- Что ж, Кэмбер, тогда слушайте меня! Ваша лодка - не чета моей. Я вооружен, изобретателен и целеустремлен. Я не люблю угрожать, но, если вы не оставите мне другого выбора, буду вынужден применить силу. Вы меня поняли? Если вы сомневаетесь в том, что я приведу свою угрозу в исполнение, посоветуйтесь с Ленни. Я предлагаю вам честную и справедливую сделку. Вы согласны?
      Он выждал несколько секунд, потом завел двигатель и двинулся к югу.
      Этот толстяк угостил меня незабываемым обедом, вкус которого я до сих пор ощущал какими-то уголочками мозга. Он также подпоил меня и ещё обучил нескольким разновидностям страха и душевного ужаса. С головы до ног я был покрыт кровью его приспешников, а на носу моей лодки сидела его жена.
      Но, несмотря на все это, страха перед ним я почему-то не испытывал. Возможно, из-за усталости. Мной овладела непонятная эйфория - не слишком подходящее, но и не самое неприятное ощущение. Почему-то я вбил себе в голову, что самое страшное уже позади; почему - объяснить я был не в состоянии.
      Я знал, что Монтес высматривает прогал в зарослях, чтобы провести катер в нашу протоку, и понимал, что рано или поздно он найдет его. Сейчас, оглядываясь назад, я отдаю себе отчет, что мог тогда поступить гораздо умнее и изобретательнее, но тот день вообще мало отличался разумными поступками с моей стороны. Я мог бы, например, повернуть на юг и надеяться на то, чтобы оторваться от Монтеса и затеряться в лабиринте островков и каналов; но, должно быть, я был слишком измучен, чтобы играть с ним в прятки. Мне хотелось как можно скорее вырваться из зловещих объятий Мидоуса к людям, домам и полиции, и я, запустив мотор, до отказа открыл дроссель и устремился по каналу на север.
      Я уповал - и очень глупо - на то, чтобы сбить Монтеса с толку. Он направлялся на юг в поисках поперечного прохода и надеялся, что успею отойти достаточно далеко, чтобы окончательно сбить его со следа.
      Однако Монтес не позволил обвести себя вокруг пальца. Едва услышав шум моего мотора, он круто развернул свой катер к северу и помчал параллельным курсом, резонно посчитав, что рано или поздно наши пути пересекутся. И он оказался прав. Не успел я выскочить в залив, как его катер уже настиг нас и пошел бортом к борту. Одной рукой Монтес держал рулевое колесо, а во второй сжимал люгер.
      Я заглушил мотор, Монтес тоже выключил свой двигатель, и наши суденышки начали дрейфовать рядом. Я сидел на корме, сжимая дроссель. Алиса прижимала к себе Полли, а Ленни держалась совершенно неподвижно.
      В целом, развязка получилась скучная, без особой драмы, страсти или борьбы - глупый поступок с моей стороны был по справедливости наказан вооруженным пистолетом толстяком, а все мои усилия пошли прахом.
      Я ощущал себя бесконечно усталым, побитым и неспособным сопротивляться. Ленни, похоже, тоже сдалась. Она скорчилась на носу в три погибели, лишь повернув вполоборота голову, чтобы видеть Монтеса.
      Для меня центр Вселенной заключался сейчас в моей жене Алисе, сжимавшей в объятиях Полли.
      - Итак, мистер Монтес, - смело заговорила Алиса. - Что вы намереваетесь делать дальше? Перестрелять всех нас?
      - Похоже, что да, - ответил Монтес.
      - А вот я так не думаю, - резко сказала Алиса. - Я уверена, что вы этого не сделаете.
      - Боюсь, что вы заблуждаетесь, миссис Кэмбер. Я весьма о вас наслышан и искренне восхищаюсь вами, но ведь и вы не безгрешны. Сейчас, например, вы ошибаетесь.
      - Я обойдусь без вашего восхищения, мистер Монтес.
      - Мне кажется, я должен сперва получить свой ключ. А потом уже поговорим о вашей судьбе.
