С удовлетворением увидел распахнутый рот и вытаращенные глаза Ларина.
— Ты?… Я и не знал…
— Мне тоже захотелось прогуляться. Если не изменяет память, ты терпеть не мог официальных развлечения. И вдруг — экскурсия…
Ларин пришел в себя. Рот закрылся, глаза с»узились.
— Захотелось совершить «вираж». Может быть, понравится… Слишком тоскливо проводить время за газетами и лечением.
— А как же быть с женщинами? — посмотрел я на задние сидения, откуда фиксировала нас настороженная простушка. — Тоже надоели?
Блондин иронически подправил пальцем хилые усики.
— Если намекаешь на Людку — надоела. Пыхтит в постели, изображает невинную девочку, впервые отдавшуюся мужику. Противно.
Помолчали. Одна из тем исчерпана, пора переходить к другим. На первый взгляд — второстепенным, на самом деле — не менее важным. Мне не дает покоя ларинский чемоданчик.
— А зачем экскурсанту потребовался дипломат? Что там у тебя — подпольнпя рация или взрывное устройство?
— Мина, — кивнул Ларин. — Как я уже тебе говорил, мучаюсь язвой желудка. Вот и приходится таскать с собой чаек в термосе, творог, то да се…
Я изобразил полное равнодушие. Дескать, к чему мне знать о содержимом дипломата. Впору позаботиться о своем пакете с консервами и бутербродами.
36
Экскурсовод скучно посвящал нас в древние легенды кавказских народов, привычно болтал о местных достопримечательностях, даже читал лермонтовские стихи.
Автобус одыщливо карабкался на под»емы, облегченно скатывался вниз, крутился по серпантинам горных дорог. Ларин опасливо поглядывал в окно, прижимая к животу таинственный дипломат.
Многое я бы отдал за то, чтобы заглянуть в нег. Что касается взрывного устройства — явное преувеличение. Трусоватый блондин не годится на роль камикадзе. На всякий случай, при первом же выходе из автобуса не мешает понаблюдать — возьмет он чемоданчик с собой или оставит под сидением?
Сославшись на тошноту, простушка поменялась местами с мужиком, сидящим за нами, и теперь просунула руку между креслами и оглаживала любовника. То ли успокаивая его, то ли, наоборот, возбуждая.
— Отстань! — злобно шипел тот. — Высажу из автобуса или сам сбегу!
— Зачем ты так, Степушка? — разнеженно шептала женщина, будто не она ласкает мужчину, а он её. — Я так люблю тебя, так хочу сейчас оказаться в нашей комнате!
До чего же она сексуально озабоченна! Похоже, плюнет сейчас на приличия, закроет глаза на окружающих и бесстыдно полезет в ширинку. Слава Богу, не полезлаН. Скорей всего, её остановило не стыд перед пасажирами — боязнь сурового любовника.
На перевале автобус остановился.
— Прогулка по окрестностям, — скучающе об»явил экскурсовод. — С нами едет фотограф — желающие могут воспользоваться его услугами… Просьба далеко не расходиться.
— Давай «разойдемся» далеко? — довольно громко шептала разгоряченная простушка. — Разрешили гулять целых сорок минут… Представляешь?… Вон за тем камнем…
— Последний раз предупреждаю — отстань, — Ларин прошипел с такой злостью, что простушка отшатнулась. — Пойдешь за мной — убью. Голову сверну голову, как глупой курице!
— Успокойся, Степушка, не волнуйся, — залепетала испуганная женщина. — Не пойду… подожду здесь, возле автобуса…
Успокоенный Ларин медленно пошел обочиной дороги к огромному камню-скале. Идет, поглядывая на наручные часы. Дипломат — при нем, не за ручку его несет — подмышкой.
Я — рядом, будто прикован к нему. Говорю без остановки о чем попало. О красоте кавказских гор, настырной бабенке, скучном экскурсоводе, веселящихся экскурсантах.
— И чего ты привязался ко мне? — резко остановился Ларин и в очередной раз посмотрел на часы. — Предпочитаю наслаждаться природой в одиночестве… Шел бы к Людке, она — баба щедрая на любовь — облагодетельствует…
— Терпеть не могу лакомиться об»едками, — огрызнулся я. — Предпочитаю свежатинку…
Мы завернули за скалу.
