Не прячьте глаза!

Судя и по разговорам, и по опросам населения, к началу второго срока В.В.Путина у людей сложилось устойчивое ощущение, что новой властной команде не удалось вывести страну из той ловушки, в которую ее загнали Горбачев с Ельциным. Мы сделали круг и остались в той же яме, а теперь погружаемся в нее все глубже. Высокие цены на нефть скрашивают наше положение, но выхода из него не дают — нефть перекачивается за рубеж и своего хозяйства не оживляет. Прибыль за нее тоже рассасывается по тайным заграничным счетам. Количество нефти, оставляемой в стране для собственного производства и быта, продолжает сокращаться. Это симптом общей болезни экономики, но симптом тяжелый.

Ясно, что давно назрела потребность в том, чтобы послушать альтернативные проекты выхода из кризиса, глядя их авторам в лицо и имея возможность задать жесткие вопросы. Такой возможности нам не давали — правительство категорически отказывается от публичного обсуждения его программ (вспомним хотя бы скандальную историю с «программой Грефа» или с пакетом программ по «социальной реформе»), а предвыборным дебатам был навязан такой формат, что они превратились в фарс. Не говоря уж о том, что и президент, и «партия власти» вообще отказались в этих дебатах участвовать.

Маленький шажок к гласному обсуждению программ сделало информационное агентство «Росбалт». Оно организовало цикл дебатов по общей теме «Проекты для России». Кто-то делает доклад, десяток приглашенных экспертов его обсуждают, а в зале сидят представители прессы. Пока что допущен чисто журналистский формат — попробуй изложи проект для России за 15 минут. Но главное — прецедент, лиха беда начало.

Презентация первого проекта состоялась 16 декабря 2004 г. Секретарь по идеологии федерального политсовета СПС Л.Гозман сделал доклад «Либеральный империализм». Такую замечательную роль предлагают русским соратники Немцова и Березовского — быть для Запада «передовым отрядом империалистов» в Азии, таскать для них каштаны из огня, а то и служить пушечным мясом.

Второй доклад предложили сделать мне, и я условно назвал его «Новый советский проект». Дебаты состоялись 3 февраля, я постарался втиснуть в краткое выступление главный смысл. Большие системы, из которых складывается жизнеустройство народа, вырастают исторически. В советское время эти главные системы (производство, армия, здравоохранение, ЖКХ и пр.) обрели такой вид, при котором страна была надежно защищена от главных опасностей, а народ от главных источников массовых страданий. Народ мог жить и прирастать — в трудных условиях холодной войны.

Это было большим достижением, было сделано много блестящих находок и открытий. Сам советский подход к созданию больших систем — замечательный продукт долгой истории России. И сказывается он на всем, куда ни кинь взгляд — от Единой энергетической системы или теплоснабжения до автомата Калашникова или детского сада. Вот этот подход нам нельзя потерять. После нынешнего кризиса мы неизбежно восстановим эти системы — в главном, а не в мелочах. Но, взяв главное, мы эти системы изменим так, чтобы они соответствовали новой обстановке и новым потребностям. Порожденные вынужденным «казарменным» бытом 30-50-х годов стеснения и неудобства возрождать нет нужды (если Чубайс и Греф нас не разорят настолько, что снова начнем с сохи и лучины). Поэтому проект будет и советским, и новым.

Но здесь я хочу сказать не о проекте, а о комментариях и вопросах, которые он вызвал. Меня удивило, что доклад восприняла благосклонно даже пресса, представленная почти исключительно молодыми журналистами. Начиная свое антисоветское выступление, Л.Гозман с горечью заметил, что он, похоже, в этом зале оказывается единственным принципиальным противником советского строя.

Объясняя причины своего отрицания советского строя, Л.Гозман помянул трагические моменты нашей истории — ГУЛАГ, жертвы войны. Уроки последних 15 лет пошли для него насмарку. Та же безумная риторика времен Горбачева. А ведь антисталинская кампания конца 80-х годов была недобросовестной. В ней не было ни мудрости, ни разумной критики, сложные проблемы так оглуплялись, что мы отвыкли ставить вопросы хотя бы самим себе.

