-- Не пойдет, брат. Это криминал...
      -- Да брось ты! Какой криминал? -- Генка Федоров почесывал под ватником грудь и смотрел недоуменно. -- Пустые ящики... Они у нас без цены идут. Для ремонта припасаем. У нас даже охраны нет, только пожарная сигнализация.
      -- А ГАИ остановит?
      -- Ну и что, ГАИ? Водитель отбрешется. Скажет, на дрова везу. Или на свалку. А тебе куда надо-то?
      Фирсов назвал свой поселок.
      -- Да, это через Парголово, там КП... -- Генка стал терять интерес к разговору. -- Ну смотри, хозяин -- барин... Надумаешь -- приходи. Я всегда тут.
      -- А если по частям?
      -- Можно и по частям, но магарыч вперед...
      -- Я привожу тебе рулон бумаги, ты пакуешь ящики стопками, штук по десять, и я увожу. Веревка найдется?
      -- Найдется.
      -- Приеду на следующей неделе. Идет?
      -- Идет... Только возни прибавляется -- пакуй, завязывай. Накинуть бы надо...
      -- Обойдешься. Литр за сотню дрянных ящиков -- нормальная цена. Не свои, чай...
      -- Ладно, -- сплюнул Генка. -- Приезжай. -- И ушел развалистой походкой в свои тарные закрома.
      Фирсов постоял, прислушиваясь к перестуку молотков на складе, оглядел двор с тропинками, разбежавшимися к дыркам в заборе, и неспешно двинулся к распахнутым воротам. "Все равно криминал, -- думал он, прикидывая, как понесет в электричке увязанную стопку ящиков. -- Захотят, так достанут". В последнее время, как генсеком стал Андропов, милиция взялась за свои обязанности рьяно, словно пытаясь доказать, что не даром ест хлеб налогоплательщиков. Говорили, что случались проверки документов в ресторанах и кинотеатрах, в универмагах отлавливают приезжих командированных и сообщают начальству, чем занимаются их подчиненные в рабочее время. Словом, время настало тревожное, и такой, казалось бы, пустяк, как доставка стопки старых ящиков со склада на дачу, мог иметь для Фирсова последствия самые печальные. "Ваши документики, пожалуйста. А это что вы везете?" Имелась у Фирсова справка, которую он взял в своем гараже: "Дана настоящая в том, что Фирсов Игорь Дмитриевич работает дежурным механиком в Объединенном Транспортном Хозяйстве, и режим его работы -- сутки через трое. Начальник ОТХ, подпись. Инспектор по кадрам, подпись. Круглая печать", но он понимал, что такая бумага поможет разойтись с постовым милиционером, если случится мелкая заминка, но не спасет, коль приведут тебя в отделение. Там запрашивают ЦАБ, и через пять минут вся твоя подноготная как на ладони: где родился, где крестился, где отец с матерью похоронены и чем они занимались до семнадцатого года. А перво-наперво: судим ты или нет. И если ты "химик", то барышня, что дает справку по ЦАБу, произнесет условный код, соответствующий твоему печальному положению: "Сторожевой". И сразу тебе вопросик: "Ах, вы условно осужденный? Разрешение на выезд имеете?" И если нет у тебя желтоватой бумажки с отметкой и печатью спецкомендатуры, то дела твои плохи. Нет, не повезут тебя обратно в спецкомендатуру, а доставят прямехонько в спецприемник на улицу Каляева, где просидишь в общей камере с бомжами дней сорок, пока выяснят, что ты за гусь и что с тобой делать дальше. -- "С какой целью выехали без разрешения из административного района?" -- "Да было время свободное, рванул в самоволку семью проведать". -- "Самоволка -- это в армии, а у вас побег со строек народного хозяйства. По какому адресу направлялись?.."
      И будешь сидеть под замком, есть "хряпу" и "могилу", пока не придет за тобой "уазик" из спецкомендатуры. А там новые неприятности на твою постриженную голову. Строгий выговор. Прогулы на работе. Месяцев шесть дополнительных ограничений режима -- это значит никаких выездов домой и три раза в день надо отметиться в дежурной части: вот он я, никуда не сбежал, поставьте мне плюсик. А в выходные дни придется четырежды представать пред оком начальства, и так время отметок установлено, что в окна между ними успеешь только доехать до Ленинграда, перебежать на другую платформу и вернуться обратно. Ребята пробовали. А нарушил дополнительные ограничения -- "доп", считай, ты одной ногой в зоне... Редко кто выдерживал короткий поводок шестимесячного "допа".