      - Ключ - ключ - ключ! - отрывисто произнесла Алиса. - Мне так надоело все время слышать про ваш проклятый ключ, что я готова завизжать! Нет у нас ключа, мистер Монтес. Он пропал. Мы его потеряли.
      Монтес улыбнулся.
      - Вы очень упорная женщина, миссис Кэмбер.
      - Говорю же вам - нет у нас ключа!
      - Я вам не верю. Кстати говоря, мне вовсе ни к чему убивать вас всех. Я пристрелю только вашу дочку...
      - Вы - поразительно мерзкая личность, мистер Монтес.
      - Достаточно, миссис Кэмбер.
      - Нет, не достаточно! - Она то и дело посматривала на Ленни. Раз, другой, третий... Алиса поглядывала на Ленни, а Монтес не спускал глаз с Алисы. Он встретил замечательную женщину и упивался этим.
      - Совсем не достаточно, - произнесла Алиса.
      Я не выдержал и, в свою очередь, метнул взгляд на Ленни. Черная сумочка, едва различимая в темноте, лежала раскрытая на дне лодки, у её ног. Каким-то образом Ленни ухитрилась извлечь из её чрева маленький черный пистолет с перламутровой рукояткой и теперь осторожно держала его чуть ниже ватерлинии.
      - Прошу вас, замолчите, миссис Кэмбер, - требовательно сказал Монтес.
      - А почему я должна молчать, мистер Монтес? - воскликнула Алиса. Потому что вы боитесь узнать о себе правду? Потому что я могу высказать вам в лицо, что вы - жирный, нелепый, чванливый боров? Да - боров! Жеманный, набитый дерьмом евнух! И вовсе не гурман, нет - а свинья! Да, расплывшаяся от обжорства скотина. Отрыжка природы, лишенная любви, возведшая в культ ненависть. Вы только посмотрите на себя, мистер Монтес! Наберитесь смелости!
      Мне показалось, что Монтес сейчас просто лопнет от злости на наших глазах - настолько велика была его ярость. Его жирная круглая физиономия раздулась и побагровела, а все тело затряслось, как гигантская медуза. Выпрямившись во весь рост, он прицелился в Алису, но рука, державшая люгер, дрожала от переполнявшей его злобы. Он поднял вторую руку, чтобы прочнее зажать пистолет, но в этот самый миг Ленни выстрелила.
      Она выстрелила трижды, но первая же пуля, угодившая ему точно посередине лба, убила Монтеса наповал. Он выронил люгер, который упал в воду, и на мгновение застыл, как вкопанный, глядя на нас невидящими глазами.
      Затем он тяжело рухнул на дно катера и наши лодки тут же начали расходиться в стороны.
      Полли тихонько плакала, хлюпая носом и зарывшись в материнское плечо. Алиса позже уверяла меня, что Полли ничего не видела. Да, она слышала все угрозы и резкие слова, но, слава Богу, ничего страшного так и не увидела.
      Ленни несколько секунд смотрела на свой пистолет, потом решилась и бросила его в воду. Маленький смертоносный уродец пошел ко дну, оставляя за собой радужный пузырящийся след.
      13. Маллиген
      Есть на реке Хакенсак маленькая пристань, совсем рядом с шоссе номер 46. На этой пристани, по просьбе Ленни, я её и высадил. Я сказал ей, что ночью здесь небезопасно, и предложил довезти до лодочной станции, но Ленни отказалась. Что ж, по-своему, она была права.
      Что её ждало? Ей предстояло подняться по берегу до шоссе - а потом? На мой вопрос Ленни только загадочно покачала головой и улыбнулась. Я вызвался проводить её хотя бы до шоссе.
      - Нет, Джонни, оставайся с женой и ребенком, - сказала Ленни.
      Полли уже сладко спала, свернувшись калачиком на коленях у Алисы, сама же Алиса молчала; Ленни не услышала от неё ни слов благодарности, ни даже прощания. Выбравшись из лодки на пристань, она чуть постояла, глядя на нас, а потом повернулась и быстро зашагала по причалу. Минуту спустя её трогательная хрупкая фигурка растворилась в темноте.
