И что с того? Да, "Струна" не всесильна, успел уже убедиться. Сам живой (пока еще живой) пример. Но ведь бывают и просто совпадения, которые, в отличие от кирпича, могут свалиться на голову в силу пресловутого "закона бутерброда" Почему бы Костику Ковылеву не познакомиться в свое время с моряком южноморского флота? Дальнегорск - город маленький... И теперь моряк пристально всматривается в мое потное лицо, пытаясь воскресить в памяти давние воспоминания... Все очень даже возможно. Равно как и то, что весь наш разговор - простой треп.
      Хватит. Между первой и второй... непотребных мыслей рой... Надо выпить еще и забыть. Забыть, но не забыться! И избегать разговоров о Кавказе. Благо, Юрик, похоже, и сам не настроен.
      - В других приютах не так, - сказал он. - Там люди очень грамотные рулят, с идеями... Со светлыми, ясен пень. Новаторы, экспериментаторы... лицо Осоргина исказила гримаса недовольства. - И всё из своей гениальной головы. Будто кроме "Сто сорок проблем между детьми и родителями", ни одной книжки не прочли!
      Я слушал молча. Я, Костя, который совсем не с Кавказа, а даже наоборот - из педа... В родном гадюшнике я не заморачивался высокими устремлениями "растить будущую смену". Честно пытался научить обормотов квадратным уравнениям и признакам параллелограмма... чтобы не одичали вконец... Наверное, я просто не романтик. И потому в "Струне", озабоченной высоким детским счастьем, я ощущал себя глухим, забредшим на концерт классической музыки. По сути, какой из меня учитель? Еще хуже, чем программист.
      Давно уже я убедился, что спор о методах воспитания в конечном счете приводит к рукоприкладству. Чаще, правда, моральному. Концепций чертова уйма, все разные - и все правильные! Нет только той, которую нам читали на педагогике и психологии. Эта уж не действует точно. Проверено, и не раз. И не только мною.
      - Играют они там. В книжных мальчиков... - Осоргин невесело усмехнулся. - Ну, завтра "Вега" к нам доберется, сам увидишь.
      О "Веге" я уже слышал. Есть, оказывается, такая славная традиция в наших струнных "упсах" - обмениваться дружественными визитами. Как раз завтра в "Березках" ожидалась делегация из Сибири, из центрального тамошнего приюта "Вега". Предполагалась по этому поводу торжественная встреча, обильная культурная программа, потом - совместный поход в какую-то лесную глушь... А то им своей тайги не хватает... В общем, призрак пионерии бродит по родным буеракам.
      - Как, продолжим? - спохватился вдруг Осоргин.
      - Конечно! - я даже спорить не стал. Разбег, похоже, только начинался. Тем более, отстаю от собеседника на целую стопку. Неприлично же! Неспортивно!
      Хотя и мы не лыком шиты, не лаптем биты. Да наш пед кого хочешь перепьет! Любых моряков... Вот железнодорожников вряд ли. Есть печальный опыт. Как-то в институтские годы случилось у нас соревнование по питию со студентами-путейцами. До сих пор вспоминаю - мороз по коже и голова болит.
      - Ну, тогда покатили!
      Из-под стола появилась бутылка. Все та же. Старая добрая "Провинциалка", наследие былых времен.
      Качество, надежность, авторитет...
      В какой еще стране, мог появиться такой вот слоган в рекламе спирта?
      - Хорошо, точно дозируем.
      Оторвавшись на миг от своей "педагогической поэмы", Юрик внимательно наблюдал за журчащим потоком, струящимся в мой стакан. Ровно половина. Похоже, в этих делах он имел опыт ничуть не меньший, нежели в мореплавании или воспитании.
      Не знаю уж, каким он был матросом, но вот учитель... Не каждого назовут дядей Юрой, тем более в присутствии ревизора из Столицы.
      - Вот, это тебе на третье, - он приподнял бутылку и потянулся к своему стакану.
      Улица меж тем разразилась истошными воплями. Мальчишки будто решили развеять мои сомнения. Здесь они, никуда не делись. Я посмотрел в окно.
