Лидия

      Финней оказался коренастым, крепко сбитым рыжеволосым мужчиной, примерно моих лет. Его проницательные беспокойные глаза оценили меня сразу, едва я переступил порог. Финней поднялся со стула, на цыпочках приблизился ко мне и прошептал, чтобы я посидел у стены, а он только закончит сцену, и на этом прервет репетицию. Меня это вполне устроило. Я никогда не присутствовал на театральных репетициях, поэтому в течение последующих десяти минут сидел, завороженно следя, как семеро актеров поочередно устраивают душевный стриптиз, соревнуясь друг с другом по глубине морального падения.
      - Любопытная пьеса, - сказал мне Финней, возвестив перерыв. Настроение, правда, не поднимает, но зато заставляет задуматься.
      - Если есть о чем задуматься.
      Финней пожал плечами и промолчал. Мы спустились на первый этаж, зашли в располагавшийся там дневной еврейский ресторанчик и уединились за угловым столиком. Финней заказал картофельный суп - фирменное блюдо - и блинчики со сметаной. Я последовал его примеру. Мы еще немного поговорили о театре и о пьесе. Когда подали суп, Финней заметил, что я совершенно не похож на сыщиков, которых ему доводилось видеть и о которых он читал.
      - Я не сыщик. Я - духовник мелких воришек.
      - Несколько необычный взгляд на вашу профессию, - сказал Финней. - Я думаю, что вы и вправду заинтересованы в том, чтобы найти колье?
      - Да!
      - Откровенно говоря, я ровным счетом про него не знаю... Если не считать кое-каких мыслей.
      - А я-то рассчитывал, что вы принесли его с собой, и готовы вручить мне.
      - В свое время, быть может. Нет, я и в самом деле не знаю, где находится колье, но зато располагаю сведениями о том, кто убил Дэвида Гормана... Кажется.
      Я чуть призадумался, потом сказал:
      - Почему - кажется? Можно ли утверждать, что вы знаете, кто убил человека, не будучи уверенным в своих словах?
      - У меня нет доказательств.
      - Мне по-прежнему кажется, что вам следует обратиться в полицию.
      - Не пойду я в полицию, Крим. Если хотите меня выслушать - слушайте. Я понимаю - вас заботит колье, но моя история в некотором роде связана и с колье.
      - Я - весь внимание, - сказал я. - Только хочу, чтобы вы знали следующее: меня интересует только колье, а не убийца Гормана. Если же вы поделитесь со мной какими-либо сведениями об этом убийстве или несчастном случае - не знаю, что это такое, - я буду вынужден сообщить о нашем разговоре в полицию.
      - Это убийство.
      - Тем более. Я могу прикрыть от закона вора, но не убийцу. Я не имею права скрывать от полиции какую бы то ни было информацию об убийстве.
      - А если это вовсе не информация, а просто некие предположения?
      Я пожал плечами.
      - Посмотрим. Выкладывайте, что у вас там про Гормана.
      - Хорошо. Видите ли, Дэвид приходился мне очень близким другом... Он был для меня как отец, и я его очень любил. Это он помог мне стать режиссером. Он в меня верил. Именно он обучил меня всему, что я умею. Такой был всегда добрый и внимательный. Не знаю, знакомы ли вы или хотя бы общались с какими-нибудь бродвейскими продюсерами? Среди них попадаются любые люди, но Дэвид Горман выделялся особой честностью. Я бы мог порассказать вам о пьесах, которые шли с аншлагами по два сезона, а инвесторы получали потом по двадцать центов за каждый вложенный доллар. С постановками Гормана такого не случалось ни разу. Инвесторы всегда с лихвой окупали вложенные средства и срывали крупные барыши. С актерами он обращался по-человечески и вдобавок обладал одновременно вкусом и здравым смыслом - редкостное, даже уникальное сочетание в нашей театральной жизни. Не хочу вас разочаровывать, но нью-йоркский театр это большая вонючая клоака, скопище проходимцев и бездарей. Вот почему мы так много потеряли со смертью Дэвида Гормана.