      * * *
      Остаток пути я преодолел на невысокой скорости; я не мог заставить себя запустить мотор на полные обороты, да и Алиса уже больше не торопила меня.
      Некоторое время спустя, когда затянувшееся между нами молчание стало вконец невыносимым, я напомнил Алисе, что Ленни, вооруженной пистолетом, совершенно ни к чему было просить нас прихватить её с собой - ей ничего не стоило добиться своего, пригрозив пристрелить нас.
      - Вполне возможно, - согласилась Алиса. Это были первые слова, которые я от неё услышал после смерти Монтеса.
      - Но она так не поступила.
      - Да, она так не поступила.
      - И, по большому счету, она спасла тебе жизнь, - напомнил я.
      - Да ну?
      - А разве не так?
      - Пожалуй, - вздохнула Алиса. - Тише, ты разбудишь Полли. Малышка наконец уснула.
      - Ничто теперь не разбудит Полли - ни сейчас, ни в ближайшие десять часов. Сама знаешь. Я хочу знать, что ты имела в виду, говоря: "пожалуй".
      - Она спасла мне жизнь. Возможно, и я спасла ей жизнь. Или - ты спас нас всех. Мне это безразлично.
      - Потому что ты её ненавидишь.
      - Ох, Джонни, ты до сих пор не можешь успокоиться?
      - Я пытаюсь.
      - Ее больше нет, Джонни. Вот и все. Ее больше нет. Их всех больше нет. А у нас есть Полли - ничего другое меня не волнует.
      - Боюсь, что это не совсем так, - тихо сказал я. - Там, в Мидоусе, остались три трупа.
      - Мы не убивали этих людей, Джонни. Заруби это себе на носу.
      - И это все?
      - Ох, Джонни, - устало произнесла Алиса. - Чего ты от меня добиваешься - чтобы я их оплакивала? Я и так уже пролила сегодня достаточно слез. Я хочу теперь только одного - чтобы этот ужасный день наконец закончился. Это - мое единственное желание.
      - А что мы скажем в полиции?
      Ее голос показался мне резким и отчужденным.
      - И давно ты решил, что нужно обратиться в полицию, Джонни?
      - Я как раз сейчас об этом думал, - признался я.
      - Значит - перестань об этом думать!
      - Ты считаешь, что мы не должны идти в полицию?
      - Да, Джонни. Знаешь, когда нам и в самом деле следовало так поступить? Вчера - прежде, чем начался этот кошмар. Если бы у тебя хватило ума и храбрости, ты бы пошел в полицию и рассказал про все, что случилось в подземке - вот тогда ничего этого с нами бы не произошло. Теперь же, по твоим словам, в Мидоусе плавают три трупа - и что? Одного из этих людей убила твоя подружка Ленни, которой уже и след простыл. Нам уже никогда не удастся доказать, что все случилось именно так, как мы рассказали, и, если ты думаешь, что я готова всю оставшуюся жизнь провести под ярлыком убийцы, то ты глубоко заблуждаешься, Джонни. Ты так же заблуждаешься, если считаешь, что я позволю арестовать и судить моего мужа, привлекать в качестве свидетеля мою дочь и без конца копошиться в этой грязи - бр-рр! Нет! Ни в какую полицию мы не идем! Мы ведем себя так, как будто ничего не случилось, и пусть все идет своим чередом. Ты меня понял?
      - Ленни - не убийца, - упрямо возразил я.
      - Ах, вот как? Я её оклеветала - да, Джонни?
      - Монтес получил по заслугам.
      - Кто ты, по-твоему, такой, Джон Кэмбер, что берешься судить - кто достоин жить, а кто - умереть? Как ты смеешь говорить мне, что Монтес получил по заслугам? Представляешь, каково бы нам жилось, если бы каждый из нас получал по заслугам?
      - Бога ради, прекрати! - взревел я. - Не я ведь все это подстроил. Я ведь даже не подозревал, что у неё есть оружие. А ты - знала! Ты увидела, как Ленни достала его из сумочки, и тут же начала поносить Монтеса на чем свет стоит, чтобы он потерял голову от злости, а Ленни могла спокойно пристрелить его.
