В конце концов, человеческие проверки у нас тоже могут быть. Струна Струной, восхождение восхождением, а в промежутках все же какой-то контроль необходим. А значит, ничего не кончилось. Надо завязать язык узелком и помнить о крысиных глазках, буравящих спину...
      ... Машина миновала очередной двор, свернула за исписанные новейшим жаргоном гаражи и резко остановилась. Из динамиков магнитолы в салон лилась чарующая музыка группы "Раммштайн". Маус, надвинув берет на глаза и балдея от знойных берлинских ритмов, сделал рукой знак остановиться. Значит, приехали. Ему видно лучше. Даже из-под берета.
      Сайфер заглушил мотор.
      Интересно, а почему они так не любят своих настоящих имен? Стесняются что ли? Один из них Дмитрий Михайлович, другой - Григорий Иванович. Неоригинально. В Столице куда как удобней быть Сайфером.
      - Шеф, - донеслось из-под беретки. - Мы прибыли! - он усмехнулся и процитировал родной фильм. - Агенты уже здесь!
      Хорошо, что на сей раз не по-английски. С языком Шекспира, Толкиена и Кондализы Райс у меня еще с институтских времен сложные отношения.
      Я открыл дверь и выбрался наружу, вдохнув мягкий осенний воздух. "Тойота", конечно, не "москвич", а все-таки духота... и бензиновыми парами хоть немного, а тянет. Главное - глубоко вздохнуть. Потом уже озираться по сторонам.
      Хотя что тут озираться? Дворик как дворик. Старушки у подъезда сидят, дети играют, мужики в гараже возятся. На наш дойтчен-гвалт из магнитолы никто даже внимания не обратил, что, впрочем, и было частью расчета. Вот подкати мы ночью, да в тишине - дежурные бабушки к утру знали бы больше, чем столичное УКПН. А так все цивильно. Опять какие-то молодые буржуи простому народу отдыхать мешают, фашисты...
      Я даже на миг устыдился своего вида. Костюм немодный, дешевенькие очки на носу. То ли дело Сайфер, а уж тем более Маус. Типичная "золотая молодеж". Хоть сейчас карикатуры для "Советской Родины" рисуй. Не ошибешься.
      Мои подручные тоже выбрались из машины. Маус, как и положено, двигался немного в развалку. Сайфер будто бы плыл над землей. Бородкой и ростом, особенно на фоне Мауса, он сильно напоминал юного Дон Кихота. Правда, отнюдь не романтика.
      - Hier kommt die Sonne! Ля-ля, - Маус сунул руки в карманы, как бы между делом огляделся по сторонам, и взглянул на меня, ожидая приказов.
      Сайфер просто застыл рядом. Единственное, что отличало его от литературного двойника - это, пожалуй, жвачка "Орбит", которую наш водитель мусолил постоянно, особенно во время операций.
      - Так! - начал я. - Ну, объяснять вам суть дела, наверное, не надо.
      Еще бы! О ней, сути, я сам узнал всего пару часов назад. Лена вызвала меня в свой кабинет и поведала о случившемся. Поначалу я даже и не поверил. Не вмещалось такое в сознание. И лишь потом, посмотрев фотографии...
      Двадцатипятилетняя Ира Хакимова возвращалась домой из детской поликлиники вместе с трехлетним сыном Андрюшей. Зашла в подъезд (если верить схеме и фотографиям, вон тот, ближайший к гаражам), села в лифт и нажала кнопку пятого этажа.
      Лифт, впрочем, остановился на третьем и в него вошли двое. "Оба в кожанках и морды как у имбецилов" - на этом описание внешности можно считать законченным, да и чего добьешься от женщины, у которой вот уже сутки не прекращается истерика? Имбецилы или нет - еще предстоит выяснить. Но то, что случилось дальше, потрясает своей безумной, нелепой и бессмысленной жестокостью.
      Ударив Иру по голове, эти двое оставили ее лежать в лифте, сами поднялись на последний, десятый, этаж, вытащили Андрюшу на лестничную площадку и вышвырнули из окна.
      Зачем? Если вынести за скобки все чувства, что вызывают милицейские фотографии, бессвязные показания матери и тело трехлетнего мальчика, лежащее в городском морге, - задаешь себе один-единственный вопрос. Зачем и кому это нужно?