      Почти стемнело. Десять часов, самое оно. Обычно в это время сгоняют спать. В летних лагерях, интернатах... Но тут, видно, своя специфика. Своя музыка....
      Трое пацанов лет двенадцати бежали по главной аллее в сторону КПП. В сумерках их было почти не видно, правда, мне показалось - все трое одеты в одинаковые майки с какими-то буквами на спинах.
      - Братцы Лизовы, - не глядя в окно, уверенно сказал Юрик. - Двое близнецов постарше, и младший еще один. Тяжелая семья... за гранью нищеты жили...
      - Бомжевали? - деловито уточнил я, вспоминая вонючие мухинские подвалы.
      - Представь себе, нет. - Осоргин вгрызся в малосольный огурец. - Даже в школу ходили... Только вот родителям фатально не везло. Вроде и непьющие, и работящие, а всё из рук уплывает. Прямо какая-то полоса невезения, шириною в жизнь. Многодетная семья - а никаких им пособий, никаких квартир... Типа как потеряли их документы... Дом в аварийном состоянии, насчет ремонта и речи нет. Нет фондов, нет речей. Главное, эти родители, Юрик сделал рукой неопределенный жест, - считали, что все нормально. Типа так всегда, типа подотрись и не кашляй. Вот и представь - у детей была самая натуральная дистрофия, ходили в обносках, мерзли... И, что самое поганое, никто вокруг ничего не замечал.
      - Как же на них вышли-то? - спросил я, думая совсем о другом. Мир перед глазами начинал плыть, вращаться, а ведь еще предстояли немалые градусы...
      - Как всегда, - ухмыльнулся Осоргин. - То есть случайно. Там еще старший братец есть, на пороге совершеннолетия... короче, подался в бандиты, шестерил... А бандиты по нашей части оказались, крышевали видео с детским порно... Ну и когда оперативный отдел их повязал, стали разбираться... Оно и вскрылось. Короче, младших к нам, а старшего... - Он пожал плечами... - Разные у нас в "Струне" есть места... для слишком запущенных случаев...
      С озера долетел гул моторки. То ли кто-то катался на ночь глядя, то ли на ночную рыбалку намылился. Над водой звук обманчив, но, кажется, лодка идет далеко. Наверное, вдоль того берега, целиком заросшего камышом.
      - Ну, ты будешь спиваться? - послышался из-за спины недовольный голос.
      Я повернулся к нему. Мой стакан выжидательно пялился на меня гранями, а осоргинский уже находился в руке, готовый к моментальному потреблению. Я как всегда опаздывал. Педагог...
      - Ну, поехали! За Гагарина!
      Дзинь! Почему-то я ждал, что тост будет по делу. За Тональность, за Хранителей, за мудрость "Струны". Однако смотритель приюта "Березки" Юрий Осоргин не спешил сыпать пафосом.
      Приехали! Ой как хорошо в родной провинции! Так, глядишь, и железнодорожники дрогнут пред нами, скромными разночинцами-грамотеями. В гробу наш достославный альма-матер видел Императорское Инженерное Училище, со всеми его путями сообщения!
      Юрка схватил помидор и смачно его укусил. Проглоти он его полностью, я бы не удивился.
      - Присоединяйся, - Осоргин поморщился.
      - Спешу, - я взял овощ поменьше и отгрыз от него половину. Стало как-то на удивление легко. Захотелось выпорхнуть в окно и полететь-полететь... Вниз.
      Рожденный ходить порхать не может. Будь он хоть трижды в Резонансе. Стоп! Костя, тебя уже заносит. Железнодорожникам легче - у них есть рельсы.
      А вот ты можешь и заблудиться. Аккуратней.
      - Вот так-то лучше! - Юрка водрузил стакан обратно на стол.
      Я развалился в кресле и довольно прикрыл глаза. Обстановка комнаты, похоже, осталась еще с доисторических времен: древний диван вдоль стены, антикварный шкаф, да и кресла тоже... И стол...
      Хорошо. Нафталином воняет как чем-то родным, тем, без чего немыслим настоящий дом. А ведь эти узкие комнаты дом и есть. Юркин дом, который он любит, лелеет и холит.
