— Местный бармен сказал мне…

— Дон Моранья? — пролепетала Вика.

— Моранья… — Он посмотрел на нее внимательно, затем усмехнулся и кивнул. — …что одна русская особа интересовалась насчет инструктора по серфингу.

— А вы инструктор по серфингу? — выдохнула Вика, почувствовав, что ей от этого становится немного легче. Действительно, а что здесь такого? Наш парень, инструктор по серфингу, выглядит как плейбой, потому что торчит с утра до вечера на пляже в обществе полуголых бронзовых девочек, а с вечера до утра пляшет с ними на местных дискотеках, а потом… Впрочем, какое ей дело, чем он занимается с ними потом? Английский знает хорошо, потому что общается здесь со всеми… Но черт его побери, у него даже не было русского акцента! Обычно наших видно за версту, а этот… И, почувствовав себя уже спокойнее, она сказала:

— Инструктор… Значит, вы сможете поучить меня?

— Нет, я не инструктор, — возразил он, — у нас здесь большая компания на досках…

— На чем?

— На серфингах. Принято говорить «на досках». Я в этой компании единственный русский. Так что теперь нас будет двое.

— Но я через несколько дней уезжаю, — произнесла Вика, снова сетуя на язык и понимая, что следовало сказать что-то совсем другое.

Он посмотрел на нее с интересом и снова усмехнулся. Это была не улыбка, как в начале разговора о креветках, а именно усмешка. Очаровательная, но усмешка.

— В воскресенье? — спросил он.

— Моранья… — догадалась Вика. — Он вам сказал?

— Моранья. — Тот согласно кивнул. — Вы здесь знаменитость, единственная русская.

— А вы?

— Они знают только, что я из Восточной Европы. Наверное, серб. Или словак.

— Понятно. — Вика уже полностью взяла себя в руки и теперь контролировала ситуацию. — Значит, вы готовы обучить меня серфингу.

— Готов, все же веселее…

— И сколько мне это будет стоить?

И вот теперь он улыбнулся. А потом, пожав плечами, мягко произнес:

— Договоримся.

— Но учтите, — сказала Вика, — я плачу за вещи ровно столько, сколько они стоят.

— Тогда, возможно, вы переплачиваете.

— После обеда «хорошо задует», будет ветер.

— Я немного стою на доске. Совсем немного.

— Очень хорошо. Тогда вам нечего ковыряться в штиль, приходите после обеда.

— А у вас маленькие доски или большие? — Вика решила проявить свою осведомленность в вопросе.

— Разные. Есть и маленькие. Вас, наверное, интересует класс «фанатик», если я правильно понял?

— Наверное.

— Вот и отлично. Спросите Алексиса. Меня, кстати, Лехой звать.

Местные говорят Алексис.

— Лехой? Алексис…

— Да. А…

— Вика. Виктория.

— Значит, «победа».

— Лучше просто Вика.

— Хорошо. Вон там. На пляже. В три. Кстати, у моего дедушки была «Победа». Машина. — Потом он посмотрел на нее внимательнее. — Вам можно в три.

Вы уже загорелая.

— До вас мне далеко.

— Это верно.

— А вы здесь давно?

Он снова быстро взглянул на нее:

— Достаточно давно…

Он ушел, а Вика осталась за столиком и смотрела на свои креветки.

Это была самая сумасшедшая компания, какую Вика встречала в своей жизни. Эти серферы говорили на каком-то своем языке и о каких-то совершенно своих вещах. Они были милы и открыты, но в то же время представляли собой людей отдельной породы. Они узнавали друг друга, как Вике показалось, по каким-то тайным знакам. Никто никого ни о чем не спрашивал, но она поняла, что многие из них путешествуют по миру в поисках ветра и волн и что единственное место в Европе, где можно неплохо покататься на доске без паруса, — это Бискайский залив во Франции. Вика с удивлением узнала, что, например, симпатичная пара рыжих молодоженов работает в одной из крупнейших фирм в Силиконовой долине, но это было сказано совсем по другому поводу, и Вика решила, что говорить о бизнесе здесь совсем неуместно.

