11

Целую неделю ходил сам не свой — в голове перемешались последние события, несомненно связанные с таинственым убийством Вартаньяна. Бессмысленная гибель Тимофеича, смерть под колесами грузовика бородатого Суворова. Казалось бы, ничем не связанные между собой трагические события подкреплялись странным поведением деда Ефима, упрочнялись загадочным разговором в офисе «крыши», окутывались серым туманом передачи ещё не распознаного конверта.

Короче — ералаш, в котором предстояло разобраться, разложить по кармашкам и полочкам. Ибо только путем наведения порядка в сплетении разнообразных фактов и фактиков можно докопаться до имен убийц, извлечь из провала причины и взаимосвязь всего происшедшего в мирном, на первый взгляд, железобетонном предприятии.

Единственное достижение — раскрыта тайна гитлеровского кинжала, «тесачка». И — прояснился действительный, а не нарисованный, облик воротного стража.

Впрочем, «прояснение» — условное, над бывшим сексотом придется долго ещё работать, разбирать деда Ефима на отдельные детали, каждую из которых рассматривать под микроскопом.

Первое желание — сообщить все известное мне Ромину. В конце концов, я — лицо однажды пострадавшее, битое-перебитое до крови, до синяков, мне ли вступать в схватку с опытными преступниками, если для этого существует уголовный розыск, работают милиция и прокуратура?

И снова, в который уже раз, я одернул себя, пригасил разгорающиеся инстинкты. Проще всего взвалить решение проблем на официальные органы, отойти в сторону? Если решил возвратиться в извергнувшее меня лоно родной матери-уголовки, придется потрудиться, делом доказать свою пригодность. Без этого не сработают самые жалостливые заверения, самые искренние обещания.

Но без помощи со стороны мне не обойтись. Слишком разветвленным становится расследование, слишком много наслаивается дополнительных «подверсий», часть которых придется отметать, а из оставшихся выращивать новое «дерево».

Подумал, поколебался и вечером позвонил на квартиру некстати заболевшего Славки. Если не помощи, то хотя бы совета ожидать я вправе, не о собственной безопасности пекусь, не свою задницу оберегаю.

Ответный хрип можно назвать человеческим голосом с некоторой натяжкой — нечто среднее между жалобным рычанием подраненного зверя и писком младенца.

— Накричался на бедную жену, развратник? — невесело пошутил я. — Или от жадности кусок черствого хлеба в горле застрял?

— Врачи говорят: ангина… Встретиться не могу — пообщаемся по телефону… Что нового?

Разговаривать из застекленной конторки вестибюля все равно, что выступать на общем собрании работников Росбетона. К лифту и из лифта проходят сотрудники, из производственных цехов выскакивают работяги. Каждый с любопытством оглядывает начальника пожарно-сторожевой службы, недавно получившего втык от начальства. Слухами буквально пропитан воздух предприятия, они сочатся из любопытных взглядов, слышатся в женской болтовне, в беседах инженеров и техников. Мне кажется, что даже осточертевшее сочетание букв — РОСБЕТОН ехидно колышится, насмешливо скалится.

Можно, конечно, позвонить из дому, но мне не хочется покидать рабочее место, привлекая этим ещё большее внимание. Неужто уже уволили? Или подался к медикам за справкой о болезни?

Впрочем, почему бы не пойти навестить больного? Что в этом криминального, если во мне так и бурлит соболезнование, изливается наружу сострадание?

— Если позволишь навестить тебя дома — расскажу.

— Навестить?

В вопросе — недоумение. И — зря. То, что я до отсидке работал в уголовке ни от кого не скрыть, значит, знаком с сыщиками, с тем же Роминым. Наоборот, большее подозрение вызовет демонстративное «незнакомство».

— Вот именно — навестить! Только пообещай не кусаться и не падать в женский обморок.

Наверно, аналогичные мысли осенили и Славку. Он часто-часто замемекал, громко откашлялся и буркнул: приходи.

Пришлось позвонить генеральному и демонстративно громко попросить разрешения отлучиться по делам на часик с небольшим хвостиком. Ибо этот «хвостик» необходим для деловых переговоров двух сыщиков: действующего и отставного.

Занятый делами Пантелеймонов буркнул нечто среднее между «вались ко всем чертям» и «можешь вообще не появляться».