      Секта? Пьяные отморозки? Нет... Ну не бывает так. Не бывает. Потому что не может быть никогда.
      Милиция, ясное дело, ничего найти не смогла. Откуда? Через три часа Ира пришла в себя и позвонила по "02". Что дальше? Приехал наряд, покачали головами, повздыхали, составили протокол и принялись искать свидетелей.
      Тщетно, естественно. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Ни одна живая душа - в отличие от бездушной техники...
      Фирма "Л&К-корпорейшн", нечто зачуханное, расположенное в подвале напротив, обладала на удивление бойкой системой переферийной охраны. Это и не удивительно, если знать, что как раз тут, в этом самом "корпорейшене" дворовых масштабов, помещался командный штаб, где регулировались проблемы окрестных предпринимателей. Говоря проще - "крыша".
      Следователь из УГРО, участковый и прочие не могли не заметить здоровой камеры, постоянно снимавшей весь двор, но как бы они ни вздыхали, ни плакали и ни старались, даже капитан Экстудиантов, сыщик из "уголовки", ведущий все это дело, не рискнул постучаться в железную дверь "Л&К-корпорейшн".
      Мы же и не пытались. Конечно, явись туда кто-нибудь из "Струны", "братки" моментально бы отдали материалы. Уж где-где, а в отечественном уголовном мире иерархия сохранилась на удивление четко. Можно было забрать все самим или даже потребовать принести пленки, приползти с ними на коленях, все что угодно... Но как метко подметил еще Кузьмич: лицо фирмы важнее ее эффективности.
      Посему ни один человек из "Л&К-корпорейшн" не узнал о том факте, что камеры их охраны поработали на "Струну". Ранним утром Маус просто зашел на их сервер и скачал все искомые файлы. Благо дорожки во все "локалки" столичной "братвы" были проторены нашим хакерским составом уже давно.
      Дальше все было просто. Ускоренный просмотр изображения, фотографии персоналий, входивших в подъезд, и прочее. Обычная рутина, ничего сложного.
      Парочка вскоре нашлась. "Л&К-корпорейшн" не скупилась на установки слежения, явно ожидая нападения со всех сторон разом и думая, что в случае чего штурмовать ее будет как минимум пара дивизий. Мы получили отличные снимки и даже обрывки фраз, над которыми Маус поклялся поработать позже. Кроме этих двоих и матери с ребенком в тот час вообще никто в подъезд не входил, и это лишь упростило нам работу.
      Осталось прибыть на место и разобраться.
      - Предложения? - сказал я, понимая, что сам не готов изречь ничего умного.
      - Как же никто не заметил ребенка? - задумчиво спросил Сайфер.
      - А он на ту сторону выпал, - сморщился Маус. - Там помойка, гаражи... Сколько времени-то было? Восемь вечера? К тому же облачный день, тучи... В общем, довольно темно. Так что реально.
      Я покосился на машину. Двери ее захлопнули, но окна закрывать не стали и "Раммштайн" не выключили. Под грохот бас-гитар и прочего немцы вещали о многом, но я разбирал лишь "муттер" - мама. И страшно было думать о молодой маме Ире Хакимовой, лежащей пока что под капельницей. Где-то я читал, что сочувствие длится ровно до той минуты, когда несчастный исчезает с твоих глаз. А вот сострадание - это надолго. В идеале - навсегда. Просто берешь боль чужого человека и несешь как свою. Готов ли я на такое? Углубляться не хотелось.
      - Первый вариант - они из местных, - сказал я.
      - Да, - кивнул Маус. - Значит - участковый.
      - Разорались тут, - вклинился в разговор какой-то дедок с недовольным видом, ковылявший мимо "тойоты".
      - Панки - хой, дед! - наигранно изрек Маус и, приняв позу еще вольготней прежней, добавил: - Так что пойдем у него на хазе потремся. Вон, в соседнем дворе. Тут, блин, спят и гадят неподалеку!
      Дед, что-то шепча о Нюрнбергском трибунале, удалился в сторону проспекта, мы же повернулись туда, куда показывал Маус.
