13

Не без помощи здоровеных бандитов мы очутились в забитом больными коридоре. Длинный, от края до края барака, он заполнен прижавшимися к стене людьми. Лежат, сидят, стоят, постанывая или тихо переговариваясь. Мужчины курят, ненавидящими взглядами провожая расхаживающих вдоль колридора боевиков. Если бы не автоматы в их руках, разнесли бы насильников на мелкие кусочки. Я с превеликом удовольствием принял бы в этой расправе самое активное участие.

В поисках свободного места мы с Ленкой прошлись вдоль коридора. Я попытался взять её под руку, ободрить, но женщина оттранилась. «Ангелочек без крылышек» превратилась в бесстрашного «сокола» с коготками и острым клювом. Отлично, терпеть не могу общаться со слюнявыми барышнями, подбирающими сопли в крохотные носовые платки.

— К стене! — прорычал террорист в наш адрес. — Гуляют, будто на бульваре!

Крымова отвернулась и прошла мимо наглеца, глядя в противоположную сторону. Словно перед ней не человек, а бездушный камень, которого сдедует обойти, чтобы ненароком не споткнуться. Удивительно, но боевик промолчал, не бросил в бабенку сгусток липкого мата.

Свободное место отыскалось неподалеку от входа в туалет. Я подстелил валяющуюся в проходе газету, усадил женщину. Она подчинилась. Присел рядом.

— Что будем делать?

Сейчас Ленка напомнила мне невинную девчушку, которую я защитил в парке от хулиганов. Беззащитного ангелочка без крылышек, худенькую пигалицу, взирающую на жестокий мир голубыми глазенками.

— Ожидать, — односложно ответил я. — Ожидать и искать лазейку, в которую можно юркнуть с минимальными потерями.

— Какую ещё лазейку? — женщина недоумевающе распахнула глаза. — Может быть, потребовать от бандитов…

— Потребовать? Разве ты ещё не поняла, в чьи руки мы попали? Не хочу пугать, но, кажется, наше положение мало чем отличается от положения курицы, которой вот-вот отрубят голову…

— Почему и за что?

— Потому что мы с тобой — не местные. Потому что я — сыщик, то-есть, человек, которого бандиты не просто не любят — ненавидят. А ты в их глазах — моя подруга.

С трудом удержался от словечка — любовница. Но, кажется, Лена и без этого отлично меня поняла. Пятна румянца разгорелись и охватили все лицо.

— Второе ясно, а вот первое… Какая разница: поселковые мы или городские, местные либо приезжие?

— Поселковые жители связаны между собой десятками узелков. Знакомство, родство. Их исчезновение не скрыть. А мы — пришлые, о нас никто не вспомнит.

Крымова задумалась. А над чем думать? Если террористы осмелятся выполнить угрозу с расстрелом заложников, мы — первые, вполне возможно — единственные.

Углубляться в подробности не хотелось — зачем пугать и без того напуганную женщину. А я чувствовал — несмотря на внешнее хладнокровие, Ленка держится на плаву только с помощью невероятного самомнения. Дескать, с ней не может случиться ничего плохого, ибо она — это она и этим все сказано.

— Значит, ты считаешь…

— Ничего не считаю! — закричал я и тут же понизил голос, поймав угрожающий взгляд в прорехах маски-колпака. — Наоборот, уверен в том, что удастся выпутаться. Как именно — пока не знаю. Буду думать…

И я невежливо отвернулся.

Честно говоря, в голове пусто, на ум ничего путного не приходит. Пообещать налетчикам солидный выкуп? Глупо и наивно. Разве рядовой сотрудник уголовного розыска способен «переплюнуть» сумму, которую потребовали бандиты у местной администрации? В нитку вытянусь, а не добуду и сотой части. Главарь — далеко не дурак, отлично это понимает.

Сбежать? Но как организовать побег, если два охранника разгуливают по коридору, не сводя настороженных взглядов с заложников, а третий маячит в вестибюле? Не успеешь добраться до забитого досками выхода в парк, как тебя перережут автоматной очередью…

И все же я пошел бы на риск, не будь со мой Лены. Она сейчас — кандалы на ногах, наручники на руках. Приходится поддерживать, помогать, направлять. Все это под внимательным контролем охранников.

Значит, побег тоже из области детских сказочек.