      - Когда все начиналось, - глухо сказал Осоргин, - они совсем дикие были. Все. Не знали, куда это их привезли. Кто поменьше, по маме плакали. Ты представь - она его вместе с квартирой за пузырь продала, а он плакал. Другие думали зиму тут пережить, а потом обратно "дела делать", - он усмехнулся. - Крутые были. Немерено.
      - И не держал бы таких, - заметил я. - Мало, что ли, кого приютить стоит? Миллионы...
      - Да, много, - не стал спорить он. - Но и тут были колоритные личности... Заводил я, честно скажу, выгнал и не особо о том жалею.
      - Куда выгнал-то? - рот у меня сам собою открылся. - На улицу? Обратно в подвалы?
      Юрик скривился так, будто вместо огурца прожевал сейчас как минимум дохлую крысу.
      - Ты не беспокойся, такие не пропадут. Это не жертвы... то есть жертвы, конечно, но уже не только и не столько. Мне лично плевать, что им восемнадцать не стукнуло. Дерьмо - оно обратно в конфетку не превратится... как ты над ним ни прыгай, ни воспитывай. Так что погуляют на воле до совершеннолетия, а после - по всей строгости.
      У меня это в голове не умещалось. Впрочем, в ней, гудящей и тяжелой, вообще уже ничего не умещалось. Некстати вспомнился великий педагог Валуев... что-то похожее он когда-то внушал, ковыряясь вилкой в салате. И, что самое ужасное, я понимал: Осоргин прав.
      - Ну а тем, которые просто тупые и наглые, - продолжал тот, - я показал, на что способен - и всё... одноразовая горькая микстура.
      - Не понял?!
      - А что тут понимать? - присвистнул Юрик. - Тут не понимать, тут пороть надо... Банально и ремнем. Чтобы помнила мелочь...
      Вот так вот. Мир обрушился на меня бетонной плитой, придавил и расплющил. В "Струне"?! Ремнем, и главное - банально?! А ты, Костя, всего лишь врезал школьному хулигану, посмевшему над тобой издеваться. И пожалуйста, тебе весь джентльменский набор - тайные казематы, Мраморный зал, Коридор Прощения... И в качестве финального аккорда - Лунное поле.
      Мы прощаем тебя, Уходящий, исчезай с миром...
      Да сгинете вы и ваш спятивший мир! Ни за что. Просто за оплеуху, в то время как судьи твои... А что, собственно, судьи? Осоргина среди них не было. Иначе не сидели бы мы сейчас за ополовиненной бутылкой... какой, кстати, по счету? Ладно, я тогда не сумел разглядеть лиц моих судей, но уж они-то меня изучили вдоль и поперек...
      Значит, и Юрика могут вот так же взять за шиворот и уволочь на допросы? А после - коридорчиком? Уж его-то щадить не станут - предатель, враг, прокравшийся в ряды. Поленьев ему в костер, поленьев! Мне, кстати, тоже. Тоже ведь прокрался, и в любой момент могут взять за ушко... особенно если потеряю самоконтроль... а я его уже потерял... "всё плывет и всё качается, то ли вечер, то ли день... вот такая получается, извините, дребедень".
      Нет, хватит этих железнодорожных соревнований.
      - А теперь видишь как тихо, - он явно хвалился. Даже не скрывал этого. - Десять вечера, а все почти спят. Даже воспитатели... Некоторые... У нас порядок не для галочки и дисциплина не для начальства. Ровно тот минимум, без которого всё сползает в бардак. Всё по уму делали... чтобы не перегибалась палка... но и чтобы всё-таки она была. Березовая...
      И вновь вспомнился господин Валуев со своим своими таинственными методами воспитания хулигана Исаева.
      - А что, дружки "с воли" не подкатывали? - задал я естественный вопрос.
      - Почему же? - Юрик слегка удивился. - Само собой, крутились около. Возбухали, понятия пытались втолковать.
      - И как?
      - А легко! - Осоргина, кажется все-таки слегка повело. - Спросишь такого вот великовозрастного: тебе сколько, милок? Он говорит: "двадцать". Ну, я ему и объясняю политику "Струны" в действии.
      Я невольно покосился на кулак с наколкой. Аргумент увесистый, нет спора. Только вот насколько долгоиграющий?
