ГЛАВА ПЕРВАЯ

Не без добрых людей

Такой пакости я от Фролова не ждал. Конечно, говорили о нем разное – и что завалить кого угодно ему раз плюнуть, и что перед сессией к нему надо с конвертиком подойти, – но мне казалось, это бред. На вид вполне себе ничего дядька, объясняет доходчиво. Да, язва – но я и не заказывал совершенства. Ладно бы всякие Смирнюки с Ласточкиными, для теоретической механики они слишком тупы – и потому надеются на зеленые аргументы… Но я-то честно учил!

– Иван Семенович, ну как же так? – От своего детского лепета мне было противно. – Я же учил!

– Учили, конечно… Через пень, через колоду. – Очки доцента Фролова пустили по потолку солнечный зайчик. – Если б вы еще на лекции изволили ходить и семинары посещать, может, чего и усвоили бы… А так… За три дня, юноша, никакой предмет не изучить… особенно мой предмет.

– Но я же написал по билету!

– Курица тоже пишет, – кивнул злобный препод. – Лапой, знаете ли. В общем, неудовлетворительно, Чижик. Забирайте вашу зачетку, не хочу ее марать записью.

– А как же теперь? – растерянно спросил я, скользнув глазами по аудитории. Там оставалось всего двое – старательная девочка Вострикова и скучный, как осенний дождик, Валера Пенкин. Остальные уже отстрелялись. Успешно, кстати, – ни одного неуда.

Ну почему я? Почему именно мне высшие силы подкинули такую засаду?

– А теперь после сессии, на пересдачу. – Чуть скривив тонкие губы, Иван Семенович исполнил улыбочку. – Только уже не мне, я со второго числа в отпуске. Будете пересдавать комиссии на кафедре…

Ну и что тут оставалось делать? Я собрал вещи и вышел. Хотя какие вещи – исчирканные листки в клеточку и гелевую ручку. Сумки Фролов потребовал вынести из аудитории еще до начала экзамена.

В коридоре было пустынно – только солнце, пыль и вездесущий тополиный пух. Наши, наверное, уже разошлись – пить пиво, общаться с противоположным полом и вообще заниматься всем тем, что делают люди после жаркого боя… то есть успешно сданного теормеха.

Мысль про бой мне совершенно не понравилась. Бой, война, войска, присяга… Если сессию не закрыть, то ведь осенью от повестки не отвертишься… Откосов по медицине у меня никаких, а покупать их – так ведь и с деньгами по нулям. Говорят, отсрочка на год – две с половиной зеленых штуки… Работая сутки через трое на автостоянке, уж никак не накопить. Да и накрылась подработка… Вновь сработал основной закон природы – закон подлости… Ну опоздал на полчаса… Подумаешь, трагедия… Другие, что ли, не опаздывают? Так нате – приперся с проверкой въедливый сморчок Альбертыч… Двести ежемесячных баксов – коту под хвост.

А на родителей надеяться без толку – их бюджетных зарплаток хватает разве что на продукты первой необходимости, ну и за квартиру… Плюс к тому же бабулина онкология… Каждый лишний родительский рубль утекает в ее уколы…

– Здорово, Чижик! Оттуда?

– Оттуда, – мрачно кивнул я.

Оказывается, пока я сидел на подоконнике и предавался мировой скорби, рядом нарисовался бледнолицый Жора Панченко из группы В-9. Эти уже с теормехом отстрелялись, у них теперь только химия.

– А чего такой грустный? Банан лижешь? – Панченко никогда не отличался тактом.

Он вообще мало чем отличался – разве что повышенной скользкостью. Мы с ним раньше особо не пересекались, с таким и поговорить не о чем – кроме попсы и девок, его, похоже, ничего не волнует. Книжек не читает, в компах не шарит…

Впрочем, ходили о нем разные мненьица. Тусуется с какими-то деловыми, тачку вроде купил, «БМВ». Подержанную и битую, само собой, но все-таки. Ну и ссориться с ним тоже не рекомендовалось. Сам-то парень хлипкий, но вот его компания…

– Козел этот Фролов, – пожаловался я не то Жоре, не то гулкому пространству. Шестой час, однако, пора и сваливать отсюда.

