1

Начальник одного из отделов управления по борьбе с организованной преступностью подполковник Серегин посетителей принимал редко. Обычно он направлял их к сотрудникам отдела и редко осведомлялся о причинах их появления. Узнавал из ежедневных докладов подчиненных.

Но на этот раз интуиция подсказывала: этого человека нужно принять самому, не следует перепоручать другому офицеру.

Трудно сказать, что лежало в основе этой самой интуиции. То ли многолетний опыт работы в органах, то ли опасность разоблачения, висящая над ним.

По сообщению старшего лейтенанта Гошева посетитель пришел с повинной. Значит, выложит все, что знает, и эти его сведения могут коснуться Серегина.

Несколько долгих минут подполковник разглядывал посетителя. Будто пытался забраться к нему в мозг, прощупать извилины, докопаться до того, что он сейчас скажет и что утаит.

С повинной в отдел приходили редко. Чаще допрашивали захваченных во время разборок преступников, взятых в ходе оперативно-розыскных мероприятий бандитов. А тут обмякший на стуле человек готовится совершенно добровольно, без малейшего нажима, признаться во всех своих грехах.

Что толкнуло его на такой поступок? Совесть? Вряд ли. Если пришедший — закоренелый преступник, у него свои понятия о совести. Во всяком случае, она вынуждает сдаться органам только тогда, когда ее владелец не видит иного выхода. Загнан в угол.

Человек случайно попал в паутину преступности… А при чем тогда явка с повинной? Скорее речь может идти о свидетельских показаниях. Значит, посетитель не просто замешан в бандитских шалостях, но и изрядно замаран серьезными преступлениями…

Подозрительно все это, слишком подозрительно!

— Фамилия, имя, отчество, возраст, место работы… Погоди отвечать! — Серегин повернулся к старшему лейтенанту, сидевшему в стороне за маленьким столиком над бланком допроса. — Свободен, Гошев. Все сделаю сам.

Снова сработала таинственная интуиция. Допросить без свидетелей, с глазу на глаз.

Гошев пожал плечами. Обычно подполковник не утруждает себя писаниной, предоставляет это подчиненным. Тому же старшему лейтенанту. И вдруг — наедине!

Привычка подчиняться прочно укоренилась в офицерах отдела. Извечная истина: я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак. Желает начальство поработать шариковой ручкой — ради Бога! Но удержаться от недоуменного пожатия плечами старший лейтенант не смог.

— Иди, иди, — подтолкнул офицера Серегин. — Отдыхай, пока я добрый. Потребуешься — вызову, не сомневайся.

Гошев покинул кабинет. Закрывая дверь, внимательно посмотрел на посетителя. Будто сфотографировал.

— Итак, приступим, — выложил па стол бланк допроса подполковник. — Повторяю: фамилия, имя, отчество, возраст, место работы.

Вопросы отработаны, слетали с языка без малейшего затруднения.

Человек поднял голову. Кажется, он до такой степени перепуган неожиданной смелостью своего поступка, что еще не осознал до конца, что нужно говорить, а что не нужно. Мало того, не может вспомнить причину, толкнувшую его на явку с повинной.

Может быть, извиниться — дескать, зашел случайно? Нет, никто не поверит. А выложить подполковнику то, что отрепетировано долгими бессонными ночами, опасно, очень опасно. Ибо последствия откровенности не в его воле — все зависит от этого холеного милицейского начальника с подозрительным взглядом.

На заданные вопросы посетитель отвечал машинально, не вдумываясь в содержание.

— Воронов Геннадий Павлович… Сорок два года… Автослесарь… Работаю в мастерской Столярова…

Вот оно, то, чего Серегин так боялся! Автосервис Столярова…

Петр Васильевич вознес в душе хвалу своей спасительной интуиции. Представил себе, что произошло бы, допрашивай этого человека не он, а тот же Гошев, и похолодел. До такой степени, что пальцы рук свела судорога. Какая бабка ворожит ему, какой ангел кружит над головой?

— Зачем пришли?