      Фирсов еще раз прошелся до склада и обратно, походил по неказистому вокзалу, постоял у доски расписания, заглянул в пустой буфет, вышел на платформу... Он не пытался размышлять, везти ему ящики с этого загородного склада или нет, он лишь прислушивался к тому, что зовется интуицией, шепнет ли она: "Проедешь, Игорь" -- или подскажет: "Опасно. Могут прицепиться..." Он подкармливал эту самую интуицию, что служила ему последнее время надежно, информацией разрозненной, но калорийной: тропинка от склада узкая, и вязанку с ящиками придется нести за спиной; железнодорожные пути в тупичке разметены от снега, значит, здесь может стоять состав и его придется обходить; вот и обходная тропка вьется по полю -- случаются здесь составы; милиционер прогуливается по перрону -- милиционер железнодорожный, он выходил из своей комнаты в левом крыле вокзала, тропка ему видна, но если электричка будет на подходе...
      "Проскочу, -- решил Игорь. -- Надо только садиться в последний вагон, а на Финляндском перейти по тоннелю на свою платформу и -- на дачу. И билет заранее взять, чтобы не болтаться с ящиками по вокзалу, и багаж оплатить. Очки надеть, куртку финскую. "Да вот бабушка попросила ящики для рассады привезти. Знакомые дали. Пожилой человек, выращивает цветочки..." И газету спокойно читать. Не должны прицепиться..."
 
       3.
 
      Требовался оборотный капитал, рублей пятьдесят, и в тот же день Фирсов позвонил на кафедру Маринке и спросил, нет ли у нее на примете дипломников-заочников. Он знал, что должны быть дипломники -- самое время.
      -- Игорек, миленький, -- обрадовалась его звонку Маринка, -- косяком идут, задолбали меня совсем. В этом году экономисты с механиками в одно время защищаются -- ужас! Ты сколько взять сможешь?
      -- Расценки те же?
      -- Ну да, по десятке за плакат. А если сложные -- двенадцать -- пятнадцать.
      -- Давай одного, -- сказал Фирсов. -- Для начала. Как дела, Мариша?..
      -- Ой, не спрашивай. Как у тебя-то? Домой часто отпускают?
      Через несколько дней, в субботу, в точно оговоренное время к Фирсову домой приехал немолодой уже мужчина в пыжиковой шапке и новеньком черном тулупе. В руке он держал пухлый портфель, из-под мышки торчал тубус с чистыми листами ватмана.
      -- Когда защита? -- спросил Фирсов. Он провел гостя на кухню и, сев за стол, стал рассматривать листы с макетами плакатов.
      -- Через неделю, -- робко ответил мужчина.
      -- А кто руководитель? Бутман? Его вроде почерк...
      -- Да, Борис Самуилович...
      -- Ясно, -- кивнул Игорь. -- Вы из Архангельска?
      -- Да, -- заулыбался мужчина. -- По своему заводу защищаюсь. Я вас помню, вы у нас были -- лекцию по качеству читали. Года два назад? Или три?
      -- Да, -- сказал Фирсов. -- Бывал...
      -- Я тогда мастером работал, нас еще всех собирали, -- продолжал улыбаться мужчина. -- Вы с товарищем приезжали -- такой с бородкой. А сейчас на кафедре уже не работаете?
      -- Нет, -- сказал Фирсов. -- В другом месте работаю.
      -- Ясно... А я вот уже второй год начальником механического цеха...
      -- Поздравляю. -- Фирсов сложил листки и взял со стола скрепку. -- Завтра вечером вас устроит?
      -- Конечно...
