— Но кто-то ведь переклеил фотокарточку в личном деле Королева?

Гранд насмешливо вздохнул. Кажется, он наслаждался беседой с сыщиком, тешил свое самолюбие. Какой, дескать, я удачливый и умный!

— Зачем переклеивать? Честно признаюсь — повезло, повстречал двойника. О таком только мечтать приходится. Точная копия. А дальше — дело техники: приколол капитана, переоделся — все дела. Остальное доделал батя.

Подобная откровенность возможна только при полной уверенности, что слушатель будет молчать. Значит, все же — убьет? Зачем тогда вся эта театральная постановка? Скорей всего, Гранд просто забавляется. Как кошка пойманной мышью.

Значит, подполковник Лисица и его помощник — пенсионер вне подозрения. А вот покушение в парке над Амуром вполне могло быть организовано с подачи отца Убийцы.

Сыщик с непонятным удовлетворением ещё и ещё раз «просматривал» допущенные им ошибки. Будто они, эти ошибки, исправимы. Он не думал о предстоящей расправе, планировал, как, сдав плененного бандита с рук на руки в местную уголовку, вплотную займется его отцом-академиком. Через него выйдет, не может не выйти, на московских «клопов», запущенных отцом Убийцы в швы ткани того же Главного военно-строительного управления. Или — в уголовный розыск, что тоже не исключается.

— Второй вопрос, — опомнился от размышлений Тарасик. — Твои «клопы» здесь? Кто предупредил о моей поездке на грузовике — время и дорога? Кто сообщил о предстоящем захвате охотничьей избушки?

Вдруг Убийца разговорится! Тогда появится возможность повязать его помощников и в Медвежье Пади и в Голубом распадке. И снова Тарасик заставил себя забыть о безысходности, о том, что, похоже, не доведется ему выковыривать грандовских информаторов.

Федька буркнул что-то непонятное, похожее на предупреждение. Молчи, дескать, босс, не выдавай менту дружанов!

Коротконогий налетчик шагнул вперед.

— Не говори…

— Цыц, сявки! — повел стволом «макарова» Гранд. В глазах вспыхнули сумасшедшинки. — Замочу! — торопливо бросил в рот очередные таблетки, закрыл глаза. Губы перестали кривиться, пальцы рук — подрагивать. Снова повернулся к пленнику. — Отвечать не буду — сейчас сам поймешь… Вечер вопросов и ответов считаю завершенным. Лучше послушай, сыскарь, мой вариант.

— Слушаю.

— Проводишь нас через оцепление к железке — останешься жив…

Головная боль не исчезла, но стала терпимой. Темнит, сволочь, подумал Добято, ведь все равно убьет, дай-то Бог, без мучений. После откровенной похвальбы не рискнет оставить в живых.

И все же глупое сердце зачастило. Вдруг на самом деле помилует? У закоренелых преступников иногда случаются минуты просветвления, они становятся мягче и доступней, отсюда появляется несвойственное им милосердие.

Нет, зряшные надежды, не нужно расслабляться. Сколько времени прошло после удара по голове? Кажется, около часа… Значит, Михаил уже близко. И не один — во главе ракетного взвода…

— … вместе с твоей ментовкой, — издевательски ухмыляясь, закончил фразу Убийца. Испытующе всмотрелся в непроницаемое лицо сыщика. — Понял?

— Что ты имеешь в виду под «проводами»? В тайге я новый человек…

— Не понял, сыскарь? До чего же ты туп, а мне говорили — дока… Таежные маршруты сам знаю, не разберусь — Федька подскажет, он местный. А вот когда задержат нас твои дружки из оцепления, покажешь им милицейскую ксиву — пропустят… Усек, мент, или пояснить? Ежели ты такой уж идейный, не боишься смерти — пощади свою бабу-ментовку!

Добято недоуменно поглядел на интеллигентного бандита. Какая ещё ментовка? Убийца вторично упоминает о ней. Но это недоумение не имело ничего общего с так желанной Грандом растерянностью. Обычное удивление.

— Не знаешь? — насмешливо спросил Гранд. — Сейчас «познакомлю»… Заодно отвечу на последний твой вопрос… Бурдюк! Хватит хавать — шагай сюда!

Из кухни выглянул… жирный прапорщик. В руках настороженный… арбалет. Держит его не так, как недавно держал ружье, — уверенно, крепко. Увидев повязанного москвича, ехидно сморщился.