Я предпочел первое, ибо «ангинистый» Славка как нельзя больше смахивал на рогатого беса. Строго проинструктировав молчуна, повторив такой же инструктаж Семеновне, я отбыл из Росбетона…

По натуре Ромин зверски консервативен. Все сотрудники кимовской милиции получили достойные квартиры в многоэтажках, капитан отказался покинуть «аппартаменты» на втором этаже двухэтажного деревянного домишки, в котором все «удобства»: огородики под окнами, отопление — печное, туалет — во дворе, только освещение не свечное — электрическое. Ванной, конечно, нет — семья Роминых в субботу посещает местную баньку, считает это намного приятней, нежели скучную помывку в крохотном закутке. Единственный признак цивилизации, оживляющий тусклую жизнь в дореволюционном жилище — телефон.

Как во всех старых домах, ступени лестницы — музыкальные: скрипят, поохивают, жалуются на нелегкую свою судьбу. Так громко, что нет необходимости выбивать на звонковой кнопке у дверей мотив детской песенки — обитатели второго этажа загодя знают о прибытии гостей.

Славка с вымученной улыбкой ожидал меня возле раскрытой настежь двери. Шея обмотана полотенцем, лицо — красное, видимо, измучила парня температура.

— Не обращай внимания на придурковатый видок, — пожал он протянутую руку, пропуская в квартиру. — Второй день валяюсь, глотаю разную гадость, полощу рот содой с иодом. Сейчас — один: жена — на работе, сын — в школе. Так что нам никто не помешает… Все же, что нового?

— Все старо, как наша житуха… Про убийство Суворова знаешь?

— А ты уверен в том, что это — убийство, а не дорожное происшествие?

На тумбочке радостно закричал электрический чайник. Славка достал из шкафчика сахар, печенье, масло, нарезал крупными ломтями батон хлеба. Извлек бутылку водки, раздумчиво оглядел её, покосился на меняи со вздохом поставил на место.

— Отведать жениного винегрета с малахольной селедочкой не желаешь?

— Сыт, — выразительно провел я ребром ладони по горлу. — С утра набил желудок сосисками с картохой — по сей час икается…Что до так называемого «дорожного происшествия» — давно вырос из детских штанишек. Примитивное убийство…

Вкрадчиво замурлыкал радиотелефон. Ромин взял трубку. Слушал внимательно, не переспрашивая, не перебивая, только изредка покашливал. Положив на стол трубку, долго молча расхаживал по кухне.

— Кажется, ты прав, Костя… На окраине Кимовска нашли грузовик. Сейчас с ним работают… Водитель, естественно, смылся. Ищут… Итак, твоя версия?

— Упорно подталкивают следствие в нужном преступникам направлении. Дескать, убийцы Вартаньяна погибли, дело можно закрывать… Или — наоборот: убрали людей, которые слишком много знали… В последнем варианте я глубоко сомневаюсь, ибо немного знаком с Тимофеичем, уверен — он не убивал и вообще не замешан в преступлении… Побывал у него дома…

Я вкратце описал посещение Ларисы Евгеньевны, неудачный визит в дом Суворова, головокружительную акробатику вредного сторожа. Одно только утаил — покушение. Терпеть не могу охов, ахов и «инструкций по соблюдению техники безопасности» — появляется мерзкая тошнота, будто голова переместилась в желудок, а он занял её место.

— Что по твоему нужно предпринять?

Будто возвратилось старое время, когда Ромин учился у меня азам профессии, сверял с моим опытом каждый свой шаг. Ну, что ж, Славку можно понять, любой сыщик на его месте поступал бы так же, да и я непрочь поучиться у старших коллег. Столько упущено дорогого времени — простить себе не могу давнишней оплошности с фальшивой взяткой.