      Мужчина ушел, почтительно раскланявшись, и Фирсов еще долго сидел на кухне, покуривая, щурясь на пустынную вечернюю улицу за окном и делая вид, что разбирается с бумагами. И та поездка в Архангельск вспомнилась, и Валера, как живой, встал перед глазами, и суд, и следствие, и тот нелепый вечер, с которого все началось, и непроницаемое лицо Славика Мохова на суде вспомнилось. Ах, Славик, Славик, продал ты свою душу и двадцать лет дружбы вместе с ней. Как тебе работается, Славик, и как живется? Вспоминаешь ли тот вечер и друга своего бывшего, Игоря Фирсова? Или стараешься не вспоминать? Н-да, брат, тяжело тебе, должно быть, -- мы-то выкарабкаемся, а вот ты мне в глаза взглянуть уже не посмеешь. Оттого и не звонишь, и не заходишь, как будто нет больше Игоря Фирсова. И сегодня, когда я разговаривал с Маринкой, я слышал в трубке твой веселый голос -- ты болтал с кем-то, и когда она назвала мое имя, голос твой пропал, и хлопнула дверь. Студентов учишь? Ну учи, брат... А я вот думаю теперь, как три тысячи отдать. Отдать-то я их отдам, но вот друга у меня больше не будет. Жаль. Лучше бы не было того вечера...
 
      Мохов приехал поздно -- уже заканчивалась программа "Время", привез какого-то усатого приятеля, похожего на артиста Боярского, две бутылки коньяка и тут же принялся отдавать веселые команды.
      -- Все встаем на уши. Настюша, крепись, сейчас будет маленький цунами. Фирсов, жарь мясо и доставай грибочки. Я знаю, у тебя есть. Не жмись. Убирай со стола бумаги я тащи стопки. Сегодня у меня маленький праздник...
      -- Ты на машине? -- выглянул в окно Фирсов.
      -- Да, но это не имеет значения. Брошу тачку у тебя и поеду на такси. Шевелись, шевелись... -- Славик ходил по квартире, потирая руки. -- А Маратка спит? Жаль... Так, надо жене отзвонить. -- Он набрал номер и принялся объяснять Фаине, что все удалось, все о'кей, и когда приедет, то расскажет подробности. -- Да, я у Игорька. Мы по чуть-чуть. Такси вызову. Не волнуйся!
      Целую!..
      -- А что за праздник? -- спросил Фирсов, помогая жене накрывать стол. -- Ты учти, я пить не буду -- мне доклад еще писать, завтра конференция. Так, посижу только...
      -- Да хрен с тобой, -- махнул рукой Славик, -- нам больше достанется. Правда, Настюша? Мы его сейчас вообще отправим на кухню -- пусть свой дурацкий доклад пишет...
      -- Но-но! -- сказал Фирсов. -- Лишу грибочков. Так что за праздник? Достал коленвал или какие-нибудь японские щетки?
      -- Круче! -- Славик подмигнул двойнику Боярского, и тот ухмыльнулся с дивана. Похоже, он был уже подшофе. -- Гораздо круче! Но пока я не вставлю ключ и не поеду... -- Славик щелкнул над головой пальцами. -- Короче говоря, садимся и пьем! Алик, к столу! Первые сто грамм за твои способности!
      Алик быстро окосел, вызвал по телефону такси и уехал.
      Зашла за капроновыми нитками соседка по площадке -- Алиса, и Славик тут же усадил ее рядом с собой, стал говорить комплименты, наливал коньяк, обещал починить швейную машину, Алиса улыбалась, потом хохотала, и вскоре они отправились посмотреть, что же приключилось с этой швейной машиной. Их не было минут сорок.
      -- Это просто безобразие! -- вознегодовала Настя. -- В какое они меня ставят положение! Я же с Фаиной в хороших отношениях. Скажи ему, чтобы немедленно ехал домой, или я сама позвоню Фаине...
      Славик вернулся один и шепнул Фирсову, что остается ночевать у соседки.
      -- Все в порядке, -- покачнулся он. -- Если позвонит Файка, скажи, что сплю мерцвец... мертцве... мертвецким сном. Машина под окнами. Договорились? -- Он обнял Фирсова и чмокнул в ухо. -- Люблю гада!..
      -- Старик, это твое дело, с кем спать, но ты ставишь Настю в скотское положение -- они с Файкой подруги.
      -- Ну и что? Насте скажем, что я уезжаю домой...
      -- Они же созвонятся. Настя скажет -- выехал, а дома тебя не будет. Файка там на уши встанет...
      Щелкнула входная дверь, и на кухню пришла Настя с непреклонным лицом.
