ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА И ПРЕДПОСЫЛКИ ДОМИНИРОВАНИЯ АМЕРИКИ НА МИРОВОЙ АРЕНЕ

В четыре тридцать пополудни 26 июня 1945 года президент Гарри Трумэн обратилсй с заключительной речью к делегатам, только что закончившим работу над Хартией Организации Объединенных Наций. «Этой хартией, – сообщил Трумэн собравшимся в мемориальном центре в Сан-Франциско, – вы претворили в жизнь идеалы великого государственного деятеля предшествующего поколения Вудро Вильсона. Если бы мы обладали этой хартией несколько лет назад, а главное – обладали бы волей следовать ей, миллионы лежащих теперь в земле были бы живы». В десять часов утра 28 июля Сенат Соединенных Штатов собрался для обсуждения документа, выработанного конференцией в Сан-Франциско, и восьмьюдесятью девятью голосами против двух согласился с участием Америки в Организации Объединенных Наций.

В 1920 году Сенат отклонил принципы коллективной безопасности и возможность американского присутствия в международных институтах, призванных управлять мировым порядком. В 1945 году Сенат принял прямо противоположное решение, почти единогласно одобрив участие Америки в системе коллективной безопасности и многостороннего сотрудничества. Такой резкий поворот в политике Соединенных Штатов был далеко не случаен.

Новый американский курс стал детищем многолетнего тщательного планирования и виртуозного политического маневрирования президента Франклина Рузвельта. Фиаско Вильсона и Лиги Наций преподало Рузвельту и его советникам уроки того, сколь важно учитывать настроения общества в отношении американского международного присутствия. Несмотря на разгар Второй мировой войны, администрация в качестве приоритетной поставила перед собой задачу обеспечить общественную поддержку американскому участию в послевоенной системе безопасности. Более того, Рузвельт понимал, что если он хочет обеспечить участие США в мировых процессах на постоянной основе, реалистичные и идеалистические взгляды должны находиться в равновесии. В 1941 году он писал: «Сегодня нецелесообразно возрождать Лигу Наций, которая ввиду своих размеров способствует разногласию и бездействию»(61). Рузвельт преследовал более приземленные цели сохранения мира, а не строил амбициозные планы по примеру оставшегося ни с чем Вильсона.

Хотя Соединенные Штаты официально вступили в войну только после бомбардировки Перл-Харбора, Рузвельт предпринял шаги по организации помощи союзникам задолго до конца 1941 года. В ноябре 1939 года он снял эмбарго на поставки вооружений воюющим странам, дав возможность Великобритании и Франции покупать оружие в Соединенных Штатах. В августе следующего года Рузвельт издал Указ, разрешающий Великобритании приобретать у Соединенных Штатов старые эсминцы. В качестве ответного шага Великобритания открыла США доступ к своим базам в Западной Атлантике. Закон о ленд-лизе, предусматривавший поставки техники, вооружения и боеприпасов в страны-союзницы, также был принят в 1941 году. Приблизительно в это же время американские и британские военные начали обсуждение совместных военных планов, а Рузвельт отдал ВМФ приказ участвовать в охране атлантических конвоев, выслеживать немецкие корабли и подводные лодки и сообщать их координаты англичанам(62).

Соединенные Штаты приступили к планированию послевоенного порядка еще до вступления во Вторую мировую войну. Многие в Вашингтоне сходились во мнении, что в тридцатые годы демократические страны совершали ошибки, которые потом дорого им обошлись. Как утверждал Трумэн в заключительной речи в Сан-Франциско, Соединенные Штаты считают, что войны можно было избежать, если бы демократии мира объединились и решительно противостояли германской и японской агрессии. Сами США не пойдут по стопам Вильсона и не будут рисковать, как в тридцатые годы, а на сей раз загодя начнут планирование послевоенного устройства и выработку жизнеспособного механизма коллективных действий.