— Сколько времени? — подобревшим голосом спросил Ларин. Будто не доверял своим часам, решил провериться.
Я сделал непростительную для сыщика ошибку — машинально посмотрел на часы. На мгновение выпустил блондина из-под контроля. Но и этого мгновения оказалось достаточным. Сильный удар бросил меня на камень. Когда очнулся, Ларин, попрежнему прижимая дипломат, глядел мне в лицо. В свободной руке — направленный на меня пистолет с глушителем.
— Очухался, мент вонючий?
Я не владел языком. Впрочем, телом — тоже. Работала, да и то замедленно, одна голова. Все кончено, мне уже не придется расследовать убийство Крымова.
— Сейчас я тебя прикончу, — продолжал шипеть Ларин. — Но прежде узнай, где мы встречались раньше, — он помолчал, давая мне возможность сполна оценить то, что меня ожидает. — Помнишь, как ты с другими сыскарями повязал корешей, занимающихся продажей наркоты?
Больше можно ничего не говорить. Память в гудящей голове ожила и принялась выкладывать перед хозяином картины давних событий.
Тогда угрозыск, наконец, реализовал многомесячную слежку за группой преступников, занятых сбытом героина, марихуаны и прочей отравы, которую получал из так называемого «золотого треугольника».
Среди распяленных на полу комнаты наркодельцов был памень с белесыми усиками. Я допросил его прямо там, по свежим следам. Ларин, или как его тогда именовали, все отрицал. Чаще не голосом — отталкивающим движением руки — ребром ладони от себя в сторону спрашивающего.
Эх, вспомнить бы раньше — скольких бед можно было избежать, сколько времени с»экономить… И Венька был бы жив…
Время шло. Постепенно дар голоса возвратился ко мне, но тело — будто парализованно. Полулежу, раскинув руки и расставив ноги — новоявленный Христос. Только того распяли на кресте, а меня — на камне.
— Сбежал? — спросил я бандита не потому, что меня так уж измучило желание узнать биографию убийцы незнание — тянул время. Не могу же я позволить прихлопнуть меня, как муху. Авось, оживут руки — ноги. Или появится кто-нибудь из эскурсантов…
Появилась… машина-иномарка. За рулем — Тиберидзе. Бывший муж бывшей жены — проводницы поезда Москва-Кисловодск. Я его сразу узнал — Витюня показывал истертую фотографию. На заднем сидении — ещё один мужик, с такими же иссине черными усами и взлохмаченной прической. В руках — автомат.
— Быстрей — в машину! — гортанно крикнул Тиберидзе. — Сыскари пасут — сели на хвост… Кончай мента и поедем… Ксивы не забудь взять — пригодятся!
Блондин медленно, видимо, наслаждаясь своей властью над «ментом» поднял пистолет. Я — далеко не трус, но в этот момент сердце сдвинулось со своего места и наглухо перекрыла горло.
Неожиданно из-за скалы, загораживающей нас от автобуса и разгуливающих экскурсантов, выскочила простушка.
— Степушка, что ты делаешь?… Милый, не надо…
Ларин отпрыгнул в сторону, словно камень наклонился и вот-вот обрушится на наши головы. Людмила подбежала и закрыла меня своим телом.
— Я знаю — от ревности… но Славка не виноват…и я с ним не спала… Пойдем, Степушка, в автобус — поговорим втроем…
— Кончай их и поехали, — требовал Тиберидзе, с тревогой поглядывая на скрытую от меня часть дороги. — Вот-вот появятся менты…
Похоже, Ларин не знает, как поступить. Наркодельцы обычно не идут на мокрые дела, убивают только тогда, когда нет иного выхода… А тут ещё — женщина…
Тиберидзе уже кричал в полный голос. Почему-то он не хотел уезжать один.
И Ларин решился.
— Сама напросилась, лярва… Сдохни!
Два выстрела подряд. Людмила обмякла, ее кровь залила мне грудь…
Из— за поворота выскочили два «жигуля». Сидящий на заднем сидении двойник Тиберидзе схватил в охапку Ларина, бросил его вместе с дипломатом в машину, навалился.
Иномарка взвыла и, подпрыгивая на камнях, помчалась по дороге.
К скале бежали два парня. В одном из них я узнал Витюню. Осторожно сдвинул с себя тело простушки.
— Живой? — подрагивающими руками ощупывал меня Ваютин. — Куда ранен?
