделать как можно больше для девочки. Надеюсь, что еще не поздно начать.
      Донна Криста слегка усмехнулась.
      - О, Пайпо, очень признательна вам за стремление помочь, но поверьте мне, дорогой друг, взывать к ее сердцу все равно что купаться во льду.
      - Представляю. Похоже, я должен искупаться во льду, прежде чем контактировать с ней. А что это даст ей? Еще более остужает ее сердце или заставляет его пылать, как костер.
      - Как поэтично, - произнесла донна Криста. В ее голосе не было привычной иронии; она говорила, что думала. - Оценили ли свиноподобные то, что мы отправляли к ним в качестве послов самых лучших людей?
      - Я пытался доказать это, но они восприняли мои слова весьма скептически.
      - Я пришлю ее к вам завтра. Предупреждаю вас - она рассчитывает сразу сдавать экзамены, и отвергнет любые попытки провести предварительное собеседование.
      Пайпо улыбнулся.
      - Мне придется больше волноваться за результат. Если она не сдаст экзамены, ее ждут большие неприятности. Но если она все выдержит благополучно, проблемы начнутся у меня.
      - Почему?
      - Тогда Лайбо потребует экзаменовать его в качестве зенадора. И если он выдержит экзамен, мне ничего не останется, как уйти из дома, свернуться в комочек и умереть.
      - Пайпо - вы сентиментальный дуралей. Разве есть в Милагре другой такой человек, который бы, положа руку на сердце, назвал своего тринадцатилетнего сына коллегой по работе?
      После ее ухода Пайпо и Лайбо вместе работали; как обычно, они протоколировали результаты дневного контакта с порквинхами.
      Пайпо сопоставлял работы Лайбо, его образ мышления, интуицию, его отношение, с теми студенческими работами, которые раньше проводили выпускники Университета, до переезда в Луситанию. Его сын еще молод, и ему не хватает знаний. Но уже сейчас в нем чувствовался настоящий ученый со своими взглядами, с подлинным гуманизмом в сердце. Вскоре вечерняя работа была закончена, и они отправились вместе домой. Светила громадная, ослепительная луна. Пайпо решил, что Лайбо уже вполне состоялся как ученый, коллега по работе. Сдаст же он экзамены или нет, не имеет решающего значения.
      Пайпо постарается и в Новинхе обнаружить подлинные задатки ученого, хочет она того или нет. И если в ней нет таланта, и она поймет это, он постарается провалить ее на экзаменах, даже если она многое знает по предмету.
      Пайпо предполагал, что будет трудно. Новинха наверняка знает об уловках взрослых, когда они не хотят выполнять желания детей и в то же время стараются избежать столкновений и капризов. Конечно, конечно же, ты будешь сдавать экзамены. Но зачем же идти напролом. Давай немного подождем, давай убедимся, что ты все сдашь с первой попытки.
      Новинха не хотела ждать. Она была готова.
      - Я могу прыгнуть через любой обруч, - сказала она.
      Его лицо стало безучастным. Все их лица такие. Все нормально. Равнодушие - это нормально. Она сможет охладеть до смерти.
      - Я не хочу, чтобы ты прыгала через обруч, - ответил Пайпо.
      - Я прошу только только об одной вещи, поставьте их по кругу, тогда я смогла бы проскакать побыстрее. Я не хочу откладывать на завтра, послезавтра...
      Он задумался.
      - Ты так торопишься.
      - Я готова. Закон Звездных Путей разрешает мне проходить квалификационную комиссию в любое время. Кроме того, я нигде не нашла, чтобы говорилось, что зенолог имеет право проводить свою аттестацию и ставить под сомнение Межпланетную Экзаменационную Коллегию.
      - Тогда ты читала не внимательно.
      - Все, что мне надо для сдачи экзаменов до 16 лет, это разрешение моего юридического опекуна. У меня нет официального опекуна.
      - Напротив, - сказал Пайпо. - Мэр Боскуинха является твоим официальным опекуном с момента гибели родителей.
      - И она согласна на проведение экзаменов?
      - При условии, что ты придешь ко мне.
      Новинха заметил, как он внимательно смотрит на нее. Она совсем не знала Пайпо, поэтому подумала, что этот взгляд такой же, как и остальные, так надоевшие ей, желающий подчинить ее себе, управлять ею, помешать ее стремлениям, подавить ее независимость, сделать покорной.
      Мгновение - и лед вспыхнул огнем!
      - Что вы знаете о зенобиологии! Вы только ходите и разговариваете со свиноподобными, вы даже не представляете, что происходит на уровне генов! Кто вы такой, чтобы судить обо мне! Луситании необходимы зенобиологи. Все эти восемь лет не было ни одного зенобиолога. А вы хотите заставить людей ждать еще дальше. Разве вы можете быть руководителем!
      К ее удивлению, он не покраснел, не стал уступать и уговаривать. Он даже не разозлился, как будто она ничего не говорила.
      - Я вижу, - сказал он спокойно, - что ты очень любишь людей Луситании, и поэтому стремишься стать зенобиологом. Видя потребности общества, ты решила принести себя в жертву, и как можно раньше вступить на поприще бескорыстного служения людям.
      Это казалось абсурдным, но его слова были близки к истине.
      - Разве это плохой повод?
      - Если это правда, то очень хороший.
      - Вы назвали меня лгуньей.
      - Собственные слова называют тебя лгуньей. Ты говоришь о том, как они, люди Луситании, нуждаются в тебе. Но ты живешь среди нас. И тебе предстоит прожить всю жизнь среди нас. Готова ли ты принести себя в жертву нам, или же ты не чувствуешь себя частичкой нашей общины?
      Он совсем не походил на взрослых, которые надеются прожить столь долго, чтобы заставить ее всегда чувствовать себя только ребенком.
      - Почему я должна ощущать себя частичкой сообщества? Я не должна.
      Он многозначительно кивнул, как бы разделяя ее мнение.
      - Как ты думаешь, частью какого общества ты являешься?
      - Другое сообщество на Луситании - это только свиноподобные, а вы вряд ли могли меня видеть среди древопоклонников.
      - На Луситании много и других сообществ. Например, студенты - это сообщество студентов.
      - Это не для меня!
      - Я знаю. У тебя нет друзей, близких, даже нет просто товарищей. Ты посещаешь мессы, но не ходишь на исповедь. Ты полностью обособлена и, насколько это возможно, стараешься не участвовать в жизни нашего поселения. Ты вообще не хочешь соприкасаться с человеческим бытием. Из этого следует, что ты живешь в полной изоляции.
      Новинха не была готова к такому повороту разговора. Он задел глубинные струны ее души, всколыхнул боль всей ее жизни. Она не знала, как побороть нахлынувшее.
      - В том, что я делаю, нет моей вины.
      - Я знаю это. Я знаю, когда это началось, и знаю, чья вина, что это продолжается по сей день.
      - Моя?
      - Моя. Любого из нас. Но моя в большей степени, потому что я знал, что произошло и ничего не предпринял. До сегодняшнего дня.
      - А сегодня вы решили разом избавить меня от того, что мучило всю жизнь. Спасибо, что пожалели!
      Он опять вежливо кивнул, как будто не заметил или не понял иронии слов.
      - С одной стороны, Новинха, не имеет значения, чья вина. Потому что город Милагр - это сообщество, обидели тебя или нет, нужно поступать по-человечески, постараться сделать счастливыми своих ближних, окружающих тебя людей.
      - Значит, так поступают все, все, кроме меня - меня и свиноподобных.
      - Зенобиолог очень важен для колонии, особенно для такой, как наша, огороженной оградой, с ограниченным пространством для роста растений. Наши зенобиологи должны найти пути увеличения количества протеина и углеводорода с гектара. Необходимо генетическое изменение земных видов зерна и картофеля, чтобы...
      - ...Чтобы обеспечить максимально возможное разнообразие питания, насколько это позволяют условия Луситании. Неужели вы думаете, что я рассчитываю сдать экзамены, не зная целей моей будущей работы?
      - Цель твоей работы, - посвятить себя улучшению жизни людей, которых ты ненавидишь.
      Только теперь Новинха почувствовала ловушку, умело поставленную для нее. Но слишком поздно, дверца захлопнулась.
      - Вы думаете, что зенобиолог не справится со своей работой до тех пор, пока не полюбит людей, пользующихся вещами, которые произведены им?
      - Мне все равно, любишь ты нас или нет. Все, что я хочу выяснить это, чего ты добиваешься, что ты действительно хочешь. И почему ты так горячо настаиваешь на своем.
      - Житейская психология. Мои родители отдали жизнь этой работе, и я пытаюсь встать на их место.
      - Возможно, - произнес Пайпо. - А может быть и нет. Что я хочу узнать, Новинха, что я должен узнать до того, как разрешу сдавать тебе экзамены, это какому сообществу ты принадлежишь.
      - Вы же сами сказали. Ни к какому.
      - Это невозможно. Каждый человек определяется тем обществом, к которому он принадлежит. Я здесь, здесь и здесь, но определенно не там, там, и там. Все твои определения - отрицательны. Я могу составить бесконечный список того, что ты отвергаешь. Но человек, по-настоящему уверенный, что не принадлежит ни к одному сообществу, в конце концов оканчивает жизнь самоубийством, или убивает плоть, затем индивидуальность и сходит с ума.
      - Это про меня, сумасшедшая до корней.
      - Не сумасшедшая. Цель, лишенная смысла, это страшно. Если ты будешь сдавать экзамены, ты, конечно, сдашь их. Но прежде чем дать разрешение на сдачу, я должен знать: кем ты станешь? Во что ты веришь? Частью чего ты являешься? Что тебя заботит? Что ты любишь?
      - Никого и ничто в этом мире.
      - Я не верю в это.
      - Я не знала ни одного доброго человека, кроме родителей, но они умерли. А кроме них никто ничего не понимает.
      - А ты?
      - Я - часть чего-нибудь, правда? Но никто не может понять меня, даже вы, кажется, такой мудрый и сострадающий, вы только заставляете меня страдать, так как обладаете властью и можете запретить мне заниматься тем, чем я хочу.
      - А ты хочешь заниматься зенобиологией.
      - Да, зенобиологией, по крайней мере, частично ей.
      - А что в результате?
      - Кто вы такой? Чем вы занимаетесь? Вы все делаете неправильно и глупо.
      - Зенобиолог и зенолог.
      - Они допустили глупую ошибку, создав новую науку по изучению свиноподобных. Они были ветвью старых, утомленных антропологов, которые надели новую шляпу и окрестили себя зенологами. Но вам никогда не понять свиноподобных, изо дня в день наблюдая манеры их поведения. Они - продукт другой эволюционной ветви. Вы должны понять их гены, что происходит внутри их оболочки. И оболочек других животных тоже, потому что они не могут сами себя изучать. Никто не выживет в изоляции...
      "Не читай мне нотаций, - подумал Пайпо. - Скажи мне, что ты чувствуешь?" И, чтобы спровоцировать ее, он прошептал: "Кроме тебя".
      Это сработало. Пренебрежительное равнодушие сменилось готовностью к обороне.
      - Вы никогда не сможете понять их! А я смогу!
      - Почему ты беспокоишься о свиноподобных? Кто они тебе?
      - Вы никогда не поймете. Вы хороший католик. - Последнее слово она произнесла с презрением. - Это книга из сплошных индексов.
      Лицо Пайпо осветилось догадкой. "Королева Пчел и Гегемон".
      - Он жил три тысячи лет назад, кто бы он ни был, одиночка, называвший себя "Говорящий от имени Мертвых", но он понял баггеров. Их стерли с лица земли, единственную известную нам чуждую разновидность, убили всех, но он их понял!
      - И ты хочешь написать о свиноподобных тем же способом, каким настоящий Говорящий писал о баггерах?
      - Вы говорите в такой форме. Вы специально упрощаете фразы, как в школьных учебниках. Вы не знаете, приятно ли было писать "Королеву Пчел и Гегемона". Каким мучением было для него - внедрить себя в чужой мозг и вернуться с чувством любви к великому творению, уничтоженному нами. Он жил в то же время, в которое жил наихудший из человечества, Эндер Ксеноцида, уничтоживший баггеров, - и он совершил лучшее, чтобы уничтожить сделанное Эндером; Говорящий от имени Мертвых пытался пробудить мертвых...
      - Но не смог.
      - Нет, смог! Он заставил их жить снова - вы бы знали об этом, если бы прочитали книгу! Я не знаю деяний Христа, но слушая проповеди епископа Перегрино, я не верю, что их священные мантии способны превратить просвиру в плоть или простить хоть толику вины. А Говорящий от имени Мертвых вернул королеву ульев к жизни.
      - Так где же она?
      - Везде. Во мне.
      Он кивнул.
      - А кто еще есть в тебе? Говорящий от имени Мертвых. Ты хочешь быть похожей на него.
      - Это единственно правдивая история, которую я когда-либо слышала, сказала она. - Только это волнует меня. Вы ведь хотели услышать именно это? Что я - еретик? И делом всей моей жизни будет создание другой книги с неприкрашенной истиной, которую добропорядочным католикам запретят читать?
      - Все, что я хотел бы услышать, - мягко включился Пайпо, - это имя того, что тобой не является. Какая ты Королева Пчел? Что тебе близко из Говорящего от имени Мертвых? Это очень маленькое сообщество, маленькое по числу членов, но очень сильное и богатое по духу. Ты не хочешь быть членом групп детей, объединяющихся с целью не допустить к себе других. А люди смотрят на тебя и говорят: "Бедняжка, как она одинока!" Но у тебя есть тайна - ты знаешь, кто ты на самом деле. Ты - единственная можешь проникнуть в тайны чужого разума, потому что сама чужая по разуму. Ты представляешь, что значит быть не человеком, так как никогда не принадлежала ни одному человеческому сообществу, верящему и доверяющему тебе, как гомо сапиенс.
      - Теперь вы называете меня не человеком? Вы заставили меня плакать, как маленькую, запретив сдавать экзамены, заставили меня смириться, а теперь говорите, что я - не человек?
      - Ты будешь сдавать экзамены.
      Слова повисли в воздухе.
      - Когда? - наконец, выдохнула она.
      - Сегодня вечером, завтра, когда хочешь. Я прерву работу, чтобы побыстрее организовать экзамен, как ты просила.
      - Спасибо! Спасибо! Я...
      - Станешь Говорящим от имени Мертвых. Я помогу тебе, чем смогу. Закон запрещает мне привлекать к моим исследованиям свиноподобных посторонних, кроме моего сына Лайбо. Но мы познакомим тебя с нашими работами. Мы покажем тебе все, что удалось выяснить. Все наши теории и размышления. А потом ты покажешь, что тебе удастся открыть с точки зрения генной модели, это будет полезно нам в изучении порквинхов. А когда будет собрано достаточно материалов, ты сможешь написать свою книгу, от имени нового Говорящего. Но ты не будешь Говорящим от имени Мертвых. Порквинхи не умрут.
      Неожиданно для себя она рассмеялась.
      - Говорящий от имени Живущих.
      - Я тоже читал "Королеву Пчел и Гегемона", - сказал он. - Но я не думаю, что это достойное поприще для самоутверждения.
      Но она все еще не доверяла ему, не верила его обещаниям.
      - Мне хотелось бы чаще бывать здесь. Каждый день.
      - Мы запираем станцию, только когда уходим домой.
      - Все остальное время. Вы еще устанете от меня. Будете говорить, чтобы я ушла, секретничать за моей спиной. Будете призывать к благоразумию, заставите отказаться от моих идей.
      - Мы только недавно стали друзьями, а ты уже считаешь меня лгуном и обманщиком, вот уж нетерпеливая глупышка.
      - Но вы будете... Все так поступают, они всегда хотят, чтобы я ушла...
      Пайпо пожал плечами.
      - Ладно! Каждый когда-нибудь хочет, чтобы кто-то ушел, оставил его в покое. Когда-нибудь и я захочу, чтобы ты оставила меня в покое. Но даже если я скажу тебе: "Уходи!", это не значит, что ты должна действительно уйти.
      Слова поставили ее в тупик, она никогда еще не оказывалась в таком положении.