      - И отвалили? - из вредности усомнился я. - Не верится как-то.
      - Нет, естественно, - Юрка протянул руки к гитаре и, взяв ее, погладил струны. Будто бы успокаивал: ничего, мол, эти мучители больше не вернутся. По крайней мере, сегодня. Все на боевых воспитательных постах.
      Юрка заиграл неспешную мелодию. Взял пару аккордов и запел:
      - Восходя дорогой горной,
      Прямо к бездне голубой.
      Не печалься, брат мой гордый,
      Будет нам еще с тобой...
      Будет. Вот прямо в этот самый стакан. Я уже чувствую, что будет и скоро. Мозгам уже нельзя, а нутро еще принимает, оно у меня большое и глупое. И скоро я, наверное, о чем-нибудь проболтаюсь. Язык... "надлежит отсечь... ибо сказано: язык твой - враг мой". Или наоборот?
      Юрик бросил напевать и заиграл что-то, похоже, испанское.
      - Они и сейчас порой возвращаются, - выдержав долгую паузу, добавил он. - Когда подросшие, с зоны, проблем никаких. А вот если шпана, тут уже хуже. Тут уже просто так не пугнешь. Работать с ними приходится. Тяжело, а надо. - Он усмехнулся. - Ведь тоже дети, еще глупее наших будут!
      Я вдруг заметил, что улыбаюсь. Какая-то легкость, проникшая в мое тело, заставляла переживать все совсем по-другому, и даже отмороженные вшивые бомжата, способные убить пьяницу за десять рублей, и те казались мне чем-то близким, родным и жаждущим нашей опеки. И Высокая Струна здесь не при чем. Это было совсем другое.
      Может быть, ветер? Он, прокравшись наконец в нашу комнату, оживил мое полудохлое настроение, напомнил, что мир - это не душная пустота внутри черепной коробки, а накатившие из темноты лесные запахи, негромкие, но отчетливые птичьи голоса, игрушечные фонарики звезд...
      - Работаем, стараемся, - Осоргин улыбнулся в ответ. Его пальцы ловко перебирали струны, инструмент, словно признав хозяина, звучал четко и радостно. Совсем по-земному. В отличие от той Струны.
      - Остался тут кто-нибудь?
      - А как же. Еще как остался! Самые активные стали. Видел Ника?
      Я кивнул. Тот парень с КПП. Тоже, видно, не из престижного лицея он тут взялся. Почти у всех здешних за спиной - "наркомовские" подвалы, панель, темное, илистое дно...
      - Видишь, сумели ж мы его завлечь. Чем, главное? Оружием.
      Еще одна невидимая, но оттого не менее бетонная плита шлепнулась на мою бренную голову.
      - Да не в том смысле! Холодным оружием, старинным. Парень раньше только одно и думал, как бы слинять. Злоязыкий такой был, даже мне доставалось. Чуть что - в кулаки. Даже на меня рыпаться пробовал, ну, я физиотерапию ему провел, чуть помогло, да вот именно что чуть.
      Юрик ударил по струнам, и музыка изменилась. Теперь она стала медленной, плавной и удивительно сонной. Самое время для ночных тропинок, пьянящего запаха жасмина. Плюс к тому факелы, шпаги и благородные идальго.
      - А потом, - продолжи он, - я экскурсию нашим гаврикам устроил. В Столицу, в Оружейную Палату. Привез их туда и давай рассказывать. Вижу, господин Власов у стенда с мечами застыл, рот распахнул и слова сказать не может. Первый раз заткнулся! Ну, думаю, Юрка, процесс пошел...
      Он взглянул на меня столь выразительно, что я практически сразу сообразил, что мне следует делать. Рука, будто сама собой потянулась к бутылке. Помидоры сжались на своем блюдце, словно понимая, что двое из них очень скоро навеки покинут ряды.
      Эх, "Провинциалка"! Хорошо, когда все родное. Безо всяких гуашей!
      - А потом уже началось! - сказал Юрик. - Сейчас-то Ник у нас спец. Малышню фехтованию обучает, сам уже на кандидата в мастера идет, да и профессию себе выбрал...
      - Историк, - безапелляционно заявил я.