— Никуда… Не успели. — язык ворочался во рту все ещё с трудом, голова раскалывалась на части. — Не моя кровь… Торопитесь — уйдут. Приду в себя и поплетусь к автобусу.
Ваютин что-то сказал ребятам, подбежавшим от другой машины. Один достал из кармана рацию. Двое взяли меня под руки и бережно почти понесли к «жигулю»…
37
— Не торопись, браток, — уговаривал Ваютин водителя, доотказа утопившего педаль газа. — Никуда они не денутся, дорога наглухо перекрыта. И не один раз.
Водитель послушно сбросил скорость.
Витюня повернулся ко мне.
— Оклемался, слабак? Головка уже не бо-бо?
За привычной насмешкой прячется тревога.
— Не бойся одного тебя не оставлю… Скажи, кто такой этот Тиберидзе?
— Все подробности потом. Но зная о твоем дамском любопытстве, могу ответить. Тиберидзе — примитивный уголовник. И не просто уголовник — главарь большой банды… Ты с ним знаком по Майскому. Именно он задумал и возглавил нападение на больницу…
— Добить Крымова?
— Нет, нет, тут мы с тобой приняли желаемое за действительное. К отравлению бизнесмена банда не имеет ни малейшего отношения… Впрочем, следствие покажет.
— Откуда тебе известно все это? И почему ты очутился на горной дороге?
Ваютин с показным возмущением вздернул вверх короткие руки. Будто аппелировал к Божьему суду.
— Вот тебе и благодарность за спасение. Если бы я не оказался здесь — лежать бы сыщику Ракову с аккуратной дырочкой во лбу. Или в другом месте… А если серьезно, побывал в палате проводницы. Надежда Семеновна не долго упиралась — раскололась. От неё узнал многое. Подрабатывала проводница перевозкой наркотиков, иногда — оружия. Из Москвы, как правило, доставляла деньги. Родные рубли и валюту… Почему? Конечно, не в знак благодарности к бросившему её с ребенком супругу. Отстегивали ей довольно солидные денежки. Призналась — в ту трагическую поездку доставила из Москвы целый дипломат…
Мне вспомнилась трогательная забота блондина о коричневом чемоданчике. Даже оглушив меня, готовясь выстрелить, он не поставил его на землю, не отложил в сторону.
— Чую — выздоравливать начинаешь, — поощрил меня Витюня ехидной улыбочкой, самой вредной из всей его коллекции. — Выложилась проводница полностью, от «а» до «я»… Ну, я прямо из больницы помчался к ней домой. Стучу — никого. Пришлось попросить Васю, — ласковый кивок в сторону широкоплечего оперативника, — он поднажал плечиком… В комнате — связанная дочка Надежды Семеновны…
— Убита?
У меня закололо под ложечкой, руки невольно сжались в кулаки. Порпался бы сейчас Ларин — выпустио бы его только в разобранном состоянии. Пусть потом судят, сажают.
— Успокойся — живая. Только заикалась от пережитого страха… Ну, я сразу прикинул что к чему… Вообще-то, ситуация ясная и понятная. Даже для стажера… А я, как тебе известно, из детективноясельного возраста давно вырос, — с напускной похвальбой Ваютин выпятил и без того крутую грудь, задрал к потолку салона голову. — Помчался в санаторий. По пути — к тете Паше. В санатории узнал о дурацкой экскурсии…
Несмотря на зверский удар по голове, я не потерял способности слушать и анализировать. Вот с речью что-то произошло неладное — язык шевелится, но издает такие шепелявые звуки, что широкоплечий оперативник косится на меня. В своем ли уме спасенный ими мужик или его следует без пересадки доставить в психбольницу.
А вот хвастливый Ваютин, кажется, ничего не замечет…
— Все же кто убил Крымова? — перебил я болтуна.
— Подумаем, покопаемся. Вместе с тобой… Признаться, имеется желание поближе познакомиться с Крымовой… Ну, просто ночи не сплю, с Марийкой не общаюсь, не ем и не пью…
Трепаться Ваютин любит и, признаться, умеет. Языком владеет, как опытный плотник рубанком. Убирает все занозы и шероховатости, отстругивает, приглаживает. Глазом не моргнешь — готова заготовка, прилаживай её на заранее продуманное «мастером» место.
Только зачем ему понадобился допрос Ленки?
