Зазеркалье Кэрролла, по мысли одного из его биографов, английского писателя Уолтера Де ла Мара — это «космос интеллекта, напоминающий эйнштейновский тем, что это конечная бесконечность, допускающая бесчисленные исследования, которые, однако, никогда не будут завершены». А разве космическая деятельность человечества не есть «космос интеллекта»? Разве политическая игра, где делаются «космические ходы», не есть «конечная бесконечность»? Разве космическая дипломатия не изменяет на ходу правила игры? И разве соотнесение космической деятельности с космической политикой и дипломатией не оставляет простора все новым и новым исследованиям в этой области? Мир Космоса, этого Зазеркалья Земли, а также великая стратегическая партия, разыгрываемая в нем космическими державами, — не менее парадоксальны и захватывающи, чем кэрролловские композиции. Книга Юрия Караша «Тайны лунной гонки. СССР и США: сотрудничество в космосе» прекрасное тому доказательство.
      Полеты первых советских космонавтов прямо демонстрировали научно-технические успехи Советского Союза и косвенно — его военную мощь, то есть и резко усилившуюся политическую позицию на международной арене. Но уже через четыре года США значительно обогнали СССР по длительности пилотируемых полетов. Сначала в августе 1965 г. экипаж «Джемини-5» (Г. Купер и Ч. Конрад) провели в космосе почти 8 суток, побив советский рекорд, установленный В. Быковским в июне 1963 г. на «Востоке-5» — 4 суток 23 часа. Затем в декабре 1965 г. «Джемини-7» (Ф. Борман и Дж. Ловелл) совершил двухнедельный полет — 13 суток 18 часов. Такое положение не устраивало руководство СССР, рекорд американцев надо было побить, причем по традиции, принятой в те времена, — к какой-нибудь торжественной дате. В конце декабря 1969 г. ЦК КПСС принял решение: советские космонавты должны выполнить длительный космический полет продолжительностью 17-20 суток к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина — 22 апреля 1970 г. Рациональные расчеты к тому времени могли иногда корректировать волевые политические решения, и поэтому уже 20 февраля старт был перенесен с 17 апреля на вторую половину мая 1970 г.
      Старт корабля «Союз-9» с космонавтами А. Николаевым и В. Севастьяновым на борту состоялся в полночь 1 июня 1970 г. Особенностью полета экипажа «Союза-9» было то, что космонавты не только проводили научные эксперименты и наблюдения, но и просто учились жить в космосе. Неудивительно, что, когда 10 июня, на девятые сутки полета, экипажу был устроен день отдыха, космонавты получили предложение Земли сразиться в шахматы. (В космическом корабле были и специально сконструированные для игры в невесомости шахматы — фигуры двигались по пазам, не отделяясь от доски.) Началась первая в Истории партия Космос-Земля. За Космос белыми играли А. Николаев и В. Севастьянов, за Землю — генерал Н. Каманин и космонавт В. Горбатко.
      Космос предложил ферзевый гамбит:
      1. d2 — d4 d7 — d5
      2. c2 — c4 d5 — c4
      3. e2 — еЗ e7 — e5
      В теории считается, что этим ходом черные уравнивают игру. Однако у Космоса, несмотря на возникающую изолированную пешку, свободное развитие фигур и возможности игры на обоих флангах.
      Полет «Союза-9» не только соединил Космос и Шахматы, он образовал символический треугольник Политика-Космос-Шахматы.
      10 июня 1970 г. матч Космос-Земля продолжался около шести часов, со 141-го по 144-й виток. Партия дважды откладывалась, когда космический корабль находился вне пределов радиовидимости. Первая в истории шахматная партия закончилась вничью — результат, который может послужить хорошим ориентиром для политиков, обдумывающих новые космические ходы.
      Партия, о которой повествуется в книге Юрия Караша, началась пораньше, но по историческим меркам все равно недавно — всего лишь каких-нибудь полвека назад.