      - Правильно. Совершенно верно. Уже поступил на истфак. Правда, университет не потянули. В педагогический.
      Мне малость полегчало. Временно, конечно. Еще аукнется мне эта "Провинциалка". Ох и аукнется!
      - Слушай, - спросил я. - Как вот ты это делаешь?
      - Что? - прищурился он.
      - Ну, учебную часть тут реализуешь? Вот кто-то у тебя гуманитарий, кто-то технарь, кто-то червячками небось увлекается...
      - Угу, есть тут один такой. Абалкин фамилия, - усмехнулся Юрик.
      - ... Ну все равно... Вот скажи, как ты их к институтам готовишь? Из Столицы репетиторов сюда возишь, что ли?
      - Зачем? - не понял он и снова заиграл другую мелодию. Теперь что-то невообразимое. Современное, видимо. - Все-таки тут большинство никуда не стремится. Технарь в областном центре - для них предел мечтаний. Кто-то у нас диплом программера или поварихи получит - и вперед по волнам жизни. Так что если кто выше соберется, то у нас тут, почитай, праздник. Все обсудим, взвесим, институт вместе подберем, а там уж и Столица подключается. Кстати, если надо, то и репетиторов приглашаем.
      Масштабики у дяди Юры! Масштабики!
      Я наполнил стакан, перегнулся через стол и тщательно сцедил остатки "Провинциалки" "смотрителю Осоргину". Оказалось, примерно поровну. Можно было б восстановить справедливость, но я боялся, что смогу промахнуться. Руки уже дрожали, и ощутимо...
      - Живем пока, - вздохнул он. - Авось и дальше так будет. Ну, Кость, за тебя.
      Стаканы встретились, звякнув, и тут же отправились к нашим ртам. Ну, держись железнодорожная промышленность! Или как там тебя... Не помню! С грохотом оба "граненых друга" вернулись на стол. Мы с Юркой негласно соревновались, кто стукнет сильнее.
      Эх, помидоры! А нужны ли вы? Может, помиловать в честь праздника? Какой у нас там праздник? День рождения великих мыслей в голове моего величества.
      Юрка потянулся к гитаре, запел:
      - Мундир весь в дырках, мундир мой до дыр!
      Хватит этой кровавой борьбы за мир!
      На хрена нам война!
      Пошла она на...
      Хватит этой кровавой борьбы за мир!
      3.
      Утром мне было плохо. Паровозным гудком просыпался вдали новый день. Слышались за окном издевательские песни. Наверное, птички. Нет, не так безобидна оказалась эта "Провинциалка", как мнилось мне вчера. Небось, и тут не обошлось без мастыкинского народного промысла.
      Тяжелым и грустным было мое похмелье. Конечно, голова разрывалась на части, будто по ней ночью разъезжали паровозы, но главное - это живот. В нем развернулось нешуточное сражение. Одни наступали, другие оборонялись. Обе стороны несли потери, стреляли из пушек, топтали поле битвы сотнями тысяч ног...
      Полю было плохо.
      - Ребята, ребята, ну что же вы! Петя, ну куда ты опять полез? Ну и что, что жук! Он уже от тебя устал! Саша, следи за Ксюшенькой.
      Это воспитатели младшей группы вели детишек на обед. Не на завтрак! Тот окончился давным-давно - наверное, в те самые минуты, когда я плавал в мучительном вязком сне, похожем одновременно на слизь и желе. Из ночи помнилось лишь то, как я мучился, пытаясь переменить крайне неудобную позу. Но тщетно...
      Ужас! Как же так вышло? Ведь выпил-то всего ничего. Бутылка "Провинциалки"... Одна бутылка! А может, их все-таки две было? Не помню. Позор.
      - Ксюшенька, не плачь. Ну давай с тобой тут поиграем еще. Хорошо?
      Эх, педагоги-теоретики... Послать бы все ваши теории куда подальше. Вот глядите, практика. Заставьте-ка маленькую Ксюшу сходить пообедать...
      Ужас!
      Я знал, что должен подняться. Юрик... в смысле, Осоргин... ну, то есть Юрик зайдет за мной, как только появится отряд "Веги". Велико же будет их удивление, когда обнаружат они не столичного ревизора, а классического, хрестоматийного алкаша.
