— Ровно половину.
— Вот видите… А я предлагаю вам стартовую зарплату в сумме трех тысяч баксов. Обязанностей, практически, никаких — отдельные поручения.
Знаем эти расплывчатые «отдельные поручения»: кого выследить, кого убрать. Но дело даже не в обязанностях и не в «зарплате» — уход с Росбетона означает для меня прекращение расследования убийства Вартаньяна. А я уже так вжился в него, что не соглашусь ни за какие деньги…
Впрочем, переход к Волину не означает конец начатому следствию — скорее, перенесет его на новую, более перспективную ступеньку.
Светка смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Неужто откажусь? Предлагаемые деньги дадут возможность купить более удобную квартиру, обставить её. Не сразу, конечно, со временем. Не зря ведь всесильный глава «крыши» небрежно упомянул о «стартовости» предлагаемого вознаграждания.
— Подумаю, — неопределенно вильнул я хвостиком. — Не привык прыгать с работы на работу, на подобии блохи.
Невероятно глупое сравнение с блохой позабавило бизнесмена и он отрывисто посмеялся. Будто откашлялся.
— Думайте… А ты, Вацлав Егорович, не обижайся, не дело поручать опытному специалисту уголовного розыска сторожить железобетонные панели и блоки… Сколько намереваетесь думать? — снова обратился ко мне Волин. — Больше двух дней дать не могу…
— Послезавтра отвечу…
Глава «крыши», занял место напротив юбиляра. Слева многозначительно прижалась к нему пухлым плечом крашенная блондинка — по моему, супруга Пантелеймонова, справа щебетала брюнетка — жена Листика.
— Неужели откажешься? — с оттенком угрозы спросила Светка. — Или — поторгуешься? Что в наше время три тысячи баксов? По моему, Волин заинтересовался тобой — знаешь, сколько можно выдавить? — рядом с угрозой высветилась жадность. По-моему, даже пальчики с ярко накрашенными коготками зашевелились, готовясь вцепиться в стопку банкнот. — Меньше чем на пять тысяч не соглашайся… Слышишь?
А я думал не о деньгах — планировал предстоящий диалог с криминальным деятелем. Единственно, что от него нужно — как найти Костяка? Надежда — мизерная, едва просматриваемая в самый сильный микроскоп, но, к сожалению, других не имеется. Не отправиться же в адресное бюро: помогите найти отбывшего срок зека, который сейчас должен трудиться на ниве грабежей и разбоев? Услышат такое — либо напялят «браслеты», либо запрут в дурдом.
Поэтому поднимая наполненные рюмки, радостно поддерживая торжественные тосты, я до головной боли перебирал варианты послезавтрашенго разговора, отбрасывал наивные и глупые, обогащал более или менее подходящие.
Выявление убийц Сурена сделалось для меня навязчивой идеей, можно даже сказать, смыслом жизни. Уж не по причине ли того, что я слишком долго был оторван от любимой работы в уголовном розыске? Или толкающая меня идея подпитывается ещё одним убийством — казалось бы, примитивного работяги-пропойцы Тимофеича. Два человека — главный экономист Росбетона и арматурщик-бетонщик как бы слились в один образ, вызывающий острое чувство мести.
После «официальной» части с торжественными тостами, родственными лобызаниями, и сентиментальными пожеланиями наступил черед «развлекательной» программы. Гости перешли в гостиную и закружились в вальсе под аккомпанимент японского магнитофона. Светка в буквальном смысле слова переходила из рук в руки, порхала расцвеченной бабочкой, этаким невинным ангелочком, указывающим мужикам дорогу в ад. Они перехватывали её почти на лету, прижимали, кружили.
Остальные женщины танцевали редко, поджав перекрашенные губы и зло щурясь, следили за мужьями, отбивающими друг у друга технологиню, нашептывающими ей на ушко то ли комплименты, то ли деловые предложения.
Похоже, у моей подружки от небывалого успеха закружилась головка. На меня — никакого внимания, раскраснелась, взволнованно смеется.
