Для создания большой американской стратегии необходима новая карта мира. Чтобы ее составить, нужно определить фундаментальные геополитические силы и принципы, которые будут формировать зарождающуюся мировую систему. В этой книге в качестве центральной концепции для создания карты мира рассматривается реализм как опирающаяся на законы логики реальная политика с целью достижения равновесия сил. Стремление наций к соперничеству друг с другом является условием жизни человечества. Оно вытекает из основных человеческих устремлений – к безопасности, благосостоянию, обретению чувства собственного достоинства. Сама форма национальных государств и других типов общественных институтов порождены этими устремлениями; в свою очередь эти общественные институты ставят соответствующие цели во главу угла в отношениях друг с другом.

Реализм объясняет, почему конкуренция между полюсами силы является самой устойчивой и распространенной особенностью международной жизни. Он объясняет, почему существующая однополярная система сравнительно стабильна: Америка просто не имеет равных себе соперников, спо собных оспорить ее первенство. Реализм объясняет, почему Европа, которая обретает все большее социально-политическое единство и усиливает свой экономический и военный потенциал, наверняка проявит геополитические амбиции. Именно реализм позволяет нам утверждать, что возвращение мультиполярного мира неизбежно породит новые разграничительные линии между соперничающими полюсами.

Весь ход истории служит подтверждением правомочности выбора реализма в качестве основополагающего организационного принципа новой карты мира. Упорство и настойчивость, с которыми веками соревновались друг с другом государства, только подтверждают логику реализма. Современная эра, по общему признанию, породила тенденции, которые дают, по крайней мере, некоторые основания для оптимизма; демократизация и глобализация могут помочь в сдерживании геополитического соперничества. Тем не менее тот факт, что человечество периодически отказывалось от благ мирного существования в пользу ужасов войны, заставляет усомниться в том, что политика реализма и вытекающая из ее логики конкуренция сверхдержав одержали окончательную победу.

Данная книга, впрочем, отклоняется от «реалистического» подхода в одном принципиальном аспекте. Конкуренция на международной арене может носить локальный характер, однако правильно определенная большая стратегия способна сдержать соревновательные инстинкты систем. «Базовая» нацеленность системы – конкуренция, проистекающая из стремлений нации к безопасности, благосостоянию и престижу. Признав наличие в системе тяги к конфликтам и определив и «подлатав» разграничительные линии до того, как произойдет разлом, эффективное управление и планирование способны смягчить и, в некоторой степени, преодолеть последствия логики реализма и порождаемого ею соперничества. Реализм может и должен регулироваться идеализмом – верой в способность разума, закона, социальных ценностей и институтов усмирить материальные силы, – если мы хотим, чтобы будущее было менее кровавым, чем прошлое.

Современная Европа служит прекрасной иллюстрацией этого тезиса. Благодаря неизменному курсу на политическую и экономическую интеграцию, Европейский Союз стирает разграничительные линии между европейскими государствами и стремится изгнать войны с европейского континента. Успех ЕС – явление почти уникальное, потребовавшее больших усилий и появления нового поколения национальных лидеров, однако этот эксперимент прокладывает дорогу в будущее. Европейцы оценили проблемы, порожденные Второй мировой войной, разработали свою геополитическую карту будущего и начали претворять планы этой карты в жизнь. Они смогли сочетать идеализм с реализмом, учесть обеспеченные национальным богатством и военной мощью «особый статус» основных государств Европы и связать европейские страны друг с другом таким образом, что логика соперничества уступила место логике сотрудничества и взаимной выгоды. Я преследую в своей книге ту же цель – создать достоверную карту нарождающегося мира, разработать большую стратегию для преодоления разграничительных линий, увязать реализм с идеалистическими принципами и спланировать конкретные шаги, необходимые для претворения новой большой стратегии в жизнь и создания новой, мирной международной системы.