      Да, съездил к деткам. Отправляясь в "Березки", я вовсе не предполагал, что все может вот так повернуться. Даже не взял с собой никаких таблеток. А теперь придется справляться своими силами, каковых почти и не осталось.
      Усилием воли, способным, наверное, сдвинуть небольшую гору, я поднял себя с кровати, поставил на ноги и направил в ванную. Правда, ванны как таковой здесь не было - только душевая кабинка.
      Зато была вода - и холодная, и горячая. Впрочем, мне бы хватило и первой. Вторая лишь искушала.
      Так. Обдать себя ледяной струей...
      Ну... Ну! Решайся, блин, разночинец-педагог, блин!
      А!!!
      Ладно. Сделаем потеплее. Голова немного кружилась. Зря я все же так резко дернулся. Где-то в районе правого полушария теперь усиленно прокладывали рельсы, забивая костыли прямиком мне в извилины. Это была пытка, достойная инквизитора-виртуоза.
      Как в том анекдоте. Ну, мы же не звери, Петька...
      Я взглянул в зеркало. Нечто небритое, с гримасой тяжких мук на лице воззрилось оттуда на несчастного меня. Смотреть было больно. И стыдно, и глаза сами собой закрывались.
      - Приехали, проверяющий Ковылев, - сказал я сам себе. И почти тут же в дверь постучали.
      Час от часу не легче.
      - Иду, - выдавил пересохшим горлом, стараясь не выказать своего состояния. - Сейчас. Кто там?
      - А это тебя пришли арестовывать! - Юрин голос был бодр и весел. Словно он и не пил вчера...
      Вот же гад! Больше меня нагрузился, и изрядно больше, а самому хоть бы хны. Это надо уметь! А главное...
      Я замер, облокотившись о стену душа. Что я ему вчера наболтал? Не помню. Господи! Не помню! Впервые за все это время попался. И куда - в элементарнейшую ловушку! Им не пришлось применять магии, шпионов или хитрой техники. Просто бутылка водки, и вот уже язычок дяди Кости развязался сам собой.
      На чем вчера я остановился? Ну хоть примерно. Хоть немного вспомнить. На хрена нам война... И всё.
      - Иду.
      Я сделал несколько шагов, стараясь казаться... ну хотя бы просто жертвой похмелья, но никак не испуганным.
      - Сейчас.
      Я щелкнул замком (такую защелку любой юный "упсовец" в пять минут раскусит!) и открыл дверь...
      Юрик стоял по ту сторону, радостный и довольный собой. Он буквально светился. Как солнце уходящего лета.
      - Здорово! - отсалютовал он, потом пригляделся и участливо подметил: Вижу, тебе мучительно больно за целенаправленно пропитые часы?
      Я только кивнул. Зачем лишний раз говорить, если это столь противно?
      - Ясно, - отчеканил Осоргин. - Принимаю командование на себя. Игорь там уже всех построил, а мы с тобой тут сидим.
      - Кого? - не понял я. - Какой Игорь?
      - Грачёв, - непонятно ответил Юрик, потом стал совсем хмурым. - Так, вижу, придется тебя по-нашему протрезвлять... По-южноморски...
      Это было чудовищно! Честное слово, так страшно, что даже строители железной дороги через мои мозги - и те предпочли убраться куда подальше. Смешанная Юриком жидкость, вопреки своему цвету и компонентам, оказалась вполне пригодна для питья. От нее пахло кофе, и даже привкус был соответственный.
      Поначалу... Где-то полминуты.
      Потом началось.
      - Эй, ты куда?
      Он мог и не спрашивать.
      Ринувшись к фарфоровому другу, я даже не стал закрывать за собой дверь, а лишь набросился на него, словно хищный зверь, и высказал все, что думал о водке "Провинциалка" и самогонщиках из поселка Мастыкино. Унитаз, ничего не ответив, смиренно принял свою роль, а также всё мое внутреннее содержимое.
      Осоргин у меня за спиной боялся пошевелиться. Кажется, он и сам не ожидал такого эффекта - хотя "похмелку" бывший моряк смешивал с видом знатока. Только когда я вдоволь наобщался со здешней сантехникой, он спросил:
      - Ну как?