      Надпись "Опорный пункт" предваряла собою подъезд, наглухо запертый железной дверью. Очень опорный, никто не ворвется, ни танк, ни горный тролль. Окно, впрочем, распахнуто настежь, из него льется музыка (кажется, та самая, которую умолял отключить Маус), изредка слышится звон бутылок.
      - Да, наша милиция... - не сдержался я.
      - Наша, - кивнул Сайфер. - Совсем открывать или стучаться?
      Подумав, я пришел к выводу, что нас, похоже, не пустят. С чего вдруг? Тут же милиция - и вдруг какие-то люди! Натопчат еще господину уряднику.
      Мне вспомнился сержант и философ Пашка Шумилкин.
      Как это было давно! Почти в иной жизни. С кем-то другим, не со мной, Костей Ковылевым, человеком "Струны", столь спокойно переносящим удары судьбы и столь хладнокровно раздающим их. Тот, другой, стоит в заснеженном парке, улыбается мне, протягивает руку и что-то говорит. Но я не слышу его - все перекрывают осипшие детские голоса.
      В этом белом парке, отделившем меня от меня, сотни замерзших детей поют на мотив группы "Раммштайн":
      "Мы прощаем тебя, Уходящий... Мы прощаем тебя... Исчезай с миром..."
      - Как же ты ее откроешь? - мрачно оглядев блестящие кнопочки кодового замка, я лишний раз выставил себе двойку. Хранитель второй категории, начальник группы... не озаботился заранее код узнать. Теперь вот придется возвращаться в машину, Маус начнет долбиться в сеть, вытаскивать вожделенную цифровую комбинацию.
      Маус хихикнул.
      - Шеф, вы определенно живете в облаках! Что, никогда таких замков не видели? Ща мы его хацкнем, он испугаться не успеет!
      Его тонкие пальцы заплясали по стальным кнопкам, точно перебирая какие-то мудреные аккорды на гитарном грифе. Послышался тяжелый всхлип - и дверь медленно поползла наружу.
      - И все дела! Замок-то типовой, лоховский...
      Интонация у него была сейчас точь-в-точь как у Жени... который до сих пор в реанимации... болтается между двумя берегами... между тем и этим светом... Да, ребята из Мухинска, славные вы парни. Подумать только, и трех месяцев не прошло, а мне вас недостает. Не зря же Лена предупреждала здесь "Струна" звучит иначе. Положим, преувеличивала она тогда. Если вдуматься, примерно так же. Пафосу поменьше, зато в сотню раз больше делают.
      По крайней мере, двери открывают отлично.
      - Ну вот! Пошли.
      Сайфер заходит первым, я за ним, последним - Маус. Это, как выяснилось, и впрямь подъезд. Обычный подъезд - лифт, газетные ящики, лестница. Даже наскальная живопись. Правда, вместо одной из квартир кабинетная дверь с надписью "Опорный пункт правопорядка". Дорога к опорам прав свободна. На этот раз никаких замков нет.
      - Да, - Сайфер как всегда немногословен. Проходит внутрь, встает у стола, я захожу следом и вижу причину его словесной скупости.
      - Старший лейтенант Мартынов, участковый инспектор, - сообщает из-за спины всезнайка Маус, уже прикрывший за собой дверь. - Обычно не употребляет.
      Последнее сказано с явным удивлением в голосе.
      Если не употребляет, значит - не употребляет. Базы данных ГУВД содержат обычно удивительно подробные и точные характеристики сотрудников, с добавлением кучи доносов, анонимок и справок. Маус, конечно же, судит по ним, а значит - имеет право на удивление.
      Впрочем, ГУВД не Дао. Может и ошибиться...
      Участковый инспектор Мартынов лежал на столе. Точнее сказать, он сидел, но вот голова его лежала поверх оргстекла, а руки страстно обнимали бутылку "Столичной", стоящую здесь же, неподалеку от стаканов. Бутылка была почти полной, но на полу, возле ног участкового расположилась ее сестра. Сухая, будто Каракум.
      - Не употребляет, - произнес Сайфер и в соответствии с его ролью, молча подвинулся в сторону.
      Движение воздуха, порожденное этим, заставило участкового пробудиться.
