— Послушай, детка, мне-то ты не вкручивай. Я к тебе хорошо отношусь. Даже, можно сказать, привязан, если уж по-честному. И я согласен, есть в тебе что-то такое, чего я объяснить не могу. Но ведь по большому счету — давай смотреть правде в глаза — это же вымогательство. Культурное, деликатное — божьи одуванчики довольны и счастливы — но все равно вымогательство. И я помогал тебе, сколько мог. А теперь мне самому нужна помощь — ровно пять сотен. «Солнечные сады Ламли». Я хочу начать делать что-то нужное не для себя одного, но и для других. Послушай, если уж тебе так приспичило, договоримся так: ты даешь мне эти пять сотен, а я тебе обещаю найти другого помощника, опытного частного сыщика, который не болтает лишнего и доведет это дело До конца. Тебе сейчас нужен профессионал.

— Джордж, я же объясняла, что это для меня неприемлемо. На твоих профессионалов совсем нельзя положиться. Не успеешь оглянуться, как тебя начнут шантажировать или пугать полицией. Разумеется в том, что мы делаем, ничего противозаконного нет. Но всегда найдутся люди, которые что хочешь вывернут наизнанку! А как насчет фотографий? неужели в целом альбоме ничего не нашлось?

Джордж вздохнул.

— Я же тебе говорил — обычный семейный архив. Групповые школьные фотографии, пляжные снимки. Шубридж с Энгерсом в разных видах на яхте, за городом, около машины с кружкой пива. И вообще больше всего там мисс Энгерс — очень даже ничего, когда была помоложе. Нет, Бланш, это пустой номер. Извини, конечно, но если тебе еще что-то нужно, обращайся к своим…, к высшим сферам, что ли.

— Там сейчас возникли кое-какие осложнения. Не могу вдаваться в подробности, но придется немного подождать. Кроме того, я знаю, чего от меня ждет Генри: если я делаю все, что могу, то и он делает все, что может.

— Ты хочешь сказать — если я делаю все, что могу.

— Будет тебе, милый, разве мы с тобой не одно целое? У нас с тобой редкое взаимопонимание.

— Да? Тогда пошли в кровать — укрепим взаимопонимание, и к черту Эдварда Шубриджа!

Никогда нельзя сказать вперед, подумал Джордж, как Бланш воспримет соленую шутку. Иной раз посмеется и даже добавит кое-что похлеще. А то вдруг разобидится, надуется, будто ее ужас как оскорбили. Сейчас она снисходительно улыбнулась и, откинувшись в кресле, стала задумчиво перебирать жемчуг на шее. Секунду помолчав, она сказала:

— Ты иногда говоришь такие непристойности, Джордж! Но я не сержусь, потому что твоя истинная суть — добродетель. И сегодня доброе начало в тебе особенно активно. Твоя аура передается мне волнами — я вижу эти мощные, пульсирующие волны всех цветов радуги!

Джордж хмыкнул. Ай да Бланш! Выходит, он как фейерверк — искрится и сверкает. Ох, неспроста это. Не иначе она что-то затеяла.

— Не темни, Бланш, говори, как есть.

— У меня к тебе деловое предложение. Не надо пока выходить из игры. Погоди дня два-три, а за это время подумай хорошенько, обмозгуй все как следует — может, удастся за что-нибудь зацепиться. Что угодно, лишь бы сдвинуться с мертвой точки. С твоей головой — ну неужели ты ничего не придумаешь?

— Придумаешь, не придумаешь — не желаю больше этим заниматься!

— Даже за семьсот пятьдесят фунтов? Считай, что они у тебя в кармане, если ты хоть чуть-чуть продвинешь наши поиски. И это не все. Если ты разыщешь Эдварда Шубриджа, живого или мертвого, получишь тысячу. С такими деньгами можешь спокойно пускаться в свои садово-огородные авантюры.

— Никакие это не авантюры. А интересно, Бланш, с каких пор ты так разбрасываешься тысячами?

