Сергей Капков
      Рина Зеленая
      Жила-была девочка. Жила в маленьком одноэтажном Ташкенте, засаженном акациями и тополями, с кирпичными тротуарами, маленькими ишаками и проходящими караванами верблюдов. Девочка хорошо училась и много читала. Однажды, перебирая стопку юмористических журналов, в одном из них она увидела список общественных деятелей города, и среди фамилий вдруг обнаружила: "Иван Кузьмич Зеленый - гласный в думе. Если бы не его цветная фамилия, был бы совсем бесцветным". Не вникая в суть этих сатирических строк, девочка страшно возгордилась, ведь Иван Кузьмич Зеленый - ее дедушка.
      Девочку звали Катей, Екатериной.
      В их семье никто ни с кем не дружил. Были как бы составные части, которые, сложенные вместе, назывались семьей. Мама и папа - совсем не подходящие друг другу люди. Аккуратный во всем, педантичный в мелочах, незначительный интендантский чиновник-служака берег каждую копейку более чем скромного жалованья. Маму выдали замуж шестнадцати лет, она так и не привыкла к нему, старшему, в очках, несимпатичному, с усами и бородкой. Ее легкомыслие даже в те годы, когда это качество было присуще всем дамам, было удивительно и поражало всех ее знакомых. Не было в доме такой вещи, которую мама не могла бы отдать кому угодно.
      Вообще же все было "как у людей". Был даже инструмент - старшая сестра Муся училась играть. Приходила учительница, но сестра могла сбежать куда угодно, и чтобы урок не пропадал, заставляли учиться Катерину, поймав ее за шиворот где-нибудь на дереве. Мама нанимала немку, но когда та входила в дверь, брат Иван вылезал в окно и исчезал.
      Старшие дети не обращали на младших никакого внимания. Муся, барышня лет шестнадцати, была далека от них, как луна. У нее - кавалеры, подруги, прическа, зеркало трельяж, в которое больше никому смотреть не разрешается. Именно поэтому Катерина всю жизнь обожала вертеться у зеркала и рассматривать свой язык с трех сторон. Братец Иван - личность непостижимая, загадочная, уходил в ночь на рыбалку и под утро возвращался, увешанный змеями. Раз в месяц отец его порол и страшно ругал: "Тебя выгонят из реального училища! Кем ты собираешься быть?" Иван отвечал отчетливо: "Я думаю быть или шофером, или епископом". Теряясь от такой точной программы, отец выходил, хлопнув дверью: "Болван!"
      Младшие - Катя и Зина - вертелись у всех под ногами, словно котята. Причем, Катя эксплуатировала Зину, как могла: иди, принеси, отдай. Перед сном, укладываясь в постель, могла сказать: "Поди, закрой дверь!" Зина возражала:
      "Ведь тебе ближе, закрой сама!" Катерина вставала и шла от своей кровати к двери, меряя шагами расстояние. Потом считала шаги от двери до ее кровати, ложилась и говорила: "От тебя на два шага ближе. Закрой дверь!" И Зина закрывала.
      * * *
      ...В те времена, в самом начале ХХ века, никто никуда не переезжал где люди рождались, там и умирали. И вдруг удивительное, невероятное дело: Василия Ивановича Зеленого переводят по службе из Ташкента в Москву. Началась совсем непохожая, другая жизнь. Катерину определили в гимназию фон Дервис, в Гороховском переулке. Это было довольно дорогое учебное заведение, где учились девочки из состоятельных семей. Катя Зеленая была одета хуже других: и пальто, и форма - из дешевого материала. К тому же вела она себя, как мальчишка,- впрыгивала в трамваи на ходу, лазала по деревьям, ее юбка постоянно рвалась. Катерина привлекла к себе внимание чуть ли не всей гимназии: новенькая девочка, напоминавшая ощипанного цыпленка, приехавшая из какого-то Ташкента, который и на карте не сразу-то найдешь... Да еще фамилия какая - Зеленая!