Но это особый разговор, здесь не будем его вести. Скажу только, что пора определенно поставить на проблеме репрессий точку, положить ее в архив до лучших времен и не позволять демагогам спекулировать на крови 30-х годов. Нам надо выбираться из ямы, созданной в наши дни при нашем участии, а в этом деле возбужденные споры о 37-м годе нам не помогут. Хватит поддаваться на эти провокации! Кстати, при обсуждении доклада никто на них и не поддался.

А вот два другие довода Л.Гозмана вызвали отклик, о них и поговорим. Во-первых, он обвинил советскую власть в том, что СССР производил оружие — «зачем эти никому не нужные танки и ракеты!» Во-вторых, СССР надо было ликвидировать, потому что на Западе жили богаче — там было больше бытовых удобств. На мой взгляд, оба довода или по-детски наивны, или предельно глупы, или скрывают ненависть дезертира. И к советской системе они отношения не имеют, такие доводы были в России у дезертиров во все времена. Еще Менделеев говорил, что России приходится жить «военным бытом». Приходится! Никто по доброй воле не станет таким бытом жить.

После доклада и дебатов ко мне подошли многие из журналистов и высказали свои сомнения. Их сомнения очень поучительны, о них и хочу сказать. Они отразили то, что накрепко вбито в головы интеллигентной молодежи. Надо же об этом говорить!

Звучал вопрос: «действительно, зачем СССР было так много танков?» Конечно, частично это недоумение можно списать на то, что четыре поколения молодежи прожили в условиях военного паритета с Западом, в иллюзии полной безопасности. Мы, пережившие войну, радовались танкам и ракетам. Мы знали, каково было нашим летчикам над Уралом в бессильной ярости слушать в открытом эфире, как над ними издеваются, с ломаным русским матом, пилоты американских самолетов. Наша техника не могла их достать — и мы ликовали, когда в 1960 г. над Свердловском (!) наконец-то ссадили ракетой Пауэрса. Этого молодежь не знает и почувствовать не может. Но проблема глубже — молодежь утратила навык жестких рассуждений!

Вот, образованные молодые люди полагают, что иметь 60 тыс. танков для СССР было не нужно, это было следствием абсурда советской системы. Но критерия для такой оценки у них получить не удается. Но ведь из чего-то должен исходить разумный человек, отличая добро и зло. 60 тысяч танков плохо — а сколько хорошо? При этом попытки военных объяснить, исходя из каких критериев исходило военное планирование, никакого интереса не вызывают. Военным не верят, а Гозману верят! Разве это не странно?

Давайте все же вспомним эти объяснения. Генерал-полковник А.Данилевич, бывший зам. начальника Генштаба РФ, отвечавший за военное планирование, пишет в большой статье в журнале “Проблемы прогнозирования” (1996 г., № 2): “Спрашивают, зачем нам было нужно почти 64 тысячи танков? Мы исходили из того, какой может быть новая война, рассчитывали возможный объем потерь, которые оказались бы несравнимыми с потерями во второй мировой войне. Сравнивали потенциалы восполнения потерь, с одной стороны — США и НАТО, и с другой — СССР и ОВД. Оказывалось, что американцы во время войны могли бы не только восполнять потери, но и наращивать состав вооруженных сил. К концу первого года войны они имели бы возможность выпускать вдвое больше танков. Наша же промышленность, как показывают расчеты возможных потерь (вычислялись с помощью ЭВМ, проверялись на полигонах), не только не могла бы наращивать состав вооружения, но была бы не в состоянии даже поддерживать существовавший уровень. И через год войны соотношение составило бы 1:5 не в нашу пользу. Мы же не хотели повторения ситуации 1941 года. Как можно было выйти из сложившегося положения? Создавая повышенные запасы вооружения, т.е. такие, которые превосходили бы их количество, требуемое в начале войны, и позволяли бы в ходе ее продолжать снабжать ими армию в необходимых размерах”.