      - К чему ты клонишь, Джонни? - тихо спросила Алиса. - Ты хочешь сказать, что Монтеса убила я?
      - Я этого не говорил.
      - А почему? Разве это не правда? Он ведь сказал, что убьет мою дочку. Я не умею долго злиться и ненавидеть, Джонни - ты отлично это знаешь, но я, не задумываясь, убила бы любого, кто пригрозил бы убить мою дочь - в том числе и твою паскудную девственницу Ленни, на которой пробы ставить негде.
      Я не ответил. Говорить нам больше было не о чем.
      * * *
      Последняя оставшаяся у меня сигарета была выпачкана - то ли грязью, то ли кровью, - и, когда я предложил её Алисе, моя жена с негодованием отказалась. Тогда я закурил сам и, с наслаждением затягиваясь, задумался об Алисе. Она не уступила мне ни единого дюйма. Принято считать, что англичанки - мягкие, уступчивые, любезные и хорошие жены, но правды здесь столько же, как в утверждении, что все француженки сексуальны, а все русские ни дня не проживут без водки. Иными словами: доверяй, но проверяй.
      Может быть, и в голове Алисы сложилось такое обобщенное понятие о мужчинах-американцах? Впрочем, я дал себе зарок, что отныне даже не буду пытаться гадать о том, что творится в голове Алисы.
      Когда мы приближались к лодочной станции, я разглядел на причале темное пятно, посередине которого мерцал огонек. Пятном оказался Маллиген, а огоньком - сигара, которой он попыхивал. Мне даже невозможно передать вам, с каким нескрываемым облегчением он нас встретил. Привязал лодку и помог нам выбраться на пристань. Алиса передала ему спящую Полли, которая даже не проснулась. Забегая вперед, скажу, что Полли беспробудно проспала до одиннадцати утра.
      Маллиген с нежностью прижал к себе спящую девочку, вгляделся в её безмятежное личико, а потом вернул её Алисе со словами:
      - Очень славная у вас малышка, миссис Кэмбер. Она стоит того, чтобы спуститься за ней в ад.
      - Мы и в самом деле побывали в аду, - вздохнула Алиса, горько усмехаясь.
      - А я так нервничал, Кэмбер, что даже не стал ложиться спать, признался Маллиген. - Я ведь - мелкая сошка, и потеря лодки с таким мотором подкосила бы меня. Так что я безмерно счастлив получить её обратно.
      Тут и я вскарабкался на причал и у Маллигена отвалилась челюсть.
      - В чем это ты, черт побери, так извозился?
      - В крови, - просто ответил я.
      - Господи, ты так истек кровью?
      - Это не моя кровь, мистер Маллиген.
      - Это верно - в противном случае, ты навряд ли смог бы передвигаться без посторонней помощи. Ну, пошли в дом - внутри нас ждет горячий кофейник. Там все и расскажете.
      Мы зашли в его лачугу. Маллиген разложил на письменном столе надувные подушки, соорудив из них постель для Полли, которая спала без задних ног. Затем разлил по чашкам горячий и крепкий черный кофе, на который мы с Алисой с благодарностью накинулись.
      - Да, Кэмбер, - произнес Маллиген. - Выглядишь ты, как мясник с бойни. С ног до головы в крови, волосы все слиплись и торчат. Настоящий берсерк после сечи. В какой мясорубке ты побывал?
      - Я получил назад своего ребенка, - сказал я, тщательно взвешивая слова.
      - Да, это я уже понял. Так что, расскажешь мне, что там случилось?
      - Если мы вам это расскажем, мистер Маллиген, - то наша судьба окажется в ваших руках, - сказала Алиса.
      Маллиген вытянул перед собой здоровенные заскорузлые ручищи с распухшими в суставах искривленными пальцами и синеватыми прожилками навек въевшегося масла.
      - Не руки, а страх Божий, - вздохнул он. - Костяшки ещё в молодости расколотил, на ринге. Я ведь семь лет провел в профессионалах. Особых высот не достиг, но физиономии многих тяжеловесов до сих пор носят мои отметины. Ладно, чего сейчас вспоминать? А клоню я к тому, что руки мои хотя и безобразные, но честные. А дальше - вам решать.