– Козел, – согласился Панченко. – Выгнал?

– Выгнал…

– И что теперь делать думаешь?

– Будто есть варианты. – Во рту скопилась слюна, и я не сплюнул на пол единственно ради того, чтобы не уподобляться Жориным друзьям. – После сессии на пересдачу. Комиссии на кафедре. Сам-то в отпуск свинтит.

– Да, комиссии – это хреново. – Панченко поглядел на меня с неожиданным участием. – Комиссии стопудово не сдашь, учи – не учи. Ты разве про Гущина не в курсе?

– А про что надо быть в курсе?

Завкафедрой теоретической механики Павла Ильича Гущина я видел всего раза два-три. Ничего он у нас не вел, на работу приходил редко. Было дедуле глубоко за восемьдесят, и песок из него сыпался прямо как в песочных часах. Осталось всего-то на пять минут.

– А про то, что сдать ему вообще невозможно. По нулям, – с готовностью сообщил Жора. – Он же сорок лет назад учебник по теормеху написал и, кроме учебника своего, ничего не знает и знать не хочет. Все определения, теоремы – только по своему учебнику спрашивает. А мы ж совсем по другой программе учимся. Но ему это до фонаря – ответишь правильно, а он скажет: «В учебнике не так». И все, пролетел. Его ж стараются не пускать ни на госы, ни на защиты дипломов, знают, что мозгами застрял в эпохе недоразвитого социализма. Только вот понимаешь, какая тема – пересдавать придется именно ему. Там у них график отпусков такой, что все разбегутся после двадцать восьмого, он один остается, ну, еще ассистентов парочка, но они не в счет.

– Круто, – только и нашелся я. – Вот же попал…

– А ты что же, Дрюня, – прищурился Жора, – к Фролову подхода не знаешь?

– Ты о чем?

– Да вот об том. – Панченко выразительно потер похожие на переваренные сосиски пальцы. – Ты что, типа честно сдавать пошел?

– Так я ж вроде как выучил.

– Чувак, да ему же все отстегнули по-тихому. – Жора облизнул бледные узкие губы. – По тарифу. Больше с народом общайся, вот и будешь в курсах.

– Блин… И какой же тариф?

– Ни фига не знаешь и на лекциях не был – двести, знаешь фигово, но ходил – полтораста, посещал и как бы знаешь – всего полтинник.

Жорин голос звучал одновременно и насмешливо, и сочувственно. Наверное, я сам так говорю, когда к какому-нибудь чайнику прихожу настраивать собранный на коленке комп.

– Слушай, – повернулся ко мне Жора, – а он в ведомость-то неуд вкатал?

– Нет вроде. Просто вернул зачетку, сказал, марать не хочет.

– Ну, это уже неплохо. Толстый намек типа.

– Толстый-то толстый, – возразил я, – да вот я тощий. В финансовом смысле. Так что абзац. Похоже, осенью ждет меня кирза.

Панченко на секунду задумался, потом хохотнул:

– Не гони, Андрюха, вопрос решаемый. Короче, чисто по дружбе помогу. Давай свою зачетку, я с Фроловым сам разрулю, дешевле выйдет.

Ну и что мне оставалось? Гордо пожать плечами и сказать, что у бандитов не одалживаюсь? Так ведь, во-первых, я и не знаю про него точно. Мало ли что говорят. А во-вторых, бандиты что, не люди?

Было и «в-третьих», и оно-то как раз стояло на первом месте. Очень уж не хотелось вылетать со второго курса белым лебедем. И осенний призыв, и вообще…

Все это промелькнуло в голове за секунду – и я протянул Жоре свою едва не убитую зачетку.

Может, если бы он просто предложил деньги, я бы и отказался. Общаться с поганым доцентом было выше моих сил. Но когда предлагают еще и дипломатические услуги…

– Тебе сколько? – деловито поинтересовался он. – Тройбан устроит или надо выше?

– Устроит, – вздохнул я. – Стипухи и так не видать.

– Погоди, я быстро.

