На тему советско-американской «битвы за Луну», равно как и почему победа в ней осталась за Соединенными Штатами, написано немало книг и статей, как в СССР/России, так и в США . Что касается отечественных авторов, наиболее авторитетны два — академик АН СССР и РАН Василий Павлович Мишин (преемник С. П. Королева на посту главного конструктора пилотируемой ракетно-космической техники, а после смерти Сергея Павловича — «главный архитектор» советской программы полета человека на Луну (Н1-ЛЗ)), и член-корреспондент АН СССР и РАН Борис Евсеевич Черток (конструктор систем управления космических кораблей, который также принимал участие в великом «лунном соревновании»).
      Мишин полагает, что «не надо искать персонально виноватых» в провале программы Н1-ЛЗ. Дело в том, что «экономика страны не была готова к выполнению такой дорогостоящей программы». Против подобной точки зрения выступает один из ведущих конструкторов КБ Королева Сергей Крюков: «Нельзя списывать трагедию Н1-ЛЗ на слабость нашей экономики. У нас нашлись средства для реализации программы «Энергия» — «Буран». Их вполне хватило бы для модернизации Н1-ЛЗ и успешных экспедиций на Луну» .
      Понять Мишина, объясняющего проигрыш СССР в «лунной гонке» экономическими причинами, несложно. В борьбе за первенство Советского Союза в достижении Селены участвовали тысячи людей, десятки независимых организаций. Но при этом Василий Павлович был главным ответственным за постановку реально достижимых целей как перед отдельными специалистами, так и целыми коллективами, за их слаженную работу, четкое понимание и своевременное выполнение задач. Однако за национальную экономику главный конструктор, естественно, отвечать не мог, и если ей не хватило мощи обеспечить реализацию его замыслов, то вина, понятное дело, не «космического архитектора», а руководства страны.
      Впрочем, даже Мишин не всегда однозначно оправдывает поражение СССР в «битве за Селену» слабостью советской экономики. В своей большой статье «Почему мы не слетали на Луну?» он пишет:

      «Нашей стране затраты, подобные затратам США на программу «Сатурн-Аполлон», были не под силу… Самое крупное финансовое «вливание» произошло только в 1970 г. (около 600 млн руб.). Но и эти средства, выделяемые непосредственно министерствам, тратились бесконтрольно, по их усмотрению… Имелись серьезные недостатки как в организации, так и в координации работ по этой программе(выделено мною. — Ю. К.)» .