      Училась она хорошо, даже - отлично. Но в 1914 году началась страшная война с Германией, и на этом основании девочки перестали учить немецкий язык. А потом и вовсе старые, строгие порядки стали уступать всеобщему духу времени: гимназистки убегали с уроков, дерзили классным дамам. И все-таки среднее образование получили.
      * * *
      Катерина стала актрисой случайно. Она шла по улице и увидела объявление: "Прием в театральную школу". Она даже и не подозревала, что этому учатся в школе - быть артистом. Вошла и прочитала стихотворение Никитина "Выезд ямщика", чем до слез насмешила великих мастеров сцены Певцова и Шатрову. Из восьмидесяти юношей и девушек были приняты двадцать два, в том числе и Зеленая. Так она оказалась в школе Свободного театра, в котором играли прекрасные актеры Блюменталь-Тамарина, Радин, Борисов, Шатрова, Певцов, Белевцева... Молодежь занимали в массовках, студийцы знали наизусть все пьесы и роли, перенимали актерские обычаи, суеверия, словечки. Так же, как старики, мелко крестились перед выходом на сцену. Так же садились на упавший на пол листок с ролью. Так же постоянно разыгрывали друг друга.
      Так же, как кумиры, однажды выехали на фронт, под Царицын. Студийцы играли перед красноармейцами "Женитьбу Белугина", и аккурат посредине пьесы их запихнули в грузовики, чтобы срочно отправить на пароход. Наступали белые.
      Скоро стало совсем голодно и холодно. Будущие артисты больше не были "особенными людьми", а стали просто мальчишками и девчонками, влюбленными в театр, безо всякой почвы под ногами, даже без стипендии.
      * * *
      Первыми театральными подмостками Екатерины Зеленой стал старенький подвальчик в Одессе, где разместилась труппа любителей под названием "КРОТ" - "Конфрерия Рыцарей Острого Театра". Руководил ею Виктор Типот, химик по образованию, а в будущем - знаменитый режиссер и автор первых советских оперетт "Свадьба в Малиновке" и "Вольный ветер". У всех в коллективе были свои обязанности и амплуа. Екатерине приходилось петь, танцевать, переодеваться каждую минуту, играя по пять ролей в один вечер. Программа менялась каждую неделю, и работать приходилось целыми днями. Ведь зрители платили хоть маленькие, но все же деньги, которые делились между всеми. Кате нужно было кормить семью - маму, которую отец оставил ради другой женщины в суматохе Гражданской войны, и младшую сестренку. Правда, вскоре в "КРОТе" нашлось место и для Зинаиды - она стала выступать как балерина.
      Тогда же Екатерина стала Риной. На первой в ее жизни афише имя "Екатерина" почему-то не поместилось, и актриса безжалостно его сократила. Получилось коротко и удобно.
      А еще некоторое время спустя Рина Зеленая решила ехать в Москву, где, по слухам, появлялись в огромном количестве новые театры, "гремели" новые постановки, а будущее "КРОТа" все больше ставилось под сомнение.
      * * *
      Москва, действительно, оказалась неузнаваемой.
      Старшая сестра встретила Рину довольно сухо. Куда идти и к кому проситься, Рина не знала. Сняла шестиметровую комнатку у соседей сестры, куда со временем перевезла из Одессы маму, Зинаиду и режиссера Типота с женой.
      Шла она как-то по Каретному ряду, мимо мчались автомобили, сверкали витрины, горели рекламы, шумели торговцы, настроение у Рины были прескверное, и вдруг... В глаза ей бросилась нарядная и нелепая табличка: Театр "Нерыдай!" "Как будто прямо для меня написано!" - подумала Рина и вошла в помещение.
      "Нерыдай!" оказалось самым популярным в Москве ночным кабаре. Несмотря на высокие цены, попасть туда было не так просто. Зал набивался богачами-нэпманами, столичными знаменитостями, известными поэтами, актерами и художниками. Кухня - изумительная, на ней колдовал лучший в Москве повар. В кабачке ужинали Асеев, Эрдман, Ардов, Мариенгоф, захаживали Маяковский и Иван Поддубный, приезжали из Петрограда ФЭКСы - Козинцев, Трауберг и Кулешов, однажды привезли даже "икону русского театра" Владимира Николаевича Давыдова. Не просто привезли: он включился в импровизацию и спел старинные куплеты.