Им было очень весело вместе. Отношения людей, которых связывает только поклонение природным стихиям. Потом, когда начало вечереть, они пили пиво и смеялись, а у Вики с непривычки болели мышцы спины. А потом все разошлись по своим делам. Многие — по двое. Почти все разошлись парами. Так будет точнее. Вика ушла одна.

— Сеньорита, а вы разве не ужинаете сладкими блинчиками?

Вика рассмеялась. Алексис, Леха, — он был все в той же одежде, хотя уже наступил поздний вечер. Уже было по-южному темно.

— Ты всегда пристаешь к женщинам, которые едят?

— И еще — которые поют. По-моему, так это называлось?

На ты они перешли уже днем, когда Алексей учил ее ловить ветер и посоветовал «не отклячивать задницу».

— Я вот подумал, что ты скоро уедешь…

— Необработанный материал? — Вика рассмеялась и неожиданно покраснела. С моря дул бриз.

— В смысле?

— Я слышала, как ты на пляже, указывая приятелю на двух здоровенных девиц, назвал их необработанным материалом.

— А, помню. Ты наблюдательна. Голландские девушки — всегда необработанный материал.

— Правда, что тебе тридцать семь?

— Правда.

— Я думала, ты пошутил. Выглядишь намного моложе.

— Беззаботная жизнь. Море, пиво, музыка… Вот сейчас к тебе пристаю.

С чего стареть-то?

— А чем ты занимаешься?

— Ты же видела — катаюсь на доске.

— А еще?

— Еще на мотоцикле.

— А еще?

— Иногда сплю со своими клиентками. И…

— Кстати. — Вика оборвала его. — Насчет клиенток. Мы не договорились насчет оплаты.

— По-моему, мы сейчас это делаем.

— Слушай, перестань паясничать, хотя учти — я умею вести бизнес.

— Как скажешь.

— Ты меня действительно заинтриговал. Все это очень необычно.

— Что именно?

— Как ты живешь здесь…

— Почему? В Испании много русских. Не в этом городе, но в Аликанте полно. Целые поселки. Народ понакупил себе вилл.

— У тебя здесь дом?

— Нет, я так не думаю. Просто, по некоторым обстоятельствам, мне пока лучше не возвращаться в Россию. Надеюсь, скоро все закончится.

— Ну вот, ты меня интригуешь все больше и больше.

— Не бери в голову. Думаешь, все это так важно? Послушай, тихо, слышишь — шум прибоя? Вот это действительно важно.

— Хорошо. Можно последний нескромный вопрос? На что ты здесь живешь, любитель прибоя?

— Граблю бензоколонки.

— Ты бандюга? — Она рассмеялась.

— Нет, что ты, так, ворую по мелочи. Вот украл себе одежду. То, что нравится, оставляю. Что не нравится — продаю на блошиных рынках. Тут их полно.

— Я больше не буду задавать тебе никаких вопросов.

— И правильно. Лучше поедем в одну деревню, там будет старинный, чуть ли не языческий праздник. И прекрати обижаться.

— Я не обижаюсь. На самом деле. Извини, что пристала к тебе с расспросами. Господин-Любитель Прибоя, Вор и… Бабник. Ой, а может, ты кидала?

— С ума сойти, какая ты воспитанная. Едем?

— Мне надо тогда забрать машину.

— У меня есть. Правда, на двух колесах. Тебе понравится.

Вика посмотрела на огромный тяжелый мотоцикл с вынесенным вперед, раза в полтора дальше, чем обычно, передним колесом.

— «Харлей-дэвидсон»? Специализируешься по эксклюзивным вещам?

Он кивнул:

— Легенда Америки.

— Ты его тоже украл?

— Нет, для этого он слишком велик. Я его угнал.

— Ты водить-то его хоть умеешь? — усмехнулась Вика. Этот развлекающийся повеса нравился ей все больше.

— Сейчас и узнаем. Я угнал его пять минут назад.