      Итак, «недостатки как в организации, так и в координации» работ… Не здесь ли скрывается главная причина? Попробуем повнимательнее взглянуть на эту проблему.
       Первое.Важнейшим фактором победы США в «лунной гонке» стало вовлечение в это соревнование практически всего научно-технического и значительной части экономического потенциала США. Как отметил Черток, «…в лунной программе США опередили нас уже тем, что сразу объявили ее общенациональной: «Каждый американец должен внести свой вклад в успешное осуществление этого полета». «Космические доллары» (т. е. деньги, выделенные на программу «Аполлон». — Ю. К.) начали проникать почти в каждую область американской экономики. Таким образом, подготовка высадки на Луну оказалась под контролем всего американского общества» .
      Как же обстояло дело у нас? Режим секретности, окутывавший советскую космонавтику с момента ее возникновения, стал серьезным препятствием на пути ускоренного развития программы Н1-ЛЗ. Чересчур рьяное стремление «секретчиков» скрыть технологии двойного использования от потенциального противника привело к изоляции значительной части инженерно-конструкторских кадров, не имевших «секретных» допусков, от участия в создании новых космических технологий .
       Второе.Как известно, Кеннеди провозгласил начало осуществления программы «Аполлон» 25 мая 1961 г. Именно с этого момента все силы Америки были брошены на победу в «лунной гонке». А в 1962 г. была окончательно выбрана и утверждена схема экспедиции на Селену. А в СССР «до конца 1963 года структурная схема лунной экспедиции еще не была выбрана» . И только 3 августа 1964 года вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О работах по исследованию Луны и космического пространства». В нем впервые было отмечено, что важнейшей задачей в исследовании космического пространства при помощи ракеты Н-1 является освоение Луны с высадкой экспедиции на ее поверхность и последующим возвращением космонавтов на Землю. Лишь после этого и началось значительное финансирование отечественной лунной программы . Таким образом, простой подсчет показывает, что Соединенные Штаты на три с лишним года раньше Советского Союза «взяли старт» в «лунной гонке». С учетом чрезвычайно жестких временных рамок, установленных для победы в данном соревновании, это была весьма большая фора в пользу США.
       Третье.И в США, и в СССР военные, как уже отмечалось, пытались прибрать к рукам практически всю национальную космическую деятельность, включая и гражданскую, заставить ее работать в интересах своего ведомства. И в той и в другой стране подобные попытки тормозили осуществление лунных пилотируемых программ. Однако в Соединенных Штатах НАСА и лично Уэббу удалось договориться с Пентагоном о разграничении полномочий в вопросах исследования и освоения космоса и в конечном итоге фактически полностью освободить «Аполлон» от влияния военных. Другое дело — СССР, где вся космическая деятельность находилась под контролем Министерства обороны, и средства на ее финансирование брались во многом из оборонного бюджета. О том, какую реакцию вызывало это со стороны высшего генералитета в 1960-е годы, пишет Черток:

      «[Министр обороны] Гречко вообще категорически против. Он и сейчас считает, что вообще зря связались с Луной, и возмущается, что за счет бюджета Министерства обороны оплачиваются расходы на морские телеметрические корабли, крымские пункты, вся подготовка на Байконуре и тренировка всех космонавтов. Гречко полагает… что за космос должна платить Академия наук и заинтересованные министерства. Ему, Гречко, Луна не нужна» .

      К этому следует добавить, что Брежнев, сменивший на посту руководителя партии и государства Хрущева, заигрывал с военными, поддержавшими его восхождение на политический Олимп СССР в 1964 году. Он пытался им в угоду исправить «ошибки» своего предшественника, которые состояли в сокращении расходов на обычные вооружения, строительство больших надводных кораблей, создание тяжелых бомбардировщиков и армию в целом. В этих условиях выходить с предложениями об увеличении финансирования проекта лунной экспедиции, «необходимость которой маршалам была вовсе непонятна», кураторам гражданского «космоса» было просто опасно .
      В качестве примера тормозящего воздействия, которое оказывали на советскую лунную программу военные, можно привести несколько фактов. Правительственным постановлением от 13 мая 1961 года конструкторам предписывалось создать ракету Н-1 к 1965 году. Однако 16 апреля 1962 года то же правительство и ЦК и тот же Первый секретарь ЦК КПСС Хрущев предлагают ограничиться только эскизным проектом. Появление этого промежуточного постановления объяснялось, в первую очередь, весьма прохладным отношением к проекту Н-1 Минобороны . А в марте 1969 г. генерал Каманин оставил в дневнике следующую запись:

      «Сегодня получил письмо начальника Генерального штаба маршала Захарова. Он пишет… что заказывать дополнительно 10 кораблей «Союз» нецелесообразно из-за недостаточной их ценности в военном отношении (напомню, что «Союз» создавался и отрабатывался в первую очередь под лунную программу. — Ю. К.). Маршал Малиновский на аналогичные наши просьбы о заказах «Востоков» и «Восходов» отвечал лаконично и предельно выразительно: «Военного значения эти корабли не имеют, заказывать не будем». Таков же по существу ответ и маршала Захарова, который до сих пор не понял, что готовые военные космические корабли с неба не падают, что их надо готовить многими полетами «кораблей, не имеющих военного значения». В прошлом (1966-1968 годы) мы уже имели длительный перерыв в пилотируемых полетах из-за близорукой политики Малиновского и Захарова. Сегодня продолжается та же политика, способствующая увеличению преимущества США в использовании космоса…»