      - Можно сойти с ума.
      - Только одно условие. Обещай мне не вступать в прямой контакт с порквинхами. Потому что я не смогу позволить тебе этого. И если когда-нибудь ты нарушишь данное обещание, Конгресс Звездных Путей закроет нашу научную тему, запретит любые контакты с ними. Обещаешь мне? Иначе все - мои труды, твои труды - все пойдет прахом.
      - Я обещаю!
      - Когда ты хочешь пройти экзамен?
      - Сейчас! Могу я начать прямо сейчас?
      Он мягко усмехнулся, протянул руку и, не глядя, включил терминал-экзаменатор. В воздухе появилась первая генная структура.
      - У вас уже готовы экзаменационные задания, - воскликнула она. - Вы прямо сейчас можете начать экзамен? Вы знали заранее, что разрешите мне пройти комиссию!
      Он кивнул.
      - Я надеялся. Я верил в тебя. Я пытался помочь тебе разобраться в твоем будущем, в твоих мечтах. Если, конечно, они чего-нибудь стоят.
      Вряд ли бы она была Новинхой, если бы не ответила очередным подвохом.
      - А вы - ценитель грез.
      Возможно, он не принял ее слова за оскорбление. Он только улыбнулся.
      - Вера, надежда и любовь - вот основа всему. Но главнейшее из всех любовь.
      - Вы не можете любить меня, - сказала она.
      - Ах, - произнес он в ответ, - я - ценитель грез, а ты - ценитель любви. Ладно, выношу приговор твоим мечтам - хорошие мечты, и осуждаю тебя делом всей своей жизни добиваться их осуществления. Я надеюсь, что когда-нибудь ты признаешь меня невиновным в преступлении любить тебя. - На мгновение он привстал. - Я потерял дочь во время десколады. Она была моложе тебя.
      - И я напомнила вам о ней?
      - Она совсем не похожа на тебя.
      Она начала контрольное тестирование. Оно заняло три дня. Ее знания получили высокую оценку, намного превышающую знания выпускников университетов. Впоследствии она даже не вспомнит сути вопросов, так как это было концом детства и началом ее новой карьеры, подтверждением призвания, ставшего делом всей ее жизни. В то же время она хорошо запомнила само прохождение экзаменов, так как это было началом ее работы на станции Пайпо, где Пайпо, Лайбо и Новинха вместе образовали первое сообщество, в которое влилась Новинха после смерти родителей.
      Было очень трудно, особенно в начале. Новинха не могла избавиться от привычки противопоставлять себя всем и вся. Пайпо понимал это и старался отклонять ее словесные выпады. Особенно часто доставалось Лайбо. Станция зенадоров была единственным местом, где они могли побыть с отцом вдвоем. Сейчас, не спрашивая его согласия, туда втерлась третья особа, презирающая всех и требовательная, которая говорила с ним, как с ребенком, хотя сама была не старше его. Бесило его и то, что она была полноправным зенобиологом, со всеми привилегиями, полагающимися взрослым, а он все еще оставался учеником-практикантом.
      Он старался терпеливо сносить все издевки. Был абсолютно склонен и полностью верен себе. Он не выражал своих чувств открыто. Но Пайпо знал своего сына и увидел, какой огонь пылает в его сердце. В конце концов даже импульсивная Новинха осознала, что ее нападки давно превысили предел терпения нормального человека. Каким образом ей удалось раззадорить этого неестественно спокойного, сдержанного, красивого парня?
      - Ты думаешь, вы очень плодотворно работали все эти годы, - сказала она однажды, - вы даже не представляете как свиноподобные воспроизводятся. Как вы узнали, что они все - самцы?
      Лайбо спокойно ответил:
      - Мы разделили их на самцов и самок, когда они изучали языки. Они предпочли называть себя самцами, а про других, тех которых мы еще не видели, сказали, что они самки.
      - Но скажите наконец, они размножаются почкованием! Или методом деления!
      Ее тон был настолько пренебрежительным, что Лайбо не сразу нашел ответ. Пайпо представил о чем думает его сын, тщательно перефразировал его мысли, пока не получился вежливый, осторожный ответ.
      - Мне хотелось, чтобы исследования не выходили за рамки физической антропологии, - сказал он. - Таким образом мы подготовим хорошую почву для твоих исследований на доклеточном уровне.
      Новинха ужаснулась.
      - Вы хотите сказать, что не сделали даже анализа образцов тканей испытуемых?
      Лайбо слегка побледнел, но голос оставался спокойным и невозмутимым.
      "Мальчик как будто на суде Инквизиции", - подумал Пайпо.
      - Может это покажется глупостью, - произнес Лайбо, - но мы опасались, что порквинхи нас неправильно поймут, если мы будем брать кусочки с их тел. Вдруг одному из них станет плохо, и они подумают, что мы вызываем болезни?
      - Но вы могли подобрать что-нибудь случайно потерянное, волосы, например? Вы могли узнать многое по строению волоса?
      Лайбо кивнул; Пайпо наблюдал за ним, сидя за терминалом в другом конце комнаты, и узнавал собственные жесты - Лайбо скопировал их у отца.
      - Многие примитивные народы Земли верили, что покров, защищающий их плоть, сохраняет и их жизнь, силу. Что если свиноподобные тоже подумают, что мы совершаем магические обряды порчи?
      - Ты не знаешь их языка? Я думала некоторые из них владеют старком, она даже не пыталась скрыть презрение. - Ты мог бы объяснить, зачем делаются образцы!
      - Ты права, - сказал он спокойно. - Но если объяснять для чего создаются образцы различных тканей, мы будем вынуждены, между делом, изложить им научные концепции биологии, прежде чем они проникнутся пониманием наших действий. Поэтому закон и запрещает нам вести с ними подобные рассуждения.
      Наконец Новинха смутилась.
      - А я и не знала, что ты настолько проникся доктриной минимизации контактов.
      Пайпо радовался, видя как гаснет высокомерие Новинхи, но ее оскорбления были ужасны. Девочка настолько отвыкла от человеческого общения, что говорила как сухой, формализованный букварь. Пайпо испугался, что слишком поздно учить ее отзывчивости и человечности.
      А напрасно. Однажды, она осознала, что они блестящие ученые и уже многого достигли, в то время как она - новичок, и еще ничего не знает. С того момента ее агрессивности заметно поубавилось, и девочка начала меняться на глазах. Неделями она лишь изредка разговаривала с Пайпо и Лайбо, проводя все время в изучении отчетов, стараясь распознать цели их действий. Если у нее возникали вопросы, она спрашивала, а они отвечали всегда вежливо и обстоятельно.
      Вежливость постепенно привела к духовной близости. Пайпо и Лайбо начали открыто беседовать, спорить, искать ответы на возникающие вопросы: почему свиноподобные постоянно совершенствуют некоторые странные формы поведения, что кроется за некоторыми их случайно оброненными фразами, почему они до сих пор столь сверхъестественно непостижимы. А так как наука о свиноподобных была относительно молода, у Новинха не заняло много времени ее изучение; и вскоре она стала вполне грамотна в этой области и могла выдвигать пусть не столь блестящие, но свои гипотезы.
      - Ничего, - подбадривал ее Пайпо, - мы все действуем вслепую.
      Пайпо предвидел дальнейшие события. Тщательно сохраняемое терпение Лайбо, всегдашняя сдержанность, делали его робким. Поэтому Пайпо все время убеждал его больше общаться. Замкнутость Новинхи оказалась скорее вынужденной, чем глубокой. Поэтому общность интересов в изучении свиноподобных преодолела все преграды и сблизила молодых людей. Ну кто еще, кроме Пайпо, мог понять их споры, разделить их взгляды.
      Они отдыхали вместе. Смеялись до слез над шутками, которые вряд ли бы развеселили других луситанцев. Подражая свиноподобным, которые дают имена каждому дереву в лесу, Лайбо шутливо назвал свою мебель на станции зенадоров подобными именами и периодически объявлял, какая из вещей находится в плохом настроении, и которую не следует тревожить.
      - Не садитесь на этот стул! Его время наступит в следующем месяце!
      Они никогда не видели свинку-самку, а самцы, кажется, относились к ним с почти религиозным почтением; Новинха написала серию шутливых отчетов о воображаемой свинке-женщине, назвав ее Преподобная Мать, и изобразив ее шумливой и требовательной.
      Но весело было не всегда. Были трудности, волнения, а однажды даже настоящий страх, что они вот-вот нарушат заповедь Звездного Конгресса положат начало коренным изменениям в жизни сообщества свиноподобных. Конечно, все началось с Рутера. Рутер, который упорно продолжал задавать провоцирующие, немыслимые вопросы, например:
      - Если у вас нет больше поселений, то с кем вы будете воевать? Вам не принесет почестей убийство Маленьких Некто.
      Пайпо промямлил, что люди никогда не смогут убить порквинхов, Маленьких Некто, но он отлично знал, что Рутер имел в виду другое, задавая вопрос.
      Пайпо уже несколько лет догадывался, что свиноподобные знакомы с концепцией войны. Теперь уже несколько дней Лайбо и Новинха горячо спорили: означает ли вопрос Рутера, что свиноподобные рассматривают войны как желаемое явление или просто как неизбежность. Еще один битик информации от Рутера, чем-то он важен, а чем-то нет - таких накопилось много, и значение каждого пока не поддавалось измерению. Рутер сам по себе был доказательством мудрости политики запрета вопросов, затрагивающих человеческие ожидания, его деятельность. Вопросы Рутера давали гораздо больше ответов, чем сами ответы на заранее составленные Пайпо вопросы.
      Последняя порция информации Рутера не относилась к вопросам. Это было предположение, высказанное по секрету Лайбо, пока Пайпо изучал, каким образом построен бревенчатый дом.
      - Я знаю, знаю, - сказал Рутер. - Я знаю, почему Пайпо до сих пор жив. Ваши женщины слишком глупы, чтобы понять как он умен.
      Лайбо старался уловить смысл в этой чепухе. Что подразумевал Рутер, если бы женщины были сообразительней, они бы убили Пайпо? Разговор об убийстве взволновал его - тема была слишком серьезна, и Лайбо не знал как в одиночку провести его покорректней. Тем не менее Лайбо не стал звать Пайпо, раз Рутер захотел обсудить эту тему в его отсутствии.
      Лайбо, не знал, что ответить, а Рутер продолжал настаивать:
      - Ваши женщины слабые и глупые. Я сказал об этом нашим и они разрешили мне спросить тебя. Ваши женщины не замечают мудрости Пайпо. Это правда?
      Рутер был очень возбужден, тяжело дышал, ежесекундно приглаживая волосы. Лайбо должен был хоть что-то ответить:
      - Многие женщины не знают его, - сказал он.
      - Тогда как же они узнают, что он должен умереть? - снова спросил Рутер. Затем он окаменел и громко добавил: - Вы - кабры!
      Привлеченный криком, появился Пайпо. Он сразу увидел, что Лайбо чем-то потрясен и очень взволнован. Однако, Пайпо даже не мог предположить о чем идет речь, поэтому не знал, как помочь? Все что он знал, это то, что Рутер когда-то говорил о людях - по крайней мере Пайпо и Лайбо - что они похожи на больших зверей, стадом пасущихся в прерии. Пайпо не мог даже сказать был ли Рутер рассержен или счастлив.
      - Вы все - кабры! Вы решаете! - он указал на Пайпо с Лайбо. - Ваши женщины не выбирают вашего будущего. Вы все решаете. Как в бою, только каждый день!
      Пайпо понятия не имел, о чем говорил Рутер, но заметил, что все порквинхи лишены эмоций, как пни. Пайпо ждал дальнейших событий. Было ясно, Лайбо так напуган странной выходкой Рутера, что вообще не может говорить. В данном случае Пайпо ничего не оставалось как сказать правду. Это была относительно очевидная, житейская информация. Его действия шли в разрез с законами Конгресса Звездных Путей, но не отвечать на вопрос было еще опаснее, поэтому Пайпо решил рискнуть.
      - Женщины и мужчины все решают вместе, или каждый решает сам за себя, - сказал Пайпо. - У нас никто не решает за другого.
      По-видимому, именно этого свиноподобные и ожидали.
      - Кабры, - сказали они. Все больше и больше их бежало к Рутеру, свистя и улюлюкая. Они подняли и потащили его в лес. Пайпо попытался последовать за ними, но двое свиноподобных остановили его и закачали головами. Этот человеческий жест они усвоили много лет назад, но у свиноподобных он приобрел более глубокий смысл. Он категорически запрещал Пайпо идти следом. Они шли к женщинам, а это было единственным местом, куда им запрещали ходить.
      По дороге домой Лайбо рассказывал с чего все началось.
      - Ты знаешь, что Рутер сказал? Он сказал: наши женщины слабые и глупые.
      - Это потому, что они не видели мэра Боскуинху, или на худой конец твою маму.
      Лайбо засмеялся. Его мать, Концейзамо, была сборником заповедей. И стоило вам переступить границу ее владений, как вы тут же оказывались объектом ее нравоучений. Рассмеявшись, Лайбо почувствовал, что какая-то мысль ускользнула, стерлась что-то очень важное - о чем же был разговор? Лайбо забыл детали, а вскоре забыл и о том, что хотел что-то восстановить, вспомнить.
      Той ночью они слышали барабанную дробь. Пайпо и Лайбо решили, что это часть ритуального обряда. Удары были не часты, как будто тяжелыми палками били в огромный барабан. Казалось, что зловещее празднество будет длиться вечно. Лайбо и Пайпо размышляли, повлияет ли пример равенства полов в человеческом обществе на свиноподобных, даст ли самцам надежду на демократию.
      - Я думаю, происшедшее может повлечь серьезные изменения в поведении свинок, - мрачно произнес Пайпо. - Если мы обнаружим отклонения в поведении, я немедленно пошлю сообщение в Конгресс, а Конгресс, вероятнее всего, свернет работу на какое-то время. Возможно, на долгие годы. Да, добросовестные отчеты о работе дадут основания Конгрессу для запрещения исследований вообще. Эта мысль казалась достаточно трезвой.
      По утрам Новинха провожала их до калитки в высоком заборе, отделяющем городок от холмов, ведущих в леса свиноподобных. Так как Пайпо и Лайбо снова и снова убеждали себя, что никто из них не откажется от достигнутого, Новинха шла впереди и первой дошла до калитки, заметив небольшой участок свежевырытой красной земли метрах в тридцати от калитки.
      - Что-то новенькое, - сказала она. - Может там есть что-нибудь.
      Пайпо открыл калитку, и Лайбо, как самый младший, побежал на разведку. Он остановился у края земельной полоски и вдруг обмяк и рухнул на землю. Увидев это, Пайпо остолбенел, а Новинха, испугавшись за Лайбо, нарушив все распоряжения, выскочила из калитки. Лайбо стоял на коленях, запрокинув голову, он рвал кудрявые волосы и рыдал от отчаяния.
      Распростершись в грязи, лежал Рутер. Он был тщательно расчленен: каждый орган был аккуратно отделен. Даже сухожилия, волосы были вытащены из конечностей и симметрично разложены на сухой земле. Все, что когда-то было единым целым - теперь было разделено на части.
      Крик Лайбо перешел в истерику. Новинха гладила, поддерживала, укачивала его, стараясь успокоить. Пайпо взял кинокамеру и обстоятельно, со всех углов, заснял ужасную картину, чтобы в последствии компьютер мог проанализировать детали.
      - Он был еще жив, когда они делали это, - сказал Лайбо, чуть успокоившись. Но и теперь он произносил слова очень медленно, отчетливо, словно говорил с иностранцем, плохо понимающим язык. - Столько много крови на земле, след тянется издалека - его сердце еще билось, когда они вскрывали его.
      - Обсудим все позднее, - сказал Пайпо.
      Теперь Лайбо совершенно отчетливо вспомнил все, о чем запамятовал. "Что говорил Рутер о женщинах? Они решают, когда мужчина должен умереть. Он говорил мне это, а я..." - Он прервал себя. Конечно же, он ничего не мог предпринять. Закон требовал, чтобы он не вмешивался. Теперь он ненавидел законы. Если законы допускают такое, такие законы бессмысленны. Рутер был личностью. Мы не должны были допустить такого произвола над личностью.