      Пародии, скетчи, романсы, куплеты и главное - виртуозный конферанс вот визитная карточка кабаре "Нерыдай!" Представления начинались в полночь, а заканчивались часа в четыре утра. Зрители разъезжались на своих извозчиках, а Рине с Зинаидой добираться домой было далеко и не на что. Один из основателей "Нерыдая" Егор Тусузов договорился с деревенским мужичком, приезжавшим каждое утро в Москву по делам, по дороге подвозить девушек на Землянку - улицу, где они жили. Все в театрике любили и ценили друг друга.
      А потом закрутило-завертело: каждый день что-то новое. Вперед - к Киршону! Назад - к Островскому! Сумбур вместо музыки! Долой Таирова! Ура Пролеткульту! Нет Есенину! Эйзенштейна в архив! Навеки вместе с "Бежиным лугом"! Нет Зощенко! Открыть ясли имени Малюты Скуратова! Закрыть МХАТ 2-й! Художественному театру - имя Максима Горького! Художники в те времена чувствовали себя, как в финской бане: то 100 градусов жары, то ледяная прорубь. Но как-то умудрялись жить, творить, влюбляться, шутить и даже зарабатывать деньги.
      Кстати, зарабатывать Рина Васильевна не умела никогда и всю жизнь искренне удивлялась, откуда у коллег берутся деньги, модные шмотки, антиквариат. В молодости с одеждой у нее были большие проблемы, ей доставалось то, что кому-то было мало или велико. "Вот я помру, и никто никогда не узнает, какой у меня был прекрасный вкус", - шутила она. Моду Рина Васильевна признавала немедленно и никогда с ней не боролась. Вот только следовать ей не могла.
      Хозяйкой она тоже была неважной, так и не научилась ни готовить, ни шить, ни пришивать пуговицы. Даже на фронте кто-нибудь из мальчиков фронтовой бригады пришивал ей оторванный рукав или пуговицу на пальто. Да и во всех поездках чемодан укладывать тоже помогал ей кто-нибудь из друзей. В юности она особенно не любила это занятие - просто бросала все подряд в чемодан, уминала, как могла, становясь коленками на крышку, и запирала замки. Если что-то торчало из-под крышки, она отрезала это ножницами.
      * * *
      Жизнь была бешеная, наполненная работой. Спать Рина Зеленая считала преступлением. Утром и днем - репетиции, вечером - спектакли, ночью - клуб, встречи, споры, чтения.
      В 1923 году Рина Зеленая перебралась в Ленинград, в театр "Балаганчик". В северной столице - цвет интеллигенции. Брянцев организует первый детский театр, впоследствии знаменитый ТЮЗ, где начинали Николай Черкасов и Борис Чирков. Композитор Глазунов добывает у Луначарского паек для пятнадцатилетнего Дмитрия Шостаковича, который работает тапером в кинотеатре "Селект". Рина обедает у начинающей писательницы Милочки Давидович, а ужинает у Зощенко или Слонимского. Репетирует у Козинцева и Трауберга в спектакле "Внешторг на Эйфелевой башне".
      Затем - снова Москва, открытие Театра сатиры. Рину Зеленую пригласили на работу впервые, до этого она всегда появлялась сама: "Здравствуйте, я приехала к вам работать!"
      Театр сатиры 1924 года - это театр обозрений, сатирический, талантливо придуманный, с труппой великолепных комиков. Когда же в репертуаре стали появляться спектакли драматические, Зеленая покинула этот театр. Ей были близки "малые формы" - репризы, скетчи, миниатюры.
      Потом был легендарный Мюзик-холл, где блистали Валентина Токарская и Мария Миронова, Борис Тенин и Сергей Мартинсон. Потом - Театр миниатюр. И всегда - эстрада, гастроли, "капустники" в ЦДРИ и Доме печати. Актриса постоянно искала те формы, в которых с наибольшей полнотой выразилась бы её индивидуальность. На многих сценах она переиграла массу уморительных скетчей, ставила сама, конферировала. Очень любила петь и однажды подготовила номер "Чарльстушки", где соединила народную частушку с чарльстоном. Во время исполнения куплетов она скидывала сарафан и оказывалась в костюме герл, демонстрируя "стиль рюсс на изысканный вкюсс".