С одной стороны, мне приятен её успех, впору гордиться тем, что ты — обладатель сокровища, которым стремятся овладеть более симпатичные и импозантные мужики. С другой — мучила ревность, ворочалась в душе, вызывая физическую боль.
Особенно разыгрался глава «крыши». Он чаще других танцевал со Светланой, крепче остальных прижимал её к себе, шептал в заалевшее ушко такое, что моя подружка млела от наслаждения.
Врезать ему между глаз, что ли? Чтобы выбил башкой балконную дверь и улетел в космическую невесомость… Возможно, я так бы и поступил, если бы Волин не планировался в качестве человека, который приведет меня к старому тюремному дружану. Приходилось терпеть. До поры, до времени.
Подвыпившие мужики окончательно расшалились, теперь они просто перебрасывали друг другу худенькую, легкую технологиню. Пантелеймонов не с»умел поймать и Светка едва не упала на пол — я с трудом успел перехватить подружку «в полете».
В этот момент, наверно, выражение моего лица было далеко не дружелюбное. Недаром Волин миролюбиво похлопал меня по плечу.
— Не паникуй, сыщик, никто не собирается отбирать твою «игрушку». Обычные шутки…
Он подхватил пришедшую в себя технологиню и закружил в танце — нечто среднее между вальсом и гопаком…
— Что тебе нашептывал этот недоносок? — раздраженно осведомился я, когда мы ночью возвращались домой.
Усталая Светка едва шевелила точенными ножками, Даже макияж не мог скрыть потускневший, серый цвет лица.
— А что могут предложить бабенке обалдевшие мужики? — с неменьшим раздражением ответила она. — Приглашал навестить его в офисе, обещал уплатить за свидание столько, сколько нам с тобой не снится…
— Пойдешь? — как можно равнодушней, поинтересовался я. — Когда и за какую сумму? Слышал, московские путаны берут полтыщи баксов, смотри не продешеви…
— Хочешь посориться? Не старайся, не получится — сил у меня не осталось… Утром скажу тебе все, что думаю по поводу твоих милых шуточек…
И скажет ведь, не подбирая культурных словечек и изысканных выражений. У неё не заржавеет, ни одно из них не покроется плесенью. Впрочем, впереди — ночь, успокоится, утром примется мурлыкать на моем плече, словно кошка, выпрашивающая блюдце молочка.
Такое уже случалось многократно — привык.
Ссориться нельзя, многое ещё предстоит выяснить и уточнить.
8
Утром я пеенес трубку радиотелефона в переднюю. Светка сладко спала. Слава Богу, суббота, нет причин рано подниматься, пусть отоспится. А я воспользуюсь этим в своих целях, без подслушивания и последующих комментариев, на которые главный технолог Росбетона превеликий специалист.
— Дежурный по уголовному розыску. Слушаю вас.
Говорит и зевает, будто сутки не спал… А может быть на самом деле не спал? Служба в уголовке — врагу не пожелаю.
— Мне нужен капитан Ромин…
— Кто спрашивает?
— Брат жены, — вспомнил я обусловленный пароль. — Родной брат, — на всякий случай уточнил я.
— Капитан Ромин сегодня отдыхает. Позвоните домой.
Хорошо, что Славка предвидел и такой вариант — снабдил меня номером домашнего телефона.
— Слушаю, Ромин.
Голос — тусклый, усталый, будто сыщик предыдущие сутки таскал на горбу тяжеленные мешки. А чем, спрашивается, отличается работа детектива от перетаскивания тяжестей? Одна только разница: грузчики не рискуют получить пулю в спину или удар ножа в грудь, а сотрудник уголовки вечно ходит над пропастью.
— Говорит брат жены, близкий твой родственник по женской линии. Встретиться нет желания?
Славка протяжно, со вкусом, зевнул. Не удивлюсь, если вывихнул челюсть. Видимо, ему страсть как не хочется вылазить из дома. Отсюда — нерешительное молчание. Точная копия дежурного по угрозыску — зевает и говорит с паузами, вдвое большими, нежели сам разговор.