— Добрый вечер, Тарас Викторович… Как же это вы так оплошали?

Появление Толкунова будто смыло пелену с глаз сыщика. Так вот кто был главным местным «клопом», информатором Гранда — «юрист», «опытный детектив», временно исполняющий обязанности начальника тыла отряда! Именно он информировал своего босса о времени и маршруте поездки в голубой распадок, предупредил о намеченном захвате охотничьей избушки, выпустил из бесшумного оружия на ночной улице две стрелки! За что-же тогда Гранд убил дневального по штабу отряда? Чем ему не угодил тощий солдатик?

Немолодого сотрудника московского уголовного розыска провели, как мальчишку-детсадовца. Он искал бандитскую шестерку на стройке, среди офицеров отряда, пытался расколоть ротного старшину. Охотно поверил Серафиму, который умело подставил свою ничего не знающую и даже не подозревающую сожительницу.

Настоящий «бурдюк» — только не с вином, со зловонным настоем подлости и предательства.

— За сколько продался, Серафим?

— Дак уж не продешевил, — снова ухмыльнулся толстяк. — Прапорщикова жалованья рази на каши хватает, а я ещё и ветчинки желаю, и новый дом построить для законной супруги задумал… Не понять вам меня, Тарас Викторович, в жизнь не понять!

Говорит, издевается, а сам легонько водит перед лицом Добято дурацким своим арбалетом.

— Мент просит открыть ему, кто нас предупреждает об опасности. Как думаешь, выполнить эту просьбу или умолчать?

— Умолчать, босс, — торопливо прошепелявил Толкунов. — Прошу…

— Трусишь, сявка? В штаны наложил? Я уже дал добро — выполню. Все, мент, очень просто. Батя дает условную телеграмму супруженнице Бурдюка, та дублирует её в отряд. Вот и все.

Действительно, просто, черти бы тебя драли за печенку, ругнулся про себя сыщик. Получает супруженница условленную телеграмму из Москвы: встречайте племянника, вылетает тогда-то. Отбивает любимому супругу такой же текст, либо — заболела, на такое-то число вызвала врача. Естественно, телеграфирует на службу, о любовных шалостях заботливого супруга она, конечно, не знает. Борька доставляет телеграмму на медвежьепадьевскую почту, сестричка Евдокии передает её в отряд. Жирный Толкунов немедля предупреждает босса…

— Как же вы, Тарас Викторович, не разобрались, — подхватил прапорщик, размахивая арбалетом. — А ещё — московский сыскарь…

— Хватит тебе раскланиваться! — зло прикрикнул Гранд. — Веди сюда дамочку.

Серафим скрылся в кухне и через пару минут втолкнул в горницу… Александру. Тарасик про себя охнул, кроме головы, заныло сердце. Как же так, Сашенька, за что тебя?

«Травяная колдунья» со связанными руками и с гордо поднятой головой вовсе не походила на пленницу. Она смотрела не на Гранда и его подельников — на Добято. Губы её шевелились. «Не бойся, милый, не поддавайся, мы — вместе, это — главное!»

— Не знакомы? — издевательски пропел убийца. — Могу представить. ментовская подстилка… Итак, что порешим? — отвернувшись от пленницы, Гранд воткнул вопрошающий взгляд в сыщика. Не посмотрел — именно воткнул! — Повторяю: проведешь к железке — пальцем не трону. Любитесь, размножайтесь… Откажешься — замочим. И тебя, и её. Точно так же, как замочили дерзкого молокососа Кустова, болтливого Чудака, подсматривающего да подслушивающего Тетькина, твоего дружка — грубьяна и хама Парамонова… Как говорится в детективных романах, ожидаю твое решение в течении пяти минут. Извини, больше дать не могу.

Он картинно поднял изящную руку, отодвинул манжету рубашки. Отсчитывая минуты, манерно шевелил губами… Одна… две…

Сразу сдаваться нельзя — заподозрит обман. Понимает, упырь, не так уж легко согласиться на предательство. Тем более, человеку, всю свою сознательную жизнь отдавшему нелегкой службе в уголовном розыске.

— Три… Четыре…

Зловеще улыбаясь, сынок Евдокии снял пистолет с предохранителя, втиснул вороненный ствол в затылок сыщика. Коротконогий приложил лезвие ножа к горлу Александры.

Прапорщик поднял на уровень глаз Тарасика страшное свое оружие.