      А однажды, чтобы не сорвался один из концертов, Рину Зеленую попросили заполнить паузу, и она детским голосом, с запинаниями и придыханиями, протараторила "Мойдодыра". Успех был оглушительный. С тех пор актриса много лет выступала на эстраде в жанре "Взрослым о детях", достигнув в нем небывалых высот.
      * * *
      Большую часть военных лет Рина Зеленая провела на фронте. А осенью 1945 года она побывала в Берлине и даже расписалась на рейхстаге: "Мне удалось втиснуться между фамилиями бойца-пехотинца и матроса на одной из колонн".
      Она сама добилась приказа командировать ее в действующую армию, для чего несколько дней буквально "штурмовала" политуправление. Вместе с Риной Васильевной в состав бригады вошел еще один великий артист эстрады Аркадий Райкин.
      Сосчитать количество концертов, в которых она приняла участие, было бы делом непростым. Да никто и не вел этих подсчетов. На фронте актеры каждый день держали суровый экзамен в совершенно необычной обстановке. Все было непохоже на то, к чему они привыкли: быт, питание, ночлег, о котором никто не мог заранее сказать, где он будет и в каких условиях. Может, высоко в горах, в одинокой хате, на широких лавках и столах. Или в роскошном отеле, на огромной лаковой кровати модерн, где вчера еще ночевали немецкие офицеры. Или в штабе на полу, на соломе с блохами. Или в монастыре XVI века, где монахиня в огромном крахмальном чепце и гофрированном воротнике, гремя ключами, приносит белое полотняное белье. Или в палатке медсанбата на пока свободных носилках, которые могут посреди ночи понадобиться для раненых, так как бой гремит в четырех километрах...
      "На мою долю выпало счастье - слышать смех, громкий, беззаботный, такой необычный в этой обстановке, - писала Рина Васильевна. - Наивные, светлые строчки детских стихов Михалкова, Маршака несли с собою тепло, воспоминания о семье, и, может быть, каждый в эту минуту думал о своем ребенке, за нарушенное детство которого он мстит здесь врагу".
      В свою очередь, военный корреспондент Сергей Михалков в одной из заметок написал, что на передовой услышал горестный разговор солдат о том, как "чертовы фрицы вдребезги разбили Рину Зеленую". Оказалось, что во время очередного воздушного налета были разбиты пластинки.
      В Москве тоже было неспокойно. Фашисты каждый вечер устраивали налеты на город, и на крыше дома, где жила Рина Зеленая, появилась зенитная батарея. Немцы, естественно, старались попасть именно туда.
      Что любопытно, в этом доме бомбоубежища не было, зато жили актеры МХАТа, Большого театра, Театра Немировича-Данченко. Когда завывала сирена, многие спускались вниз, в квартиру управдома Пайкиса, считая почему-то, что там безопаснее. Единственным человеком, который никогда не выходил из своей квартиры, был Владимир Иванович Немирович-Данченко.
      И вот однажды Рина Васильевна увидела его у Пайкиса. Мэтр сидел в кресле, положив ногу на ногу и подперев голову кулаком правой руки. Сидел прямо, ни с кем не разговаривая. Гул зениток и взрывы продолжались бесконечно долго, и вдруг грохот раздался совсем рядом. Дом содрогнулся, и все повскакивали со своих мест, готовые ринуться куда-то. И в это время раздался негромкий голос Немировича-Данченко: "Спокойно! Для того и убежище, чтобы из него не убегали".
      Все почему-то послушались и сели на свои места.