Панченко вроде стоял здесь – а секундой спустя он уже деликатно приоткрыл дверь и просочился в аудиторию. Да, скользкий парнишка.

Делать все равно было нечего. «Король и шут» гремели в наушниках, старый-старый их альбом «Камнем по голове». Я поудобнее устроился на подоконнике, ослабил звук. Все равно сейчас не до музыки. Камнем ведь – и по голове.

Окно за моей спиной было закрыто, шпингалеты забиты наглухо и вдобавок закрашены масляной краской. Институтскому завхозу Матвеичу плевать, что духота, что плюс тридцать. Правокачателям он доходчиво объяснял, что плюс тридцать вполне можно потерпеть, в отличие от минус тридцати. Закрытое окно целее, а то и грозы случаются, и студент чуть ли не каждый норовит выпасть…

Как там у «Короля» с «Шутом»… «Разбежавшись, прыгну со скалы. Вот я был – и вот меня не стало…»

Я мысленно представил красный блин, в который совсем несложно было превратиться. Простое решение всех проблем – академических, финансовых, кирзовых… ну и личных, конечно. Похоже, с Иришкой все. Полностью и окончательно. Если б она тогда орала, подогревая в себе градус истерики, шансы бы еще оставались. Но увы, голос ее звучал ровно, как вычерченная по линейке прямая. «Андрюша, я, конечно, понимаю твои чувства, но и ты должен понять… Ты только не злись, ладно? Ну, поиграли в любовь, бывает… А теперь у меня начинается настоящая жизнь, и постарайся мне не мешать, ладно?»

Настоящая жизнь называлась Геной, и тут уж ничего нельзя было поделать. Морду ему бить? Детский сад… К тому же поди достань до его морды… Черный пояс, школа кекусинкай. А главное – двадцать пять лет, недостижимый возраст. Аспирантура в МГИМО, референт в каком-то торговом представительстве, папа – директор банка «Транскредит», мама – чиновница в Московском фонде недвижимости… И вдобавок ко всей этой жути – самые серьезные намерения. Такому западло гулять просто так – нет, обязательно нужно создать здоровую ячейку общества. А чего ж не создать, ты же не студент-второкурсник со смешной фамилией Чижик, смешным факультетом «Технологии агрегатов пищевой промышленности», смешными родителями – инженером-химиком и учительницей литературы… А уж жилищные условия до чего смешные… двухкомнатная в хрущобе на четверых… И ту снесут, типа вот вам равноценная площадь в Жулебине или в Бутове…

Короче, Иришка сделала правильный выбор, ее можно только поздравить и произнести вместе с заученным в школе Пушкиным: «…как дай вам Бог любимой быть другим». Но Пушкину хорошо было швыряться прощениями, вон у него сколько вариантов – от крепостных девок до какой-нибудь Анны Петровны Керн или Полины Виардо… Впрочем, Полина, кажется, была у Тургенева.

В общем-то, действительно несложно. Можно ногой раза два по стеклу влепить – и готова дорожка на тот свет. А можно не возиться с осколками, в туалете окно все-таки открыто. Оно и понятно, иначе без противогаза не зайти – дымят. Говорят, падать лучше спиной вперед, так решиться легче. Правда, говорят все больше теоретики. Практики молчат.

Мысли были так, несерьезные. Не псих же я, чтобы на самом деле… как там говорила наша классная, Маргарита: «Лучшее средство от насморка – это отсечение головы».

Интересно, а как Жора дипломатию крутить станет? Что, прямо в аудитории баксы сунет? Там же люди еще. Конечно, им вроде как по фигу, но не совсем же он идиот…

Жора оказался не совсем идиотом, равно как и доцент Фролов. Сперва из аудитории невозмутимо вышел Панченко и скучающе облокотился о стенку, минуту спустя дверь выпустила Ивана Семеновича, который, не кинув на меня и взгляда, решительно проследовал в туалет. Чуть выждав, туда же двинулся и Жора.

Процесс баксоиспускания был короток. Выходили они в обратном порядке – облегчившийся доцент Фролов вернулся к моим недомученным одногруппникам, потом возле подоконника нарисовался довольный Панченко.