— С тех пор, как Генри оповестил меня о храме Астродель и я познакомилась с мисс Рейнберд. Наше дело — найти Шубриджа, а уж она не поскупится. И неважно, верит она в меня или не очень: она у нас на крючке.

— Ладно, с ней ясно. Давай обо мне. Еще три-четыре дня я тебе дарю. Но после этого, даже если ничего откопать не удастся, готовь чек — семьсот пятьдесят плюс накладные расходы.

— Ты все получишь сполна, Джордж, я обещаю. А теперь, может быть, мы посвятим несколько минут тихой молитве и попросим Всевышнего — ради мисс Рейнберд — указать нам путь к Эдварду Шубриджу. Помолиться никогда не мешает.

Джордж встал.

— Молись на здоровье. А я, пожалуй, выпью чего-нибудь на сон грядущий да выведу собаку прогуляться.

Проходя мимо Бланш, он подмигнул ей и, сунув руку за вырез ее платья, игриво стиснул ей грудь. В чем-то она, конечно, мошенница, но зато в остальном никакого обмана: женщина что надо — добротная, честная, щедрая. Если вокруг храма Астродель потребуется разбить сад, он не прочь сам подрядиться садовником. Не забыть обговорить это на досуге — когда-нибудь, не сейчас.

Портативная пишущая машинка, на которой печатал Эдвард Шубридж, была совсем крохотная, очень дешевая, почти как игрушечная. И совершенно новая — он купил ее в канцелярском магазине в Бристоле всего четыре дня назад. В машинку был заправлен листок белой бумаги, вырванный из блокнота для записей; блокнот был куплен в Лондоне четыре месяца назад. Машинку и блокнот он покупал в перчатках и печатал тоже в перчатках. Ни до машинки, ни до бумаги голыми руками он не дотронулся. Отпечатав оба письма, он вынесет из дома машинку, уже без ленты, и поедет на запад, в Девоншир; там он сбросит ее с моста в канал Тонтон — Эксетер, глубиной восемь футов, и она уйдет навеки в мягкое илистое дно. Блокнот и ленту для машинки он перед уходом сожжет. Он любил все предусмотреть заранее. Так можно было выиграть время и, если бы вдруг понадобилось, внести в планы необходимые изменения. До сих пор ничего менять ему не приходилось. Но он не был настолько самонадеян, чтобы полагать, будто подобная необходимость не возникнет и впредь. Первое письмо было уже отпечатано и предназначалось Грандисону. По содержанию оно практически не отличалось от предыдущих писем, отосланных после похищения Пейкфилда и Арчера. Второе письмо, еще не законченное, должно было быть доставлено раньше первого — как только состоится следующее похищение.

Он печатал, сидя за столиком у себя в подвале, в аппаратной. В нескольких футах от него верхом на небольшом нашесте сидел его любимый сокол — самка балобана — голова в клобучке, на ногах пятидюймовые опутеночки, бубенчик. Шубридж на минуту оторвался от машинки — взглянуть на птицу — и ему вспомнился один эпизод, случившийся, когда рядом в подвальном помещении по соседству сидел Пейкфилд. Тогда ремешки у соколихи на ногах были длиннее, и на нее иногда находила охота бить крылом. В тот день он как раз включил только — только микрофон, чтобы передать своему пленнику очередное распоряжение, и тут птица ни с того ни с сего подпрыгнула на несколько дюймов вверх, с шумом захлопав крыльями; бубенчик звонко затренькал. Она сразу плюхнулась обратно, но неудачно — промахнулась и, растопырив ноги, зацепилась ремешками за нашест. Конечно, он сразу же вырубил микрофон. Но с тех пор — никаких птиц во время передачи! Он не случайно вспомнил об этом именно сейчас — в подвале ожидался новый постоялец. Кстати, в кармане Арчера, перед тем как его освободили, обнаружилось маленькое перышко. Когда играешь по-крупному, исход дела часто зависит от подобных мелочей. А если бы птица в тот момент еще и подала голос, тогда в распоряжении обоих заложников оказался бы определенный набор сведений: перышко, характерный крик, звяканье бубенчика — для опытного орнитолога вполне достаточно.