В августе 1941 года Рузвельт прибыл в Ньюфаундленд для встречи с премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем. В повестке дня стояли не только планы ведения войны в Европе, но и вопросы послевоенного устройства. В процессе совместной работы над текстом Атлантической хартии Черчилль направил Рузвельту письмо, в котором призывал обе страны «добиваться мира, который… через эффективные международные организации предоставит всем государствам и народам возможность жить в безопасности». Рузвельт немедленно исключил упоминание, об «эффективных международных организациях», предпочитая лишь призывы к разоружению агрессоров и пространные рассуждения о «широкой и устойчивой системе общей безопасности»(63). Умудренный опытом американской политики, Рузвельт избегал языка, способного вызвать «подозрения» в обществе(64).

В течение следующих месяцев в обсуждениях текущих международных проблем приняли участие и другие стороны. В январе 1942 года Соединенные Штаты, Великобритания, Советский Союз, Китай и еще двадцать два государства, объединившихся против стран «Оси», приняли декларацию, обязывающую подписавшиеся стороны совместно противостоять агрессорам и придерживаться общих принципов «жизни, свободы и независимости». Рузвельт и Черчилль намеренно назвали заключенный пакт «декларацией», а не «альянсом», чтобы спутать карты оппозиции изоляционистов в Конгрессе(65).

Однако президенту пришлось столкнуться с непредвиденными трудностями. Либеральное издание «New Republic», когда-то выступавшее против далекой от идеалистических принципов Лиги Наций, приветствовало сделанный шаг к «динамичному международному объединению для всеобщей пользы». Рузвельту пришлось исправлять ошибочную концепцию и настоять на том, что цель декларации ограничивается созданием коалиции против Германии и Японии. Он намеренно избегал любых дискуссий о послевоенных международных организациях(66).

Рузвельт внушал американцам мысль о том, что правительство США всецело поглощено ведением войны. Принципиально воздерживаясь от публичной дипломатии, он отверг все предложения о налаживании работы по созданию общественной поддержки американского участия в организации будущего миропорядка и продолжал умалчивать о том, что Соединенные Штаты довольно усердно занимаются послевоенным планированием.

В конце 1941 года Рузвельт одобрил создание консультативного комитета по вопросам послевоенной международной политики. В него вошли как члены правительства, так и внешние эксперты. Комитет возглавил работу, проводимую внешнеполитическим советом центром Карнеги «За мир во всем мире» и другими организациями, пытавшимися внести свой вклад в развитие внешней политики. Консультативный комитет начал работу в феврале 1942 года. Возглавил его государственный секретарь Корделл Холл, готовый противостоять «зловещему влиянию» изоляционизма и «провести подготовку к миру лучше, чем это было сделано после окончания Первой мировой войны»(67). Существование этой группы и ее работа держались в тайне от общественности. Слишком опасными могли оказаться политические баталии, когда-то ставшие роковыми и для Лиги Наций.

Внутри ближнего окружения Рузвельта существовало твердое убеждение в том, что послевоенное сохранение мира потребует учреждения новой международной организации с Америкой в качестве одного из ее ведущих членов. Однако в остальном мнения сильно расходились. Принципиальные разногласия касались характера обязательств стран-членов в отношении коллективных действий, способа принятия решений о противостоянии агрессии, а также вопроса о том, чьи армии будут принимать участие в боевых действиях. Кроме того, существовали стойкие вильсонианцы, которые подчеркивали необходимость взятия на себя обязательств, связанных с участием в системе коллективной безопасности и многонациональных вооруженных силах быстрого реагирования. Искренним сторонником такой версии Организации Объединенных Наций стал вице-президент Генри Уоллес. Он называл ее «второй возможностью сделать мир безопасным для демократии»(68). Если экономические санкции не смогут остановить государство-агрессора, говорил Уоллес, многонациональные военно-воздушные силы, контролируемые ООН, «должны тотчас безжалостно разбомбить агрессора»(69).