– Фу, ну и жара, – сообщил он, утираясь ладонью.

– Ну как? Что Фролов?

– Вот, держи, – протянул он мою зачетку. В графе «теоретическая механика» торчал «удовл», сопровождавшийся размашистой доцентской подписью.

– Сколько? – Я постарался произнести это небрежно, хотя в желудке у меня все кололось иголками.

– Да понимаешь, старик, – вздохнул Жора, – что-то этот козел на тебя взъелся. Ты ему типа хамил? Короче, он только на пятьсот согласился.

– Пятьсот?! – Мне представлялось что-то раза в три-четыре меньшее. Жора ведь сам говорил: у него дешевле выйдет.

– Ну вот так срослось, – с грустью подтвердил Панченко. – С ним торговаться беспонтово, он о себе слишком много понимает. К тому ж ему бабки сильно нужны, дочь-то полгода уже по больницам, троллейбусом ее переехало, прикинь. Что, и этого не знал?

– Где же я пятьсот возьму? – Ощущение иголок в желудке усиливалось с каждой секундой. Перееханную дочку, конечно, жалко, но себя-то жальче в сто раз.

– Ну, это твои проблемы, – спокойно ответил Жора. – Где-нибудь найди. У друзей там, у мамы-папы… Откуда я знаю? Короче, у тебя неделя есть, потом уж, извини, пойдут тикать проценты. По стандарту, десять за неделю.

– Блин, да нет у меня! И занять не у кого.

Панченко внимательно посмотрел на меня.

– Андрюха, я чего-то не врубаюсь. Ты меня просил помочь? Просил. Ты знал, что это будет стоить? Знал. Причем, прикинь, я с этого вообще ни хрена не имею, я дал Семенычу полштуки, и вернешь ты мне полштуки. Если за неделю, конечно. Ты чем думал вообще?

– Ты ж сказал: дешевле выйдет, если сам разрулишь. – Глаза, к моему стыду, начало щипать. – А теперь выходит пятьсот?

– Ну да, а без меня он бы, может, и штуку запросил, – усмехнулся Жора. – Ему ж по барабану, что ты из института вылетишь. Кто ты для него – сынок, племянник? У него на тебя вообще саблезубый клык… – Мой сокурсник блеснул тонким юмором.

– Короче, ты меня подставил. – Желудочные иголки понемногу начали превращаться в кипяток.

– Опаньки! – сейчас же взвинтился Жора. – Я тебе помог, я из своих заплатил, и это типа называется подставил? Чувак, ты вообще знаешь, что такое подстава? Ты вообще чего по жизни знаешь, кроме барабанов своих да игрушек комповых?

– Что же мне делать? – совсем по-детски протянул я. Вроде ведь и чуял, что попался как лох, но и возразить было нечего. Формально-то он кругом прав. Не пойдешь ведь к Фролову разбираться, сколько тот запросил за «удовл». И Жорка не отнимал у меня зачетку, я же сам ему дал… Комп, что ли, продать? Так ведь он древний, он третий пень… Больше ста пятидесяти никак не выручишь. Да и не получится за неделю…

– Но, между прочим, варианты всегда возможны, – бледная, точно мукой присыпанная Жорина физиономия озарилась вдруг доброй улыбкой. – Ты вот после сессии куда намылился?

– А… – махнул я рукой… – С родаками на дачу. Денег-то на юга нет…

– Знаешь чего, – задумался Панченко, – у вас когда последний экзамен, в среду? У нас тоже, химия. Ну вот в среду встретимся и перетрем про наши дела. Короче, есть варианты. Типа, не деньгами, так натурой… Да ты чего, я ж не в том смысле! Я в смысле, что подыщу тебе подработку… Не боись, все пучком будет. И хорошим людям поможешь, и долг вернешь, и еще останется на игрушки. Ладно, я поскакал.