Воронов начал говорить. Медленно, неуверенно, будто нащупывая дорожку в кромешной мгле. Вдруг остановился.

— А почему вы не записываете?

Черт возьми, опытный попался бандюга! Серегин спохватился и старательно задвигал по бланку шариковой ручкой. Аккуратно занес анкетные данные допрашиваемого и вопросительно посмотрел на него. Как видишь, замечание принято, я записываю, можешь смело говорить…

— Меня вовлекли в банду Столяров и Мамед… Вначале пригласили на работу — в государственном автосервисе числился неплохим специалистом. После понял — никто в моих способностях не нуждается…

— Кто возглавляет банду?

— По-моему, Столяров Ефим Петрович. Мамед — обычная шестерка. Он значится в мастерской начальником производства. Только никакой он не начальник — аккумулятор с акселератором путает… Больше — по бандитской части…

— Кто еще вам известен?

— Не знаю… Кажется, почти все работяги вовлечены. Днем трудятся на рабочих местах, ночью… Сами понимаете…

— Кроме Столярова и Мамеда, кто еще руководит бандой?

Серегин выдаивал посетителя, будто доярка упрямую корову… Знает ли тот о существовании

Руслана и его роли в этой криминальной структуре или не знает? Вдруг таится, не желает раскрываться до конца…

— Другие мне неизвестны…

— Чем занимается банда? Угоняет машины, перекрашивает, продает, разбирает на запчасти? — привычно перечислял Серегин знакомые по прошлым расследованиям «шалости» угонщиков.

— Не знаю… Кажется, в сервисе этим не балуются… Дела там покруче…

Он пугливо оглядел кабинет. Будто под столом, на шкафу либо за портьерой притаился кривоногий Мамед с ножом в руке.

А Серегин не торопил допрашиваемого. Он с удивлением понял, что сам не знает, чем занимается банда Руслана.

— Что означает «покруче»? И откуда вы взяли, что вас вовлекли в какую-то банду? Принимали участие в преступлениях? Сбывали краденое?

Пытали заложников?

Неожиданно Воронова прорвало. Будто вопросы подполковника размыли наспех насыпанную перемычку и долгое время копившаяся в котловине вода хлынула в промоину, затопляя окрестности.

Автослесарь потел, то и дело вытирал шею и лицо чистым носовым платком. Из носа текло, насмерть перепуганные глаза слезились. Говорил он быстро и невнятно, глотая окончания слов, запинаясь и мучительно морщась.

Серегину было не до переживаний допрашиваемого, он поглощен содержанием его признаний. Машинально записывает показания, а голова работает, выискивает пути к спасению. Ибо если эти показания станут известны — катастрофа.

Конечно, знал Воронов далеко не все. Но и того, что он рассказал, достаточно для того, чтобы опытные сыщики размотали весь клубок и где-то в самой середине натолкнулись на имя начальника отдела…

— Вы снова не записываете, — повторяет то и дело Воронов. Будто записанные откровения могут решить его судьбу. — Прошу вас…

И заглядывает в бланк допроса.

Серегин послушно записывал. Будто сам на себя оформлял приговор.

О том, что автомастерская фактически является преступным офисом. Что в глубинах бывшего лабораторного корпуса института спрятаны склады награбленного, находятся бассейны, сауны, дом терпимости с врачами-венерологами, комфортабельными комнатами, помещения, где содержат и пытают заложников. Что там же имеется игровой зал, пропускающий миллионы «зелененьких». Что возглавляет это предприятие Столяров. Официально. Но ходят упорные слухи — за его спиной прячется неведомый кавказец, которого никто никогда не видел…

— Откуда вам все это известно? — с неожиданно появившейся хрипотой в голосе спросил Серегин.

— Однажды вечером погас свет, а наш электрик болел. Я малость в электричестве разбираюсь — вот и послали искать повреждение… Правда, Мамедка ни на шаг не отходил, под руки заглядывал, паскуда черномазая… Но кое-что все же я увидел… Вы опять не пишете?

— Успокойтесь, пишу… В каких преступлениях принимали участие?