      Третий фактор, позволивший США вырваться вперед, тесно связан со вторым. Руководство НАСА и тысячи его ученых и инженеров не несли никакой ответственности за ракетно-ядерное вооружение Америки. Их время, знания и энтузиазм целиком отдавались экспедиции на Луну. Что же касается Советского Союза, то Министерство общего машиностроения (MOM), отвечавшее за реализацию каждой космической программы, несло еще большую ответственность за создание боевых ракет. «Головные организации, их главные конструкторы и ведущие специалисты, создававшие ракетно-ядерный щит, были солдатами холодной войны и одновременно трудились на втором — космическом фронте» .
      Четвертое важнейшее организационное преимущество США перед СССР, по мнению Чертока, заключалось в следующем: «США имели единую государственную организацию [НАСА], наделенную монопольным правом разработки невоенных космических программ и получающую для их финансирования средства из государственного бюджета. У нас же каждый головной, главный или генеральный конструктор выступал со своей концепцией развития космонавтики, исходя из своих возможностей и личных субъективных воззрений. Попытками разработки единого перспективного плана на десятилетия вперед занимались редкие энтузиасты. Предлагаемые государственными головными организациями планы рассматривались в головном министерстве — МОМе, в Генштабе и Центральном управлении космическими средствами (ЦУКОС), подчиненном Главкому РВСН, в ЦК КПСС, в аппарате Совмина — ВПК (Комиссия по военно-промышленным вопросам. — Ю. К.), согласовывались с десятками министерств и, если удавалось их протолкнуть, утверждались решением Политбюро и Совета Министров. Финансирование по этим планам из госбюджета получал каждый участник работы раздельно. Даже в аппарате ВПК, в Кремле нашу систему руководства космонавтикой иногда называли «государственным феодализмом» .
      Развивая эту мысль, Д. Ф. Устинов, в то время занимавший пост секретаря ЦК КПСС по оборонным вопросам, считал, что каждое министерство представляло из себя «феодальное княжество». В такой ситуации, сетовал Дмитрий Федорович, «главные конструкторы вместо дружной работы занимают агрессивную позицию в отношениях друг с другом, даже перестают слушать своих министров» .
      Начало подобной агрессивности главных конструкторов в отношении друг друга, имевшей разрушительный эффект для советской лунной программы, было положено уже упоминавшимся ранее конфликтом между Королевым и Глушко. Однако со временем в спор между этими двумя столпами ракетной техники включились новые главные — Янгель и Челомей. Дело в том, что монополия Королева на тяжелые ракеты-носители угрожала их активному участию в перспективных космических программах. Началась серьезная атака на правительственный аппарат с разных сторон с критикой ранее принятых решений. У одного из «нападавших» — Челомея, было к тому же мощное «ударное оружие» в лице сына Н. С. Хрущева — Сергея, работавшего на его КБ. О значении, которое имел для Челомея отпрыск первого лица в государстве, писал Голованов:

      «Молодой Хрущев, даже не прикладывая каких-либо титанических усилий, одним фактом своего присутствия помог Челомею встать на ноги, развернуть строительство в Реутове под Москвой прекрасно оснащенного КБ, «съесть» могучую фирму Владимира Михайловича Мясищева и сделать своей основной производственной базой завод имени М. В. Хруничева в Филях — едва ли не лучший авиационный завод в стране: с богатыми традициями, стойкими кадрами, культурой и чистотой самолетного производства» .