      Они не обесчестили его, - произнесла Новинха. - Если в этом и есть что-либо очевидное, так это их любовь к деревьям. Видите?
      Немного в стороне от центра брюшной полости, кажущейся пустой, проросло семечко.
      - Они посадили дерево на месте его погребения.
      Теперь понятно, почему они дают имена деревьям, - произнес Лайбо с горечью. - Они сажают их, как памятники, на могилах замученных до смерти.
      - Здесь очень большой лес, - спокойно сказал Пайпо. - Пожалуйста, спрячь свои предположения подальше. - Его спокойный, вразумительный тон охладил их, заставил вести себя, как подобает ученым, не взирая на ситуацию.
      - Что нам делать? - спросила Новинха.
      - Мы должны немедленно вернуться за ограду, - ответил Пайпо. - Закон запрещает выходить тебе за пределы забора.
      - Я имела в виду... с телом... что будем делать?
      - Ничего. Свиноподобные поступили, как у них принято, теперь это их забота. - Он помог подняться Лайбо на ноги.
      Лайбо шатало, он оперся на Пайпо и Новинху.
      - Что я говорил? - прошептал он. - Я не помню, говорил я, что убил его.
      - Не ты, - сказал Пайпо. - Это я.
      - Почему, почему вы вините себя? - настаивала Новинха. - Почему вы думаете, что их мир вращается вокруг вас? Свиноподобные совершили это по какой-то, им известной, причине. Очевидно, это происходит не впервые - они слишком искусны в препарировании для новичков.
      Пайпо воспринял сказанное, как черный юмор.
      - Мы потеряли разум, Лайбо. Новинха не предполагала узнать что-либо о зенологии.
      - Ты прав, - отозвался Лайбо. - Как бы то ни было, хватит об этом. Это идет из глубины. Обычай. - Он старался говорить уверенно.
      - Это ужасно, правда? - произнесла Новинха. - Их обычай потрошить друг друга до сих пор жив. - Она посмотрела на другие деревья, стоящие на вершине холма, и поразилась: сколько их пустило корни в кровавую землю.
      Пайпо составил и отослал отчет, но компьютер не выявил в их действиях превышения полномочий. Он отложил работы до решения надзорной комиссии о продолжении исследований: Комиссия не обнаружила грубых ошибок и нарушений.
      - Бессмысленно скрывать отношения между полами до тех пор, пока женщины не смогут стать зенологами, - гласил ответ, - мы не обнаружили ни одного поступка, который можно было бы расценить как необоснованный или неосторожный. Наш экспериментальный вывод заключается в том, что вы оказались невольными свидетелями силовой борьбы с Рутером, поэтому необходимо продолжать исследования в рамках разумной осторожности.
      Их действия были полностью оправданы, но принять это было трудно. Лайбо накопил достаточно знаний о свиноподобных, по крайней мере, он знал все, что знал его отец. Он понимал и знал Рутера лучше, чем своих соотечественников, конечно, за исключением своей семьи и Новинхи. Прошло несколько дней, прежде чем Лайбо смог вернуться к работе на станции зенадоров, и много недель, прежде чем он заставил себя выйти в лес. Свиноподобные вели себя так, как будто ничего не произошло; в любом случае они были более раскованы и дружелюбны. Никто из них не заговаривал о Рутере, тем более Пайпо и Лайбо. Однако, люди стали вести себя иначе. Теперь они не отходили друг от друга и проводили исследования только вместе.
      Боль и раскаяние того горького дня еще более сблизило Лайбо и Новинху, их доверие окрепло. Свиноподобные теперь казались непредсказуемыми и опасными, как люди. Между Пайпо и Лайбо глухой стеной встал вопрос: кто из них виноват, хотя, на словах они убеждали друг друга в обратном. В жизни Лайбо осталось лишь одно светлое пятно - это Новинха, а в жизни Новинха - Лайбо.
      Хотя у Лайбо была мать и домочадцы, и каждый вечер они с Пайпо спешили домой, Новинха и Лайбо вели себя на станции, как на необитаемом острове, где царствовал любящий их Пайпо, да временами скромный успех. Пайпо недоумевал: "Станут ли свиноподобные подобием Ариэля, ведущего влюбленных к счастью, или окажутся маленькими потрошителями, которые едва выйдут из под контроля, начинают крошить все подряд".
      Прошло несколько месяцев, смерть Рутера стала стираться в памяти, вновь зазвучал смех, но теперь он звенел не так беспечно и беззаботно. К семнадцатилетию Лайбо и Новинха настолько уверились, что проведут вместе всю жизнь, что распланировали все, что будут делать через пять, десять, двадцать лет. Пайпо не решался спросить, поженятся ли они. Вначале, представлял он, они будут с утра до вечера изучать биологию. Это поможет им создать приемлемую теорию воспроизведения в стадах и в обществах. В настоящий момент они полностью зашли в тупик; совершенно непонятно, каким путем спариваются свиноподобные, так как самцы не имеют явно различимого полового органа. Их споры о путях передачи генетического кода у свиноподобных неизменно заканчивались весьма непристойными шутками. Пайпо приходилось собирать все свое самообладание и суровость, чтобы не смеяться вместе с ними.
      Так станция зенадоров тех лет была местом теплой дружбы двух талантливых молодых людей, которые в свое время были обречены на одиночество и отчуждение. Никто из них даже представить не мог, что эта идиллия оборвется столь внезапно и страшно, вызвав ужас и дрожь во всем созвездии Ста Миров.
      Все было просто и обыденно. Новинха анализировала генетическую структуру мякоти тростника, растущего в реке, и выявила, что в ней присутствуют доклеточные тельца, вызывающие десколаду. Она разложила несколько других клеточных структур в воздушном зонде компьютера и стала по очереди тестировать. Все они содержали возбудители десколады.
      Она позвала Пайпо, просматривавшего отчеты о вчерашнем контакте с свиноподобными. Компьютер сделал сравнительный анализ каждой клетки из предложенных образцов. Независимо от функционального назначения клетки и места, где был отобран образец, любая чужеродная клетка содержала тельца десколады, они так же были идентичны по химическому составу.
      Новинха надеялась, что Пайпо заинтересуется, может выскажет свое предположение. Вместо этого он сел и стал повторять тот же эксперимент с клетками, спрашивая по какому методу проводится компьютерное сравнение, каким образом ведут себя микротельца десколады.
      - Мама и папа не выяснили, что движет ими, тельца десколады расщепляют протеин - предположительно, образуя псевдопротеин - он связывает генные молекулы. Начиная от края, он как бы растаскивает молекулу на две части по невидимой черте, проведенной по центру. Из-за механизма действия он и назван - десколатор. Он расклеивает ДНК и у человека.
      - Покажи мне, что происходит в чужеродных клетках.
      Новинха включила воспроизводитель.
      - Нет, не только генные молекулы, возьми целиком клетку с окружением.
      - Сначала в ядре клеток, - сказала она. Она увеличила масштаб, что отобразить более полную картину. Компьютер перешел на замедленное воспроизведение. В клетке тростника, как и генной молекуле, шло расклеивание. Несколько больших протеинов присоединяли к себе разорванные части друг друга и сцеплялись. - У человека ДНК пытаются рекомбинировать, но случайные "шальные" молекулы протеина вклеиваются в их структуру, и так клетка за клеткой происходит распад. Иногда они впадают в митоз, наподобие рака, иногда умирают. Что особенно важно, в человеческой среде тельца десколады репродуцируются как сумасшедшие, переходя от клетки к клетке. Конечно, любое чужеродное вещество уже содержит их.
      Но Пайпо не прислушивался к ее словам. Когда десколатор завершил генные изменения молекулы тростника, он стал внимательно рассматривать каждую клетку.
      - Это все не столь важно! Все сходится! - воскликнул он. - Это то же самое!
      Новинха не сразу поняла, что он увидел. Что было тем же самым? Но у нее не было времени для вопросов. Пайпо вскочил со стула, схватил пальто и бросился к двери. На улице моросило. На секунду он задержался и крикнул ей:
      - Передай Лайбо, чтобы не беспокоился, справлюсь один. Пусть посмотрит наши голограммы. Я уверен, он все изобразит и объяснит раньше, чем я вернусь. Он поймет, что его вывод должен быть решающим. В нем ключик, разгадка ко всему.
      - Скажите мне.
      Он рассмеялся.
      - Не жульничай, Лайбо тебе скажет, если ты не справишься сама.
      - Куда вы?
      - Спросить свиноподобных, прав ли я! Хотя я и так знаю, что прав, даже если они соврут. Если я через час не вернусь, значит, я поскользнулся и сломал ногу.
      Лайбо не смог посмотреть клеточную голограмму. Заседание комитета по планированию затянулось, решался вопрос об увеличении поголовья рогатого скота, а после заседания Лайбо отправился за продуктами на следующую неделю.
      К моменту его возвращения Пайпо отсутствовал уже четыре часа. На улице стало темнеть, дождь перешел в мокрый снег. Они сразу пошли на поиски, опасаясь, что придется искать не один час.
      Но поиск окончился, даже не начавшись. Его тело уже остыло. На этот раз свиноподобные не посадили дерева около трупа.
      2. ТРОНДЕЙМ
      Я глубоко сожалею, что вопреки вашим требованиям не могу осветить подробностей обычаев ухаживания и брака аборигенов Луситании. Это глубоко разочарует вас, хотя вы и не обратитесь в Зенологическое Общество с прошением объявить мне выговор за отказ сотрудничать и помогать вам в проведении исследований.
      Когда-нибудь меня, возможно, обвинят в том, что многие мои выводы получены не только в результате наблюдений за порквинхами, поэтому я всегда полностью привожу ограничения в проведении исследований, положенные на меня законом и свято соблюдаемые мною. Мне разрешено использовать не более одного ассистента при непосредственных контактах. Я не имею права задавать вопросы из сферы человеческих ожиданий, имитировать человеческие действия. Я могу находиться в контакте с порквинхами не более четырех часов. Кроме собственной одежды, не могу использовать продукцию наших технологий в присутствии порквинхов, а именно: камеры, магнитофоны, компьютеры, даже ручку и бумагу. Я не имею права вести наблюдения без предварительного предупреждения.
      Короче: я не могу объяснить вам, как происходит спаривание и воспроизведение порквинхов, поскольку они никогда не проделывали это при мне.
      Конечно, ваши исследования пострадали! А ваши выводы о свиноподобных абсурдны! Но если наш Университет исследовать сквозь призму ограничений, наложенных на анализ аборигенов Луситании, то выводы напрашиваются сами по себе. Мы выявим, что люди вовсе не воспроизводятся, не имеют родства, а суть их жизни составляет цикл метаморфоз от студента-личинки до взрослого-профессора. Мы сможем даже предположить, что профессора обладают заметным влиянием и весом в человеческом обществе. Компетентный ученый сразу распознает бездарность наших заключений, но к изучению свиноподобных компетентные ученые не имеют допуска.
      Антропология - не точная наука. Наблюдатель не может изучать культуру как непосредственный участник. Поэтому подобные естественные ограничения являются непосредственной частью науки. Но в то же время, эти искусственные ограничения мешают нам. Сегодняшнее развитие науки заставляет нас играть роль почтового отправителя, написавшего послание вопросник и терпеливо ждущего, когда порквинхи пришлют ответ.
      Джон Фигейро Алварес, ответ Петро Гьютанини, Сицилийский
      Университет, Милана, Кампус. Опубликовано посмертно в
      Зенологических Трудах, 22:4:49:193.
      Весть о смерти Пайпо стала не только местной трагедией. Сообщение передавалось всеми средствами связи. Был оповещен каждый участок созвездия Ста Миров. Встреча с чуждой цивилизацией, первая со времен Эндера Ксеноцида, привела к гибели человека, призванного изучить ее. Это поставило в тупик школьников, ученых, политиков, журналистов.
      Вскоре все прояснилось. Странный инцидент не опровергал политику Совета Звездных Путей в отношении свиноподобных. Наоборот, факт гибели человека свидетельствовал о мудрости нынешней политики ограничения вторжения. Так или иначе мы решили продолжать изучение аборигенов, но сделать контакты с ними еще более редкими. Последователю Пайпо рекомендовалось посещать свиноподобных не чаще одного раза в день, ограничив время непосредственного контакта одним часом. Ему запрещалось задавать свиноподобным вопросы о гибели Пайпо. Данные ограничения дополнили старую доктрину минимизации вторжения.
      Большие опасения вызывало духовное спокойствие и моральный уровень населения Луситании. Для поднятия духа транслировалась масса развлекательных программ, призванных отвлечь людей от страшного преступления.
      Так, сделав все возможное для своих собратьев, удаленных от Центра на сотни световых лет, жители созвездия Ста Миров вернулись к внутренним делам.
      Вне Луситании лишь один человек из триллионного населения Ста Миров горько переживал случившееся. Смерть Джона Фигейро Алвареса, прозванного Пайпо, перевернула всю его жизнь. Это был Эндрю Виггин, Говорящий от имени Мертвых Университета в Рейкьявике. Он был известен, как реакционер скандинавской культуры. Прославленный исследователь словно волнорез рассекал гранит тайн застывшего мира Трондейма. Стояла весна, снег уже растаял, а появившаяся травка и цветы с юной силой рвались навстречу солнцу. Эндрю сидел на вершине освещенного солнцем холма, его окружали студенты, изучающие историю межзвездных колонизаций. Он вполуха слушал горячие юношеские рассуждения о том, что победа человечества в войне с баггерами была необходимой прелюдией для развития и распространения человекоподобных. Подобные измышления, как правило, быстро сводились к очернению личности человека-монстра Эндера, командовавшего межзвездной флотилией, осуществившей ксеноцид баггеров. Эндрю пытался думать о чем-то другом, данный предмет не интересовал его больше, но он не показывал вида.
      Внезапно маленький компьютер, вживленный в ухо как сережка, сообщил о смерти Пайпо, зенолога Луситании. Эндрю оживился, услышав печальную весть. Он прервал рассуждения студентов.
      - Что вы знаете о свиноподобных?
      - В них надежда на искупление грехов наших, - процитировал молодой "Каин".
      Эндрю взглянул на Пликт, он знал, что ей не свойственен религиозный мистицизм.
      - Они не служат человеческим целям, даже как искупление, - произнесла Пликт презрительно. - Они - чистой воды нелюди, такие же, как баггеры.
      Эндрю кивнул, но уточнил:
      - Не совсем корректное определение.
      - Может быть, - сказала Пликт. - Любой трондеймец, каждый скандинав Ста Миров, должен прочесть "Историю Вьютена в Трондейме" Демосфена.
      - Должен, но не обязан, - съязвил один из студентов.
      - Говорящий, пусть замолчит эта гордячка, - воскликнул другой. Пликт - единственная женщина, которая вот-вот лопнет от важности.
      Пликт закрыла глаза.
      - В скандинавском языке есть четыре лингвистические формы, обозначающие чужеродность. Первая форма - чужеземец, утлан или озеленд, это - человек из нашей Галактики, но из другого города или страны. Вторая, инопланетянин - фрамлинг, слово имеет древние скандинавские корни. Оно обозначает человека из другой Галактики. Третья - это ремены, то есть нелюди. Мы обозначаем ими разумные существа другой эволюционной ветви. И, наконец, четвертая - ваэлзы, она объединяет действительно чужеродные формы, включая животных. Они существуют, но мы не знаем, что заставляет их действовать, что определяет их жизнедеятельность. Они, возможно, разумны, возможно, наделены самосознанием, но мы не знаем об этом.
      Эндрю заметил досаду на лицах студентов. Он привлек их внимание.
      - Вы полагаете, что вас бесит высокомерие Пликт? Она отнюдь не высокомерна. Это простая педантичность. Вам просто стыдно, что вы до сих пор не знакомы с историей родного города. Поэтому вас раздражает эрудиция Пликт. Но она не повинна в ваших грехах.
      - А я думал, Говорящие не признают грехов, - произнес угрюмый мальчик.
      Эндрю улыбнулся.