Они неслись по ночной автостраде. Вика обхватила его за пояс и отметила, что у этого крепкого парня (какой к черту парень, если ему тридцать семь лет!) нет на животе ни капли жира. Потом, неожиданно для себя самой; она прислонилась к его спине щекой. И ей вдруг стало так спокойно. Она чуть повернула голову и увидела звезды, свисающие искрящимися гроздьями в черном до густоты небе. Куда-то отступили шумы автострады, и Вика услышала нечто другое — безмолвный, но мощный голос стихий, тех, что над головой, и тех, что внутри ее.

Потом она опустила глаза. Ее щека все продолжала касаться Лехиной спины. Вика чуть повернула голову, уткнулась в спину носом и… с трудом подавила желание его поцеловать.

«Харлей-дэвидсон» покинул автостраду. Они съехали на дорогу, ведущую к маленькой рыбацкой деревушке.

Большая часть компании серферов находилась уже здесь. Они пили красное вино. На деревянной подставке перед ними шипела огромная сковорода. У каждого была деревянная ложка.

— Это фабаду, — сказал Леха. — Обжоры.

— Что это?

— Там белая фасоль с кровяной колбасой. Еще кусочки сала и ветчины.

Очень вкусно. Пойдем к ним.

Рыжие молодожены, да и все остальные, приветствовали Вику как старинную подругу, они что-то кричали и махали им руками. Молодожены всучили Вике чистую деревянную ложку и усадили ее между собой. Леха оказался по другую сторону стола. Фабаду действительно было очень вкусно. Особенно на плоской деревянной ложке. Вика подняла глаза и встретилась взглядом с Лехой.

Улыбнулась.

— Вон твои любимые морепродукты. И попробуй сыр. Это как-то называется… сейчас вспомню…

— Кабралес?

— Нет. — Леха покачал головой. — Это местный сыр. Я смотрю, ты неплохо ориентируешься.

— Я?!

— Знаешь всех рыбаков и трактирщиков. Названия местных деликатесов.

Ты не в первый раз в Испании?

— Впервые. А ты?

— Я давно люблю эту страну. Смотри!

Неожиданно послышался какой-то шум. Вика решила, что начинается местный рыбацкий праздник и сейчас будет какой-то танец, исполняемый исключительно мужчинами. Несколько крепких мужчин быстро встали в круг. И им на плечи так же быстро забрались другие.

— Что они делают?

Леха улыбнулся:

— Смотри.

Тем на плечи забрались юноши. Это был уже третий уровень. Но юношам на плечи, карабкаясь по телам, как по стенам, забрались подростки. Живая башня угрожающе накренилась, у них не было никакой страховки. Вика почувствовала, как у нее внутри все похолодело. Но это был еще не конец. Подросткам на плечи взобрались дети. Живая башня из пяти уровней. Те, на самом верху, были совсем малыши. Если они свалятся… Но ничего не случилось. Под бурю аплодисментов, гиканье и свист человеческая башня так же спокойно рассыпалась. Глаза у людей горели; Вика почувствовала, что это странное возбуждение, пришедшее вслед за страхом, наконец стихает. И только тогда поняла, что с силой сжимает Лехину руку.

— Я, наверное, не умею танцевать фламенко, — улыбнулась Вика.

— Пойдем. — Он повел ее в круг. — Танец — это такая вещь, о которой ничего не знаешь, пока не начнешь танцевать. Тем более это не совсем фламенко.

Гитары отбивали бешеный ритм. Вика подумала, что в жилах этих людей вместо крови течет расплавленное солнце. Она слышала страстные голоса и переборы струн и думала, что эта музыка, наверное, родилась раньше людей. Он был прав, когда говорил о танце. Вика чувствовала, как звуки и ритм пронизывают ее, она повторяла движения танцующих испанок, она видела глаза, обращенные внутрь страсти, она отбивала ногами узор танца, и бушующая лава страсти пробуждалась внутри ее, лава, укротить которую мог лишь танец.