      В числе результатов подобной атаки было постановление от 16 апреля 1962 г. «О создании образцов межконтинентальных баллистических и глобальных ракет и носителей тяжелых космических объектов». Данный документ, как и тот, что последовал за ним 29 апреля того же года, поручали создание тяжелых и сверхтяжелых ракет сразу трем конструкторским бюро — Королева, Янгеля и Челомея. Об организации целенаправленной работы по пилотируемым полетам к Луне в постановлении не говорилось . Более того, в отличие от США, в СССР было фактически две лунных программы. В соответствии с постановлением от 3 августа 1964 г. пилотируемый облет Селены должен был совершить экипаж на корабле с помощью ракеты УР-500К в первом полугодии 1967 г. Головным исполнителем плана было ОКБ-52, руководимое Челомеем. Этим же документом предусматривалась высадка космонавтов корабля, выводимого тяжелой ракетой-носителем Н-1, на поверхность Луны с возвращением и посадкой на Землю в 1967-1968 гг. За эту фазу покорения Селены, включая создание ракеты-носителя, космического корабля и проведение экспедиции в целом, отвечало уже королевское ОКБ-1, а после смерти Сергея Павловича — то же бюро (переименованное, правда, в ЦКБЭМ — Центральное конструкторское бюро энергетического машиностроения), возглавляемое Мишиным . Генерал Каманин так охарактеризовал ситуацию: «Денег тратим много, но действуем растопыренными пальцами, не сосредоточивая усилия на главном направлении» .
      Правда, стремление объединить все финансовые и интеллектуальные ресурсы космонавтики вокруг одного проекта лунной экспедиции, что было так свойственно Королеву (разумеется, вокруг своего проекта Н-1 — Л-3), сыграло сомнительную службу всей лунной пилотируемой программе СССР. Вот как об этом рассказывает Черток:

      «К тому времени, когда наша программа Н-1 — Л-3 была закрыта и [челомеевский] проект УР-700 (универсальный ракета-носитель. — Ю. К.) с кораблем ЛК-700 (лунный корабль. — Ю. К.) был положен в архив, у нас с Челомеем установились вполне нормальные отношения. На одном из очередных собраний нашего академического отделения, пригласив меня в буфет «на стакан чая с печеньем», Челомей задал неожиданный вопрос:
      – Признайтесь, если б лет десять-двенадцать назад приняли бы мое предложение по УР-700, мы бы сейчас имели и лунный, и марсианский носитель, который никто не смог бы закрыть. Три ступени УР-700 отработаны и теперь всем нужны.
      Я должен был признать, что идея предложенного в 1965 году носителя УР-700 имела свои преимущества. За основу новой ракеты принималась уже находившаяся в эксплуатации трехступенчатая УР-500К (всем известный носитель типа «Протон» — основная «грузовая лошадка» советской и российской космонавтики. — Ю. К.). УР-500 в качестве второй ступени устанавливалась на разрабатываемую первую ступень, которая состояла из девяти блоков с одним двигателем РД-270 в каждом. Общая тяга двигателей первой ступени у Земли составляла 5760 тс. Это позволяло вывести на орбиту ИСЗ полезный груз массой до 140 тонн.
       – Мы бы имели носитель, не уступающий «Сатурну-5», но с тем преимуществом, что три верхние ступени всегда находятся в серийном производстве, независимо от лунной программы,— говорил Челомей.
       В этом смысле он был прав(выделено мною. — Ю. К.)».