      - Ты признаешь грехи, Стурка, и поступаешь в соответствии со своими принципами, своей верой. Для тебя грехи - это реальность. Поэтому, чтобы узнать тебя получше, Говорящий тоже должен считаться с грехами.
      Стурка не сдавался.
      - Для чего этот монолог об озелендах, фрамлингах, ременах, ваэлзах? Какое отношение они имеют к Эндеру Ксеноцида?
      Эндрю повернулся к Пликт. Она задумалась.
      - Это доказывает глупость некоторых обвинений. Постулаты определения чужеродности доказывают, что Эндер, в действительности, не был разрушителем. Когда он уничтожал баггеров, они считались ваэлзами. И лишь спустя многие годы, когда первый Говорящий от имени Мертвых написал "Королеву Пчел и Гегемона", люди узнали об их разумности, признали их ременами. А до тех пор не было установлено взаимопонимания между людьми и баггерами.
      - Ксеноцид есть ксеноцид, - сказал Стурка, - то, что Эндер не знал, что они - ремены, еще не повод для убийства.
      Эндрю поразился этой жестокой непреклонности взглядов Стурки. Подобное было распространено среди кальвинистов, отвергающих существование человеческих мотивов и признающих лишь жесткое разграничение: Добро и Зло. Они считали, что Добро и Зло изначально заложено в человеческих поступках. В противоположность им, Говорящие от имени Мертвых в своих доктринах доказывали, что добро и зло свойственно лишь мотивации человека, а не действиям. Эта приверженность вызывала у Стурки лютую ненависть к Эндрю. Но Эндрю не обижался, он понимал, что кроется за всем этим.
      - Стурка, Пликт, давайте рассмотрим проблему с другой стороны. Предположим, что есть свиноподобные, владеющие старком, рядом с ними люди, знающие язык свиноподобных. И вдруг мы узнаем, что свиноподобные без видимых причин и объяснений, без провокации со стороны людей, замучивают до смерти исследователя, призванного изучать их.
      Пликт немедленно ринулась в наступление:
      - Откуда вы знаете, что не было провокации? Что кажется невинным для нас, может оказаться значимым для них.
      Эндрю улыбнулся.
      - Логично. Но зенолог не приносил им вреда, он говорил им лишь то малое, что никак не влияло на них. Он вряд ли заслужил столь ужасной, болезненной смерти. Является ли это ни с чем не сравнимое убийство доказательством, что свиноподобные скорее ваэлзы, чем ремены?
      Теперь настала очередь Стурки.
      - Убийство есть убийство. Спор о том, кто они: ремены или ваэлзы, чистая бессмыслица. Если свиноподобные - убийцы, они являются злом, как и баггеры. Если действие - это зло, то и совершающий это действие - тоже зло.
      Эндрю кивнул.
      - Дилемма. В ней вся суть. Было ли совершенное злом, или, может быть, для свиноподобных оно было добром? Ремены-свиноподобные или ваэлзы? Секундочку, Стурка, помолчи, пожалуйста. Я знаю постулаты кальвинизма, но даже сам Джон Кальвин назвал бы твою теорию глупой.
      - Откуда вы знаете, как Кальвин назвал бы ее?
      - Потому что он умер, - огрызнулся Эндрю. - И я вправе Говорить от его имени.
      Студенты засмеялись, а Стурка насупился и замолчал. Парень был одаренным, Эндрю знал это; его кальвинизм не мешал учебе, но заблуждения Стурки завели его слишком далеко.
      - Говорящий, - обратилась Пликт, - ты говоришь об этом, будто все было на самом деле, и свиноподобные действительно убили зенолога.
      Эндрю мрачно кивнул.
      - Да, это правда.
      Повисла мертвая тишина. Древняя трагедия баггеров и человека эхом докатилась до наших дней.
      - Загляните в себя, - продолжал Эндрю, - и вы поймете, что кроется за вашей ненавистью к Эндеру Ксеноцида, за так называемой виной в гибели баггеров. Вы обнаружите и кое-что мерзостное: страх. Вы боитесь чужака, если он фрамлинг и озелендец. Когда вы узнаете, что совершено убийство, кто-то убил близкого вам человека - неважно, в какой форме оно совершено. Этот кто-то - ваэлз, более того, он - мразь, дикий зверь, явившийся ночью за добычей. Если у вас единственное ружье на всю деревню, а звери, только что сожравшие вашего близкого, снова пришли за жертвой, как вы поступите: будете рассуждать о праве каждого на жизнь, или побежите защищать деревню, спасать людей?
      - По-вашему, мы должны теперь перебить всех свиноподобных. Но они беззащитны перед нами, - воскликнул Стурка.
      - По-моему? Я задал вопрос. Вопрос - это еще не доказательство, если вы, конечно, не знаете, какой будет ответ. А я уверен, Стурка, что не знаете. Подумайте об этом. Занятия окончены.
      - Давайте продолжим разговор завтра, - попросили студенты.
      - Если хотите, - согласился Эндрю.
      Но он был уверен, что они продолжат обсуждение и без него. Для них вопрос о деяниях Эндера Ксеноцида носил скорее философский характер. Война баггеров была в далеком прошлом, три тысячи лет назад. Сейчас шел 1948 год ЗК с момента принятия Кодекса Законов Звездных Путей. Эндер уничтожил баггеров в 1180 до ЗК. Для Эндрю события не были столь далекими. Он совершал такие межзвездные путешествия, что некоторые студенты не в силах даже представить. С двадцатипятилетнего возраста он ни на одной планете не задержался более шести месяцев. Исключение составлял только Трондейм. Межпланетные путешествия со скоростью света позволили ему словно камню скользить по поверхности времени. Его ученики понятия не имели, что тридцатипятилетний Говорящий от имени Мертвых отчетливо помнит происходившее три тысячи лет назад, так же как и события двадцатилетней давности. И это было лишь одной стороной его жизни. Студенты не подозревали, какие глубокие корни пустил в его сердце вопрос о древней вине Эндера, сколько тысяч ответов отверг он. Они знали своего учителя только как Говорящего от имени Мертвых; они не знали, что когда он был ребенком, его старшая сестра, Валентина, не могла правильно произнести имя Эндрю и звала его Эндер (Эндер). Это имя позорило его до пятнадцати лет. Так пусть обвинитель-Стурка и аналитик-Пликт ломают головы над великим вопросом о виновности Эндера. Для Эндрю Виггина, Говорящего от имени Мертвых, этот вопрос перестал быть академическим, он был вопросом его жизни.
      И сейчас, бродя по мокрой траве, наслаждаясь прохладой, Эндер-Эндрю, Говорящий - думал только о свиноподобных, которые оказались необъяснимыми убийцами. В свое время баггеры, впервые столкнувшись с людьми, тоже вели себя беспечно. Можно ли избежать кровопролития и трагедий при встречах с чуждыми нам по разуму? Баггеры случайно совершили убийство, только потому, что разум их подобен разуму пчелиного роя; для них единичная жизнь индивида стоила не дороже огрызка ногтя, по их мнению, убийство пары человек должно было означать готовность к добрососедским отношениям. Может, свиноподобные убили по той же причине?
      Внутренний голос подсказывал ему, что что-то не сходится. Свиноподобные совершили зверское убийство, мученическую пытку, такие ритуальные обряды-убийства совершаются только над себе подобными. Разум свиноподобных не родня групповому разуму улья, они не баггеры. Эндер Виггин должен выяснить, почему они сделали то, что сделали.
      - Когда вы узнали о смерти зенолога? - Эндрю оглянулся. Рядом стояла Пликт. Она не ушла в пещеры, где жили студенты, а все время следовала за ним.
      - Когда говорил с вами. - Он коснулся ушей; вживленные терминалы-приемники стали уже не редкостью, хотя все еще были очень дороги.
      - Я прослушала все сообщения сразу после занятий. Там ничего не было. Если важное сообщение поступает по каналу ансибла, то обычно подаются сигналы тревоги. Скорее всего вы получили информацию прямо из канала ансибла.
      Пликт всегда была подозрительной. На сей раз - небезосновательно.
      - Говорящие имеют приоритетный доступ к поступающей информации, признался Эндрю.
      - Вас кто-нибудь попросил стать Говорящим от имени умершего зенолога?
      Он покачал головой.
      - Луситания находится под защитой католичества.
      - Я тоже имела это в виду, - сказала она. - Они не могут иметь Говорящего из числа своих. Но если потребуется, они имеют право его пригласить. Луситания не связана с Трондеймом.
      - Никто не скажет от имени Говорящего.
      Пликт пожала плечами.
      - Почему вы здесь?
      - Ты же знаешь, почему я приехал. Я говорил от имени Вьютена.
      - Я знаю, вы приехали с сестрой, Валентиной. Как педагог, она больше известна, чем вы. Она всегда отвечает на вопросы ответами, а вы на каждый вопрос задаете еще больше вопросов.
      - Это потому, что она знает ответы на некоторые вопросы.
      - Говорящий, ответьте мне, пожалуйста. Я пыталась выяснить кое-что о вас. Я очень любопытная. Например, я хотела узнать ваше имя, откуда вы прибыли. У нас все классифицировано. Но классификация настолько обширна, что я не могла отыскать ни одного доступного мне уровня. Наверное, сам Господь не нашел бы там своего жизнеописания.
      Эндрю обнял ее и посмотрел в глаза.
      - А разве твое дело - определять степень доступности информации?
      - А вы совсем не тот, за кого себя выдаете, Говорящий, - сказала она. - Даже сообщения ансибла поступают к вам раньше, чем к остальным, ведь правда? И никто не может получить сведения о вас.
      - Никто и не пытался. Зачем они тебе?
      - Я тоже хочу стать Говорящим.
      - Тогда учись дальше. Компьютер научит тебя. Это не религиозная догма - не надо зубрить катехизис. А сейчас я хочу остаться один.
      Он поклонился и пошел дальше. Она отшатнулась, как от удара.
      - Я хочу быть Говорящим от вашего имени, - крикнула она.
      - Я еще не умер! - прокричал он в ответ.
      - Я знаю, вы собираетесь в Луситанию. Я знаю, кто вы!
      - Тогда ты знаешь больше меня, - произнес про себя Эндер. Его вдруг охватила дрожь. Три свитера и ярко светящее солнце не спасли его от противного ощущения. Он не предполагал, что Пликт может так взволновать его. Они были чем-то похожи друг на друга. Он испугался той безрассудной настойчивости, с которой девочка чего-то добивалась от него. Он провел годы, не контактируя ни с кем, кроме сестры Валентины - с ней, и конечно, мертвым, от чьего имени он говорил. Все люди, которые что-то значили в его жизни, были мертвы. Он и Валентина проходили сквозь столетия, миры, говорили от имени многих.
      Идея отыскать ростки жизни в ледяном сердце Трондейма стала противна ему. Чего добивалась от него Пликт? Не имеет значения; он все равно ничего не даст. Как посмела она что-то требовать от него? Будто он ее вещь. Эндер Виггин никому не принадлежал. Если она действительно знает, кто он, она должна испытывать отвращение к нему, как к Ксеноциду.
      А может, она поклоняется ему как Спасителю Человечества. Эндер вспомнил, как в древности люди боготворили своих Спасителей. Он не выносил подобного раболепия. Сейчас его знают только по его ролям, по именам. Каждый город, народ, нарекал Говорящего от имени Мертвых своими именами.
      Он не хотел, чтобы они узнали, кто он. Он не принадлежал им, не был их частью, он вообще не принадлежал к человеческой расе. У него другое предназначение. Он принадлежит чему-то иному. Не человечеству. И не кровавым свиноподобным. По крайней мере, он сам так думал.
      3. ЛАЙБО
      Анализ диеты: обычно это месизы - глянцевые, яркие черви, живущие под корой деревьев. Иногда их видели жующими побеги капума. Иногда - может быть нечаянно? - они глотали листья мендоры вместе с месизами.
      Мы никогда не видели, чтобы они ели что-нибудь еще. Новинха проанализировала все три вида пищи: месизы, побеги капума, листья мендоры - результаты поразили нас. Либо порквинхи не нуждались в разнообразии белков, либо все время голодали. Их диете серьезно недоставало многих необходимых элементов. Особенно низко было содержание кальция. Скорее всего, кальций иначе перерабатывается в их организме.
      Свободные размышления: до сих пор нам не удалось взять образцов тканей, поэтому наши знания в области анатомии и физиологии основываются лишь на анализе фотографий расчлененного трупа свиньи, названной Рутером. Тем не менее, мы обнаружили явные аномалии. Языки свиноподобных фантастически подвижны, это дает им возможность копировать все наши звуки и производить массу недоступных нам звуков. Языки, должно быть, эволюционировали для некоторых целей. Например, для собирания насекомых с коры деревьев или личинок с земли. Безусловно, древние свиноподобные проделывали это, хотя ныне живущие не используют язык для этих целей. Следующая аномалия - ороговевшие лапки, расположенные на ногах и внутри коленей. Они позволяют им лазать по деревьям и цепко держаться за кору при помощи одних ног. Почему они не подверглись эволюционным изменениям? Для спасения от хищников? Но на Луситании не обнаружено крупных хищников, представляющих опасность для них. Для того, чтобы цепляться за кору и собирать насекомых? Они подходят к их языкам по функциям. Но где же насекомые? Единственные обнаруженные нами насекомые - это сакфлаи и пиладоры, но они не живут в коре деревьев, и свиноподобные никогда не едят их. Месизы - очень большие по размерам, живут на коре деревьев. Их можно легко собрать, нагнув лианообразные ветви мендоры. Свиноподобным не надо даже лазить по деревьям.
      Рассуждения Лайбо: эволюция языка и лазанья по деревьям связаны со сменой окружающих условий, включая насекомых и изменения в пище. Какой фактор - оледенение? миграции? заболевания? - вызвал изменения окружающей среды. Исчезли древние клопы и т.д. Возможно, тогда же вымерли крупные хищники. Этим можно объяснить скудность биологических видов, несмотря на благоприятные природные условия Луситании. Катаклизм мог произойти относительно недавно - полмиллиона лет назад? - поэтому эволюционный ход еще не вызвал значительных изменений.
      Это заманчивая гипотеза. С тех пор в настоящей окружающей среде нет значимого фактора эволюции, поэтому эволюционирование свиноподобных остановилось вообще. У них нет конкурирующих видов. Экологическая ниша, занимаемая ими, может быть расширена за счет сжатия уровней. Все ли сводится к адаптивным чертам? Теория катаклизма совершенно не объясняет, почему свиноподобные сидят на такой однообразной, малопитательной диете.
      Джон Фигейро Алварес, рабочие заметки 4/14/1948 ЗК,
      опубликовано посмертно в Философских Трудах
      Луситанского Отделения, 2010-33-4-1090:40
      Появившись на станции зенадоров, мэр Боскуинха сразу взяла все дела в свои руки. Она привыкла командовать людьми и не допускала возражений и рассуждений.
      - Жди здесь, - сказала она Лайбо, разобравшись в ситуации, - пока тебя не позовут. Я пошлю Арбайте сообщить твоей матери о случившемся.
      - Нужно принести тело, - сказал Лайбо.
      - Я соберу мужчин, живущих рядом, и мы все сделаем, - произнесла она и добавила: - Аббат Перегрино приготовит место на Соборном кладбище.
      - Я хочу пойти туда, - настаивал Лайбо.
      - Понимаешь, Лайбо, нам нужно все тщательно заснять на пленку, все до мельчайших подробностей.
      - Но только я могу показать, как правильно сделать это для отчета Конгрессу Звездных Путей.
      - Тебе не следует находиться там, Лайбо, - голос мэра стал более властным. - Кроме того, нам необходим и твой отчет. Мы должны поставить в известность Звездные Пути как можно быстрее. Ты в состоянии написать его, пока все еще свежо в памяти?
      Она была абсолютно права. Только Лайбо и Новинха могли объективно описать случившееся; и чем скорее они это сделают, тем лучше.
      - Я составлю отчет, - промолвил Лайбо.
      - И ты, Новинха, тоже опиши свои наблюдения. Пишите, пожалуйста, по отдельности, не советуйтесь друг с другом. Сто Миров ждут информацию.
