Английский адмирал нервничал, его попытки овладеть городом не увенчались успехом. Французские солдаты и сипаи привыкли к бомбардировкам с моря и спокойно отсиживались в убежищах, но в минуты затишья все более смело беспокоили осаждавших мелкими вылазками. Английские наемники - негры и индийцы волновались: шпионы Дюплекса, шнырявшие в лагере, сеяли страшные слухи. В это же время французские сипаи произвели вылазку под командованием Абд-ур-Рахмана. 25 сентября, выйдя из ворот ночью, они незаметно приблизились к английским позициям и спрятались за деревьями. Утром, когда англичане пошли на приступ, их встретил неожиданный огонь сипаев, красные мундиры смешались после первого залпа и, не приняв боя, побежали; на поле битвы осталось 50 убитых и 80 раненых. После этой неудачи многие английские сипаи покинули лагерь осаждавших. Индийцы окончательно убедились в безнадежности осады, да и гороскопы предсказывали поражение британцам.
      Люди Дюплекса все более смелели, небольшие отряды французов нападали на провиантские обозы, идущие из Куддалура к Пондишери. Последней надеждой Боскоуена был аркатский наваб, но старый владыка Карнатика колебался, его тысяча всадников, расположившихся неподалеку от французской столицы, безучастно наблюдали длительную осаду.
      Адмирал Боскоуен понял, что дальнейшее пребывание под Пондишери грозит английским войскам еще более тяжелыми последствиями. Он попытался испробовать последнее средство - генеральную бомбардировку города. По его приказу английские корабли растянулись цепочкой против города и 300 пушек английского флота начали непрерывный обстрел Пондишери. Одновременно действовала и сухопутная артиллерия. За пять дней на Пондишери упало 20 тысяч снарядов, почти все дома в "черном городе" были разрушены, но казармы пострадали мало.
      Штурм города с суши был вялым, англичане отступили сразу же после первого залпа французов. Больше ждать было нельзя, число больных катастрофически росло. 17 октября англичане снялись с лагеря. Осада кончилась.
      За 60 дней осады англичане потеряли только убитыми 1300 человек, а всего вышло из строя 2500. Общие потери французов составили 393 человека. В битвах за Пондишери отличились французские сипаи, их смелые и быстрые вылазки наносили чувствительные удары осаждавшим, они принимали на себя основные удары противника. Из всех убитых и раненых среди гарнизона Пондишери насчитывалось 240 сипаев и 153 француза. Английские наемники сражались менее охотно, стараясь по возможности уклоняться от боя. Из 1300 убитых во время осады было 900 англичан и только 400 сипаев. Британские сипаи еще не прошли должной военной подготовки.
      Адмирал Боскоуен явно переоценил свои силы, карьера его казалась конченой. Зато Дюплекс ликовал. Дневник Ананды передает разговор генерал-губернатора с командиром сипаев, в котором проявилось все честолюбие Дюплекса: "Тут вошел лейтенант Абд-ур-Рахман, господин пригласил его сесть и, глядя на него, сказал: "Я даю тебе титул аркатского наваба". Абд-ур-Рахман ответил: "Дайте мне тысячу сипаев, всадников, четыре мортиры и четыре тяжелых орудия, мы пойдем и возьмем Аркат... Вам стоит дать приказание... с таким числом сипаев, пушек и мортир можно овладеть всем Карнатиком". "Верно",- сказал мосье".
      Действительно, Дюплекс первый всерьез подумал о создании колониальной империи в Индии. Генерал-губернатор чувствовал себя непобедимым. Почти все могольские феодалы и даже сам император поздравляли его с победой. Это был новый триумф Дюплекса. Компания высоко оценила его мужество и упорство. Генеральный контролер Машо выхлопотал у короля для губернатора высокую военную награду - крест Святого Людовика. Но награжден Дюплекс был за то, что сохранил для Компании ее владения, а не за захват новых территорий. Правление Компании не хотело дополнительных расходов.
      18 октября в Аахене маркиз Пусье подписал мир, Про этого министра, покорного исполнителя воли маркизы Помпадур, говорили, что он защищает интересы королевства не как француз, а как пруссак (обыгрывалось фонетическое сходство слов "Пусье" и "прусьен"). Никаких политических перспектив для Франции этот договор не содержал. В салонах повторяли остроту: "Глуп как мир". Французская дипломатия при выработке условий почти не интересовалась состоянием своих заморских территорий в Индии, она удовлетворилась формальным признанием довоенных границ. Положения об американских колониях Франции вообще оказались не разработаны для договора.