С другой стороны были и те, кто, разделяя мнение Рузвельта, скептически относился к эффективности или политической осуществимости предложенной Уоллесом схемы. Рузвельт когда-то ратовал за вступление Америки в Лигу Наций, но находил разумными и «оговорки» Лоджа. В 1919 году Рузвельт признался: «Я прочел устав Лиги Наций три раза, и каждый раз обнаруживал в нем что-то, с чем можно поспорить»(70). Рузвельт тяготел к более или менее размытой идее коллективной безопасности. Он предпочитал, чтобы коллективная безопасность главным образом зависела от сотрудничества лидирующих государств. Такие воззрения лучше сочетались с политикой с позиции силы и мощным давлением «изнутри» Америки. Конечно, во внешней политике Соединенных Штатов присутствовали идеалистические тенденции, но они должны были быть компенсированы изрядной долей реализма и уважения, к национальной независимости.

Поиск Рузвельтом компромисса между идеальной формой коллективной безопасности и практикой реальной политики привел его к идее «четырех по лицейских». Рузвельт понимал, что различие интересов тех или иных стран неизбежно ограничит масштаб их сотрудничества в рамках международного института, особенно в военной области. Каждое государство скорее будет больше заботиться о собственной сфере влияния, чем об удаленных регионах. Серьезная угроза одному государству может показаться другому государству периферийным недоразумением. Поэтому вне зависимости от характера будущего института, призванного сохранить мир, Рузвельт предлагал сосредоточить основную власть и ответственность за судьбы мира в руках самых сильных государств. Совместное управление сверхдержав – Соединенных Штатов, Великобритании, Советского Союза и Китая – международной системой должно стать руководящим принципом при формировании послевоенного порядка.

Таким образом, Рузвельт мало интересовался уоллесовской схемой ООН. В беседах с зарубежными лидерами он открыто обсуждал характер нового послевоенного института. В ноябре 1943 года Рузвельт сообщил Иосифу Сталину, что для операций в восточном полушарии России и Великобритании придется предоставить свои сухопутные войска. При этом предполагалось, что США ограничатся только поддержкой с воздуха и моря. И вновь Рузвельт искал золотую середину – систему безопасности, достаточно надежную, чтобы сохранить мир, но не столь строгую, чтобы нарушать американские национальные интересы или мешать международному присутствию США. Как написал о планах Рузвельта один из журналистов «Saturday Evening Post», интервьюировавших президента в марте 1943 года, «он сторонник осуществимого минимума, но не невозможного максимума».

Были и такие, кто возражал Рузвельту. Заместитель государственного секретаря и друг президента Самнер Уэллс опасался, что концепция «четырех полицейских» восстановит против Соединенных Штатов более мелкие государства. Корделл Холл беспокоился, что закончится все тем, что каждая из четырех держав будет контролировать свою сферу интересов, не заботясь о коллективном управлении. Британский министр иностранных дел Энтони Идеи разделял это опасение, давая понять, что ему «не очень нравится идея о том, что китайцы будут бороздить Тихий океан»(72).

В марте 1943 года Уэллс составил компромиссный меморандум, содержавший план организации, в котором учитывались идеи Рузвельта и сохранялся дух коллективной безопасности. По плану Уэллса в организации предусматривалось наличие исполнительного органа, в который входили четыре сверхдержавы, совета из одиннадцати государств-членов (четыре сверхдержавы плюс еще семь стран из разных частей света), а также ассамблеи, открытой для всех государств. Организация Объединенных Наций, появившаяся в конце концов в 1945 году, в значительной степени соответствовала схеме Уэллса(73). Рузвельт наконец нашел свою золотую середину.

Осторожность и прагматизм Рузвельта проявлялись не только в вопросах установления послевоенного порядка, но и в аспектах проведения внутренней политики, связанных с обеспечением поддержки участия США в ООН. В отличие от Вильсона, который стремился к жесткому контролю над проведением Дебатов вокруг вопроса о Лиге Наций, но так и не смог добиться ратификации Версальского договора, Рузвельт пошел другим путем, сумев быстро достичь межпартийного консенсуса по вопросу об ООН. Рузвельт тоже не стремился участвовать в публичных дебатах, но в отличие от Вильсона, ведомого упрямством и честолюбием, намеренно говорил о форме и функциях ООН неопределенно, используя общую терминологию, избегая конкретных тем, таких как, например, принятие на себя Соединенными Штатами сковывающих военных обязательств.

