23

Как я и предполагал, беседа Волина с аптечным препринимателем ничего нового не содержала. Слезливые просьбы Листика сократить размер «налога» встречали откровенные насмешки главы «крыши». Ссылки на предстоящее банкротство — наглый смех. Единственный «пунктик» привлек внимание.

«Почему-то Второв платит меньше моего, а у него — банк…»

«Второв — особая статья, с ним не равняйся.»

«А Пантелеймонов?»

«Тем более. Не хочешь платить — пожалуйста, сниму своих парней — сам разбирайся с рэкетирами…»

Заключение «дружеского диалога» заставило насторожиться.

«К тому же, ты провинился, а любая провинность вызывает наказание.»

«В чем? — голос „аптекаря“ испуганно завибрировал. — Всегда делал, как ты скажешь…»

«Наезжать на завербованного мною сыскаря кто тебе велел? Я?»

Небольшая пауза. Я представил себе, как побледневший бизнесмен ловит открытым от изумления ртом почему-то сгустившийся воздух, как таращатся его хитрые глазища.

«Тут дело, можно сказать, семейное, Семен Аркадьич… Когда-то сыщик повязал меня… Пришлось отсидеть…»

Волин несколько раз насмешливо помычал. На подобии коровы, в ясли которой вместо вкусной травы подсыпали песок.

«Не темни, меня не запутать. За тот случай ты сполна расплатился — три года Сутин пробалдел на зоне.»

В принципе я давно был уверен — покушение организовал Листик. Даже сейчас, когда мы «помирились», я физически ощущаю волну ненависти, исходящую от аптечного бизнесмена. Его беседа с Волиным — лишнее подтверждение. А вот почему у «крыши» на первом месте Пантелеймонов, на втором — Второв, и где-то на «запятках услужливый Листик. Сейчас это — вопрос вопросов.

Прослушивание записи беседы с банкиром несколько развеяли туман. Оказывается, дядя Светки — подставное лицо, фактическим владельцем банка является Волин, отмывающий через него грязные, окровавленные деньги.

В принципе, ничего удивительного: сращивание криминальных группировок с властными структурами и с банковским бизнесом — реалии нашего смутного времени. В данном случае банком руководит от имени и по поручению откровенного бандюги бывший партийный бонза, правоверный коммунист. Вот тебе и ещё одно «сращивание», ранее просто немыслимое. Бывший секретарь горкома партии — шестерка главаря бандитской группировки! Уму непостижимо! Для такого партбилет и номенклатурная должность всегда была непробивваемым щитом и надежной маскировкой. Лишившись этой защиты, Второв оказался голеньким, несчастненьким. Вот его и пригрел Семен Аркадьевич, внушил уверенность, помахал перед чутким носом баксами и использовал для своих целей. Зачем — тоже ясно: экссекретарь сохранил связи, которые необходимы новому хозяину.

Эта запись как бы просветила Волина, подняла его на несколько ступенек вверх. Обычная «крыша» с примесью примитивной уголовщины превратилась в самую настоящую банду оголтелых преступников,, имеющую свой собственный банк, свою вооруженную «гвардию», своих аналитиков и контрразведчиков.

Запись беседы Волина и Пантелеймонова вообще оглушила нас со Славкой.

Маг долго шипел, в нем — невнятные шорохи, непонятные шумы. Я догадался: хозяин накрывает на стол, готовит угощения для дорогого «друга». Звон стекла — упала со столика бутылка или фужер. Многослойная матерщина. Странно, при общении со мной Волин всегда обходился без ругательств, а тут…

«Тебе из железной кружки пить, паскуда, так тебя и перетак! Не умеешь вести себя в приличном обществе, отправляйся в бардак!»

«Извини, случайно… Я заплачу… Куплю новую…»

Молчание. Судя по звукам — «друзья» насыщаются, пьют.

«Куда девался все-таки обещаный мне сертификат на акции Росбетона?»

Я насторожился на подобии охотничьей собаки, почуявшей дичь. Машинально положил руку на плечо Ромина, крепко сжал его.