      -- Славик, кончай дурить! Либо оставайся у нас, либо Игорь отвезет тебя домой. Все! Я сейчас звоню Фаине!
      -- Подожи, подожи, подожи, -- Славик погрозил пальцем и пошел к телефону. -- Я со своей супружницей сам привык разговаривать. Без посредников... -- Он сел на пуфик и принялся крутить диск.
      -- Вот гадство. -- Настя прикрыла на кухню дверь и вынула изо рта мужа сигарету. -- Прямо как нарочно... -- Она глубоко затянулась. -- Принес ее черт... Пошла сейчас к ней, а она уже... Тьфу! И Славик твой хорош, кобель несчастный! Все вы, мужики, такие... Уй, прямо не могу! Убила бы вас всех!..
      -- Да, -- притворно сказал Игорь, забирая сигарету обратно. -- Сволочи...
      "Зайчик, все будет в порядке, -- ворковал в коридоре Славик. -- Сразу не обещаю, но скоро буду. Да, да. Как штык. Как гвардейский штык. Тык-штык... Готовься. Да. Она вышла. Не знаю. Кажется, ведро выносить. Все, пока..."
      -- Проводи его, -- кивнула на дверь Настя.
      -- Фирсов, я ухожу! -- объявил в коридоре Славик. -- Настя, спасибо за встречу! -- Он ронял с вешалки шапки и не мог отыскать свою куртку.
      -- Подожди, Игорь тебя в такси посадит. Или сейчас по телефону закажем.
      -- Никаких такси! Я поеду на своей тачке! Я на ней приехал, я на ней и уеду... Где моя куртка?.. -- Славик отворачивался от Насти и подмигивал Игорю. -- Где моя канадская куртка, подарок любимой жены?..
      -- Ты что, сдурел? -- встала в дверях Настя. -- Игорь, ты слышишь, что он говорит?.. Он же разобьется.
      -- Только на своей тачке, -- бубнил Мохов. -- Завтра утром ее придут смотреть, она должна быть дома.
      -- Вот проспишься и приедешь за ней... -- Настя растерянно смотрела на мужа. Тот не спеша одевался, догадываясь, что Славик затеял какой-то обходной маневр, и перечить ему бессмысленно: ясно, что в пьяном виде он никуда не поедет.
      -- Нет, только сегодня. Уговор дороже денег... Никогда! Если я обещал, то сделаю...
      -- Игорь! -- Настя строгим взглядом призвала мужа к разумности. -- Может, ты его отвезешь? Раз ему машина завтра нужна... Ты же не пил?
      -- Могу и я, -- зевнул Фирсов. -- Ни грамма не пил.
      -- О-о-о!.. -- удовлетворенно кивнул Мохов. -- Это годидзе. Отвези...
      -- Где у тебя права? -- побежала в комнату Настя. -- В шкатулке?
      Потом они усаживались в моховские "жигули" -- Игорь за руль, Славик рядом, работал на прогреве двигатель, Игорь протирал тряпкой быстро запотевшие стекла и убеждал друга отказаться от авантюры.
      -- Ни за что... -- мычал Славик. -- Я обещал Алисе вернуться. Пъехали... Гони за угол и я выйду. Нет, сначала в кабак за шампунем! Скажешь Насте, что отвез домой... Все, я сказал... Она ждет.
      -- Старик, давай я отвезу тебя домой. Куда тебе, пьяному, бабы!
      Шумела печка, Славик вяло подносил сигарету ко рту, клевал носом, и Фирсов не спешил трогаться с места, надеясь, что тепло и алкоголь сморят Мохова ко сну, и он забудет о своей бредовой идее.
      -- Герой-любовник... -- ворчал Фирсов, прилаживаясь к чужой машине и поглядывая на окно своей кухни, где виднелся силуэт Насти; она стояла, приложившись к стеклу лицом и руками.
      Фирсов нажал кнопку блокировки правой двери, перехлестнул Славика ремнем и осторожно вынул из его пальцев тлеющую сигарету.
      "Пъехали..." -- бормотнул Славик, и Фирсов привалил его голову к стойке возле окна, отделанной винилом. "Поедем, поедем, -- пообещал он. -- Движок прогреется, и поедем..."