Жора приятельски хлопнул меня по плечу – и вот уже он в конце коридора. Странно, вроде рыхлый как тесто, никаким спортом сроду не занимался, а вот умеет же двигаться, как ниндзя…

До среды я, конечно, ничего не придумал. То есть, конечно, позвонил одному-друтому-третьему, но все бесполезняк. Безденежные у меня какие-то друзья. С родителями и говорить не стал – чего их проблемами грузить, этого добра у них и без меня полно. И бабуля, и снос дома – говорят, чуть ли не осенью. Ленку в лагерь сплавили, так теперь мама каждый день устраивает сеанс переживаний – как бы девочку не испортили, как бы в свои одиннадцать не перестала она быть девочкой. Мама как газет начитается, так и прет из нее чернуха. Как из нефтяной скважины, фонтаном. Представляю, что бы с ней стряслось, узнай она о моих делах. Все равно как в эту нефтяную скважину спичку бросить.

Интернет тоже не принес облегчения. Да, опять закон подлости. Вкусных объявлений полно, а как позвонишь – то уже нашли человека, то фирма ликвидируется, то «оставьте резюме, будем смотреть… напомните о себе в августе-сентябре». Сперва я искал что-то по сисадминству, потом, отчаявшись, готов был и курьером пойти… Но ведь курьерские полтораста-двести баксов не спасут отца русской демократии. Впрочем, и тех не нашлось – в офисах летнее затишье… перед сентябрьской бурей. Кинул я, само собой, слезный вопль в «живом журнале», пришло четыре коммента. Три с сочувствием, один – предложили строительную шабашку. Которая с двадцатого июля по конец сентября. Увы и ах.

…Среда встретила меня все той же одуряющей липкой жарой, когда просыпаешься потным и через час после душа снова в поту. Не экзамены в такую погоду сдавать, а на пляже валяться, желательно с пивом, причем из холодильника. А тут… узлы установок, чертежи, заучивать наизусть наборы характеристик…

И все же мне повезло. Видимо, жара притупила не только наши студенческие мозги, но и Антонине Викторовне все уже стало по барабану. Да она и так была теткой невредной. К моему удивлению, уже в десять утра я оказался в коридоре с зачеткой, украшенной надписью «хор». Сквозь немытые окна доносился трамвайный лязг, темнели внизу кроны тополей, носился по коридорам озабоченный народ. И было мне кисло. И во рту, и на душе.

Я одновременно и боялся столкнуться с Панченко, и хотел этой встречи. Хуже всего неопределенность. Что же он за работу предложит? Героин из Чечни возить? Олигарху какому бомбу в дом подкинуть? Или он не так уж и шутил про «натурой расплатишься»? Бр-р… И ведь на фиг его не пошлешь, достанет.

Мобильник у меня на поясе прочирикал советский гимн. О, Колян проявился!

– Здорово, чувак! – полился в ухо его оживленный говорок. – Ты чего там, над учебой припух? Не забыл, что сегодня собираемся последний раз перед осенью? Ага, в шесть, как обычно. Будешь? Ну давай, до скорого.

Что ж, хоть на что-то отвлечься можно. Пускай это, по большому счету, и не очень серьезно. Группа «Бивни мамонта», восхищайтесь, девки, падайте в объятья, залы, набивайтесь под завязку, пресса, галди, сверкай вспышками, и букеты на сцену, букеты… веники из роз и хризантем. Диски на всех лотках, три веселые морды и трупик волосатого слона…

На самом деле – комнатка в подвале Риткиного дома, в складчину купленные с рук инструменты: барабанная установка, саксофон, бас-гитара. Еженедельные посиделки, гордо именуемые репетициями, два раза даже выступали где-то на окраине, в молодежном клубе «Сарделька» (официально он назывался как-то романтично, не то «Чайка», не то «Альбатрос», но все почему-то говорили именно «Сарделька»).

Ну и мы – саксофонист Вовка Иволгин, бас-гитарист Колян Цыпленко и я, великий барабанщик Андрей Михайлович Чижик. Стая ощипанных птиц, как называла нас Ритка. Впрочем, несмотря на свою вредность, именно она устроила нам эту бесплатную комнатку по средам, с шести до восьми. Мама ее чем-то заведовала в РЭУ и провела как художественную самодеятельность… Еще Ритка писала нам текстовки песен, и хотя мама моя скептически хмыкала, других текстов у нас все равно не было.