«Я ведь уже говорил — выписан на Севастьянова…»

«Слышал. Твой Севастьянов уже отчитывается перед Богом. Мне не он нужен — сертификат… Что сказала Слепцова?»

«Сперва молчала. Только молила оставить живой. А вот когда отнесли её в ванну и принялись окунать в воду с головой, заговорила… Вартаньян заставил выписать сертификат. За это дал бабе стопку баксов…»

«У тебя в Росбетоне кто командует: генеральный директор или дерьмовый экономист?»

Виноватое молчание. Я, будто на яву, вижу бодрого, деятельного Пантелеймонова, опустившего голову, перебирающего тонкими пальцами пуговицы на пиджаке. Вот кто, оказывается, задушил пожилую женщину!

«Почему молчишь, падла? Не вернешь мне украденное — сам знаешь, что я с тобой сделаю!»

Поток самого гнусного мата, змеиное шипение, сменяющееся ревом зверя, жаждущего добычи.

«Пощади, Семен Аркадьевич… Ведь я все сделал, что можно. Даже на убийство пошел — думал сертификат находятся в сейфе Сурена… Слепцову тоже…»

Господи, сколько накручено было версий — ни одна не оправдалась. Кто мог подумать, что Вартаньяна убил генеральный директор? Привычка нумеровать версии у меня в крови… А эта какая по счету?… Последняя.

«Называется подвиг совершил, безмозглая скотина! Подколол Вартаньяна, а что толку? Мои шестерки поджарили бы его на огоньке, отполировали брюхо утюгом — раскрылся бы, никуда не делся.»

«Я его вначале добром просил, а он… Вот и пришлось… Не я его, так он бы меня… Подскажи, как теперь поступить?»

«Аннулируй выданный Севастьянову сертификат, выпиши новый — на меня! И не тяни, не заставляй принимать другие меры!»

«Но как это сделать?… Сертификат в сейфе то ли у Фомина, то ли у Никанорова… Не устраивать же налет на Думу…»

«Твои проблемы, дерьмо вонючее! Я и без того слишком долго ожидал, больше не намерен… Понял или пояснить другими словами? Даю тебе, тварь, неделю сроку, не выполнишь — пожалеешь, что на свет народился.»

«Выполню… Не знаю как, но — выполню.»

«Вот это другой разговор, за него стоит и выпить и закусить…»

Длительное молчание, слышны только горестные вздохи Пантелеймонова и громкое отрыгивание Волина. Изредка — бульканье наливаемого в рюмки коньяка.

«Знаешь, чего я больше всего боюсь, Семен Аркадьевич?»

«Ну?»

«Твоего зека-сыщика… Не верю ему, честно признаюсь, не верю. Пытался однажды убрать — не получилось… Хваткий он парняга, юркий, думаю, деда Ефима взяли не без его наводки.»

Так вот кому я обязан покушением в ночном парке! Ничего, дорогой Вацлав Егорович, теперь — твой должник, расплачусь сполна, с процентами, дай время. Только непонятно, кто именно дважды покушался на меня: Пантелеймонов или Богомол? А может быть, «двойной тягой»?

«Как взяли? Он же — в больнице?»

«Уже — в изоляторе… Позавчера переселили. Как хочешь, но Сутина я побаиваюсь…»

«Нашел кого бояться, — звучный смех походит на рев гиены. — Доживает твой супротивник последние денечки. Выполнит одно мое задание — отправится догонять Вартаньяна. Да не один — вместе с подружкой, которая переправила в Москву сертификат.»

Ромин многозначительно поглядел на меня. Дескать, все понял, пояснений не требуется? Я успокоительно снова сжал его плечо.

«Какое задание? — всполошился Пантелеймонов. — Продаст он тебя, не задумываясь, продаст. Может быть сейчас сидит в уголовке и пишет…»

«В уголовку Сутину нет хода, там его вычислили и выбросили… Спасибо за предупреждение — учту… Пока он мне нужен.»

Все, запись кончилась, магнитофон умолк. — Спасибо, Костя, здорово помог. Завтра же возьмем Пантелеймонова. А перед его арестом переправим тебя в глубинку.