— У меня наметилась интересная ниточка, но говорить о ней преждевременно. Мой совет — делай вид, что веришь в виновность двух погибших работяг, допрашивая свидетелей, больше расспрашивай о них, интересуйся связями. Нисколько не сомневаюсь, что в Росбетоне «сидят» бандитские инфораторы, сообщающие авторитетам о каждом нашем шаге. К примеру, тот же дед Ефим, воротный страж, пронырливый и в»едливый старикашка, в молодости сотрудничавший с НКВД, чем не пособник преступникам?… Собственно, причастность зловредного старика к преступлениям, считай, доказана. Арестовывать его — преждевременно. да и нет оснований, а проследить — в самый раз. Авось, выведет на босса… Выздоравливай поскорей и принимайся за дело…Просто необходимо успокоить бандитов, убедить их в том, что мы с тобой поверили в виновность Тимофеича и его бородатого дружка…

— А ты чем займешься? — взмолился Славка. — Хотя бы намекни. Вдруг пересекутся наши следственные тропки и станем мы топтаться на одном и том же месте…

— Не станем! Ибо я буду сверлить дырки в более высоких сферах… Видимо, придется покинуть Пантелеймонова, сменить его на более перспективного «хозяина»…

Судя по недоуменному выражению лица болящего сыщика, Ромин так ничего и не понял. Усиленно морщил покатый лоб, обидчиво покусывал губы, но от дальнейших расспросов удерживался — знал мой характер, ученик, ни за что не уступлю. Одно только дошло — ему отведена второстепенная роль этакой маскировочной сети, под прикрытием которой мне предстоит прокопать подземный ход в логово настоящих преступников. Потом уже — фронтальный удар уголовного розыска с одновременным ударом с тыла завершит задуманную операцию.

Я будто наяву видел заключительный этап трудных поисков, убийц, закованных в наручники, их пособников на скамье подсудимых. Тогда и напишу покаянное послание начальнику кимовского уголовного розыска. Примите блудного сына, отбывшего наказание за несовершенное преступление, обещаю впредь быть более внимательным. Залог полного исправления — раскрутка убийств главного экономиста Росбетона и двух работяг… Не без помощи, конечно, ваших сотрудников…

Покинув уютную квартиру Роминых, я возвратился в Росбетон. Страшно хотелось пойти домой, перекусить и подремать до прихода с работы Светки, но давила необходимость показаться в чертовой конторке, лишний раз продемонстрировать служебное усердие. На предприятии должны знать: Сутин работает и ничем, кроме выполнения своих обязанностей, не занимается. Не зря же я перед от»ездом в Москву или даже покидая территорию завода обязательно испрашиваю разрешения генерального директора либо одного из его замов. Желательно, на людях, громогласно и до предела официально.

Конечно, слухов не избежать — секретарша может выдать желаемое за действительное, болтануть бухгалтерше, та поделиться с инженером отдела технического контроля… И — пошло, поехало… Но слухи долговечными не бывают, они гаснут для того, чтобы вспыхнуть тут же по другому поводу и в адрес другого действующего лица. Скоро, очень скоро женщинам надоест перемывать бедные мои косточки… Дай-то Бог!

Возле ворот переминалась с ноги на ногу сменщица деда Ефима с длинным прозвищем Сама Себя Шире. Завидев непосредственное начальство, нагнала на лицо множество морщин, что означает, по её мнению, доброжелательную улыбку, полную готовность немедля броситься выполнять полученное распоряжение.

— Припозднились, Сергеич?

— Ходил по делам в город, — максимально деловым тоном ответил я. — Начальство послало. Утром вызвал Вацлав Егорович и откомандировал.

Дежурная понимающе закивала головой, дескать, дело подневольное, приходится подчиняться. И мелкой рысью поспешила к груженной машине — проверять документы и пересчитывать фундаментные блоки.

А я пошагал к административному зданию.

В застекленной конторке вместо Феофанова — угрюмый мужик, выдавливающий из себя за смену не больше пяти бессвязных фраз. Подобных молчунов поискать! При моем появлении покивал головой, дескать, на месте, все в полном порядке, можете быть спокойны, и снова уставился на жестяную кружку с горячим чаем.

Я ответил одобряющей улыбкой и поспешил на третий этаж, проконтролировать подружку. Хотя бы — визуально. Навещать кабинетик главного технолога вошло в привычку: приоткрою дверь, погляжу на занятую бумагами или телефоном Светку — на душе становится покойно, будто её, душу, смазали специальным бальзамом.

На этот раз «бальзам» не получился — дверь кабинета заперта. Пришлось заглянуть в общую комнату, к инженерам-технологам.

— Где бродит ваша хозяйка?