Еще год назад мне казалось, что впереди у нас – лучезарное будущее, что мы делаем настоящую музыку, не попсу для тупых жвачных и не нудятину для худосочных эстетов. Но чем дальше, тем больше я понимал, что все это детство играет, мечта прославиться и все такое… А на самом деле ну какие из нас музыканты? Из всех нас только Колян окончил музыкалку, и то, как он сам признавал, «отмучился». А я оттуда и раньше сбег, после пятого класса. Не то чтобы совсем ни у кого ни слуха, ни голоса, но одно дело девчонкам под гитару петь, и совсем другое – выступать на публике.

Сомнениями своими я, правда, с ребятами не делился. Все равно неплохо, что есть где и с кем собраться, есть ощущение дела… А что игра – так и в компьютерные игры когда режешься, знаешь ведь, что понарошку, а захватывает же…

Ну и сколько мне ждать Жору? Они вроде химию в 312-й сдают, на третьем этаже. Для очистки совести я сунулся туда, сходу не выцепил его взглядом. Может, сдает уже, а может, и сдал. Ладно, это ж ему от меня что-то нужно, захочет – найдет. Конечно, номер мобильного я ему не давал, но такие ребята и сами все всегда узнают.

Выждав еще минут десять, я с чистой зачеткой и мутной совестью поехал домой. До шести оставалась уйма времени, можно было бы созвониться с кем-нибудь, отправиться, например, в Измайловский парк, на озера – но мне все было влом. Так я до вечера и провалялся на диване с книжкой Стивена Кинга. Чтение не утешало – проблемы американских детишек, преследуемых дьявольским клоуном Пеннивайзом, казались мне игрушечными на фоне собственных, более чем реалистических.

В шесть я был уже в наших «Бивнях». Причем пришел первым, что со мной нечасто случается. В результате пришлось подпирать стенку, ожидая Коляна – ключи были у него. Мы вечно собирались сделать каждому по копии, но руки никак не доходили.

Чертыхался я до половины седьмого, когда наконец появился нагруженный пивом Колян. «Клинским» он частично искупил свою вину, но я все равно сообщил рыжему, что он урод, а говоря точнее – гибрид шакала с обезьяной. Рыжий, впрочем, не обиделся. За четыре года нашего общения как только мы друг друга не подкалывали…

– А Вовка чего? – осведомился я.

– Вовка – хитрый перец, – ковыряясь ключом в заедающем замке, сообщил Колян. – Я ему звонил только что. Он типа в Питере сейчас, с Анютой, к ее тетке намылились до второго июля.

Дата сия тут же напомнила мне об отпуске доцента Фролова. Закон равновесия как бы – одни возвращаются, другие уезжают.

– Ну и чего, будем вдвоем репетировать? – Я покосился на батарею выставленных в ряд запотевших бутылок.

– Жарко… – зевнул Колян. – Ломает меня что-то… Да и не выйдет ничего толкового. В «Гремя костями» партия саксофона ведущая. А Вован как бы нас предал. Променял на белые ночи.

– Тогда по пиву? – Я пододвинул ящик, заменяющий стул, к тому, что заменяло нам стол. То есть к найденной на помойке двери, уложенной на такие де ящики.

Догадливый Колян взял и сухариков-кириешек, так что получилось все вполне интеллигентно.

– Ну, как сессия? Отстрелялся? – Колян откупорил бутылки.

– Отстрелялся-то отстрелялся, – сделал я первый, самый приятный глоток, – да только вот и себя подстрелил.

– Это как? – присвистнул Колян. – Загадками изволишь?

– Да какие уж там загадки. Полная фигня вышла.

И я рассказал все. Чего, действительно, стесняться? Колян – свой парень, поймет как надо. Ну да, лопухнулся, так что ж теперь, от всех таиться? Пятьсот баксов, конечно, у него не надыбать, но хоть выслушает.

Колян выслушал внимательно, не перебивая. Глядел, правда, не на меня, а на стенку, обвешанную постерами. Будто мысленно советовался с Цоем и Битлами.