      Бомба упала через дорогу, попав в типографию Академии архитектуры и уничтожив рукопись книги мужа Рины Зеленой, архитектора Котэ Топуридзе. Он как раз дежурил в ту ночь где-то наверху дома, и взрывная волна отнесла его на этаж ниже, бросив в объятия Асафа Мессерера. Дружинниками в доме были все оставшиеся мужчины, прославленные режиссеры, актеры и писатели. Они тушили зажигалки и убирали осколки снарядов, которые сыпались дождем от зенитки, установленной на крыше. Шлемы дружинникам не полагались, и Рина Васильевна просила мужа: "Ты надень хоть кастрюлю, а то тебе голову пробьет". На это супруг отвечал: "Я дворянин. Я не могу умирать с кастрюлей на голове!"
      * * *
      Рина Зеленая нередко говорила, что у нее есть вторая профессия - жена архитектора. Будучи человеком далеко не сентиментальным, она испытывала неописуемое счастье, находясь рядом с мужем. "Человек этот был моим другом, подругой, учителем, наставником, - писала она. - Все, что я знаю, я узнавала от него. Не было вопроса, на который он не мог бы ответить". Константина Тихоновича называли энциклопедистом, ему без конца звонили за необходимыми справками и разъяснениями.
      Сегодня из всех работ Константина Топуридзе самой известной и знаменитой остается фонтан "Дружба народов" на ВВЦ (бывшая ВДНХ). Константин Тихонович занимал пост главного архитектора Ленинского района, и в его ведении были все здания на территории от Кремля до Внукова. Многие годы он был заместителем председателя Комитета по охране исторических памятников, и каждый день, начиная с семи часов утра, в его доме разрывался телефон - надо было срочно спасать какой-нибудь старинный дом. Был случай, когда Топуридзе дошел до самого Брежнева. У кого-то возникла идея засыпать Новодевичьи пруды и построить на их месте высотные дома для членов ЦК. Константин Тихонович поднял в кабинете генсека страшный шум. Он кричал, что это варварство - разрушать памятники старины, что это аморально, и потомки нам такого не простят. И ушел, хлопнув дверью. Леонид Ильич помолчал и глубокомысленно изрек: "Да, этот парень знает свое дело. К нему надо бы прислушаться".
      Константин Топуридзе был наполовину грузином, наполовину французом. Европейская внешность и манеры чудесным образом сочетались с кавказским темпераментом. Характер у него был ужасным: доброта соседствовала со страшной вспыльчивостью, гнев и ярость - с беззащитностью. Кто-то из супругов должен был в корне сломать себя, и это пришлось сделать Рине Васильевне: "Если ему случалось обижать меня, я могла бы биться головой о стенку, он, даже слыша мой стук, не посмотрел бы в мою сторону. А через несколько часов мог подойти и сказать: "Ну, хорошо, я тебя прощаю".
      Они расставались только на время командировок. Константин Тихонович писем не писал почти никогда - предпочитал посылать открытки, но от жены требовал, чтобы каждый день было письмо. "Читать я его, может быть, не буду, но чтобы оно лежало у меня на столе", - говорил он. И Рина Васильевна при всем отвращении к писанию писем бралась за ручку ежедневно, зная, что это ему нужно.
      "Во всем свете нельзя было найти человека, который был бы более нужен и важен. Среди дня я могла подойти и принести ему стакан воды. Он пил, даже не удивляясь, почему я догадалась, что он хочет пить. Я знала, что я самый счастливый человек на свете", - вспоминала актриса.
      Больше всего супруги любили гулять по Москве. Константин Тихонович знал каждый дом, имена его создателей и его историю. Рина Васильевна впитывала эту информацию, как губка и, спустя годы, с удовольствием пересказывала молодым друзьям и коллегам.
      Они ходили, всегда держась за руки. Тогда это было не принято, тем более в пожилом возрасте. Но они об этом не думали. Они были счастливы вместе.
      * * *
      Семья Рины Зеленой - это не только муж. Это и два его сына от первой жены. Это и сестра Константина Тихоновича, Тамара Тихоновна, с дочерью Татой - их выслали из Ленинграда сразу после блокады, когда кто-то из крупных городских чиновников позарился на их квартиру, заметно опустевшую после чреды голодных смертей. Рина и Котэ нашли Тамару с Татой с помощью друга обеих семей - Алексея Толстого, нашли и оставили у себя.