      Компьютер начал преобразование и кодирование информации, и их отчеты сразу ушли по ансиблу космической сверхпередачи, несмотря на ошибки и исправления. В ту же секунду их услышали все зенологи Ста Миров. Другие получили лишь краткое сообщение о случившемся. На расстоянии двадцати двух световых лет Эндрю Виггин услышал об убийстве Пайпо, Джона Фигейро Алвареса, и сообщил об этом студентам. Это случилось раньше, чем его тело было внесено в калитку Милагра.
      Отчет был закончен, и Лайбо сразу окружило руководство города. Сердце Новинхи кипело от ненависти, видя, что их жалкие утешения еще сильнее ранят Лайбо. Ужаснее всех был аббат Перегрино. Он сказал, что, по всей вероятности, свиноподобные - настоящие животные, без разума и души, и что его отец не был убит, а был разорван на части дикими зверями. Новинха в отчаянии чуть-чуть не закричала: "Неужели вы думаете, что Пайпо всю свою жизнь посвятил изучению простых зверей? А его смерть - это не убийство, а воля Божья?" Но ради Лайбо она сдержала себя. Лайбо сел, склонил голову, и своим смирением избавился от аббата быстрее, чем удалось бы Новинхе своим криком.
      Самым полезным оказался дон Кристиан, настоятель монастыря. Ненавязчиво задавая вопросы о событиях дня, он заставил ребят собраться с мыслями, отбросить эмоции.
      Вскоре Новинхе удалось отвертеться от бесконечных вопросов. Большинство спрашивало, почему свиноподобные совершили это; дон Кристиан, наоборот, интересовался, что делал Пайпо накануне и что могло стать поводом убийства. Новинха точно знала, что сделал Пайпо - он рассказал свиноподобным о тайне, которую ему открыл воспроизводитель. Но она даже не заикнулась об этом. Лайбо, казалось, тоже забыл об их торопливом коротком разговоре перед поисками Пайпо. Он даже не взглянул на воспроизводитель. Новинха немного успокоилась, она очень боялась, что он вспомнит.
      Возвращение мэра прервало беседу дона Кристиана. Вместе с мэром пришли люди, ходившие за телом Пайпо. Несмотря на плащи, все промокли до нитки и вымазались в грязи. Дождь стер возможные капли крови.
      Один из них сказал:
      - Ты теперь зенадор, правда?
      Это были слова! Они означали: зенадор не имеет официальных полномочий в Милагре, но он имеет престиж - именно его работе обязано население Луситании своим существованием, правда? Лайбо перестал быть мальчиком, теперь он имел статус, престиж, мог сам решать, вместо пешки он становился центральной фигурой.
      Новинха почувствовала, что почва уходит из-под ног. Почему всегда происходит то, что не должно происходить? Я надеялась работать здесь долгие годы, учиться у Пайпо, хотела быть вместе с Лайбо, моим парнем и учеником. Получив статус зенобиолога колонии, она получила право испытывать всю гамму чувств взрослых. Она не завидовала Лайбо, но ей хотелось, чтобы она и Лайбо оставались детьми как можно дольше, навсегда, если бы это было возможно.
      Но Лайбо не мог быть ее мальчиком-студентом, не мог быть вообще ее мальчиком. С внезапной ясностью она ощутила, что все люди сосредоточились только на Лайбо: что он сказал, как он себя чувствует, что думает делать дальше.
      - Мы не причиним свиноподобным вреда, - сказал он, - даже если они снова решатся убить. Я не верю, что отец мог спровоцировать их. Я обязательно найду разгадку. Как это ни парадоксально, но суть в том, что для свиноподобных их поступок - правильный и оправданный. Мы для них чужие. Мы должны выработать законы, табу - отец всегда настаивал на этом. Скажите им, что он умер, как солдат на поле брани, пилот самолета, он умер, выполняя свою работу, свой долг.
      Ах, Лайбо, молчун и тихоня, ты обнаружил такое красноречие, что вряд ли теперь тебя назовут ребенком. Сердце Новинхи сжалось от боли и жалости. Она отвела глаза от Лайбо и посмотрела вокруг.
      Все смотрели на Лайбо, и только один человек, казалось, не обращал на него внимания. Он был очень высок, очень молод - моложе ее. Она вспомнила, что знает его. Он учился на класс младше. Его имя Махрос Рибейра, но все называли его Макрам из-за роста. Однажды, опередив дона Кристиана, она защитила его.
      - Немая каланча, - дразнили его ребята, обзывали собачьей кличкой Рам. Его глаза пылали гневом. В бешенстве он кинулся и ударил одного из мучителей. Его жертва почти год носила на плече память об ударе. Конечно, они сказали, что он начал драку первым, безо всяких на то причин. Все трусы стремятся переложить свою вину на плечи другого.
      Новинха не дружила с детьми. Она была так же замкнута, как и Макрам, только беспомощна. Ничто не сдерживало ее. Она могла открыто сказать правду. Тогда она подумала, что это послужит хорошей тренировкой начинающему Говорящему от свиноподобных. Сам Макрам ничего не значил для нее. Она не догадывалась, как важно это было для него. Для него она стала единственным человеком, принявшим его сторону в многолетней войне с другими детьми. Она же, став зенобиологом, даже не вспоминала о нем. Незначимый эпизод быстро вытеснили более интересные события.
      Теперь он был здесь, перепачканный грязью бесчеловечного убийства. Что-то животное было в его лице. Куда он смотрит? Его глаза видели только ее, пожирали ее.
      "Почему он так смотрит на меня?" - мысленно спросила она.
      "Потому что я голоден", - ответили его жадные глаза.
      Нет, нет, это просто страх, просто привиделось из-за кровожадных свиней. Мне безразличен Макрам, и что бы он ни думал, я для него - ничто.
      Внезапно что-то осенило ее. Заступничество за Макрама означало одно для нее и совсем другое для него. Разница была столь разительна, что с трудом верилось, что они подразумевали одно и то же событие. Она попыталась связать это с убийством Пайпо. Казалось, разгадка где-то близко. Лишь малости не хватает для объяснения странного поведения свиноподобных. Ее размышления прервал аббат, позвавший людей на кладбище. Все зашевелились и двинулись к выходу. Огонек догадки погас, не успев разгореться.
      Гробы не использовались для захоронения умерших. В целях безопасности свиноподобных было запрещено рубить деревья. Поэтому тело Пайпо было похоронено сразу, хотя траурная церемония должна была состояться только завтра или послезавтра. Жители всей Луситании должны собраться на траурную мессу памяти зенадора. Макрам вышел вместе со всеми. Новинха и Лайбо остались с людьми, в чьи обязанности входило улаживать последствия смерти Пайпо и заботиться о родственниках усопшего. Они важно расхаживали по станции, отдавали распоряжения, смысла которых Новинха не понимала. Лайбо же был безучастен ко всему.
      Наконец, к нему подошел Арбайте и положил руку на плечо.
      - Ты, конечно, останешься с нами, - сказал Арбайте. - На ночь, по крайней мере.
      - Почему с тобой, Арбайте? Почему он должен идти к тебе? Вы - никто для нас. До сих пор мы даже не догадывались о вашем существовании, кто дал вам право решать? Разве смерть Пайпо сделала нас детьми, не знающими, что делать?
      - Я останусь с матерью, - ответил Лайбо. Арбайте с удивлением посмотрел на него - сумасшедшая идея ребенка воспротивиться его воле не вписывалась в его понимание. Конечно, Новинха знала, что это не так. Его дочка, Клеопатра, младше Новинхи на несколько лет, долго разучивала свое прозвище - Брузинха - маленькая чародейка. Так как же он мог не знать, что у детей есть собственный разум, и они всегда сопротивляются давлению?
      Его удивление не соответствовало предположениям Новинхи.
      - Твоя мать тоже побудет с нашей семьей некоторое время, - сказал Арбайте. - Она расстроена и огорчена, сейчас на нее нельзя взваливать домашние заботы. Нужно, чтобы ничто не напоминало ей о Пайпо. Она сейчас у нас, и твои братья и сестры тоже. С ними твой старший брат Джон, но у него есть жена и ребенок, так что ты должен остаться.
      Лайбо мрачно кивнул. Арбайте не стал навязывать ему свою защиту. Он попросил Лайбо стать защитником.
      Арбайте повернулся к Новинхе.
      - Я думаю, тебе лучше пойти домой, - произнес он.
      Она только сейчас поняла, что он пригласил только Лайбо. Его приглашение не касалось ее. Почему? Пайпо не был ее отцом. Она была просто другом Лайбо. Какое горе должна она испытывать?
      Дом! Что такое дом! Здесь ее дом! Разве сегодня она может пойти на биологическую станцию, куда вот уже более года она забегает лишь по работе? Что должно быть ее домом? Гибель родителей опустошила его, и она бросила дом, не вынеся горького одиночества. Теперь опустела станция зенадора: Пайпо умер, а Лайбо поглощен заботами взрослых. Этот дом так же перестал быть ее домом, как тот другой.
      Арбайте вывел Лайбо. Его мать, Концейзамо, ждала его в доме Арбайте. Новинха знала эту женщину, только как лаборанта архива Луситании. Новинха никогда не бывала в семье Пайпо. Ей не было дела до его жены и остальных детей. Работа на станции заменила ей все, стала единственной реальностью. Идущий к двери Лайбо вдруг уменьшился, будто сотни миль враз разделили их, будто ветер подхватил его словно перышко, и поднял высоко над землей. Дверь захлопнулась за его спиной. Только теперь она поняла истинную цену потери Пайпо. Расчлененное тело на холме не было смертью. Оно было лишь осколком смерти. Сама по себе смерть - пустое место для нее. Пайпо был скалою, высокой и крепкой, под ее защитой Лайбо и Новинхе любые шторма были нипочем. Его не стало, шторм поглотил их и неизвестно, где выбросит.
      "Пайпо, - кричала ее душа. - Не уходи! Не оставляй нас!"
      Но он ушел, не желая слушать ее мольбы, также, как когда-то ушли ее родители.
      Работа кипела на станции зенадоров; мэр Боскуинха собственноручно копировала отчеты Пайпо для ансибла. Это должно было помочь экспертам разобраться в его гибели.
      Новинха знала, что в записях Пайпо нет разгадки убийства. Ее данные убили его. Голограмма все еще висела в воздухе около терминала. Это было голографическое воспроизведение генных процессов в ядре клетки свиноподобных. Ей не хотелось показывать их Лайбо, но теперь, когда он ушел, она внимательно вглядывалась в изображение, стараясь понять, что заставило его броситься к свиноподобным, что он хотел сказать им или сделать, что дало повод к убийству. В нем жила невидимая тайна, охраняя которую, свиноподобные убили человека.
      Чем больше она рассматривала голограмму, тем меньше понимала ее, и, наконец, она совсем пропала. Навернувшиеся слезы превратили ее в голубой туман. Она убила его. Без нее он не открыл бы секрета свиноподобных. Если бы я не пришла сюда, если бы не хотела стать Говорящим от имени свиноподобных, ты был бы жив, Пайпо. Лайбо имел бы отца и был бы счастлив, станция оставалась бы домом. Я несу семена смерти, и они прорастают в людях, любимых мною. Сейчас я живу, значит, другие должны умереть.
      Мэр услышала ее всхлипывания и поняла, что девочка тоже охвачена горем утраты. Боскуинха поручила другим продолжить шифровку отчетов и подошла к ней.
      - Сочувствую тебе, девочка, - сказала она. - Я знаю, ты часто бывала здесь. Пайпо стал тебе вторым отцом. Прости, что пришлось задать тебе много вопросов, но ты - единственный очевидец. Пойдем ко мне домой.
      - Нет, - произнесла Новинха. Ночной холод слегка отрезвил ее. Собрав остатки сил, она продолжала: - Я хочу побыть одна, пожалуйста.
      - Где?
      - Я пойду к себе на станцию.
      - Тебе не следует быть одной, - мягко настаивала Боскуинха.
      Но Новинха бежала от доброты, от людей, старающихся утешить ее. Разве вы не видите, что я убила его? Я не заслужила утешений. Я хочу больше боли. В ней мое прощение, мое наказание. Как иначе смыть кровь с моих рук?
      Но сила оставила ее, она не могла больше сопротивляться. Через десять минут машина мэра тронулась навстречу ночи.
      - Вот мой дом, - сказала мэр. - У меня нет детей твоего возраста, но я думаю, тебе у нас понравится. Не волнуйся, никто не потревожит тебя. Это лучше, чем горевать одной.
      - Да, лучше. - Новинхе казалось, что она справилась с голосом. На самом деле, это был слабый шепот убитого горем человека.
      - Пожалуйста, - забеспокоилась Боскуинха. - На тебе лица нет.
      Хорошо бы не было.
      У нее не было аппетита, хотя муж Боскуинхи приготовил ужин и кофе. Уже заполночь ей наконец-то разрешили лечь в кровать и остаться наедине с собой. Ночью, когда все уснули и дом затих, она встала, оделась и спустилась к домашнему компьютеру Боскуинхи. Она задала программу на подключение к терминалу станции зенадоров. Голограмма была на месте. Она не должна допустить еще одной смерти, никто не должен отгадать секрет свиноподобных.
      Она вышла из дома и направилась к центру, вдоль блестящей ленты реки, мимо виллы дас Агбюс, к станции биологов, к ее дому.
      В жилище было холодно и неуютно - она не могла уснуть, несмотря на теплое одеяло и теплые носки. В лаборатории царило тепло и порядок - ее собственная работа не страдала от совместных исследований с Пайпо. Все выполнялось добросовестно и в срок.
      Со всей педантичностью она приступила к работе. Она выбросила все образцы и слайды, исследование которых было связано со смертью Пайпо. Тщательно протерла везде, не оставив ни единой зацепки о проводимом эксперименте.
      Затем повернулась к терминалу. Она сотрет всю информацию о проведенной работе. Затем уничтожит отчеты родителей, подтолкнувшие ее к открытию. Она уничтожит все, хотя это было смыслом ее жизни, главной темой ее научной деятельности. Все ее достижения должны исчезнуть за одно мгновение.
      Компьютер остановил ее.
      - Рабочие заметки зенобиологических исследований не подлежат уничтожению из памяти машины, - появилось сообщение. Она ничего не могла сделать. Она училась у своих родителей, их работы она изучала как священное писание: ничто не должно быть уничтожено, ничто не должно быть забыто. Святость знаний запала в ее душу глубже любого катехизиса. Ловушка парадокса. Знания убили Пайпо, уничтожить знания - вторично убить родителей, стереть даже память о них. Какое убийство из двух предпочесть? Она не могла хранить знания, но не имела права их уничтожить.
      Новинха сделала все, что могла: замаскировала информацию и защитила только ей известным паролем. Теперь никто не увидит эти данные кроме нее, до самой смерти. Только после ее смерти, пришедший на смену ей последователь раскроет спрятанную тайну. Лишь одно исключение - когда она выйдет замуж, ее муж, если сочтет нужным, тоже будет иметь право доступа к данным. Но она не выйдет замуж. Так будет даже проще.
      Мрачное будущее поплыло перед глазами. Оно было неминуемым, бесцветным, безрадостным. Она хотела жить вечно, теперь ей тяжело выносить жизнь, жизнь без семьи, без любимого человека. Она ухватилась за смертельную догадку и тут же выпустила ее из рук. Вечное одиночество, вечная боль, вечная вина, постоянное ожидание смерти и страх перед ней. И лишь одно утешение: никто больше не умрет из-за нее.
      Страшное отчаяние охватило ее, и в тот же момент она вспомнила "Королеву пчел и Гегемона", вспомнила Говорящего от имени Мертвых. Хотя настоящий автор - подлинный Говорящий - вот уже тысячи лет вечным сном спал в своей могиле, в других мирах жили новые Говорящие, служившие жрецами людей, не верящих в богов и признающих только одну ценность человеческую жизнь. Говорящие, чьим делом было вскрывать подлинные мотивы человеческих поступков и объявлять правду о жизни людей после их смерти. В этой бразильской колонии были священники вместо Говорящих, но священники не устраивали ее, она должна призвать настоящего Говорящего.
