В начале книги я упомянул о первом наиболее известном и значительном эпизоде в советско-американском сотрудничестве в космосе — полете «Союз — Аполлон». Рассмотрение этого проекта не входит в число задач книги, однако, поскольку он последовал прямо за «лунной гонкой», было бы неправильно хотя бы вкратце не рассказать о том, как из величайшего соперничества в космосе смогло вырасти, пусть и не сравнимое по масштабам с «битвой за Луну», но все же сотрудничество.
      Период в истории советско/российско-американского сотрудничества в космосе, который начался вскоре после окончания «лунной гонки» и привел к «рукопожатию в космосе» в 1975 г., и по сей день вызывает немало вопросов. Ни у Брежнева, ни у Никсона, бывших главами государств, когда родилась идея ЭПАС (напомню, что это официальное название программы — «экспериментальный проект Аполлон — Союз»), отнюдь не было того «космического» энтузиазма, который наблюдался у их предшественников — Хрущева, Кеннеди и Джонсона. Более того, ни Брежнев, ни Никсон отнюдь не собирались превращать космос в «сферу совместных интересов» Советского Союза и Соединенных Штатов или же активно способствовать двустороннему сотрудничеству в космосе. Несмотря на то, что, по мысли американского президента, одной из «опор» для «моста» между США и СССР могло бы стать, в том числе, научно-техническое сотрудничество, космическое партнерство рассматривалось лишь в качестве одного из элементов подобной «опоры». Как же получилось, что именно во времена Брежнева — Никсона, а после — Брежнева — Форда советско-американское сотрудничество в космосе перешло из области надежд и планов в практическую плоскость и достигло своего пика в виде ЭПАС? Ответ на этот вопрос станет важным подспорьем в понимании механизмов советско/российско-американского взаимодействия за пределами атмосферы.
      Факторы, которые оказали воздействие на сотрудничество двух стран в космосе в конце 1960-х — начале 1970-х гг., можно условно разделить на две категории. Первая — комплекс внутренних и внешних факторов, повлиявших на общие двусторонние отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Вторая — факторы, порожденные изменениями в космической промышленности и космической политике обоих государств.
      Как показал анализ истории попыток советско-американского взаимодействия в космосе, одной из важнейших преград на пути двустороннего сотрудничества в этой сфере был весьма холодный политический климат в отношениях между двумя странами. Напрашивается вывод: чтобы у этого сотрудничества появился шанс, необходимо было «отогреть» советско-американские отношения.
      По мнению многих экспертов, 1969 год стал своего рода переломным моментом в ходе холодной войны, после которого началась «разрядка». Подобные изменения на международной арене были продуктом, в первую очередь, внутренних перемен в СССР и США. В конце 1960-х гг. Советский Союз в целом достиг военно-стратегического паритета с Соединенными Штатами, если не по качеству (способности ракеты нести несколько боеголовок), то — по количеству баллистических ракет. Предложив Москве провести переговоры по ограничению стратегических вооружений, Вашингтон тем самым признал появившуюся у СССР и США возможность гарантированно уничтожить друг друга .
      Для Кремля подобное признание de factoозначало, что по меньшей мере одна из целей, провозглашенных руководством страны, а именно — создание сверхдержавы, не уступающей другой сверхдержаве — США, как минимум в военной мощи достигнута. Теперь можно было сосредоточить больше сил и средств на решении внутренних экономических проблем СССР. А их к тому времени накопилось немало. В 1964-1965 гг. началась хозяйственная реформа в СССР, главным вдохновителем которой стал А. Н. Косыгин. Суть ее заключалась в том, чтобы обеспечить существенный сдвиг экономической системы в переходе к рыночному механизму хозяйствования за счет расширения хозяйственной самостоятельности и ответственности, ориентации производственных единиц на получение прибыли и создание экономической заинтересованности в улучшении производственных результатов. Однако к концу 1960-х гг., вследствие дальнейшего укрепления административно-командной системы в СССР, робкие попытки либерализации советской экономики постепенно сошли на нет . Режим Брежнева нуждался в иностранных инвестициях с тем, чтобы обеспечить экономический рост страны или по крайней мере предотвратить ее хозяйственную стагнацию. Разрядка, благоприятствовавшая развитию торговли между Советским Союзом и западными государствами, способствовала привлечению «капиталистических» денег в «цитадель социализма».