– Короче, я понял, – сказал он наконец. – Дело фиговое, но не хреновое.

– У тебя пятьсот баксов есть? – наивно понадеялся я.

– Стольник мог бы занять, а больше никак. Думал, летом подработаю, но вот другая тема возникла… Кстати, а это мысль…

Он хлебнул еще пива, аккуратно зажевал микроскопическим черным сухариком.

– Не тяни кота за резину. Что за мысль?

– Да вот были планы подработать. Возник интересный вариант, мне Пашка Стылов контакт подкинул, ну, ты его видел, наверное, из нашей школы, на класс старше был… Короче, есть один дядька, вроде как менеджер по найму, ищет работников. Что-то типа строительства или какое-то сельское хозяйство, я не вникал… но там чисто, не криминал никакой, контракт с тобой заключают, зарплата белая… Набирает на сезон, то есть июль-август, деньги там от восьмисот и до полутора, смотря куда тебя поставят и как себя покажешь. Ну, я позвонил, он говорит, приходите на собеседование через неделю… То есть как раз завтра получается.

– Что-то поменялось? – сообразил я.

– Догадливый! – кивнул Колян. – Шерлоком будешь. Короче, тут у меня более интересная тема возникла. Ты знаешь Людку Иванцову?

– Это которая до десятого класса в «б» училась? Чернявая такая?

– Она самая. С моей сестрой они дружат. Ну вот, эта самая Людка, оказывается, в какой-то организации типа «зеленых», ну там всякая ботва, экология, вегетарианство, «спасем легкие планеты» и прочее.

– Какие-какие планеты они спасают? – не удержался я. – Легкие?

– Тяжелые! – изрек Колян. – Короче, все по-своему с ума сходят. Так вот, она там активистка какая-то.

– А в чем фишка-то? Не втыкаю.

– Сейчас воткнешься. – Колян слишком энергично глотнул из бутылки, поперхнулся, вытер запястьем губы. – В общем, их контора входит в какой-то международный союз зеленой молодежи или как-то там… Ну и у них в июле типа международный экологический лагерь, в Германии. База отдыха под Мюнхеном, всякие экскурсии, мероприятия… Ну и освободилось одно место, парень там один как бы заболел… не смог, короче.

– О как! – Я начал что-то понимать. – И Людка рассказала Машке, Машка тебе…

– Йес! – Колян расплылся в улыбке, которая была бы совсем голливудской, кабы не вставные передние зубы. – В общем, мне предложили. Срочно надо было дырку закрыть… Прикинь – на халяву! Месяц в Германии, за счет тамошних «зеленых». Включая проезд. Когда еще вот так в загранку попадешь? Так что я сразу зубами и когтями в это дело вцепился. Загранпаспорт за три дня оформил, ну, заплатить пришлось за скорость, потому и на мели сейчас… Короче, тот мужик, который на работу принимает, еще не в курсе, что я с дистанции сошел. Я тебе контакты все дам, ты завтра туда приди, скажешь, что звонил, что тебе назначено. Мы же когда по телефону говорили, он обо мне ничего не спрашивал, он даже фамилии моей не знает. Просто я сказал, что на третий курс перешел, ну так и ты то же самое. Если что, скажешь, информация у тебя от Стылова.

Я задумался. Идея была неожиданная, но пахло от нее вкусно. Даже если по минимуму, по восемьсот за месяц, то уже тысяча шестьсот. Даже если подсчитать с обещанными Жорой процентами, вдвое больше выйдет. И это если по минимальной ставке!

– А этот дядька не сказал, где работать-то?

– Говорит, где-то в Сибири… То ли Тюмень, то ли что… Помню, на букву «Т». Проезд, проживание, питание – все за счет нанимателя. Ну, я подробно про условия тогда выяснять не стал…

Это еще лучше! Подальше от Москвы – значит, подальше от Жоры с его бандитскими «подработками». В сентябре встретимся, он, конечно, начнет возбухать, а я ему – держи и подавись своими процентами. Интересно, в какую сторону у него физия искривится?