— Если назрела такая необходимость… Где и когда?
Несколько минут я прикидывал варианты. Со временем встречи все ясно — Светка раньше обеда не очухается, а вот место… Кимовск — маленький городишко, где почти все друг друга знают, засвечиваться в обществе сыщика — не резон. Хорошо хоть все, наверняка, успели позабыть мою деятельность в этом богоспасаемом учреждении. В противном случае опасность «засветки» возросла бы в несколько раз.
— Давай возле автовокзала. Потом порешим. Через полчаса успеешь?
— Надо успеть…
В голосе Славки — унылая безнадежность. Знает — я не отстану пока не добьюсь своего, сопротивляться, пытаться выторговать не только день, но и час — совершенно бесполезно
— Вот и успевай. Не вздумай опаздывать — заявлюсь домой, полуголого вытащу…
Автовокзал в Кимовске — наиболее оживленная часть города. Не считая рынка. Двухэтажное тусклое здание, перед которым — крытый перрон, увешанный табличками с номерами автобусов. Первая — отправление в Москву. Здесь всегда толпа ожидающих пассажиров. Удивительно — цены подскочили во много раз и продолжают расти, а количество желающих поехать в столицу не уменьшается, наоборот — растет. Пользуются автобусным сообщением не коммерсанты и миллионеры — обычные полунищие граждане современной России. Богатеи раскатывают на дорогих иномарках.
Я остановился перед витриной комка, принялся вдумчиво вычитывать наименование выставленных видеокассет. Примелькавшиеся боевики, сексуальные «учебные пособия», устрашающая фантастика. Духовная пища для бандитов и сексуально озабоченной молодежи.
— Пытаешься что-нибудь выбрать стоящее, — остановился рядом со мной Ромин.
В легком дождевике, из-под которого выглядывает красная водолазка, в наглаженных серых брюках он не походил на сотрудника уголовки, скорей — на представителя малого бизнеса, порешившего отдохнуть от нелегкой своей работы. — Зря надеешься. Советую что-нибудь отечественное, из периода диктатуры и застоя. Возьми тот же «мушкетерский» сериал с участием Боярского. Хотя бы позабудешь о проблемах современной житухи.
— Спасибо. Учту.
Мы медленно пошли по улице, ведущей к центру городишки. Туда, где распялось на фоне сквера помпезное здание бывшего горкома партии, ныне — обиталище районной администрации. Говорят, кабинетов не хватает, собираются пристраивать вдвое большее. С портиками и колоннадой, с четверкой коней наверху, управляемой Президентом. На подобии Большого театра.
— Что новенького? — прикрыл ладонью очередной зевок Славка. — Зачем вытащил из дому?
— Нужно посоветоваться. Заодно, узнать о твоих успехах.
Ромин внимательно посмотрел на меня. С хитростью и сожалением.
— Наколько понимаю, решил первым выдоить старого друга? Хитер бобер, ничего не скажешь… Ну, да, ладно, держи… Итак, первое — обгоревший замок невесть от какой двери… Интересно, сыщик в отставке, что ты хотел узнать о нем? Отпечатки пальцев? Ерунда, все, что там было — сгорело, безвозвратно стерто. Одно могу сказать: замок в полной исправности, без родного ключа его не открыть и не закрыть.
Именно это я и хотел узнать! Вспомнилась фразочка Светки: покрутила-повертела — он и открылся… Вранье номер один. Послушаем, что ещё откроет Ромин, чем порадует?
— Твой знакомец, специалист по аптекарскому ремеслу, похоже, ничем не замаран… Нет, нет, как и любой другой бизнесмен, с законом он не в ладах, рыльце в пушку, но связей с Росбетоном, в частности, с главным экономистом, не просматривается… Продолжаем работать…
Называется порадовал! Измельчали сотрудники кимовского угрозыска, явно измельчали. Видите ли, аптечный бизнесмен не в ладах с законом — а кто нынче с ним в ладах? Меня ведь интересует не взаимоотношения его с уголовным кодексом, а факты, фактики…
— Как с перчаточками Листика? — напомнил я. — Просветили?