      - А... Что... Вы...
      - Здрасте! - Маус радостно улыбнулся. Помимо компьютеров он прекрасно владел искусством завязывать знакомства.
      - Пошел в жопу... завтра... в восемь...
      - А пораньше туда нельзя?
      - Завтра... в восемь... прием, сейчас все закрыто, - лейтенант Мартынов приподнялся, мигнул, словно бы сдвинул цистерну, и повторил чуть более связно: - Прием участковых инспекторов завтра с восьми... Ик! Пошли теперь в жопу!
      Да. Интересно, а кто же тогда в глазах столичного ГУВД "употребляет"? Кажется, господин Мартынов даже не в курсе, что вчера у него на участке свершилось какое-то преступление. Да и при чем тут он? Пусть кто надо, тот и разбирается.
      - Да ладно, - Маус только рукой махнул. - Давай лучше по одной.
      - Ты потребляешь? - спросил я, подсев к участковому. Стоило принять правила этой игры, иначе на результат можно и не надеяться.
      Тот медленно, словно башню Т-34, повернул свою голову. Одарил меня взглядом - пьяным, но, удивительное дело, не лишенным остатков выразительности. Что-то было не так с этим лейтенантом Мартыновым, немолодым уже человеком, чья приглаженная форма вовсе не выдавала в нем пьяницы.
      То ли Струна во мне подала свой голосок, то ли простая интуиция, то ли... совесть? Вполне возможно.
      - Сам, что ли, не видишь? - спросил вдруг Мартынов.
      Голос его был практически трезвым.
      - Видим все, мужик. Все видим, - Маус оседлал табуретку, мирно пасшуюся неподалеку, уверено взял бутылку и наполнил стакан доверху. Давай. За милицию.
      Участковый дал. Без промедления. Моментально.
      Отвернулся от меня, обратил свой взор к граненому другу, сгреб его, словно пылкий любовник предмет своей страсти, и залпом выпил. Не закусив, не занюхав и не поморщившись.
      - Не чекаясь, мля! - хрипло выплюнул он. - Суки мы все, менты, и уроды.
      Такого поворота не ждал даже Маус. Он так и остался сидеть, раскрыв рот. Глаза Технического Хранителя округлились до состояния CD-дисков, а на лице проступило немое удивление.
      Даже Сайфер в углу громко хмыкнул.
      - Вот так, - участковый Мартынов поставил стакан на место, откинулся на своем стуле, героически заскрипевшем, после чего столь же пьяно, как раньше, сказал: - А... я ж их знал, мля! И Ирку, и мать ее с отцом, и брата-придурка-олуха... Всех знал. Даже Андрюшку, малого ее, - он запнулся. В комнате было тихо.
      - Все мы суки. И эти падлы, и мы, менты поганые. Все... Вся страна суки, коли такое творится.
      И сразу все стало ясно. Даже тот Костя, с той стороны парка, глядел теперь по-другому. И на меня, и на непьющего участкового Мартынова. На всех нас, на мир, что остался по эту сторону.
      - Что я могу? - спросил лейтенант. - Скажи, вот я - что смогу? Или эти жлобы с Петровки. Полкан их с каждым вором сивуху глушит, с каждой шалавой на казенной хазе пихается, а Андрюшке только три года было.
      А может, и Пашка Шумилкин, случись это с ним, думал бы так же. Сидел бы и глушил водку, понимая, что ни на что не способен. Плакался бы подруге-продавщице, да клял всех ментов на планете за то, что ловить уже некого, а мальчик Андрюша уже там, откуда никакая "Струна" его не вернет.
      Впрочем, это я ему льстил. Пашка Шумилкин залез бы в книги по дзяню и дзыню, отрыл бы там умные словеса и решил бы, что все приключилось по воле Кармы, а может быть, и нет никакого мира, что, собственно, и влечет за собой отсутствие смерти, но повальную необходимость органов правопорядка.
      На то он и Пашка Шумилкин, тем он и отличен от участкового Мартынова.