      Ну да ладно, я отвлекся. Так вот, после той памятной воскресной вечеринки мы с женой и Дейвом сели в одно такси и Дейв высадил нас у нашего дома. И вот тогда он обронил какую-то фразу про это колье. Ничего особенного, я даже толком не помню его слов. Кажется, он спросил меня, не хотела бы Джин, моя жена, обзавестись таким украшением? Бриллиантовым колье. Джин посмеялась и сказала, что наверняка продала бы его, чтобы мы могли обеспечить себе безбедную старость. Дейв, по-моему, с ней не согласился - точно не помню. Я не вслушивался.
      Это было в воскресенье. На следующий день, то есть позавчера, Дейв позвонил мне и сказал, что хочет поговорить со мной по поводу этого колье. Больше ничего - просто поговорить. Правда, потом добавил нечто, показавшееся мне странным - спросил, не кажется ли мне, что Марк Сарбайн немец? Имея в виду, что, будучи коренным американцем, я легче различу иностранный акцент, чем он сам. Я не говорил вам про его прошлое? Нет? Дело в том, что Дэвид Горман был евреем немецкого происхождения, и он хлебнул немало горя, спасаясь от фашистов. Я это, правда, слышал от других, а не от него. Я просто вспомнил об этом, когда он задал мне вопрос про Сарбайна. Я пытался припомнить насчет акцента, но точно сказать не мог, хотя, мне кажется, едва уловимый акцент в его речи прослушивался. Сарбайна я знал плохо - до этого мы встречались лишь однажды, - но он относится к тем людям, которые любят вращаться в театральных кругах. Нас с Джин он пригласил через Хартманов, которые финансируют мою постановку. Хартманы, если помните, тоже были на той вечеринке. Так вот, я ответил, что не знаю немец Сарбайн или нет.
      - Но какой-то акцент вы все же уловили?
      - Пожалуй, да, - задумчиво ответил Финней. - Хотя я не вполне уверен. Ни в понедельник, ни во вторник встретиться с Дейвом мне так и не удалось. К сожалению, черт бы меня побрал, я отношусь к тем подлецам, которые всегда слишком заняты. Во вторник я позвонил ему, чтобы перенести нашу намеченную на тот вечер встречу на следующий день, и мы уговорились, что сегодня, в среду, пообедаем вместе. И тогда, по телефону, он произнес кое-что, что я принял в то время за шутку. Он сказал, почти дословно: "Если Сарбайн меня не убьет, то завтра мы с тобой увидимся, Джеки". Я не понял, что он имеет в виду; потом же, когда я прижал его к стенке, Дейв сказал только, что навел кое-какие дурацкие справки, но, к сожалению, так и не научился держать язык за зубами. Потом добавил, что завтра все расскажет. И еще спросил, не значит ли для меня что-нибудь фамилия фон Кессельринг? Я сказал, что нет, а разве должна, мол? Дейв ответил, что нет и - слава Богу, что это просто тень из невообразимо далекого прошлого. Потом засмеялся и проехался по поводу всякой ерунды, которую несут выжившие из ума старики. И вот, выйдя сегодня утром из дома, он был убит.
      - Думаете, его убил Сарбайн?
      Финней покачал головой.
      - Не знаю, - вздохнул он. - Допустим, я даже пойду в полицию... Что я там расскажу? Что Дейв сказал мне о том, что опасается погибнуть от руки Сарбайна? Да меня на смех поднимут.
      - Трудно сказать. - Картофельный суп и блинчики тяжело давили на стенки моего желудка. Я уже всерьез разозлился на самого себя за то, что пришел сюда и выслушал эти бредни. - Каждый год сотни людей гибнут под колесами автомобилей, водители которых скрываются с места происшествия. Таков уж наш безумный мир. Возможно, и Горман пал жертвой такого несчастного случая. Мне трудно судить.
      Финней внимательно посмотрел на меня.
      - Черт побери, а ведь вам абсолютно на это наплевать, мистер Крим. Я вас даже не тронул своим рассказом. Вам совершенно безразлично, кто убил Дейва Гормана, и в самом ли деле убит он или погиб случайно.
      - А вы считаете, что мне следовало растрогаться?
      - Пожалуй, нет, - медленно произнес Финней. - Кто вы такой, чтобы проливать слезы из-за незнакомого человека?