Рядом с машинкой лежал уже готовый конверт для второго письма — простой, белый, дешевый конверт, тоже купленный в Лондоне с теми же мерами предосторожности — в перчатках. На нем был адрес: «Сэру Чарльзу Медхэму. Ривер-Парк. Вручить лично. Строго конфиденциально».

Шубридж стучал на машинке. Птица дремала на своем нашесте. На улице было уже светло — теплое утро, конец марта; на вязах за домом грачи, разбившись на пары, уже вовсю строили гнезда. Закончив письмо (он перепечатывал его с заранее написанного черновика), Шубридж, не вынимая бумаги из машинки, еще раз перечитал его:

«По получении настоящего письма Вам надлежит незамедлительно позвонить в Министерство внутренних дел полковнику Грандисону; все переговоры вести только с ним. Нарушая это условие, так же как и любую из нижеследующих инструкций, Вы рискуете подвергнуть жизнь Вашего гостя опасности…»

Сэр Чарльз Медхэм был отставной дипломат. Связаться с Грандисоном для него труда не составит — это Шубридж знал твердо. Узнал заблаговременно. Весь его план строился на точном знании деталей, а тщательный выбор места, времени и действующих лиц и определенное их сочетание в сумме должны были сработать ему на руку и обеспечить успех.

"Ваш высокопоставленный гость похищен с той же целью и тем же лицом, что и члены парламента Джеймс Арчер и Ричард Пейкфилд. В настоящее время его здоровью и жизни ничто не угрожает. Исходя из интересов его репутации и личной безопасности, Вы должны выполнить следующие условия:

1. Объясните прислуге, что его срочно отозвали в Лондон. (Сэр Чарльз Медхэм не женат, так что больше никому ничего объяснять не придется).

2. Передайте Грандисону, что огласка в этом деле совершенно недопустима, и подчеркните, что любая утечка информации будет означать серьезную угрозу для жизни Вашего гостя. Также предупредите Грандисона, что в печати должно появиться какое-нибудь сообщение, объясняющее временный перерыв в исполнении Вашим гостем официальных обязанностей.

3. Скажите Грандисону, что письмо с дальнейшими инструкциями он получит, как только поместит в газете «Дейли телеграф» нижеследующее частное объявление:

«Феликс! Дома все в порядке. Ждем известий. Джон».

4. Сообщите Грандисону, что сумма выкупа — 50Т).000 фунтов стерлингов; порядок выплаты будет установлен позднее. Срок — восемь дней с момента получения Вами настоящего письма. Условия, при которых жизнь Вашего гостя будет или не будет сохранена, остаются те же, что в обоих предыдущих случаях.

Ни при каких обстоятельствах не вступайте в контакт ни с кем, кроме Грандисона. Это отвечает и его интересам".

Перечитав текст, Шубридж вынул листок из машинки и положил в конверт, который заклеил с помощью акварельной кисточки, обмакнув ее в стоящий наготове стакан с водой. Письмо нельзя было назвать образцом изящного стиля, но такой цели он перед собой не ставил. Главное — чтобы Грандисон сразу узнал его манеру. Единственная опасность — как бы слух о похищении не просочился в печать. Впрочем, сэр Чарльз Медхэм должен и сам отлично то понимать.

Он откинулся на спинку стула, держа письмо рукой в перчатке, и поглядел на соколиху. Она быстро усваивала уроки. Благодаря упорной дрессировке эта степная птица уже потеряла интерес к своей привычной наземной добыче — полевкам, белкам, кроликам. Теперь она терпеливо выжидала, пока он поднимет для нее голубя, грача или чайку. Ничего, скоро вся эта история закончится, и тогда начнется настоящая охота и для нее, и для остальных — охота на цаплю, куропатку, тетерева… И беспредельный простор — на земле, на воде и в небе, и ощущение полной свободы. Все это ждет их… Но хотя он страстно мечтал об этом, нетерпения в нем не было. Нетерпение приводит к промахам. А один незначительный промах — и его мечта может рухнуть, как карточный домик.