      - Хорошие у вас руки, - кивнула Алиса.
      - Только, вот что, миссис Кэмбер. Если вы собираетесь обращаться к фараонам, то мне лучше ничего не рассказывайте. Ясно?
      - Мы не пойдем к фараонам, - твердо пообещал я.
      Тогда Алиса ему все рассказала. Коротко, но понятно и последовательно. Дойдя до кровавой схватки на палубе яхты, она даже несколько приукрасила мою роль. Не думаю, чтобы она решила приврать или преувеличить - мне кажется, что Алиса и в самом деле так все восприняла. Как бы то ни было, во взгляде Маллигена я впервые прочитал какое-то уважение. Мне стало от него немного не по себе, но на душе странным образом полегчало.
      Когда Алиса закончила рассказ, Маллиген некоторое время сидел и молчал. Затем закурил сигару. Наконец, он задумчиво произнес:
      - Черт побери, скверное это дело - быть соучастником убийства.
      - Мы вовсе не соучастники, - вспыхнула Алиса.
      - Любой человек, который присутствовал при том, как убивают другого, либо в той или иной мере знал об этом - становится соучастником убийства. Он, - указал Маллиген на меня, - вы и даже я - все мы теперь соучастники. Лодку ведь предоставил вам я. И как, черт побери, вы сумеете доказать, что этот Шлакман умер именно от потери крови? - Мы это знаем.
      - А доказать сможете?
      - Вскрытие покажет, что мы правы, - убежденно произнесла Алиса.
      - Возможно, покажет, или же - нет. А вдруг это Кэмбер продырявил ему башку своим кастетом? Да и Монтес - он ведь не какой-нибудь налетчик. Он дипломат.
      - Да, я уже тоже об этом подумала, - хмуро сказала Алиса.
      - В общем, история скверная.
      - Да, мы согласны. Но вы-то нам верите?
      - Я вам верю, миссис Кэмбер. Но - насколько мы чисты? Не смогут ли полицейские доказать, что это - ваших рук дело? И - что лодку вы взяли здесь?
      - Если это случится, - сказала Алиса, - то мы поклянемся, что украли у вас лодку. Вы здесь не при чем.
      Маллиген хмуро покачал головой.
      - Нет, миссис Кэмбер, боюсь, что так дело не пойдет. Я понимаю вас, вы - славная женщина, но обманом мы ничего не добьемся. Либо мы чисты, либо нет. Если жена Монтеса не проболтается, да и впредь будет держать язык за зубами, то опасность грозит нам только с одной стороны - в том случае, если полицейские найдут на яхте отпечатки ваших пальцев.
      - Не найдут, - уверенно сказал я. - Я тщательно вытер все, к чему мы прикасались.
      Они оба уставились на меня; на лице Алисы было выражение, которого я никогда прежде не видел. Не стану вдаваться в объяснения. Скажу лишь, что я сразу воспарял духом.
      - Что ж, - согласился Маллиген. - Это меняет дело. По мне, должно быть, плачет психушка, но я пойду с вами до конца. Сейчас мы с тобой уберем лодку в ангар, Кэмбер, и вылижем её так, чтобы комар нам носа не подточил. Я отвезу вас домой, а потом избавлюсь от машины Шлакмана.
      - Каким образом?
      - Это уж мое дело.
      - А потом - что?
      - Поживем - увидим, - усмехнулся Маллиген.
      * * *
      Около часа мы мыли лодку, потом сушили её, а в конце - вымазали грязью, которая должна была накопиться на ней за зиму. Мотор Маллиген разобрал, промыл и заново смазал. К тому времени, когда мы закончили возиться с лодкой, я так устал, что буквально падал с ног. По дороге домой я заснул прямо в машине. Алиса разбудила меня, когда автомобиль остановился напротив нашего дома.