      Жили все в одной комнате в коммунальной квартире на улице Немировича-Данченко. В доме постоянно гостили какие-либо знакомые, друзья или дальние родственники, поэтому спали на чемоданах. Бывало так, что утром Рина Васильевна шла будить младшенького, нежно брала его за торчащую из-под одеяла пятку - а пятка оказывалась не его. Ночью, оказывается, вновь кто-то прибыл погостить.
      Потом были двухкомнатная квартира на улице Горького и трехкомнатная в Харитоньевском переулке. Сыновья Константина Тихоновича уже жили отдельно, когда в семью вошел Юрий Хмелецкий - муж Таты, талантливый художник. Рина и Котэ приняли Юрия в свою семью вместе с его мамой. Жили легко, без скандалов, постоянно шутили и принимали гостей. Но времени на семейные посиделки не было никогда. Даже ужинали поодиночке. Рина Васильевна приезжала с концерта, переодевалась, пила чай и вновь куда-то уходила. Топуридзе - и подавно в бегах. Помимо творческих и административных дел он занимался еще и общественными, был депутатом районного совета. Вечерами же супруги старались попасть на премьеру, сходить в гости, посетить вечер в Дом архитектора или в Доме актера. И так - до самой старости. В их квартире телевизор появился только в середине шестидесятых, да и то - смотрели его мама Таты и мама Юрия.
      Помимо родни Котэ Рина Васильевна опекала и своих родственников. И мать, и отец, и новая жена отца, и старшая сестра Муся, и младшая Зина, и племянники - она не забывала никого и всегда старалась помочь.
      У самой Рины Васильевны не было детей. "Разве это нормально, как у людей? - сетовала актриса. - Бездетная, я всю жизнь читаю за детей стихи и рассказы, и никого лучше детей в мире не знаю. Из меня могла получиться прекрасная мать. Я разговариваю с детьми часами, как с взрослыми. И мне кажется, они меня признают".
      Рина Васильевна не любила сюсюканья с детьми, удивлялась, когда общение с ними заключалось в том, чтобы нажать на нос и воскликнуть: "Дзинь!" Она хотела, чтобы взрослые лучше узнали душу ребенка. "Ребенок постигает сложный мир, который его окружает, часто как умеет. А потом мы удивляемся: почему он не такой, каким бы мы хотели его видеть. Нам кажется, что достаточно его одевать, кормить, читать нравоучения, а уважать - совсем не обязательно", - писала актриса.
      Она была потрясающим детским психологом, и дети обожали ее. В своей профессии Зеленая делала фактически то же, что в литературе - Корней Чуковский. Она исследовала внутренний мир малышей и выносила свой "научный труд" на суд зрителей. Ее работе давали самую высокую оценку ученые, писатели, педагоги. "На основе Рининых рассказов надо писать диссертацию о детской психологии", - так однажды сказала жена академика Капицы, с которым Рина Васильевна дружила многие годы. А какие имена ее окружали: Ахматова, Зощенко, Горький, Алексей Толстой, Николай Осеев, Кукрыниксы, Шостакович, Ваганова, Качалов... Ее обожали Жерар Филип и Жан Вилар, с которыми актриса свободно общалась на французском языке. Ее рисовали знаменитые художники, а поэты посвящали остроумные четверостишия. И каждый подчеркивал, что Рина Зеленая - это не просто актриса, а целое явление в искусстве и в жизни.
      Слава Зеленой была безгранична. Особенно в довоенное время, когда ее имя звучало, как предвкушение чего-то необычного, праздничного. Если в кухню на коммуналке вбегал ребенок и кричал: "Рина Зеленая!" - кухня пустела. Соседки разбегались по комнатам к своим репродукторам.
      Ей приходили тысячи писем, с ней хотели дружить и те, кто воспринимал ее как обыкновенную девочку (телевидение появилось много позднее, и многие знали лишь ее голос), и те, кто знал, что это уважаемая, немолодая актриса.
