2

В очередной раз мне удалось, не без труда, выцарапать «бесплатный» отпуск. Причина — болезнь матери. Эту же «болезнь» использовал отец. Две недели в нашем распоряжении. Вернее — в распоряжении — черт бы его побрал! — Вошкина.

В первую же субботу мы с отцом поехали за Дмитров, где купил участок земли удачливый следователь. Дорога предстояла неблизкая, и я весь вечер пятницы занимался машиной.

Как на грех, на выезде из Москвы носом к носу встретились с Никитой. Стоял бравый гаишник в полной форме, с пистолетом на пузе и с рацией на боку. Стоял рядом с «патрулькой» и внимательными взглядами провожал каждую легковушку. Особо — престижные иномарки.

Пришлось остановиться. Не дай Бог, заметит в проезжающей машине нас с отцом, заподозрит неладное — крику не оберешься. Оправдывайся тогда, выдумывай несуществующие причины.

— Ба, родственники! — обрадовался Никита, торжественно промаршировав к нам. — Куда нацелились? Рыбачить или лесным духом подышать? Если желаете, могу сопроводить в отличное место — лесок, речка, коммерческий ресторанчик.

— По делу, — неприветливо отозвался батя, отворачиваясь от новоявленного родственника. — Некогда нам бездельничать — чай, деньги зарабатываем не на асфальте, ручками да ножками. Без сопровождающих тоже обойдемся. Не дай Бог, подумают люди, что мент задержал честных работяг.

Никита обиделся, но от «москвича» не отошел. Отлично зная характер тестя, он ожидал, когда тот изольет непонятное неудовольствие и сменит гнев на милость. Не тут-то было! Батя продолжал ворчать и щипать зятя намеками на мздоимство.

Придется мне вмешаться.

— Подрядились с отцом малость подзаработать, — полуоткрылся я, не придумав ничего другого. — Одному бизнесмену домишко построить. На одних зарплатах нынче не прожить, вот приходится…

— Время-времечко… И далеко ваш друг окопался?

— За Дмитровом.

— Далековато… Много с него слупите? Глядите, не прогадайте, на одном бензине разоритесь… Я вот сам подумываю построиться, деткам оставить какую никакую хибарку…

— А что, уже наклевываются детишки? — с неожиданным интересом спросил отец, мечтающий о внучатах. — Фимка затяжелела? Чтой-то не говорит матери…

Никита засмеялся, загадочно покачал головой. Дескать, у баб другая психология, мужикам их не понять. Особо, когда речь идет об интимных вещах, таких, как беременность.

— «Изотопщиков» повязали?

Теперь за свое здоровье я был спокоен. Оно тесно связано со здоровьем Тихона и Владика, а те, будто огурцы на грядках, растут и толстеют.

От ответа Никиты зависело многое в другом плане. Взаимоотношения со следователем. Если грабители арестованы, и Фимка по-прежнему блаженствует дома — она к преступлении' не причастна. Значит, можно постепенно отваживать Вошкина, не реагировать на его постоянные просьбы, а то настырный следователь вошел во вкус. Сегодня — ремонт осточертевшего «жигуленка» и строительство дачи, завтра — покраска квартиры и перестановка мебели, после войдет в азарт и потребует еще чего-нибудь…

— Слыхал — повязали, — охотно проинформировал Никита. — Оба лежат в больнице, откачивают из них эту самую радиацию. Доктора сказали: долго не протянут, обеспечена, мол, бесплатная путевка на тот свет.

— Жаль, — будто гвоздь вогнал отец. — Я бы их подвесил за это самое место рядышком с институтом. Чтоб другим неповадно было грабить да убивать…

— Закон — прежде всего, — гордо, с придыханием, стал на защиту юридических основ нашей жизни Никита. — Вешать у нас не положено. Меру наказания определяет суд, а не мы с вами.

— Вот потому и растет преступность, что мы не определяем. Закон существует не для прощения или помилования, он карать должен!