Во взаимоотношениях с Конгрессом администрация президента была особенно осмотрительна. Проект послевоенного устройства Рузвельт не посылал на обсуждение в Конгресс до 1943 года, когда наконец Палата представителей и Сенат приступили к обсуждению резолюций (предварительно тщательно выверенных в терминологическом отношении, чтобы избежать межпартийных разногласий). Документ, принятый Палатой представителей тремястами шестьюдесятью голосами против двадцати девяти, призывал к «созданию приемлемой международной структуры, обладающей достаточной властью для достижения и поддержания долгосрочного мира между народами, а также участию в ней Соединенных Штатов через собственные конституционные процессы». Подчеркивая важность американских «конституционных процессов», авторы этого документа предупредили возможные возражения со стороны приверженцев односторонних действий и других оппонентов, обеспокоенных угрозой суверенитету и независимости Соединенных Штатов.

Затем за обсуждение документа взялся Сенат. Газета «New York Times» заметила, что это были «самые важные дебаты по международным делам с момента отклонения Версальского договора и статьи об учреждении Лиги Наций почти двадцать четыре года назад». В резолюции отсутствовали какие-либо упоминания о международных вооруженных силах и обязательствах Америки принимать участие в военных действиях. Документ был принят восьмьюдесятью пятью голосами против пяти. Потенциальный скептик сенатор Артур Ванденберг, будущий представитель Соединенных Штатов на конференции ООН в Сан-Франциско, сделал заявление, которое вполне могло исходить и из уст Рузвельта: «Я искал золотую середину между теми экстремистами, которые бы с радостью сдали Америку, и теми экстремистами, которые хотят полной ее изоляции, теперь невозможной»(74).

С конца 1943 года до завершения войны администрация президента шла двумя параллельными путями: составляла подробные планы строительства ООН и пыталась выработать межпартийный консенсус для поддержки участия США в ООН. Рузвельт по-прежнему лавировал между реалистичным и идеалистским подходами к решению вопроса, готовя политическую почву для ООН и стараясь избегать идеологических и тактических ошибок Вильсона. Рузвельт не стал предлагать американцам модель идеального внешнеполитического института. Он учитывал традиционную склонность своих сограждан к ограниченному участию США в международных делах. Рузвельт не спорил со скептиками, старательно избегая тем, которые всколыхнули бы оппозицию. Вместо того чтобы настаивать на необходимости принятия обязательств по коллективной безопасности, он говорил о неопределенных и несистематических обязательствах, гармонирующих со склонностью американцев к изоляционизму и с их неопределенным и несистематическим пониманием интернационализма. В 1944 году на одной из пресс-конференций президент уверял потенциальных скептиков, что ООН создаст механизм «обсуждения проблем с другими государствами без утраты независимости Соединенных Штатов в какой бы то ни было форме»(75).

Успех Рузвельта в смещении Америки с изоляционистских позиций объясняется не только его выдающимися политическими способностями. Продолжавшаяся индустриализация страны способствовала изменению региональных интересов в пользу более глобального международного присутствия. В 1920 году Север и Запад объединились против Юга, чтобы опрокинуть Лигу Наций. В 1945 году Север и Юг объединились против Запада в противоположных целях – чтобы ратифицировать американское участие в ООН.

Столь важные изменения региональных интересов происходили следующим образом. Юг поддержал Рузвельта, поскольку по-прежнему оставался оплотом демократической партии и был заинтересован в развитии внешней торговли. В двадцатые годы Юг экспортировал более шестидесяти процентов производимого хлопка. К началу сороковых годов этот показатель упал до двадцати процентов вследствие протекционистской политики тридцатых годов и начавшейся войны(76). Восстановление жизнеспособной экономики в этом регионе зависело не только от победы в войне, но и от создания открытого и стабильного международного порядка, обещанного ООН.

Кроме того, Юг воодушевился идеей военного строительства и сопутствующего последнему сильного федерализма. В южных штатах появились новые военные базы и стала развиваться оборонная промышленность. Да, милитаризм и имперские устремления конца девяностых годов девятнадцатого века и начала двадцатого века были неприемлемы для Юга, но милитаризм и сильное правительство 1940-х годов оказались необходимыми для победы над Германией и Японией. Хотя Юг еще не «созрел» для принятия модели неограниченного международного присутствия, он уже был готов бороться против фашистских режимов, угрожающих миру и мировой экономике. Более того, Рузвельт сознательно не включал в повестку дня вопрос о гражданских правах, чтобы сохранить политическую поддержку южан.

