Либеральные ценности или Россия?

Большинство наших сограждан уже давно пришло к тяжёлому выводу: в РФ сложилось такое устойчивое равновесие политических сил, что выборы не стали у нас средством объединения общества вокруг какой-то программы. Эти выборы в Госдуму, как и грядущие в скором времени выборы Президента, похоже, никак не изменят наше состояние застойного кризиса. При нынешнем политическом режиме этот кризис становится прямо-таки безнадёжным. При такой патовой ситуации помимо выборов требуется общественный диалог и поиск компромисса, но на диалог власть категорически отказывается идти.

Бодрые доклады о росте ВВП, доходах бюджета и каком-то «рейтинге» доверия к власти, небольшие прибавки жалованья то одной, то другой группе бюджетников не могут скрыть растерянности правительства. Эти успехи — всего лишь малые колебания на фоне тяжёлых, как поступь Каменного гостя, процессов деградации главных систем жизнеобеспечения страны: качества рабочей силы, производственной базы, научного потенциала, армии.

При таком положении режим не может завоевать авторитета и вынужден лавировать между общественными силами, поскольку ему нечем объединить общество для необходимых усилий. Обеспечивает ли нынешний режим сохранение народа и страны? В этом у людей, даже неискушённых, большие сомнения. А если обобщить данные, то видно: в рамках нынешнего курса сохранение народа и страны не гарантировано.

Мы наблюдаем небывалое в истории по своей интенсивности и длительности вымирание населения. Поскольку оно в наибольшей степени затронуло русских, — а это народ государствообразующий, — единство страны оказалось под угрозой просто-напросто по демографическим причинам. А ведь они дополняются резким расслоением населения регионов по доходам, уровню и даже типу жизни; распадом единой системы образования и единого культурного ядра; расчленением больших технических систем (транспорт, энергетика), которые скрепляли Россию.

Мы помним неопровержимый факт: на той же земле, с тем же народом мы совсем недавно были мощной державой, где были устранены главные источники массовых страданий — голод и безработица, культурная деградация и преступное насилие. Наш образ жизни по главным показателям отвечал уровню самых развитых стран или превышал его. Значит, наше нынешнее состояние не вызвано какими-то неодолимыми причинами. Оно — следствие серии неправильных выборов и решений в главных вопросах.

Все последние пятнадцать лет, в течение которых правящая верхушка ломает и «реформирует» страну, её идеологи уводят людей от главной мысли, что мы как страна стоим на распутье, что решается судьба народа на много поколений вперёд. Между тем, именно в связи с этим фактом и возникло нынешнее скрытое противостояние политических сил в России, тот конфликт идеалов и интересов, который не находит явного выражения в общественном диалоге, но сковывает нас по рукам и ногам. В чём же заключается этот выбор и связанный с ним конфликт?

Во времена Ельцина была неопределённость намерений власти. Было очевидно, что часть номенклатуры КПСС решила свергнуть тяготившую её советскую систему и завладеть накопленным к 1980-м годам национальным богатством. Обещания демократии и свободы после 1993 г. никто уже всерьёз не принимал, да и смысл этих слов слишком туманный, чтобы за ними видеть какой-то выбор. По речам и жестам Ельцина и Черномырдина было невозможно представить себе образ того будущего жизнеустройства, которое они мечтают создать в России. Они были типичным порождением номенклатуры — без идеалов, без проектов.

С приходом В.В. Путина эта неопределенность стала рассеиваться. Он сказал о своем выборе, о своих идеалах. Главное в его заявлениях состоит в том, что он привержен либеральным ценностям. Понятно, что речь тут идет не о сугубо личных пристрастиях типа хобби. Личные увлечения — дзюдо, горные лыжи, песни Булата Окуджавы — все это очень мило. Сталин курил трубку и любил вино «Хванчкара», а Горбачев без ума от пиццы «Хат». Ради бога, сильные мира сего могут позволить себе маленькие радости, на судьбе народа они не скажутся. Но когда президент заявляет, что он привержен ценностям иной цивилизации, причем именно тем ценностям, с которыми культура его страны на протяжении четырех веков была в конфликте, это проясняет очень многое. Представьте себе, что президент Ирана вдруг заявил бы, что он привержен ценностям иудаизма…