Она смотрела Лехе (Алексис!) прямо в глаза, слушая ритм, отбиваемый хлопками в ладоши и ударами по гитарным струнам. Она не знала, сколько времени продолжался их фламенко; эта музыка говорила на языке той поры, когда между людьми, временем и стихиями не существовало граней. Ей было все безразлично, в мире осталась только музыка, мир стал танцем. Осанка испанских грандов, горделивые движения их дам, беспощадная нежность гитар…

Их укрывали платками, как танцующих любовников, а потом неожиданно фламенко кончился и они оказались связанными лентой.

Им хлопали. Испанские гранды и их женщины. И рыжие молодожены. А Вика непонимающе глядела по сторонам и на пояс-ленту, связавшую их. Какая-то царственная испанка, наверное, жена местного рыбака, укрыла их цветастым платком.

— Лента, — проговорила Вика, чувствуя, какими горячими стали ее губы.

— Мы теперь жених и невеста. Ты должна меня поцеловать.

— Это хорошо. Я… только…

— Конечно, хорошо. Теперь ты не имеешь права мне отказать.

Она отдалась ему прямо на пляже. Совсем недалеко от того места, где они танцевали фламенко. Она слышала, что танец продолжается, только теперь он принадлежал кому-то другому. И еще им двоим. Она, наверное, потеряла голову. Их укрыла ночь. И еще никогда ей не было так хорошо.

Они были любовниками.

Они ничего не знали друг о друге. Никаких обещаний.

Их плоть сама сделала выбор.

Вика, умница Вика, никогда не слушала голос плоти. Она, как и любая другая, наверное, втайне мечтала о принце. Теперь пришло время оплачивать счета. Совсем другие, подлинные счета. Какой-то курортный повеса, солнечный плейбой вскружил ей голову. Наверное, потом она будет жалеть. Она потеряла контроль. Она всегда сама выбирала себе партнеров по сексу.

Песок под ее спиной был все еще теплым.

Беспощадно нежный танец.

Она хотела терять контроль.

Она хотела, чтобы ночь была бесконечной.

Потом они вернулись к столу. Праздник продолжался. Им смеялись и аплодировали. Молодожены опять усадили Вику между собой. Вика подумала, что ей абсолютно плевать, если эти люди примут ее за шлюху. Но в глазах окружающих была лишь радостная доброжелательность. А потом Леха заявил, что у него нет денег, и она, усмехнувшись — вот плейбой! — оплатила счета.

А потом они вернулись в ее гостиницу, в ее маленький и уютный номер и снова занимались любовью. Уснув лишь на несколько минут, когда за окном уже начинался рассвет.

В то утро Вика и старик Рикардо наловили рекордное количество рыбы.

— Море добро к вам, синьорита, — сказал Рикардо.

Он заехал за ней в три часа и сказал, что сегодня никакого серфинга.

Он спросил, есть ли у нее вечернее платье, что-нибудь для оперы, и сказал, чтобы она взяла его с собой.

— Куда мы едем? — После рыбалки Вика проспала несколько часов.

— Сюрприз. Надеюсь, тебе понравится.

Она посмотрела на Леху — мотоцикл и та же форма одежды, что и вчера.

— Вечернее платье для оперы? — Вика пожала плечами. — Я… ничего не понимаю.

— У меня есть багажник. Ты просто должна взять его с собой.

Через несколько минут они неслись мимо апельсиновых деревьев к подножию невысоких гор… Наверное, они развили слишком большую скорость, но Вика не ощущала ничего, кроме радости. Потом она увидела местный аэродром.

Мотоцикл выкатил прямо на взлетную полосу и подрулил к трапу небольшого самолета. Экипаж вежливо поздоровался с ними. Они поднялись в самолет. Кто-то занес их багаж. Все происходило так быстро и неожиданно, что Вика даже не успела удивиться. Теперь она была уже не просто заинтригована. Когда за ними убрали трап, Вика поняла, что этот самолет ждал именно их.

Самолет взлетел.

Им предложили шампанского.