      - Хорошо, - слегка приврал я. То ли хотел пошутить, то ли впрямь уже ощущал, как в недрах моих затихает утреннее побоище.
      Впрочем, хорошо - не отлично. Удар шпалой все еще отдавался в мозгах, а лицо, наверное, сохраняло все тот же вид. Добрый и ласковый...
      - Тогда давай, собирайся, и идем.
      - Куда? - не поворачиваясь, спросил я.
      - Вежата вот-вот появятся, - Юрик даже удивился моему незнанию. - Ты что, забыл?
      Нет, я помнил!
      Грачёв, который уже всех построил, оказался тем самым усатым мучителем гитары. Построил он, как выяснилось, среднюю группу - подростков лет тринадцати-пятнадцати. Разглядел я в этом не слишком-то ровном строю и моих знакомцев - "ежика" с "драконом".
      И страх опять убрался восвояси. Никто меня не схватил, не потащил ни в какой Мраморный зал. Пока мы спускались по лестнице, Осоргин балагурил пуще прежнего, хотя просьбу не говорить о спиртном все-таки выполнил. Мне полегчало, удар шпалы уже не чувствовался, и только затишье на фронтах желудка вызывало определенное беспокойство.
      Кажется, там передышка, а вовсе не окончательный мир. Битва может возобновиться, и, как всегда, в самый неожиданный момент.
      - Добрый день, - Грачёв суховато пожал мне руку. - Ну, мы готовы. "Вега" на подходе. Через полчаса будут.
      Я покосился на Юрку, тот поспешил разъяснить:
      - По мыльнице звонили.
      В этом - вся "Струна". Нет чтобы цивилизованно приехать сюда на автобусе, уж наверняка в столичном нашем автопарке отыщется лишний "Икарус". Это не отвечает высоким идеалам. Высоким идеалам отвечала двухчасовая езда в набитой электричке, а потом - долгое блуждание по здешним лесам. Поход зато, романтика... Предполагается, что дети счастливы по уши.
      - А мы-то зачем тут строимся? - спросил я.
      За спиной Грачёва копошился отряд средней группы. Ребята шутили, слегка возились, двое девчонок лет пятнадцати курили чуть в отдалении, весело болтая о чем-то своем. Остальные внимательно слушали объяснения какого-то мальчишки лет тринадцати о том, как пройти без кодов седьмой уровень непонятно чего. В общем, очередные подростковые дела.
      Вроде бы вчера я спрашивал у Юрика, почему он не борется с курением, и тот даже ответил. Вот что он сказал - не помню. Голос плавает в мутных водах вчерашней памяти, изрекая лишь редкие членораздельные фразы.
      - А как их отучить? Они с семи лет в своих шарагах дымят. Хорошо еще если табак. Ну да с другим у нас строго... Если кто дурью начнет баловаться... Ну, парни его сами отучают. Жестко, зато эффективно. Старшие-то надышались уже на десять жизней вперед...
      Он говорил еще что-то. Не помню. И, тем не менее, результат был налицо. Курить-то воспитанники курили, но... два-три человека на несколько десятков. Для вчерашних беспризорников неплохо.
      - Строимся мы потому, - сказал Грачёв, - что такова традиция.
      - Традиция чего?
      - Встречи коллег из другого приюта, - Юрик усмехнулся. - Точнее сказать, встречи коллег из "Веги". Они в этом деле особо усердствуют, в церемониале.
      Грачёв повернулся к парню, самому старшему из отряда, и принялся внимательно слушать. Тот, в свою очередь, объяснял двум мальчишкам, высоким, но явно помладше:
      - Потом ты этот ихний флаг возьмешь, а ты отдашь вот эту хреновину, указательный взмах куда-то в сторону. Я повернулся в заданном направлении и обнаружил, что к крайнему дереву прислонено знамя "Березок", точно такое же, как и на флагштоке у "свай", только меньше.
      - А на фига это все? - тот, что повыше, деловито сплюнул в сторону.
      - А я знаю? - ответил старший.
      - Ну так и не делать ничего. Пусть сами разбираются.