Перед тем как приступить к этой задаче и начать разработку геополитической карты мира в соответствии с концепцией реализма, взглянем на американскую карту мира, которая сложилась после окончания «холодной войны». В течение 1946 года советское руководство постепенно разрушило мечту Рузвельта о превращении альянса военного времени в мирное партнерство. Москва насадила режимы-сателлиты в Восточной Европе, выдвинула претензии на контроль над Дарданеллами и оставила советские войска в Северном Иране вопреки договоренности об их уходе не позднее 2 марта 1946 года. Все это предвещало грядущие неприятности.

Чем руководствовались американские стратеги, подыскивая адекватный ответ на действия Советского Союза? Если большая часть мира выказывала стремление к разделению на два враждующих блока, какая часть земного шара должна была отойти к Советам, а какая к Западу? Следовало ли Соединенным Штатам полагаться на исключительно на военную силу как на сдерживающий фактор в противостоянии с коммунизмом, или же экономическое возрождение Западной Европы и Японии, подъем национальных движений в Третьем мире и разлад в коммунистическом лагере обеспечили бы Западу мирную победу? Как должна была выглядеть последняя американская карта мира? Ответы на эти вопросы объяснят нашу сегодняшнюю задачу.

ПРОШЛОЕ

22 февраля 1946 года Джордж Кеннан послал в Вашингтон телеграмму № 511 из посольства в Москве. Эта так называемая «длинная телеграмма» вместе со статьей, опубликованной в следующем году в «Foreing Affairs» под псевдонимом «X», заложила основы новой американской стратегии, единственной целью которой было сдерживание Советского Союза(1). Кеннан вскоре покинул Москву по распоряжению госсекретаря США Джорджа Маршалла и возглавил новообразованный Отдел политического планирования при Государственном департаменте, созданного исключительно для разработки основных принципов долгосрочной политики.

Новые стандарты постепенно обретали форму в течение 1947 года. Они содержали следующие принципы. Угроза, которую представлял Советский Союз, имела преимущественно политическую природу. Поэтому Соединенные Штаты могли более эффективно сдерживать коммунизм, восстанавливая экономическое благосостояние и веру в политическую мощь основных силовых центров мира – Британии, Франции, Германии и Японии. Победа над Советами, писал Кеннан, будет окончательно зависеть от «единства западного сообщества, от его энергии и настойчивости в достижении цели».

Кеннан не отдавал предпочтения Европе и не пренебрегал другими регионами земного шара. Напротив, следовало, по его мнению, сопротивляться коммунизму повсюду – в частности, в Китае и в других странах Восточной Азии. Он полагал, что Соединенным Штатам необходимо избегать военного вмешательства в дела азиатского материка и иных индустриально слабых территорий. По Кеннану, США надлежало найти стратегические точки для размещения бомбардировщиков дальнего радиуса действия в Филиппинском море, близ Дарданелл и Суэцкого канала, близ Гибралтарского и Ормузского проливов и тем самым защитить морские коммуникации. Предлагалось также использовать военную и экономическую помощь развивающимся странам для защиты от советской экспансии. Впрочем, подобное «окружение» СССР требовало существенных дополнительных расходов и могло усилить «присущее русским чувство беззащитности», проявлявшееся в «неврастеничном подходе Кремля к мировым делам»(2).

Поэтому карта мира «по Кеннану» была многослойной. Главная разграничительная линия проходила между Советским блоком и промышленно развитыми странами западной демократии. Укрепление экономического сотрудничества между западными странами и роста политического доверия между Западной Европой, США и Японией (оплотами демократии в послевоенном мире), а также одновременное установление контроля над стратегическими точками давали Западу возможность Западу в соперничестве с СССР. Другие, «незаметные» разграничительные линии, возникновение которых приведет к гибели коммунизма, еще только предстояло проложить. Противоречия внутри самой советской системы, разногласия внутри коммунистического блока и «врожденное» национальное сопротивление должны были обеспечить победу Запада.