      Видимо, поэтому у Челомея были определенные основания сказать в 1975 г., уже после закрытия советской лунной пилотируемой программы, про Королева: «Отобрал у меня облет Луны — сам не сделал и мне не дал» . Военный Каманин был более прямолинеен: «Королеву удалось «протолкнуть» в правительстве и ЦК КПСС свое детище и охаять ракету Челомея УР-700. Ракета Н-1 оказалась „сырой"…»  С Челомеем и Каманиным в общем солидарен Черток: «Преждевременный уход из жизни не дал возможности Королеву исправить ошибки, которые были совершены, в том числе им лично» . Признался в своих ошибках, допущенных при работе по лунной программе, и преемник Королева — Мишин .
      При всей трагичности гибели Сергея Павловича в январе 1966 г. и при всех тех негативных последствиях, которое имело это событие для космической отрасли СССР, уход со сцены такого, одержимого идеей быть всегда впереди американцев, лидера, невольно способствовал созданию предпосылок для сближения с американцами в космосе. Представим себе, что Королев смог бы «исправить ошибки». Означает ли это, что Советский Союз победил бы в «лунной гонке»? Трудно сказать. Но одно можно утверждать почти наверняка — даже если бы американцы первыми пересекли «финишную ленточку» на Селене, Королев бы не сдался. Используя свой огромный дар убеждения, он с большой долей вероятности смог бы уговорить руководство СССР перевести «лунную гонку» из плоскости «кто первый на Луне» в плоскость — «кто больше пробудет на ее поверхности», или — «кто доставит туда больше людей». Вспомним, что бросать вызов в космосе Америке был один из главных способов, с помощью которого Королев поддерживал интерес руководства страны к освоению внеземного пространства, а соответственно обеспечивал выделение крупных сумм из государственного бюджета на деятельность своего КБ и предприятия. Таким образом, соревнование в космосе между Советским Союзом и Соединенными Штатами в той или иной форме было бы продолжено, что отодвинуло бы момент начала сотрудничества двух стран во внеземном пространстве.
      Это, впрочем, не означает, что если б советское правительство решило сделать сотрудничество с американцами одной из генеральных линий развития космонавтики, а, следовательно, финансово поддержало данную сферу деятельности, Сергей Павлович остался бы в стороне от такого партнерства. По мнению Сыромятникова, «Королев внес бы в совместный проект всю мощь его энергии, фантазии и реализма. Известно высказывание Королева о том, что он сработался бы с фон Брауном, а немец в те годы вовсю трудился над ракетами-носителями «Сатурн» для полета американцев на Луну» .
      Следует отметить, что торможение советской лунной программы было результатом противоречий не только в стане главных конструкторов, но и — между конструкторами, с одной стороны, и Академией наук — с другой. Разные люди по-разному объясняют причины этих противоречий. Некоторые полагают, что произошло это из-за неуверенности руководства АН СССР в инженерной продуманности экспедиции на Селену. Так, по свидетельству Голованова, в 1964 г. Королева оставляет

      «…в недавнем прошлом столь верный союзник — Мстислав Всеволодович Келдыш. Келдыш был убежденным противником программы Л-3.
      – Какие же нервы нужно иметь, чтобы одному высаживаться на Луну?! (что предусматривалось по схеме советской лунной экспедиции. — Ю. К.) — горячился обычно невозмутимый Келдыш. — Представьте себе на минуту, что вы один на Луне! Это же прямая дорога в психиатрическую больницу!
      Впрочем, тревожили Мстислава Всеволодовича не только проблемы прочности человеческой психики. Прекрасно разбираясь не только в теоретических, но и чисто инженерных вопросах лунной программы, Келдыш видел, что все здесь находится на пределе, резервов нет, запасы прочности практически отсутствуют. Келдыш говорил Королеву:
      – Поймите, если все это сработает, — придется верить в чудеса!»

      Однако была и другая точка зрения на причины, по которым АН СССР не способствовала ускоренному осуществлению полета на Селену. По мнению Каманина, высказанному им в 1969 году,

      «…Мстислав Всеволодович, как руководитель Академии наук… безнадежно слаб. Сделав очень много для запуска первого искусственного спутника и для первого полета человека в космос, Келдыш в роли председателя Межведомственного совета по космическим исследованиям допустил немало ошибок. Своей пассивностью и склонностью к перестраховкам он тормозил и продолжает тормозить развитие нашей космонавтики… И это не только мое мнение: многие друзья Келдыша — академики Глушко, Бармин, Миллионщиков и другие — отзываются о нем еще более резко. Приходится констатировать, что с такими руководителями, как Келдыш и Мишин, мы вряд ли доберемся до Луны» .