      Трудно описать, какие чувства охватили меня, когда я увидел наш дом. Брезжил серый рассвет. Мне вдруг показалось, что я отсутствовал долгие месяцы. На глаза навернулись предательские слезы. Потом мне почему-то показалось, что я вообще никуда не уезжал, а все случившееся - не более, чем сон. И эти мысли одолевали меня столь настойчиво, что мне пришлось буквально силой уверять себя, что это не так.
      Алиса отнесла Полли в дом. Маллиген взял меня под локоть.
      - Кэмбер...
      Я уже знал, что он скажет.
      - Прощай, Кэмбер.
      Мы крепко пожали друг другу руки.
      - Понимаешь, Кэмбер... Словом - не приезжай на мою лодочную станцию. Никогда. Ни ты, ни - твоя жена.
      Чуть помолчав, я кивнул.
      - Знаешь - почему?
      - Знаю, - сказал я. - Видимо, иначе нельзя.
      - Иначе нельзя, Кэмбер. Мы с тобой должны навсегда забыть о существовании друг друга. Никто и никогда не должен докопаться до того, что мы знакомы. Если бы не я, ты бы вовек не попал на эту реку. А, коль скоро я тут ни при чем, и тебя там быть не могло. Понял?
      Я кивнул.
      - Что бы ни случилось, Кэмбер, стой на своем. Ты меня не знаешь. Мы никогда не встречались. Ты никогда не сидел в моей лодке. Как только мы сами в это поверим, все будет в порядке.
      - Нас никогда не расколют, - сказал я.
      - Никогда это слишком долго. Главное - сейчас.
      - Занятно, - покачал головой я. - Ведь я никогда не был знаком с таким человеком, как вы, мистер Маллиген. Вы - единственный во всем мире, про кого я мог бы сказать: "вот - мой друг".
      - В мире много друзей, Кэмбер.
      - В вашем мире, мистер Маллиген. В моем их нет.
      Маллиген пожал плечами.
      - Жизнь у нас длинная, Кэмбер. Не позволяй всякой швали садиться тебе на голову. Радуйся тому, что имеешь.
      Я кивнул.
      - Ты ведь и сам - славный малый, - усмехнулся Маллиген.
      Мы ещё раз обменялись рукопожатием, а потом он сел в машину и укатил. Но слова его остались со мной. Никто прежде не говорил мне таких слов.
      14. Ключ
      Полли продолжала спать, когда Алиса уложила её уже в собственную, детскую кроватку. Бедняжка так устала и измучилась, что нам стоило совсем небольших усилий убедить её на следующий день, что почти все случившееся не более, чем кошмарный сон. Психиатры утверждают, что подобные ужасы не стираются совсем, оставляя в мозгу детей незаживающие раны, которые сохраняются на всю жизнь. Мне кажется, что трудно встретить ребенка без той или иной раны, но Полли, по меньшей мере, просыпаясь, сразу встречает только любовь и понимание.
      Пока Алиса укладывала нашу дочурку, я проверил, заперты ли все двери и окна. Отныне мне надолго предстояло ежедневно выполнять этот ритуал.
      Затем я сбросил окровавленную одежду, порадовавшись, что не надел один из своих дорогостоящих костюмов. Я отнес джинсы и рубашку со спортивной курточкой на кухню, показал Алисе и спросил, что с ними делать - сжечь или закопать.
      - Ни то, ни другое, - твердо сказала она. - Такие вещи на дороге не валяются. Я брошу их в стиральную машину - и они будут, как новенькие.
      Я кивнул, не в силах пускаться в споры. Небо уже зарозовело.
      - На работу я не пойду, - заявил я.
      - Это ещё почему?
      - Яффи видел, что я болен.
      - Что ж, ты ещё ни разу не пропускал работу из-за болезни. Сейчас, Джонни, для тебя главное - побыстрее лечь спать. Ложись в постель.
      - Я должен принять ванну.
      - Прими ванну и отправляйся спать. Ты голоден?
      Я покачал головой.
      - У нас в холодильнике есть полбутылки водки.
      Я снова помотал головой.
      - Выпить я бы не отказался. Но, если выпью, меня сразу стошнит.