Большая американская стратегия руководствовалась кеннановской картой мира до конца 1949 года. Три главных события – советские ядерные испытания в августе 1949 года, победа коммунизма в Китае и провозглашение Китайской Народной Республики в октябре того же года, а также начало корейской войны в июне 1950 года – вызвали у администрации Трумэна паническое желание пересмотреть стратегию США. Пол Нитце, сменивший Кеннана на посту директора Отдела политического планирования в 1950 году, был главным разработчиком новой карты – концепции национальной безопасности № 68, которая призвана была заменить собой план «длинной телеграммы» в качестве определяющего документа американской внешней политики.

Карта Нитце была двуполярной и включала в себя два мира – свободный и коммунистический и только одну разграничительную линию – между ними. Вместо того чтобы дать коммунистическому блоку разрушиться изнутри, Соединенным Штатам пришлось взять инициативу и подавить СССР превосходящей военной мощью. У американского правительства не было иного выбора, кроме выделения ресурсов, необходимых для поддержания увеличившегося объема обычных вооружений. Новая директива безопасности № 68 гласила: «Увеличение военной мощи Соединенных Штатов и свободного мира – необходимое условие для защиты Соединенных Штатов от нападения»(3). В результате, вместо того чтобы соперничать, Москва и Пекин стали сотрудничать, разрабатывая способы устранения западного влияния на Азиатском континенте(4). Вместо демонстрации приверженности национализму, сдерживающему распространение коммунизма, государства Юго-Восточной Азии выстроились в линию, как в домино: «Отдать любую из стран врагу почти наверняка будет означать потерю всех остальных»(5). Джон Фостер Даллес, который стал госсекретарем США в 1953 году, предупреждал, что последствия «коммунизации» «не ограничатся только Азией, но коснутся и Западной Европы, и стран Британского Содружества»(6).

Большая стратегия, диктовавшаяся картой мира Нитце, определяла американскую политику на протяжении всей «холодной войны». Соединенные Штаты вступили в борьбу с СССР. Америка увеличила мощность обычных вооружений, одновременно накапливая смертоносный ядерный арсенал, организовывала альянсы по всему периметру Советского Союза, искала партнеров среди государств во всех частях земного шара и вела дорогостоящие войны в Корее и Вьетнаме. В 1970-х годах Вашингтон временно отступил, в течение десятилетия проводя политику разрядки в отношении Советского Союза и придерживаясь концепции, больше напоминавших точку зрения Кеннана. Затем, после советского вторжения в Афганистан в 1979 году, президент Джимми Картер сменил внешнеполитический курс США. Президент Рональд Рейган продолжил оказывать дипломатическое и военное давление на «империю зла», что привело к эскалации «холодной войны» в самом «горячем» ее варианте. Вплоть до падения Берлинской стены Соединенные Штаты не приступали к разработке альтернативного варианта международного порядка.

В течение десятилетий «холодной войны» сменяющие друг друга администрации заверяли мир, подогревая антикоммунистические настроения (временами успешно), что американский народ готов принести необходимые жертвы ради обеспечения мировой стабильности. Опираясь на карту мира, обозначавшую Советский Союз в качестве врага, американские лидеры не испытывали особенных трудностей в вовлечении мирового сообщества в борьбу с коммунизмом.

После окончания «холодной войны» вопрос о том, насколько правы были Кеннан и Нитце, не обсуждался. Жесткая внешнеполитическая стратегия, вытекавшая из доктрины Нитце, могла послужить продолжению «холодной войны», поскольку увеличивала напряженность между сторонами. Возможно, стратегия Кеннана оправдала бы себя – ведь распад Советского Союза, как выяснилось, был не за горами. Однако суровые рамки директивы NSC-68 убеждали СССР отказаться от соперничества, в то время как подход Кеннана отнюдь не гарантировал желаемого результата.