Прежде чем развернуть смысл этого заявления В.В. Путина, скажу сразу, что непрерывные исследования взглядов населения РФ отечественными и зарубежными социологами показали, что поворота к либеральным ценностям в нашем массовом сознании не произошло. Даже «новые русские», которые самим своим названием хотят сообщить, что они уже другие, что они отряхнули прах старых русских ценностей и стали «как на Западе», в глазах западных либералов выглядят дикарями, только разбогатевшими (каким-то сомнительным образом).

Те надежды, которые возлагала на поворот к либеральным ценностям «бригада» Горбачёва, были следствием невежества его консультантов с кафедры научного коммунизма. Ценности, то есть представления о добре и зле и о том, как надо жить человеку, входят в «культурное ядро» общества и определяют тип цивилизации. Они обладают исключительной устойчивостью, и в истории ещё не было случая, чтобы властям удалось политическими средствами заставить народ сменить его главные традиционные ценности на иные.

Надо сказать, что такую задачу в истории ставили себе только колониальные власти Запада в их программе вестернизации других народов. Эта программа провалилась, хотя целый ряд слабых культур она разрушила. При этом народы, лишившиеся своих культур, не превратились, например, в англосаксов, только смуглых или раскосых. Они просто угасли, исчезли с лица земли, как индейцы в США или аборигены Австралии. А сильные культуры, даже многое переняв у Запада, сохранили свои устои и ценности — индусы остались индусами, китайцы — китайцами, арабы — арабами.

На Западе либеральные ценности возникли в ходе катастрофической религиозной революции, получившей название Реформации. Какого масштаба это была катастрофа, видно из того, что Германия в её ходе потеряла 2/3 населения. Основанное на либеральных ценностях социально-философское учение, излагающее принципы «правильного» общественного строя и получившее название либерализм, в наиболее полном виде сложилось в Англии, а в самом чистом виде воплотилось в США, где меньше было влияние традиций. Там либеральные ценности можно было утверждать на чистой площадке, расчищенной от местного населения.

Россия со времён Ивана Грозного (когда на Западе как раз заполыхала Реформация) и до наших дней не была либеральным государством. Россия — многонациональная цивилизация, ядро которой составляет русский народ с очень ясными и высокоразвитыми представлениями о мире и человеке, о добре и зле. Русский образованный слой имел представление о западных взглядах и, можно сказать, находился в непрерывной дискуссии с либерализмом. В XIX веке у нас было влиятельное течение «западников», но и они не претендовали на то, чтобы русские сменили свои главные ценности на либеральные. Они лишь стремились, чтобы Россия как цивилизация теснее сблизилась с Западом, чтобы перенять его достижения.

Единственной либеральной партией в России были начиная с 1905 г. конституционные демократы (кадеты). Их утопические планы предусматривали установление в России буржуазно-либерального государства западного типа. Они с помощью западных наставников возродили в России политическое масонство и стали главными организаторами свержения монархии в феврале 1917 г. Но практически все сословия России, за исключением части буржуазии, отвергли их проект. Зеркалом русской революции был выразитель крестьянского мироощущения Лев Толстой, а не кадеты. Либеральная государственность в России начала XX века оказалась мертворождённой, и Временное правительство сменила Советская власть, сохранившая важный принцип соборности: «Вся власть Советам!» Важная либеральная ценность — разделение властей — не привилась. Её и сейчас не видно.

Таким образом, вот главное основание для раскола и кризиса в России: правящий слой пытается перестроить всё бытие России в соответствии с либеральными ценностями, а подавляющее большинство населения этих ценностей не принимает и продолжает следовать своим ценностям, которые сложились за много веков.