Полицейские донесения из Сомерсета — из той части графства, которая попала в очерченный Бушем квадрат, — поступили довольно скоро, были внимательно изучены Сэнгвиллом, обработаны и заложены в компьютер. Донесение, касающееся Шубриджа, в ряду сотен других не привлекло особого внимания. «Эдвард Шубридж: тридцать шесть лет, материально независим, женат; один сын пятнадцати лет учится в интернате. Адрес: Хайленд-Хаус, под Блэгдоном. Дом: красный кирпич, постройка 1936 года, участок высокий, подвала нет. Досуг: дрессировка ловчих птиц и соколиная охота».

Эти сведения были запущены в компьютер вместе с сотнями аналогичных сведений из разных уголков Сомерсета — о тех, кто живет в кирпичных и в каменных домах на высоких участках, о тех, кто разводит домашнюю птицу — на продажу или для собственного удовольствия, о тех, кто занимается разведением дичи для охотничьих угодий, о хозяевах птицеферм, частных зверинцев, увеселительных парков и о тех — довольно многочисленных — любителях птиц, которые держат ястребов, соколов и даже целые вольеры всяких заморских пернатых.

Характеристика дома Шубриджа не вполне соответствовала действительности. Хайленд-Хаус в 1936 году был построен на месте старинного каменного дома, под которым находилась целая система подвалов. Со временем дом обветшал, и некий подрядчик — строитель из Бристоля снес его, заделал подвалы и на старом фундаменте возвел новое кирпичное здание. Эдвард Шубридж купил его в 1968 году и впоследствии расконсервировал все подвалы, но вход туда тщательно замаскировал: снаружи об их существовании догадаться было невозможно.

Имя Эдварда Шубриджа и скудные сведения о нем самом и его доме превратились в частичку закодированной компьютерной информации.

Вопреки совету Грандисона, Буш не стал молиться богу удачи. Он не разделял наивного оптимизма тех, кто вслед за диккенсовским мистером Микобером полагал, будто «счастье непременно улыбнется», нужно только очень в это верить. Сейчас он сосредоточил все силы — правда пока безуспешно — на списке гольф-клубов, сознавая, как с каждым днем неотвратимо близится момент следующего третьего удара. Откровенно говоря, хотя Буш со своими людьми и поднял на ноги всю полицию, результат по-прежнему равнялся нулю. Для полиции такой исход был не в новинку и воспринимался спокойно, даже флегматично. Впрочем все там привыкли к тому, что отправленное в архив нераскрытое «мертвое» дело по прихоти бога удачи может в любой момент быть реанимировано. Такая философия вызывала у Буша резкое неприятие. Он считал, что для каждой задачи существует логическое решение. Нужно только работать, не покладая рук, методично собирать материал и тщательно его анализировать. Возможное вмешательство случая Буш в принципе в расчет не принимал. Он был самонадеян.

Поразмыслив, Джордж решил, что, в конце концов, он ничего не потеряет, если пойдет на уступки. Свои семьсот пятьдесят фунтов плюс накладные он получит что бы там ни было, а если еще немного поднапрячься, то можно отхватить и тысячу — и при этом его собственные планы никак не пострадают.

Теперь, по прошествии некоторого времени, он ясно понял, что едва не влип. Будь это в другое время и будь он в подходящем настроении, они с мисс Энгерс вполне могли бы поладить. Чего кривить душой — могли бы, факт. Время от времени не мешает немного отпустить вожжи. К тому же дамочка хоть не первой свежести, но еще ничего. Фигура местами очень даже…, могли бы славно тяпнуть джину и поразвлечься напоследок к обоюдному удовольствию. Но сейчас речь не о том. Никаких сколько-нибудь полезных сведений он у нее не выудил. Она действительно мало что знала о Шубридже, да и самого-то Шубриджа почти не знала. Пересказывала то, что слышала от мужа. Значит, с ним и надо говорить. Название его фирмы в Лондоне у Джорджа было. К тому же он мог дать голову на отсечение, что мисс Энгерс мужу ничего не сказала. Скорей всего, вернулась в комнату, отвесила пару крепких слов по поводу упущенного шанса, а потом налила себе в утешение еще порцию джина — и думать о нем забыла. Но даже, если Энгерс что-то и проведал, все равно Джордж перед ним чист, как стеклышко, и может с ним встретиться совершенно спокойно.