      Английские дипломаты, проявив должную дальновидность, подписали договор, предвидя, что война в колониях будет продолжаться. Английские торгово-промышленные круги оказывали все большее влияние на внешнюю политику. Буржуазия Лондона, Бирмингема, Манчестера, Ливерпуля становилась сильнее, а следовательно, агрессивней с каждым десятилетием. Если в середине XVIII века внешняя политика правительства феодально-абсолютистской Франции отражала традиционные 300-летние споры между французской и австрийской коронами, то главной линией британской политики становились колониальные захваты.
      Политическая отсталость французской буржуазии ясно проявилась в ее отношении к заключению мира. Большинство представителей финансового Парижа с радостью восприняли вести о конце войны. В мае 1748 года, почти за полгода до подписания мира, в стране стали активно распространяться акции Компании обеих Индий на сумму 6 миллионов ливров. Воспрянули духом французские работорговцы, продававшие "черное дерево": их корабли могли свободно плыть в Америку от берегов Африки. Годы военного затишья (1748-1755) баснословно обогатили темных дельцов работорговой компании "Ангола". За один только год одна эта компания продала около пяти тысяч африканцев в Америку.
      Был доволен заключением мира и человек, из которого Людовик XV. хотел сделать своего Кольбера, - генеральный контролер Франции Жан-Батист де Машо. Новый генеральный контролер отличался большой работоспособностью, честностью, желанием пополнить королевскую казну. Но он не обладал политическим кругозором не только Кольбера, но и своего предшественника Орри. Изыскивая все новые средства для королевской казны, Машо затронул налоговые привилегии дворянства, духовенства и чиновничества. Между министром финансов и благородными сословиями Франции началась ожесточенная многолетняя борьба. Она поглотила все силы государственного контролера. Он почти не обращал внимания на Компанию обеих Индий. Она лишь должна была давать в срок должную сумму денег в казну. Жестокий деспотизм Машо сказался на всем стиле работы правления Компании. Его отношение к планам генерал-губернатора было скептическим.
      В начале 1749 года Дюплекс узнал о мире. Легко представить, как велики были его разочарование и обида. Мадрас, удержанный в последний год войны ценой полного разрушения Пондишери, возвращался англичанам. 1 апреля правитель Пондишери и адмирал Боскоуен подписали соглашение о мире, на следующий день французские войска покинули Мадрас.
      В Пондишери царило уныние. Казалось, французы проиграли войну. Дюплекс остерегался выражать свое недовольство королевской политикой, всю свою злость он изливал на англичан. "Это англичане,- говорил губернатор окружающим,-создали закон, они его публикуют и подкрепляют его фактами. Нам говорят, они связаны, как и мы, договорами. Это заблуждение - ничто не связывает англичан, кроме силы, когда дело идет об их выгодах. Для них ничто не является достойным уважения, помимо силы... История Европы с царствования Елизаветы до наших дней учит нас, что большая часть могущества англичан, их торговли, их колоний, их богатств не имеет иного основания, кроме вероломства и многократных нарушений договоров, самых, казалось бы, прочных, и права естественного и международного". Дюплекс завидовал торговой и морской активности англичан и мечтал в недалеком будущем изгнать их если не из пределов Индии, то хотя бы из Карнатика.
      Этому густонаселенному району грозила новая война. А ведь только недавно закончившиеся бои заставили население юга Коромандельского побережья переносить большие лишения. Никто не учитывал убитых и раненых мирных индийцев, сожженных деревень, вытоптанных полей. При штурме Мадраса, в сражениях за Куддалур, при осаде Пондишери солдаты обеих армий беззастенчиво грабили население. Замерла торговля, не находили сбыта товары ремесленников, тысячи семей голодали.
      Как свидетельствует Ананда, напуганное население "черного города" стремилось покинуть Пондишери и укрыться в различных деревнях и городах, но по приказу Дюплекса никого не выпускали и только брахманы могли свободно уйти из города по своей воле. На самом деле число жителей "черного города" возросло, ибо деревни неподалеку от Пондишери были сожжены французами еще до появления англичан и население этих деревень, оказавшись без крова, искало прибежища в Пондишери.