      - Ладно, отец, - как-то резко переменив тон, произнес Маус. - Ты вот что, не плачь. Ты ж офицер, тебе нас охранять надо, а не наоборот, - при этом поклонник цинизма в рок-музыке и не подумал усмехнуться. Он говорил серьезно, будто и сам верил в свои слова. - Ты вот, что, - на столе рядом с бутылкой возникли две распечатки - рожи с камер, обработанные на компьютере. - Помоги-ка нам их сыскать, пока далеко не смылись. Может, знаешь их? Может, местные?
      Как-то с трудом я верил, что по размытому изображению в хлипком свете ночных фонарей можно понять хоть что-то. Да и не станет никто гадить там, где живет. Разве только пьяные, или под кайфом. Нет, вряд ли поможет нам участковый Мартынов. Одна надежда - на случай.
      - Хе... Мля... Да если б за ними погоня была б... Они ж... участковый громко икнул и, опершись о стол, попробовал встать. Не тут-то было. Полторы бутылки - и для бывалого "бойца" доза львиная, а уж для непьющего Мартынова - вообще роковая.
      - Сиди, мужик, - я рванулся к лейтенанту, чтобы поддержать его в героической попытке сохранить равновесие. Успел как раз вовремя. Участковый почти упал, причем в непосредственной близости от опасного угла тумбочки. Обошлось.
      - Если б... - он покрутил головой. - Вы, ребят, идите-ка отсюда. Еще вас не хватало потерять. Вы молодые... я то... а вы...
      - Ну уж нет, отец, - усмехнулся Маус. - Мы отсюда вряд ли куда двинем, - он слегка моргнул, цепляя на лицо свою обычную, малость дурашливую маску. - Работа у нас такая. Защищать самое ценное... Ну и наказывать тоже, ясен веник... Так что давай, вспоминай, может помнишь чего...
      - Так, - голос с грохотом рухнул на нас от дверей. - Почему посторонние в неурочные часы? Семеныч, ты куда смотришь, а?
      В дверях возвышался сержант в серой милицейской форме. Очевидно, парень прекрасно питался, посещал тренажерный зал и вел активный образ милицейской жизни. Щеки так и сверкали румянцем, а в сапогах отражалось если не небо, то потолок уж точно.
      - Завтра в восемь, а пока давайте-ка отсюда, - он весело улыбнулся и в три шага достиг стола.
      Я оглянулся. Обычно речь начинал кто-то другой, но формально-то я главный, и если разборки с участковыми можно предоставить Маусу, то здесь уж я должен сам.
      - Видите ли, товарищ сержант... - начал я.
      - Раззззговорчики, - столь же весело произнес он, затем повернулся ко мне и ласково сообщил: - Взял. И вышел. До завтра.
      - Видите ли, сержант, - повторил я. - Никак не могу отнести себя к посторонним...
      На сержантской физиономии изобразился некоторый интерес.
      - И потому, уж простите, не выйду. Ни я, ни мои... ээээ... товарищи.
      Страж закона, спокойствия и порядка насупился.
      Похоже, он понял, что кто-то здесь посмел рыпнуться. И на кого! На сержанта внутренних дел! Бунт и катастрофа в одном немытом стакане! Пашка Шумилкин, тот, конечно, стал бы рассуждать. Но Пашка был гуманист, философ и вообще любил свой народ. Это благодетель. Дано не всем. Почти никому не дано.
      - И кто мы такие? - наклонив голову в бок, изволил осведомиться сержант.
      Интересных ксив у нас нет, этот факт молодой Шерлок Холмс уже понял. Оставалось выяснить, чьи это так шалят, и надавать наглой троице по шеям, а еще лучше вызвать наряд, дабы парни тоже отвели душу.
      Ладно. Отведем-ка душу мы. Как там принято начинать?
      - Мы, товарищ сержант, как бы это выразиться... представляем здесь одну общественную организацию, заинтересованную в том, чтобы молодое поколение подрастало в должных условиях. Вы понимаете меня?
      Нет, судя по выражению крысиных глазок, ничего он не понимал. Копилась в нем сейчас темная, мусорная ярость.
      Пришлось достать свернутую в моток струну "ре", в тонкой серебристой оплетке. Распустить, помотать в воздухе...
      - Теперь улавливаете?