      Середина 50-х годов XX века. Советский Союз и Соединенные Штаты Америки готовились запустить свои искусственные спутники Земли (ИСЗ). В августе 1954 г. Совет Министров СССР утвердил предложения по проработке научно-теоретических вопросов, связанных с космическим полетом. Пентагон разрабатывал программу создания спутников как для ведения разведки, так и для предупреждения о возможном ракетном нападении. Оба проекта были этапом военных ракетных программ двух государств, а потому запуск Первого ИСЗ имел существенную особенность: рассматриваемый как военный ход, он мог существенно осложнить и без того непростые отношения СССР и США.
      В шахматах есть дебюты, суть которых — в долгом позиционном развитии, а есть начала, где с первых же ходов завязывается острая игра. Каким будет первый ход? Какое начало будет избрано?
      Партия, началась в конце июля 1955 года:
      1. е2 — е4 …
      Королевскую пешку двинули США и момент выбрали весьма обдуманно. Прошло несколько недель после женевской встречи на высшем уровне руководителей Великобритании, Франции, Соединенных Штатов и Советского Союза, показавшей потепление международной обстановки — то, что впоследствии назвали «духом Женевы». Появилась реальная возможность, что запуск ИСЗ не будет интерпретироваться как агрессивное намерение, и США официально объявили о своем намерении запустить ИСЗ.
      Естественный, но тихий (секретный) ответ последовал почти немедленно: в начале августа 1955 г. М. Хруничев, В. Рябиков и С. Королев направляют Первому секретарю ЦК КПСС Н. Хрущеву и председателю Совета Министров СССР Н. Булганину записку в связи с заявлением американцев. И уже 8 августа 1955 г. на заседании Президиума ЦК КПСС принимается решение «О создании искусственного спутника Земли».
      1. … е7 — е5
      Тем временем США продолжали обдумывать дебютную идею. Они ищут ход конем: требуется создать международно-правовую основу для запуска и эксплуатации спутников-шпионов. Президенту Д. Эйзенхауэру требовалось найти мирный предлог для пролетов американских спутников-шпионов над советской территорией. Появилась идея приурочить запуск к Международному геофизическому году, совместной программе ученых 67 стран с 1 июля 1957 г. по 31 октября 1958 г., и тем самым создать прецедент свободного и законного облета различных стран космическими аппаратами Соединенных Штатов.
      2. Kgl — f3 …
      Но Советский Союз сразу переходит в контратаку, стремясь захватить инициативу. Прочитав в одном из выступлений руководителя американской программы создания первого ИСЗ Дж. Хагена о том, что запуск, возможно, будет предпринят до конца 1957 г., Главный конструктор С. Королев с Байконура, фактически диктуя Н. Хрущеву, переносит пуск советского спутника с 6 октября на два дня раньше. И 4 октября 1957 г. мир узнал, что Советский Союз запустил первый искусственный спутник Земли, начав отсчет космической эры.
      2. … Kg8 — f6!
      Спутник представлял собой алюминиевую сферу диаметром 58 см и массой 83,6 кг с четырьмя штыревыми антеннами длиной 2,4-2,9 м. В герметичном отсеке размещалась аппаратура и источники электропитания. С этого простейшего аппарата, передавшего из космоса свои позывные «бип-бип-бип», и началась серьезнейшая стратегическая игра, продолжающаяся и по сей день.
      Первый советский спутник позволил впервые измерить плотность верхних слоев атмосферы, получить данные о распространении радиосигналов в ионосфере, отработать вопросы выведения на орбиту, тепловой режим и решить другие технические проблемы. Но политический эффект первого спутника оказался не менее важен. Запуск вызвал небывалый международный резонанс. Буквально за один день международный статус СССР неимоверно вырос. Одним из следствий было то, что в Соединенных Штатах всерьез задумались о привлечении ученых к формированию государственной политики на высшем уровне. Глава государства учредил должность специального помощника президента по вопросам науки и техники и перевел консультативный комитет по науке в непосредственное подчинение Белому дому.
      3. d2 — kg8 — f6… d4…
      В теории это продолжение считается одним из сильнейших. К тому же США оставались спокойны и полагали, что уступка инициативы в начале партии дает им некоторые стратегические преимущества. Президент Д. Эйзенхауэр и заместитель министра обороны США Д. Куарелс, обсуждая через несколько дней запуск первого спутника, пришли к выводу, что русские даже оказали США услугу, установив принцип свободы международного космического пространства. Между тем в Советском Союзе о международно-правовых основах освоения космоса пока не думали: первые публикации на эту тему появятся лишь в следующем году. Эту пешку СССР побил запуском 3 ноября 1957 г. второго ИСЗ — биологического спутника с собакой Лайкой на борту.