Легкий презрительный смешок просигналил — Славка окончательно проснулся и принял боевую стойку. Теперь держись — десяток колючих вопросов и ответов обеспечено. Впору надевать бронежилет и выставлять перед собой защитный экран.
— После твоего ухода из уголовного розыска у нас не осталось ни одного специалиста по выворачиванию чужих карманов. Даже с самыми благими намерениями. Поэтому перчатки Богомола так и остались необследованными. Возьмешь на себя — гарантирую полный лабораторный анализ.
— Подумаю, — максимально серьезно отреагировал я. — Вот только разберусь с таинственным пакетом… Скорей всего, перчатки ничего не дадут — обычный трюк старых уголовников, берегущих свои «пальчики»…
— Жену допросил?
Я притворился глухим. Отвечать на шершавый вопрос друга — вызвать на себя прицельные «выстрелы» дополнительных, а подставлять Светку не хотелось.
— Завтра поеду в Москву, попытаюсь обольстить почтовых работников…
— Можешь не трудиться — сработано за тебя. Владелец загадочного абонентского ящика — помощник депутата Госдумы Никаноров. Дерзай дальше… Кстати, хочу повторить уже однажды заданный вопрос: реабилитироваться не собираешься?… Не взрывайся! — громче обычного приказал Ромин, зафиксировав грозоопасное выражение на моем лице. — Не испугаешь… Я уже переговорил с начальством, посоветовался. Подашь покаянное заявление — рассмотрят. Максимально доброжелательно… Так что, думай, шевели мозгами, если они ещё сохранились…
Честно говоря, Славка высказал заветное мое желание — возвратиться в альма-матер, покинуть осточертевшее обличье пожарника-сторожа и заняться настоящим делом, которому я учился и которое, признаюсь, полюбил. Но согласиться, вытереть повлажневшие глаза, облобызать «благодетеля» мне мешало разросшееся за последние годы чувство собственного достоинства, распухшее самолюбие. Не привык быть кому-то обязанным, кого-то благодарить за помощь и поддержку.
Вот завершу начатое расследование, выведу на чистую воду убийц Вартаньяна и Тимофеича, тогда может быть и покаюсь, и попрошусь в уголовный розыск. Не в качестве вольнонаемного помощника пятого заместителя, а опытным сыщиком, имеющим пусть даже прежнее звание «старшего лейтенанта».
Приблизительно так и высказался. Строго и сухо без примеси сентиментальных эмоций.
— Твои проблемы, — задумчиво прокомментировал мой отказ Ромин. — Возможно, ты прав… Итак, завтра — в Москву?
— Да… Только, прошу, без страховки и слежки. Обещаю не лезть на рожон, не испытывать судьбу, которая однажды уже «подковала» меня…
Славка понял правильно и не стал ни обещать, ни возражать.
Погуляли мы с ним по улицам Кимовска минут сорок, не меньше, но и за это время успели обсудить кой-какие вопросы, найти им правильное, по нашему мнению, решение. Правда, я затаил многое, так или иначе касающейся невенчанной женушки.
Когда возвратился домой, Светка уже не спала — голодной тигрицей металась по квартире, на ходу грызя черный сухарик, запивая его водой из-под крана. Соответственно «бушевало» настроение.
— С твоей, так называемой, любовью скоро ноги протяну, — официальным тоном сообщила она мне о скорой кончине. — Раньше кофе приносил в постель, яишню жарил. Теперь — приелись, похоже, мои ласки, ни свет, ни заря убегаешь невесть куда… Признайся, к Соломиной? Неужели жирная бабища слаще меня, а?
Глазки гневно сверкают, наброшенный на голое тело халатик полураспахнут. Пришлось доказать приоритет Светкиной любви перед любовной неповоротливостью заведующей строительной лабораторией. Так убедительно, что образ соперницы потускнел и распался на атомы и молекулы.