      Пятый фактор, обусловивший поражение Советского Союза в «битве за Селену», заключался в чисто конструкторских просчетах, допущенных Королевым, Келдышем и всем Советом главных. Лихорадочная поспешность, с какой СССР бросился догонять американский «лунный поезд», привела к парадоксальной ситуации: конструкторы стали ориентироваться на ракету-носитель с теми характеристиками, которые они в директивные сроки могли ему придать, а не на те, что требовались для высадки на Луну и возвращения на Землю. Как заметил Черток, «начинать считать тонны надо было с поверхности Луны, а не с поверхности Земли». Впрочем, помимо цейтнота, тому было еще одно оправдание: Королев рассматривал возможность осуществления многопусковой схемы полета к Луне . В этом случае с помощью нескольких носителей можно было вывести на земную орбиту элементы лунного комплекса, собрать их там и уже в виде единого целого отправить к Луне. При таком раскладе ракете Н-1 можно было «простить» ее меньшую, чем у американского «Сатурна-5», мощность.
      Впрочем, помимо большей «грузоподъемности», носитель фон Брауна обладал еще одним преимуществом перед Н-1: он был проще. Если первая ступень «Сатурна» имела всего пять двигателей, то аналогичная ступень Н-1 — целых 30 (каждый из которых обладал, разумеется, меньшей тягой, чем любой из пяти американских двигателей). Синхронизация работы такого большого числа источников хаотичных высокочастотных колебаний — дело весьма сложное и трудоемкое. Кроме того, оно предполагает наличие устройства, своевременно отключающего аварийные двигатели, чтобы попытаться спасти остальные, а вместе с ними — и всю ракету (так называемая система КОРД — контроль работы двигателей). Отсутствие такой системы и обрекло, по словам Мишина, всю лунную программу на неудачу. «Следует прямо сказать, — утверждал он в интервью «Независимой газете» от 12 апреля 2001 г., — что мы не сумели тогда создать нашу сверхмощную лунную ракету «Н-1», поскольку успех работ поставили в зависимость от разработки устройства, предназначенного для отключения аварийных двигателей. А оно их отключало только тогда, когда уже горели соседние. Такое устройство было разработано, но поздно». Остается лишь добавить, что для отработки всех вопросов, связанных с эксплуатацией связки из большого числа двигателей, необходимо наличие мощной наземной стендовой базы и времени. Ни того, ни другого у СССР не было: первого — из-за нехватки финансовых ресурсов, а второго Стране Советов просто не оставили Соединенные Штаты.
      Наконец, была еще одна существенная причина проигрыша Советским Союзом «лунной гонки». Как известно, первоначальными успехами в космосе СССР во многом обязан Хрущеву, его энтузиазму, энергичности, готовности идти непроторенными дорогами, а также решимости обогнать США в сфере экономики уже через десять лет после полета Гагарина. Космонавтика, отражавшая уровень развития советской науки и техники, должна была, по мнению Никиты Сергеевича, лишний раз подтвердить как в глазах граждан Страны Советов, так и всего мира, правильность пути, по которому шел СССР. Отсюда — та горячая поддержка, которую оказывал Хрущев ракетно-космической отрасли. Однако в 1964 г. Никита Сергеевич был отправлен в отставку, а новому, брежневскому руководству в космической политике «не хватало хрущевской смелости» . Отсутствие данного качества не позволило новым лидерам страны проявить необходимые твердость и последовательность в концентрации сил и средств советской космонавтики на «лунном» направлении. Смерть Королева в 1966 г. и утверждение Мишина на пост Главного конструктора — человека технически, безусловно, компетентного, но не такого волевого и деятельного, как его предшественник, также предопределили печальный для Советского Союза исход «лунного» соревнования с Америкой. «Назначение Мишина Главным конструктором ракетно-космических систем было большой ошибкой, — писал Каманин. — Мишин не справлялся… с обязанностями технического руководителя всей нашей космической программы» .