Наиболее значительные региональные изменения произошли в северо-восточных штатах, ставших одним из ведущих мировых торговых и финансовых центров. Экономика этих штатов добилась мировой конкурентоспособности и уже не была заинтересована в протекционистских тарифах. Она стремилась к открытому доступу на внешние рынки и к международной стабильности, способствующей свободному движению капитала. Урбанизация также изменила политический облик электората Севера: приток иммигрантов и рабочей силы с Юга как никогда способствовал укреплению позиций демократической партии. Близость экономических интересов двух регионов и демократическая поддержка дали Рузвельту беспрецедентную возможность создать коалицию между Севером и Югом. Несмотря на политическое и культурное соперничество, оставшееся еще с колониальных времен, несмотря на сильные изоляционистские тенденции, существовавшие в обоих регионах, Север и Юг в конце концов объединились в поддержке нового варианта американского международного присутствия.

В западных и некоторых центральных штатах изменений не произошло. Фермеры Запада продолжали ориентироваться в основном на внутренний рынок и, в отличие от своих южных соседей, меньше зависели от экспорта. Невысокие темпы урбанизации также означали сохранение более традиционных аграрных ценностей, включая либеральные тенденции к изоляционизму и односторонности. Сенатор от штата Северная Дакота Джеральд Най напомнил об озабоченности Джефферсона и Джексона по поводу тирании центра. Он настаивал, что реальная угроза для Америки исходит не от Германии и Японии, а от «посягательств на наш конституционный строй и от нарушения процесса управления со стороны самого правительства»(77). Представитель штата Иллинойс Стивен Дэй был еще больше озабочен посягательством на американский суверенитет и обвинял сторонников участия США в ООН в намерениях «окончательно сдать нашу американскую независимость и возвратить Соединенные Штаты в лоно Британской империи»(78). Однако столь резкое суждение не нашло столь же многочисленных откликов, как во время дебатов вокруг Лиги Наций. А без политической поддержки Севера у Запада не было достаточного влияния, чтобы остановить развивающуюся тенденцию либерального международного присутствия. Последней составляющей плана Рузвельта по обеспечению всестороннего участия Америки в формировании и управлении мировым послевоенным порядком стало умелое регулирование межпартийных отношений. Если Вильсон пренебрежительно относился к республиканцам и Сенату с самого начала, Рузвельт поступил иначе. Он привлек их на свою сторону. В 1940 году он назначил в свой кабинет двух республиканцев – Генри Симеона в качестве министра обороны и Фрэнка Нокса в качестве министра ВМС. В 1942 году администрация пригласила двух сенаторов в секретную консультативную группу, занимающуюся послевоенным планированием. Один из них, Уоррен Остин из Вермонта, был республиканцем.

Для принятия участия в решении вопросов строительства ООН Рузвельт пригласил и побежденного им на выборах 1940 года республиканца Уэнделла Уилки. После бомбардировки японцами Перл-Хар-бора Уилки полностью посвятил себя международным проблемам. Он призвал республиканский национальный комитет принять резолюцию 1942 года, признающую, что «после войны ответственность нации не будет ограничиваться территориальными пределами Соединенных Штатов». «New York Times» поставила ему в заслугу «снятие с республиканской партии клейма изоляционизма»(79). После того как на выборах 1942 года республиканская партия, включая некоторых видных изоляционистов, доказала свою лояльность курсу президента, тот вновь обратился к Уилки, предложив ему отправиться в кругосветное турне для привлечения народов мира к международным проблемам. По возвращении Уилки опубликовал книгу «Единый мир», содержавшую путевые заметки и пропагандистский материал в защиту американского международного присутствия. Она быстро стала бестселлером.