— Тебе звонили, — слабым голосом пролепетала любовница прежде, чем окунуться в привычное для неё состояние сна. — По моему, кто-то из твоих сторожей… Сказал: перезвонит…
На большую информацию сил не хватило.
Минут через двадцать ожил телефон и я поспешно приник к трубке, как теленок к материнскому вымени. На излишне взволнованное: алло, слушаю вас — молчание. Только слышно дыхание человека — неровное, спазматическое.
— Кто это? Говорите.
— Константин Сергеевич? — прошептал низкий мужской голос. — Вас беспокоит…
Кто беспокоит я понял без представления — конечно, глава «крыши». Интересно, кому он звонит: мне или Светке? Ревнивое чувство зашевелилось где-то в обрасти желудка, запустило щупальце в горло…
Зря я так думаю о любовнице, если бы Волин домогался её — договорился бы во время моего отсутствия. Хотя разные бывают ситуации, разное настроение… И откуда взяла Светка, что меня ищет какой-то сторож? Странное, если не сказать, подозрительное, предположение.
— Я узнал вас, Семен Аркадьевич. Мы договаривались встретиться завтра.
— Договоренность остается в силе?
— Конечно… Но без окончательного решения — я ещё до конца не продумал ни положительного, ни отрицательного ответа и пока не готов…
Легкий смешок — одобрительный и презрительный, одновременно.
— Стартовая цена ваших услуг моей фирме не поколебала вашей верности Росбетону? Если так — назовите свою цифру. Могу заверить — соглашусь с любой…
Услышала бы последнюю фразу Светка — обеспечен сердечный приступ с истерическим уклоном. Много мимо меня прошло разного человеческого «материала», но таких жадных, как Светка, встречать не приходилось. При самом легком упоминании о деньгах по лицу пробегает гримаса и шевелятся наманикюренные коготки.
— Речь не о сумме. Не привык подводить людей, которые помогли мне в трудную минуту…
— Нынешний ваш хозяин уже дал добро…
Прежде словечко «хозяин» имело иронический подтекст, в послереформенной России возвратило себе истинное значение. В применении ко мне — больно резануло по самолюбию. Ибо если есть хозяин, то имеется принадлежащая ему «вещь», в качестве которой в данном случае выступаю я. Не даром же «хозяева» перебрасываются мной, будто теннистым мячиком… Видите ли, господин Пантелеймонов изволил дать добро…
— Мне кажется, разговор не телефонный… Буду в Москве — загляну…
Вот тебе, самонадеяный типчик, не к тебе еду — по своим делам, надумаю — загляну. Потому что — не раб и не «мячик» — самостоятельный человек, умеющий защитить свое достоинство. Не знаю, так или не так воспринял Волин мой выпад, но показалось — его шопот сделался более громким, в нем появились хриповатые интонации.
— Ожидаю в промежутке между десятью и одинадцатью утра. Запишите адрес офиса…
Как обычно, последнее слово осталось не за мной. Адрес и время — будто приговор, вынесенный невесть за какое преступление…
Сообщение о запланированном посещении столицы Светка восприняла равнодушно. По моему, её волнует только одно: моя мифическая связь с заведующей лабораторией Росбетона, все остальное воспринимается с необычной легкостью.
— Надеюсь, ночевать будешь дома?
Я отделался многозначительной гримасой: дескать, ничего сказать не могу, неизвестно, как сложится обстановка. Поддразнивать ревнивую любовницу стало своеобразным развлечением, скрашивающем скучное существование.
— Как это так, не знаешь? — медленно начала закипать подружка. — Или нашел себе зазнобу в Москве? Учти, сексуальный маньяк, вышибу из квартиры, переселю в твою заплеванную коммуналку… Да я тебе… тебя…
Пришлось сдать назад. Ссориться с сожительницей — все равно, что пилить сук, на котором сидишь. Может, на самом деле, выгнать из теплой постели, заодно — из насиженной квартиры. Потом пожалеет, станет каяться, плакать но тогда встану на дыбы я. И — расплюемся, разбежимся в разные стороные. Как любил образно выражаться бывший мой начальник, попка об попку и — кто дальше отлетит.