— Не надо стрелять Федун, — обратился он к Федьке. — Могут услышать. Лучше тихо, аккуратно — стрелочкой…

— Четыре с половиной, — продолжал наслаждаться Убийца, глядя не на часы — на приговоренного к смерти. Наверно, точно так же он смотрел на мучения прокурора Храмцова, на предсмертные судороги его жены. Смотрел и… наслаждался.

— Стоп… Согласен…

В голосе — мастерски изображенные страдания, в меру — мучительная нерешительность. Знал Тарасик, что ежели бы он даже захотел спасти кровожадного маньяка — ничего бы не получилось. Оцепление мигом повязало бы всех, в том числе, проводника. Фотографии Убийцы размножены, они — у всех офицеров и сержантов.

Странно, что этого не знает Гранд. Или притворяется незнающим? Зачем? Какие хитроумные планы сидят в его, охваченной безумием, голове?

— Благодарю за понимание, — поощрительно улыбнулся бандит. — Через пару часов, когда выведешь нас к железке, пожелаю счастья и семейного благополучия. Правильно решил, мант, жизнь дороже любых идей. На место, сявки! — негромко приказал он шестеркам.

Прапорщик опустил арбалет, Федька спрятал пистолет, коротконогий — нож. Все это они сделали с неудовольствием, с ворчанием голодной собаки, из-под носа которой убрали вкусную кость.

— Зря ты так, босс — осмелился возразить Толкунов. — Ведь все равно сыскарь продаст. — Цыц, Бурдюк, не штормуй! Лучше скажи, где твой грузовичок? — Рядом. В кустах.

Так вот она, причина исчезновения особиста — ищет машину! Ну, какой, спрашивается, из Мишки чекист? Другой давно бы уже обо всем догадался, плюнул на транспорт и побежал в избушку «колдуньи»! Ох, до чего же хотелось сыщику увидеть армянско-еврейскую носяру «конкурента»! Ведь он понимает — данное Гранду согласие не означает отмену смертного приговора — только на время откладывает его исполнение.

— Кто за рулем? Ты?

— Что ты, босс! Никогда не рулил и не собираюсь. Славка.

Ага, вот и помощник «клопа» нарисовался — безответный, вспыльчивый водитель. Тогда, во время налета на дороге Федька обменялся понимающими взглядами не с Козелковым, как подумал Добято, — с Толкуновым и Славкой! Теперь все стало на свои места, все проявилось, пора готовиться к смерти. Придется Михаилу произносить погребальную речь.

— Тогда отправляемся. Ноги менту придется развязать, — легко поднялся со стула Гранд. — Тащить его на себе лично я отказываюсь… Только учти, сыскарь вонючий: будете с дамочкой под прицелом. Шаг влево, шаг вправо, лишнее слово солдатам, прочесывающим местность, — мгновенная смерть, — мягко пропел он знакомую по зоне «мелодию». — Вместе вознесемся на небеси. Втроем. Вернее — вшестером.

Коротконогий, посапывая, развязал Добято ноги.

Вышли на веранду. Впереди — Толкунов, за ним — Добято с Александрой, стиснутые с боков пехотинцами. Позади с пистолетом в руке — Гранд. Остановились, огляделись. Ничего подозрительного. Под несильным ветерком шелестит листва, с темного, без единной звездочки, неба опять сыпет мелкий дождь, смешанный с мокрыми, колючими снежинками…

Мишка, где ты?

— Бурдюк, куда спрятал машину?

— Сей момент будет!

Толкунов сбежал по ступеням, нырнул в кусты. Вслед за ним с веранды спустились остальные.

Неожиданно на крыше появилась темная фигура. Никто не заметил её — один Тарасик. Да и то потому, что запрокинул голову, встречая разгоряченным лицом падающие снежинки. Первые в эту зиму и, похоже, последние в его жизни. Спасать подлого маньяка он не собирается.

Михаил!

Прыжок и сбитый с ног Гранд очутился на земле. С двух сторон на бандитов навалились солдаты — невооруженные плотники, бетонщики, арматурщики, разнорабочие. Отчаянно матерясь, ротный старшина Козелков молотил увесистыми кулаками Федьку. Тот успел один единственеый раз выстрелить и ранить Ахметина. Зимин вместе с Борькой-водителем вязали коротконогого. Тот отбивался, что-то скулил о жалости и правах человека.

Все это произошло в считанные мгновения…