Все. Теперь раньше чем через час с места не тронемся. Для бати разговоры о борьбе с преступностью — что сигнал горна для строевого коня.

А Никита-то каков! Ишь ты, выискался законник. Расправил и без того широченные свои плечи и вещает, будто останкинский диктор.

Родственники спорили, я — молчал. Главное достигнуто: знаю, что Вошкин вешает лапшу на уши… Хватит, покатался на нашей семье, пора и честь знать!

Не дождавшись окончания нескончаемого разговора отца и Никиты, я тронулся с места. Последние, заключительные слова отца попали и пустоту. Тем более что Никита поспешно уселся в свою «патрульку» и погнался за слишком резвым водителем «мерседеса» Тоже подрабатывает своячок, готовит материальную базу для будущих деток… А что, правильно делает, время пришло такое — хватай все, что можно схватить, до чего можно дотянуться, прошляпишь — не вернешь…

Возьмем, скажем, меня. Тихон помалкивает, и ежедневно я теряю, как минимум полтинник тысяч.

Большая поляна, окруженная со всех сторон густым лесом, огорожена сетчатым забором с такими же сетчатыми воротами, Не хватает доски с надписью: «Частное владение. Посторонним вход и въезд запрещен!»

Нисколько не сомневаюсь, что шикарный забор построен такими же «подопечными», как и мы с отцом, и, конечно, бесплатно. В виде благодарности за судьбы родственников и друзей. Посредине участка — рваная, черно-рыжая рана. Котлован уже готов, дело — за нами. В стороне автокран, в кабине спит водитель. Тоже родственник вошкинских клиентов?

— Спать придется в шалаше, — с места в карьер стал диктовать условия Вошкин, сразу после обмена рукопожатиями. — Лучше бы, конечно, в палатке, да нет ее у меня, никак не соберусь купить.

По моему телу пробежала нервная дрожь. Уж не намек ли сделан — завтра постарайтесь приобрести мне палатку, а то не вытанцовывается следствие по делу вашей дочери-сестры.

— Переспим в машине, — сухо ответил я. — Познакомьтесь с отцом Серафимы Ивановны…

— Простите, ради Бога… Поздоровался-то сразу, а вот представиться — упустил. Никогда не думал, что у Серафимы Ивановны такой молодой отец…

Ишь, как распинается, облизывает батю сладким сиропом комплиментов, едва не обнимает! Еще бы не обнимать — строительство дома по нынешним временам миллионы стоит, а он получает его задарма.

Вошкин еще раз горячо пожал руку старому каменщику. Батя поморщился, но неожиданно расплылся в улыбке и так сжал узкую ладонь следователя, что тот охнул от боли.

— Ну, и силенка же у вас, Иван Васильевич!

— Не жалуюсь… Фундаменты готовы?

Вопрос — на дурака. Котлован пуст, фундаментные блоки свалены по его краям

— Какие фундаменты? — удивился Вошкин. — Простите, я не специалист, думал, вы все сделаете. Моя задача — цемент, песок, блоки… Ваш сын сказал… '

— Мало ли что скажет птенец! — загорелся праведным гневом старый каменщик, взбросив на лоб лохматые брови. — Научился языком болтать, а не руками трудиться!… А ты, паря, похоже, хочешь проехать на дармачка. Не выйдет, я таких ловкачей много повидал за жизнь, ни один из них меня не обжулил!

Все, батю понесло. Сейчас он такое наговорит, что потом жалеть станет. А Фимке достанется! Разобиженный следователь мигом упечет ее за решетку.

— Погоди, батя, — неуважительно дернул я отца за рукав. — Дай мне сказать… Все сделаем, Сергей Сергеевич, как уговорились — и фундаменты, и стены… Крышу и внутрянку — не получится… Не обижайтесь на отца — горячий он больно; к тому же за дочь переживает.

Обижаться Вошкин и не думал, поскольку обида не входила в его планы — главное, получить бесплатный каркас дома. Я почему-то был уверен — и кирпич, и цемент, и песок, и блоки были завезены на участок такими же бедолагами, как мы с отцом

Ловкач, ничего не скажешь!