      Впрочем, потепление отношений с Западом использовалось руководителем Кремля для решения не только экономических, но и внутриполитических проблем. Так, в начале 1970-х гг. Брежнев вывел из состава Политбюро бывшего Первого секретаря компартии Украины Петра Шелеста .
      Одним из формальных предлогов для подобного решения стало выступление Шелеста против политики разрядки .
      Международная обстановка также способствовала разрядке. В конце 1960-х годов в Европе наметилась тенденция на «оттаивание» отношений с Советским Союзом. Тенденция эта была всячески поддержана Кремлем, который давно стремился восстановить миролюбивый имидж СССР, изрядно подпорченный советским вторжением в Чехословакию в 1968 г.
      Немалое беспокойство доставляли Москве и процессы, происходящие на восточных рубежах страны. Речь идет об обострении китайско-советских отношений, пик которого пришелся на пограничный конфликт между двумя странами вокруг острова Даманский в марте 1969 г., а также о сближении Китая и США. Окончание холодной войны с Соединенными Штатами могло предотвратить если не дальнейший рост напряженности в отношениях между СССР и КНР, то по крайней мере формирование мощного антисоветского альянса двух крупнейших держав .
      Символическое совпадение — именно в тот день, когда Советский Союз начал с Китаем переговоры по урегулированию пограничных проблем, а именно 20 октября 1969 г., посол СССР в США Анатолий Добрынин встретился с президентом Никсоном, чтобы уведомить последнего о готовности Москвы начать предварительные переговоры с Вашингтоном по ограничению стратегических вооружений.
      Надо сказать, что и администрация Никсона была не прочь подсократить военный бюджет США. Начало 1970-х годов было отмечено нарастанием экономических проблем в Америке, которые требовали немалых средств для их решения. Окончание гонки вооружений с СССР и постепенное свертывание прямого американского участия в войне во Вьетнаме позволяло уменьшить военные расходы. Как мудрый политик Никсон понимал, что Советский Союз и США входят в новую эру стратегического паритета. По его мнению, США уже не могли восстановить над СССР то военное превосходство, которое имели предыдущие двадцать лет, однако при этом сохраняли достаточно силы, чтобы убедить Москву пойти на переговоры с Вашингтоном. Пожалуй, из всех своих предшественников на посту главы Белого дома (за исключением, может быть, Эйзенхауэра, который взаимодействовал с советским руководством не только в бытность свою президентом, но и во время Второй мировой войны в роли командующего войсками союзников в Европе) Никсон знал Советский Союз лучше всех. Отчасти благодаря непосредственному знакомству со Страной Советов в ходе визитов: в 1959 г. в должности вице-президента, а в 1965-1967 гг. — как частного лица. Понимал он и то, что приобретенная им репутация консерватора, республиканца, а также последовательного антикоммуниста защитит его от любых обвинений в излишнем либерализме по отношению к Советскому Союзу. У президентов-демократов подобного «щита» не было .
      Кое-что в отношении к разрядке роднило глав Белого дома и Кремля. Никсон, как и Брежнев, использовал идею окончания холодной войны для достижения собственных политических целей. В обращении к нации в январе 1969 г. по случаю вступления в должность президента он сказал: «впервые, потому что народы планеты хотят мира, а главы государств боятся войны, время работает на мир» . Более того, он выразил уверенность, что:

      «…наибольшую честь, которую может оказать история — это наградить титулом миротворца. Данная честь может выпасть на долю Америки — помочь планете выйти из низины хаоса и взойти на возвышенность мира — то, о чем мечтал человек с момента зарождения цивилизации… После периода раздоров мы входим в эру переговоров» .

      Подобное обращение было весьма неожиданным шагом со стороны Никсона, который никогда не проявлял дружеских чувств по отношению к «социалистическому лагерю». Однако это был продуманный ход, ибо порой, отказавшись от стереотипов, политик может укрепить свою репутацию как государственного деятеля. Так и произошло в случае с Никсоном, ибо разрядка явно помогла ему переизбраться на следующий срок в ноябре 1972 г. Более того, если пересмотр традиционных идеологических ценностей мог оттолкнуть прежних сторонников, то «приток новых и приятно удивленных (подобным пересмотром. — Ю. К.) союзников более чем компенсировал (потерю «старой гвардии». — Ю. К.)» . Одним из таких новых союзников стал Генри Киссинджер, который, подобно Никсону, «уловил момент» и был готов использовать его для окончания холодной войны. Включение Киссинджера в команду Никсона придало импульс не только процессу разрядки. Киссинджер стал еще и одним из главных сторонников ЭПАС.

      Завершение великого соревнования в космосе, успехи и неудачи в космосе, вместе с изменениями в советской и американской космической политике, также способствовали ренессансу идеи о сотрудничестве двух стран за пределами атмосферы. Но прежде чем говорить о том, как эти факторы благоприятствовали «космическому» сближению двух стран, равно как и о том, почему Советский Союз не только не пришел в «лунной гонке» вторым, но даже выбыл из борьбы, остановимся на тех нескольких годах, которые предшествовали докладу командира «Аполлона-11» Нила Армстронга с поверхности Селены: «Орёл (название лунного модуля «Аполлона-11». — Ю. К.) приземлился».
      Итак, 20 июля 1969 г. в 16.10 по атлантическому времени США «Аполлон-11» совершил посадку на Луну. Но еще в конце 1960-х гг. оснований для вывода: русские отстают, а американцы вырываются вперед — не было. Так, к 1968 г. СССР запустил 74 космических объекта, как автоматических аппаратов, так и пилотируемых кораблей. У США аналогичный показатель равнялся 64. Но в то же время вот как к 1969 г. выглядела сравнительная статистика пилотируемых полетов Советского Союза и Соединенных Штатов:
 

      Таблица взята из книги: Каманин Н. П. Скрытый космос (1969-1978). — С. 7.

      Однако в число кораблей, отправившихся с Байконура на космическую орбиту, входили те, полетные задания которых, по мнению западных наблюдателей, довольно прозрачно указывали на стратегическое направление, избранное советской космонавтикой в пику американской лунной программе, а именно — создание долговременных обитаемых станций (ДОС). Так, в октябре 1968 г. КК «Союз-3» под командованием Берегового сблизился на орбите с беспилотным КК «Союз-2». Подобный маневр мог рассматриваться как начало отработки сборки конструкций на орбите.
      Впрочем, к тому времени Советский Союз действительно стал всерьез рассматривать перспективу создания обитаемых орбитальных комплексов. Вот как вспоминает об этом периоде в жизни советской пилотируемой космонавтики Б. Е. Черток:

      «Мысли о том, что надо обязательно придумать нечто, компенсирующее наши неудачи по Н-1 («лунный» носитель. — Ю. К.), терзали не только высших руководителей. Они буквально «висели в воздухе». Для нас, работников королевской фирмы, появился еще один фактор, стимулировавший поиски новых приоритетных достижений.
      В 1967 году ОКБ-52, переименованное в ЦКБЭМ (Центральное конструкторское бюро энергетического машиностроения. — Ю. К.), приступило к разработке своего варианта орбитальной станции» .

      Подозрения западных наблюдателей, будто Советский Союз вот-вот совершит «рывок» к Луне, были еще больше усилены довольно категоричным заявлением академика Л. И. Седова 1 ноября 1968 г., что СССР проторит дорогу к естественному спутнику Земли с помощью орбитальной станции . Не исключено, что слова советского представителя должны были дать понять — СССР более не ставит перед собой цель оказаться на Луне раньше американцев любой ценой. Как отметил Седов, лунная программа отнюдь не является стратегическим направлением советской космонавтики. «Другие планеты не менее важны», — подчеркнул он . Однако подобное утверждение скорее насторожило, чем успокоило западных экспертов, привыкших к тому, что по ту сторону железного занавеса свято соблюдают принцип наполеоновского министра иностранных дел Талейрана: «Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли». Поэтому, когда Седов в ответ на прямой вопрос о «лунных» планах СССР ответил, что его страна не предпримет посадки на Луну в течение «последующих шести месяцев» , это было понято так, что Москва, как и Вашингтон, осуществит штурм естественного спутника Земли через месяцы, а не годы. Вот как по этому поводу высказалась газета «Вашингтон Ивнинг Стар»:

      «Русские приближаются к Луне с той скоростью, с какой это им позволяет их техника… Конечно, невозможно предсказать, что ждет впереди каждую из стран (СССР и США по дороге к Луне. — Ю. К.), или же предположить, с какими проблемами им придется столкнуться на пути к лунной посадке. Однако, если все пойдет, как надо, похоже, обе нации будут готовы к этому через год. Мы совершенно не будем возражать против того, чтобы гонку можно было «подправить» и достичь соглашения о практически одновременных посадках. Это было бы одним из способов добиться того, чтобы ни одна из стран не стремилась бы утвердить свой национальный престиж ценой трагедии» .

      К тому времени Советский Союз дал уже достаточно пищи для версий и догадок о своих «лунных» намерениях. Так, 22 сентября 1968 г. Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС) сообщило о полете космического аппарата «Зонд-5». В период 15-21 сентября он облетел Луну, исследовав окололунное пространство, а после совершил мягкую посадку в Индийском океане и был подобран советским кораблем. Это очередное достижение советской космонавтики, подтвержденное наблюдениями американских, британских и западногерманских специалистов, стало первым облетом Луны рукотворным объектом с его последующим возвращением на Землю в те же «руки», которые его и запустили. По некоторым признакам западные наблюдатели поняли, что речь идет о прототипе лунного пилотируемого корабля. Внешне «Зонд-5» напоминал «Союз», только без переднего бытового отсека. На борту «Зонда» был «экипаж» в составе небольших животных, насекомых, а также растений. Аппарат был также оснащен прибором для измерения радиационного фона в ходе полета и магнитофоном, который транслировал с борта голос космонавта для проверки качества дальней радиосвязи.
      Отзыв, который получил «Зонд-5» от главного соперника СССР по космической гонке, пожалуй, украсил бы даже первую страницу главного идеологического рупора СССР — газеты «Правда». Глава НАСА Уэбб охарактеризовал этот полет как «наиболее важную демонстрацию общего уровня развития космонавтики, достигнутого к настоящему времени какой-либо страной» . Не остались в стороне и англичане. Британский астроном Бернард Ловелл расценил полет «Зонда-5» как «очень значительное достижение» и выразил мнение, что «через несколько месяцев на борту подобного корабля полетит человек» . А один из ведущих западногерманских ученых Гейнц Камински пошел еще дальше, предсказав: «Еще в этом году, или же, самое позднее — в первой четверти 1969 г., «Союз» с экипажем из трех человек облетит Луну, а после — они (т. е. русские. — Ю. К.) высадятся на Луну» .
      Не отставали от ученых и специалистов в своих «возвышенных» оценках полета «Зонда-5» и американские политики. Конгрессмен от штата Техас Олин Теге подчеркнул, что «русские опять сделали то, чего не сделали мы», и с горечью заметил, что, похоже, чрезмерная самоуспокоенность является национальной чертой американцев. «Мы проспали спутник и, кажется, вновь делаем нечто подобное сейчас» , — посетовал он.
      Похожие настроения отразились в американской прессе. По мнению газеты «Вашингтон Пост»:

      «„Зонд-5" должен помочь нации сбросить с себя оцепенение самоуспокоенности… Наши национальные цели в области освоения космоса расплывчаты, наши надежды не соответствуют средствам их осуществления. Из сияющих космических перспектив, нарисованных перед американцами президентом Кеннеди, мы скатились в программу, отмеченную рывками и ухабами… По этой причине не стоит фиксироваться на «Зонде-5» и надрываться, чтобы любой ценой обогнать русских в «лунной гонке». Наша программа… должна двигаться вперед с собственной скоростью. Если эта скорость достаточна для того, чтобы доставить первыми на Луну американских астронавтов — прекрасно. Если нет — так тому и быть. Честь и хвала русским, если их представители первыми ступят на Луну. При освоении космоса правильные шаги делать важнее, чем — первые» .