Что остается? Выдать себя за любимого внебрачного сына великого реформатора и народного любимца? Дескать, папаша отправил попутешествовать с зазнобой, развлечься и вот, что получилось — сплошное развлечение под прицелом автоматов. Почему разные фамилии? Неужели непонятно? Сынок-то не от законной супруженницы — приблудный!

Берегите, дорогие господа бандиты, столь ценного заложника, пыль сдувайте с него и с мамзельки, откармливайте разными вкусностями. А ещё лучше — отпустите обоих на свободу. За это откроют вам широченный коридор, по которому с почетом отвезут в любой названный вами пункт. От Чечни до Америки.

Бред собачий! Такое может привидиться только пациенту психиатрички. Да и то — хронику!

Единственная надежда — на случай, который навещает сыщиков так редко, что они только мечтают о его появлении. Скажем, удачный штурм захваченной больницы. В результате которого мы с Ленкой останемся живыми. Или выполнение местной администрацией требований бандитов.

Пожалуй, все. И незачем переутруждать и без того на славу поработавшую голову. Пусть извилины отдохнут — могут пригодиться…

14

Рядом со мной грузно опустился на пол… Дмитрий. Прижался мускулистым плечом, проводил злющим взглядом расхаживающего по коридору охранника. Прошептал.

— Слушай меня внимательно, паря. Гляди на этого нелюдя и слушай… Я тут побродил, поглядел в окошки, послушал людей. Больница окружена омоновцами…

Вот он, долгожданный счастливый случай! Но как его использовать, как выбраться из западни?

Грузчик продолжал шептать, щекоча сухими губами щеку.

— Главарь банды так и влип в телефонную трубку, мемекает что-то, грозится. Повизгивает, как собака, которой хвост прищемили. Наверно, денег требует и автобус… Кол ему в задний проход, чтоб голова не качалась, — ожесточенно выпалил он так громко, что я оглох, а охранник повел в нашу сторону автоматом. — Грозится, паскуда, побить заложников…

А что ему остается делать? Сдаваться? Ни за что на это не пойдет, знает чем грозит. Долгое пребывание на зоне, как минимум. Готовясь к захвату больницы, он обязательно просчитал все возможные варианты. В том числе и поражение. Значит, держит за пазухой какую нибудь провокацию…

— … думаю омон на штурм не пойдет, побоится людишек побить. За это по головке не погладят, орденов не навесят…

Святая наивность! И погладят, и навесят. Такое мы уже проходили.

— … бандюги в полночь вполне могут устроить расстрел. Похоже, им не привыкать. У них и без этого руки по локоть в кровушке, что им лишний ручеек. — Дмитрий помолчал, давая мне возможность сполна осознать создавшуюся ситуацию, и ещё тише добавил. — Удалось мне подслушать под дверью стасикова кабинета: в двенадцать собираются побить тебя с бабой… Главарь сказал.

Услышанное меня не поразило — ожидал нечто подобное. У нас имеется два выхода: погибнуть либо бежать, третьего не существует.

— Что посоветуешь?

— Выбираться отсюда. И — поскорей.

— Как?

Грузчик задумался. Видимо, перебирал варианты побега и не находил абсолютно надежного.

— Опасно, конечно, не без этого. Но кумекаю так: лучше рискнуть, чем подставляться под пулю… Кое-что могу предложить…

И снова прочно замолчал. Наверно, не решался открыться полностью, понимал, что грозит беглецам, если поймают. Я не торопил. Пусть ещё раз взвесит все за и против, проиграет в голове «сценарий» рискованной операции.

Наконец, решился. Заговорил ещё тише.

— Есть две дороги. Одна — через окно в туалете. Я побывал там, прикинул. Окошко, конечно, маловато, но протиснуться можно… В нужник бандюги пускают по одному человеку. Пока один не справит нужду и не выйдет, второму вход заказан… В этом — трудность…

— Значит, отпадает? — разочарованно спросил я. — Жаль…

— Почему отпадает? В нашей житухе все возможно сделать. Только покумекать требуется… Вот я и кумекаю помалу. Кое-что имеется…

— А вторая дорожка?

— Пожалуй, посложней первой. Через забитую дверь в парк. Она только кажется забитой, дерни посильней — отвалится. А там — что Бог даст, он не без милости… Только — все то же занозище. Нелюдь с автоматом… Гляди, как зыркает по сторонам из под бесовского колпака!