— Все, теперь можно переодеваться, — весело заключил Леха. — Все поездки на «харлее» на сегодня закончены.

Кроме них и экипажа, на борту больше не оказалось никого.

— Что происходит? Ты можешь мне сказать?

— Мы едем в Оперу. Тебе нравятся Пласидо Доминго и Лючано Паваротти?

Вика смотрела на него, широко раскрыв глаза.

— Ушам своим не верю, — наконец произнесла она. — Ты пригласил меня в Оперу? Мы едем слушать музыку?! Ты… Черт, но тогда мне придется не верить и своим глазам! Ты… ты… ты кто вообще такой?

— Приличные девушки спрашивают об этом до перетраха.

— Ах ты, свинья! — Вика рассмеялась. — Я катаюсь на серфинге, ворую мотоциклы… Ой-лю-лю…

— Ни одно слово не было ложью. Иди переодеваться. До Мадрида лететь всего сорок минут.

— Мы летим в Мадрид?!

— Там прекрасный оперный театр. Он так и называется Опера. А я еще хочу предложить вам шампанского, сеньорита.

— Ты псих! Ты знаешь, что ты сумасшедший?

— Знаю. Мне это уже говорили. Но вчера, всего несколько часов назад, в твоем номере, а если уточнить — то в твоей постели, ты меня называла совсем другими словами.

— Очень деликатно с твоей стороны мне это напоминать. — Вика улыбнулась, к ее щекам чуть подступила краска. Но это вовсе не была краска смущения. — Ты тоже, кстати, был красноречив. — Она весело посмотрела на него.

А потом уже действительно смутилась.

— Еще одно слово, — произнес Леха, — и я последую за тобой туда, где ты будешь переодеваться, и заставлю повторить все сказанное вчера слово в слово.

Прямо к трапу самолета в мадридском аэропорту подкатил лимузин.

Вечерело, но было все равно жарко, под тридцать.

— Нелегко в такую жару болтаться в смокинге, — произнес Леха. В костюме он стал еще красивее. Он был похож на переодетого Тарзана. Какая-то нелепая история, чем-то похожая на перепутанную сказку про Золушку.

Вика усмехнулась.

Вечерняя испанская столица ждала их. Леха шепнул ей, что это один из лучших городов в мире.

Потом они были в Опере. Они сидели в ложе, слушали арии из опер и держали друг друга за руку. Царственная Монтсеррат Кабалье, Хосе Каррерас, Лючано Паваротти…

Это все напоминало сон. Словно Вика сначала попала в сказку, а потом на сказочный бал.

И был очень поздний ужин в старом ресторане на Пуэрто-дель-Соль, где фонтаны подсвечивались разноцветными огнями всю ночь. А потом они пошли к фонтану и Вика пыталась достать монетку и прямо в вечернем платье загремела в воду. А Леха из солидарности бросился за ней.

Вика совсем потеряла голову. Они целовались, как влюбленные подростки.

Но когда они, смеющиеся, заявились в роскошный отель на Гран-виа и капли воды продолжали бежать по ним, что вызвало недоумение у одних постояльцев и восторженное понимание у других, ночной портье не выразил никаких признаков беспокойства. Он даже бровью не повел. Он был полон достоинства, такта и подчеркнутой вежливости. Он поставил перед Лехой ключи, не пластиковую карту, а настоящие ключи с тяжелой резной болванкой, и поинтересовался, не будет ли каких-нибудь распоряжений.

— Клубнику со сливками и виски для леди, — усмехнулся Леха. — Ой, простите, забыл: для леди — чистого спирта.

— В ваш номер?

— Разумеется.

— Насчет спирта сеньор, конечно, пошутил? Я так и понял.

Вика склонилась к Лехиному уху:

— Ага, — и она ущипнула его за бок, — у тебя здесь свой номер…

— Предпочитаешь это делать, как вчера, на улице? — Леха нежно коснулся губами ее виска. — Я знал, что это тебе понравится. Тут чудесный парк — называется Ретиро. Там сейчас совокупляется половина Мадрида. Очень романтично. Если хочешь — пошли!