В комнате — три стола, два из которых пустует, а за третьим склонилась над чертежами молоденькая деваха годков эдак двадцати трех, не больше. Она уже давно строит мне глазки и обстреливает обещающими улыбочками, но Светка крепко держит вожжи своего возлюбленного, и мне никогда в голову не приходит «сыграть» левую партию на чужом «инструменте».

— Светлана Афанасьевна пошла в цеха… Соскучились? — девчонка сделала очередную попытку увлечь любовника начальницы фривольным разговором. — Я бы на её месте надолго такого мужчину, как вы, не оставляла…

— Почему?

— Украсть могут! — звонко рассмеялась инженерша, кокетливо пожав покатыми плечиками. — Вот даже наша дебелая Соломина подозрительно на вас поглядывает, что тогда говорить о других женщинах?

Нетрудно догадаться, кого она имеет в виду. Но об»ясняться в служебное время в служебном помещении все равно, что пытаться полакомиться конфеткой, не сняв с неё бумажки. Оба мы отлично понимаем бесплодность интригующей беседы.

— Простите, сейчас я тороплюсь… Как-нибудь продолжим интересный разговор… В другом месте…

Девичье личико вспыхнуло румянцем, будто симпатичный мужчина поджег его своим обещанием продолжить разговор, а я побежал в цеха.

Найти главного технолога трудней, чем генерального либо его замов, она может находиться либо на растворобетонном узле, либо на полигоне, либо у арматурщиков, либо в лаборатории, короче, везде. Территория завода огромна, оббежать её — дня не хватит.

На этот раз повезло — едва вошел в производственный зал, увидел возле одного из стендов свою любимую, распекающую толстую Соломину. Появиться в их обществе — принять удары сразу с двух сторон, ибо женщины считают себя соперницами, и их взаимная антипатия при моем появлении превращается в тротиловую шашку с подожженным бикфордовым шнуром. В качестве которого выступаю я.

Пришлось свернуть в арматурный отсек и освидетельствовать его на пожарную безопасность. Ползающие на коленях арматурщики ехидно посмеивались, матерно подшучивали, предлагали мне связать хотя бы один каркас. Ради развлечения. Я в свою очередь отвешивал тяжеловесные пожелания, травил набившие оскомину анекдоты.

А сам нет-нет да и брошу вопрошающий взгляд на спорящих женщин. Ну, сколько можно зубатиться по поводу низкопробного цемента и замусоренного песка, на самом деле — по моему адресу. Вот надоест мне «дележка», развернусь и отправлюсь договариваться о встрече с молоденькой инженершей.

Наконец, соперницы разошлись в разные стороны. На подобии боксеров на ринге. Соломина, горделиво потряхивая жировыми складкми и выпятив могучую грудь, пошла в сторону лаборатории, Алферову я перехватил возле выхода в вестибюль.

— Не пора ли домой? — выразительно поднес я к её лицу наручные часы. — Время — около пяти…

— Вот и шагай, коли нечего делать! — проворчала сквозь зубы любовница, не успев остыть после схватки с завлабом. — Мне предстоит ещё расшвырять бумаги… Приготовь к моему приходу что-нибудь вкусненькое, — более миролюбиво попросила-приказала она.

Ради Бога, начальница, оставайся на своей руководящей работе хоть заполночь, хоть до утра, устало подумал я, проводив Светку к лифту, сейчас прихвачу в комке бутылку «столичной», разжарю дома привычную яишню, сдобрю её свекольным хренком и устрою себе отдых по первому классу. С пряными килечками, винегретиком, украинским сальцем и полуголыми девицами, отплясывающими на телевизионном экране сексуальный танец.

Дома разделся, бесцельно побродил по комнатам, мимоходом включил на половину громкости телевизор. Светка появится не раньше девяти вечера, можно с яичницей не торопиться. Для просветления мозгов хлопнул полстакана водки, закусил килькой — вместе с головой и хвостом, развалился в кресле и принялся продумывать подходы к помошнику депутата Госдумы.

Ничего не поделаешь, придется напроситься на прием, телефонными разговорами глубоко не достанешь. О чем именно говорить при встрече лицом к лицу? Как увязать свой визит с содержанием таинственного конверта Вартаньяна? Каким образом заставить раскрыться собеседника, самому оставаясь в полумраке?

Вопросы, вопросы… Отыскать ответы на них — осилить добрую половину дороги, ведущей к истине…

В половине девятого заверещал телефонный аппарат.