— А я и не обижаюсь, — заулыбался следователь. — Характер у меня покладистый, необидчивый… Пищу готовить можете на костерке, а продукты я доставил… Правда, не густо, но при желании — магазин в деревне хороший…

Продуктами Вошкин именовал полведерка проросшей картошки да две банки рыбных консервов… Хорошо еще, что, предчувствуя подобную «заботу», я захватил три банки тушенки, Ольгины котлеты, с десяток пачек концентратов, добрый кус сала. Мать приплюсовала к этому сверток свежеиспеченных пирожков с капустой.

Выживем, не погибнем с голоду!

— Великое спасибо за помощь, — прижал руку к сердцу следователь. — Вы — замечательные люди, добрые, отзывчивые… теперь, простите, вынужден покинуть вас. Сегодня — допросы свидетелей по делу Серафимы Ивановны. Думаю, мне удастся окончательно доказать ее невиновность…

Я всегда поражался, глядя, как отец работает. Поражался и завидовал. Он азартно покрикивал крановщику, умело набрасывал раствор, споро распрямлял и укладывал на блоки арматуру. В эти мгновения исчезала его ворчливость, недовольство. Батю переполняло добродушие, радость. Он колдовал над каждым кирпичом, оглаживал его мозолистыми ладонями, бережно укладывал на постель из раствора и припечатывал рукояткой мастерка.

В первые два дня мы смонтировали фундамент, положили гидроизоляцию и выгнали пять рядов кладки. Если и дальше пойдет таким темпом — выгоним дом под карниз не за две недели, максимум за полторы.

Я тоже втянулся в работу — расстилал раствор, раскладывал перед отцом кирпичи, подавал половняк. Пот заливал глаза, стекал по телу, мускулы ныли, требуя отдыха… Но душой я отдыха;! Нет необходимости ожидать телефонных звонков, думать о беспросветном своем будущем. Нет ни Тихона, ни Владьки с их осточертевшими приказами, никто не требует отчета, не оглядывает недоверчиво «посылки»… Благодать!

— Не сдавайся, Колька, не отлынивай! — весело кричал отец, когда я со стоном потирал ноющую спину. — Разминай мышцы, шевели руками, сынок. От работы не помирают, и не болеют, она — наилучшее лекарство от всех бед. Крепче спать будешь!

Действительно, после сытного ужина я буквально проваливался в сон. Хоть из пушек стреляй, хоть земля трясись. Ели жадно и много. Я опасался — продуктов не хватит, придется ехать в магазин за подкреплением.

3

Возвратился я домой изломанный бешеной работой, но необычно бодрый и веселый. Вошкин может быть доволен — выгнали ему домишко по всем правилам строительной науки, с узорами и выпушками вокруг оконных и дверных проемов, с кокетливыми рядами кладки под карнизом. Батя старайся изо всех сил, приговаривал: это тебе за Фимку, стервец! Ежели не высвободишь от подписки — приеду, собственными руками разберу по кирпичику!

Ольга встретила радостно. Обычно — недовольная, злая, она при виде мужа приветливо заулыбалась… Может, наладится семейная жизнь? Дай — то Бог.

— Как дела? — осведомился я, получив стандартный поцелуй в макушку. — Мать здорова?

— Не жалуется. В магазин ушла за хлебом… Снова подорожал. Ежели так пойдет дальше — не хватит наших достатков…

Привычный намек на необходимость пополнения «казны». А что я могу сделать? Тихон молчит.

— Запрягу «москвича» — подработаю…

— Хорошо бы… Почему не спрашиваешь: звонил ли кто? Или это не интересует?

— Очень интересует… Кто звонил?

— Не назвался. Мужской голос с этакой хрипотцой. Сначала думала: твой Вошкин. Спросила. Нет, отвечает, это не Сергей Сергеевич. Ну, пришлось пояснить: муж, дескать, в отъезде. А он недовольно: куда, зачем?… Может быть, с работы интересуются?