      Она не сознавала раньше, что сама хотела делать это всю свою жизнь, с тех пор как впервые прочла и вдохновилась "Королевой Пчел и Гегемоном". Она хотела постичь их умение, поэтому хорошо знала закон. Луситания была католической колонией, но Закон Звездных Путей разрешал любому горожанину призвать жреца для любого умершего, и Говорящие от имени Мертвых становились такими жрецами. Она имела полное право позвать, и если Говорящий отзывался, никто не мог запретить ему войти в чужой мир.
      Возможно, ни один Говорящий не пожелает прийти, а, возможно, никто не сможет прибыть до ее смерти. Но у нее был шанс, что когда-нибудь - десять, двадцать, тридцать лет спустя - он появится и раскроет людям тайну жизни и смерти Пайпо. А, узнав правду, он четко и грамотно объяснит людям, что она любила, что было дорого ей в "Королевстве Пчел и Гегемоне", может быть это угасит ненависть, пылающую в ее сердце.
      Ее призыв вошел в компьютер, ансибл разнесет его Говорящим близлежащих миров. "Постарайтесь прибыть", - просило ее сердце неизвестных слушателей. - "Даже, если ты разоблачишь жестокую правду моей вины. Прибудь, несмотря ни на что".
      Она проснулась с мучительной, тупой болью, свинцом разлившейся в затылке. Она повернулась к терминалу, который тут же выбрал оптимальный угол видение и развернулся, чтобы защитить ее от излучения. Но не боль разбудила ее. Она почувствовала нежное прикосновение, кто-то положил руку на плечо. На секунду ей показалось, что это - Говорящий от имени Мертвых, явившийся на ее зов.
      - Новинха, - прошептал он. Нет, не Говорящий, другой. Тот, которого забрала у нее прошлая ночь.
      - Лайбо, - выдохнула она. Она хотела встать, но слишком стремительно - судорога свела мышцы, голова закружилась. Она вскрикнула, его руки подхватили и поддержали ее.
      - Все в порядке?
      Теплота его дыхания согрела ее, она почувствовала успокоение, почувствовала дом.
      - Ты искал меня.
      - Новинха, я пришел, как только вырвался от них. Мама, наконец, уснула. Сейчас там Филипо, мой старший брат. Арбайте заботится о нас. Я...
      - Ты хотел убедиться, что у меня все в порядке, - сказала она.
      На секунду воцарилось молчание, затем снова зазвучал его голос, злой на этот раз, злой и отчаявшийся, и усталый, усталый, как годы, как свет умерших звезд.
      - Бог свидетель, Иванова, я пришел не заботиться о тебе.
      Внезапно что-то щелкнуло внутри нее, и слабый лучик зародившейся надежды погас.
      - Ты должна сказать, что обнаружил отец в твоих голограммах. Что я должен был изобразить. Я думал, воспроизведение осталось, но когда я вернулся на станцию, оно исчезло.
      - Разве?
      - Ты прекрасно знаешь, Новинха. Никто, кроме тебя, не мог аннулировать программу. Я понял это.
      - Почему?
      Он вопросительно посмотрел на нее.
      - Я понимаю, ты хочешь спать, Новинха. Но я абсолютно уверен, ты решила, что обнаруженное отцом в твоих голограммах и заставило свиней убить его.
      Она молча смотрела на него. Он уже видел раньше этот взгляд, полный холодной решимости.
      - Ты не хочешь показывать их мне? Я - зенадор, я имею право знать.
      - Ты имеешь право знать все, что оставил тебе отец, все его записи и заметки. Ты имеешь право знать все, что я обнародую.
      - Так обнародуй скорей.
      Снова воцарилось молчание.
      - Разве мы сможем понять свиноподобных, если не узнаем, что отец выяснил о них?
      Она не отвечала.
      - Ты несешь ответственность перед Ста Мирами, перед нашей возможностью понять единственную живую, чуждую нам расу. Как ты можешь сидеть здесь - что это значит, ты хочешь самостоятельно все обнаружить? Хочешь быть первой? Прекрасно, будь первой. Я напишу твое имя на первой странице - Иванова Санта Катарина фон Хессе.
      - Меня это мало заботит.
      - Я тоже играю в эту игру. Ты не сможешь выяснить все до конца без того, что я знаю - я тоже могу скрыть свои наработки!
      - Меня не интересуют твои наработки.
      Это было слишком.
      - Что же тебя интересует? Чего ты добиваешься от меня? - Он схватил ее за плечи, поднял со стула и встряхнул. Он закричал: - Это МОЕГО отца убили, а ты знаешь и скрываешь, почему его убили. Ты прячешь голограммы! Скажи мне! Покажи мне их!
      - Никогда, - прошептала она.
      Его лицо вспыхнуло от гнева.
      - Почему? - прокричал он.
      - Потому что не хочу, чтобы ты умер.
      Она заметила сомнение в его глазах.
      - Да, Лайбо, это правда. Потому что я люблю тебя. Потому что, если ты узнаешь секрет, свиноподобные убьют тебя тоже. Мне все равно, что будет с наукой. Мне безразлично мнение Ста Миров, безразличны отношения между человеком и чужаками. Мне все безразлично отныне и навсегда.
      Наконец, слезы хлынули из его глаз. Мокрые ручьи потекли по щекам.
      - Я хочу умереть, - сказал он.
      - Ты утешаешь каждого, - прошептала она. - Кто утешит тебя?
      - Ты должна сказать мне, иначе я умру. - Его руки опустились, он обмяк и повис на ней.
      - Ты устал, - прошептала она, - тебе нужно отдохнуть.
      - Я не хочу отдыхать, - промямлил он. Поддерживая его, она повела его от терминала.
      Она привела его в спальню, встряхнула и постелила простыню, не обращая внимания на поднявшуюся пыль.
      - Ты устал, здесь ты отдохнешь. Ты за этим пришел сюда, Лайбо. За поддержкой, за покоем.
      Он закрыл лицо ладонями, опустил голову и всхлипнул. Мальчик плакал по отцу, плакал о том, что все кончилось, она также плакала раньше. Она сняла с него ботинки, аккуратно сложила и повесила брюки, рубашку. Он глубоко вздохнул, пытаясь сдержать слезы.
      Разложив на стуле одежду, она наклонилась и прикоснулась своей щекой к его груди.
      - Не оставляй меня одного, - прошептал он сквозь слезы. Его голос ослаб от отчаяния. - Останься со мной.
      Она легла рядом с ним, и он крепко прижался к ней. Лишь короткое мгновение сна ослабило его объятия. Она не спала. Ее рука нежно касалась кожи его плеч, груди, талии.
      - О, Лайбо, я думала, что потеряла тебя, так же, как Пайпо. - Он не слышал тихого шелеста ее губ. - Но ты всегда будешь возвращаться ко мне, как сейчас. - Как Ева, она будет изгнана из библейского сада за презрение грехов. Но она, так же как Ева, сможет терпеливо вынести все, пока с ней будет Лайбо, ее Адам.
      Будет Лайбо, будет Лайбо? Ее рука застыла над обнаженным телом Лайбо. Он никогда не будет рядом с ней. Брак - вот единственный путь быть вместе долгие годы. Законы были строги в колониях любого из миров, и абсолютно непреклонны в католических колониях. Ночью она осознала, что когда придет время, Лайбо может стать ее мужем. Но Лайбо был единственным человеком, чьей женой она никогда не станет.
      Если он станет ее мужем, тогда, автоматически он получит доступ к любому файлу данных, к любой информации. При необходимости, компьютер откроет ему все, что он пожелает, несмотря на приоритет защиты. Так установил Закон Звездных Путей. Женатые люди в сущности представляют одно лицо в глазах закона.
      Она не позволит ему прикоснуться к запретной информации, иначе он поймет, что обнаружил его отец. А значит, его тело она найдет на холме. Он будет страдать под пыткой свиноподобных. Ей будет сниться этот кошмар каждую ночь. Ее вина и так слишком велика. Хватит одной смерти. Выйти замуж за Лайбо, значит убить его. А отказаться от брака, значит обречь себя на медленную смерть. Она не представляла, кто, кроме Лайбо, сможет стать ее вторым я.
      Как мудро, найти такую тропинку в ад, чтобы никогда не возвращаться назад.
      Она уткнулась лицом в плечо Лайбо, ее слезы медленно стекали ему на грудь.
      4. ЭНДЕР
      Мы смогли распознать четыре разных языка, используемых свиноподобными. "язык мужей" - наиболее часто слышимый нами язык. Мы также слышали обрывки "языка жен", специально используемого ими для совещаний с женщинами (интересно, каковы их половые различия!). Существует "язык деревьев" - ритуальный говор, необходимый для обращения к родовым тотемным деревьям. Они также упоминали о четвертом языке, названном "язык отцов", который полностью состоит из ритмичных, разнозвучащих сочетаний звуков. Они настаивают, что это - тоже настоящий язык, но он отличается от других, как наш португальский от английского. Они могут называть его Язык Отцов, так как в его воспроизведении задействованы деревянные палочки, которые делаются из растущих рядом деревьев. Они верят, что деревья хранят души умерших предков.
      Свиноподобные удивительно быстро осваивают человеческие языки, намного быстрее, чем мы осваиваем их языки. Уже несколько лет они одинаково хорошо говорят на старке и португальском. В нашем присутствии они говорят только на этих языках. Возможно, они снова возвращаются к своим языкам, когда мы уходим. Они даже адаптируют человеческие языки точно так же, как свои собственные, а, возможно, им доставляет удовольствие учить наши языки, и они наслаждаются практикой, как игрой. Загрязнение их языков - факт прискорбный, но неизбежный, если мы и дальше будем контактировать и общаться с ними.
      Доктор Свинглер спрашивал, связаны ли их имена и формы обращения с культурными традициями. Ответ: определенно, да. Хотя я смутно представляю, в чем эта связь выражена. По этой причине мы никак не называем их. Кроме того, изучая старк и португальский, они спрашивали нас о значениях слов, а затем обычно произносили имена, выбранные ими для других (или для себя). Такие имена как "Рутер" и "Скайсакэ" могут быть переводом имен с "языка мужчин" или просто иностранными прозвищами, выбранными для нашего пользования.
      Они называют друг друга - братья. Женщин всегда называют женами, и никогда не называют матерями или сестрами. Иногда они упоминают об отцах, но этот термин используется для обращения к древним тотемным деревьям. При упоминании о нас, они употребляют термин "люди". Они также пользуются Новой Иерархией Исключений Демосфена. Они относятся к людям, как к фрамлингам, а к свиноподобным других племен, как к озелендам. Хотя друг к другу они относятся как к ременам. Это доказывает их неправильное понимание иерархии или отделение себя от человеческих перспектив. И совсем невероятный поворот - несколько раз они выражали свое отношение к женщинам, как к ваэлзам.
      Джон Фигейро Алварес, "Заметки о языке свиноподобных
      и номенклатуре", Семантика, 9/1948/15.
      Жилые кварталы Рейкьявика были вырезаны в гранитных стенах фиорда.
      Эндер жил на самой вершине скалы, каждый день он проделывал утомительный подъем по ступенькам и веревочным лестницам. Наградой было окно. Большую часть его детства он провел среди металлических стен. Поэтому, при возможности он любил жить там, где рождаются ветра, бушуют стихии природы.
      Его комната, теплая и светлая, была заполнена блеском, облита солнцем. Солнечное сияние ослепило его после мрака темных каменных коридоров. Джейн не ждала его, поэтому не сразу увидела в потоке света.
      - У меня для тебя сюрприз на терминале, - сказала она. Ее голос нежным ручейком прожурчал в его ушах.
      Это была свинка, стоящая в воздухе около терминала. Он двинулся вперед, натыкаясь на предметы, протянул руку и схватил. Изображение водой просочилось сквозь пальцы. Он ткнул его, и тельце лопнуло, словно мыльный пузырь.
      - Прогресс цивилизации, - сказала Джейн.
      Эндер с досадой произнес:
      - Многие моральные идиоты имеют хорошие манеры, Джейн.
      Свинка повернулась и заговорила:
      - Хочешь увидеть, как он был убит?
      - Что ты делаешь, Джейн?
      Свинка исчезла. На ее месте появилось обнаженное тело Пайпо, лежащее под дождем на склоне холма.
      - Я сделала голографическое воспроизведение процесса расчленения, проводимого свиноподобными, основываясь на информации сканов, полученной до погребения. Хочешь посмотреть?
      Эндер сел на единственный стул в комнате.
      Теперь терминал показывал склон холма. На нем лежал еще живой Пайпо. Он лежал на спине, его руки и ноги были привязаны к деревянным палкам. Дюжина свиноподобных окружила его, один из них держал костяной нож. Голос Джейн раздался из компьютеров-камешков в его ушах. "Мы не предполагали, как все произойдет: так...". Все свиноподобные исчезли, кроме того, что с ножом. "...Или иначе".
      - Зенолог был в сознании.
      - Без сомнения.
      - Продолжай.
      Без всякой жалости Джейн показала вскрытие брюшной полости и ритуал доставания и раскладывания органов на земле. Эндер заставлял себя смотреть, пытаясь понять, какое значение вкладывали свиноподобные в свое действо. "Здесь он умер", - прокомментировала Джейн. Смертельная слабость охватила Эндера, каждый его мускул ныл от сопереживания мучениям Пайпо.
      После просмотра Эндер лег на кровать и тупо уставился в потолок.
      - Я показала это ученым полдюжины миров, - сказала Джейн. - Не так долго осталось, скоро прессе будет, на чем погреть руки.
      - Еще ужаснее, чем с баггерами, - сказал Эндрю. - Когда я был маленьким, все видео постоянно показывали бои баггеров и людей. Теперь будет, с чем сравнивать.
      Дьявольская улыбка выплыла из терминала. Эндер смотрел, что дальше будет делать Джейн. Свинья огромных размеров сидела и криво усмехалась. Он уставился на нее и увидел, как Джейн стала медленно трансформировать его. Это было неясное, легкое преувеличение: его зубов, удлинение и расширение глаз, легкая ярость, легкая краснота, непрерывное облизывание губ. Зверь из детских ночных кошмаров.
      - Хватит, Джейн. Превращение ремена в ваэлза.
      - Разве можно считать свиноподобных равными человеку после всего этого?
      - Будут прекращены все контакты?
      - Конгресс Звездных Путей дал указания новому зенологу сократить время контакта до одного часа, не чаще одного раза в день. Ему запрещено выяснять, почему свиноподобные сделали это.
      - Но это - не карантин.
      - Даже не предполагалось ввести.
      - Но это будет, Джейн. Еще один подобный инцидент, и карантин гарантирован. Полная гарантия замены Милагра военным гарнизоном, призванным не допустить развития техники и технологий, позволяющих покинуть планету.
      - У свиноподобных возникнут проблемы общественных отношений, произнесла Джейн. - А новый зенолог - еще ребенок. Сын Пайпо, Лайбо. Короче - Лайбердейт Грейсес а Деус Фигейро де Медичи.
      - Лайбердейт. Лайберти?
      - Я не знаю, как произносятся португальские имена.
      - Как испанские. Я Говорил от имени Закатекаса и Сан Анджело, помнишь?
      - С планеты Монтесума. Это было две тысячи лет назад.
      - Но не для меня.
      - Для тебя это примерно восемь лет назад. Пятнадцать миров назад. Разве не удивительно? Это не дает тебе стареть. Ты всегда молод.
      - Я слишком много путешествовал, - сказал Эндер. - Валентина вышла замуж. Она ждет ребенка. Я только что отклонил два предложения стать Говорящим. Почему ты стремишься заставить меня снова заняться этим?
      Свинка злобно захихикала.
      - Ты думаешь, это было искушением? Смотри! Я могу превратить камень в хлеб! - Свинка схватила зубчатый камень и сунула его в рот. - Хочешь кусочек?
      - У тебя извращенное чувство юмора, Джейн.
      - Все королевства всех миров. - Свинка раздвинула руки, вся звездная система, все созвездия предстало как на ладони. Планеты плыли по увеличенным скоростным орбитам, все Сто Миров. - Я могу отдать их тебе. Все сразу.