      С населения постоянно взимались контрибуции, причем они сопровождались обысками и грабежами. В период осады произвол возрос. Ананда описывает, как монахи во главе толпы "солдат, негров и неприкасаемых" ворвались в индуистский храм и начали ломать статуи богов и украшения. "Отец из Карикала, по имени Кардо, разбивал статуи огромным молотком и топтал их ногами... Особенно свирепствовал некий монах Варлаам, который в неистовстве уничтожал все, что ему попадалось на пути".
      Унизительные клички редко встречаются в дневнике Ананды, но, упоминая Саверимуту и лазутчиков из касты палли, переводчик Дюплекса теряет обычную сдержанность. Ананда называет Саверимуту хромым негодяем, а лазутчиков - ворами и грабителями.
      И все же из дневника можно узнать, что эти люди, проникая в черри деревень, занятых англичанами, где жили неприкасаемые касты, собирали сведения о неприятеле и, постоянно рискуя жизнью, возвращались в осажденный Пондишери. Кроме того, палли выносили раненых с поля боя, караулили лошадей. За услуги, оказанные Компании обеих Индий, лазутчики мадам Дюплекс получали несколько пригоршней рису, а иногда мелкую монету, О их жизни известно мало. Официальные сводки молчат, а Ананда при описании деятельности лазутчиков не жалеет черных красок.
      Для Ананды особенно страшным было нарушение вековых устоев. Палли врывались в дома четти (каста купцов), и, когда последние им говорили: "Как вы, неприкасаемые, осмеливается заходить к нам", их били и угрожали им расправой. "Я не знаю, как описать беспорядок, который творился в городе",- замечает Ананда. В хаосе осажденного города проявилась затаенная ненависть неприкасаемых к привилегированным кастам.
      Положение мирных жителей во время войны было очень тяжелым; прекратилась работа, наступил голод, только ростовщики и спекулянты оказались в выигрыше. Единственной возможностью прокормиться стала продажа за гроши английских ядер. Ананда сообщает, что, когда голодные люди пытались срывать фрукты в саду, принадлежавшем мадам Дюплекс, их заковывали в кандалы и бросали в тюрьму.
      На территории, занятой англичанами, беженцам было еще хуже. Здесь их притесняли английские сипаи, частью мусульмане, частью телугу из касты редди, но жестокостью всех превосходили англичане: они так зверски избивали индийских кули, что последние покидали английский лагерь.
      Казалось, мир подписанный в Европе, должен был возродить прежний уклад жизни, но ни одна из компаний не верила, что в Индии может наступить длительный покой, да и не желала его.
      Глава третья
      ВОЙНА В КАРНАТИКЕ (1749-1764)
      Наступил мир, но у французского правительства не было ясной стратегической линии. Политика определялась сложной придворной интригой. В 1749 году коалиция, враждебная маркизе Помпадур, в очередной раз попыталась избавиться от властной фаворитки. В результате этой борьбы пал ее противник, морской министр Морепа, а остальные ее враги во главе с военным министром д'Аржансоном и герцогом Ришелье временно затаились. Король, и раньше не доверявший советникам, стал все более прибегать к секретной дипломатии; "теневой кабинет", возглавляемый принцем крови Конти, превратился в негласное министерство иностранных дел. Самое печальное обстоятельство для внешней политики Франции заключалось в том, что официальные дипломаты не всегда знали о действиях тайных, а серьезная политика превращалась подчас в игру прихоти Людовика XV, которого развлекали ссоры придворных.
      В то время как в Лондоне, Бристоле, Ливерпуле серьезно обсуждали будущее заморских владений Британии, в парижских салонах и при дворе колониальный вопрос стал предметом шуток для острословов. Философы же, как правило, высмеивали и осуждали колониальную политику. Вольтер не всегда был последователен: как акционер Компании обеих Индий он порой сочувствовал успехам Франции в Индии, но более известно мнение автора "Кандида" о снежных арпанах Канады как о бесполезной земле. Монтескье писал о том, что колонии высасывают соки из метрополии, Руссо гневно обличал все попытки цивилизовать на европейский манер другие народы мира.