Попытка переделать Россию по англо-саксонскому образцу настолько нелепа и утопична, что многие не верят в её искренность и думают, что это просто маскировка для создания общего хаоса, чтобы выловить всю рыбу в мутной воде. Но для нашей судьбы в принципе неважно, ломают устои России под знаменем либерализма искренне или ради воровства. Главное, что никаких шансов успешно завершить эту «реформу» нет. Не было в истории случая, чтобы успешно прошла реформа, противоречащая главным ценностям народа и изменяющая само ядро его культуры. Не было такого случая, и сейчас не будет.

Свою приверженность ценностям иной культуры и цивилизации наши реформаторы оправдывают тем, что якобы либерализм — высшее достижение всей мировой культуры, что он основан на общечеловеческих ценностях и отвечает «естественным» потребностям человека. А Россия, мол, уклонилась от столбовой дороги цивилизации, и теперь ей приходится расплачиваться за свою ошибку и навёрстывать упущенное через болезненные реформы.

Либерализм не несёт в себе никаких общечеловеческих «естественных» ценностей и не может предложить какой-то универсальной модели жизнеустройства для всего человечества. Либерализм — очень специфическая, неповторимая культура, которая сложилась в англо-саксонской части Запада. Более того, даже в этой части жители разных стран вовсе не привержены каким-то «ценностям либерализма», они просто любят свои конкретные страны, свою культуру и своих предков. Англичане любят Англию не за либеральные ценности. Французы и немцы, тоже называющие свои страны либеральными (это сегодня выгодно), недолюбливают Англию, родину либерализма.

Мы уж не будем затрагивать тут и другую важную сторону дела: на самом Западе либеральные ценности (прежде всего, индивидуализм) потерпели сокрушительное поражение, породив, в припадке отчаяния, неолиберализм — тупое фундаменталистское течение, разрушающее само либеральное общество. Допустим, хотя это абсурдное предположение, что В.В. Путин уважает не реальные современные ценности неолиберализма, представленные Рейганом и Тэтчер, а «седое предание» либерализма — философов типа Адама Смита, Гоббса и Локка.

Можно уважать англичан, их культуру, их либеральных философов и пр. Я, скажем, их уважаю, но сама идея стать приверженцем их ценностей мне кажется дикой и нелепой. Ценности — самая потаённая, даже святая часть национальной культуры. Глупо спорить о том, лучше или хуже наши русские ценности, чем либеральные. Они наши. Они для нас прекрасны, как прекрасна для человека его любимая и любящая родная мать.

Бывает, что страну постигает несчастье — к верховной власти приходит человек, который, оказывается чужд ценностям ее культуры. Душа у него не лежит, нет у нее любви к отеческим гробам, ее тянет к иным ценностям, например, либеральным. Бывает и в семье такое несчастье — сын страдает оттого, что родился у своего отца с матерью, а не у богатых соседей. Но почти никогда такие мечты и приверженности не высказывают вслух. Не принято это. Но времена меняются, и мы такое слышим от президента. Наверное, либеральные гориллы, на время возомнившие себя мировыми жандармами, зажали нашего президента в угол. Только на это осталась слабая надежда, чтобы оправдать его откровение.

Октябрь 2003г.

ЭПОХА ЗРЕЛОГО ЕЛЬЦИНИЗМА

1991-2001: гиблое направление

Прошло десять лет после победы «номенклатурной революции», сломавшей советское жизнеустройство. Готовилась она долго, но 1991 год — ее явный триумф. Добивание советского строя идет трудно — никак землю не пустят на продажу. Но главное сделано, и мы можем подвести итог. Десять лет — хватит, чтобы понять.

Крах СССР — событие вселенского масштаба. Недаром говорят — Новый мировой порядок. И речь не просто о пресечении советского проекта — прерван тот путь мировой цивилизации, начиная от Просвещения, который в ХХ веке опирался на СССР. В явном виде эту роль СССР показала схватка с фашизмом. А против глобального фашизма встать пока что некому. Потому и стараются добить Россию и растлить молодежь всего мира. Попутно лихорадочно меняют систему права, на которой мир простоял триста лет. Устраняют суверенитет народов над территорией их государств. «Золотой миллиард» желает стать хозяином планеты на законных основаниях.