— Успокойся, красавица, никуда не денусь — приеду. Пантелеймонов посылает, не смог отказаться… Кстати, напомни номер телефона, по которому ты звонила, выполняя поручение покойного Вартаньяна.
— Зачем тебе? — доставая из сумочки записную книжку, подозрительно спросила Светка. — Не советую совать глупую башку — в момент отрубят…
— Не сделали ещё топор для моей головы, — самонадеяно возразил я, пытаясь загнать поглубже в нору поднявший голову страх. Ибо сам чувствовал — волей-неволей подставляюсь бандитам. — Можешь спать спокойно…
В Москву я приехал в девять утра. Автовокзал забит народом, как ульи пчелами. Женщины с детьми, пенсионеры с хозяйственными сумками, черноголовые южане, молодые сноровистые парни — разместились на лавках, выпивают, закусывают, не спуская глаз с чемоданов и сумок, коробок и узлов. Молоденькие девчонки выразительно покачивают худющими бедрами, выпячивают крохотные грудки — ожидают покупателей своих незрелых прелестей.
Не теряя времени, я купил телефонный жетон и оккупировал одну из будок. Подпирает время — не позже половины одинадцатого нужно быть в офисе «крыши». До этого — «высветить» образ помощника депутата Госдумы. Как это сделать — продумано во время поездки в автобусе.
— Доброе утро. Слушаю вас?
Мелодичный девичий голос будто погладил по натянувшимся нервам. Не даром говорят бизнесмены: найдешь хорошую секретаршу — обеспечишь удачный бизнес. Если театр начинается с вешалки, то любая фирма — с секретарши.
— Мне нужен Василий Васильевич Никаноров.
— Представьтесь, пожалуйста.
А вот этого, милая девонька, делать мне не хочется. Попробую представиться первой попавшейся фамилией, авось, проскочит.
— Николай Степанович Громобоев.
Не тут-то было: не секретарша — железобетонная стена, о которую впору расшибить голову.
— Будьте любезны, господин Громобоев, вкратце изложить цель вашего визита…
Попробуй «изложить» неведомую цель, о которой не имеешь ни малейшего представления. И все же придумал.
— Речь пойдет о приглашении посетить парламент Украины. Я — помощник одного из депутатов.
Нерешительное молчание. С одной стороны, можно подставить босса, с другой — заработать от него выговор. Изворотливая девица быстро нашла проход между Сцилой и Харбидой.
— Господин Никаноров сейчас отсутствует, прошу позвонить по этому телефону после обеда…
Вот и все, что мне удалось добиться. И много, и мало. Самое главное, помощник депутата — лицо не вымышленное, существующее в реальности. Значит, «живет» и его абонентский ящичек на почте, куда Светка опустила таинственное письмо. Для кого именно: помощника или депутата, его хозяина?
Похоже, к великому множеству вопросов прибавился ещё один, может быть, самый основной. Кирпичик из подножия пирамиды, обеспечивающий её устойчивость. Удастся вытащить — пирамида рухнет, обнажив фигуры убийц Вартаньяна и Тимофеича.
Пожалуй, в создавшейся ситуации поиск тюремного дружана отступает на второй план — многое удалось выяснить без его помощи. Впрочем, надежды на помощь того же Ромина — никакой, а одному мне не справиться — не тот расклад, ни та обстановка. Умный и хитрый Костяк, если, конечно, он согласится стать помощником отставного сыскаря, — ценное приобретение.
Так я рассуждал спускаясь в метро, переходя со станции на станцию, толкаясь в переполненом автобусе.
Наконец — длинная, унылая улица со странным названием: Цеховая. Видимо, в старое время здесь располагались цеха с закопченными узкими окнами-бойницами и широченными металлическими воротами. Три четверти старых зданий снесено, вместо них — жилые многоэтажки. А название сохранилось.