Главное не то, кто был прав, Кеннан или Нитце, а то, что каждый из них предлагал ясную и осмысленную карту мира, которая давала возможность реализовывать большую стратегию и обеспечивала поддержку внешнеполитического курса внутри страны. Временами Америка вела себя слишком дружелюбно по отношению к Советскому Союзу, а временами, ослепленная антикоммунизмом, упускала возможность воспользоваться трудностями внутри коммунистического блока. Но в конце концов Соединенные Штаты одержали победу, потому что определили цель, разработали план ее достижения и осуществили этот план.

НОВЫЕ РАЗГРАНИЧИТЕЛЬНЫЕ ЛИНИИ

В период «холодной войны» задача формулирования большой стратегии решалась значительно проще, чем сегодня. Факт существования Советского Союза мобилизовывал умы. Присутствие угрозы коммунизма требовало срочной разработки внешнеполитической стратегии и срочной реализации стратегического подхода. Эта угроза естественным образом определяла американскую карту мира. Принципиальная разграничительная линия пролегала между двумя частями Германии. Демократии Атлантического союза располагались на западе от нее, а враги – на востоке. Большая часть мира автоматически попадала в один из двух блоков. Главная проблема заключалась в соотнесении конкретных стран с тем или другим блоком и в выявлении геополитических тенденций, которые окончательно определят границы Советской империи.

Сегодня нет ни главного соперника, ни советской угрозы, которая задавала «точку зрения» для американской карты мира. Да, американцы вполне оправданно беспокоятся по поводу терроризма. Но террористическая угроза размыта, не имеет четких очертаний, а потому больше запутывает, чем проясняет стратегическую ситуацию. Терроризм исповедуют криминальные образования, а не государства; в данном случае законодательные меры – оружие более эффективное, чем военная сила. Радикальные изменения в технологии и переход от индустриальной эры к электронной также затрудняют разработку концепции, учитывающей современную расстановку геополитических сил. Во время «холодной войны» баланс сил между Востоком и Западом являлся основным фактором определения параметров промышленного производства и размера ядерных и обычных арсеналов. Сегодня компьютерный вирус может оказаться гораздо более разрушительным оружием, чем реактивные истребители F-16.

Однако те же обстоятельства, которые затрудняют выстраивание большой стратегии, подталкивают Америку к преодолению препятствий и позволяют выяснить, где пролегают новые разграничительные линии. Соединённым Штатам в период «холодной войны» не хватало терпения для формирования карты мира. Советы оккупировали большую часть Евразии. Либеральная демократия «окопалась» в Северной Америке, Западной Европе и Японии. Запад едва ли мог рассчитывать на большее. Сегодня мировая система нестабильна и подвержена различным влияниям. Решения, принятые в Вашингтоне в наступившем десятилетии, обладают потенциалом для определения внешнеполитического курса США на все двадцать первое столетие и даже далее.

Стремительные технологические и экономические перемены затрудняют разделение мира. Но они также обеспечивают Соединенным Штатам беспрецедентное влияние на мировую систему и создают новые средства управления. Доминируя в НАТО, распространяя информацию в Интернете, управляя международными потоками капитала и контролируя доступ в важнейшие всемирные институты, Америка играет в современном мире определяющую роль. Такие масштабы деятельности открывают перед ней большие возможности – и накладывают дополнительную ответственность.

Приступая к описанию новой карты мира, рассмотрим альтернативные варианты, предложенные другими аналитиками. Американские стратеги предпринимали попытки обрисовать новое мировое окружение США, однако ни правительство Соединенных Штатов, ни американская общественность не уделили этим попыткам сколько-нибудь значимого внимания. Прежде чем заняться нашей главной задачей, рассмотрим конкурирующие точки зрения, оценим их сильные и слабые стороны (в качестве вероятной основы создания большой американской стратегии), а также проанализируем предлагаемые Цели и направления движения.