      - А, "Струна", - скривился сержант. - Ясно. - На всякий случай он покосился на Сайфера, стоящего возле входа словно каменный истукан с острова Пасхи. - Да, ребята. Я думал, вы только по Дальнегорскам всяким шалите. А вы и тут.
      - Мы всюду, - я постарался изобразить ту улыбку, которой мои коллеги вгоняли ментов в холодный страх, напоминая им те времена, когда КПН еще имел свои личные морги при областных управлениях. Не знаю уж, насколько похоже получилось.
      - Все понятно, - продолжил сержант. - Что ж, простите. Это уже не моя компетенция. Сейчас... - он потянул руку к телефонному аппарату.
      - Стоять, - процедил я.
      В руках Сайфера блеснула струна. Вторая, "си".
      Похоже, подействовало. Или не совсем. Или...
      - Ребят, вы чего? - Нет, не подействовало. - У меня пушка, кстати.
      - У нас тоже, - из-за спины произнес Маус. - Только ружья - это не интересно. Раз - и всё. А вот ножи... они наводят страх! Когда от человека по кусочку, по ломтику срезать живую плоть, тогда в мозгах бывает проясненье. Но тщетно - красоту уж не вернешь, и девушек любить уж будет нечем...
      Ни фига себе! Откуда он цитирует? Или сам сочинил? С него станется...
      Сержант, однако же, съежился. Поэзия - убойная сила.
      - Послушайте, - миролюбиво сказал я. - Мы здесь не отдыхаем и не водку пьем. У нас дело, и ваша дальнейшая жизнь, равно как и судьба, всецело зависит от желания сотрудничать с нами. Вы понимаете?
      Ответить "понимаю" было для него слишком унизительным. Но совсем промолчать - это уже тупое геройство. Столичный сержант МВД, как ни странно, сметливей провинциального предпринимателя, а потому отозвался быстрее гордого Абдульминова.
      - Что у вас?
      - Да ничего, - Маус сгреб со стола фотки и, обойдя коренастую фигуру сержанта, предстал перед ним, тасуя фотографии на манер карточной колоды. Надо только подумать и сообщить: что это за девочки и где они живут. Ясно?
      Для пущей наглядности листки оказались поднесены к самому носу сержанта. Тот сглотнул и ничего не ответил. Его глаза изучающе вперились в фотки, но я почему-то уже понял - он узнал эту парочку.
      Маус переглянулся со мной, не забыв при этом хищно усмехнуться. Похоже, я в своих догадках не одинок.
      За столом заворочался участковый Мартынов. Кажется, рвался принять участие. Может, и в самом деле протрезвить его, да расспросить? Ведь что-то он такое говорил. Похоже, даже знал отморозков. Только был он куда разговорчивей сержанта... как там его зовут? А мы и не спросили. Как-то непрезентабельно это смотрелось бы.
      - Да ну, ребят, - милиционер пожал плечами. - Да это кто хочешь быть может. Где вы такие отстойные фотки нашли? Тут же не разберешь. В таких куртках теперь полгорода шляется. А рожи, так то вообще...
      Он хотел сказать еще что-то, но тут в дверях снова послышался грохот и сильно прокуренный голос изрек:
      - Блин, Санёк, чо ты тут тупишь? Пошли уже.
      И с этой высокопарной речью в дверях возник мощный качок в кожанке.
      Мгновение мы молчали.
      Я как-то даже не верил, что может вот так повезти. Сержант, оказавшийся заурядным Саньком, впал в ступор глубоко и надолго, Мартынов опять шлепнулся мордой на стол, Сайфер застыл, как гаргулья с рассветом, а в руках Мауса что-то сверкнуло. Что-то... Будто не ясно что. "Соль" малой октавы. Его излюбленная нота.
      Качок в дверях, он же качок с фотографии, глупо таращился то на меня, то на сержанта Санька, то на всю композицию разом. Он явно во что-то не въезжал и понять не мог, во что. В узких глазках, похожих на сайферовы в лучшие фото-моменты, сверкнула искорка подозрения.
      - Ну ты еще пропал, - раздался жующий голос. - Где там Санёк?
      За спиной первого появился второй.
      Сегодня явно наш день. День "Струны".