      - Тогда ложись спать и постарайся выспаться.
      - Если Полли позволит.
      - Если Полли проснется, я встану к ней сама. Можешь выспаться досыта.
      - Но ты ведь не спала столько же, сколько и я.
      - Ты устал больше, Джонни.
      - Почему?
      - Потому что мужчины и женщины сделаны из разного теста, Джонни. Это трудно понять, да?
      - Да, трудно, - кивнул я.
      * * *
      Я отмок в ванне и принял душ, смывая и соскребая с себя чужую кровь и стараясь, из опасения, что меня вывернет наизнанку, не смотреть на стекающую с меня кроваво-красную воду. Так я стоял и стоял под душем, пока не услышал голос Алисы:
      - Джонни, ты не уснул там?
      Тогда я наконец вылез, насухо вытерся, облачился в пижаму и забрался в постель. Кровать у нас с Алисой двуспальная, старого образца. Я заикнулся как-то раз о сдвоенной кровати, но Алиса наотрез отказалась, пояснив, что уважающие себя англичане не разделяют современных американских представлений о том, каким должно быть супружеском ложе.
      - Супруги должны вести нормальную супружескую жизнь, - заявила она, а не прикидываться только друзьями. Да и что скажешь Полли, когда она повзрослеет и начнет задавать вопросы?
      Это решило исход дела и у нас осталась двуспальная кровать. Я уже почти спал, когда Алиса забралась в постель и прижалась ко мне, теплая и мягкая.
      - Джонни?
      - А?
      - Ты спишь?
      - Почти.
      - Я не могу злиться на тебя в постели, Джонни.
      - Хорошо.
      Она обвила меня руками.
      - Джонни?
      Я уже проваливался в небытие, но Алиса извлекла меня оттуда.
      - Джонни?
      - Что?
      - Ответь мне - всего на один вопрос.
      - Ладно. На один.
      - Ты её любишь?
      Я встрепенулся, силясь понять, на каком свете нахожусь, и ответил:
      - Не совсем.
      - Что?
      Я разлепил глаза и посмотрел на нее. Потом нагнулся, чтобы поцеловать, но Алиса отстранилась.
      - Что, черт побери, ты имеешь в виду под "не совсем"?
      - Ты же никогда раньше не ругалась.
      - Сейчас - случай особый, черт возьми! Итак - что ты этим хотел сказать, дьявол тебя дери?
      - Да ничего я не хотел этим сказать. Я люблю тебя, Алиса.
      - Легко сказать. А к ней ты что испытываешь?
      - Не знаю.
      - Нечто?
      - Нечто, - признал я.
      Я уже почти уснул, когда услышал, что она снова меня окликает.
      - Джонни?
      - А?
      - Можешь поцеловать меня, если хочешь.
      * * *
      Все это случилось семь недель назад, но в нашей жизни ровным счетом ничего не изменилось. Разве что, если верить Алисе - характер у меня стал более сносным. Должно быть, Алиса права, хотя её характер лучше не стал, даже наоборот. Я утешил себя, что это временно.
      На следующий день все газеты напечатали свою версию трагедии в Мидоусе. Поскольку это было самым сенсационным происшествием за многие годы, оно везде удостоилось первых полос и самых броских и крикливых заголовков. Впрочем, постепенно, как мы и ожидали, интерес публики к этому делу угас и оно ушло в историю как одно из самых загадочных нераскрытых преступлений нашего века. Правда, уже в первый день некоторые нью-йоркские газеты, в частности, "Нью-Йорк Таймс" осознали возможный политический характер убийства и отнеслись к нему вполне трезво.
      Вот, например, какую заметку поместила одна из нью-йоркских газет:
      "Если трагедию на яхте ещё можно объяснить стычкой двух бандитов, то причины её остаются пока неизвестными. Нет ответов и на следующие вопросы: какова взаимосвязь, если она есть, между этими бандитами, отпечатки пальцев которых уже давно хранились в картотеке ФБР, и генеральным консулом республики - ? Что они делали на яхте, принадлежащей этому консулу? Почему яхта стояла на якоре в канале Берри - самом непроходимом и малопосещаемом месте Мидоуса? И наконец - кто убил самого генерального консула в заливе Ньюарк?