Террорист будто понял — двое подозрительных шепчутся о нем. Угрожающе повел в нашу сторону автоматным стволом. Дескать, все вижу и все слышу, в случае чего перережу очередью!

Я лихорадочно анализировал варианты грузчика. Дверь в парк можно, конечно, открыть, но с одним непременым условием — предварительно повязать дежурного боевика. А это невозможно — его «вестибюльный» дружан то и дело переглядывается с ним. С двумя одновременно не справиться. Тем более, что есть и третий…

Вариант с использованием туалета более реален. Над ним стоит поломать голову.

И я ломал её, до боли, до полубеспамятства, до тошноты. Приходили и тут же исчезали полуфантастические бредни. Их заменяли другие, более реальные, но связанные с таким риском, что внутри все холодело. За себя не боялся — привык, а вот как быть с Ленкой?

Дмитрий молчал, бездумно посасывая невесть откуда появившийся сухарь. Видимо, отлично понимал, какую трудную загадку пытается раскусить собеседник.

— Есть одна задумка, — наконец, ухватил я подходящую мыслишку. _ Но без твоей помощи…

— Считай — согласен, — решительно перебил мои сомнения Дмитрий. — Правда, однорукий двурукому не помощник, но силушкой Боженька меня не обидел, врежу кому при случае — не скоро опомнится.

— Спасибо, друг… Думаю, обойдусь один, ты — на случай осложнений… Прикроешь…

— Чего уж там благодарить, — засмущался великан. — Ежели при нашей гнилой житухе ещё и не помогать друг другу — в волков превратимся, друг дружке в горло вцепимся… Давай свое предложение. Обсосем его со всех сторон, будто карамельку…

Придуманный мной вариант бегства напоминает тонкую жердочку, переброшенную через провал. Малейшее неосторожное движение — она переломится и мы с Ленкой рухнем в черную пропасть. Но иного выхода просто не существует.

Выждав момент, когда сторожащий нас охранник встретился возле вестибюля с таким же мордоворотом, я приник к ушку Крымовой. Нажимать на ожидающие нас опасности — вызвать страх, умолчать о них — расслабить. Мешая простое и сложное, пройдясь легким намеком на возможную опасность, я посвятил Лену в суть задуманного побега. Так вертелся-крутился, путаясь в словах и предложениях, что снова разболелась голова.

Женщина восприняла информацию внешне спокойно. Будто ей предложили отправиться на прогулку по окрестностям Козырьково.

— Согласна. Когда?

Вот это выдержка! Впрочем, разобраться в любой женщине посложней, нежели, к примеру, в хитросплетениях высокой политики. А Лена — женшина вдвойне. Может быть, сейчас она замирает от страха или заранее радуется близкому освобождению. Не поймешь.

— Через час. Пусть налетчики поустанут, потеряют бдительность… Учти, от твоего самообладания зависит успех. Ни малейшей фальши, ни намека на натяжку. Ты больна, находишься в полуоборочном состоянии…

— Все поняла, Славик, не волнуйся. Сделаю.

Она ещё и меня успокаивает! Вот тебе и ангелочек без крылышек!

15

Подробно обсудили с Дмитрием детали. Постарались предусмотреть все возможные отклонения от задуманного. Как поведет себя охранник при том или ином раскладе? Будет стрелять либо позовет на помощь бандита, дежурившегои в вестибюле?

Время катилось к назначенному часу, будто лыжник к пропасти. С»умеет вывернуться или рухнет вниз, потащив за собой беглецов?

Дмитрий вздохнул и поднялся с пола.

— Пойду готовить окно. Время… Ты, паря, зря мозги не мучай. Все одно всего не усмотришь. Это тебе не в шашки-шахматы играть, переставлять фигурки… Начнем, а там будет видно: утонем либо выплывем.

Охранник проводил великана подозрительным взглядом. Когда Дмитрий зашел в туалет, остановился возле дверей. Ушей под колпаком не видно, но мне кажется — шевелятся.

Прошло пять минут… десять… Дмитрий не появлялся. Боевик загрохал кулаками по дверной филенке.

— Эй, ты, козел вонючий, слазь с унитаза! Или хочешь, чтобы я прочистил тебе задницу?

Дверь открылась.

— Извини, друг, с желудком неладно…

Успокоенный бандит невнятно пробурчал о дерьме, которым мужик забит по горло, и двинулся по привычному маршруту в сторону вестибюля. Грузчик спокойно, будто не было короткой словесной стычки, сел рядом со мной.