— Слушаю.

— Это я, миленький. Собираюсь домой, можешь поставить на огонь жаренную картошечку, собрать на стол… До чего же я голодна, глупыш, выразить невозможно!

Все в порядке, домработник озадачен, ужин должен быть готовым…

И тут я спохватился — хлеба-то нет! Последнюю половину батона умяли за завтраком. Увидит Светка пустую хлебницу — скандал обеспечен и не простой — со сверканием молний и громыханием грома. Она может простить мне все, даже измену, а вот голодное состояние — никогда.

Быстро сунул ноги в мокрые туфли, на ходу натянул дождевик и, не ожидая занятого кем-то лифта, сбежал по лестнице, прыгая через три ступени сразу.

По закону подлости булочная рядом с домом закрыта на ремонт, пришлось бежать чуть ли не на другой конец города. Вспомнил я молодые годы, армейские марш-броски — двести метров бегом, сто — шагом, подобрался и рванул по тротуару. Через два квартала понял — молодость ушла, забрав с собой прежнюю силу и сноровку, задыхаюсь, ноги от напряжения подрагивают. Короче — полный абзац!

Авось, Светка задержится на работе. И я перешел с бега на спортивную ходьбу. В усиленном темпе.

Ранние сумерки опрокинули над городом звездную чашу. Легкий ветерок пробегает по кронам деревьев, бьет в лицо. Улица — пустынна, изредка её перебагает запоздавший работяга, или, прижимаясь к фасаду дома, выгуливает собаку мужик.

На третьем квартале пришлось перейти на неторопливый шаг.

Впереди — теплая компания: трое подвыпивших парней пощипывают таких же пьяненьких, хохочущих девчонок лет по четырнадцати, не больше. Ничего удивительного — обычная картинка из современной жизни, раньше пели серенады, сейчас дружно матерятся, раньше целовали дамам ручки, ныне прилюдно лапают.

Мне показалось — при моем приближении от компании отошел, постукивая палочкой по асфальту, старичок, удивительно похожий на воротного стража Росбетона… Наверняка, показалось — отдежуривший свою смену дед Ефим сейчас возится на своем участке, что ему, старому бедолаге, делать в «цивилизованной» части города. Особенно, с учетом того, что он изрядно засветился, наследил.

— Чего кривишься, дерьмо вонючее? — загородил мне дорогу один из «кавалеров». — Или не нравится наша компания?

Булочная вот-вот закроется, а мне предлагается один из вариантов примитивной уличной драки. Типа — ты меня уважаешь?… Ах, нет? Тогда получай плюху! Светка, небось, уже спешит домой, постукивает каблучками по тротуарам. Через парк одна, конечно, не пойдет — выберет более длинную, зато — безопасную дорогу.

— Некогда мне, парни, тороплюсь, — миролюбиво проговорил я. — Что мне до вашей компашки — сами разбирайтесь.

— А мы вот не торопимся, — необ»езженным жеребцом заржал второй, сунув руку в карман. — Поделись с нами башлями, а? На пузырь не хватает.

Обойти стороной компанию не удастся, да и стыдно пасовать перед уличными хулиганами. Я остановился, подобрался. Не чувствовал ни страха, ни злости, в душе — одна досада: испортят же вечер, паразиты неумытые, заставят снова поругаться с подружкой.

— Гляди-ка, он, падло, ещё и кулаки сучит…

Знать бы парням, что задирают бывшего сыщика, специалиста по карате, знатока самбо и ещё доброго десятка боевых единоборств — тогда может быть отступили бы. Но мальчиков гнала пьяная одурь, подталкивала вседозволенность.

Первый удар я отбил играючи — подставил согнутую в локте руку, от второго спасся, поднырнув под локоть ударившего. И тут мне в голову хлынула волна злости. Ах, вы так, подонки, мать вашу вдоль и поперек? Ну, теперь глядите…

Ударом ребра ладони по горлу отправил в глубокий нокаут более рослого хулигана, пяткой ноги в прыжке достал второго. Третий выхватил нож, но даже не успел размахнуться — мой кулак вошел ему в солнечное сплетение.

Оставив за собой охающую, стонущую, ползающую по асфальту братву, я спокойно пошел в сторону булочной. Сейчас — около девяти, должен успеть.