— Засранец! — Она снова ущипнула его за бок, а потом обратилась к портье:

— Вас не удивляет, что мы в таком виде?

— Нет, мадам, лето в Мадриде жаркое, а вода так освежает. Если вы не намерены оставаться в таком виде и завтра, мы приведем вашу одежду в порядок.

…Они всю ночь занимались любовью, а утром Вика обнаружила, что Лехи в номере нет. На подушке рядом лежали роза и записка: «Неотложные дела заставили меня уехать. Увидимся». И все. Больше ни слова.

Она повертела в руках бумажку и произнесла:

— Ну как же…

В дверь постучали. Сердце Вики радостно забилось.

— Входите.

Это всего лишь принесли завтрак. На одну персону. Праздник закончился — началось похмелье. Всего шесть слов — и все.

Увидимся…

Вика обнаружила свою пляжную одежду, ту, что сняла в самолете, и вечернее платье — каким-то непостижимым образом его уже привели в порядок.

Зазвонил телефон. Вика схватила трубку:

— Алло?

Это был портье.

— Мадам, внизу вас ждет лимузин. Он отвезет вас в аэропорт.

— Спасибо. — Вика положила трубку на место и громко произнесла:

— Вот свинья!

Через сутки самолет компании «Иберия» увозил Вику домой.

И Андрей, и вся «разложившаяся тусовка», отдыхавшая с Викой в Марбелье, были прилично навеселе. Подходил к концу последний день их отдыха, и они решили основательно повеселиться. Они шумели, смеялись и выкрикивали какие-то лозунги. Андрей заявил, что только сейчас понял, что всегда был в душе испанцем. Его предложение захватить самолет и полететь обратно вызвало бурную поддержку. Руссо туристо, облико морале… Вика выпила с ними водки, а потом сидела одна и грустно смотрела в окно. Здесь, в небе, было очень много солнца, так же много, как и там, в Испании.

Он, конечно, свинья, но самым печальным было другое. Вика поняла, что влюбилась.

В Москве ждало много работы — все же за полмесяца накопилось прилично дел, и это было хорошо. Вика работала больше, чем обычно; как алкоголики пытаются заглушить свою тоску спиртным, так трудоголики борются с чем-то похожим при помощи работы.

Но Вика чувствовала себя очень несчастной.

Обычный курортный роман. — все скоро отболит, пройдет и забудется.

Но ничего не проходило. Она действительно была влюблена.

Андрей понял, что с Викой творится что-то неладное.

— Я могу тебе как-то помочь? — спросил он однажды.

— Не можешь.

— Если хочешь, куда-нибудь съездим на выходные.

— Нет, Андрюш, спасибо, — ответила Вика. — Правда спасибо.

Она нежно любила Андрея, наверное, догадываясь, что он все еще относился к ней не просто по-дружески, но тут уж ничего не поделаешь. Как в дурацкой пьесе: он любит ее, она любит другого, другой любит третьего…

Вика очень обрадовалась, когда Андрей наконец нашел себе постоянную девушку.

— Потрясающая девка, — сказала Вика, и она вовсе не лукавила.

Сейчас Вика ощущала себя как Золушка после бала, только ей даже не оставили хрустального башмачка. Она была богатой и несчастной. Очень несчастной.

— С тобой что-то приключилось за эту неделю? — спросил Андрей.

Вика кивнула. В Андрее было то, чего не было в других. При нем она даже могла бы позволить себе расплакаться.

— Что? В смысле… — Он вдруг спохватился:

— Извини, пожалуйста. Не хочешь — не говори.

— Что-то самое лучшее в жизни. Только все кончилось. Вот.

— Извини.

— Чего тут теперь…

— Хочешь — поедем к нам с Любкой, она будет рада.

— Она у тебя отличная.

— Ну как?

— Нет, Андрюш, спасибо. Мне надо еще раз посмотреть все договора с «Континентом». Завтра все же подписание. Это хорошо. Это очень важно. Это…

Черт. Я похожа на дуру?