— Нормально, — буркнул он, глядя в сторону на пацаненка, хныкающего на руках у матери. — _ Выковырял гвозди, проверил — рама открывается… Я, конечное дело, не пролезу — формат велик, а ты и баба — запросто.

Снова — ожидание. До того мучительное, что подрагивают руки и кружится голова. Наконец, стрелки на наручных часах заняли предназначенное для них место.

Пора!

Взял на руки невесомую Ленку и медленно двинулся к входу в туалет. Женщина положила голову на мое плечо, закрыла глаза и побледнела. То ли от напряжения, то ли демонстрируя обморок.

— Куда вдвоем? — прохрипел охранник. — Сказано было — по одному!

— Женщине плохо, — трагическим тоном пояснил я. — Напою водой, протру виски — оправится…

— Вставил бы ей… — бесстыдно выматерился парень. — Мигом бы оклемалась.

Я ощутил дрожь, пробежавшую по телу Лены. Испуганную и брезгливую.будто её окатили помоями.

Держись, милая, не поддавайся, все выдержим, стерпим любое хамство, но избавимся от ада, в которую бандиты превратили мирную больничку… Терпи… Издай несколько стонов, авось подонок убедитсся — обморок.

Крымова, будто услышала мою мольбу — жалобно застонала.

— Ладно, двигай, — отступил бандит, освобождая дорогу. — Только недолго — не у одной твоей шлюшки прорезался понос. Половина больницы от страха мается.

Войдя в умывальную, я хотел было накинуть крючок, но охранник не позволил — ввалился вслед за нами, поигрывая автоматом, прислонился плечом к стене. Видимо, не потому, что опасался побега — просто интересно парню, как я стану выводить женщину из обморочного состояния.

Первая «закорючка», не предусмотренная планом операции. Заподозрит бандит неладное — она вполне может стать последней. Прав грузчик — все предусмотреть невозможно.

Что же делать?

Помог Дмитрий. На цыпочках вошел в умывальную, осторожно прикрыл за собой дверь. Пудовый кулачище опустился на голову бандита. Тот по детски всхлипнул и рухнул на пол.

— Давай, паря, поспешай!

Подготовленная рама легко открылась. Лена без напоминания скользнула в узкое окно. Я приглашающе протянул руку.

— Твоя очередь, Дима, я прикрою…

— Ясно ведь сказал: не пролезу, — сердито пробурчал грузчик. — Не тяни кота за хвост — поцарапает… Держи! — бросил он мне бросил мне автомат охранника. Набросил ржавый крючок и всем телом навалился на дверь. — Поспешай, паря, как бы нам не оплошать!

Обеспокоенный исчезновением напарника «вестибюльный» охранник барабанил в филенку.

— Открой, падло! Слышь, открой! Что ты в унитаз провалился, паскуда дерьмовая? Не откроешь — стреляю!

— Давай, Славка, не задерживайся… мне долго не выстоять. Как друга, прошу!

Выхода не было — либо погибать вдвоем, либо — одному… Нет, двоим. Подстрелят меня — неизбежно погибнет Ленка.

— Прощай, Митя, — обхватил я руками широченные плечи грузчика. — Бог даст — свидимся…

— Обязательно свидимся, — ухмыльнулся он, подтолкнув меня к окну. — Поцелуй бабенку — хорошая она у тебя, не забижай…

Я выбрался в окружающий больницу парк. Лена ожидала, прижавшись к шершавой стене барака. Позади грохнула автоматная очередь. Не дождавшись ответа, террорист располосовал дверь пулями. Подтянувщись, я увидел — все ещё улыбаясь, грузчик осел на пол. Из простреленной груди — фонтанчики крови.

Задерживаться нет смысла — Дмитрию уже никто и ничто не поможет. Пока бандит с помощью подоспевших товарищей пытаются отодвинуть грузное тело убитого и ворваться в туалет необходимо убраться подальше.

Метрах в двадцати от больничного барака — заросли кустарника. Перед ним — голая полянка. На ней мы с Леной превратимся в мишени.

— Прижимайся к стене… Пойдем к углу…

Медленно двинулись вдоль фасада.

Неожиданно в туалетное окно выглянул боевик.