      Мохов спал. Фирсов вывел машину со двора.
      Они уже ехали по пустынной Будапештской, и Фирсов выглядывал, где лучше свернуть к моховскому дому, как Славик очнулся, поерзал на сиденье и сонно потер глаза.
      -- Где это мы? -- Он отстегнул ремень и длинно выругался. -- Будапештская, что ли?..
      -- Спокойно, Славик. -- Фирсов уже сбавлял ход, прицеливаясь к открывавшейся справа дорожке. -- Спокойно... -- Ои включил указатель поворота, но прижиматься к обочине не стал, держа на безопасном расстоянии фигурку девушки с поднятой рукой, высвеченную фарами.
      -- Это же мой дом!.. -- узнал Мохов. -- Стой! Разворачивайся! -- Он дернулся к рулю, но Фирсов перехватил его руку.
      -- Не дури! -- Машина вильнула влево.
      Девушка щурилась от яркого света и махала рукой.
      -- Разворачивайся! -- Мохов с неожиданной силой навалился на Фирсова, пытаясь ухватиться за руль. -- Налево!,.
      Фирсов локтем оттолкнул от себя Славика, чувствуя, как машину неумолимо уводит вправо, к обочине, и нажал на тормоза. Он видел, как боднул головой лобовое стекло Славик и отлетела на газон девушка, вскользь задетая дверцей.
      Фирсов выскочил из машины и в два прыжка оказался около девушки. Она лежала ничком и слабо постанывала. На траве чернела ее сумочка с оторванной ручкой. Фирсов опустился на колени и попытался чуть приподнять девушку. "Больно!.. -- тяжело выдохнула она. -- Больно..." Фирсов растерянно оглянулся. Невдалеке, по проспекту Славы, неслись машины, пульсировал желтый фонарь светофора.
      -- Славик, "скорую"! -- прокричал Фирсов.
      -- Мать твою так!.. -- Мохов хлопнул дверцей и, спотыкаясь, побежал к своему дому. -- Не трогай ее!..
      Фирсов выскочил на середину улицы и поднял руку -- от перекрестка, набирая скорость, шел "Москвич". И фары его почему-то светили рыжим светом...
      Потом была ночь в милиции -- короткий допрос, экспертиза, снова допрос: "Где хозяин машины? Дома никого нет, мы звонили и посылали. Может, вы ее угнали?" -- и Славик, который появился лишь к полудню -- свеженький, чистый, надушенный, сказал, что да, Фирсов подвозил его, потому что накануне он, Мохов, выпил несколько рюмок коньяка и, естественно, за руль сесть не мог, но как произошел наезд на пешехода, он не знает, потому что дремал на заднем сиденье.
      -- А почему вы скрылись с места происшествия? -- спросил капитан.
      -- Я побежал вызывать "скорую помощь" из автомата около своего дома, -- стал объяснять Славик, -- долго было занято, тогда я поднялся к себе в квартиру и стал звонить оттуда. Вызвал наконец и хотел спуститься вниз, но жена сказала, что одного меня не отпустит, так как от меня пахнет спиртным и могут забрать в милицию. Она стала собираться вместе со мною. Когда мы вышли, там уже никого не было. Какой-то мужчина с собачкой сказал нам, что девушку увезла "скорая" и она жива-здорова, только сильно прихрамывала, когда садилась в машину. Мы вернулись домой...
      -- А почему телефон не отвечал и дверь не открывали?
      -- Дело в том, что в квартире оставалась спать дочка, и мы перед уходом отключили телефон и звонок, а когда вернулись, то забыли включить... -- Сколько вы выпили накануне?
      -- Две-три рюмки коньяка, точно не помню. Я вообще мало пью.
      -- Не помните, сколько выпили, но помните, что сидели на заднем сиденье?
      -- Да, это я точно помню. Там лежал мой портфель с документами, и я сел поближе к нему. Могу я, кстати, получить его?..
      Мохова отпустили, взяв подписку о невыезде, и Фирсов видел в окно, как он садится в черную "Волгу" Мохова-старшего -- журналиста и публициста.
      -- Как бы то ни было, отвечать придется вам, -- сказал следователь Фирсову. -- Вы сидели за рулем автомобиля...
      -- И что теперь будет?