И Джордж решил поехать в Лондон и разыскать Энгерса, а заодно поехать к приятелю, который занимался продажей автомобилей, и посоветоваться с ним, как лучше оформить покупку фургона.

И вот, через два дня после визита к миссис Энгерс, в одиннадцать часов утра, Джордж вошел в офис фирмы «Уорт-энд-Фрин Лимитед» (торговое оборудование, гостиничных услуг) на улице Тоттнем-Корт-роуд.

Офис размещался в современном здании — сплошное стекло и полировка. Секретарша в приемной сказала, что мистер Энгерс у себя, но при отсутствии предварительной договоренности посетителей просят заполнить карточку, указав, по какому вопросу.

Джордж немного подумал и вписал в карточку свою фамилию, а ниже название и адрес одной реально существующей адвокатской конторы в Солсбери, которая уже не однажды его выручала, хотя там о существовании Джорджа никто не подозревал: есть такие дотошные типы, которые сразу лезут в телефонный справочник и проверяют адрес. В графе «цель визита» он написал: «Юридический вопрос, касающийся вашего старого друга Эдварда Шубриджа — исключительно в его интересах». В каком — то смысле это была правда — он и в самом деле распутывал вопрос о наследстве.

Он прождал минут пятнадцать, после чего его провели наверх, в кабинет Энгерса. На вид Энгерс был одних с ним лет, может, немного старше, но сохранился гораздо хуже. На фотографиях он показался Джорджу немного полноватым. Сейчас это был просто толстяк — двойной подбородок, руки, как ласты, темно-карие глаза и короткие, курчавые, черные волосы (небось, намучишься, пока причешешься, подумал Джордж).

— Спасибо, что выкроили для меня время, мистер Энгерс, — начал Джордж.

— Времени не жалко, вот деньги другое дело! — Энгерс расхохотался, и жилет у него на животе натянулся так, что чуть не лопнул.

— Впрочем, чего не сделаешь для старого друга? Вы как на меня вышли?

— Мм-м…, долго рассказывать, но в конечном итоге через вашу жену. Она любезно согласилась дать мне адрес вашей фирмы — сказала, что, наверное, вы сумеете мне помочь. Речь идет о наследстве. Пока не могу вдаваться в подробности; надеюсь, вы меня поймете.

— От денег Эдди вряд ли откажется, помяните мое слово. — Он немного помолчал, смерив Джорджа изучающим взглядом. — Это, значит, вы дали деру через окно?

Джордж хотел было соврать, но быстро передумал.

— Э-ээ. -.да, я. Энгерс расхохотался.

— Ничего, ничего, не робейте. Моя добродетельная женушка мне обо всем докладывает, хотя по мне бы лучше и не знать. Без удержу пьет, без удержу кается. У нее все без удержу. А была такая симпатичная девушка, когда я на ней женился. Она и сейчас в чем-то симпатичная. Но забот с ней полон рот. Правда, я бы с ней ни в жизнь не развелся, даже если бы не был католиком. Женился — терпи. Как говорится, уговор дороже денег. Такой уж я человек. А за то, что сиганули в окно, спасибо. Далеко не все так поступают. Ну-с, так что там с Эдди Шубриджем? Только сначала выпьем.

Он поднялся, зашлепал к буфету и вернулся с бутылкой шампанского и двумя бокалами.

— С утра пораньше самое то. Глотку не дерет, в голову не бьет, аппетит улучшает.

Пока Энгерс откручивал с пробки проволочку, Джордж задал свой первый вопрос:

— Вы ведь с Шубриджем учились вместе в школе?