      3. … е5 — d4
      Теперь можно было думать и о пилотируемых космических полетах. Соединенные Штаты ответили запуском своего первого спутника лишь через три месяца.
      Всего лишь три хода большой «космической партии», а как много за ними стоит! Обо всех планах, политических расчетах, дипломатических удачах и просчетах, политической и психологической подоплеке того или иного хода в чрезвычайно увлекательной форме рассказывается в книге. Изучая хронологию космической политики и дипломатии, скрупулезно выписанную Ю. Карашем, вдумчивый читатель обнаружит все признаки шахматной партии: попытку захвата инициативы в дебюте, реакцию на новинку, оригинальные и шаблонные ходы, ловушки, бездумные линии игры, реакцию на трудный ход противника и так далее. Но анализ «космических шахмат» куда более сложен, потому что у них свои особенности, в частности:
      1) игроки меняются — партия продолжается;
      2) число игроков увеличивается;
      3) правила игры создаются по ходу партии и тоже меняются.
      В самом деле, «состав игроков», делавших первые ходы, несколько изменился: Советский Союз заменила Россия и первое время не сдавала партию лишь благодаря солидному запасу прочности, созданному СССР; в число участников международной космической политики вошли страны Европы, Канада, Бразилия, Япония, Индия, ряд других государств и, очень мощно, — Китай. Менялись и правила: постепенно происходил переход от идеологии «космической гонки» к политике космического сотрудничества. Очевидные примеры такого сотрудничества — экспериментальный полет «Аполлон» — «Союз» (ЭПАС) и Международная космическая станция (МКС) — находятся за пределами рассмотрения в данной книге. Однако автор рассказывает о первых попытках перейти к сотрудничеству и анализирует неуспех этих первых попыток.
      Первоначальная реакция СССР на возможность сотрудничества с США в деле исследования космического пространства с помощью ИСЗ была позитивной. Когда Н. Хрущева спросили в 1955 г. на одном из дипломатических приемов в Москве, согласится ли Советский Союз взаимодействовать в этой области с Соединенными Штатами, он ответил положительно, хотя и весьма лаконично. Но, как показывает нам автор книги, для С. Королева (и не только для него), имевшего огромное влияние на Н. Хрущева, существовала только одна форма взаимоотношений в космосе между СССР и США — «космическая гонка». Впрочем, подобные подходы имелись и в США: специальный помощник президента Н. Рокфеллер убеждал Д. Эйзенхауэра в том, что для США проигрыш в космической гонке недопустим. С оппозиции идее сотрудничества начало и учрежденное в 1958 г. Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА).
      В терминах теории игр эта политическая дилемма — победа в гонке или сотрудничество — соответствует переходу от игры «с нулевой суммой» (что один выигрывает, то другой проигрывает, и наоборот) к игре «с ненулевой суммой», в которой стратегии «нулевой суммы» непригодны. В чем суть?
      И СССР, и США имели свои космические планы. Для простоты допустим, что каждое правительство рассматривало возможность только двух стратегий, а именно:
      – стратегию космического доминирования, обоснованную с военной точки зрения, но экономически трудную;
      – стратегию космического сотрудничества, экономически более выгодную, но не дающую гарантий защиты от космического вмешательства.
      В случае игры «с нулевой суммой» единственным рациональным выбором (безопасность) был бы выбор доминирующей стратегии. Однако в игре «с ненулевой суммой» ситуация меняется. Если обе страны выберут доминирующую стратегию, то обе поступят менее эффективно, чем если бы они выбрали стратегию сотрудничества. Но для этого надо сойтись вместе и прийти к соглашению. А такой образ действий ставит множество вопросов. Например, что значит «прийти к соглашению»? Если это взаимное обязательство придерживаться «правил игры», то речь идет о международном праве. Но в данном случае смысл понятия «прийти к соглашению» явно иной. Соглашение относится не к чему-то достигнутому до начала игры (или до определенного хода в игре), соглашение само является «ходом». Но такие «соглашения» подразумевают привлечение новых категорий — «доверие», «мораль», редко применяемых в политике.