      - Мы ведь с вами почти друг друга не знаем, - сказал я. - Мы познакомились только сегодня вечером. Я не ангел справедливости. Я - просто парень, пытающийся заработать на хлеб насущный. Довольно тяжкий хлеб, скажу я вам. Чего вы от меня хотели? Чтобы я поймал убийцу? Вывел его на чистую воду?
      Финней покачал головой.
      - Вы умнее меня, мистер Финней. Будь это не так, я бы сейчас репетировал этот спектакль, а вы ломали голову над тем, как найти колье. Вы не думаете, что его украл Горман?
      - Что за дурацкий вопрос! - взорвался Финней.
      - Хорошо - пусть дурацкий. Я обожаю дурацкие вопросы. - Финней потянулся к счету, но я опередил его. Финней возражал, что должен расплатиться сам, поскольку именно он пригласил меня, но я настоял на своем и уплатил по счету, прибавив доллар на чай.
      * * *
      Когда мы распрощались, Финней проводил меня унылым взглядом. Шагая по Второй авеню, я пытался одновременно складывать в уме кусочки головоломки и убеждать себя, что я не мерзавец. Ни то, ни то другое мне не удалось. Смирившись с этой несправедливостью, я взял такси и покатил к себе в контору.
      После шести вечера для того, чтобы проникнуть на работу, у нас полагалось расписываться в журнале. В конторе, кроме уборщицы, уже не было ни души. Шагая к своей крохотной конурке мимо рядов пустых столов, я поневоле зябко поежился. Что делать, не любил я свою контору. Особенно, когда оставался в ней в полном одиночестве.
      Посидев немного за собственным столом, я снял трубку и позвонил Люсилле Демпси, библиотекарше. Меньше всего на свете мне хотелось провести этот вечер наедине с самим собой. Люсилла сказала, что я вытащил ее из ванны. Потом спросила, чем может мне помочь.
      - Подержи меня за руку, а то вокруг сгущаются зловещие ночные тени, сказал я. - Если отбросить шутки, то я был бы рад сводить тебя в театр, в кино, на балет, в зоопарк или - куда твоя душа пожелает.
      - Ты опоздал, Харви. Я приглашена сегодня на ужин.
      - Понимаешь, у меня всерьез запахло жареным. Минутка-то хоть найдется?
      - Харви, я стою в одном полотенце, ванна уже наполнена, а в семь сорок пять у меня свидание.
      - Я займу у тебя десять секунд. Ты ведь все знаешь. Есть ли какая-то связь между беженцами из Германии и бриллиантами?
      - Это шутка, Харви?
      - Поверь мне, я еще никогда не был так серьезен.
      - Что ж, некоторые из них и впрямь привозили с собой бриллианты. Ты это и сам знаешь, не хуже меня. Когда нужно быстро уносить ноги, люди берут с собой самое ценное и причем такое, что занимает меньше места драгоценные камни, золото, почтовые марки. Ты собираешься драпануть, Харви? Если нет, то я с тобой прощаюсь. До свидания.
      Я положил трубку и задумался. Порой мне хотелось изготовить плакат "Хорошо думает тот, кто думает в одиночку". К моему сожалению, однако, это не совсем соответствовало действительности. Из уже начавшей было складываться картинки выбивался один фрагмент. Я собрался с духом и позвонил в колледж Челси. Меня соединили с Сиви-Холлом и в мое ухо ворвался до боли знакомый голос миссис Бедрих, заведующей общежитием. Она меня тут же узнала.
      - Вы тот самый разлюбезный мистер Харви!
      - Мистер Крим, - поправил я. Не без удовольствия, впрочем. Не всякого так помнят.
      - Я как раз о вас думала, - затараторила миссис Бедрих. - Тот человек, которого вы прислали, совсем на вас не похож. Грубый, развязный. Приставал ко всем с расспросами, а потом, когда одна из моих девочек показала ему фотографию Сары, начал уверять, что вернул ей снимок, тогда как несколько воспитанниц говорили, что видели, как он спрятал карточку в карман...
      - А когда он уехал? - перебил я.
      - Вы знаете, ведь он...
      - Я ничего не знаю! - проорал я. - Он вовсе не из нашей компании. В котором часу он уехал, миссис Бедрих?