      Мы замерли, понимая, что все это стояние на Угре должно кончиться быстро и очень кроваво. Чем-то похоже на фильм про ковбоев. Главное - кто первым выхватит "кольт", а там уже убегай, куда можешь. Веселая жизнь Дикой Средней Полосы.
      Первый качок еще раз оглядел все вокруг. Меня, застывшего соляным столбом Санька, даже Мартынова и бутылку, потом бросил взгляд на руки Мауса и высказал удивительно мудрую мысль:
      - "Струна".
      Слишком часто приходилось мне слышать, как произносят это слово. Да и сам я не раз говорил с придыханием, страхом и трепетом, когда дело касалось родной конторы. Не надо было быть глиняным, дабы понять причины.
      - "Струна"! Тикай, братан!
      Первый толкнул второго, то ли спасая друга, то ли устраняя препятствие к бегству. Сержант по имени Санёк глупо топтался на поле грядущей битвы. Он уже понял, что лучше не путаться под ногами, только как это сделать - не знал.
      - Иди отсюда, - Маус толкнул его, и страж порядка с грохотом полетел наземь.
      - За ними! - больше для порядка крикнул я.
      Участковый Мартынов проворчал что-то невразумительное.
      Погоня. Да, по сути, она и есть та самая первобытная охота. Будь ты гением или кретином, тебе не избавиться от этого чувства. Ты бежишь - ветер свистит в ушах. Ты догоняешь - а добыча пытается скрыться.
      Можно сказать много красивых слов, но... все эти слова гудят и глохнут, словно потравленные мухи.
      А человек "Струны" Костя бежит сейчас по двору в районе Комсомольского проспекта, двое братков мчатся от него, еще один Костя, тот, что остался в холодном парке, машет рукой, прощаясь, а дети поют все громче и громче:
      "Мы прощаем тебя, Уходящий! Исчезай с миром..."
      Hier kommt die Sonne.
      Мы бежим.
      Маус первый, я за ним, Сайфер сзади. Он как всегда не торопится. Похоже, даже теперь не идет, а плывет, словно какой-то персонаж Толкиена в эльфийской ладье. Посмотрим, докуда он на ней доберется.
      - Стоять! - кричу для острастки.
      Улица, крыльцо подъезда. Маус уже вырвался вперед, но двое беглецов еще проворней, да вдобавок... Метрах в тридцати "братков" ждет машина: громадный джип "Круизер", а также двое конкретных ребят, один из которых роется в недрах автомобиля. Не к добру.
      - Братва, прикройте!
      Это один из беглецов.
      - Длинный, влево давай!
      Диспозиция - дрянь. Лена сказала бы круче. Маус, наверное, подумал совсем по-черному.
      Я стоял на крыльце. Сайфер еще возился в подъезде (что он там мешкает?!), зато хакер наш доморощенный бежал нынче точно посередине двора, а качок у машины уже вытащил АКС и...
      - На, сука!!!
      Короткая очередь извергла во двор громкий стрекот и целый рой пуль. Стрелок явно владел ментовским автоматом много лучше сержанта Санька. Что, впрочем, не привело ни к каким особенным результатам.
      На миг я подумал, что меня тоже задело, но это был вовсе не пулевой удар. Просто мир дрогнул всей своею тональностью, пропуская в него нечто новое, совсем неестественное для этой реальности. Человек "Струны" входил в Резонанс. Теперь-то уже не требовалось мучительно концентрироваться, разжигать усилием воли мерцающую искорку. После того нелепого и вместе с тем жуткого случая с педагогом Валуевым всё пошло легко. Точно вылетела из меня, как из горлышка бутылки, некая плотная пробка. Приспособился организм, снисходительно поясняла Лена.
      - На, сука!!!
      То ли снова, то ли еще в прошлый раз кричал автоматчик, а Маус уже застыл в своем беге и, будто герой любимого фильма, уворачивался от пуль. Я тоже видел их - точки, маленькие темные птички, плывущие мимо с неспешностью тополиного пуха, бояться было нечего. Теперь уже ни грязи, ни холодного ночного поля, ни летящих в спину убийственных свинцовых капель.