— Переправим, — зло передразнил я Ромина. — А как же быть с Иваном? Тоже — в глубинку? Тогда конец задуманной операции. Волина не повяжешь — никого не убивал, не пытал, за организацию преступления наказаний не предусмотрено, сам знаешь. Он чист, как новорожденный, не успевший ни одной пеленки обмарать… И потом Волин ясно сказал по моему адресу: пока нужен. Сколько продлится это «пока», трудно сказать, думаю, столько, сколько проживет на этом свете зловонный Димыч.

Ромин разочарованно вздохнул.

— А я уже собрался завтра же организовать похороны по первому разряду. С плакальщицами и салютами… Придется отставить.

— Придется… А как ты об»яснишь арест генерального директора Росбетона? Пред»явишь запись его собеседования с главой «крыши»? Сразу меня высветишь…

— Ничего подобного. Пантелеймонова заложил… дед Ефим. Об этом с моих слов ты завтра в обед доложишь хозяину. Так, мол, и так, купленный капитан Ромин начал отрабатывать полученные денежки, сообщил: с подачи деда Ефима он вынужден арестовать вашего лучшего «друга» Пантелеймонова… Годится?

— Только на первый взгляд. Волин — не безмозглая курица, которая только и знает, что копаться в дерьме, он — думающий мужик. Короче, нужно порасмыслить…

— Для того, чтобы мозги у тебя быстрей проворачивались, должен сообщить важную новость…

Показалось, что Славка стал выше ростом. Выпятил цыплячую грудь, поднял голову на подобии петуха, приготовившегося кукарекать.

И закукарекал.

— Приказом министра внутренних дел тебе возвращенно звание старшего лейтенанта милиции и ты восстановлен в уголовном розыске… Пока без оглашения… Доволен?

Еще бы не доволен! Зековское прошлое, позорное и страшное, будто растворилось в небесной голубизне — я задохнулся от радости. Теперь бы ещё приезд Светки, её ворчание, требование покормить, приголубить — вряд ли можно найти в России более счастливого человека.

Кажется, ангел в виде Славки не исчерпал счастливые новости. Только почему-то нахмурился, стыдливо отвел в сторону глаза.

— Мне поручили передать тебе ещё кое что… Похоже, ты с дурацкой настойчивостью полез в самое, что ни на есть, осиное гнездо… Заботясь о твоем здоровьи и сохранности, начальство приказало не трогать деятелей из Госдумы…

— Как это не трогать? — изумился я. — Там же прорисовывается самое основное, связанное и с Волиным, и с убийствами… Ничего не понимаю…

— Нам с тобой не положено понимать, — почти прикрикнул Ромин. — Получил приказ — выполняй, вот и все тонкости. Лично я ухожу в глухую защиту и тебе советую сделать то же самое… Гляди, Костя, накличешь на свой зад очередную беду, похлеще дела со взятками… Завяжешь думские делишки?

— Ну, если ты так советуешь и начальство приказывает — завязываю, — согласился я, про себя давая клятвенное обещание ничего не завязывать.

— Молоток, дружище… А со званием и должностью — поздравляю!

— Спасибо…

— Можешь не трепыхать крыльями и не кричать «Служу Советскому народу и родной партии», — смешливо предупредил Славка. — И без того ясно, что — служишь… Итак, столковались. Пантелеймонова я завтра же беру, а ты сообщаешь эту волнующую новость своему, дьявол бы его забрал в преисподнюю, хозяину. Димыч продолжает отравлять воздух своей камеры, Иван ссылается на трудности, но обещает при малейшей возможности отправить подследственного к прадедушкам… Так?

— Так…

И все же Ромин колебался — задумчиво бродил по комнате, перебирал обезвреженные «жучки», включал и выключал магнитофон, Что то его тревожило, какие-то неясные предчувствия не позволяли покинуть меня.

— Что тебя мучает? — нарочито недовольно спросил я. — Сам не идешь отдыхать и мне не позволяешь отбиться.

— Ты твердо решил завтра идти к Волину?