      - Около двух.
      - Спасибо, - сказал я и бросил трубку. Ноги уже сами понесли меня к двери, когда я спохватился и набрал номер полицейского управления. Когда меня соединили с лейтенантом Ротшильдом, я сказал:
      - Послушайте, лейтенант, мы с вами, конечно, не братья-близнецы, но не окажете ли вы мне одну услугу?
      - Какую?
      - Вы можете встретиться со мной через десять минут перед домом 626 по Парк-авеню?
      - Нет, Харви. Я уже еду домой.
      - Пожалуйста, - настойчиво взмолился я. - Я очень вас прошу. Мне это страшно важно.
      - Почему?
      - Потому что Сарбайны собираются убить свою горничную Лидию, и сделают это, по всей вероятности, сегодня вечером.
      - Что за дурацкие шутки, Харви! Мне уже надоело...
      - Умоляю вас, лейтенант! Как мне вас убедить - на колени встать?
      Последовало довольно продолжительное молчание, но я мог легко догадаться, какие мысли роились сейчас в лейтенантском мозгу. Наконец он согласился. Сказал, что готов встретиться, но не через десять минут, а через двадцать - ему еще нужно было привести в порядок кое-какие бумажки.
      Да, он уступил мне. Скрепя сердце, но уступил, будучи абсолютно уверен, что попросту зря теряет время.
      - И черт с ним! - вслух сказал я. Потом позвонил в квартиру Сарбайнов. Когда ответила Лидия, я мысленно поблагодарил всех богов.
      - Это Харви Крим. Вы можете говорить?
      - Да. Думаю, что да.
      - Где вы?
      - На кухне.
      - Сарбайны дома?
      - В гостиной. У них гость.
      - Кто?
      - Я его не знаю.
      - Что случилось? Ведь что-то у вас там происходит?
      - Откуда вы знаете?
      - Знаю, черт побери! Они за вами следят. Что еще? - В этот миг я услышал щелчок - кто-то снял параллельную трубку. Изменив голос, я прогнусавил: - Ну послушай, киска, мы же еще неделю назад договорились пойти пожрать...
      - Я никуда не иду, - проныла Лидия со своим ужасающим акцентом. - С тобой больше никуда не иду - усек? И - хватит сюда натрезвонивать...
      Трубку положили и Лидия быстро сказала, уже нормальным голосом:
      - Похоже, они куда-то намылились. Чемодан принесли из цоколя.
      - Что за чемодан?
      - Дорожный. Слон поместится.
      - Дверь твоей комнаты запирается на задвижку?
      - Да, а что?
      - Не задавай лишних вопросов. Отправляйся к себе и запрись на задвижку. Не выходи оттуда до моего прихода. Я буду минут через пятнадцать.
      - Но в чем дело? Почему?
      - Замолчи, дурочка! Загляни в холодильник, если хочешь знать почему. А теперь - беги! Хорошо?
      Она приумолкла. Потом сказала, что да.
      Когда я опускал трубку, моя рука дрожала.
      Глава шестая
      Вместо Хомера Клаппа перед входом в вестибюль дома 626 дежурил незнакомый мне консьерж, который поглядывал на лейтенанта Ротшильда с явной нервозностью. Я давно подметил, что независимо от того, человек какой национальности, расы или вероисповедания поступает на службу в полицию там он мигом приобретает черты совершенно новой породы, расы полицейских. Признаки этой расы безошибочно чувствуются во всем - в походке, в глазах, в манере разговаривать. Перепутать полицейских с нормальными людьми невозможно. Перепутать лейтенанта Ротшильда с нормальными людьми было еще более невозможно. Увидев меня, он метнул на меня свирепый взгляд и прорычал, что торчит здесь уже целых три минуты.
      - А ты еще так меня торопил, черт побери!
      Я не мог понять, чем он так возмущен. Стоял ласковый и теплый апрельский вечер, а я вовсе не опоздал - просто он сам приехал раньше.
      - Знаешь, что я про тебя думаю, Харви? - спросил Ротшильд, решив, похоже, всерьез заняться моим просвещением. - Мне кажется, что ты псих. Тебя нужно изолировать. Ты - параноик.
      Я провел его внутрь, а он все не унимался.