      -- Многое зависит от тяжести увечий, полученных пострадавшей Еникеевой. Арестовывать я вас не собираюсь, подождем, что скажет медицина...
      Мохов не позвонил ни в этот день, ни на следующий, а в понедельник, когда они встретились на кафедре, отвел глаза: "На фига ты меня повез? Оставил бы у себя ночевать, и дело с концом. Вот оно и получилось..."
      -- А что ты сказал следователю?
      -- А что я мог сказать, если спал?.. -- Он торопливо закурил и взглянул на часы. -- Претензий по машине у меня к тебе не будет, сам выправлю... Эта Еникеева, кстати, была поддатая, так что, может, все еще обойдется... Извини, меня шеф вызывает...
      -- А то, что ты руль у меня вырывал? -- Игорь уже все понял, но еще на что-то надеялся. И почему-то стыдно было за друга.
      -- Ну, старик, ты сейчас на меня всех собак повесишь... Благо, что я был поддатый... -- Славик ушел, считая неприятный разговор оконченным.
      И Фаина не звонила больше Насте; и Настя не звонила Фаине. "У меня нет слов, -- качала Настя головой. -- Просто нет слов. Как же так можно..."
      Тесть нашел адвоката -- Якова Ефимовича, большого специалиста по дорожно-транспортным происшествиям, и Фирсов пару раз встречался с ним. "С делом я смогу ознакомиться только после завершения следствия, -- торопливо, словно собирался куда-то убегать, говорил он. -- Пока собирайте характеристики и попробуйте прощупать подход к пострадавшей, -- может, она признает свою неосторожность. Но я вам ничего не говорил, и вы у меня не были..."
      У Еникеевой оказалась трещина левой берцовой кости и ушиб мягких тканей. Фирсов ходил к ней чуть ли не каждый день -- разбитная девица с хвостиком игриво улыбалась ему с койки у окна.
      -- А, вот и мой пришел! -- Она вроде даже радовалась, что попала в больницу и ей носит передачи молодой симпатичный мужчина. -- Жаль, что палата не отдельная, а то бы я тебя приняла, как положено... Ну ничего, скоро ходить начну, мы с тобой уединимся... -- И смеялась заливисто. -- Что, волнуешься? А вот женись на мне, и скажу, что сама под колеса бросилась -- жить надоело. Ха-ха-ха!..
      Фирсов встречался с лечащим врачом, который говорил, что последствий для здоровья быть не должно, носил цветы и передачи и торопливо удовлетворял капризы девицы. "Хочу хурмы! -- зевала она и потягивалась. -- И огурчиков солененьких". И Фирсов, стиснув зубы, ехал на рынок искать хурму и огурчики. "А моему сыночку третий год исполняется, -- сообщила она однажды и посмотрела на Фирсова лукаво. -- Так надо бы Андрюшке подарочек справить... Рублей на пятьдесят... А то я по твоей милости и получку не получала". Игорь, хмурясь, рассказал о намеке Насте, та бросилась к родителям и привезла пятьсот рублей. "Вот, папа дал на всякие непредвиденные расходы. -- Она сунула в конверт зеленую пятидесятирублевую бумажку и вручила Игорю. -- Отвезти ей. Папа сказал, что это намек, говорящий о многом. Может, удастся договориться..."
      Фирсов отвез деньги, и Еникеева, опираясь на палочку, повела его в конец коридора, где блестел зеленым глянцем фикус.
      -- Ну так что, голубь, нам с тобой вокруг да около ходить. -- Она закурила, разогнала ладошкой дым и ткнула спичку в цветочный горшок. -- Две тысячи -- и я к тебе претензий не имею. Скажу, что выпила для храбрости и решила головой в омут -- к тебе, значит, под колеса. Хотела одному человеку отомстить. А уж ты после этого лепи, что хочешь... И если договоримся, то больше не светись здесь, эти курвы и так на меня косятся.
      -- Две тысячи? -- переспросил Фирсов.
      -- А что ты думал? Тебе три года "химии" катит. Как минимум... Я все эти мульки знаю, у меня мужик был шоферюга.
      -- Подумаю... -- катнул желваки Фирсов. И ушел не прощаясь.
      Яков Ефимович подтвердил, что три года "химии" -- нормальный срок по 211-й статье и спрашиваемая сумма -- в разумных пределах.