      Все изменилось. Были людские игрушки, не способные причинить мне вреда, был человеческий страх - и были мы, слуги Высокой Струны, те, кому мир человеческой крови представляется просто красивой игрой, не более опасной, чем пейнтбол.
      В дверях появился Сайфер, в руках он сжимал нечто... Откуда у него это?!
      Я плохо разбираюсь в оружии, но это явно что-то западное и что-то ужасное. Похоже на помповое ружье безумного, невозможного колибра. Откуда оно только взялось? Я даже не знал, что мой официальный помощник таскает с собой нечто этакое, зато теперь понял, почему тот задержался в подъезде.
      Такую штуку надо еще собрать.
      Маус кружился, ускользая от выстрелов, а Сайфер уже вскинул свою псевдобазуку и, крикнув что-то вроде "Пригнись!", выстрелил в джип. Он был прав: никакой Резонанс не спасет от волны огня и свинца, если вовремя не увернуться.
      В тот миг, когда взрыв обдал спину стрелка сотней мелких стекольных осколков, автоматная очередь оборвалась, но огонь, ошметки машины и даже куски асфальта, вырванные ударной волной, хлынули Маусу прямо в лицо. От такого не увернешься. Волна шла единым, несокрушимым фронтом, деваться было некуда.
      Маус развернулся, бросился прочь. Он не мог обогнать взрыв, но тот всё не дотягивался до него. Скорости сравнялись, а время застыло липкой смолой.
      Где-то сзади уже рычали двое братков. Один из них был почти мертв, второму предстояло помучиться. Сайфер медленно выцеливал убегающих, а Маус мчался.
      - Давай! - не сдержался я. - Давай!
      Точно болельщик на стадионе. Только ставка иная.
      Вот он, спасительный газон. Взрыв почти выдохся. Еще мгновение и... Они не полетят дальше. У них не хватит ни мощи, ни злости. Давай!
      Водила дернулся. Последний раз забрал ртом воздух - и уже спустя мгновение его мозг не выдержал. Как и сердце.
      Маус прыгнул в гущу газона. Успел-таки. Успел!
      Бац!
      Сайфер выстрелил вновь. Бил он не на поражение, взрыв прогремел возле самой помойки, свалив одного из беглецов. Второй лишь споткнулся, пробежал пару метров и затравлено огляделся.
      Щелкнул помповый затвор. Громадный патрон неспешно выпал на землю. Дуло уставилось на последнего из выживших врагов. Тот медленно вскинул руки.
      - Ну ты дал своим слонобоем! - послышалось от газона, где залег Маус. - Меня, блин, самого чуть в мясо не порвало. Ты думай вообще, на фиг!
      - Не стреляйте! Не стреляйте!!! - браток упал на колени. - Братва, не стреляйте! Гадом буду! Ну братва же!
      Я гадливо передернул плечами.
      - Как скажете...
      2.
      - Так мы ж это... мы, в общем, выпили. Ну знаете ж, как бывает. Сели вечером, после дел и давай кумарить, а Длинный тогда в общем... Ну пьяный, короче был, а мы ж пьяные, мы не понимаем ничего. Мы же это... В общем, ну понятно, да?
      - Нет, - незримый следователь был недоволен.
      - Так это ж... мы... ну поспорили мы, понимаете! - браток почти кричал и, кажется, собирался заплакать. - Пьяные были, а все из-за "Струны".
      - Причем здесь "Струна"?
      - Так Длинный как про нее... про вас услышал, так и говорит: да насрать мне на всех этих гитаристов! Пусть попробуют меня поймать. Вот мы и проверили.
      - Что проверили?
      - Как что, мать твою... найдете вы нас или нет, - браток замер на миг и тяжело задышал. - Ну чо, рви теперь сука! На части рви хоть, все равно кончишь, собака! Рви давай!
      - Вот примерно таким образом, - Лена нажала кнопку, и экран залила чернота.
      Я лишь вздохнул.
      За окном простиралась Столица. Отсюда, с двадцатого этажа административной башни, висевшей над рекой подобно Домоклову мечу, было видно почти все. Там, в Заречье дымили трубы заводов, ползли букашки машин и молекулы-люди. Солнце садилось за дальние крыши, оставляя на нашей стороне лишь черные силуэты домов.