      - Точно! - подтвердил третий. - Со своим уставом в чужой монастырь не ходят.
      - Ага. У тебя-то проблем не будет. А у других...
      - Да чего ты боишься? Сделаем мы все, что прям будем дядю Юру подставлять? Перетащим твою палку с пеленкой, не обломаемся.
      В приюте "Березки" царит патриотическое отношение к альма матер и дух единого братства. Хорошая фраза для отчета. Лена, правда, не оценит.
      В юрином кармане запищала "мыльница". Куда от нее денешься...
      - Да... Ясно... Хорошо...
      "Мыльница" скрылась обратно.
      - Чего там? - спросил я.
      - Прилетела "Вега" в наш космопорт. Так что пойдем-ка отдавать почести, - Юрка повернулся к воротам и тяжко вздохнул.
      Отряд "Веги" смотрелся странно. На фоне десятка "берёзовских" эта странность становилась только заметней. Здешние застыли чуть поодаль, переминаясь с ноги на ногу. Сопровождавший их воспитатель и его помощник (Ник-Власов) привалились к сосне и грустно смотрели куда-то вдаль
      "Вегинцы", в просторечии - "вежата" - стояли посередине. Анархия их рядам и не снилась. Все построились ровной шеренгой, и высокая девушка, возглавлявшая, видимо, всю делегацию, выступала вперед, точно знаменосец. Хотя нет - таковой тоже имелся. Стоял он у нее за спиной, сине-зеленый флаг с изображением серебристой многолучевой звезды развивался над ним, будучи прикручен к длинной железной палке.
      Они что, вот такое через лес тащили?!
      - Вот, Костя, это наши коллеги, представители УПС "Вега". Старшая у них Оля Стогова... - он сделал паузу, будто бы подбирая слова. - Неплохой человек... И воспитатель тоже. Профессионал. Не в пример нам, кустарям-одиночкам.
      Девушка здорово походила на своих воспитуемых. На ней, как и на них на всех, были шорты и майка с эмблемой... кажется, какого-то фестиваля или слета. За плечом у нее висела гитара. Слегка неформально, но это ее как раз не смущало.
      - Сейчас обменяемся струнами, потом знаменами, - шепнул Осоргин.
      Он явно был не в восторге от того, что происходит.
      - А кто начинает?
      - Они, - смотритель обречено вздохнул.
      Они. Что в них не так? Ну, конечно, фенечек всяких нет, хайратников, ни одного в черной майке какого-нибудь "Кино" или "Арии". Как-то все очень уж по-пионерски, и в то же время совсем не так.
      Странно и совсем не по-здешнему.
      Вперед выступила девчонка из "Веги". Похоже, ей предстояло прочесть нам речь. Послушаем, послушаем. Только вот что-то тут не так...
      Только теперь я понял. Ощутил напряженный, нервный какой-то взгляд. На меня смотрят, смотрят не отрываясь, так, будто я нечто совсем удивительное - воскресший мертвец или, того хуже, зомби.
      Парнишка, на вид класса из девятого, стоя с края шеренги, застыл с открытым ртом, ошеломленно таращась на меня. Не волновала его ни церемония встречи "упсов", ни друзья, ни ребята из "Березок", ни Осоргин, ни Оля Стогова. Он смотрел исключительно на меня и имел на то вполне весомый повод.
      Я, наверное, не особо изменился с тех пор. Может, и не слишком я сейчас походил на изнуренного допросами смертника, но вот на себя прежнего - вполне. Его, подросшего, я не сразу и узнал. Зато он меня узнал несомненно.
      Среди прочих в шеренге "вежат" стоял Димка Соболев.
      3.
      Как окончилась церемония, я не помню.
      В глазах у меня потемнело, я пошатнулся, и Юрик, заметив это, тревожно спросил:
      - Ты чего?
      - Не знаю, - соврал я. - Похоже, не работает твоя "будиловка". Клинит меня.
      - Что? Опять? - недоверчиво покосился Осоргин. - Вроде ж прошло все.
      - Все прошло, а боль осталась, - с отвращением пошутил я. Не стоило сейчас казаться серьезным.
      - Понятно, - вздохнул он. - . Ну ладно, в холле нас подожди.