Американские интеллектуалы предложили пять альтернативных вариантов карты мира. Фрэнсис Фукуяма, профессор Школы углубленных международных исследований при Университете Джонса Хопкинса, начал дискуссию в 1989 году, сразу после окончания «холодной войны». В статье «Конец истории?», опубликованной в «The National Interest» и своей последующей книге «Конец истории и последний человек» Фукуяма провозгласил, что распад Советского Союза и триумф демократии приведут историю к финалу(7). Он утверждал, что мир приближается к предельному равновесному состоянию, в котором функционирующие на основе взаимного согласия демократические государства вместе создадут стабильный мировой порядок. В то же время главная разграни– чительная линия будет пролегать вдоль границ демократических и недемократических государств. Фукуяма полагал, что Соединенным Штатам следует сосредоточить внешнюю политику на задаче распространения демократии по всему миру, одновременно избегая конфликтов вдоль разграничительной линии. Следующим, кто обнародовал свою позицию относительно мирового порядка, установившегося после окончания «холодной войны», был Джон Миршеймер, профессор Чикагского университета. В 1990 году в своих статьях «Почему мы скоро затоскуем по холодной войне?» («Atlantic Monthly») и «Назад в будущее: нестабильность в Европе после «холодной войны»» («International Security») Миршеймер предлагал гораздо более мрачный прогноз, чем Фукуяма(8). Он сожалел о завершении конфликта Восток—Запад, утверждал, что биполярное распределение сил, которое вызвало этот конфликт, играло главную роль в сохранении мира в течение десятилетий. Уход советских войск из Восточной Европы, распад Варшавского договора и последующее уменьшение стратегического влияния Америки в Европе приведут к возобновлению соперничества на континенте. С возвращением мультиполярности будущее Европы станет похожим на несчастное прошлое, а разграничительные линии вновь пролягут между национальными государствами. Только запугивание агрессора посредством контролируемого распространения ядерного оружия может дать надежды на стабильность. Прогнозы Миршеймера для Восточной Азии столь же пессимистичны.

В наделавшей шуму статье «Столкновение цивилизаций?», опубликованной в «Foreign Affairs» в 1993 году, и в последующей книге, озаглавленной «Столкновение цивилизаций», профессор Гарвардского университета Самюэль Хантингтон провозгласил, что главные разграничительные линии будущего пролягут в точках пересечения главных мировых цивилизаций(9). Различные цивилизации придерживаются различных точек зрения как на внутренний, так и на международный порядок – и это несовпадение ведет к столкновению интересов. Согласно карте мира Хантингтона, четыре цивилизации – иудео-христианская, православно-христианская, исламская и конфуцианская – будут бороться за мировое первенство. Он предрек, что Америка и Европа вместе будут готовиться к борьбе против других цивилизаций.

Пол Кеннеди и Роберт Каплан, хотя и работали независимо друг от друга, предложили четвертый вариант, сходным образом обрисовав ключевые разграничительные линии будущего. Кеннеди очень кратко изложил суть дела в статье «Ополчится ли весь мир против Запада?» (в соавторстве с Мэтью Конелли), опубликованной в «Atlantic Monthly» в 1994 году(10). Каплан также опубликовал свои первые высказывания по этому вопросу в статье «Грядущая анархия» в «Atlantic Monthly» в 1994 году, а позже выпустил книгу с аналогичным названием(11). Согласно карте мира Кеннеди и Каплана, земной шар будет разделен вдоль социоэкономических линий. Богатые и благополучные, индустриально развитые нации составят один блок. Бедные развивающиеся нации будут представлять другой. Главная разграничительная линия проляжет между ними. Процветающие северные государства, несмотря на все усилия, не смогут оградить себя от проблем Юга. Беженцы, экологические катастрофы, вспышки эпидемий, преступность и коррупция, распад государств будут в конечном счете представлять угрозу даже для самых передовых государств мира. Богатые нации должны попытаться воспрепятствовать распространению этих кошмаров, или их захлестнет хаос.