      - Чего, черт возьми, мы скажем?
      - Я хочу, чтобы вы забрали горничную с собой, - сказал я. - Ее нужно спасти.
      - Не предупреждай о нас, - рыкнул Ротшильд консьержу. - Мы идем к Сарбайнам.
      - Значит, они собираются ее прикончить, - вполголоса проговорил он, когда мы заходили в лифт.
      - Да, - прошептал я. - Они уже подготовили дорожный чемодан, чтобы избавиться от трупа.
      Взгляд, который метнул на меня лейтенант, подсказал мне красноречивее всяких слов, что, не пообещай мне Ротшильд свою помощь, он бы сейчас заковал меня в наручники и доставил в ближайшую лечебницу.
      На лестничной клетке перед квартирой он, в свою очередь, шепнул мне:
      - Харви, если выяснится, что ты меня подставил, я с тебя шкуру спущу!
      - Что значит - подставил?
      - Сам знаешь!
      Я пожал плечами и надавил на кнопку звонка. Дверь открыл сам Сарбайн. Хотя утром мне уже довелось его видеть, тогда я рассмотрел его плохо. Он оказался крупнее, чем я представлял - стройный, плечистый, ростом, должно быть, за шесть футов. Довольно приятное лицо, светлые волосы с седеющими висками и - ни малейших признаков живота. В холодных голубых глазах, уставившихся на нас, не было и тени любопытства, только раздражение.
      - Да? - произнес он.
      - Мы с вами встречались, мистер Сарбайн. Я - лейтенант Ротшильд. А это - мистер Крим из страховой компании. Мы можем войти?
      - Разумеется, лейтенант. У вас, должно быть, какие-то новости по поводу нашей кражи?
      Теперь, когда я внимательно прислушивался, мне показалось, что я улавливаю легкий акцент. Но вот чей - я не имел ни малейшего представления.
      - Нет, я хотел бы поговорить с вашей горничной.
      Мы прошли в холл. Возле стены стоял здоровенный чемодан.
      - Собрались путешествовать? - поинтересовался Ротшильд.
      Сарбайн покачал головой и слегка улыбнулся. Позади него, в гостиной, я увидел его жену с каким-то мужчиной. Что-то сказав своему гостю, она встала и вышла к нам.
      - Ваша горничная дома? - спросил у нее Ротшильд.
      Миссис Сарбайн заученно улыбнулась мне; даже без тени тепла. - А, мистер Крим из страховой компании. - Затем повернулась к Ротшильду. - А вы, тот самый офицер...
      - Лейтенант Ротшильд, - сухо напомнил он. Я понял, что Сарбайны к числу его друзей не относятся. - Я спросил, дома ли ваша горничная?
      - Наверное.
      - Где она?
      - У себя в комнате, должно быть.
      - А где находится ее комната?
      - Мистер Крим вам покажет, - улыбнулась она. - Не так ли, мистер Крим?
      - Может быть, вы все-таки проводите нас сами, миссис Сарбайн? произнес Ротшильд.
      - А вы, может быть, попросите повежливее? - вмешался Сарбайн. - Мы вас в гости не звали.
      Настал черед Ротшильда улыбаться. Он вообще веселым нравом не отличался, а улыбался - я это знал по собственному опыту - лишь тогда, когда внутри уже весь кипел.
      - Я спросил вас, где находится ее комната, - спокойно промолвил он.
      - Марк, ступай в гостиную, пожалуйста, - попросила миссис Сарбайн. Я сама их провожу.
      Сарбайн не шелохнулся. Миссис Сарбайн провела нас с Ротшильдом к кладовой и указала на неприметную дверь.
      - Вот эта.
      Ротшильд толкнул дверь, но та не поддалась.
      - Маленькая идиотка заперлась изнутри, - сказала миссис Сарбайн.
      - Почему? - спросил Ротшильд.
      - А почему бы вам не спросить ее?
      - Лидия! - окликнул я. - Это Харви Крим. Рядом со мной лейтенант полиции Ротшильд. Открой нам.
      Мы подождали, затем послышался звук отодвигаемой задвижки и дверь распахнулась. Лидия молча стояла, поочередно обводя нас взглядом.