      Рационально ли доверять в политике? Рационально ли быть честным в политике? Для того чтобы получить ответы на такие вопросы, требуются годы и десятилетия. Вот почему путь к космическому сотрудничеству был непростым и долгим. Юрий Караш сделал очень важную вещь: он исследовал и подробно описал генезис стратегии сотрудничества и тем самым существенно углубил понимание современной международной космической политики.
      Книга Юрия Караша, по сути, комментарий специалиста к дебютной части интереснейшей стратегической партии. Но читатель вправе рассчитывать и на следующий шаг — анализ миттельшпиля в следующей книге Ю. Караша. А дальше — парадокс: к счастью, ни автор, ни читатели не доберутся до эндшпиля. И это не черный пессимизм, а вполне рациональный оптимизм: в отличие от матча «Союза-9» с Землей глобальная космическая партия бесконечна.
 
       Юрий БАТУРИН, летчик-космонавт России, доктор юридических наук

      История — странная штука. Порой, чем дальше в прошлое уходит событие, тем больше приподнимается над ним завеса тайны, открывая факты и события, неизвестные даже его современникам. Наблюдение это вполне применимо и к величайшему инженерному замыслу XX века — экспедициям людей на Луну. Проект этот, как известно, был успешно осуществлен Соединенными Штатами в конце 1960-х — начале 1970-х годов. Официальная версия, озвученная советскими средствами массовой информации, состояла в следующем: СССР никогда не стремился высадить своих посланцев на Селене, а уж тем более — не пытался сделать это раньше американцев. Пилотируемый полет на Луну при том уровне развития техники — слишком небезопасное для космонавтов предприятие. Рисковать жизнями людей ради престижа — удел нации, живущей по «волчьим законам» капитализма, но отнюдь не «самого гуманного и прогрессивного» общества в мире, где «все для блага человека и все во имя человека». Да и кроме того — зачем выбрасывать деньги на ветер, проектируя и строя дорогостоящие обитаемые корабли для исследования Селены, когда автоматические аппараты, создаваемые передовой советской наукой и техникой, могут с успехом решить те же задачи куда за меньшие средства? Так говорили жителям СССР и в этом пытались их убедить. Однако посвященные в советскую космическую политику наверняка относились к подобным аргументам так же, как и генерал-полковник Н. П. Каманин, который уже в мае 1969 г. назвал их «безудержной ложью» . Впрочем, мнение это Николай Петрович, руководитель подготовки космонавтов в 1960-1971 гг., высказал в своем дневнике. Его высокий государственный статус, а также звание Героя Советского Союза, не позволяли на публике отходить от принципа: «советское — значит лучшее в мире» .
      И лишь во второй половине 1980-х годов, с введением в стране так называемой «гласности» на страницы печати стали просачиваться сведения о том, что у Советского Союза тоже, оказывается, была своя пилотируемая лунная программа и что СССР даже пытался опередить американцев в высадке на Луну. Ручеек информации о неудачной попытке Страны Советов достичь Селены постепенно превратился в довольно полноводную «реку», состоящую из мемуаров тех, кто непосредственно участвовал в проекте. В статьях и книгах приводились технические детали лунной пилотируемой программы, объяснялось, как и почему ее пытались реализовать и кто непосредственно участвовал в этом. Однако практически во всех этих публикациях упускалась важнейшая сторона так называемой «лунной гонки», а именно: величайшее соревнование в космосе могло стать примером величайшего научно-технического сотрудничества двух сверхдержав за пределами атмосферы. Почему этого не произошло и отчего взаимодействие в достижении естественного спутника Земли уступило место изнурительному соперничеству? Ответам на эти и другие неясные, а порой и спорные вопросы, посвящена эта книга. Расстановке, так сказать, точек над i.