— Может быть, — согласился я, хотя знал, кому я понадобился, кто недоволен моей «самовольной» отлучкой. — Ничего передать не просили?

— Обещали перезвонить на неделе. Я ведь не знала, что вы с отцом раньше приедете…

И снова двойственное чувство охватило меня. С одной стороны, горечь от предстоящей встречи с Тихоном, с другой, радость от возможности заработать… Чего больше — горечи или радости, не знаю, не оценивал.

На следующий день утром действительно позвонили с работы. Любимый начальник поинтересовался: не устал ли подчинённый отдыхать, как здоровье мамаши, нет ли желания досрочно возвратиться в прорабку?

Особого желания я не высказал, но вскользь упомянул: если есть такая необходимость — выйду. Оказывается, необходимость имелась, и довольно основательная. После сдачи в эксплуатацию девятиэтажного «питомца» управление получило заказ заложить ещё два корпуса. Один из них предстоит пестовать мне.

— Все, кончился мой отдых, — уныло сообщил я Ольге. — Завтра выхожу.

— Значит, получишь аванс, — высчитала она.

— Возможно, получу, а возможно, и нет…

— Как ты можешь так спокойно говорить, зная наши трудности? Тунеядец, каких мало, вот кто ты такой!

Вот тебе и налаженная семейная жизнь! Все возвращается на прежнюю колею.

В этот момент снова заверещал телефон. Ольга выслушала абонента и бросила трубку на стол мне. В ее глазах мелькну если не подозрение, то нечто очень близкое к нему.

— Тебя. С работы. Раньше звонили мужики, сейчас интересуются бабы!

Действительно странно… Впрочем, ничего удивительного — начальник мог поручить переговорить со мной секретарше. Есть в нашем управлении такая девица, кокетливая и не в меру болтливая особа… А зачем шефу вовлекать в наши взаимоотношения секретаршу? Тем более, когда все вопросы мы с ним разрешили и завтра я заступаю в дневную смену…

— Это звонят не с работы, извозчик, — услышал я мелодичный, насмешливый голос Любаши. — Прости за вмешательство в твою личную жизнь, но… мне необходимо срочно повидать тебя… Немедленно!

— Что стряслось?

— Встретимся — скажу… Измайловский парк знаешь? Выйдешь из метро к олимпийскому мишке, прогуляешься по аллее, Подойду сама… Двух часов на переговоры с женой, сборы и дорогу хватит?

— Сейчас выхожу…

Разговаривая с Любашей, я физически ощущал на себе вопрошающий взгляд жены. Ольга — весьма проницательна, она уже заподозрила неладное, поэтому нужно приложить все силы, мужское умение, чтобы успокоить ее. То есть соврать нечто глобальное, максимально приближенное, как говорят военные, к

боевой обстановке.

За время общения с Тихоном и его подручными я настолько натренировался во вранье, что за несколько секунд составил, смонтировал и выдал Ольге совершенно правдоподобный варант предстоящей отлучки.

— Начальство вызывает. Придумали срочное совещание по поводу закладки двух корпусов… Позвонил бы шеф — я показал бы ему, как отрывать семейного человека от домашних дел. Выговаривать секретарше — все равно что лаять на луну… Есть |

меня свежая рубашка?

Ольга молча открыла шкаф, достала наглаженную сорочку, подумала и приложила к ней бордовый галстук.

— Костюм какой наденешь: рабочий или выходной?

— Неудобно в рабочем — все же совещание. Возможно, появится высокое начальство.

Когда я стоял в прихожей, начищенный, наглаженный, побритый, даже надушенный, Ольга окинула меня оценивающим взглядом.

— Никогда не скажешь, что ты собрался на совещание. Скорее на рандеву с любовницей… Скажи, Колька, ты мне лапшу на уши не вешаешь?