      -- Но здесь есть нюансы. -- Он смотрел на Фирсова чуть иронично, как на человека, который придумал вечный двигатель. -- Если на схеме происшествия зафиксирован резкий поворот машины вправо, то версия с попыткой самоубийства развалится в суде на кусочки. -- Вы что, специально подъехали к ней, чтобы она бросилась под колеса?..
      -- Можно сказать, что она руку подняла, голосовала, -- задумался Игорь. -- В принципе, так оно и было.
      -- Так, да не совсем так.
      -- А почему нам не доказать, как все это было на самом деле?
      Яков Ефимович вздохнул и протер очки мятым платком.
      -- А кто сказал, что мы не будем бороться? Я вам такое говорил? Не говорил... -- Он высморкался и убрал платок в карман. -- Нельзя, молодой человек, ставить диагноз, не видя больного. Лучше переговорите пока с вашим приятелем -- у него, как я понимаю, положение тоже не ахти какое. Если мы докажем, что он сидел на переднем сиденье и был в доску пьян, то кто поверит его показаниям?
      -- Его тоже могут посадить?
      -- А почему нет?..
      Славик выслушал Фирсова угрюмо, но не перебивая. Фирсов знал, что по институту ходили слухи, будто он не захотел оставить у себя выпившего Славика, повез его к жене домой, не справился с управлением, сбил женщину, покалечил машину и теперь пытается представить Славика виновником всех своих бед. Откуда пошли такие слухи, можно было только догадываться. Последнее время Фирсов и Мохов ходили в столовую порознь.
      -- Старик, у меня нет таких денег... -- Они стояли на лестнице лабораторного корпуса, мимо ходили люди, и Славик говорил чуть громче, чем хотелось бы Игорю. -- Ты же знаешь, я еще за машину не рассчитался. Теперь ремонт предстоит... -- Он пожал плечами. -- Не знаю, чем тебе помочь...
      -- А себе помочь не хочешь? Смотри, потом будет поздно...
      -- Не надо брать меня на испуг...
      -- Значит, "нет"?
      -- Опять двадцать пять, -- устало сказал Славик. -- Ну ты даешь...
      -- Хорошо, Славик, спасибо тебе за все. -- Он протянул руку, и Мохов машинально пожал ее. -- Ты настоящий друг. Спасибо. Всего доброго!.. -- И стал не спеша подниматься по лестнице, не видя и не слыша спускающихся ему навстречу людей.
      Потом выписалась из больницы Еникеева, следствие закончилось, и Яков Ефимович, который, поплевывая на пальцы, пролистал все страницы дела и выписал в блокнотик каверзные места, озабоченно поцыкал зубом: "Да, второй фигурант -- не промах. На листе восьмом свидетельские показания некоего Петрова, который видел из окна своей квартиры момент происшествия и утверждает, что мужчина в темной куртке выскочил из машины через заднюю дверцу и побежал к телефону-автомату. А на десятом листе показания соседки Мохова по лестнице, с которой он поднимался в лифте и которая утверждает, что Мохов, как ей показалось, был абсолютно трезв, но взволнован. С его слов она узнала, что совершен наезд на женщину и Мохов спешит домой, чтобы вызвать "скорую", так как из автомата не дозвониться..."
      -- А схема? -- спросил Игорь, покусывая ноготь. -- Что на схеме?..
      -- Поворот вправо по дуге длиной одиннадцать метров, тормозной путь -- шесть с половиной метров до наезда. Так под колеса не бросаются...
      -- Н-да, -- сказал Игорь и отошел к окну; к тому самому, в которое он смотрел месяц назад, когда Славик садился в машину отца. -- Н-да...
      Вошел следователь и с улыбкой кивнул адвокату. -- Ну что, все в порядке? Протестов писать не будем? -- Он улыбнулся и Игорю. -- Вы обвинительное заключение прочитали? Свое мнение написали?
      -- Написал, что не согласен, -- сказал Игорь и отвернулся. Его поразило, с какой обыденностью и легкостью решается его судьба. "Это не следователь, а шельмец какой-то, -- думал он, глядя на расторопного мужчину в звании капитана. -- Раз-два и готово. Свидетели, показания, обвинение... Ну ничего, еще не вечер. Впереди суд, и там разберутся..."