— Конечно, как всегда. — Он улыбнулся.

Она все-таки прыснула, толкнула его в бок, потом сказала:

— Вот так-то. Я еще поработаю. Почему мы подписываем все важные договора по пятницам? Знаешь, меня тоже бросили в пятницу…

— До следующей пятницы я совершенно свободен. — Андрей улыбнулся. Ее последнюю фразу он заставил себя не услышать.

— Ладно. — Вика вздохнула и уже серьезно проговорила:

— Главное, чтобы «Континент» завтра не сорвался с крючка.

— Не сорвется.

— Почему?

— Потому что ты самая лучшая.

Вика усмехнулась:

— А ты мой самый любимый балда. Спасибо тебе.

— Не сорвется. Вот увидишь. Все будет хорошо. По пятницам договора обычно подписываются.

Вика и Андрей находились в главном офисе «Континента». Сейчас будут подписываться все бумаги, и они обсуждали последние детали. Им сообщили, что это очень масштабный договор; вице-президент Петр Виноградов уже находился здесь (Андрей сказал Вике, что Виноградов соответствует номиналу. «Что?» — Вика не поняла. Виноградов, второй человек в «Континенте», пояснил Андрей). Однако договор такого уровня будет подписываться лично президентом. Вике уже сообщили, что все проблемы между правоохранительными органами и руководителем «Континента» (Вике их назвали «недоразумением») исчерпаны, все возвращается на круги своя, глава группы вновь приступает к исполнению своих обязанностей.

— Он что, был в бегах? — произнесла Вика, наклонившись к Андрею.

Тот кивнул:

— Там было круто. Его вроде полгода или год не было в стране. Они постарались не афишировать это дело.

— Молодцы. Но я не знала, что это так серьезно. Я была уверена…

— Успокойся, его подпись — чистая формальность. Договор проработан до мелочей, и он у нас в кармане.

— Не опережай события.

— Это дело ведет Виноградов.

— Да знаю я… Сколько он меня развести пытался.

— Тебе не подходит подобная терминология. — Андрей мягко улыбнулся.

— Очень даже подходит. Ты не знаешь всего.

— Хочешь сказать, что он козел?

— Похотливый кот. Но очень важный. Почти надутый.

Андрей подмигнул ей. Впервые подобный диалог состоялся несколько лет назад, когда они решили уйти и создать свое дело. «Козел», «похотливый кот» и еще очень много терминов — это была их азбука, и они прекрасно понимали друг друга.

— Но не козел?

— Нет, умный, хоть и упертый. Однако — котяра…

— Все будет хорошо, Вика.

Вскоре почти все собрались, не было лишь президента, и решили начинать. Вику еще раз попросили выступить с мини-докладом, точно изложив все их предложения.

— Если у меня заболит язык, — тихо сказала Вика, — ты меня поддержишь.

— Не разговор, — отозвался Андрей. — Давай, удачи.

Вика начала свой доклад, прекрасно выстроенный и продуманный до мелочей. Лица сидевших напротив людей сначала казались непроницаемыми, но Викина речь была живой, ироничной, хоть и крепилась к железному костяку логики.

Да, не зря ее хвалят, голова у девки варит, золотая голова, а то, что ноги от ушей, — так это даже лучше… В глазах у Викиных слушателей появилось что-то новое и живое: сквозь завесу непроницаемости начал пробиваться интерес, желание обсуждать, задавать каверзные вопросы, которые Вика с легкостью отбивала, и через десять минут поняла, что Андрей прав — договор у них действительно в кармане. Потрудились они не напрасно, потрудились они на славу. А потом, когда Вика ответила на наиболее каверзный вопрос, появился президент. Он сделал знак, чтобы не отвлекались, и быстро прошел к своему месту во главе стола. Уселся, поднял голову и посмотрел Вике в глаза. И тогда она почувствовала, что слова, слетающие с ее языка, вдруг стали тяжелыми, как будто каменными, они застревали у нее в горле, вызывая удушье и не давая ей говорить. Вика не изменилась в лице, она пыталась продолжать свой доклад, несмотря на то что сердце бешено колотилось у нее в груди. Она посмотрела на Виноградова, на всех остальных, на Андрея, а потом произнесла:

— Извините. Мне надо выйти. — Она бросила взгляд на Андрея. — Ты продолжишь?