– Слушай, а классная мысль. Я все равно ведь ничего не планировал, на дачу поехал бы… Скукота… Короче, у тебя есть на чем записать про этого мужика?

– Да чего записывать, – улыбнулся Колян, – у меня в ксивнике валяется его визитка, Стылов дал. Вот, держи.

Визитка поражала своей простотой и совершенством дизайна. Ни тебе виньеток, ни логотипов. Просто на закатанном в пластик белом прямоугольничке – «Аркадий Львович». И номер мобильного.

– А куда подъехать-то? – вспомнил я. – Ты ж сказал, собеседование назначили.

– А… – вспомнил Колян. – Он сказал, с утра, часиков в десять, позвонить, он разъяснит, что и как. Вот и позвони.

– Ну, спасибо, Колян. – Я сунул спасительную визитку в карман шортов. – Как говорится, мир не без добрых людей.

Аркадий Львович взял трубку после шестого гудка, я уж думал нажимать на «отбой».

– А, помню, вы звонили насчет работы. Да, наша встреча остается в силе. Подъезжайте к двенадцати на «Проспект Мира», да, на метро. Я встречу вас у входа. Как узнаю? А вы мне сейчас себя опишете. Так… ну, я понял. Да, мобильный ваш у меня отобразился. Все, увидимся.

И гудки в трубке – точно уколы тонюсенькой иголкой.

Я поплелся на кухню, поджег газ под чайником. Есть не хотелось совершенно, а вот пить… желательно холодненького, но папа, уходя утром на работу, выхлебал все остатки кваса.

Мамы тоже не было – торчала у себя в школе. Выпускной там на носу, выдача аттестатов… «Эх, скорей бы второе число», – бесконечно повторяла она едва ли не с мая. Второго июля у нее отпуск. Заклинило всех на этом втором. У доцента Фролова отпуск, Вован второго возвращается в Москву, Колян – уезжает в свою «зеленую» Германию жевать вегетарианские сосиски с безалкогольным пивом…

Вчера, конечно, не обошлось без воплей. «Что еще за шабашка, я же рассчитывала на твою помощь на даче, мы же будем перекрывать крышу!» Ну и, конечно, как все это подозрительно, как все это неожиданно, как она решительно против… Пришлось раз десять ей повторить, что я взрослый совершеннолетний человек, что у меня свои дела и свои планы, что я не буду там пить водку, зато буду регулярно звонить. Все равно кончилось слезами, хотя и не такими мощными, как я предполагал вначале.

Папа реагировал куда спокойнее, хотя тоже демонстрировал свой острый критический ум. «Какая-то сомнительная работа. Почему сомнительная? Потому что, во-первых, так резко люди своих планов не меняют, а во-вторых, ну скажи, за что такие деньги платить? Я старший инженер, у меня двадцать рацпредложений, из которых семь внедрены в производство, и я получаю восемь тысяч рублей минус налоги, а тебя, мальчишку, ничего не умеющего, берут на тысячу долларов? Тебе это не кажется странным?»

Ничуть не казалось, о чем я с ходу и заявил. Если что и странно, так это то, что он до сих пор держится за свое занюханное бюджетное КБ, а не ищет чего получше.

Конечно, я наступил на больную мозоль, причем совершенно сознательно. Разговор, ясное дело, перекинулся с моего отъезда на развал страны, демократов, олигархов… Я послушал минут пять и заявил, что пойду на боковую, завтра у меня ответственная встреча.

На ответственную встречу я и оделся соответственно. Жара жарой, но при виде юноши в мятых камуфляжных шортах и в футболке с изображением оскаленного тигра у моего нанимателя могут возникнуть некоторые сомнения. Поэтому я, чертыхаясь, влез в парадные брюки, надел кремовую рубашку с коротким рукавом и даже облачился в пиджак. Последний раз я надевал этот костюм на выпускной. Впрочем, последний раз был и первым.

Аркадий Львович нашел меня неожиданно быстро. Только я поднялся на поверхность и вышел из дверей, как он тут же подошел.

– Здравствуйте. Андрей, если не ошибаюсь?