Я, конечно, возмутился. Какая лапша, какие уши? Сейчас работник оценивается по внешнему виду. Время, когда инженеры расхаживали в телогрейках, прошло безвозвратно. Мне не панели| монтировать и не раствор расстилать… К примеру, мой шеф без золотого перстня и бриллиантовой заколки на галстуке в рабочем кабинете не появляется… Разве я не такой же инженер?

Кажется, мои усилия не пропали даром, и Ольга поверила, конечно, не совсем — какая-то микроскопическая часть сомнения застряла у нее в голове… Ну и Бог с ней, пусть поревнует, авось, перестанет крестить меня мерзавцем, и то хлеб!… Олимпийский мишка встретил меня равнодушно. Наверно, многочисленные свидания ему изрядно поднадоели — симпатичная деревянная морда зверя изображала равнодушие и досаду.

Не торопясь, я принялся прогуливаться по аллее, уходящей в глубь парка. Сто шагов в одну сторону, столько же — в другую. Гуляющих — единицы, большинство лавочек свободно, поэтому я не мог пропустить девушку.

Любаши не было.

Странно! Сама назначила свидание, сама определила место и время встречи и не пришла. Пройду заданным маршрутом еще три раза — и домой. Привет, Оля, совещание не состоялось, начальство не прибыло, корми мужа пельменями со сметаной, вот он перед тобой, преданный и честный.

И все-таки что заставило девушку, которая видела меня не больше пяти раз, если не считать совместной поездки в Самарканд, вдруг назначить свидание? Мало того — позвонить домой, пообщаться с супругой. Что она должна передать мне? И, самое главное, почему не появилась?

Ответ оказался неожиданным и появился в виде… Владика.

Только что на этой лавочке сидела кошка, умывалась, умильно поглядывая на редких прохожих. И вдруг вместо нее — Владька. А, может быть, то была вовсе и не кошка? Я тряхнул головой,

будто изгоняя из нее дурацкую мысль о нечистой силе.

— Расфрантился, женишок, — окинул меня насмешливым взглядом Владик. — Заявился на свидание, а куколка не пришла. Зря старался, паря. Я вместо нее…

— Где Любаша?

— Тихон заподозрил неладное и притормозил твою любовь. Устроил ей допрос с пристрастием, вот она и раскололась.

— Неужели избивал?

— Не по лицу, конечно, зачем портить товар — больше по голенькой попке… Да ты не волнуйся, сявка, цела она и здорова. Вот баба — редкость! Даже не всплакнула… Интеллигенты вы с ней, хлипкие, но гордые… Садись, извозчик, минут с десяток у нас еще есть — потолкуем.

С трудом сдерживаясь, чтобы не залепить помощнику Тихона солидную плюху, я сел рядом с ним… Боже мой, сколько раз сдерживался, сколько раз пересиливал желание стряхнуть с себя чертово наваждение, твердо сказать: все, ребята, я пошел, не смейте больше ни звонить, ни появляться… Трус? Может быть, и трус, не спорю…

— Сколько раз говорено: не пристраивайся к бабе, ничего у тебя не получится — место забито. Любашку не отдам, так и знай! Поищи себе другую лапушку — вон, сколько прогуливается по Москве, поглядывают на мужиков. Заплати любой по прейскуранту и наслаждайся вволю…

— Все зависит от девушки, как она скажет… Я не собирался претендовать на роль Любашкиного «кавалера», нет. Это было бы глупо. Женатый человек, обремененным почти круглосуточной работой, семейными неприятностями, родительскими нравоучениями, и молодая красавица, знающая себе цену, у ног которой не одни Владька и Тихон ползают, но, наверняка есть еще молодые люди…

Просто меня бесила самоуверенность парня, хозяйская самоуверенность человека, присвоившего себе право не разрешать, не допускать!

— Это от Любашки-то зависит? Дурак ты, паря. Она сделает так, как ей скажет шеф… Понятно? Но если Тихон разрешит гулять с тобой, не разрешу я… Усек, извозчик? Потому что она — моя. Была, есть и будет!