К подобной тактике Рузвельт прибегнул, стремясь ограничить влияние кулуарной политики на ратификацию устава ООН. В апреле 1944 года, когда планы формирования ООН начали приобретать окончательную форму, Сенат по просьбе Холла сформировал «комитет восьми» для консультаций с администрацией. Комитет состоял из четырех демократов, трех республиканцев и одного представителя «прогрессивного движения», и Холл постоянно с ним консультировался, когда американские, британские, русские и китайские дипломаты собрались в Думбартон-Оукс, роскошном имении в Джорджтауне, чтобы договориться о деталях соглашения. А когда в следующем году пришло время формировать делегацию для отправки в Сан-Франциско, Рузвельт настоял, чтобы она включала в себя одинаковое количество конгрессменов от республиканцев и от демократов(80).

Несмотря на то что продолжали звучать голоса изоляционистов, опасавшихся, что Соединенные Штаты подчиняют свою волю «безбожному, бездушному международному Франкенштейну»(81), превращения дебатов вокруг международной роли Америки в выяснение межпартийных отношений удалось избежать. Республиканец Джон Фостер Даллес, будущий госсекретарь при президенте Эйзенхауэре, обращаясь к своему брату Аллену, сокрушался по поводу проигрыша кандидата от республиканцев Рузвельту в 1944 году, но радовался, что «мы преуспели в деле отделения [вопросов о] международной организации от [кулуарной] политики. Думаю, мы получили важный прецедент»(82).

Задача Рузвельта сильно облегчалась благодаря усилиям многих частных организаций, поддержавших среди американской общественности идею либерального международного присутствия. В отличие от Вильсона, который сторонился Лиги по укреплению мира, Рузвельт в полной мере использовал эти источники политической поддержки. По сравнению с двадцатыми и тридцатыми годами этих организаций стало больше; они выступали против войны и ратовали за вступление Соединенных Штатов в систему коллективной безопасности. Среди прочих движений, работавших с администрацией президента над формированием общественного мнения, можно назвать следующие: Совет по внешним отношениям, Ассоциация внешней политики, Комитет по защите Америки и Ассоциация объединенных наций. «Теперь необходимо мобилизовать общественное мнение, – заявил один из лидеров интернационалистского движения в марте 1941 года, – чтобы Америка могла сыграть эффективную роль в сохранении устойчивого мира и на сей раз довести дело до конца»(83).

Предпринимались, конечно, и официальные усилия. В течение шести месяцев после конференции в Думбартон-Оукс официальные лица Госдепартамента произнесли около трехсот речей по всей стране. Кроме того, департамент заказал Альфреду Хичкоку фильм о послевоенной внешней политике и роли ООН. Сценарий к фильму, получившему название «Сторожевая башня завтрашнего дня», был написан Хичкоком совместно с драматургом Беном Хехтом, а озвучен Эдвардом Стеттиниусом, который стал преемником Холла в качестве государственного секретаря в декабре 1944 года. По словам Стеттиниуса, фильм «ярко и в доступной форме рассказывает о международной организации, возглавляющей операцию по укрощению неназванного потенциального агрессора примерно в 1960 году»(84).

Партнерство частных организаций и официальных учреждений оказало сильное влияние на общественное мнение. В мае 1941 года только тридцать семь процентов населения США поддерживали вхождение в международный институт по сохранению послевоенного мира. В следующие четыре года этот показатель неуклонно рос, достигнув пятидесяти двух процентов в 1942 году, семидесяти двух процентов в 1944 и восьмидесяти одного процента в 1945 году(85).

Рузвельт скончался в апреле 1945 года. Ратификация Сенатом устава ООН в июле стала и его заслугой. Он внес большой вклад в создание сбалан сированной международной организации. Он добился политической коалиции Севера и Юга, победив изоляционистские настроения, все еще присутствовавшие в западных штатах, и обеспечил поддержку устава ООН со стороны обеих партий. Он провел кампанию общественного ликбеза и убедил американцев, что пришло время взять на себя ношу международного лидерства. Через сто пятьдесят лет существования страны, через пятьдесят лет после того, как США стали великой державой, Рузвельту удалось создать достаточно прочную модель международного присутствия, чтобы обеспечить постоянное, многостороннее участие Америки в формировании и управлении глобальными процессами.