— Кажется, мы обо всем договорились. Пока Димыч — в целости и сохранности, мне бояться нечего. Зато постараюсь поглубже проникнуть в замыслы бандитов… Многое ещё не ясно. Хотя бы связь Волина с депутатами, связь и противостояние…

— Мы ведь уже договорились…

— Ладно, ладно, успокойся — позабыл… Что еще?

— Окно твоего кабинета, кажется, выходит на улицу?

— Точно… А зачем тебе мое окно? Пристроить «жучка» или поглядеть издали, чем занимается возрожденный сыщик?

— Прекрати шутить, баламут! — беззлобно прикрикнул Славка. — Договоримся таким образом: при малейшей опасности, даже намеке на опасность, откроешь фрамугу… Мне Иван говорил — она у тебя всегда закрыта. Жаль, нельзЯ воспользовться мобильником — твои «дружаны» мигом заподозрят неладное… Сделаешь?

Вот доставала, везде ему чудятся опасности. А вот я, между прочим, абсолютно спокоен, уверен в благополучном завершении операции. Когда омоновцы повяжут музыкантов-ремонтников.

Заручившись моим твердым честным словом выполнить его просьбу, Ромин ушел.

Всю ночь я не сомкнул глаз, в темноте, не зажигая света, бродил по комнате, натыкаясь на мебель, выкурил две пачки сигарет, выпил с десяток банок импортного пива. Слава Богу, не было водки — свалился бы на пол в усмерть пьяный или провел бы ночь в обнимку с унитазом.

То ли подействовало предстоящее возвращение в лоно родной уголовки, то ли — надежда на восстановление глупо оборванных отношений с главной технологиней Росбетона, но фантазия разгулялась во всю. В основном, наряженная в розовые одежды.

24

Невыспавшийся, но, как никогда раньше, бодрый, утром приехал на Цеховую улицу и гимнастическим шагом вошел в «музыкальную мастерскую». Ничто не предвещало трагедии. В комнате приемки инструментов вместо Димыча сидел за столом его коллега — такой же мордатый, с такими же патлами нечесаных волос. Склонился над квитанциями и отчаянно зевает. В ответ на мое приветливое пожелание доброго утра буркнул нечто похожее на матерщину. Даже головы не поднял, скотина.

Первая примета предстоящих неприятностей. Обычно боевики-«музыканты» относятся к главному аналитику, если и без особого дружелюбия, то и без злости. На этот раз — откровенное «противостояние».

Главное — не показать тревоги, вести себя точно так, как обычно.

Напевая развеселую песенку про чижика-пыжика, я прошел знакомыми коридорами и переходами, открыл дверь в свой кабинет. Новых заданий не было, старые все отработаны и переданы хозяину, делать совершенно нечего. Разве только помечтать о будущем — совместной жизни со своевольной Светкой, любимой работе, из которой меня выдернули бандюги. Короче, есть о чем подумать, что спланировать.

Странно, но Волин не вызывает меня и сам не приходит. Будто начисто позабыл о существовании начальника аналитического отдела. Неясные предчувствия снова шевельнулись во мне и я вспомнил о фрамуге.

Если мои предчувствия оправданы — меня не выпустят из здания. Значит, нужно проверить. С независимым видом вышел из кабинета и направился в сторону «приемного» помещения. Дошел до поворота и остановился. Прислонившись плечом к стене стоит один из «ремонтников» с автоматом. Впервые вижу в волинском офисе вооруженных людей…

— Что-нибудь случилось?

— Хозяин приказал.

— Мне нужно выйти по делам…

— Не велено. Хозяин сказал.

По— моему статуя Апполона Бельведерского намного разговорчивей этого болванчика. Видя, что я попрежнему стою перед ним и не собираюсь возвращаться к себе, парень сделал легкое движение плечом и автомат послушно нацелился мне в грудь.

Я резко повернулся и зашагал к кабинету босса. Открою без стука дверь, с возмущением выскажу все, что я о нем думаю. Работаешь, стараешься, «покупаешь» за бесценок старых друзей из угрозыска и вместо благодарности…

Возле кабинетной двери — ещё один мордоворот и тоже — с автоматом.