      Человек прозрачный, кристальной честности, она жила только искусством - своим и своих коллег - абсолютно вне интриг. Постоянно была раздираема всякими идеями. Ей всего было мало: мало сценария, мало впечатлений, мало поездок. Она никогда ни от чего не отказывалась, давала массу благотворительных концертов: в больницах, поликлиниках, школах, пионерских лагерях, выступала перед солдатами, академиками, спортсменами, учителями, встречалась с больными, слепыми, инвалидами, выручала знакомых и друзей знакомых - если нужно было присутствие всеми любимой звезды. А знали ее все возрасты и все социальные слои. Рина Васильевна иногда даже боялась выйти на улицу или спуститься в метро - неизменно на нее налетали прохожие, говорили слова восхищения и лезли целоваться. Актриса ценила любовь зрителей, но ужасно терялась в подобных ситуациях, и, выходя из дома, обязательно брала с собой газету - чтобы прятать в ней лицо.
      В каждой статье о Рине Васильевне упоминалась ее поездка на Северный полюс. Но просто упомянуть этот факт недостаточно, надо прочувствовать, что это такое: многочасовые перелеты и переезды, температура ниже 40 градусов, обжигающие ледяные ветра, порой отсутствие элементарных удобств - все же 1955 год! За месяц командировки маленькая группка актеров преодолела маршрут: Москва - Череповец - Архангельск - Нарьян-Мар - Усть-Кара - Мыс Каменный - Игарка - Дудинка - остров Диксон - Хатанга - Тикси - Кресты Колымские - мыс Шмидта - бухта Провидения - Анадырь - бухта Угольная. Да еще с заездом на дрейфующую станцию "Северный полюс - 4". Рина Зеленая согласилась на эту поездку через две минуты после начала разговора.
      * * *
      Несмотря на постоянную занятость в концертах и гастролях, Зеленая каждый день ждала звонка с киностудий. Она не представляла своей жизни без кино и соглашалась на любой, самый пустячный эпизод. Большей частью их ей и предлагали. Но Рина Васильевна была великой характерной актрисой, эксцентрической, гротесковой, остросатирической, способной двумя-тремя штрихами создать удивительный по насыщенности образ, безжалостно обнажить тупость и ханжество или высмеять плохо замаскированную пошлость. Поэтому ее эпизоды порой затмевали образы главных героев и оставались в памяти прочнее и дольше, чем сам фильм.
      Она любила маленькие роли, в работе над ними давала волю своей фантазии. Над большими текстами - наоборот, мучилась. Говорила, что написаны они суконным языком, и переделать их не представляется возможным. То ли дело - эпизод!
      Впервые Рина Зеленая снялась в 1931 году в первой советской звуковой картине "Путевка в жизнь", где исполняла блатные куплеты в шайке бандита Жигана. Потом из-за брака на пленке остался лишь последний куплет, остальные пришлось вырезать. Следующее ее появление на экране стало более заметным, но случайным. Рина Зеленая и Агния Барто написали сценарий чуть ли не первого фильма для детей "Подкидыш". По ходу съемок выяснилось, что необходим еще один персонаж - домработница. Рина Васильевна буквально на съемочной площадке написала несколько сцен с участием несуразной тараторки Ариши и сыграла эту роль сама.
      Потом Зеленая уговорила Григория Александрова отдать ей мужскую роль гримера в комедии "Весна", и актриса переписала ее на женскую. Она часто переписывала совершенно безликие, проходные роли, а то и просто импровизировала перед камерой, оживляя, вкладывая душу, характер в очередную секретаршу, поэтессу, тётку в автобусе, гувернантку, певичку, просто старушку, и роли эти становились маленькими шедеврами, персонажи оказывались крайне интересными, а реплики мгновенно разлетались в народе. Достаточно вспомнить одну только Аришу с ее историей о том, как старушка зашла воды попросить, а потом хватились - "пианины нет"!
      А сколько было таких фразочек, сочиненных актрисой буквально перед кинокамерой!