Возле входа в одно из зданий — металлическая доска с выгравированной надписью: СИМФОНИЯ. Ниже, более мелким шрифтом пояснение: мастерская по ремонту музыкальных инструментов. Рядом с под»ездом — бетонная площадка для автомобилей, на которой скучает одинокий «мерседес».
Вот она — «крыша» над «крышей»! Мирная, необходимая людям творческого и нетворческого труда, мастерская укрыла под своим кровом криминальную группировку господина Волина. Кому придет в голову искать в рояле спрятанные автоматы, в виолончели — гранатомет, в губной гармошке — пистолет? Лицензия утверждена и проштампована солидными печатями, налоги платятся исправно, качество ремонта — выше любых похвал. Что ещё требуется от владельца предприятия?
9
В первой комнате за столом восседает мордатый приемщик. Ему бы ворочать мешки с зерном, вместо экскаватора копать котлованы под фундаменты зданий, а он ухватил крохотную шариковую ручку и выписывает квитанцию худому музыканту в очках и бородкой клинышком. А тот говорит, говорит, не переставая, расписывает достоинства своей чудо-скрипки, проводит смычком по струнам, извлекая жалобные всхлипывания. Дескать, болеет, бедная невесть чем, нужно срочно ставить диагноз и лечить, лечить…
Пришлось дождаться ухода единственного посетителя мастерской. За двадцать минут ожидания я успел ознакомиться с расклеенными по стенам плакатами, прочитать правила выполнения заказов, требования к состоянию сдаваемых в ремонт инструментов. Даже разгадать часть кроссворда в лежащей на столике газете.
— Что вам угодно? — сдержанно пророкотал приемщик, разминая уставшие от писанины пальцы-сосиски. — Где ваш инструмент?
— Мне нужен Семен Аркадьевич. Мы с ним договорились о встрече.
Приемщыик обшарил меня подозрительным взглядом, будто обыскал с головы до ног. Хорошо, что у меня нет оружия, мелькнула опасливая мысль. Я нисколько не сомневался — в ящике письменного стола мордатого парня лежат не только бланки квитанций и штемпельные подушки.
— Посидите, вас пригласят.
Видимо, приемщик нажал неприметную кнопку — из дверей выглянул его двойник, с такой же угрюмой физиономией и накачанными мускулами. Выглянул, перемигнулся с приемщиком и снова исчез.
Я продолжил разгадывание кроссворда… Прохладительный напиток из четырею букв? Квас, что ли? Последняя буква — первая в названии итальянского города…
— Господин Волин ожидает, — уже более миролюбивым тоном оповестил мордатый. — Вас проводят.
Сопровождение более походило на конвоирование: правая рука «проводника» засунута в карман, идет он вслед за мной, подсказывая куда свернуть, какую дверь открыть. Настоящие катакомбы, немудренно заблудиться и попасть вместо кабинета бизнесмена в пытошную камеру. Интересно, что раньще размещалось в этом здании: склады или производство по выпуску артиллейских снарядов?
Я подобрался, мысленно пробежался по мышцам и нервным сплетениям своего натренированного тела, заодно припомнил полузабытые приемы карате. За год пребывания в следственном изоляторе и три года — на зоне я, конечно, потерял спортивную форму, ослабли мышцы, потеряли остроту реакции, но в случае опасности все должно восстановиться, прийти в норму. И тогда — горе напавшим на меня: минимум трех бандитов отправлю к Сатане, прежде чем остальным удастся меня повязать…
Наконец, миновали последний поворот и остановились перед резной дубовой дверью.
— Вам — туда, — почему-то прошептал сопровождающий и… исчез.
Кабинет главы фирмы ничем не отличается от кабинета генерального директора Росбетона: возле окна — письменный стол, вдоль стены — «совещательный», в углу — треугольный для более доверительного общения. С двух сторон зажат креслами.