— Конечно. — Он поглядел на нее встревоженно. — С тобой все в порядке?

— Продолжи…

— Конечно, конечно, не беспокойся.

Замешательство было недолгим; Вика вышла, а Андрей остался отвечать на вопросы и заканчивать дело. Еще одно короткое замешательство: вслед за Викой вышел президент.

…Она стояла у окна, грудь ее плавно вздымалась, кулаки были сжаты.

Секретарь, командующая в приемной, решила, что у этой «пробивной шлюхи» наконец что-то не вышло. Видимо, у мадам что-то не стыковалось, вот и стоит как молодая кобылка и цокает копытом. Секретарь была суперпрофессионалом в своей области, дамой в возрасте. Для витрины здесь держали несколько длинноногих девочек, но настоящей хозяйкой в приемной была она. Секретарь — так она по крайней мере считала — знала про «Континент» все. И весь порядок в этой огромной империи держался на ее мудрых и усталых плечах. Звали ее Лидией Максимовной.

Понравиться ей в делах с «Континентом» уже было половиной успеха. Так она считала. Да и не только она одна. Эта молоденькая кобылка, которая, видать, сделала карьеру, прыгая из постели в постель, Лидии Максимовне сразу не понравилась. Еще до начала совещания Лидия Максимовна решила поставить ее на место; нет начальства — сиди, жди в приемной. Та уселась в кресло, закинула ногу на ногу. Конечно, что у нее еще, кроме ног-то… Закурила. Лидия Максимовна сказала, что у них не курят.

— Извините, — она затушила сигарету, — просто у вас здесь пепельница.

И улыбнулась.

«Нечего мне глазки строить, — подумала Лидия Максимовна, — порядок есть порядок. Здесь серьезное учреждение, а не стриптиз какой-то».

Потом появился Виноградов, расцеловал ей ручки, провел в зал. Что ж, на то Лидия Максимовна и профессионал, чтоб знать все о субординации.

Виноградов — солидный мужчина, но слаб к женскому полу. А потом появился Алексей Игоревич и, видать, быстро поставил принцессу на место. Вот и выскочила вся бледная, не поймет, куда ей — то ли обратно, то ли в умывальник.

Алексея Игоревича Лидия Максимовна очень уважала. Еще бы, умница и такой красавец, здесь в него все, кто тайно, кто явно, влюблены, и его ножкой на ножку не прошибешь. Мужик — умница! Она поглядывала на Вику, что называется, вполглаза и была очень даже довольна, что кобылку поставили на место.

Однако сегодня Лидии Максимовне придется несколько ревизовать свои взгляды.

Дверь открылась. Из зала совещания вышел Алексей Игоревич. Лидия Максимовна вся подтянулась. Кобылка вздрогнула. Резко повернулась и произнесла:

— Ты мерзавец! Свинья! Как ты мог со мной так поступить?!

Лидия Максимовна сначала даже ничего не поняла. Этого не может быть.

Она настолько не могла в это поверить, что быстренько убедила себя, что просто ослышалась, а сказано было нечто совсем другое.

— Я тоже рад тебя видеть, — произнес Алексей Игоревич.

Он сказал ей «ты»? Или Лидия Максимовна опять ослышалась?

— Свинья!

Лидия Максимовна внутренне напряглась. Потом случилось то, что привело Лидию Максимовну в состояние легкого ступора. Кобылка влепила Алексею Игоревичу звонкую пощечину. Нижняя челюсть Лидии Максимовны непроизвольно двинулась вниз — это что за безобразие здесь творится, она заявилась сюда драться или договора подписывать?! Кобылка снова занесла свои рученьки (нет, она явно собиралась драться) и совершенно отчетливо произнесла слово «негодяй».