— С Эдди-то? Точно. А позднее работал с ним вместе у его отца в «Аргенте» — это вы, наверное, знаете? Ясное дело, иначе бы сюда не пришли. На какое-то время я его потерял из виду, а снова повстречал на юге Франции. Потом я нашел вот эту работенку, купил у Эдди дом — тот, что ему отец оставил. Сам он несколько лет прожил за границей. Упорный малый, и деньгам счет знает. В отца пошел. После старика ему, видно, кое-что перепало.

Пробка вылетела и стукнулась в противоположную стену.

— Ну, вот, прошу! Напиток, от которого девушки начинают хихикать без причины. Хотя правильнее было бы употребить прошедшее время. Нынешних этим не проймешь: чуть проснулись — подавай им джин да виски.

Он наполнил бокалы. Выпили.

— А когда вы его видели в последний раз? — спросил Джордж.

— Ей-богу, не помню. Несколько лет назад. Здесь, в Лондоне. Он с год как вернулся из-за границы. По-моему, нигде не работал. И представьте, оказалось, что с деньгами у него совсем не густо. Хуже, чем было… Да ладно, чего там, скажу как есть. От отца в наследство он получил хороший куш, но здорово поиздержался — увяз в каких-то делах с гостиницами, строительными подрядами. Главным образом, за границей: на Майорке, в Испании. Там в те годы надо было держать ухо востро. Может, и сейчас так. И все — прощай мечта!

— Какая мечта? Энгерс хмыкнул.

— Да так, мальчишество. Когда мы с ним вместе работали, он все мечтал годам к тридцати пяти сколотить миллион и бросить все дела. Он был, конечно, чокнутый. Нет-нет, ничего страшного, но все равно чокнутый. Людей не любил. Не отдельных личностей, а людей в целом. Теперь-то на каждом углу кричат о сохранении природы, о загрязнении окружающей среды и прочее, а он еще в школе только об этом и говорил. Лидия вам снимки показывала?

— Да, кое-что.

— Ничего, не тушуйтесь. Те, кто послабее, сколько раз попадались на этот трюк с семейным альбомом на диванчике. Так вот, вы, наверное, заметили — там есть карточки, где мы сняты с разными птичками. С настоящими, в перьях, само собой. Кого только у него не было — пустельга, перепелятник, чеглок, кречет, всех не перечесть — он все деньги на них просаживал и сам их обучал. С ума сходил по всякой живности, просто бесился от того, как беспощадно люди их истребляют. Целые виды, да что там — десятки видов.

— А миллион ему зачем понадобился?

— Чтоб послать все к черту — купить остров или порядочный кусок земли где-нибудь в Ирландии, Шотландии или Уэльсе, огородить его со всех сторон высоченным забором и никого за забор не пускать — за исключением избранных. Ничего себе мечта, а?. Но он всерьез рассчитывал ее осуществить. Ну и деньги добыть хотел под это.

— Вряд ли ему удалось добыть миллион.

— Боюсь, что нет. Разве что ваше наследство выручит. Джордж покачал головой.

— Деньги неплохие — любой был бы рад, — но рая на них не купишь.

— То-то и оно. Все мы о чем-нибудь мечтаем. И на здоровье. Но каждое утро, в восемь тридцать, тютелька в тютельку, изволь бежать на работу. — Он перешагнул через стол и долил доверху бокал Джорджа.

— Как же мне его "разыскать? Посоветуйте.

— Понятия не имею.

— Он, кажется был женат?

— Был. Жена погибла в автокатастрофе. Остался один с сынишкой на руках. Он мог снова жениться, но когда я видел его, он об этом не говорил. — Энгерс секунду промолчал. — Если он и вправду разорился и сидит на мели, и вы ему что-то подкинете, так это будет очень кстати. Знаете что? Попробую-ка я навести справки в гостиничных кругах. Может, кто что слышал. Я бы сам с удовольствием повидал Эдди. Узнаю — сразу позвоню вам на службу.

— Если не трудно, лучше домой. Понимаете, я у них внештатный агент и практически всеми делами занимаюсь дома.