«Перемычка» закрылась. Будто ее перекрыл своим вопросом подполковник. Автослесарь начал хрипеть, запинаться. Просьбы записывать чуть ли не каждое слово прекратились.

Понятно. Разглагольствовать о действиях других куда легче, нежели признаваться в собственных.

Похищение одного предпринимателя… Но участие в нем Воронова ограничивалось застегиванием наручников… Ограбление магазина… Сам он не грабил — стоял на углу, наблюдая за улицей. Вдруг менты объявятся… Убийство двух милиционеров… Он выстрелил всего один раз, но постарался промахнуться. Раненого мента добил Мамед…

И так до бесконечности. Стоял на стреме… держал заложника… Заставил стрелять, но он стрелял мимо… Нет, он не пытал — пытал Мамед…

У Серегина двоились буквы и строчки. Он, конечно, знал, что Руслан возглавляет бандитское объединение, но подробности были неизвестны… И вот Воронов будто откинул занавес, и на сцене появились заложники, пытки, убийства…

— Почему пришел с повинной?

— Совесть замучила и… страх…

Если совесть мучает, значит, на то имеются причины. Значит, не стрелял мимо и не стоял на стреме. Возможно, замаран кровью убитых милиционеров, пытал, грабил…

Исписал пятый лист.

Что же делать? Может, избить до полусмерти, отбить посетителю внутренности, сделать так, что через неделю испустит дух… Но за это время сколько разболтает он!… К тому же, не самому же подполковнику избивать человека?

А если займутся этим другие, где гарантия, что им не станет известно всё то, что сейчас открыл Воронов?

Остается единственный выход.

— Подпиши каждый лист протокола допроса и обязательство никуда не выезжать из города…

Подполковник подсунул Воронову заполненный бланк. вложил в дрожащую руку автослесаря свою ручку, показал, где нужно поставить подписи.

Воронов внимательно прочитал протокол. Расписался. Подписывая обязательство, недоуменно глянул на Серегина… Какая может быть подписка о невыезде, если его сейчас отправят в камеру?

— Вот тебе пропуск. Пока — свободен. Понадобишься следствию — вызовем.

— Как это свободен? — не понял Воронов, умоляюще глядя на подполковника. — Я же — с повинной… Значит, не в тюрьму?

— Зачем тебя сажать в тюрягу, если ты ни в чем не виновен? Сам же признался — не убивал, не грабил, не пытал. А суд всегда учитывает добровольное признание и помощь правоохранительным органам…

Привычные слова катились, будто галька на пляже, подгоняемая прибоем. Решение принято. Думать, анализировать — нет необходимости.

Обрадованный Воронов выскочил за дверь. И тут же снова заглянул в кабинет.

— Только очень прошу, чтобы никто не знал… Замочат нелюди… Пожалуйста.

— Успокойся. Тайна следствия, — выкатил очередную «гальку» Серегин. — Фирма гарантирует, — нашел даже в себе силы пошутить.

После того как посетитель окончательно ушел, подполковник аккуратно сложил листы протокола допроса, подровнял края и спрятал во внутренний карман пиджака. Словно похоронил.

В кабинет вошел Гошев. Хмурый, сосредоточенный. Недоуменно оглядел кабинет. Где же человек, пришедший с повинной? Но спросить начальника не осмелился.

Серегин понял удивление старшего лейтенанта. Придется отвечать, оправдываться. Лучше — самому, не ожидая неприятного разговора.

— Ерунда, — пренебрежительно покривился он. — Обычный псих. Сейчас таких — тысячи, допрашивать не поспеешь. Придумал какую-то банду. Вообразил себя ультрасыщиком. Вот и носится с придумкой, будто пацан с погремушкой. Нужно было психушку вызвать — пожалел. Просто выставил…

— А протокол допроса составили? — настороженно поинтересовался старший лейтенант. — Разрешите взглянуть…

— Ты что, проверять меня решил! — ощетинился Серегин. — Наглость какая! Сказал же — псих! Все. Точка! Займитесь делом, старший лейтенант, не мешайте мне работать! Все. Свободны!