Не успел — догнал милицейский «газик».

— Вот он, бандит! — кричала из него размалеванная девчонка. — Мирно общались, а он напал, покалечил наших мальчиков… Хватайте его!

Я не успел ничего сказать — два милиционера взяли меня под руки и поволокли к машине. Конечно, ничего не стоило расправиться с ними так же, как недавно — с хулиганами, но пребывание в следственном изоляторе, а потом на зоне, привило мне уважение к людям в милицейской форме. Поэтому я безропотно покорился. Упрямиться, доказывать правоту — себе дороже станет, врежут по морде, а то и по почкам. Меры воздействия на нарушителей опробованы неоднократно, ребята крепкие, здоровые, натренированные.

Подсаживая меня в машину, приложили в качестве профилактики палкой по загривку, обложили многослойными матюгами. Вот тебе и правовое государство, вот и защита прав и достоинства гражданина великой России. Я успел успокоиться — недавно бушевавшая во мне ярость перешла в иронические размышления.

— Пьяный дебош, — коротко доложил сержант дежурному офицеру. — Покалечил трех пацанов…

Унюхал все же несчастные полстакана водки! Специалист, ничего не скажешь.

— Вот этот долговязый? — удивился лейтенант. — Силен, бродяга — с тремя справился… Наверно — хлюпики, младенцы?

— Да нет, вроде, парни крутые… Похоже, он оказался «круче»… Или водка погнала на преступления…

— Тогда пусть протрезвится в обез»яннике. Завтра придет начальник — разберемся…

— Никаких «завтра», лейтенант, — заупрямился я, представив себе, что станется со Светкой, когда она войдет в пустую квартиру. — Разрешите позвонить…

— Наш «звонок» дорого тебе станет, — засмеялся сержант, вытаскивая из кармана трубку сотового телефона. — Плати сто долларов — три минуты разговора.

Даже здесь, в милиции — дикий, неуправляемый рынок, вяло удивился я, стоит ли осуждать пацана, потребовавшего вознаграждение за обычную человеческую услугу — показать, где проживают Сувороы?

Лейтенант оказался большим психологом — понял: дело не чисто, задержанный не относится к числу занюханных алкашей, закатит после освобождения скандал — не расхлебаешь неприятностей. Что-то насторожило его в моем поведении, заставило обращаться более вежливо.

— Звоните, — подтолкнул он ко мне телефон. — Только — покороче.

Когда в трубке послышалось хрипение болящего Ромина, оно показалось мне пением райской птички.

— Выручай, Славка…

— Что случилось?

Выслушав мою бессвязную исповедь, капитан попросил передать трубку дежурному. О чем они говорила я не понял, но выражение лица лейтенанта было не таким веселым, как только что. Покраснел, бедняга, на лбу пот выступил.

— Извините моих парней, Константин Сергеевич, — пробормотал он, глядя мимо меня на висящий на стене портрет очередного руководителя. Будто не передо мной извинялся — перед ним. — Промашка вышла… Не обессудьте…

Через несколько минут, сопровождаемый извинениями и твердыми обещаниями «разобраться» с пьяными хулиганами, я помчался в булочную. Убедился — опоздал, закрыта и понуро поплелся домой, проклиная свою забывчивость, пьяную компанию и… деда Ефима… Уж не с его ли подачи хулиганы привязались ко мне? Чего добивался хитроумный старикан? И кто им руководит?

Одно совершенно ясно: старик — шестерка Пантелеймонова. Тогда с какой-такой радости генеральный директор решил малость попугать своего персонального сыщика? Или дед Ефим — слуга двух господ, работает не только на Вацлава Егоровича, но и, предположим, на того же Волина? А может быть разворотливый новый сексот «прибомбил» не двух, а трех-четырех боссов и отсасывает у них солидные «гонорары»?

Что касается Волина — сомнительно. Потому-что алогично. Зачем, спрашивается, одновременно и приглашать на службу, ещё и как приглашать — настойчиво, энергично, и пытаться отправить на тот свет?