      В колонии направляли, как правило, представителей преступного мира, лиц без определенных занятий, продажных женщин, бродяг и т. д. В Париже и на дорогах страны регулярно производились облавы. Колониальные войска формировались также из тех, кто предпочитал солдатскую службу в тропиках тюрьме. Дюплекс в одном из писем назвал французских солдат в Индии "тупыми животными". Люди, отвергнутые своим обществом, озлобленные и одичавшие, относились с глубоким безразличием к интересам Компании и в любой момент могли взбунтоваться, но под командой талантливого командира эти же французы проявляли редкую в трудных условиях боеспособность. Талантливых офицеров в Индии почти не было (такие, как Паради и Бюсси, составляли исключение). Все эти обстоятельства весьма тревожили Дюплекса: он твердо решил, несмотря на враждебное настроение директоров Компании, продолжать борьбу за Карнатик. Английский командующий адмирал Боскоуен также держал войска в боевой готовности.
      В это время завершался распад Могольского государства. Англичане и французы видели, что наместники императора в Бенгалии, Хайдарабаде, Ауде становились полновластными монархами в своих провинциях и вели ожесточенную борьбу между собой за власть. С севера наступал правитель Афганистана Ахмад-шах. Маратхские вожди захватывали громадные территории и образовывали собственные княжества. Юг Индии представлял собой одно из неспокойных мест. Здесь переплетались интересы низама Хайдарабада, маратхов, наваба Карнатика, местных раджей. Достаточно было какому-нибудь авантюристу начать военные действия, как все разнородные силы вмешались бы в борьбу. Такой человек вскоре нашелся, это был небезызвестный Чанда Сахиб.
      С помощью Дюплекса Чанда Сахиб оказался в Пондишери; ждать удобного случая долго не пришлось. В июне 1748 года (еще не кончилась война) умер один из самых могущественных феодалов Индии - Низам-ул-мулк, властитель Декана. Между его сыновьями и внуками тотчас же началась борьба за наследство.
      События, происшедшие после смерти Низам-ул-мулка, являются вариантом истории прихода к власти
      Аурангзеба, который на пути к трону убил своих троих братьев и заточил отца. Разница заключалась лишь в масштабах борьбы и в том, что среди потомков Низама не было ни одного столь коварного и изворотливого, как Аурангзеб. Главным претендентом считался внук деканского владыки Музаффар Джанг, поскольку в жилах его текла кровь Великих Моголов; за ним шли сыновья от знатной жены - Гази-уд-дин и Насир Джанг; трое сыновей от жен менее знатного происхождения не имели прав на власть. Но с силой всегда считались больше, чем со знатностью (Надир-шах был сыном кожевника, а правитель Бенгалии Муршид Кули-хан - сыном бедного брахмана).
      Реальная власть в Хайдарабаде оказалась у Насир Джанга, ибо он командовал войсками. Захватив сокровища Низама, Насир Джанг почувствовал себя непобедимым. Вскоре из Дели пришел фирман, подтверждающий право Насир Джанга на наследство Низама, но спустя несколько дней подобный фирман получил и другой претендент на власть в Декане - Муааффар Джанг. Эта путаница легко объяснима. В Дели шла ожесточенная борьба за власть между вождем персидской партии великим вазиром Сардар Джангом и главным евнухом Джавид-ханом. Вазир стремился заручиться поддержкой маратхов, Джавид-хан искал помощи у феодалов среднеазиатского происхождения. Под его влиянием безвольный император Ахмад-шах подписал фирман, передававший власть Насир Джангу. Главный евнух просил нового властителя Декана явиться с войсками в Дели и изгнать Сардар Джанга. Последний же действительно боялся усиления Декана и, чтобы вызвать смуту в бывших владениях Низам-ул-мулка, через несколько дней добился фирмана для Музаффара.
      Музаффар мечтал стать низамом, но войско его было малочисленно, а казна пуста. Чанда Сахиб тут же ввязался в распри между наследниками, приняв сторону Музаффара. Последний обещал предприимчивому авантюристу в случае удачи весь Карнатик [* Следует отметить, что Чанда Сахиб как зять убитого маратхами Доста Али, последнего наваба Карнатика, получившего наваб-ство от Великого Могола, имел определенные права на Карнатик]. Чанда Сахиб нашел войско: он знал, что несколько тысяч сипаев французской Компании стоят в Пондишери и Дюплекс тяготится ими, ибо им нужно платить. Чанда Сахиб предложил генерал-губернатору свой план: он, Чанда Сахиб, получает французских сипаев, возводит Музаффара на трон Декана и сам становится навабом Карнатика, а в собственность Компании после победы переходит один из городов близ Пондишери, Вилленур, и 40 деревень. Дюплекс сначала колебался, но, когда узнал, что Музаффар и Чанда одновременно стараются заручиться поддержкой англичан, поспешно согласился. В июле Совет Пондишери заключил с Чандой договор, по которому Вилленур и 40 деревень перешли к французам. Колония превратилась в крупного земельного собственника. Мечты о колониальной империи, казалось, начинали осуществляться.