      - Вы всегда запираетесь на задвижку? - резко спросил Ротшильд.
      Лидия не ответила,
      - Я забираю ее на допрос, - сказал Ротшильд миссис Сарбайн.
      - Что вы надеетесь у нее выведать? - изумилась та. - Она же набитая дура. Оставьте ее в покое.
      Лидия посмотрела на меня. Я кивнул.
      - Одевайтесь, - сухо велел ей Ротшильд.
      Лидия вернулась в комнату и вскоре вернулась, держа в руках серое пальто и сумочку.
      - Следуйте за нами, - приказал Ротшильд.
      Сарбайн по-прежнему стоял в холле, на том же месте, где мы его оставили.
      - Куда вы ее ведете? - резко спросил он.
      - В управление, - коротко ответил Ротшильд. - Вы возражаете?
      Сарбайн промолчал. Они с женой стояли напротив друг друга, а незнакомый мужчина сидел в гостиной и курил сигарету. Мы вышли из квартиры, вызвали лифт, спустились и вышли на улицу, не обронив ни слова.
      - Здесь всего несколько кварталов, - сказал Ротшильд Лидии. - Пойдем пешком.
      - Да, прогуляемся, - поддакнул я.
      Ротшильд вставил в рот сигару, но закуривать не стал. Он расправил плечи и стал похож на патрульного. Я нутром чувствовал, что он клокочет от ярости, а молчит, наверное, потому что опасается себя выдать. Поскольку ни я, ни Лидия тоже рта не раскрывали, весь путь мы проделали храня гробовое молчание и так же молча вошли в кабинет Ротшильда. Он кивком предложил нам сесть, затем уселся сам, закурил и мрачно уставился на меня.
      - Ну что ж, Харви, - сказал он. - Выкладывай.
      - Что?
      - Всю подноготную, черт бы тебя побрал!
      - Вся подноготная заключается в следующем, - сказал я, чувствуя, что и сам начинаю злиться. - Мне просто не хотелось, чтобы эту девушку отправили на тот свет.
      - Чушь собачья! - фыркнул Ротшильд. - Брось свои дерьмовые штучки.
      - И тем не менее это правда. Хотите верьте, хотите - нет.
      - Тогда поделись со мной, откуда ты прознал, что ее собираются ухлопать.
      - Не могу.
      - Ага - не можешь. Сперва ты позвонил мне, наговорил уйму сказок, извлек на Парк-авеню, в то время, как я должен был уже сидеть дома и ужинать, потом заставил вытащить сюда эту девицу, а в ответ на мою просьбу объяснить, в чем дело - отказываешься говорить. - Ротшильд уже вскочил и теперь возвышался, как монумент, над своим столом. Ткнув в мою сторону зажженной сигарой, он заорал: - Или ты все мне сейчас выложишь, как на духу, или - клянусь Богом - я добьюсь того, чтобы тебя вышибли из сыскного бизнеса!
      - Пусть вышибают, - уныло пожал плечами я.
      - А с тобой мне что делать? - напустился он на Лидию. - Что ты можешь мне сказать?
      Лидия покачала головой.
      - Тебя собирались убить?
      - Не знаю, - ответила Лидия.
      Ротшильд опустился в кресло, уставившись на нее внезапно сузившимися глазами.
      - Ну-ка повтори, - тихо сказал он.
      - Что?
      - Я спросил, собирались ли они убить тебя?
      - Я не знаю.
      - А что случилось с твоим дурацким акцентом? Куда подевались эти гнусавое нытье с подвываниями и идиотский вид?
      Лидия пожала плечами.
      - Я требую ответа.
      Лидия молчала.
      - Из Техаса ты хоть или нет? - взорвался Ротшильд.
      - Нет, я не из Техаса, - спокойно ответила Лидия.
      - Тогда я жду объяснений.
      - Мне нечего объяснять, - сказала Лидия. - Никто мне не запрещал разговаривать с южным акцентом, это мое право. И никто мне не запрещал говорить, что я из Техаса. Никаких законов я не нарушила.
      Он перевел взгляд на меня, потом снова уставился на Лидию.
      - Ты можешь оставить в дураках кого угодно, Харви, - сказал он. - Но меня тебе не обштопать.