Очередная порция безответных вопросов обрушилась на бедную больную голову начальника пожарно-сторожевой охраны. Почему-то теперь я был на все сто процентов уверен в том, что пьяных парней на вечерней улице «инструктировал» именно бывший негласный сотрудник НКВД. Именно он столкнул на меня каменую глыбу…

Лифтом опять я не воспользовался — медленно пополз по скудно освещенной лестнице. Будто сонная муха по обоям. В голове перемешались разнообразные версии и предположение, в висках кровь выбивала азбуку Морзе, глазные впадины, казалось, превратились в глубокие овраги.

Какими словами встретила меня голодная Светка можно только догадываться…

12

Именно с тогдашнего «бесхлебья» все и началось. Моя ревность превратилась в мишень, обстреливаемую ежевечерне из многочисленных «стволов».

Светка будто обезумела — появляется домой не раньше девяти вечера, закончились наши вечерние прогулки от Росбетона до центра города с посещениями магазинов и ранка. Мало того, моя сопостельница возвращается на иномарках в сопровождении местных бизнесменов. Однажды видел с балкона, как наш генеральный доставил её к под»езду и на прощание почтительно поцеловал ручку.

Я понимаю разницу между главным специалистом Росбетона и сторожем-пожарником, которого не приглашают на посиделки, не поят коньячком. Разные сферы общения, разные уровни знакомств. Ничего не попишешь, так уж устроена жизнь. Но я, между прочим, не простой работяга — фактический муж высокопоставленной дамочки, со мной не мешает и посчитаться.

Обида в»едалась в душу, больно щипала самолюбие, разжигала ревность. Предположим, тот же Пантелеймонов не понимает абсурдности сложившихся отношений, но Светка ведь должна понимать! Если не башкой, то женским чутьем, которое у каждой представительницы так называемого слабого пола развито не хуже нюха розыской овчарки.

Похоже, её вполне устраивает шаткое равновесие в нашей семье. С одной стороны, захватывающий дух успех у руководителей Росбетона и бизнесменовской мафии, с другой — наличие верного любовника, он же — домашняя хозяйка. Шикарные застолья, раскатывание на престижных иномарках и домашнее тепло, исходящее от с в о е г о мужчины.

Я иронизировал, издевался над собой, будто подкидывал сухой хворост в разгорающийся костер недовольства. Травил себя мутными картинками общения Светки с вылощенным генеральным, до боли «кололся» ревнивыми подозрениями. Будто наркоман наркотиками.

На третий или четвертый день после того, когда Славка вызволил меня из милиции, вечером курил я на балконе, ожидая, когда какой-нибудь миллионер доставит мою любовницу. Настроение, прямо признаюсь, препакостное. Жизнь со Светланой, которая раньше казалась мне неземным блаженством, повернулась изнанкой, и не только в смысле общения и выпивонов. Сколько платят мне? Два с половиной куска. Сколько получает главный технолог? Пятнадцать. С кем общается начальник службы? Со сторожами, пожарниками, разными дедами и бабками. В какой компании проводит время «супруга»? Крупные бизнесмены, ведущие руководители, мэры пополам с префектами…

Любой мужчина хочет быть главой семьи, добытчиком, ухоженным и обласканным хранительницей домашнего очага. Спрашивается, ради чего я должен терпеть прямое уничижение мужского достоинства? Мы со Светкой, будто поменялись местами: добытчик — она, хранитель семейного очага — мужчина.

Так что же у нас с ней общего, кроме постельных утех? Но и в области секса главный технолог постепенно превратилась в повелительницу. Когда заниматься любовью, в какой позе и в каких условиях — ответы на эти интимные вопросы дает только Светка, оставляя за мной только одно право — подчиняться.

Сладкие всхлипывания во время оргазма теперь казались мне ненатуральными, притворными. «Натуральное» отданы тому же Пантелеймонову. Либо — Листику.

Господи, до чего докатился бывший сыщик! Сейчас, на балконе, я начал понимать, что семьи так и не сложится, что Светка живет в одном измерении, я — в другом. Не пора ли перестать тянуть волынку и разбежаться? В конце концов, я не бомж, у меня имеется родительская комнатушка в коммуналке, работа. Что касается интимной жизни, тоже не буду обделен женским вниманием — достаточно вспомнить жаждующую моих об»ятий Соломину и вспыхивающую румянцем от моего взгляда инженершу светкиного отдела. Ни та, ни другая не откажутся от легкой, ни к чему не обязывающей любовной игры.