— Вот они! — заорал он, направив на нас автоматный ствол. — Сейчас отправлю на небеса!

Все кончено… Укрыться негде, добежать до спасительного кустарника не успеем… Сейчас автомат выплюнет десяток свинцовых пуль и закончится дурацкий отпуск незадачливого сыщика.

Но из зарослей ударили другие автоматы. Боевик не успел выстрелить — нырнул под защиту толстых стен. Зато из других окон загремели выстрелы террористов. Разгорелся бой. Над нашими головами летели пули, выбивая из стены куски штукатурки. Я повалил женщину на отмостку и закрыл её своим телом. Бандиты палили бесприцельно, панически. Омоновцы отвечали редкими очередями.

Зачем они стреляют? — думал я, забыв, что автоматный огонь из кустов спас нам жизнь. — В здании — больные, врачи, сестры. Распастались на холодном полу, вздрагивают, будто каждая пуля ранит и убивает… Неужели нельзя договориться? Пропади пропадом доллары, пусть бандиты катятся куда хотят: в Чечню, Прибалтику, к черту на рога!

Лена что-то шепчет — кажется, молится. Будто у Создателя нет других дел на грешной земле…

Осыпаемые рвзбитыми стеклами, режущими кусками штукатурки, оглушенные стрельбой, мы, наверно, представляли довольно жалкое зрелище. Прижимались к отмостке, закрывали голову ладонями.

— Будем потихоньку ползти к углу барака, — прокричал я Лене. Шептаться бесполезно, она не поймет, да и бояться нечего — грохот перестрелки заглушает голос. — Только осторожно, не поднимайся.

Ленка выползла из под меня и медленно, с остановками поползла в указанном направлении. Я полз следом.

Огонь с обеих сторон прекратился так же неожиданно, как и начался. Наступила настороженная тишина готовая снова взорваться перестрелкой. Из здания через разбитые окна донеслись истерические женские крики, детский плач.

Пора выбираться.

Не поднимаясь, наоборот, втискиваясь всем телом в податливую рыхую землю, мы поползли через открытое пространство к спасительным кустам. Лена тяжело дышала. Двигаться по пластунски даже для сильного мукжчины — нелегкий труд, а Крымова при всем её самообладании и смелости — вего лишь слабая женщина, пигалица, ангелочек.

— Терпи, милая, крепись, — шептал я, отлично сознавая — она не слышит, ибо говорю я куда-то в её ноги. — Выберемся, обязательно выберемся…

И вот — заросли. Еще пяток метров — можно подняться и бежать на вокзал к любому поезду: товарному, пассажирскому, скорому, медленному… Теперь бандюги нас не достанут, наступившая темнота и деревья надежно укрывают беглецов.

Можно бы порадоваться, посмеяться, но кляпом в горле, занозой в сердце — гибель Дмитрия. Героическая и нелепая. Ведь мог грузчик оставить себе автомат оглушенного террориса, погибнуть в бою, а не мухой, пришпиленной пулями к дверному полотну…

Нет, стрелять в сторону коридора, заполненного заложниками, он все равно не стал бы…

16

Все. Хватит рядиться под дождевых червей, пора превращаться в гомо сапиенсов, как говаривал один из моих начальников — большой интеллектуал. Не успели подняться на ноги — угрожающий полушопот возвратил в позу пресмыкающихся.

— Лежать! Руки на затылок!

Пришлось подчиниться. Прежде чем ткнуться носом в пахучую траву, успел заметить две фигуры, стоящие перед нами с автоматами в руках. Неужели бандиты?… Нет, такого быть не может, террористы, прикрывшись беззащитными людьми, трясут испачкаными штанами и лихорадочно ищут выхода из тупика, в который сами забрались.

Если не бандиты, значит — омоновцы.

— Мы — заложники, сбежали от бандитов, — попытался я восстановить истину.

— А это прихватили в качестве костыля? — потряс над моей головой автоматом боевика один из парней и смачно выматерился.

— Как ты можешь — при женщине…

Резкий удар солдатским ботинком в бок заткнул мне рот.

— Где ты видишь женщин, сволочь бандитская? Эта, что ли? — омоновец сопроводил удар нравоучительным монологом. — Она же не женщина — бандитская подстилка, продажная шлюха. Заперли вас в больнице вот и пытаетесь бежать по одному… Не выйдет! Все равно побьем либо повяжем…

Доказывать, ссылаться на высокую мораль и права человека не только бесполезно, но и вредно — вполне можно напроситься на повторное «знакомство» с тяжелым ботинком. Лучше, как и при общении с бандитами, не искушать судьбу — помалкивать. Как это делает Лена.