      Версия полиции, что катер консула был вынесен в залив приливом, а бандиты, убившие генерального консула на яхте, передрались из-за добычи, оставляет желать лучшего. Куда, например, пропала эта пресловутая "добыча"? Куда исчезло орудие убийства? И наконец - что случилось с женой генерального консула?
      Как сообщил нам секретарь мистера Монтеса, миссис Монтес покинула консульство вчера днем, выехав на красном спортивном "мерседесе", и с тех пор не возвращалась. Может быть, и её тело покоится среди илистых заводей Мидоуса? Нет, что ни говорите, а иностранных дипломатических работников следует охранять с большим вниманием"
      Занятно, но уже пару дней спустя та же самая газета тиснула вот такую заметку:
      "Сегодня наши полицейские, получив разрешение суда, обнаружили и вскрыли тот самый сейф, поиски которого велись уже несколько дней. Напомним, что поиски сейфа начались после того, как на теле неопознанного старика, пять дней назад погибшего под колесами поезда метро на станции "Сорок вторая улица", был найден ключ от сейфа.
      В сейфе было найдено семь килограммов или почти пятнадцать фунтов чистого героина, рыночная стоимость которого превышает три миллиона долларов. Сам сейф был арендован Густавом Шлакманом, проживавшим в отеле "Клеменс" по адресу: Западная Сорок четвертая улица, 667. Судя по словесному портрету, который дали служащие отеля, а также, учитывая тот факт, что этот постоялец не появлялся уже пять дней, можно утверждать, что погибший в метро старик и Густав Шлакман это одно и то же лицо."
      * * *
      Итак, сейф наконец вскрыли. Но, судя по всему, на Густаве Шлакмане цепочка оборвалась. Так же, как вторая цепочка оборвалась в Мидоусе. В консульстве произошла полная смена персонала.
      Что же касается Ленни, то ни про нее, ни про её белый "мерседес" больше никто никогда не слышал. В газетах, во всяком случае, ничего не сообщалось. Я же чувствую, что чем меньше буду про неё вспоминать и говорить, тем проще и лучше мне будет жить.
      Да, в обоих случаях следствие наткнулось на глухую стену. До сих пор нигде не всплыл ни один даже намек о возможной причастности нашей семьи к любому из этих преступлений. Боюсь, впрочем, что нам с Алисой до конца дней своих придется жить в страхе. Однако не зря ведь говорят, что время лучший лекарь; может, оно и впрямь залечит наши раны.
      Мне удалось получить внеочередной отпуск и десятого апреля мы с Алисой и Полли съездили, купив в кредит путевки, на очень симпатичный канадский курорт. Мы провели на нем три замечательных недели и именно там я начал сочинять вот эти записки о страшных событиях, случившихся в конце марта. Мне показалось, что, не попытайся я сейчас свести все факты воедино, впоследствии они покажутся расплывчатыми и не внушающими доверия. Сначала я думал, что изложу только голые факты, но затем выяснилось, что это для меня невозможно - уж слишком велико оказалось для меня душевное потрясение, вызванное всей этой историей. Впрочем, надеюсь, что тот стиль, который я избрал для изложения случившихся событий, не показался вам слишком скучным или наоборот - чересчур эмоциональным. Вот и все. На этом разрешите закончить.
      * * *
      P.S. Да, чуть не забыл. Уже, вернувшись после отпуска в Нью-Джерси, и выйдя на работу, я как-то заглянул в лавчонку, торгующую всякой мелочевкой для детей, и приобрел для Полли замечательные миниатюрные ключики на колечке. Для её кукольного домика, который я подарил ей на Рождество. Когда я вручил Полли ключики, малышка воскликнула:
      - Но, папочка, ведь у меня уже есть ключ!
      Она приподняла крохотный коврик, лежавший перед входом в свой игрушечный домик, и там, надежно спрятанный от глаз любого, самого изобретательного вора, мирно покоился изящный плоский ключик с буковкой "ф".