Соседи по временам слышали из его квартиры, как они говорили, "волчий вой", который до них доносился.
      Затем в городе стало известно, что Васнецова поместили в психиатрическую больницу.
      Театр осиротел. Шли спектакли, некоторые из них делали даже неплохие сборы, но зрители и актеры - все чувствовали, что не стало в театре чего-то самого важного.
      Это был его театр, и даже в те вечера, когда, бывало, прежде он не участвовал в спектакле, -все равно - это был вечер его театра.
      Шло время, но Васнецова не забывали. Говорили часто о нем, жалели. Он вернулся из больницы почти через год, худым, остриженным, молчаливым. Актер Мурманский забрал его к себе, и Васнецов этому молча подчинился.
      Он никуда не выходил, все время проводил в комнате, которую вот уже несколько лет Мурманский снимал у древней старушки недалеко от театра.
      Часами Васнецов стоял у окна, когда Мурманского не было. Садился за стол, когда звали обедать.
      Односложно отвечал на вопросы.
      Мурманский постоянно убеждал его, что нужно вернуться в театр, что это поможет ему.
      Спали они с Мурманским в одной комнате - кровать против кровати.
      Мурманский неторопливо снимал пиджак, жилет, брюки, затем отстегивал широкий желтый ремень, надетый через грудь,- на этом ремне держался его протез.
      Отстегнув ремень, он отнимал свою механическую ногу и ставил ее стоймя между кроватями.
      На ногу, как на вешалку, он надевал ранее снятую одежду, нырял под одеяло и начинал вздыхать.
      - Перестань, Миша,- просил Васнецов,- не надо. Это невозможно, понимаешь, невозможно. Все ушло. Все. Я бездарен, как табуретка. Спи, друг.
      Он отворачивался к стене и лежал долгие ночные часы с открытыми глазами.
      Приходили к Васнецову и депутации: актеры - его коллеги, представители зрителей. Приходил и ответственный товарищ из отдела народного образования, которому подчинены театры,- все было бесполезно.
      Однажды вечером Мурманский, не занятый в спектакле, сидел дома и вязал теплые носки для Васнецова.
      К вязанию он пристрастился еще в те времена, когда долгие месяцы после ампутации ноги лежал в больнице.
      Он скрывал от всех это свое любимое занятие как нечто стыдное, и только Васнецов знал о слабости своего приятеля.
      Степан Иванович сидел, как обычно, у окна. На коленях книга, которую он все собирался прочесть, да никак не мог заставить себя открыть ее.
      За окном в свете фонаря видно было, как падает снег, рак то и дело скользят на раскатанной с утра мальчишками ледяной дорожке прохожие.
      - Степа,- сказал неуверенно Мурманский,- может, хоть в "Ренессанс" на часок... Васнецов неожиданно ответил:
      - Идем.
      В "Ренессансе" инструментальный квартет играл аргентинское танго, безуспешно состязаясь со стуком вилок и ножей, с возбужденными спорами посетителей и выкриками подвыпивших девиц легкого и легчайшего поведения.
      На пятачке перед оркестром несколько пар, сталкиваясь и расходясь, пытались танцевать танго.
      К Васнецову и Мурманскому сразу же подсело несколько собутыльников по прежним временам.
      Официанты, почуяв добычу, сбились у этого столика, смахивая воображаемые пылинки с чистой скатерти и расставляя посуду.
      Через час пьяная компания перекочевала в ресторан "Советский", потом в ресторан "Франсуа", где Васнецовым было разбито два больших зеркала.
      И завертелось, завертелось все снова.
      Кутеж пошел за кутежом, замелькали какие-то незна-1комые лица, каких-то женщин с отвращением выпроваживал Васнецов утром из дома или сам сбегал из их квартир, в которые бог весть как попал.
      А вечером все начиналось заново.
      Однажды он проснулся в чьей-то кровати и в ужасе "вскочил, увидев рядом на подушке окровавленное лицо.
      Оно - окровавленное лицо, впрочем, зевало, и при этом с него падали кроваво-красные куски мяса.
      Оказалось, что дама, у которой - в итоге сумасшедшей ночи - очутился Васнецов, в косметических целях накладывает на ночь под глаза кровавые бифштексы.
      А так как ей нечего было опасаться, что совершенно невменяемый Васнецов это заметит, она решила не пропускать процедуры и, ложась спать, пришлепнула себе бифштексы на лицо.
      Ничего не поняв, в страхе схватил Степан Иванович свои вещички и, не попадая в рукава, взяв в охапку все вместе - брюки, пиджак, шубу, бросился бегом из этого дома.
      Вскоре Васнецов вернулся в театр, и состоялся наконец первый спектакль с его участием.
      Он играл одну из лучших своих ролей - Бальзаминова.
      Барышники продавали билет стоимостью в полтора рубля за десять.
      Васнецовского Бальзаминова город хорошо знал. Этот спектакль игрался великое множество раз, в том числе и в шумные, веселые бенефисы Васнецова -тогда еще жива была эта традиция.
      Первое появление Бальзаминова после двухгодичного перерыва было встречено такой восторженной овацией зала, что более десяти минут - случай небывалый на драматической сцене - невозможно было продолжать спектакль.
      Васнецов стоял, пережидая рукоплескания, затем он раскланялся, еще, еще и еще раскланялся, затем стал жестами просить зрителей сесть, успокоиться.
      Эта овация выражала и радость по поводу возвращения любимого актера, и сочувствие ему, и желание поддержать...
      Шел спектакль, и Бальзаминов говорил и делал все то, что и прежний Бальзаминов - очаровательный дурак, маменькин Бальзаминов, ищущий богатую невесту.
      И пулевые сцены с гениальным текстом Островского были все те же.
      И знаменитые васнецовские отсебятины - публика знала их наизусть - были те же...
      Зрители улыбались, вот наконец вернулся их Васнецов, они снова видят его в своем театре...
      Шел спектакль, проходила сцена за сценой, и в зрительном зале нарастало какое-то смутное беспокойство. В первом антракте еще об этом не говорили. Довольно много поаплодировали и пошли в фойе, в буфеты...
      Но что-то все-таки уже случилось, уже возникло, какое-то еще не осознанное, не понятое чувство.
      Во втором и особенно в третьем акте зрителям стало ясно что их Васнецова, прежнего Степана Васнецова больше нет.
      Это был он и не он. Что-то исчезло, погасло в нем. Что-то главное - может быть, сама жизнь ушла...
      После каждого акта аплодировали и в конце спектакля его несколько раз вызывали, но, выйдя из театра, многие уже прямо говорили, что прежнего Степана Васнецова не стало.
      Он доиграл сезон, а затем был приглашен в Москву. Там он и прослужил еще несколько лет, считаясь очень хорошим актером, но Москва так и не узнала никогда настоящего Васнецова.
      Никогда, ни на одно мгновение, не возвращался тот, в кого без памяти влюблены были зрители, кто был одним из самых выдающихся артистов русского театра.