      Впрочем, не все американские издания пребывали в подобном самобичующе-пораженческом состоянии духа. Как отметила «Нью-Йорк Таймс», «не стоит спешить с выводом, будто русские в космосе вырвались далеко вперед, и советские граждане непременно водрузят на лунной поверхности свой флаг до американских астронавтов» .
      Как показал дальнейший ход событий, «Таймс» оказалась ближе к истине, чем «Стар» или «Пост». Еще в период с мая 1964 г. по январь 1968 г. стартовали пять ракет-носителей типа «Сатурн-1» и три — типа «Сатурн-1Б» (и те и другие — «младшие братья» лунного носителя «Сатурн-5»). На них в автоматическом режиме отрабатывались различные элементы техники, предназначенной для доставки астронавтов на Луну. А к тому времени, когда последние две газеты публиковали минорные статьи, в НАСА уже планировали лунную посадку где-то на 1969 г. В январе 1968 г. ракета-носитель «Сатурн-5» доставил беспилотный «Аполлон-5» на орбиту. В задачу полета входило испытание лунного посадочного модуля. За «Аполлоном-5» последовал такой же автоматический «Аполлон-6». Теперь задача полета усложнилась. Требовалось опробовать полный «комплект» — служебный, командный и лунный модули. Носитель, как и в предшествующем полете, вел себя безупречно, а с «комплектом» возникли некоторые проблемы. Однако в целом испытания признали успешными и по их результатам было решено дать «зеленый свет» первому пилотируемому старту по программе «Аполлон».
      11 октября 1968 г., примерно через три месяца после переполошившего всю Америку полета «Зонда», на орбиту отправился «Аполлон-7». В состав его экипажа вошли ветеран двух космических миссий Уолтер Ширра (командир), а также новички — Дон Изел и Уолтер Канингем. Поскольку речь шла только о проверке пилотируемого корабля (т. е. служебного и командного модулей без их лунного «собрата»), на орбиту астронавтов вывел укороченный близнец «Сатурна-5» — «Сатурн-1Б». Поясню: соединенные вместе служебный и командный модули — это то, что, собственно, и называется космическим кораблем (некоторые ревнители точности в космической терминологии именуют его командно-служебным модулем). У «Аполлона» они выглядят как цилиндрик, один конец которого заканчивается конусом, а другой — плоский, с юбочкой в центре. Конус — это и есть командный модуль, где размещается экипаж. Все остальное — служебный модуль, где находятся двигатель (юбочка — это его сопло), а также системы жизнеобеспечения астронавтов. Перед сходом с орбиты конус отделяется от остальной части цилиндра, приобретает название «спускаемый аппарат» и в таком виде возвращается на Землю.
      Но вернемся к «Аполлону-7». Полет длился 11 дней. Уже на вторые сутки пребывания в космосе астронавты здорово простудились и промучались с «заложенными» носами до конца миссии. Чтобы избежать возможного повреждения барабанных перепонок вследствие перепада давления при спуске с орбиты, обитатели «Аполлона-7» даже не стали надевать шлемы на этом участке полета. Поступок довольно парадоксальный с точки зрения безопасности — ведь именно скафандр, неотъемлемой частью которого является шлем, и призван защитить члена космического экипажа от возможной разгерметизации спускаемого аппарата в период его вхождения в плотные слои атмосферы. Но астронавтам пришлось пойти на это, чтобы иметь возможности зажимать носы в момент глотания, выравнивая таким образом давление снаружи и внутри перепонок. О том, насколько серьезно воспринималась эта проблема как обитателями «Аполлона-7», так и теми, кто ожидал их на Земле, говорит следующий факт. При приводнении спускаемый аппарат перевернулся и какое-то время болтался на волнах вверх дном. Из-за того, что его антенны оказались под водой, астронавты не смогли связаться с поисково-спасательными службами в течение 20 минут. Одна из версий, объяснявшая их молчание — экипаж потерял сознание из-за сильной боли в ушах, возникшей в результате перепада давления в кабине в ходе возвращения из космоса .