      Обвинять советских и российских авторов в невнимании к этому аспекту «битвы за Луну» было бы несправедливо. Переговоры о возможном объединении технологических и экономических ресурсов Советского Союза и Соединенных Штатов в их стремлении достичь Селены были делом «большой политики» и проводились в обстановке повышенной секретности. Последнее применимо, конечно, в первую очередь, к СССР. Если в США дилемма «сотрудничать или соревноваться» с Советским Союзом открыто обсуждалась в конгрессе, попадала на страницы СМИ и становилась достоянием широкой общественности, то в СССР тот же вопрос был предметом для размышления высших руководителей страны. Те же, как известно, предпочитали делать это либо в одиночку, либо в узком кругу особо приближенных лиц. Результатом подобных раздумий стали решения, практически никогда не сопровождавшиеся объяснением того, как они принимались, какие при этом рассматривались «за» и «против». Отсюда — парадоксальная и довольно обидная для российских исследователей истории космонавтики ситуация, когда о несостоявшихся совместных советско-американских космических проектах приходится узнавать в основном из заокеанских источников.
      Именно по этой причине большинство россиян на вопрос: «Когда были сделаны первые попытки объединить усилия двух великих космических держав в области освоения внеземного пространства?» ответят: «Когда в космосе состыковались «Союз» и «Аполлон». Что касается даты события, то здесь у курильщиков со стажем — карт-бланш. Именно они с большей вероятностью увяжут данный эпизод советско-американских космических отношений с появлением в СССР в середине 1970-х годов известной отечественной марки сигарет. Совместный полет, состоявшийся в 1975 г., не только дал им название «Союз-Аполлон», но и украсил табачную коробку изображением двух соединенных космокораблей.
      Впрочем, люди некурящие, но читающие газеты и интересующиеся историей, вероятно, вспомнят, что стыковке предшествовало обсуждение проекта, как среди инженеров, так и на высшем политическом уровне. Все это проходило в начале 1970-х годов и нашло свое документальное оформление в соглашении о сотрудничестве в области освоения космического пространства, подписанном в мае 1972 г. председателем Совета Министров Алексеем Николаевичем Косыгиным и президентом США Ричардом Никсоном. Пожалуй, ничего большего из советской прессы того периода узнать было нельзя.
      А между тем сама возможность для взаимодействия в космическом пространстве сверхдержав возникла почти за 20 лет до «рукопожатия в космосе» (так с легкой руки журналистов стали называть полет двух кораблей) и примерно за пять лет до попытки «перекинуть мост через Луну» между Москвой и Вашингтоном. И было это в то время, когда Советский Союз возглавлял жизнерадостный оптимист, уверенный в скорой победе коммунизма в СССР, а Соединенные Штаты — боевой генерал, бывший командующий союзническими войсками в Европе. Имя одного было Никита Хрущев, а другого — Дуайт Эйзенхауэр. И тот и другой прошли войну, знали цену миру и стремились сохранить его в отношениях между СССР и США. В те времена жесткого противостояния двух стран основным способом сделать это представлялось сохранить баланс силы между ними и не допустить дальнейшего развертывания гонки вооружений.
      Сразу оговорюсь — желающие узнать о каких-то секретных космических проектах, осуществленных Советским Союзом и Соединенными Штатами в конце 1950-х — начале 1960-х годов, будут разочарованы. Их не было. Но было другое — космос в качестве козырной карты пасьянса военно-стратегического равновесия, раскладываемого Кремлем и Белым домом. Проникновение во внеземное пространство использовалось, с одной стороны, как напоминание о могуществе, в том числе и военном, а с другой — как поле для возможной совместной деятельности двух сверхдержав.
      Итак, в середине 1950-х годов между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки развернулась гонка в области создания оружия массового поражения (ОМП). Эйзенхауэру пришлось изыскивать способы противодействия угрозе, которую представляли для США советские водородные бомбы, новые дальние бомбардировщики, а также новейшие баллистические ракеты. Вот как описал данные поиски известный американский исследователь политической истории освоения космического пространства Уолтер Мак-Дугал: «Эйзенхауэр отчаянно нуждался в точной разведывательной информации о советских успехах (в области создания ОМП. — Ю. К.). Самолеты-разведчики У-2 представлялись лишь промежуточным решением проблемы, а космическая разведка сулила куда более заманчивые перспективы… Это-то и определило приоритеты администрации Эйзенхауэра в сфере ракетной и космической политики в середине 1950-х годов. Первый состоял в том, чтобы нагнать время, упущенное при разработке американских боевых ракет. Второй — войти в космический век таким способом, чтобы раз и навсегда обеспечить Америке возможность проникновения через железный занавес. Каждое из этих соображений по-своему оказало влияние на запоздалое решение о запуске первого американского спутника» .