Я заикался и мекал, не зная, как отреагировать на чудовищное хамство. Владька, склонив голову набок, с интересом следил за моими мучениями… Презрительно хмыкнул, глянул на часы и поднялся.

— Пошагали.Тихон ожидает.

— В Ногинск пешком? Сдурел окончательно! Заглянем в гараж, заведу машину, поедем…

— Ногинский адрес позабудь. Будто его никогда не было. Понял? Переехали мы на новое жительство, в москвичей превратились…

— А где «мерседес»? — глупо улыбаясь — самому противно! — спросил я.

— Тебя дожидается, — снова рассмеялся Владька. Интересный у нас с ним разговор получается — на улыбках и смешках. — Неужто ты подумал, что я стану вертеть баранку, будто извозчик паршивый?…

Зловещий намек на мою «паршивость» и на его величие. Стерпим. До поры до времени… А вот превратиться в водителя шикарной иномарки — сплошное удовольствие. Люблю машины нарядные, вместительные, а вынужден довольствоваться стареньким «москвичом»…

Говорить с Владькой бесполезно, да и о чем с ним можно беседовать? О бабах, жратве, выпивке… В этом он — мастак, говорит — слюни распускает, в глазах — масляная туманность… Короче, мерзкий типчик!

Молча прошли в метро, сели в поезд, поехали. На Арбатской перешли на станцию «Александровский сад», доехали до «Киевской», вышли, пересели на автобус — сошли на конечной остановке. Долго петляли по улочкам и переулкам. Наконец Владька вывел меня к потрепанной жизнью пятиэтажной хрущобе.

Говорю об этом так подробно, чтобы стало понятно дальнейшее. Не так просто найти в огромном городе тихоновскую «хату», и не так просто отыскать дорогу от нее к автобусным и трамвайным маршрутам.

Всю дорогу я лихорадочно старался запомнить многочисленные повороты и развороты, вчитаться в названия улиц и переулков, фиксировал в памяти номера домов. И все же, добравшись до Тишкиной «обители», не был уверен, что смогу найти этот дом

без посторонней помощи.

На третьем этаже Владик открыл дверь, и мы вошли в трехкомнатную квартиру, носящую следы недавнего вселения новых хозяев. Нераспечатанные ящики, наспех расставленная мебель, сваленная прямо на пол кухонная посуда.

В гостиной из угла в угол расхаживал Тихон в излюбленном наряде — в халате, подпоясанном шнуром с крупными кистями. На кушетке, подобрав под себя ноги, полулежала Люба. Видимо, разговор между ними был малоприятным. Тихон хмурился, девушка разглядывала узоры на ковре.

Вошли мы тихо, и мне удалось поймать конец многословной фразы Тихона:

— …будешь делать только то, что я скажу. Самовольство плохо кончается…

Обычный выговор хозяина бесправной рабыне. И не только ей — через несколько минут Тихон повторит ту же фразу своему «рабу», то бишь мне.

— Доставил женишка, — провозгласил Владька, подталкивая меня в спину. — Сам с ним разберешься или мне… побеседовать?

— Проваливай, — приказал Тихон, не глядя на своего помощника, и Владька покорно покинул комнату. — Садись, Коля, — указал мне шеф место напротив Любаши. Сам, подвинув стул, сел между нами. — Так не получится, ребята. Делаем мы общее дело, договариваться за моей спиной никому не

позволю.

— Но я ведь сказала тебе, что решила встретиться с Николаем совсем по другой причине…

— Других причин не может быть, — жестко отпарировал он. — Вы повязаны со мной такими узлами, что их не разорвать. Попытаетесь — пожалеете. Сентиментальничать и ронять слезы умиления не стану — не тот характер. Все, обмен мнениями завершен, перейдем к делу… Насколько я понял, господин Никаноров, вы соскучились по работе и по дармовым деньгам. Не ошибся?