Высказавшись, Витюня вонзил в меня вопрошающий взгляд. Такой острый, что зачесалась переносица.
— Травмировать и дальше несчастную женщину я не позволю!
— Бог с тобой, Славка, — в очередной раз взметнул руки Ваютин. — О каком «трпвматизме» говоришь? Ведь сам изобрел третюю версию… Напомнить? Пожалуйста. Первая — проводница — отпала. Вторая — блондин — тоже… Что же остается?
— Ты же изобрел дополнительные. Малоубедительные, но… Почему не поработать с ними?
— Имеешь в виду конкурентов? Но это ведь — причины, а мы ищем исполнителей. Пока — исполнителей.
Против витюниной логики не попрешь. Ее не опровергнуть, ни поставить под сомнение… И все же…
— Думай, что хочешь, а я против допроса вдовы…Если настаиваешь — поговорю с ней сам. Без твоего участия.
В салоне нависла гнетущаяя тишина. Никогда раньше мы с Ваютиным не были так близки к разрыву. Обижались — да, такое не раз случалось, если и ругались — больше в щутку. Сейчас между нами возникло нечто более серьезное.
— Слышал вчера один анекдот, — оперативник неуклюже попытался разрядить обстановку. _ Один мужик…
Что именно произошло с мужиком, узнать не довелось. Впереди простучала автоматная очередь. Вслед за ней — хлопки пистолетных выстрелов.
— Все, Тиберидзе и компания напоролись на наш заслон. Теперь дави на газ, — разрешил он водителю, доставая «макаров».
Дорога вывернулась из очередного витка серпантина и круто пошла вниз. Стрельба прекратилась.
На небольшой площадке, предназначенной для безопасного раз»езда встречного транспорта — несколько бойцов ОМОНА и люди в гражданской одежде. В стороне — уткнувшаяся носом в гранитный склон знакомая иномарка.
— Попутешествовали, гады, — прокомментировал Витюня, выбираясь из машины. — Погляди на своего больничного приятеля — Если не ошибаюсь, убит.
На обочине — накрытый брезентом труп. Его обыскивает один из сыщиков.
— Есть что интересное, — подошел к нему Витюня. — Деньги, паспорта, нож, пистолет, наркотики — обычный джентльменский набор… Ба, а это что? Знакомая книжица… Погляди, Славка — узнаешь?
Еще бы не узнать. Передо мной служебное удостоверение сотруднка уголовного розыска Ракова.
— Значит, ты оказался прав — Тиберидзе и был главарем той банды? Вот это фокус! Зачем ему нужно было подставлять голову, если в паре с бывшей женой он неплохо зарабатывал?
— Жадность, Славка, примитивная человеческая жадность. Сам знаешь — не раз она губила самых умных бандюг. Вот и этот отдал концы только из-за непомерной тяги к деньгам… А где остальные?
Сыщик кивнул в сторону скалы, в которую воткнулась разбитым передком машина.
Три человека в наручниках. Средний — Ларин. Голова откинута, глаза полузакрыты…
38
Всю дорогу в санаторий я промолчал. Ваютин, по обыкновению, весело трепался, перескакивая с темы на тему, будто пичуга — с ветки на ветку. Ехали мы вдвоем. Водитель не в счет, у него — другие заботы: на горной дороге языку волю не дашь, с попутчиками не пообщаешься, расплата за невнимание короткая — полетишь в пропасть либо поцелуешься со встречной машиной.
Я не следил за дорогой и пропускал мимо ушей ехидные монологи Витюни. Мучился сомнениями. Все происшедшие в последнее время события настойчиво подталкивали к одному — Крымова отравила жена. То ли в сговоре с конкурентами, то ли по собственной инициативе — не имеет значения, важен сам факт.
Снова и снова я перелопачивал происщедшее в поезде. Сначала, как говорится, общим планом, с высоты птичьего полета. Потом спускался все ниже и ниже, всматриваясь в детали, раскладывая их перед собой, словно на предметном столике микроскопа.
Авось, отыщется что-нибудь ранее упущенное, поможет отбросить треклятую третюю версию.
Ничего не получилось. Веньку убила жена. Никаких сомнений не оставалось…
Ваютин высадил меня за квартал от санатория. Несмотря на смерть Тиберидзе и поимку его подельников, рисковать не стоит. Неизвестно сколько замаскированных преступников остается на свободе. Скажем, тот же «прохожий», беседующий с Лариным возле калитки.