      Несмотря на то, что запуск искусственного спутника Земли (ИСЗ) должен был стать шагом, радикально обогащающим знания людей о Земле и Вселенной, решение Эйзенхауэра вывести на орбиту космический аппарат было вызвано не только научными соображениями. Как отметил глава вашингтонского бюро газеты «Лос Анжелес Экзами-нер», «Айк (неофициальное, но общепринятое прозвище Эйзенхауэра. — Ю. К.) вновь заработал очки, как боец психологической войны, когда объявил на весь мир, что Америка собирается запустить искусственный спутник… Понятно, что подобное устройство вполне могло бы превратиться в «парящего часового», заглядывающего в глотку Красной России в поисках каких-либо симптомов обострения агрессивности» .
      Хотя Эйзенхауэр заверял, что американское устройство не создавалось в интересах обороны и что полученные с его помощью научные данные станут достоянием всех народов планеты, включая Советский Союз, президент США определенно «поигрывал мускулами». Не случайно решение о постройке и запуске ИСЗ было обнародовано всего лишь через несколько часов после официального публичного заявления о запасах водородных бомб, которые создавались в последние шесть месяцев по прямому указанию президента Эйзенхауэра .
      Мало того, согласно высказываниям представителя Национального фонда науки США (National Science Foundation), одной из причин объявления о запуске американского спутника было желание «развеять серьезные опасения, будто Россия обогнала США в спутниковой» гонке» , ибо Советский Союз уже заявил о своих планах запустить ИСЗ (хотя и меньшего размера, чем тот, который первоначально планировал построить Вернер фон Браун). Что касается фон Брауна, то он вообще рассматривал идею создания орбитальной станции, вооруженной не только телекамерами, но и крылатыми атомными и обычными бомбами, которыми можно нанести удары по любой точке планеты. Перечень милитаристских планов и заявлений, так или иначе связанных с началом космической эры, можно продолжить, но и приведенных примеров вполне достаточно, чтобы понять — космос с момента появления возможности освоения его человечеством стал играть важную роль в военно-стратегическом противостоянии СССР и США.

      8 сентября 1944 г., Лондон. Около семи часов вечера раздается звук, отдаленно напоминающий шум идущего по мосту поезда. Гул делается все громче и обрывается грохотом взрыва в районе Чизвик. Лондонцы переглядываются — кто с испугом, кто с удивлением. Ведь воздушной тревоги не объявляли, да и характерного рокота моторов над головами слышно не было. Понятно, уставшим от бомбардировок жителям Туманного Альбиона было все равно, что же в тот день, 8 сентября, разворотило городскую улицу. Но, думается, если б они знали — что, и были способны взглянуть на это событие через толщу последующих десятилетий, то наверняка поспешили бы на место падения таинственного разрушителя, а может, даже и попытались найти его остатки. Ведь именно в тот день Земля, пусть и таким печальным способом, по-настоящему вступила в ракетный век. А помогло ей сделать это похожее на веретено семнадцатиметровое металлическое тело с тремя крылышками-плавниками, плотно прижатыми к нижней части корпуса. За несколько минут до падения на Лондон оно оттолкнулось огненным хвостом от стартового стола, расположенного рядом с Гаагой — столицей оккупированной немцами Голландии. Данная ракета, обезличенная под ничего не говорящим индексом А-4 (А означало «агрегат»), также известная, как V-2, или «Фау-2», стала настоящим символом машинной мощи того времени. Почти 13 тонн ее веса выстреливались вверх с силой, превышающей 25 тонн, а двигатель, развивавший такую тягу, «съедал» 120 килограммов спиртово-кислородного топлива в секунду. Целых 460 лошадиных сил (две трети мощности мотора тяжелого танка «Тигр») вращали одни лишь турбонасосные агрегаты, подававшие горючее в этот маленький «вулкан». В тот же день, 8 сентября, пережить чувства удивления и страха пришлось и жителям Парижа, которых также «навестила» «Фау-2».