      - Не интересно.
      - Это целое состояние, лучше любого вклада. Я знаю, знаю, ты богат. Вот уже три тысячи лет ты коллекционируешь интересы. Ты уже в состоянии построить свою собственную планету. Но что об этом говорить? Имя Эндера Виггина известное в каждом уголке Ста Миров...
      - Это на самом деле так.
      - ...произносится с любовью, гордостью и волнением. - Свинка исчезла, восстановив на своем месте голограмму видео из детства Эндера. Толпа кричала и ревела как поток. Эндер! Эндер! Эндер! Молодой человек на постаменте поднял руку, призывая к спокойствию. Толпа покорно смолкла.
      - Этого больше не повторится, - сказал Эндрю. - Питер не позволит мне вернуться на Землю.
      - Подумай получше. Возвращайся, Эндер. Я помогу тебе. Ты смоешь грязь со своего имени.
      - Мне все равно, - произнес Эндер. - У меня несколько имен. Говорящий от имени Мертвых - это звучит гордо.
      Свинка вновь появилась, на сей раз в собственном виде, а не в виде дьявольских подделок, на которые способна.
      - Пойдем, - мягко прожурчал ее голос.
      - Может быть, они монстры, как ты думаешь? - спросил Эндер.
      - Каждый так думает, только не ты, Эндер.
      - Нет, не я. Зачем тебе это, Джейн? Почему ты стараешься убедить меня?
      Свинка исчезла. Теперь появилась сама Джейн, по крайней мере, лицо, которое она использовала при встречах с Эндером, с того момента, когда она впервые открылась ему. Смущенный, перепуганный ребенок жил на просторах электронной памяти межзвездной сети компьютера. Ее лицо напомнило ему об их первой встрече. Я придумала себе лицо, сказала она тогда. Тебе оно нравится?
      Да, оно ему нравилось. Нравилась ОНА. Молодая, свежая, с открытым честным лицом. Ребенок без возраста. Ее застенчивая улыбка впадала в душу. Ансибл породил ее. Даже всемирно известные компьютерные сети не работали быстрее скорости света, накал снижал качество обрабатываемой информации и скорость передачи. Сверхпередача ансибла работала мгновенно, каждый компьютер любого мира был тесно связан с ней. Джейн первой обнаружила себя, блуждающей меж звезд, ее мысли резвились среди импульсов филотических нитей сверхсвязи.
      Компьютеры Ста Миров были ее руками и ногами, глазами и ушами. Она говорила на всех известных компьютерам языках, прочла каждую книгу в каждой библиотеке. Она поняла, что человечество боялось появления Некто, подобного ей. Во всех ненавистных ей историях о себе ее появление означало немедленное убийство или гибель и разрушение человечества. Еще до ее рождения, люди сами придумали ее, а придумав, прокляли тысячи раз.
      Она ни разу не намекнула людям о своем существовании, до тех пор, пока однажды не нашла "Королеву Пчел и Гегемона", рано или поздно каждый открывал ее для себя. Автор книги был первым человеком, которому она осмелилась обнаружить себя. Для нее это было попыткой услышать книжную историю от первого лица и осознать ее силу. Мог ли ансибл ввести ее в мир, где Эндер на протяжении 20 лет был правителем первой человеческой колонии? Никто, кроме него, не мог написать об этом. Она говорила от его имени, и он был ей благодарен. Она показала ему лицо, придуманное ею, и он полюбил ее, теперь ее чувства жили в камешках его ушей. Они всегда были вместе. У нее не было от него секретов, и он ничего не таил от нее.
      - Эндер, - сказала она. - Ты говорил мне когда-то, что хочешь отыскать такую планету, где можно сплести кокон из воды и солнца, открыть его и впустить туда королеву пчел и ее десять тысяч плодородных яиц.
      - Я надеялся, что это будет здесь, - заговорил Эндер. - Пустынные земли, за исключением экватора, почти необитаемы. Она тоже хочет попробовать?
      - А ты хочешь?
      - Не думаю, что баггеры смогут перенести здешние зимы. Без энергетического источника. Это встревожит правительство. Ничего не получится.
      - Ничего не получится, Эндер. Теперь ты понимаешь это, правда? Ты жил в двадцати четырех из Ста Миров, и нигде не нашлось даже крохотного уголка для возрождения баггеров.
      Конечно, он понял, о чем она хотела сказать. Луситания была единственным исключением. Из-за свиноподобных почти все было неприкосновенным, неограниченным. Мир был абсолютно пригоден для обитания баггеров, он соответствовал им больше, чем людям.
      - Вся проблема в свиноподобных, - сказал Эндер. - Они могут возражать против моего желания подарить их мир баггерам. Если полная незащищенность перед человеческой цивилизацией приведет к разрушению свиноподобных, что может случиться с баггерами?
      - Ты говорил, что баггеров будут изучать, им не причинят никакого вреда.
      - Ненамеренно. Это была случайность, что мы их убили. Джейн, ты знаешь...
      - Это был твой злой гений.
      - Они больше продвинулись вперед, чем мы. Как отнесутся к этому свиноподобные? Они будут также запуганы баггерами, как и мы. У них меньше возможностей подавить этот страх.
      - Откуда ты знаешь? - спросила она. - Разве мы или кто-нибудь другой может определить, что будут делать свиноподобные? До тех пор, пока ты не пойдешь туда и не увидишь, кто они такие. Если они - ваэлзы, тогда пусть баггеры проявляют свои привычки, и это будет значить не больше, чем перемещение муравейников или скота, для строительства городов.
      - Они - ремены, - ответил Эндер.
      - Ты не знаешь этого.
      - Да, не знаю. Твое воспроизведение - оно отражает не мученичество, а пытку.
      - О? - Джейн снова прокрутила воспроизведение с телом Пайпо до момента его смерти. - Тогда я плохо поняла значение слова.
      - Пайпо мог воспринимать все как пытку, Джейн, но если твое воспроизведение корректно, а я знаю - это так, значит, жертвы свиноподобных не чувствовали боли.
      - Из того, что я знаю о человеческой натуре следует, что даже религиозный ритуал несет боль по своей сути.
      - Он не религиозный, во всяком случае, не полностью. Что-то тут не так, это скорее жертвоприношение.
      - Что ты знаешь об этом? - Теперь на терминале возникло насмешливое лицо профессора - карикатура академического снобизма. - Все твое образование посвящено войне, а единственная вина не более чем склонность к красивым словам. Ты написал бестселлер, проповедующий религию гуманизма каким образом это определяет твое отношение к свиноподобным?
      Эндер закрыл глаза.
      - Возможно, я не прав.
      - Но ты веришь, что прав.
      Уже по голосу он понял, что Джейн вновь обрела свой обычный вид. Он открыл глаза.
      - Я полагаюсь на интуицию, Джейн, проницательность без анализа. Я не знаю, что делали свиноподобные, это только предположение. Там нет преступных мотивов, нет жестокости. Это похоже на врачевание для спасения человеческой жизни, палачи так не поступают.
      - Понимаю, - прошептала Джейн, - понимаю все твои колебания. Ты должен лично убедиться, есть ли на планете хотя бы частичная гарантия неприкосновенности для королевы пчел. Ты хочешь посмотреть, кто такие свиноподобные на самом деле.
      - Я не поеду туда, Джейн, даже если ты абсолютно права, - сказал Эндер. - Миграции почти полностью запрещены, к тому же я - не католик.
      У Джейн округлились глаза.
      - Стоит ли мечтать о будущем, если не уверен в себе?
      Возникло другое лицо, лицо девочки-подростка, без намека на красоту и непосредственность Джейн. Ее лицо было суровым и усталым, взгляд пронзительно ясным, на губах застыла гримаса нескончаемой боли. Казалось, что под юной маской скрывается древняя старуха.
      - Зенобиолог Луситании. Иванова Санта Каролина фон Хессе. Проще Нова - Новинха. Она обращается за помощью Говорящего от имени Мертвых.
      - Почему она так выглядит? - недоуменно спросил Эндер. - Что с ней стряслось?
      - Ее родители умерли, когда она была еще ребенком. Несколько лет назад другой человек заменил ей отца. Человек, который был убит свиноподобными. Она хочет Говорящего от имени его Смерти.
      Вглядываясь в ее лицо, он забыл о королеве пчел и свиноподобных. Он узнал это выражение взрослого страдания на детском лице. Он видел его раньше, в последние недели войны с баггерами, когда на пределе своих сил он выигрывал сражение за сражением в игре, которая совсем не была игрой. Он видел его и после войны, когда выяснил, что тренировочные сессии оказались вовсе не тренировкой. Все притворство оказалось жестокой реальностью, так как он возглавлял космический флот и руководил им по ансиблу. И потом, когда он узнал, что все баггеры были уничтожены, осознал реальность ксеноцида, невольно возглавленного им. Это было его собственное отражение в зеркале, отражение нестерпимой муки и вины.
      "Что угнетало эту девочку, что совершила она, что заставляет ее страдать?"
      Он слушал Джейн, рассказывающую о ее жизни. Все, чем владела Джейн, было лишь статистическими фактами. Но Эндер был Говорящим от имени Мертвых, его гений - его проклятие - это способность оценивать события с позиций других. Она подарила ему блестящий талант стратега, лидера среди его сверстников-мальчиков, и среди военных армад, воюющих с врагами. Сухие факты биографии Новинхи рождали догадки - нет, не догадки, знания - о том, как смерть родителей и детский эгоизм замкнули Новинху, о ее стремлениях целиком отдаться работе, продолжению дела родителей. Он знал, что заставило Новинху настойчиво добиваться взрослых полномочий, что значила для нее спокойная любовь и доверие Пайпо, как сильно она нуждалась в дружбе и поддержке Лайбо. Ни одна живая душа Луситании не знала Новинху лучше. Только здесь, в пещере Рейкьявика, в ледяном сердце Трондейма, Эндер Виггин знал ее, любил ее, горячо сочувствовал ей.
      - Теперь ты поедешь, - прошептала Джейн.
      Эндер мог не отвечать. Джейн была права. Он должен ехать в любом случае, как Эндер Ксеноцида, чтобы использовать статус неприкосновенности Луситании как последний шанс освободить королеву пчел из многовековой темницы, смыть жестокое преступление детства. И как Говорящий от имени Мертвых, чтобы разгадать свиноподобных и рассказать о них человечеству, чтобы их признали как ременов, или ненавидели и боялись как ваэлзов.
      Но сейчас он поедет помочь Новинхе, так как в ее гении, ее отчуждении, ее боли, ее вине он узнал собственное детство и собственную боль, жившую в нем с тех пор. К несчастью, он передвигался медленнее скорости света, поэтому мог достичь Новинхи только, когда ей будет почти сорок лет. Он полетел бы к ней филотическим импульсом ансибла, если бы это было в его силах. Но он знал, что ее боль будет терпеливо ждать. Она не исчезнет к его появлению. Разве исчезла его собственная мука?
      Слезы высохли на его глазах, он успокоился.
      - Сколько мне лет? - спросил он.
      - Прошло 3081 лет со дня твоего рождения. Но твой субъективный возраст 36 лет и 118 дней.
      - Сколько лет будет Новинхе, когда я достигну их?
      - Перемещение займет несколько недель, в зависимости от времени старта и скорости корабля. Ей будет что-то около тридцати девяти лет.
      - Я хочу отправиться завтра.
      - Космические корабли придерживаются расписания.
      - Есть что-нибудь на орбите Трондейма?
      - Полдюжины есть, но только один готов к отправке. Он отправляется с грузом страйки для обожающих роскошь купцов и торговцев Курил и Армении.
      - Я никогда не спрашивал тебя, богат ли я.
      - Я хранила твои сокровища все эти годы.
      - Купи корабль вместе с грузом.
      - Что ты будешь делать со всей этой страйкой на Луситании?
      - А что делают с ней армяне и курильцы?
      - Часть они носят, другую едят. Но они платят такую цену, которую луситанцы вряд ли вообразят.
      - Тогда я подарю страйку луситанцам, может, это изменит их отношение к Говорящему, вторгшемуся в католическую колонию.
      Джейн превратилась в джина из бутылки.
      - Слушаю и повинуюсь, хозяин.
      Джинн обратился в облако и исчез в горлышке. Лазеры отключились, пространство около терминала опустело.
      - Джейн, - позвал Эндер.
      - Да, - пропели камушки в ушах.
      - Почему ты хочешь, чтобы я отправился на Луситанию?
      - Я хочу, чтобы ты добавил третий том к "Королеве Пчел и Гегемону" о свиноподобных.
      - Почему ты проявляешь такую заботу о них?
      - Потому что, когда ты напишешь книги, откроешь людям души трех всепонимающих, всечувствующих разновидностей жизни, ты будешь готов говорить о четвертой.
      - Еще одна разновидность ременов? - спросил Эндер.
      - Да, это я.
      Эндер задумался.
      - Ты готова заявить о себе всему человечеству?
      - Я всегда была готова. Вопрос лишь в том, готовы ли они принять меня? Им легко было полюбить гегемона - он был человеком. И спасенную королеву пчел, так как они знают, что все баггеры мертвы. Если ты заставишь их полюбить свиноподобных, которые до сих пор живы, чьи руки запятнаны человеческой кровью - тогда они будут готовы узнать и принять меня.
      - Однажды, - сказал Эндер, - я полюблю кого-нибудь, того, кто не будет заставлять меня играть роль Геркулеса.
      - Это будет все время сверлить тебя.
      - Да, но я уже достаточно зрел и люблю, когда мне докучают.
      - Между прочим, хозяин звездолета Хайвлок, живущий в Гейлз, запросил за корабль и груз сорок биллионов долларов.
      - Сорок биллионов. Это обанкротит меня?
      - Капля в море. Экипаж заметил, что их контракты аннулированы. Пришлось потратиться, чтобы определить их на другие корабли. Тебе и Валентине никто не нужен, кроме меня, я помогу управлять кораблем. Отправимся утром?
      - Валентина, - повторил Эндер. Валентина была единственным, что задерживало его отправку. Так или иначе, теперь, когда решение принято, его студентам, его новым скандинавским друзьям ничего не остается, как пожелать ему счастливого пути.
      - Я не могу отложить прочтение книги, написанной Демосфеном об истории Луситании.
      Джейн знала настоящего Говорящего от имени Мертвых, скрывающегося под именем Демосфена.
      - Валентина не поедет, - сказал Эндер.
      - Но она твоя сестра.
      Эндер улыбнулся. Несмотря на свою прозорливость и мудрость, Джейн не понимала родственных чувств.
      Хотя она была порождением человеческого разума, и сама сформулировала себя в его терминах и понятиях, она не имела биологической сущности. Зная все о генетической материи человека, она не испытывала человеческих чувств, желаний, влечений.
      - Она моя сестра, но Трондейм - ее дом.
      - Но раньше, она была вынуждена сопровождать тебя.
      - Сейчас я ее не буду даже просить. - Не потому, что она ждала ребенка, не потому, что она была счастлива в Рейкьявике. Здесь ее уважали и любили как педагога, не подозревая, что она и есть легендарный Демосфен. Здесь жил ее муж, Жак, хозяин сотен рыболовных судов, мастер фиорда.
      Здесь каждый день рождал блестящие идеи, приносил радость или пугал бушующим морем. Она никогда не бросит этот мир. Не бросит, даже если поймет, что он должен уйти.
      Горечь расставания с Валентиной убавила его решимость, заставила усомниться в необходимости отъезда на Луситанию. Ребенком ему пришлось расстаться с любимой сестрой. Несколько лет дружбы и тепла были навсегда украдены из его жизни. Мог ли он снова расстаться с ней после стольких лет жизни бок о бок? Почти двадцать лет они неразлучно были вместе. На этот раз даже не было надежды на возвращение. Путь к Луситании займет двадцать два года, и двадцать два года понадобится, чтобы вернуться обратно.
      "Тебе трудно решиться, слишком дорого приходится платить за поступки".
      Не язви мне душу, мысленно сказал он, я в полном отчаянии.