      -- Ну и отлично, -- следователь взял со стола картонную папку с фиолетовым номером на обложке, полистал ее, удовлетворенно кивнул и сунул в стол. -- Дня через три дело будет в суде. Звоните в канцелярию, узнавайте. Яков Ефимович остался в комнате, а Фирсов вышел. "Чепуха какая-то, -- думал он, прохаживаясь вдоль серого здания милиции и поглядывая на выстроенные в ряд "Волги" и "козелки" с мигалками на крыше. В одной машине хохотали три милиционера и парень в штатском. Через приоткрытое окошко до Игоря доносилось слова: "Я ей говорю -- куда же вы, гражданочка? А кто будет пол мыть? Вот и трусики ваши. Ха-ха-ха!" И адвокат какой-то мямля -- другой бы написал протест прокурору и отправил дело на доследование. Чушь, собачья чушь..."
      Яков Ефимович сбежал по ступенькам, нашел глазами Игоря и мотнул головой в сторону троллейбусной остановки. ''Идемте. -- Он переложил портфель в другую руку и взял Игоря под локоть. -- Поговорить надо..."
      Разговор вышел туманный, с множеством недомолвок и оговорок, и Фирсов понял одно -- вину Мохова теперь не доказать, и вся надежда только на суд, где у Якова Ефимовича есть старинный приятель, который при известных обстоятельствах, возможно, возьмется помочь ему смягчить приговор до минимального.
      -- Это сколько? -- спросил Фирсов.
      -- Год-полтора, -- негромко сказал Яков Ефимович.
      Они уже сидели на пустой скамейке, и адвокат беспрестанно барабанил пальцами по портфелю.
      -- А сколько мне добавят, если на суде я двину Мохову в ухо? -- Фирсов старался говорить небрежно.
      -- Ну что вы, ей богу, как мальчишка, -- досадливо поморщился Яков Ефимович. -- Запомните: никогда не следует сердить суд и следствие. Вы же солидный человек, к чему это ребячество...
      -- Ну все-таки?.. -- весело настаивал Игорь. -- Должен же я получить сатисфакцию...
      -- Оставьте эту дурь, -- махнул рукой адвокат. -- Если бы мне не рекомендовали вашего тестя как человека порядочнейшего и надежного... К чему вам эти жесты? Получите условно -- стройки народного хозяйства. Будете жить в общежитии, на выходные приезжать домой... Там, глядишь, какая-нибудь амнистия подоспеет, сбросят треть от оставшегося...
      Разговор напоминал Фирсову необременительную игру в шахматы или карты, где проигрыш невелик, и главное -- не подать виду, что ты им огорчаешься.
      -- А что, оправдать меня нельзя?
      -- Ну что вы -- исключено. Оправдательные приговоры у нас не выносятся. Может быть, раз в сто лет один и случается... К тому же криминал в ваших действиях налицо: автомобилем управляли вы и наезд совершили тоже вы. Вы же в этом сами признались. А что до помехи со стороны пассажира -- Мохов в нашем случае де-юре владелец машины, но де-факто пассажир, -- то помеха с его стороны не подтверждена в ходе следствия...
      -- Ясно, -- сказал Игорь и стал подниматься, поражаясь собственной невозмутимости. -- Вы на троллейбус?
      -- Да, мне до метро.
      -- Я вам позвоню.
      -- Нет, звонить не надо. Лучше поймайте меня в консультации. Время у нас еще есть.
      Они расстались, и Фирсов зашагал по малознакомым улицам, теряя счет сигаретам и зло поддавая ногой случайные камушки, прибившиеся к поребрику тротуара. Он ругал и адвоката, и следователя, и наши детективы, в которых знатоки изобличали преступников по клочку трамвайного билета или с помощью ЭВМ выявляли расхождения в показаниях очевидцев. Где все это? "Распишитесь, что ознакомлены. Через три дня дело будет в суде". А адвокат? Настя рвалась к следователю, чтобы подтвердить пьяно-мычащее состояние Мохова в тот вечер, но Яков Ефимович уверял, что проку в этом никакого: ну пил Мохов, ну садился на переднее сиденье -- но остался ли сидеть там, когда был совершен наезд?