Крах СССР — трагедия человечества. Это начинают понимать — молча, под гнетом цензуры новых хозяев. Гораздо раньше, чем у нас, это поняли проницательные люди на Западе. Я удивлялся, когда слушал их речи в 1989 г. Думал: вам-то что, буржуи, до предательства Горбачева — радоваться должны. Не все радовались, видели, что судьба всего мира без СССР и, как обещает Бжезинский, без России, проблематична. Оголтелая клика «хозяев мира» впала в утопию неоязычества. То вымаривают голодом целые страны, то устраивают миллионную резню в Руанде, то бомбят страну в центре Европе или обрушивают экономику половины континента. Понятие ответственности исчезло из мышления, а о совести давно забыли.

Такие огромные сдвиги надо рассматривать с самых разных сторон. И сегодня, подводя итог десятилетию, мы должны задуматься о нашей судьбе в целом. Парализована промышленность, почти задушена наша наука, ломают выстраданный Россией тип школы, добивают русское крестьянство и сам деревенский образ жизни. Все это — одно целое. Эта статья — лишь мазок в общей картине. За одну ниточку хочу я потянуть, но все они связаны и спутаны в клубок. Я хочу сказать о сдвиге, что произошел в духовной сфере.

Ясно, что согласие в вопросах добра и зла — условие выживания народа. Не то чтобы благоденствия, а именно выживания. После войны наше хозяйство, жилье, даже состав населения были подорваны сильнее, чем сегодня. Мы остались тогда «нацией вдов и инвалидов». Но так мы понимали друг друга в главном, настолько ясными были для всех нас задачи, что за пятилетку восстановили страну и даже накопили большой задел для рывка.

Сегодня на той же земле, из благополучного хозяйства, мы без войны вошли в состояние паралича. Как зачарованные, смотрим, на приближение катастрофы. Иссякают запасы, отказывает изношенная техника, но не вкладывается и десятой доли средств, чтобы поддержать хотя бы добычу газа, последнего источника доходов. Ведь распродажа земли — акт отчаяния, как в голодомор продать ребенка. На слушаниях в Госдуме объявили, что для запуска хозяйства надо 2 трлн. долларов. Не для развития, а только для запуска, как будто это заглохший двигатель. Два триллиона — а за всю пашню России (100 млн. га), если ее продавать по цене саратовских черноземов (10 долларов за гектар), выручат 1 млрд. долларов, в две тысячи раз меньше.

Понятно, что в нынешней «рыночной» системе хозяйство России запущено быть не может. Куски его будут отмирать, оно будет съеживаться и прокормить сможет все меньше и меньше людей. Прогнозы известны.

Как такое стало возможно? Ведь все перед глазами, никто не скрывает, и люди, скажем прямо, все это знают. Но не то что пошевелиться, а даже и высказаться не желают. Какая сила заставляет их принять эту судьбу? Ведь чудес не бывает, и судьба эта наступает неотвратимо. В общем, насилия над людьми не было. Значит, они сделали свой выбор в результате того, что какой-то поворот произошел в их душе. Они приняли такое жизнеустройство, при котором народ и страна должны исчезнуть. Пусть и не вполне приняли, но достаточно, чтобы не сопротивляться. А большего и не требуется тем, кто на этом умирании надеется сделать бизнес.

По многим признакам видно, что окончательно этот поворот не совершился, мы еще не сожгли мосты, мы пока в состоянии соблазна. Но чем дольше он длится, тем больше потери. В чем же соблазн?

Средства, которыми располагает народ для удовлетворения потребностей, предопределены исторической судьбой — той землей, на которой удалось расселиться, и теми средствами культуры, которые удалось накопить. Кое-кто пограбил другие народы и земли, но это для нас неактуально.

Среди потребностей есть абсолютные, чтобы человек просто мог жить — питаться, согреваться. Но это малая часть, главное — потребности культурные. Питаться так, как прилично в данной культуре, одеваться «достойно» и т.д. И в этой части потребностей диапазон широк.