Журналист Томас Фридман в авторских колонках «New York Times» и в книге ««Лексус» и оливковое дерево», изданной в 1999 году, дал определение глобализации как доминирующей геополитической характеристики нового века(12). Расширение мировых рынков капитала, товаров и промышленного производства преобразовало мир, утверждает Фридман, заставив все государства играть по одинаковым правилам. Рынок вознаградил страны, которые либерализировали и демократизировали свою экономику. Ас теми странами, которые стремятся к централизованному контролю за экономической и политической жизнью, он обойдется сурово и нанесет существенный ущерб их экономике, валюте и общественному устройству. Согласно карте мира Фридмана, принципиальная разграничительная линия будущего появится между странами, которые придерживаются правил глобальной, «электронной» экономики, и странами, отстающими в развитии. Персональные компьютеры домохозяек, а не танки и самолеты из национального арсенала будут определять, какие страны войдут в нарождающуюся геополитическую систему.

Теперь рассмотрим эти конкурирующие карты мира подробнее.

История, согласно Фрэнсису Фукуяме, постоянно движется вперед. В ней бывали отступления, случайные рывки и повороты, но в целом каждая новая эра стремится продолжить достижения предыдущей, улучшить качество жизни. Научные открытия и технологические достижения – главные источники экономического роста и социального прогресса. Паровой двигатель, пенициллин, микросхемы, Интернет – все это вместе сделало возможными определенные улучшения в материальном благосостоянии человечества.

Однако человек стремится к комфорту не только материальному, но также и психологическому. Этот психологический комфорт выступает в форме уважения достоинства и признания самоценности человека, т. е. того, что Аристотель называл thymos. Даже когда научный прогресс приводит к повышению благосостояния, человек продолжает бороться за признание и статус. Это стремление к thymos, согласно Фукуяме, и есть главная причина кровавых исторических событий. Стремление к престижу и обретению высокого статуса снова и снова сталкивает государства друг с другом в жестокой борьбе за превосходство. Внутри государств рабы и крепостные веками боролись против жестокой социальной иерархии, которая ущемляла их достоинство и свободу. По мнению Фукуямы, либеральная демократия ставит точку в политическом развитии государства как феномена, поскольку приветствует самоценную личность, а именно признания своей самоценности человек добивался веками. Право голосовать, равенство перед законом, гарантированные свободы – эти достижения либеральной демократии делают ее «завершенцем идеологической эволюции человечества» и «окончательной формой самоуправления»(13). Человеку больше не нужно бороться за утверждение своего достоинства, потому что взаимное признание и есть основа либерального и демократического порядка.

Утверждая, что распад коммунистической системы и триумф демократии означают конец истории, Фукуяма ссылается на труды Фридриха Гегеля, немецкого философа XIX века. Гегель предполагал что конец истории наступит как результат американской и французской революций. В этих революциях и в новых политических системах, которые они породили, как утверждал Гегель, «история подходит к концу, потому что страсть – то, что управляет политическим процессом, – т. е. борьба за признание, теперь удовлетворена в обществе, характеризующемся всеобщим взаимным признанием. Нет другого такого устройства человеческих социальных институтов, которое могло бы лучше удовлетворить эту страсть, и, следовательно, дальнейшие прогрессивные исторические изменения невозможны»(14). Если американская и французская революции лишь обозначили окончание истории, то современная эра завершила исторический процесс. Главными соперниками либеральной демократии были фашизм, социализм и коммунизм, – все они побеждены. Несколько государств застряли в истории и цепляются за прошлое. Но и они, очевидно, сдадут позиции и выберут путь развития к свободным рынкам и либеральной демократии.

Переходя к вопросу о новой американской карте мира, Фукуяма обращается к другому признанному немецкому интеллектуалу прошлого – Иммануилу Канту. Кант полагал, что республиканское правительство окажется в состоянии обеспечить продолжительный мир между нациями во всем мире. Представительская форма правления и неприятие социумом войны как способа решения проблем послужат сдерживанию агрессии. Кант также верил, что демократии, подобно одной дружной семье, будут стремиться к развитию тесных отношений друг с другом.