      Интересно, что похожая история произошла с экипажем «Союза-23» (В. Д. Зудов, В. И. Рождественский) в октябре 1976 года. Из-за отклонений в параметрах посадки их корабль приводнился ночью на озеро Тенгиз в двух километрах от берега. Сразу после приводнения произошел нештатный выпуск запасного парашюта (сработали выпускающие пиропатроны по причине короткого замыкания, вызванного попаданием на их контакты соленой воды). В результате нарушилась балансировка спускаемого аппарата и он перевернулся, после чего его антенны, как и в случае с «Аполлоном-7», оказались под водой, лишив, таким образом, экипаж возможности связаться со спасателями. Проболтавшись на волнах почти десять часов, космонавты ступили на твердую землю лишь после того, как вертолет Ми-8 практически «волоком» притащил их спускаемый аппарат по воде к берегу.
      Но все это «мелочи жизни», не заметные на фоне триумфа, который имел полет «Аполлона-7» в США, да и во всем «свободном мире». И дело здесь не только в том, что это была первая успешная миссия американского трехместного корабля. Первый пилотируемый «Аполлон» ознаменовал собой возвращение к «жизни» лунной программы США, в течение двух лет приходившей в себя после удара — гибели экипажа «Аполлона-1» в январе 1967 г. Не зря «Алоллон-7» ушел в космос именно с той стартовой площадки, на которой оборвались жизни астронавтов Гаса Гриссома, Эдмунда Уайта и Роджера Чаффи.
      Но отгремели фанфары, и Америка приготовилась к тому, чтобы сделать очередной шаг на пути к цели, поставленной перед нацией еще президентом Кеннеди. Следующий экипаж — «Аполлона-8», должен был испытать все основные элементы лунного «ковчега», т. е. служебного, командного и лунного модулей. По мере подготовки миссии выяснилось, что лунный модуль не будет готов к моменту старта . Однако вера в то, что русские, как в случае со спутником и Гагариным, могут неожиданно вырваться вперед, заставляла НАСА торопиться. К тому же и без лунного модуля еще было что опробовать. Носителю «Сатурн-5» впервые предстояло совершить полет с кораблем, внутри которого находился экипаж. Как и «Аполлон-7», «восьмерка» состояла только из служебного и командного модулей.
      Составление программы полета «Аполлона-8» шло не без труда. Вначале решили ограничиться испытанием «Сатурна-5» «под седлом» у астронавтов. Рассматривался вариант облета Луны, но руководители НАСА решили, что сначала нужно посмотреть, как «рабочая лошадь» — «Сатурн» выведет свою «повозку» с ездоками на орбиту вокруг Земли, прежде чем поручить этому носителю «толкнуть» их к Луне. Не забыли в агентстве, что в ходе испытания полного лунного комплекта на автоматическом «Аполлоне-6» были кое-какие осечки. Да и очередная гибель астронавтов если не подписала бы «смертный приговор» всей пилотируемой лунной программе, то по крайней мере задержала бы ее реализацию на многие годы. Наличие лунного модуля увеличивало шансы на выживание экипажа в полете в случае, если что-нибудь произошло бы с космическим кораблем . Забегая вперед, скажу, что возможности лунного модуля как «спасательной шлюпки» были с блеском продемонстрированы во время аварии «Аполлона-13» на пути к Луне в апреле 1970 г.
      Подобные размеренные планы спутал «Зонд-5». Не желая оказаться перед перспективой поздравить советский народ с очередным «великим подвигом», каким мог стать облет Луны или даже посадка на нее, руководители НАСА всерьез призадумались о том, чтобы вывести «Аполлон-8» на лунную орбиту. Подобные намерения озвучил 28 октября 1968 г. новый руководитель агентства Томас Пейн, который немного ранее сменил на этом посту главного «рулевого» программы «Аполлон» Джеймса Уэбба: «Окончательное решение о том, отправить ли «Аполлон-8» на орбиту вокруг Луны, будет сделано после тщательного анализа связанного с этим риска и тех выгод, которые будут получены в результате очередного шага на пути к пилотируемой лунной посадке. Мы осуществим самый передовой полет, к которому сможем подготовиться и который не создаст неоправданного риска для безопасности экипажа» .