      …16 июля 1969 года, четверть века спустя. Со стартовой площадки космодрома на мысе Канаверал в штате Флорида медленно поднимается гигантская ракета «Сатурн-5», своим «ростом» заметно обогнавшая символ Америки — знаменитую статую Свободы. Белый узкий цилиндр длиной 110 метров и массой 2 790 тонн сначала неохотно, а потом все быстрее уходит навстречу палящему солнцу. Пять двигателей первой ступени, толкающие огромную машину от Земли с силой в 3 375 тонн, пожирают каждую секунду почти 15 тонн кислородно-керосинового коктейля, а турбонасосные агрегаты, подающие эту смесь в камеры сгорания, развивают мощность 30 дизельных локомотивов. В некоторых домах, расположенных в радиусе десяти километров от стартового комплекса, вылетели стекла, а отдаленные отзвуки непереносимого рева долетели до Нью-Йорка, находящегося от мыса Канаверал более чем в 1 500 километрах. Проходит еще четыре дня, и с поверхности Луны на антенны центра управления полетом в Хьюстоне придет фраза, которую в режиме реального времени транслируют все ведущие телекомпании мира: «Орел» (название посадочного модуля «Аполлона-11») приземлился», а еще через шесть с лишним часов: «Один небольшой шаг для человека, но громадный скачок для всего человечества». Слова эти скажет Нил Армстронг — первый представитель земной цивилизации, ступивший на другую планету.
      При всей несхожести данных событий — бомбардировке Лондона и высадке на Луне — было то, что их объединяло (а точнее — тот, кто их объединял). Основным техническим творцом достижения, которое, как когда-то запуск спутника и полет Гагарина, всколыхнуло всю мировую цивилизацию, был главный создатель «Фау-2» и «Сатурна-5», немецкий конструктор, эмигрировавший после окончания Второй мировой войны в США, Вернер фон Браун.
      «…Вернер, если так будет продолжаться и дальше, нам придется либо вставить в окна фанеру, либо поселить в доме стекольщика», — барон Магнус фон Браун укоризненно смотрит на среднего сына. В оконном проеме их семейного особняка торчат блестящие осколки — результат поломки «системы управления» обычной фейерверочной петарды, из которой десятилетний сын пытался сделать некое подобие ракеты. Впоследствии барон фон Браун весело вспоминал: «Главное, что мне запомнилось о его детстве, — это абсолютная бесплодность всех моих попыток воздействовать на него родительским авторитетом. Наставления, отцовская строгость, дипломатичность — все было впустую. Любая попытка усовестить или убедить в неприемлемости такого поведения была для него не более чем каплей воды, или нет, даже ртути, не оставляющей после себя никакого следа. Вскоре я сдался и стал просто смотреть, как он растет. Как же я теперь рад, что так поступил — это было лучшее, что я сделал в своей жизни».
      Фон Брауны могли проследить свою генеалогию начиная с 1285 года. В их роду имелись рыцари, землевладельцы, губернаторы, юристы, дипломаты, генералы и даже ректоры духовных семинарий. Но вот кем не могли похвастаться благородные фон Брауны, так это — инженерами и учеными. До Вернера среди них не было ни одного представителя точных дисциплин. Откуда же взялись подобные способности у будущего основоположника практического ракетостроения? «Он унаследовал их от матери, — уверенно заявлял его отец. — Она была исключительным сосредоточием различных талантов. Я вообще считаю, что у моих детей была лучшая мать, какую они только могли пожелать».
      Что правда, то правда. Биографы фон Брауна считают, что отношения Вернера с его матерью были отмечены редко встречающейся печатью человеческой близости, искренности и тепла. Он мог бы сказать о ней те же слова, какие в свое время его отец произнес о своей матери: «Моя мама со своей идущей из самой глубины сердца неиссякаемой любовью к людям и животным, с неподдельным интересом практически ко всему на свете, была для нас, ее детей, просто центром Вселенной».