Именно туда приветливо сопроводил будущего раба улыбчивый глава «крыши». Улыбчивый — не совсем точное определение, ибо улыбающиеся губы никак не стыкуются с ледышками, положенными в оба глаза, а гостеприимные жесты напоминают манипуляции карточного шулера.
— Рад видеть вас у себя, господин Сутин. Надеюсь, мы придем к взаимному согласию.
— Я тоже надеюсь, — вежливо из»явил я готовность к мирным переговорам.
На столике появилась бутылка коньяка в сопровождении двух хрустальных рюмок и вазы с фруктами: киви, виноград, груши. На отдельной тарелочке — непременный нарезанный лимон, посыпанный сахарной пудрой. Как принято говорить, мелочи, но — приятно. Надеюсь, в коньяк не подсыпан яд, а лимон с сахарной пудрой не снабжен снотворным. Сейчас все это не на пользу хозяина кабинета, вот если я нагло откажусь от его предложений, тогда можно ожидать любой пакости.
Повинуясь очередному приглашающему жесту, я пригубил довольно вкусный коньяк, зажевал долькой лимона. Нахально отделил гроздь винограда, положил рядом с собой прямо на лакированную поверхность стола и принялся отщипывать виноградинки, отправляя их по одной в рот.
При виде столь дерзкого поведения будущего раба Волин скривился, но тут же усилием воли прогнал недовольство. Дескать, что можно ожидать от обычного сторожа-пожарника, даже если он бывший сыщик? Культуры — ни на грош, умения вести себя в обществе — тем более.
— Итак, ваша цена? Свою, если не забыли, я назвал во время нашего знакомства у Петра Николаевича…
Я кивнул — помню. Но называть встречную цифру не торопился — она меня сейчас не интересовала.
— Прежде чем мы займемся торгами, мне хотелось бы изложить маленькую просьбу. Маленькую — для вас, для меня — огромную.
— Слушаю, — насторожился Волин. — Если в моих силах…
— В ваших, — заверил я, будто перед визитом в музыкальную мастерскую изучил все возможности её владельца. — Мне необходимо отыскать одного человека. Кличка — Костяк, к сожалению, ни имени, ни фамилия не помню. Сидели мы с ним в одной камере следственного изолятора, потом — парились на зоне.
Мне показалось, что ледышки в глазах собеседника выросли, затянув мерзлотой пространство под ресницами, улыбка сползла, обнажив ничем не прикрытое недовольство.
— Почему вы решили, что я имею отношение к криминальному миру?
— Семен Аркадьевич, давайте перестанем принюхиваться друг к другу! Если предстоит работать вместе, без доверия — невозможно… Сами подумайте, на торжестве у Второва и Богомол, и Пантелеймонов откровенно признали: вы — «крыша»… Помните? — Волин кивнул, попытался изобразить этакую вспоминающую улыбочку — дескать, действительно, имел место такой фактик, как же я запамятовал — но ничего у него не получилось: раздвинутые губы обнажили острые, хищные зубы. — А что означает в переводе на нормальный язык словечко «крыша»?
— Чувствуется закваска талантливого сыщика, — то ли похвалил, то ли обругал меня бизнесмен. — Действительно, я имею некоторые знакомства и готов быть вам полезным… Но вы сами должны понимать — в наших структурах нет ни справочной службы, ни адресного бюро… Короче, постараюсь… Теперь, надеюсь, мы с вами найдем взаимопонимание и по остальным проблемам?
— Обязательно найдем, — «радостно» воскликнул я. — Как только удастся встретиться с Костяком…
— Значит, все же — условие?
Растаявшие было льдинки снова принялись разрастаться. Интересно, зачем понадобился Волину отставной сыщик, почему он добивается меня с такой настойчивостью, разве сейчас мало сотрудников милиции, готовых за определенную мзду оказать даже примитивным бандитам определенные услуги? Что вынуждает собеседника изощряться в обещаниях? Будто домогается женщины, без обладания которой жизнь — не жизнь.