С развитием капитализма и «мирового рынка» произошло огромное изменение. Раньше потребности людей изменялись под действием национальной культуры, которая задавала баланс между запросами людей и наличными ресурсами. Теперь, по словам Маркса, потребности стали «производиться точно так же, как и товары». И фабрикой потребностей стал Запад. А начиная с середины ХХ века, когда во все уголки проникли кино и телевидение, никто не смог избежать воздействия «витрин Запада» — потребности стали интенсивно экспортироваться в незападные страны.

Разные страны по-разному закрывались от этого экспорта, стремясь сохранить равновесие между новыми потребностями и реально доступными средствами для их удовлетворения. Например, важным барьером были сословные и кастовые рамки культуры — ими защищено население Индии и в большой степени Японии. Ими было закрыто и крестьянство в дореволюционной России — крестьяне не претендовали на то, чтобы «жить как баре», они копили деньги на лошадь и на плуг, а до этого ходили в лаптях.

В советское время нас защищало осознание смертельной внешней угрозы, формирующей потребности «окопного быта». Средства шли на развитие науки и промышленности, а не на бытовую роскошь, с согласия населения (хотя оно и кряхтело). Барьером против непозволительных потребностей бывает и мессианизм национальной идеологии. Это в разные моменты было и в СССР, и в Японии, и в Китае.

При ослаблении этих защит в какой-то момент происходит срыв, — по выражению Маркса, «ускользание национальной почвы» из-под производства потребностей. Они начинают полностью формироваться в центрах мирового капитализма. Это тяжелый кризис культуры — болезни «общества потребления» в незападных обществах переживаются очень тяжело. Так индейцы массами вымирали от незнакомых им безобидных европейских болезней.

Этот процесс протекал в СССР начиная с 60-х годов, указанные выше защиты ослабевали. Но в годы перестройки они рухнули обвально — под ударами всей идеологической машины. Людей убедили, что надо жить «как на Западе» — и люди в это поверили. Они забыли о «лошади и плуге», возненавидели свои лапти и стали чахнуть от того, что не хватает денег на итальянские сапожки. При этом новая система потребностей была воспринята при резком сокращении отечественного производства, а значит, и сокращении возможностей для их удовлетворения. Это породило массовое расщепление сознания и быстрый регресс хозяйства. При страшной разрухе в Россию ввозится огромное количество дорогих автомобилей, мебели, предметов роскоши — за счет куска хлеба половины сограждан.

Такая ненормальная, лишенная «национальной почвы» система потребностей обладает инерцией и растет в уродливой форме. Поэтому даже если бы удалось «закрыть Россию», противоречие не было бы решено. Молодежь не желает и слышать о «лошади и плуге», и у нас есть реальный шанс «зачахнуть» едва ли не в большинстве.

Казалось бы, инстинкты самосохранения и продолжения рода должны были образумить людей. Но нет, без поддержки культуры инстинкты слишком слабы, чтобы преодолеть соблазн нагнетаемых потребностей. Телевидение и реклама сильнее.

И мы оказались в исторической ловушке. До начала ХХ века 90% населения России жили с уравнительным мироощущением, укрепленным Православием («крестьянский коммунизм»). Поэтому нашей культуре было чуждо мальтузианство — отрицание права на жизнь для бедных. В России всякому рождавшемуся было дано это право — община выделяла для него землю. Даже при нашем суровом климате и малоплодородной земле средств хватало для жизни растущему населению. И были средства для сильного государства, развития культуры и науки.

В начале ХХ века капитализм стал разваливать это жизнеустройство, но кризис был разрешен через революцию, которая сделала уклад жизни более уравнительным и производительным. Задачи, которые ограничивали личные потребности, были понятны: обеспечение безопасности и устранение источников главных, массовых страданий — безработицы, бедности, социальных болезней. Тон задавали люди, знающие, что такое народное бедствие.

Жизнь улучшалась, но баланс между ресурсами и потребностями поддерживался благодаря инерции «крестьянского коммунизма» и советской системе. Как раньше, у нас не было мальтузианства и стремления к конкуренции, так что население росло и осваивало территорию.