      Аркатский наваб Анвар-уд-дин знал об опасности, но действовал с присущей восточным правителям медлительностью и дал своим противникам объединиться. Две тысячи сипаев и 500 белых солдат и топасов Компании и войска Музаффара двинулись к Аркату. В то время войска не имели специальной колониальной формы. Несмотря на июльскую жару, французские солдаты и офицеры были не только в мундирах, но и в напудренных париках. Старший французский офицер Отейль, человек храбрый, но бездарный, с трудом удерживал дисциплину.
      3 августа 1749 года у деревни Амбур французская армия встретилась с войсками Анвар-уд-дина. Аркатский наваб вел за собой почти 20 тысяч человек, в его распоряжении было 200 пушек и несколько сот слонов. Увидев противника, Отейль приказал немедленно его атаковать. Французские пехотинцы бросились в атаку, но попали в болото, грязь была по пояс. Тщетно Отейль пытался заставить солдат двигаться. Оставив в болоте свои парики, французы отступили. Отейль повел солдат во второй раз, опять безрезультатно, к тому же его ранила шальная пуля. Его заменил капитан Бюсси. Неизвестно, каким образом он сумел подвести солдат и сипаев вплотную к войскам Анвар-уд-дина. После первого залпа аркатские воины начали отступать. Наваб в ярости пустил своего слона на бегущих и стал их топтать, осыпая проклятьями. Его узнали, открыли стрельбу, и вскоре смертельно раненный наваб упал под ноги собственного слона. Это означало конец битвы. Французы потеряли всего 12 солдат и 200 сипаев. Войска наваба почти все сдались, за исключением его сына Мухаммада Али, которому с небольшой свитой удалось бежать.
      Что же произошло? Почему 2 тысячи французов и сипаев разгромили 20 тысяч индийцев? Ответ прост: в сражении встретилась регулярная армия XVIII века с восточно-феодальным войском. Такие качества европейской армии, как относительная скорострельность (один солдат мог сделать два-три выстрела в минуту), залповый огонь, умение развертывать и выравнивать подразделения на неровной местности, принимать по мере необходимости то квадратное, то линейное построение и, наконец, бесспорное превосходство артиллерии, делали французов и сипаев почти неуязвимыми. Сипаи довольно быстро воспринимали основы военной тактики и строевой подготовки, а выносливость и храбрость индийских наемников удивляла французов. Армия аркатского наваба, подобно войску Великих Моголов, была лишена какого-либо воинского порядка, нестройные массы феодальной конной вольницы и толпы пехотинцев, вооруженные мушкетами, обычно обращались в бегство после нескольких залпов.
      Во время битвы при Амбуре Музаффар и Чанда Сахиб не спешили бросать свои собственные войска на поле боя, но как только исход сражения стал ясен, индийские вельможи принялись делить слонов Анвар-уд-дина. В глазах индийцев число боевых слонов издавна было главным показателем военного преимущества. Командующий франко-сипаями Отейль получил джагир в 4 тысячи рупий (хотя, по существу, битву выиграл Бюсси), Битва при Амбуре дала Компании дополнительные территории. Музаффар Джанг утвердил власть Пондишери над городом Бахур, неподалеку от Пондишери. Дюплекс же рассчитывал на большее, он уже видел себя господином всего Карнатика. Для этого необходимо было сделать Чанда Сахиба номинальным владыкой провинции. Оставалось только уничтожить последнего наследника прежнего наваба Мухаммада Али, укрывшегося в крепости Тричинополи. Англичане некоторое время оставались пассивными зрителями событий и даже пытались наладить хорошие отношения с Чанда Сахибом, но, убедившись в его приверженности к французам, стали поддерживать Мухаммада Али.
      Тем временем Музаффар Джанг и Чанда Сахиб торжественно праздновали победу, их армия насчитывала теперь много воинов и боевых слонов. Правда, войско было составлено в основном из всадников Анвар-уд-дина и большой боеспособностью не отличалось. Дюплекс устроил индийским владыкам пышную встречу в Пондишери. Пока длились праздники, англичане подтягивали к Тричинополи свои войска.