      - Я вовсе не собираюсь водить вас за нос, лейтенант, - миролюбиво ответил я. - Ей-богу. И я вовсе не псих. Просто случилось так, что сегодня вечером мы ужинали вместе с Джеком Финнеем, режиссером. Он сказал мне, что был очень дружен с Горманом, а Горман поведал ему, что Марк Сарбайн собирается его убить. Я имею в виду Гормана.
      - Когда он это сказал?
      - Кто - Горман?
      - Да.
      - Вчера. Или в понедельник.
      - И из этого ты сделал вывод, что Сарбайн собирается укокошить эту девицу? Брось мне лапшу на уши вешать, Харви!
      - Я говорю правду, лейтенант! И нечего на меня орать!
      Ротшильд резко повернулся к Лидии и спросил, какова ее роль в этой истории.
      - Может, это ты украла колье?
      - Нет.
      - Я снова спрашиваю: в чем ты провинилась перед Сарбайнами?
      - Не знаю.
      - Тогда почему ты заперлась у себя в комнате?
      - Мистер Крим позвонил мне и приказал, чтобы я это сделала.
      - А почему ты вдруг решила, что должна слушаться мистера Крима? недоуменно спросил Ротшильд.
      - Потому что я ему верю.
      - Что?
      - Я доверяю ему!
      - Ты доверяешь Харви Криму, - кивнул Ротшильд. - Понятно. Вот, значит, в чем дело. Что ж, этого следовало ожидать. Должен же найтись еще один псих в этом мире, который доверяет Харви Криму...
      - Хватит, лейтенант! - оборвал я.
      - Ах так - хватит, говоришь? А что ты сделаешь, Харви, чтобы положить этому конец? Может, набросишься на меня с кулаками? Эх, у меня просто руки чешутся отделать тебя по первое число. Давай, Харви! Вперед!
      - Прекратите, лейтенант!
      - Скажи-ка мне вот что, - он снова переключился на Лидию. - Они пытались вломиться к тебе в комнату после того, как ты заперлась изнутри?
      - Сарбайны пытались открыть дверь. Но они ее не ломали.
      - Ты собираешься вернуться туда?
      - Вряд ли, - тихо сказала Лидия.
      - Если ты мне понадобишься, как я могу тебя найти?
      - Через меня, - подсказал я.
      - Через тебя, - кивнул лейтенант. - Ладно, Харви, ты все-таки оставил меня в дураках и вдоволь повеселился за мой счет. В следующий раз придет мой черед. А теперь - вон отсюда, вы оба!
      * * *
      Выйдя на улицу, я сказал Лидии:
      - Извини, конечно, Лидия, но ты все-таки - странная девушка.
      - Из-за того, что я тебе доверяю? Неужели, Харви, ты больше никому не внушаешь доверия?
      - Как правило, нет. А ты мне и вправду доверяешь?
      - Кажется, да. А почему этот полицейский так тебя ненавидит?
      - Во-первых, потому что он так устроен, а, во-вторых - уж слишком я ершистый субъект.
      - Есть немножко, - согласилась Лидия. - Как ты думаешь, они и в самом деле решили меня убить?
      - Думаю, что да. Ты же видела этот чемоданище, который они приволокли из цоколя. В нем поместились бы две такие девушки, как ты. Впрочем, это только догадки.
      Лидия кивнула.
      - Совершенно естественно, что Ротшильд так раскипятился. Мы живем в мире, полном жестокости, насилия и безумств, однако, стоит мне высказать логичное предположение о готовящемся убийстве девушки, и - мне никто не верит. А тебе самой не кажется, что от тебя собрались избавиться?
      - Вполне вероятно, - сказала Лидия. - Своя логика в этом есть. Хотя и мрачноватая.
      - Ты успела поужинать?
      Она помотала головой.
      - Пойдем. Я угощу тебя ужином и мы поболтаем.
      - Я не нищая, так что тебе вовсе не обязательно угощать меня.
      - Я покупаю не информацию, а всего лишь ужин, - поспешил я ее успокоить.