— Тогда черкните телефончик — вот тут, — Энгерс пододвинул к нему листок, который Джордж заполнил, войдя в офис, и пока записывал телефон, не спускал с него внимательных глаз. — Интересная у вас работка. Разыскивать всяких людей. Должно быть, не так уж трудно — в наше-то время. Все мы где-нибудь числимся. Паспорта, карточки государственного страхования. А дать объявления в газеты не пробовали?

— Пробовал, — соврал Джордж. — Никакого результата.

— Можно еще прочесть телефонные книги. Фамилия не такая уж распространенная. Наверняка у него есть телефон. Допустим наберется человек пятьсот Шубриджей. На звонок в среднем кладем десять пенсов; итого пятьдесят фунтов. Правда, это отнимет уйму времени.

Идея Энгерса Джорджа как-то не привлекла. Он допил шампанское и поднялся.

— Еще раз спасибо, что согласились меня принять. Не смею больше отрывать вас от дел.

Ясно, что Энгерс — пустой номер. Но все равно проверить стоило.

— Все нормально. Сегодня как раз утро более или менее спокойное. Опять же компанию мне составили — не люблю пить в одиночку. Если что услышу, обязательно позвоню. Признаться, я сам не прочь повидать Эдди. Слишком легко мы теряем друзей. Вот к чему приводит деловая жизнь. Посмотришь — вроде все тебе друзья-приятели: улыбки до ушей, приглашения, угощения, а сами только и норовят на тебе руки нагреть. Все чем — то озабочены, все спешат, словно муравьи какие-то паршивые. Все строят себе муравейники — строят и разрушают, строят и разрушают — стараются переплюнуть друг друга, чтоб побольше, да получше, да еще не такой, как у других, так что уже и сам не разберешь, где ты и что ты. Прав был Эдди. Эх, дали бы мне миллион! Провел бы я на Северный полюс центральное отопление и стал там жить!

Идя по коридору, Джордж еще долго слышал за спиной раскаты хохота, доносившиеся из кабинета Энгерса. Вполне ничего, этот Энгерс, но всерьез на него рассчитывать не приходится. А уж разыскивать всех Э. Шубриджей по всем телефонным книгам!… Все-таки Бланш сказать надо. Пусть сама решает. В конце концов, деньги ее. Только пусть подыщет для этой работенки кого-нибудь другого. Это если взять пятьсот номеров (еще не факт, что среди них окажется тот самый Шубридж) и, скажем, положить по пять минут на звонок, получится две тысячи пятьсот минут — чуть не пятьдесят часов. Пятьдесят часов у телефона! Да это ж с тоски помрешь, никаких нервов не хватит!

В полицейском донесении на Эдварда Шубриджа номер телефона указан не был. Если бы последовал специальный запрос, полиция, конечно, сообщила бы требуемый номер, хотя в телефонной книге он не значился. Так пожелал абонент.

В местной библиотеке в Винчестере мисс Рейнберд взяла три-четыре книги по спиритизму и на несколько дней с головой ушла в это чтение. Что же такое спиритизм? Легковерие и так называемая «потребность верить»; разновидности транса, гипноз и внушение; паранормальные явления, исцеления верой…

Вчитываясь в бесчисленные толкования, объяснения и теоретические рассуждения, она старалась сохранить объективность и непредвзятость и все же, как и большинство людей до нее, пришла к выводу: научные знания в этой области слишком ничтожны, чтобы можно было вывести окончательное суждение. Она купила несколько номеров журнала «Новости парапсихологии» и «Два мира» — и сразу поняла, что напрасно. Вся эта писанина показалась ей вульгарной и откровенно тенденциозной, а безвкусные заголовки статей отбивали охоту читать сами статьи: «Загробная жизнь в ваших руках», «Царствие небесное ждет всех желающих», «Могила — не конец», «На спиритических сеансах: мир духов готовит грандиозное мероприятие». Не лучше были и такие шедевры: «Концерт в потустороннем мире», «В мире духов нет ни бедных, ни богатых» или «Теперь я верю: матушки дух моей послал мне весть».