      Возможно, немедленное продвижение французских отрядов к этой крепости и решило бы судьбу Карнатика, но войска Компании более месяца оставались в Пондишери. И теперь штурм Тричинополи означал Столкновение с англичанами. Британский флот по-прежнему стоял в Мадрасе, адмирал Боскоуен захватил Сен-Томе, и Мухаммад Али прислал адмиралу, фирман на право владения городом. Англичане дали понять, что они не признают Чанда Сахиба навабом Карнатика. Хотя Боскоуен вскоре отплыл из Индии, британские власти продолжали активную политику, округляя свои владения на Коромандельском побережье.
      Дюплекс решил перейти к территориальным завоеваниям. Танджур казался наиболее богатой добычей. Экспедицию номинально возглавлял Чанда. Сахиб, но ядро его войск составлял франко-сипайский корпус под командованием Отейля. Завоеватели заранее распределили добычу. Чанда Сахиб надеялся получить 50 лакхов рупий, а Дюплекс - стать господином территории в 43 тысячи гектаров, где жило 25 тысяч человек. Сначала все шло хорошо для французов. Напуганный артиллерийской подготовкой, раджа согласился на выдвинутые условия, Чанда Сахиб даже сумел получить еще 20 лакхов. Но вскоре поползли слухи, что на помощь Танджуру идут маратхи (раджа Танджура был родственником маратхского правителя). Маратхи, однако, не появились. Дюплекс из Пондишери требовал от своих офицеров решительных действий. Танджур по его планам должен был быть взят штурмом, а дельта реки Кавери - стать французским владением.
      Второй штурм Танджура оказался весьма неудачным. Сипаи уже два месяца не получали денег и отказались идти на приступ, их настроение передавалось и французским солдатам. В лагере свирепствовали эпидемии, началось дезертирство. В довершение ко всему стало известно, что с севера медленно движется большая армия Насир Джанга, субадара Декана, вместе с конницей маратхов. Армия субадара насчитывала 300 тысяч человек. Такого многочисленного противника Дюплекс еще не встречал. По восточному обычаю Насир Джанг вез с собой свой гарем и многочисленных слуг, остальные вельможи подражали ему. Вместе с огромным караваном ехали сотни торговцев и ремесленников. Равная полчищам Аурангзеба армия напугала не только Музаффар Джанга и Чанда Сахиба, но и Дюплекса. Пришлось спешно отвести войска от Танджура. Мухаммад Али и английские войска присоединились к Насир Джангу.
      Не встречая никакого сопротивления, войска Насир Джанга вошли в Карнатик и остановились в 80 километрах от Пондишери. Во французском лагере росла тревога. Сипаи, озлобленные систематической невыплатой жалованья, ночью .сотнями уходили; 13 молодых офицеров, недавно прибывших на службу Компании, покинули свои посты и подали Дюплексу прошение об отставке, объявив его военные действия незаконными. Их появление в Пондишери вызвало тревогу среди жителей. Дюплекс находился в смятении, но еще больше испугался Музаффар Джанг. Вскоре он оказался в плену у своего дяди Насира (поговаривали, что претендент на трон просто бежал от французов). Маратхи приблизились к французскому лагерю, ему грозило полное окружение. Пришлось отвести войска за городские стены.
      В этих условиях Дюплекс предложил Насир Джангу компромиссный мир, но последний даже не принял французских послов, а его первый советник Шах Наваз-хан, видный историк, автор множества жизнеописаний знатных феодалов, служивших Великим Моголам в XVI, XVII и первой половине XVIII века, вел переговоры, не скрывая своего презрения к французам. Англичане, со злорадством наблюдавшие за событиями из Мадраса, прислали участливо-ироническое письмо. Дюплекс чувствовал себя как человек, попавший в им же самим расставленную западню. Начав бессмысленную, с точки зрения директоров Компании, войну, он ее проиграл. Но азарт игрока не оставлял губернатора, и Дюплекс решился на крайнее средство.
      Был в Пондишери офицер, по имени Латуш, человек ограниченный, но храбрый до безрассудства. Ему-то Дюплекс и поручил возглавить нападение на лагерь Насир Джанга. Ночью Латуш и 300 отборных солдат проникли к месту стоянки деканского субадара. Огромный табор никем не охранялся, почти все спали. Никто не знает, сколько спящих убили головорезы Латуша, только наутро жуткая паника охватила все войска На сира, наемники и всадники бросились по домам, субадар метался по лагерю, но остановить беглецов не смог, Мгновенный распад многочисленной армии заставил англичан тут же уйти из-под стен Пондишери; скрылись и маратхи. На этот раз столица Французской Индии избежала осады.