Кроме того, бронетанковые силы служили и фактором сдерживания НАТО, средством предотвращения войны. А.Данилевич поясняет: “Американцы считали, что благодаря танкам мы способны пройти всю Европу до Ла-Манша за десять дней, и это сдерживало их”. На мой взгляд, оба эти суждения являются разумными. Возможно, они ошибочны, но эта ошибка отнюдь не очевидна. Чтобы ее выявить, требуется привлечь фактические данные и логические аргументы как минимум такой же силы. Но ведь никто этого не делал и на дефекты в логике военных не указывал. Их доводы просто игнорировали. Этот дефект мышления — признак большой национальной беды.

Теперь о том, что в СССР было меньше комфорта, чем на Западе. Честно скажу, я не ожидал, что это до сих пор непонятно молодым интеллигентам. Откуда следовало, что если мы сломаем советское хозяйство, у нас станет больше бытовых удобств? Это не вытекало ни из каких разумных предположений. Ну ладно, в 1991-1992 гг. люди увлеклись — нить в прошлое порву, то да сё! Но теперь-то, когда скоро уж 20 лет реформе стукнет, нельзя же не протереть глаза. Эта песенка про удобство и богатство Запада, которые к нам должны были свалиться после приватизации, сегодня выглядит просто нелепой. Даже не верится, что это всерьез.

Почему же умным и образованным людям отказывает и логика, и мера? Я не мог читать лекцию, отвечал отрывочно. Говорю: одно только отопление средней квартиры реально стоит около 2 тыс. долларов в год — посчитайте накопленную за века разницу в богатстве только по этой статье расходов. Молодой человек парирует: зато в США кондиционеры охлаждают воздух, так на так выходит. Это поразительно! Кондиционер создает перепад температур в 4-5 градусов, и обычно в одной комнате, а у нас надо отапливать весь дом, включая подъезды, и обеспечивать перепад температур в 30-40 градусов. На глаз видно огромную разницу в затратах энергии. К тому же кондиционеры в США появились в 60-е годы и есть далеко не у всех, а в России топили всегда и все. Это оплачивалось за счет других видов комфорта. Но мысленно взвесить эту разницу людям почему-то трудно.

Историки давно выявили главные различия в условиях хозяйства и быта Запада и России, дали и количественные выкладки. Главные различия — в климате, в пространстве, в доступе к «чужому труду». Но ведь эти различия очевидны, не надо даже копаться в книгах. Почему же их не видят новые поколения?

Сравним условия земледелия и урожайность зерновых. Это ведь главный источник богатства России до ХIХ века. В хороших хозяйствах во Франции с 1319 по 1327 г. пшеница давала урожаи от 12 до 17 ц/га (средний урожай сам-восемь). В имениях Тевтонского ордена в Пруссии урожайность пшеницы с 1550 по 1695 г. была 8,7 ц/га. В России на пороге ХIХ века урожай был сам-2,4! В четыре раза ниже, чем в Западной Европе. Надо вдуматься и понять, что эта разница, из которой и складывалось “собственное” богатство Запада (то есть полученное не в колониях, а на своей земле), накапливалась год за годом в течение тысячи лет и даже больше. Величина этой разницы колоссальна, она с трудом поддается измерению.

Отчего же разница? Оттого, что на Западе в ХVIII веке производили до семи вспашек в год. Это улучшало структуру почвы и избавляло ее от сорняков. Главными условиями для этого был мягкий климат и стальной плуг, введенный в оборот в ХIV веке (следствие накопленного богатства). Академик Л.В. Милов пишет простые, жесткие вещи: “Беспашенный период, когда в поле нельзя вести никакие работы, длится в средней полосе России семь месяцев. В Англии “беспашенный” период охватывал всего два месяца (декабрь и январь)… В Парижском регионе затраты труда на десятину поля под пшеницу составляли около 70 человеко-дней. В условиях российского Нечерноземья земледелец мог затратить на обработку земли в расчете на десятину всего 22-23 дня (а барщинный крестьянин — вдвое меньше)».