— Не велено…

Пришлось возвратиться в свою комнату — вошел, оставив дврь приоткрытой. Будет идти Волин — перехвачу. Так просто не сдамся. Все сделано аккуратно, все продумано, комар носа не подточит. Перед «музыкальными» бандитами я чист до прозрачности.

Хлопнула дверь в коридоре, послышались голоса. Тревожный — Волина, и радостный, захлебывающийся от удовольствия… — Листика. Примчался аптечный предприниматель ни свет, ни заря из Кимовска… Зачем?

Я прислушался.

Собеседники остановились возле моего кабинета. Будто я уже труп, недвижимый и безгласный, можно не таиться, не прятаться.

— У меня в угрозыске — шестерка, надежная, давно купленная. Верю ему, как себе самому… Деда Ефима допрашивал капитан Ромин. Он же его и повязал прямо в больнице… И ещё — сегодня поутру должны арестовать Пантелеймонова… Говорил тебе: Сутин продаст, а ты не верил…

— Спасибо, дружан, открыл глаза. Этот падла вонючая от меня не уйдет. О Сергееве не слышал? Лейтенант Иван Сергеев, — по слогам повторил Волин.

— Я ведь в кабинете тебе говорил — сыскарь, в одной упряжке с Роминым работает. Мой шестерка сказал: приставлен к Сутину для охраны и связи…

Все ясно, пора спасаться. Я выглянул в окно. По тротуару расхаживал «музыкант», без автомата, но можно не сомневаться — в кармане пистолет. Ходи, ходи, скот, я не собираюсь бежать через окно. А вот фрамужку открою, авось, Иван засечет тревожный сигнал подопечного.

Забрался на стул и стал дергать чертову фрамугу. Она не поддавалась, будто её приклеили к раме… Ага, гвоздь держит! Ну, это не проблема. Перочинным ножом отогнул шляпку, дернул… Все!

Сойти со стула не успел. В настежь открытых дверях оскалил зубные протезы Волин.

— Жарко стало, сыскарь? Решил проветриться? Или… сигнал подаешь? — захлопнул он пасть и бросил за спину. — Взять его! Скорее закройте фрамугу.

В кабинет ворвались «музыканты». Человек восемь. Набросились на меня, как свора лягавых на загнанного лося. Ударом ноги я отправил первого в угол, второго оглушил сильным ударом стула, третьего послал в нокаут… Но разве один человек, будь он физически крепким и подготовленным, может совладать с накачанными парнями? И тем не менее, я изо всех сил защищал открытую фрамугу. Захлопнут её поеждевременно, не дойдет до Ивана сигнао тревоги — все пропало…

Меня свалили на пол, ударом по голове отправили в беспамятство.

Очнулся привязанным к стулу. Веревки впились в тело, голова раскалывается. Напротив, тоже на стуле, сидит Волин.

— Пришел в разум, сыскарь? Отлично. Поговорим… Спасибо Листику, открыл тебя, падла. Надо бы сразу отправить следом за Вартаньяном, да вот захотелось на прощание побазарить…

— О чем? — с трудом шевеля кровоточащими, распухшими губами, спросил я. — По моему, все ясно и без базара…

Говорю для того, чтобы протянуть время, дать возможность Ивану позвонить в МУР, вызвать помощь. Единственная надежда. До чего же не хочется «новорожденному» старшему лейтенанту отправляться на тот свет, в бессрочную командировку.

— У тебя, сыскарь, имеется два выхода. Первый — выдаешь свои связи. Не с уголовкой — там все ясно и понятно, с помощниками Севастьянова. Сделаешь — аккуратно пристрелим, не почувствуешь. Второй выход — станешь молчать. Тогда познакомишься с моими ребятками, отведаешь раскаленных игл под ногти, поджаришься под утюжком. Уверяю тебя, все равно все выложишь… Выбирай.

Садист вынул из бокового кармана фляжку, отвинтил крышку, плеснул в неё коньяк. Выпил. Закурил. Делал все это медленно, с наслаждением, не сводя с меня настороженного взгляда. Как подействовала на подопытного кролика «иньекция» сильно действующего лекарства? Типа раскаленных игл и палки, загнанной в задний проход.