Просмотрев еще раз перечень своих сомнений и недоумений, вызванных сеансами мадам Бланш, мисс Рейнберд заключила, что пока их прекрасно можно объяснить без всякого спиритизма. Она была готова признать, что мадам Бланш действительно впадала в транс и что ума и воображения ей не занимать. Не исключено, что мадам Бланш, сама того не ведая, склонна к самообману. И почти наверняка у нее имеются какие-то телепатические способности. Источники информации у нее, вне всяких сомнений, земные. Даром исцеления она, безусловно, обладает, но нельзя исключить и того, что мисс Рейнберд и сама легко поддается внушению. Это как у детей: бывает, ребенок ушибет пальчик и сразу в рев, но если ему сказать: «Сейчас поцелую, и все пройдет» — то, как правило, больше ничего и не требуется. Вообще, читая и размышляя о спиритизме, она все чаще видела в нем что-то ребяческое. Хотя, конечно, та же Бланш, а вернее, ее несносный зануда Генри не преминули бы прокомментировать это так: «Доколе каждый из нас не вернется к первозданной чистоте невинного младенца, нам не откроется истина, и Врата Высшего Знания не распахнутся перед нами». Она даже хихикнула, произнеся про себя эту тираду. Тем не менее сущность спиритизма оставалась для нее загадкой, и она могла лишь повторить, что вынести окончательное суждение не представляется возможным.

Эта неопределенность не помешала ей, однако, принять определенное решение относительно дальнейших сеансов с мадам Бланш. Что дали эти сеансы? На примитивном уровне они ее позабавили. Если же говорить о более серьезных вещах, мадам Бланш бесспорно помогла ей справиться с мучительной бессонницей и избавила от тревожных снов, связанных с Гарриет. По-видимому, эта неблагоприятная полоса явилась следствием общего упадка сил, умственных и физических — такое часто бывает зимой. Теперь же, когда в дверь стучится весна и не за горами благодатное лето (смотри-ка, получается не хуже, чем у Генри!), ее самочувствие резко улучшилось — настолько, что она готова была корить себя за временную слабость, какой представлялось ей сейчас ее тогдашнее состояние. Да, она старая женщина, но не из тех легковерных старух, которых ничего не стоит обвести вокруг пальца. Кстати, мадам Бланш приписывает Генри строительство знаменитого Клифтонского моста в Бристоле вместе с Брунелом в тысяча восемьсот каком-то году. Что ж, все эти сведения наверняка почерпнуты из энциклопедии или, какой-то другой книги, с которой сверилась мадам Бланш, когда решила сделать из Генри инженера — путейца.

Нет, довольно, пусть мадам Бланш проведет сегодня свой сеанс, а затем она скажет ей — вежливо, но твердо — что больше в ее услугах не нуждается. И они в расчете: те пятьдесят фунтов, которые она дала мадам Бланш, более чем достаточная плата. Лучше всего раз и навсегда выкинуть из головы Гарриет — и тем более Шолто. Чем реже она будет вспоминать о нем, тем лучше. А насчет угрызений совести из-за сына Гарриет… Право, что только на нее нашло? Какая-то столетней давности история, не имеющая к ней ни малейшего отношения. Надо, пожалуй, перечислить солидную сумму в Фонд спасения детей и поставить на этом точку.

В силу целого ряда причин сеанс в этот день вызвал у мисс Рейнберд раздражение. Начать с того, что мадам Бланш явилась в смехотворно короткой юбке, если учесть се возраст и комплекцию, и тонком джемпере в обтяжку; ворот джемпера под ее двойным подбородком скатался в тоненький валик, а неизменный жемчуг свисал длинной петлей чуть не до колен. Накрашена она была ярче, чем всегда, и мисс Рейнберд подумала: уж не выпила ли она? Бланш — таки выпила. По дороге в Рид-Корт она подвезла Джорджа до «Гросвенора» в Стокбридже, и там они перехватили по порции джина. Вечером они договорились вместе поужинать в «Фазане» — на полпути к дому, между Стокбриджем и Солсбери.