      Насир Джанг не считал себя побежденным. По его приказу во всех подвластных ему землях были закрыты французские фактории, что нанесло немалый убыток Компании. Дюплекс, в свою очередь, пытался избавиться от ненавистного субадара всеми средствами. Следует вспомнить, что его жена имела многочисленных тамильских лазутчиков, из которых она создала разветвленную шпионскую сеть. В ставке Насир Джанга губернатор имел своих людей. Ему сообщили, что влиятельный деканский вельможа Рамдас Пандит замышляет переворот в пользу Музаффара.
      Хотя Насир Джанг был сыном Низама, которого Надир-шах называл самым коварным и умным человеком в мире, он вел себя нерешительно. Припадки гнева быстро проходили, наступало состояние расслабленности и блаженной беззаботности. Временами исчезала и подозрительность к Музаффару; даже имя Чанда Сахиба не вызывало у него раздражения, и он склонялся признать его навабом Арката. (Шах Наваз-хан в биографии своего повелителя писал, что наваб часто прислушивался к мнению дурных советников и проявлял слабость.) Такое поведение Насир Джанга вызвало брожение среди его приближенных, патаны [* Здесь - феодалы афганского происхождения, предки которых служили биджапурским государям в XVI веке] и заминдары волновались. Рамдас Пандит становился все влиятельнее. Испуганный субадар искал сближения с Мухаммадом Али и англичанами, которые вновь активизировались. В Мадрас прибыл энергичный губернатор Сандерс, сразу же выдвинувший на первые роли самых способных и воинственных офицеров Лоуренса и Клаива. Англичане стали врываться на подвластные французам территории. Мухаммад Али, этот, по словам К. Маркса, "субъект, получивший свою должность благодаря англичанам, остался их послушным слугою, откуда его прозвище "набоб Компании"", и вновь выступил против французов.
      Дюплекс, за несколько месяцев подкопив денег, вновь нанял сипаев и направил на юг четырехтысячное войско. Англичане располагали трехтысячной армией, на три четверти составленной из сипаев. Однако английские слабо обученные сипаи уступали французским. Кроме того, британские власти по-прежнему не решались на открытые действия против войск Дюплекса (поскольку в Европе царил мир) и состояли как бы на службе у Мухаммада Али. В первом столкновении 30 июля 1750 года английские сипаи бежали, не приняв боя. Но Мухаммад Али не отказался от продолжения войны. Генеральное сражение произошло около местечка Тривади, неподалеку от Куддалура. Битва при Три-вади окончилась быстро. Артиллерия фактически решила дело в пользу французов. Воины Мухаммада Али - всадники и пехотинцы, смешавшись в беспорядочную толпу, отступили. Сам наваб еле спасся от плена.
      Победа при Тривади вновь приблизила Дюплекса к заветной цели господству над Карнатиком. Он приказал большей части своих войск идти на Аркат. Впервые губернатор поручил самостоятельную операцию 30-летнему капитану Бюсси.
      5 сентября Бюсси двинулся на север. По дороге между Пондишери и Аркатом находилась крепость Джинджи, одно из самых неприступных мест в Южной Индии. Она стояла на крутой горе, окруженная глубоким рвом, внутри был вырыт колодец. Взять Джинджи приступом при тогдашней осадной технике считалось невозможным. Бюсси решил попытаться овладеть крепостью. Но не успел он подготовить войска к штурму, как на горизонте показалась девятитысячная армия Мухаммада Али. Бюсси немедленно перестроил свои войска и повел солдат в атаку. На этот раз войска Мухаммада Али сражались упорнее, они выдержали артиллерийский обстрел, и только залповый огонь с расстояния пистолетного выстрела заставил их отступить к крепости Джинджи. Французы буквально на плечах у противника ворвались в предкрепостные укрепления. Главный холм еще оставался в руках у аркатской армии. Быстро стемнело, и Бюсси решил штурмовать ночью. Взрыв дымовых шашек и внезапная атака испугали гарнизон Джинджи и воинов Мухаммада Али. Самые страшные препятствия - крутой подъем и ров французские солдаты и сипаи преодолели без особого труда. Над Джинджи взвился флаг с бурбонскими лилиями.