Запад уже в ХIV веке стал переходить к многопольным севооборотам, а у нас и во времена Столыпина это было невозможно, а половина крестьян в 1910 г. вообще пахала деревянной сохой. Наверстать разрыв смогли только в советской системе — а ее сломали. Что имеем? Крах сельского хозяйства — в 2003 г. балансовая прибыль всех сельскохозяйственных предприятий РФ составила 10,97 млрд. руб., а накопленные за годы реформы долги 346,7 млрд. руб.! Опять к сохе, о фермерах уж и забыли.

Наконец, как выразился историк Фернан Бродель, “капитализм вовсе не мог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда”. Комфорт жителя из «золотого миллиарда» обеспечен трудом трех рабочих на периферии, получающих плату за такой же труд в 15 раз меньшую, чем в метрополии. Чего тут можно не понять? Советский тип хозяйства для нас эффективнее западного, ибо СССР «мог развиваться без услужливой помощи чужого труда». Раз источники этой услужливой помощи для нас закрыты, не о чем и говорить. Точнее, надо честно признать: хотите такого же комфорта, как на Западе — вырывайте кусок из глотки у стариков, грабьте своих слабых соотечественников. Другого источника у вас нет. И нечего глаза прятать, именно этим наша «продвинутая» часть общества в РФ и занимается.

Такие вот простые дилеммы, от которых молодежь хочет увернуться. Но это уже неприлично.

Промышленная политика — утопии и результаты

В лексиконе реформ есть ритуальное словосочетание — «промышленная политика». Все кивают на то, что она «нужна», скептики говорят, что «ее нет». Термин, имевший ранее ясное и ограниченное значение, превратился в клише, которое должно было маскировать реальность и устранять из гласной части политики определенность и рациональность.

Уже сам тезис, что в 90-е годы «не было промышленной политики», выпадает из рациональности. Не может такого быть, поскольку в РФ промышленность существовала. А отношение власти к существующим объектам всегда есть политика. Вспомним, по аналогии, что преступлением может быть как действие, так и бездействие.

Более того, 90-е годы были периодом самой активной промышленной политики в истории России, что доказывается беспрецедентным изменением динамики объективных показателей (по данным ЮНИДО, в 90-е годы сходную форму динамики имела промышленность трех стран в мире — Ирака, Югославии и РФ; в первых двух произошло воздействие на промышленность извне, а в РФ — политики своего государства). Достаточно вспомнить, что только за 1991-1994 г. объем промышленного производства снизился в 2 раза, и причиной этого были политические решения. Результатом промышленной политики стали и структурные изменения — за 90-е годы продукция гражданского машиностроения сократилась в 6 раз.

Начиная с 2001 г. и поныне говорится о новой промышленной политике. Неявно проводится мысль, что прежняя была плохой и ее надо менять. В докладе бывшего главы Экономического управления Администрации Президента РФ А.В.Данилова-Данильяна «Основы новой промышленной политики России» (27 мая 2004 г.) даже сказано: «Термин “промышленная политика” многими воспринимается плохо. Виной тому — крайне неудачное наполнение этого термина конкретными мерами в начале и в середине 90-х годов… Если реализуются неразумные меры, то это дискредитирует любую политику».

Тезис о «неудачной» политике и «неразумных» мерах кочует из доклада в доклад, но ему нигде не дано обоснования. В чем неудача? Каковы были цели реформы? В чем результат противоречит целям? Напротив, из слов идеологов реформы следует, что «сделано великое дело» — демонтирована промышленность СССР. Отказ от рефлексии, от холодного структурного анализа политики 90-х годов ведет к методологической беспомощности в выработке новой политики. Именно под углом зрения методологии рассмотрим главные положения нового подхода.