      Мы прошагали несколько кварталов до пересечения Лексингтон-авеню с Семьдесят первой улицей, где, как я знал, располагался довольно симпатичный итальянский ресторанчик, в котором мне уже приходилось бывать. Лидия заказала себе салат и две порции спагетти с мясными тефтелями. Я тактично намекнул, что из столь разнообразного меню можно было выбрать и более экзотические яства, но Лидия с набитым ртом промычала, что спагетти единственное итальянское блюдо, о котором она слыхала, и к тому же, когда она голодна, ей не до каких-то изысков. В ответ я высказал предположение, что она вовсе не столько проголодалась, сколько перенервничала.
      - Ты, конечно, прав, но я голодна, как волк, - заявила девушка. Слушай, Харви, дай мне поесть спокойно.
      - Ладно, ешь, так и быть.
      - А я что делаю.
      Я сидел, как остолоп, и наблюдал, как она уплетает спагетти с тефтелями, пока наконец, проглотив последнюю тефтельку, она не пожелала знать, почему я так странно разглядываю ее.
      - Что значит - странно?
      - Как будто я чокнутая. Ты, должно быть, и вправду считаешь меня ненормальной?
      - Нет, мне просто кажется, что ты перенервничала и сейчас немного подавлена. Ты никогда не пыталась обратиться за помощью?
      - Это за какой же? - грозно спросила Лидия.
      - Ну... за психиатрической.
      - Не суй нос не в свое дело, Харви, - холодно сказала она.
      - Разумеется. Тебе виднее, куда мне совать нос, а куда - нет. Вытаскивать тебя из передряги, в которую не угодила бы и школьница - мое дело, а спросить, не пытался ли кто-нибудь заглянуть в пчелиный улей, который находится у тебя в голове - не мое.
      - Мне кажется, Харви, что большинство людей теплых чувств к тебе не питают. Наверное, поэтому ты до сих пор и служишь в страховой компании.
      - Каким бы я ни был, вполне возможно, что твою очаровательную шкурку я сегодня спас.
      - Ты хочешь сказать, что они запихнули бы меня в этот чемодан и выволокли на свалку?
      - Дура ты! - в сердцах воскликнул я. - Ты заглянула в холодильник?
      Лидия недоуменно уставилась на меня.
      - Заглянула?
      Она кивнула.
      - Сало твое лежало на месте?
      Лидия сглотнула.
      - Сала там не было, Харви, - тихонько пролепетала она.
      - И чего я так пекусь о тебе? Просто не понимаю - какое мне до всего этого дело?
      - А я знаю.
      - Ну!
      - Ты не единственный, кто хотел бы заполучить эти пятьдесят тысяч, Харви.
      - Неужто ты и себя считаешь?
      - Корыстолюбие - один из самых распространенных человеческих пороков, Харви. А в нашей стране деньги вообще возведены в культ. Здесь нет нужды испытывать чувство вины из-за того, что мечтаешь о пятидесяти тысячах долларов. Мы не в России.
      - Сало, - с омерзением процедил я. - И еще этот идиотский акцент. Неужели ты надеялась обвести их вокруг пальца?
      - Ротшильда я провела.
      - Браво! - Я всплеснул руками. - Ты провела лейтенанта Ротшильда. Представляешь, какая участь нас теперь ожидает, если нам вдруг понадобится помощь полиции? Впрочем, зачем волноваться из-за таких пустяков? Главное оставить с носом лейтенанта Ротшильда. Жаль, что я не могу наградить тебя медалью.
      Неслышно подкравшийся официант, крупнотелый смуглый итальянец с ручищами, напоминавшими бычьи лопатки, поинтересовался, что мы желаем взять на десерт. Потом назидательно произнес:
      - У вас такая славная девушка. Какого черта вы на нее так разорались?
      - Не твое собачье дело, - вежливо ответил я. Потом спросил Лидию, заказать ли ей десерт.
      Она уже тихонько всхлипывала.
      - Нет, - выдавила она. - Не надо мне ничего. Особенно от такого проходимца, как ты!
      Я стиснул зубы.
      - Клянусь дьяволом - никогда больше не стану никого спасать! Никого! Пусть даже ребенок свалится в котел с кипящим маслом. Я даже пальцем не шелохну! - Я заорал официанту: - Не хочет она десерт - в особенности от проходимцев! Давай мне счет!