Похоже, наше молчание радовало омоновца. Значит, он не лишен ораторского таланта. Его товарищ проверял наши карманы и укромные места, где можно спрятать оружие, документы, деньги.

— Ничего. Пусто, — резюмировал он результаты тщательного обыска. — Поведем к командиру.

— Встать! Вперед!…

Метрах в пятидесяти, среди парковых деревьев — три машины: два газика и автобус. Рядом — госпитальная палатка, откуда доносятся стоны раненных. Нас втолкнули в автобус.

— Кто такие? — равнодушно спросил старший лейтенант, попивая чаек. Будто осведомился — откуда прилетели насекомые, которых он должен приколоть в некую коллекцию.

Я хотел было прояснить нелепую ситуацию, но получил чувствительный удар в многострадальный бок. Дескать, ты здесь — никто, за тебя — и ответят, и пояснят.

— Ползли от больницы. С автоматом. Документов не обнаружено. Подозрительные люди. Думаю — бандиты.

— Карманы проверили?

— Вот все, что нашли.

На стол рядом с чайником легли наши путевки. Три, включая венькину. Их принес из вестибюля Дмитрий. Вместе с моим пиджаком. Но они ничего не доказывают. Автомат, ни паспортов, ни других корочек, определяющих место человека в современной жизни. Попробуй докажи, что ты не террорист, пытающийся просочиться сквозь оцепление. Путевки — мелочь, офицер равнодушно отложил их в сторону.

— Кто такие? — повторил он, на это раз обратившись ко мне. — Фамилие, имя, отчество. Где работаешь или… работал? Местожительство?… Короче, все данные о себе и спутнице.

В его голосе мне почудились нотки сочувствия. После бандитской матерщины и пинков в бок, подаренных мне родной милицией, они прозвучали обнадеживающей симфонией.

— Раков Вячеслав Тимофеевич. Тридцать два года. Проживаю в поселке Козырьково Московской области. Работаю сотрудником уголовного розыска. Сейчас — в отпуску. Еду отдыхать в Пятигорский санаторий. Путевки — перед вами.

Неторопливо и максимально убедительно поведал об отравлении друга, бизнемена Крымова, представил его вдову, Елену Федоровну. Более подробно рассказал историю налета на больницу, о гибели спасшего нас грузчика.

— Чистый детектив, — усомнился старлей и нотки сочувствия исчезли из его голоса. — Ты случайно не писатель? Здорово закрутил сюжетец… Ну, и что же дальше произошло с героями детективной повести? Куда зарыли документы, где чемоданы? Или пустились в дорогу без них?…Пожалуй, я ошибаюсь, у тебя вместо детектива — сказочка для детишек ясельнолго возраста.

На пухлых губах старлея расцвела насмешливая улыбочка. За нашими спинами язвительно покашливал омоновец. Обстановка не располагала к продолжению откровенной беседы. Все равно не поверят, каждое слово возьмут под сомнение, каждую фразу положат под микроскоп…

А я разве поверил бы?

Разговор перешел в конкретную область. Чисто деловую, без примеси эмоций.

— Кто может подтвердить то, что ты рассказал?

Действительно, кто? Я ведь сыщик и обязан понимать — любое расследование опирается не на рассказы, как бы внешне правдивы они не были, — на факты. Обижаться на офицера по меньшей степени глупо.

— Грузчик Дмитрий?… Погиб… Хотя может быть ранен…

— Фамилия Дмитрия, — старший лейтенант придвинул к себе блокнот.

— Не знаю — не спрашивал… Сами должны понимать, в той обстановке не до официальных знакомств.

— Еще свидетели?

— Главврач, медсестры, другие врачи… Но они сейчас в руках бандитов…

— Пока там, — уточнил старлей. — Вы пред»являли им паспорт и служебное удостоверение? Я имею в виду не свидетелей — бандитов.

— Они сами очистили наши карманы. А перед побегом я «постеснялся» попросить документы обратно.

Язвительная насмешка не достигла цели. Офицер даже не поморщился.

— Не верите? Тогда спросите у главаря налетчиков — он видел и мой паспорт и служебное удостоверение…