Отказываться, протестовать — зряшная потеря сил. К тому же Тихон прав — деньги мне нужны. Но говорить об этом не| стоит — лучше промолчать.

— Понятно… Почему тогда вас приходится разыскивать? Почему не сообщил, куда и на какое время уезжаешь из города ' Так не пойдет… На первый раз прощаю, при повторении буду вынужден… Грозить не буду, но приму такие меры, что… пожалеешь.

— Не повторится, — с трудом вымолвил я, будто школьник, получивший замечание от учителя. — Дела заставили уехать, а куда сообщить — не знал…

— Ох, какой несмышленыш!

— Но он же на самом деле ничего не знает — ни адреса, ни телефона! — вступилась за меня Любаша.

— А ты помалкивай. Разговор с тобой впереди. Наедине, конечно.

— Поговорили уже, — неуступчиво произнесла девушка, глядя на «хозяина» ненавидящим взглядом. — В печенках эти разговоры…

Тихон отмахнулся от нее и всем телом повернулся к мне.

— Придется еще раз прокатиться вдвоем с «супругой». Первый пробный рейс прошел с блеском. Мне понравилось. Возьми паспорт Никанорова, остальное получишь перед отъездом.

— А где мой паспорт?

— Признаюсь — у меня. Но возвращать его тебе рановато — полного доверия ты все еще не заслужил. Пусть полежит до твоего возвращения… Типа залога, что ли… Так будет надежней. Итак, задание. Прокатитесь в Иркутск. Для передачи получите три пакета, таких же, как и в прошлый раз. Один отдашь на перроне в Екатеринбурге, второй — в Красноярске, третий, последний, — в Иркутске… Запоминайте приметы получателей…

Тихон принялся медленно и внятно описывать внешность людей, которые приедут за «посылками». Тут же требовал повторить сказанное. Если мы повторяли правильно — одобрительно кивал, если ошибались — хмурился. Наконец, убедившись, «и посланцы усвоили, что и кому передать, перешел к другим деталям предстоящего путешествия.

— Как и в прошлую поездку — купе на двоих в комфортабельном вагоне. Обратных посылок везти не придется — заберут другие люди. Сейчас получишь аванс, по возвращении — остальное… Всего получится солидная сумма, скажем…

Тихон назвал такую цифру, что у меня пересохло во рту, и закружилась голова. Соблазнитель испытующе глядел мне в лицо,

будто дрессировщик, проверяющий результаты своего воздействия на подопытных животных.

— Вижу согласен. У Любки не спрашиваю — в ней уверен. Не ссучится, не продаст… А вот ты — чемодан с двойным дном, тебя все еще опасаюсь… Поэтому повторюсь: паспорт твой у меня, дело о шалостях с наркотиками не закрыто, оно — на плаву. Один твой неверный шаг — станешь долго париться на зоне в обществе старых моих дружков. С ними у меня — прочная связь, в любой момент подскажу… Выполнят… Учти, Коля, возмездие будет страшным… Больше грозиться не стану…

Головокружение прошло, и вместо него появились прежние сомнения. Не в части Тишкиных угроз, к ним я уже привык. Как известно, зря в наше время денег не платят, тем более таких. Значит, предстоящая поездка слишком опасна. Стоит ли рисковать, если не жизнью, то свободой? Не лучше ли отказаться, подобрав для этого вескую причину?

Пожалуй, отказываться — еще опасней. Увяз я в «болоте» по горло, держусь за шест, другой конец которого — у Тихона. В его власти вытащить меня из трясины или, наоборот, затолкать в нее глубже.

И главное, путешествие вместе с Любашей! Оно — будто подарок судьбы, и отказываться от него — самый настоящий грех. Но поторговаться все же не мешает.

— Все правильно, я понимаю, но есть одна зацепка, мешающая принять ваше предложение. Работа. Я столько раз отпрашивался, брал за свой счет, использовал все виды отпусков! Боюсь, начальство еще на один не согласится. Даже если заболеют все сразу: родители, теща, сестра, жена…

— А если заболеешь ты?