Гошев хотел что-то сказать, объяснить свое поведение, может быть, извиниться, но подполковник демонстративно склонился над бумагами. Лучше уйти. Характер у начальника отдела сволочной, любое мнение подчиненного, противоречащее мнению Серегина, доводит его до бешенства.

После ухода Гошева Серегин торопливо набрал одному ему известный номер телефона. Раздраженно тыкал толстым пальцем в кнопки аппарата, что-то бурчал под нос.

Ответили сразу же.

— Слушаю.

— Нужно срочно встретиться…

— Тебя будут ожидать.

Вот и все. Если телефон прослушивается — никакого криминала. Абонент может быть кем угодно — другом, секретным агентом, братом.

2

Фраза «тебя будут ожидать» означает — после завершения рабочего дня нужно заскочить на Цветной бульвар к Центральному рынку. Просто по дороге домой купить, скажем, несколько свежих огурчиков. Супруга попросила, у нее нет времени бегать по рынкам и магазинам.

Возле входа на рынок Серегина ожидал Мамед. Джинсы, такая же рубашка, через плечо — сумка. Обычная «униформа» базарных деятелей.

Сунуть в сумку заранее приготовленный конверт с бланком допроса Воронова — секундное дело. Мамед сразу растворился в толпе.

Вот и все! Пусть теперь Руслан разбирается со своей шестеркой. Подполковник, как всегда, — в стороне. Не замаран связью с преступным миром, чист, будто отмытое стекло магазинной витрины, за которой демонстрируется верность долгу, чистота помыслов, высочайшая нравственность.

До рынка пришлось добираться не на служебной машине — на метро. И обратно домой — таким же образом. Серегин всех подозревал, всех боялся. Того же водителя, который мог зафиксировать момент передачи конверта кавказцу. Или — Гошева, которому подполковник давно уже не доверял.

Он особенно его беспокоил. Петр Васильевич вообще опасался честных людей. Интуитивно чувствовал — когда-нибудь их пути пересекутся, вызвав короткое замыкание, которое уничтожит его.

Значит, необходимо принять все меры, чтобы этого «пересечений» не произошло. Избавиться бы от дотошного подчиненного…

Но как это сделать? Грамотный, активный, исполнительный — ни малейшего пятнышка, ни единой зацепки…

Домой Серегин не торопился. Вышел из метро за две остановки до нужной станции и пошел пешком. Шел и думал, анализируя свои поступки и решения, выискивая в них огрехи и ошибки.

Вроде все правильно, полная безопасность. Каждый шаг продуман до мелочей. Ни один следователь не прицепится, ни один сыщик, как бы он ни был опытен, не отыщет криминала.

Постепенно Петр Васильевич успокоился. В квартиру вошел бодрой походкой уверенного в себе человека.

— Леночка, ужин — на стол. Так голоден, что могу тебя проглотить.

— Сейчас, Петенька, все давно готово, — засуетилась Елена Павловна. — А ты с покупками?

— Ерунда. Заехал на Центральный рынок, огурчиков захотелось…

Женщины болтливы, поэтому не мешает подчеркнуть — был на рынке. И не только словами — пакетом, заполненным огурцами. Станет кто-нибудь расспрашивать — убедится, все чисто.

— Тебе только что звонили…

— Кто? — насторожился Серегин, сидя в кресле с полу снятыми брюками. — Кому я мог понадобиться во внеслужебное время?

— Не знаю… Сказали — перезвонят…

Будто подтверждая сказанное женой, замурлыкал телефон.

— Здравствуй, дорогой… Поужинал, побалдел? Завидую, понимаешь, черной завистью завидую. Л вот у меня кусок застревает в глотке, вино не пьется…

Руслан? Быстро же он сориентировался! С момента передачи Мамеду конверта прошло не больше часа. И вот — реакция! Встревожен, ни есть, ни пить не может… Руслана можно понять — пилюля, в виде показаний автослесаря, не просто горькая, она таила в себе солидную дозу отравы… Звонил босс Серегину редко — в самых крайних случаях. Значит, зашкалило его, мечется, будто зверь, попавший в западню.