      "Морозова, вам почему-то телеграмма из Москвы!" ("Светлый путь") "Такие губы сейчас не носят!" ("Весна") "У меня под кроватью лежит неразорвавшаяся бомба. Нет-нет, она мне совсем не мешает. Я только хотела узнать, можно ли ее мыть мылом?" ("Встреча на Эльбе") "Иванова, почему вы разговариваете? Вы же не член художественного совета!" ("Девушка без адреса") "С места не сойду, пока не умру! А умру я не скоро!" ("Иностранка")
      Колоссальное удовольствие Рина Зеленая испытывала от работы в мультипликации, где чаще ей приходилось озвучивать юных героев - ее конек на эстраде. Нередко анимационный образ напрямую зависит от того, каким будет его голос, какие краски, какую душу вдохнет в уже нарисованного персонажа актер. Рина Васильевна никогда не ограничивалась готовым текстом. "Как все шаблонно!" - возмущалась она и аккуратно переписывала роль со своими пометками и исправлениями в школьную тетрадку. Не потому ли до сих пор так популярны Вовка из Тридевятого царства, Лягушонок, который ищет папу, Щенок, пытавшийся понять, кто же сказал "мяу", и цирковое чудо Лошарик?
      * * *
      Рина Зеленая очень изменилась в 60-е годы. Она перенесла несколько тяжелых операций, о которых никто не знал, кроме близких. И как-то сразу постарела, стала меньше ростом. С годами многие забыли, какой она была в молодости, какой великолепной фигурой обладала, как увлекалась спортом теннисом, фигурным катанием, греблей, как обыгрывала в бильярд самого Маяковского. Из-за этого у Рины Васильевны даже возник комплекс. Она стеснялась одеваться красиво, следовать моде, но это нисколько не отразилось на ее активности и жажде работать.
      В какой-то период актрису даже успели подзабыть кинорежиссеры, и когда Леониду Нечаеву, приступавшему к съемкам "Приключений Буратино", напомнили о Рине Зеленой, он удивился: "А сколько же ей лет? А сможет ли она?.." Удивительное словосочетание - Рина Зеленая - родное и близкое с детства, как нельзя лучше подходило к облику самой доброй героини сказки, черепахи Тортиллы. Режиссер поехал к Рине Васильевне на переговоры лично.
      - Скажите мне, Ленечка, я должна буду влезать в панцирь? поинтересовалась актриса.
      - Да что вы! Мы на вас наденем чудесное пончо черепахового цвета, Вы будете в чепце, изысканных перчаточках...
      - Ага, ага... Значит, будем валять дурака. Это мне нравится!
      А когда Рина Васильевна узнала, что ее черепаха будет петь, это ее развеселило окончательно. Петь она любила, еще и потому, что начинала свою творческую карьеру с песен, романсов и частушек. "Когда по радио теперь объявляют: "Романс Тортиллы". Исполняет Рина Зеленая", я чувствую себя тенором в опере", - говорила потом актриса.
      Забавна история этого романса. В нем два куплета, а между ними длинный проигрыш. На этом месте должны были звучать такие строки:
      Мне казалось, счастье рядом,
      Только лапу протяни.
      Но осенним листопадом
      Прошуршали лета дни.
      Старость все-таки не радость,
      Люди правду говорят...
      Как мне счастье улыбалось
      Триста лет тому назад.
      Рина Васильевна позвонила поэту Юрию Энтину и сказала: "Юрочка, я поняла, что не могу петь второй куплет. Мне уже много лет, а там написаны такие слова, что меня будут потом дразнить. Я вас очень прошу, перепишите его". Юрий Сергеевич заупрямился, пояснил, что все уже сложилось, и он не может ничего переделать. "В конце концов, вы что - Карл Маркс? возмутилась актриса. - Вы написали "Капитал"?" Энтин парировал: "Я считаю, что моя песня будет получше "Капитала" Карла Маркса". Рина Васильевна засмеялась, и они закончили разговор очень мило.
      Но на записи песни Зеленая категорически отказалась петь второй куплет. Так и остался на его месте музыкальный кусок. Спустя годы поэт скажет: "По всей видимости, Рина Васильевна была права. Победителей не судят, а она оказалась настоящим победителем".
      Но была у Рины Васильевны еще одна сугубо музыкальная роль - старой ресторанной певички в комедии "Дайте жалобную книгу".