— Ты, Славка, того… не очень обижайся, — неловко извинился невесть за какие прегрешения пятигорский сыщик. — Мало ли что скажешь сгоряча…
— Переморгаем, — откликнулся я коронным словечком друга. — Мы с тобой — не первоклашки и не сентиментальные девицы.
— Переморгаем, — охотно согласился Витюня и послал мне ласковую улыбочку, самую добрую из своего запасника. — А с вдовицей все же потолкуй. По добоому, без протокола… Поверь, она многое может рассказать.
А мне, между прочим, и рассказывать не нужно — сам все знаю.
Поэтому лежа рядом с Ленкой в постели, я больше помалкивал. Что не мешало наслаждаться трепещущим женским телом, с наслаждением ловить нежные словечки, сдобренные сладким оханьем.
Только глубокой ночью, когда мы, насытившись об»ятиями и поцелуями, лежали, прижавщись друг к другу, я нарушил обет иолчания.
— Хочу спросить тебя, — начал неуверенно, будто попробовал голой ногой речную воду — холодно ли, стоит окунуться либо подождать, когда нагреет солнце? — Только прошу ответить честно.
— Отвечу, — после недолгой паузы пообещала женщина. — Между прочим, Славочка, я уже ответила на все твои вопросы… И сейчас, и предшествующими ночами…
Ленка не подозревает, какой страшный вопрос приготовлен для нее, думает — речь пойдет о наших с ней отношениях.
— За что ты убила Веньку?
Я ожидал возмущения, обиженных слез. Ничего подобного. Крымова молчала. Впечатление — занятая какими-то своими мыслями, она не слышала сказанного.
Пришлось повторить. Рассерженно, даже со злостью.
— Да, убила, — в голосе — ничего живого, словно страшное слово «убила» произнесла не женщина, выдал магнитофон. — Арестуешь? Наденешь наручники?
— Почему?
— Ты, оказывается, такой же вахлак, зацикленный на всеобщей справедливости, как и все остальные в вашей епархии… Почему да зачем, да с чьей помощью…Будто снимаешь показания… Почему? Тебе в голову не пришло, что мне просто захотелось пожить по человечески, не ползать в болоте нищеты, а чувствовать себя человеком?… Да, я любила и люблю тебя — сам видишь, но жить на нищенскую зарплату мента, высчитывать каждую копейку… Нет, Славочка, лучше — в петлю… А тут подвернулся Крымов — траченный молью, зато богатый, никчменный любовник, но человек, за спиной которого я могла безбедно прожить жизнь…
— И все же убила?
— Не выдержала. Я перестала с ним ощущать себя женщиной, превратилась в подстилку. Знаешь ли ты каково подставляться нелюбимому мужику, принимать его на себя без желания, заранее зная — наслаждения от близости не будет? И это — ни сутки, ни двое — больше двух лет.
— Но ты могла разойтись…
— Могла, — согласилась Ленка и я впервые ощутил на своей груди, на которую она положила голову, слезы. — А что дальше? Кому нужна нищая разведенка? К примеру, ты женился бы на мне? Можешь не возмущаться — не поверю… А так — богатая вдова…
— Женятся и на разведенных…
— Случается. Но Венька по натуре злой человек. Он создал бы бывшей жене такую «рекламу», так бы обильно полил её помоями — все бы отвернулись. В том числе, и ты…
Ленку будто прорвало. Она вспоминала безрадостное детство в детдоме, рассказывала о первой своей любви, о голоде и холоде, И — про девичьи мечты о дорогих нарядах и украшениях, о квартире, переполненной изыскаными вещами…
— И ради всего этого убить человека?… Это же преступление!
— До чего же вы научились громким словам…Почему?… Очень просто — не побывади в шкуре так называемого преступника, не подумали — кто его таким сотворил?… Возьми меня — ни профессии, ни опыта работы, ни жилья — как пропитаться? Не говоря уже о нарядах и развлечениях…
Я слушал Ленку и внутренне содрогался. Не мог согласиться с ней, принять оправдательные причины. Единственно, в чем был твердо уверен — отравление Веньки так и останется нераскрытым. Ибо увидеть любимую женщину на скамье подсудимых все равно, что самому себе накинуть петлю на шею…