— Заболели?

— Еще как заболел, дорогой, даже говорить трудно… Понимаешь, выпить хочется. Одному противно — будто лекарство глотаешь, а не божий нектар… А вот с другом-кунаком — бальзам пьешь, душа радуется…

— Так в чем же проблема?

— Правильно понимаешь, кунак, очень правильно! Рядом с тобой — забегаловка. Выходи, пожалуйста. Душу отведем, сбрызнем бальзамчиком, снежим шашлычком… Странное дело, понимаешь, обычная забегаловка, а шашлык лучше, чем в ресторане… Вот я подумаю, подумаю, да и украду их шеф-повара… Значит, отведаем бальчамчика, а?

Ишь ты, бальзамчика ему захотелось! Как бы не стал поперек горла бандитский эликсир. Но просьба Руслана — закон, который не оттолкнуть, не перешагнуть. Отказаться — опасно. Босс по натуре — зверь, а когда мечется и не находит выхода — зверь вдвойне.

— Ладно, так и быть, — скучно согласился Серегин. — Минут через сорок…

— Послушай, дорогой, какие сорок? Душа горит, сердце стонет. Я звоню из автомата, совсем рядом с тобой. Беги, пожалуйста, не заставляй кунака страдать. Когда долго ожидаю — волнуюсь. А нам с тобой вредно волноваться, ой, как вредно…

Скрытая угроза заставила Петра Васильевича отбросить сомнения. Торопливо натянул брюки, застегнул рубашку. Галстук не повязал — забегаловка не то место, куда ходят при полном параде.

— Уходишь? — удивилась Елена Павловна. -

А как же ужин? Сам же говорил: проголодался…

— Успею, — буркнул подполковник. — Разогреешь еще раз — не рассыплешься.

3

Бизнес у Руслана — многопрофильный. Одна из его ветвей — официально зарегистрированная международная экспортно-импортная фирма «Эльбрус». Офис фирмы располагается на одной из тихих московских улиц. Об этом говорит — кричит! — красочная вывеска на фасаде здания.

Осуществляются какие-то коммерческие операции, ведется бухгалтерский учет, аккуратно выплачиваются налоги, рекламируется продукция.

Во главе фирмы — респектабельный господин в шикарном костюме, при многоцветном галстуке. Работают компьютеры, звонят телефоны и факсы, озабоченно бегают полуобнаженные девицы.

Прообраз знаменитых «Рогов и копыт»!

Никто не может заподозрить, что эта официальная фирма не что иное, как «крыша». Она прикрывает руслановский бизнес от непрошеных взглядов и опасного внимания. Со стороны того же уголовного розыска.

В свою очередь, скрытые ветви руслановского бизнеса оберегают свою «крышу» от посягательств рэкетиров. Получился своеобразный симбиоз.

Удобно и надежно.

Руслан не возглавлял ни официальные, ни подпольные ветви бизнеса. Он парил над ними. Будто коршун, высматривающий добычу. Или — опасность, грозящую его доходным предприятиям.

Серегин не был посвящен во все тонкости преступного синдиката. Но чувствовал — его просто используют. Как туалетную бумагу или коврик у входа в квартиру. Израсходуют, изотрут — спишут. Так же легко и просто, как сделают это с Вороновым.

Поэтому страх прочно поселился в нем. Он то утихал, сворачиваясь клубком в потаенном углу души, то вдруг распрямлялся, выставляя колючие иглы, которые день и ночь терзали подполковника. Особенные муки он испытывал перед встречей с Русланом…

На улице уже стемнело. На небе — ни одной звездочки. Будто тучи сжевали их одну за другой. Моросит мелкий дождик. Напоминает — осень приближается, пора доставать теплые вещи и убирать летние. Или там, наверху, перепутали времена года…

До забегаловки, о которой говорил Руслан, метров двести, не больше. Несколько минут ходьбы. Серегин раскрыл зонт, зябко поежился. Впору надевать осеннюю куртку. Старательно обходя лужи, пошел по тротуару…