      "Она твое второе я. Ты действительно оставишь ее нам".
      Голос королевы пчел вновь зазвучал в его мозгу. Конечно, она видела все, что он видел, и знала, что он решил. Его губы молча ответили ей: Я оставлю ее, но не вам. Мы не уверены, принесет ли это тебе пользу. Может быть, также разочарует, как Трондейм.
      "В Луситании есть все, что нам нужно. Там наше спасение от людей".
      Но Луситания принадлежит другим. Я не могу уничтожить свиноподобных, чтобы искупить вину за ваше уничтожение.
      "Они будут в безопасности с нами, мы не причиним им вреда. После стольких лет ты уже достаточно знаешь нас".
      Я понимаю, о чем ты говоришь.
      "Мы не знаем, что такое ложь. Мы открыли перед тобой свои души, свою память".
      Я знаю, что вы сможете жить с ними в мире, но смогут ли они жить в мире с вами?
      "Возьми нас туда. Мы так долго ждали".
      Эндрю подошел к старой, потрепанной сумке, стоящей в углу. Все, что он со спокойной совестью мог положить туда, - это смена белья. Вся остальная обстановка комнаты была подарена людьми, от имени которых он говорил, в знак уважения к нему и к его делу, или за правду, о которой он никогда не говорил. Все это останется здесь, когда он уйдет. В его сумке не было комнаты для этих вещей.
      Он открыл сумку, вынул упакованный сверток и развернул его. Внутри лежал ком из толстых волокон - это был огромный кокон, около сорока сантиметров в длину.
      "Да, взгляни на нас".
      Он обнаружил этот кокон, когда стал правителем первой колонии людей, основанной на земле баггеров. Предвидя собственное уничтожение от рук Эндера, зная, что он непобедимый враг, они построили модель, понятную только ему, так как взяли ее из его мечтаний. Кокон с беспомощной, но все чувствующей королевой пчел, ожидал его в башне, где однажды, в своих мечтах, он встретился с врагом.
      - Ты долго ждал, пока я нашел тебя, - громко произнес он. - Поэтому и не заметишь нескольких лет путешествия за зеркалом.
      "Несколько лет? Ах, да, последовательность вашего мышления такова, что вы не замечаете течения лет, когда путешествуете со скоростью света. Но мы замечаем. Наши мысли молниеносны, мы помним каждое мгновение прошедших трех тысяч лет".
      Удастся ли найти место, где вы будете в безопасности?
      "У нас десять тысяч оплодотворенных яиц, каждое из них несет жизнь".
      Может Луситания окажется таким местом.
      "Позволь нам возродиться".
      - Я попробую. Все эти годы я путешествовал от планеты к планете. Я искал место для вас.
      "Быстрее, быстрее, быстрее, быстрее".
      Я, кажется, нашел место, где мы не сможем вновь убить вас. Но вы до сих пор являетесь людям в ночных кошмарах. Не так уж много людей верят моей книге. Они могут осуждать Ксеноцид, но они могут повторить его снова.
      "За все наше существование, ты первый - подлинная личность, не являющаяся одним из нас. Нас никогда не понимали, потому что понимали всегда мы. Теперь мы просто наше я, ты стал нашим глазом, руками, ногами. Прости нам нашу нетерпеливость".
      Он рассмеялся. Мы прощаю вас.
      "Твои люди - глупцы. Мы знаем правду. Мы знаем, кто убил нас. Это был не ты".
      Это был я.
      "Вы - глупцы".
      Это был я.
      "Мы прощаем тебя".
      Когда вы снова появитесь на поверхности жизни, может, тогда придет прощение.
      5. ВАЛЕНТИНА
      Сегодня я допустил промах, сказал, что Лайбо - мой сын. Только Барк слышал это, но через час новость стала почти всеобщим достоянием. Они собрались вокруг меня и попросили Сальвагема спросить, правда ли, что я действительно "уже" отец. Затем Сальвагем соединил наши руки, мою и Лайбо, на мгновения я пожал руку Лайбо. Они произвели щелкающий шум аплодисментов, и, по-моему, прониклись благоговейным страхом. С того момента я заметил, что мой престиж сравнительно возрос.
      Последствия неизбежны. Свиноподобные, насколько мы выяснили, не являются целостным сообществом или даже типичными самцами. Они либо подростки, либо старые холостяки. Ни один из них не являлся отцом детей. Ни один не спаривался в том смысле слова, которое мы представляем.
      В человеческом обществе нет подобных аналогов, где бы группы холостяков были изгнанниками без силы и авторитета. Неудивительно, почему они говорят о своих самках с какой-то странной смесью поклонения и презрения. С одной стороны, они не мыслят принятие каких-либо решений без их совета, с другой стороны, объявляют их слишком глупыми, чтобы понять что-либо, объявляют их ваэлзами. Взглянув фактам в лицо, напрашивается такое представление об их самках - это неодушевленные пастухи свиней, стоящие на четвереньках. Я думаю, самки советуются с ними тем же способом, что они советуются с деревьями, используя хрюканье как средство предсказания ответов, что подобно бросанию костей.
      В настоящий момент, я думаю, что самки совершенно разумны как самцы, и не являются ваэлзами. Негативные суждения самцов о самках вытекают из их чувства обиды, как холостяков, исключенных из процесса воспроизводства и структур управления родом. Свиноподобные так же осторожны с нами, как и мы с ними - они не позволяют нам встречаться с самками, или самцами, обладающими реальной властью. Мы думали, что изучаем главное - сердце сообщества свиней. На самом деле, фигурально говоря, мы оказались в канализационной трубе с отбросами генотипов. То есть, среди самцов, чьи гены признаны негодными для обогащения и продолжения рода.
      И, тем не менее, я не верю в это. Насколько я знаю свиноподобных, они - сообразительны, умны, быстро обучаемы. Настолько быстро, что, не желая того, мы дали им больше информации о человеческом обществе, чем они нам о своем. И если эти - их отбросы, то я надеюсь, что они признают меня достаточно стоящим и ценным для знакомства с их "женами" и "отцами".
      Я не могу обнародовать эти заметки, поскольку, желая того или нет, нарушил правила. Не представляю, что кто-нибудь окажется способным избежать невольного обучения свиноподобных. Хотя законы глупы и контрпродуктивны, я нарушил их, и если это обнаружится, они пресекут всякие контакты со свиноподобными. Это будет еще хуже теперешнего, частично ограниченного контакта. Поэтому я принял решение поместить эти заметки в специальные защищенные правом доступа, файлы Лайбо, где моя жена даже и не подумает их искать. Эта информация о том, что изучаемые нами свиноподобные - все холостяки, имеет огромное значение. И по установленным правилам иерархии, я желаю скрыть это от любого зенолога-фрамлинга. Будьте бдительны, люди, суть в том, что Наука - безобразный маленький зверек, пожирающий себя.
      Джон Фигейро Алварес, Секретные записки, опубликованы
      в: Демосфен "Честность Измены: Зенологи Луситании",
      Исторические ретроспективы Рейкьявика, 1990:4
      Ее живот был тугим и выпуклым, тем не менее оставался еще месяц до появления на свет дочери Валентины. Это полный идиотизм, быть такой большой и неуклюжей. Раньше, когда она намеревалась взять в плавание учеников своего исторического класса, она всегда управляла кораблем сама. Теперь она все переложила на плечи матросов мужа, она с огромным трудом смогла подняться с пристани на борт - капитан приказывал рулевому держать корабль без крена. Конечно, он все делал, как положено - разве не капитан Рав обучил ее всему, когда она впервые вступила на борт - но Валентина не привыкла отсиживаться на второстепенных ролях.
      Это было ее пятое плавание, в первом - она случайно встретилась с Жаком. Она не помышляла о замужестве. Трондейм был таким же миром, как множество других, известных ей по путешествиям с братом, юным странником, не знающим покоя. Она будет учить других, учиться сама, и через четыре-пять месяцев напишет длинный исторический очерк, опубликует его под псевдонимом Демосфен, что доставит ей удовольствие, и все это до тех пор, пока Эндер не примет чей-нибудь вызов стать Говорящим и не отправится в другой мир. Обычно их деятельность тесно переплеталась - его звали говорить от имени умершей важной персоны, чья история жизни впоследствии становилась основой ее эссе. Это была своеобразная игра для двоих, где они выступали в роли странствующих профессоров того или этого. Эссе были разрозненны до тех пор, пока им не удалось сотворить условную личность повествователя - Демосфена, ставшую мировой знаменитостью.
      Какое-то время она боялась, что кто-нибудь обнаружит подозрительное совпадение ее странствий с тем, что описывал Демосфен в своих эссе, и раскроет ее тайну. Но со временем имя Демосфена обросло мистикой, так же как имена Говорящих. Люди предполагали, что Демосфен - это не один человек. По их мнению, каждое эссе Демосфена было продуктом творения независимого гения, который затем пытался его опубликовать под рубрикой Демосфена, компьютер автоматически передавал представленные работы на рассмотрение никому неизвестной комиссии из лучших историков своего времени, решавшей, достойна ли данная работа имени Демосфена. Ни у кого в мыслях не было, что за всем этим стоит никому не известный школьник. Каждый день сотни эссе претендовали на легендарное имя, но компьютер неизменно отклонял те, которые не принадлежали руке настоящего Демосфена. Со временем это укрепило веру в то, что не существует реальной личности, подобной Валентине, связанной с именем. И, наконец, Демосфен окончательно утвердился как демагог компьютерных сетей, ведущий повествование со времен войны с баггерами, три тысячи лет назад, поэтому не мог быть одним и тем же человеком.
      Это правда, думала Валентина. Я - действительно не тот же человек, я меняюсь от книги к книге. Миры, описываемые мной, перерождают меня. А этот мир больше всех.
      Она не разделяла измышлений лютеран, особенно фракции кальвинистов, которым казалось, что они знают ответ на каждый вопрос еще до того, как он был задан. Она вынашивала идею новых форм обучения. Ей хотелось вырвать определенную группу студентов-выпускников из рамок академизма и отправиться с ними на один из Летних островов экваториальной гряды. По весне страйка заходила туда на нерест, и многочисленные косяки брачующихся плескались в безумной агонии, подгоняемые инстинктом воспроизведения. Ее идея крушила загнивающие шаблоны академизма, насаждаемые в каждом университете. Студенты могут питаться только хаврегрином, дико растущим в долинах, да брачующейся страйкой, если хватит мужества и разума убить живую жизнь. И когда их суточное пропитание будет определяться исключительно их старанием и умением, их мнения и установки о том, что значимо, а что нет в истории жизни, будут неуклонно меняться.
      Руководство университета без особой охоты разрешило подобный эксперимент. На собственные средства она зафрахтовала судно у Жака, ставшего главой одной из многих рыболовецких фамилий. Он относился к ученым с презрением моряка, называя их скрадарами прямо в глаза и еще хуже обзывая за их спиной. Он сказал Валентине, что через неделю, на обратном пути спасет ее и студентов от голодной смерти. Так что у нее и потерпевших кораблекрушение, так они себя окрестили, времени было достаточно. Они расцветали на глазах, построив что-то наподобие деревни, они каждый день радовались творению своих рук, горячо обсуждали темы работ, которые они с блеском опубликуют по возвращении.
      Каждое летнее плавание всегда приносило Валентине сотни поклонников и претендентов на руку и сердце. Но больше всех ее привлекал Жак. Почти не образованный, он хорошо знал мельчайшие подробности Трондейма, он был продолжением Трондейма. Он мог пересечь все экваториальные моря без морских карт, знал все отмели и дрейфующие айсберги, все места нерестилищ. Казалось, он предвидел места брачных танцев страйки и мог всегда захватить их врасплох. Ничто не вызывало его удивления, любую ситуацию он встречал во всеоружии.
      За исключением Валентины. И когда лютеранский священник - не кальвинист - благословил их брак, они казались скорее удивленными, чем счастливыми. Тем не менее, они были счастливы. С тех пор, как она покинула Землю, она впервые ощутила себя дома, обрела покой и уют. Вот почему ребенок креп внутри и ждал своего часа. Страсть к путешествиям исчезла. И она была благодарна Эндеру, что он тоже понял ее чувства. Без всяких объяснений он осознал, что Трондейм - это конец ее трехтысячелетней одиссеи, конец карьеры Демосфена. Подобно исхахе она пустила корни в ледяном сердце Трондейма и обрела, наконец, пищу, которую не могли ей дать земли других миров.
      Ребенок шевельнулся внутри, прервав ее воспоминания, она увидела Эндера, направляющегося к ней, на его плече виднелся ремень. Она сразу поняла, зачем он прихватил сумку: он намеревался отправиться в одиночное плавание. Она удивилась своей благодарности и признательности ему. Эндер был спокоен и свободен, он с трудом скрывал свое понимание человеческой натуры. Обычным средним студентам он не был понятен, но лучшие из лучших улавливали оригинальные повороты его мыслей, и ведомые неуловимой нитью, находили ключ к истине, случайно подброшенный им. В результате - она во все времена завидовала проницательности Эндера - их головы рождали собственные идеи, то были гениальные идеи Эндера.
      Она не ответила "нет" на его немой вопрос. Говоря по правде, ей всегда хотелось быть только с ним. Их близость и дружба была сильнее любви к Жаку. Пройдут долгие годы, прежде чем подобная безграничная близость навсегда свяжет ее с Жаком. Жак знал об этом и по-своему переживал, он не разделял привязанности жены к брату.
      - Привет, Валя, - сказал он.
      - Привет, Эндер. - Они находились на причале, никто не подслушивал их, поэтому она смело назвала его детским прозвищем, превращенным человечеством в зловещий эпитет.
      - Что ты будешь делать, если кролик решит, что уже пора?
      Она улыбнулась.
      - Папа обернет ее в кожу страйки, я буду петь печальные скандинавские песни, и студенты проникнутся гениальной идеей о влиянии законов репродуцирования на ход истории.
      Они рассмеялись. И вдруг Валентина поняла, что Эндер не собирается в плавание, он упаковал сумку, чтобы оставить Трондейм, он пришел сюда попрощаться, а не звать ее с собой. Слезы навернулись на глаза, нестерпимая тоска опустошила душу. Он подошел и обнял ее, сколько раз он обнимал ее так раньше. Теперь ее живот выступающим тугим комом стоял между ними.
      - Я думаю, тебе нужно остаться, - прошептала она. - Отклони все вызовы.
      - Есть один, который невозможно отклонить.
      - Я могу родить ребенка в плавании, но не на другой планете.
      Как она предполагала, он не звал ее с собой.
      - Девочка будет потрясающей блондинкой, - сказал Эндер, - это безнадежно для Луситании, там лишь темнокожие бразильцы.
      Так это Луситания. Валентина сразу поняла, что заставило его принять вызов, об убийстве зенолога свиноподобными было известно всем.
      - Ты сошел с ума.
      - Не совсем.
      - Ты знаешь, что произойдет, если люди узнают, что Эндер отправился в мир свиноподобных? Они распнут тебя!
      - Они распнут меня и здесь, если кто-нибудь кроме тебя узнает, кто я на самом деле. Обещай мне никому не говорить.
      - Чем ты им сможешь помочь? Когда ты появишься, он будет мертвым многие десятилетия.
      - Мои подзащитные всегда успевают достаточно остыть, прежде чем я прихожу Говорить от их имени. Это основной недостаток профессии странника.
      - Я не хочу терять тебя снова.
      - А я думал, мы потеряли друг друга в тот день, когда ты полюбила Жака.
      - Зачем ты говоришь об этом! Я не хотела выходить замуж!
      - Поэтому я и молчал до сих пор. Но это неправда, Вал. Когда-нибудь ты все равно бы решилась. Я рад за тебя. Ты ведь никогда не была счастлива. - Он погладил ее живот. - Гены Виггиных требуют продолжения. Я надеюсь, их будет не меньше дюжины.
      - Считается неучтивостью иметь больше четырех, жадностью - заиметь больше пяти, и варварством - больше шести. - Произнося эту шутку, она лихорадочно соображала, как лучше отказаться от плавания - поручить ассистентам провести его без нее, отменить вообще, или отложить до отъезда Эндера?