Квисто мучило странное беспокойство, он чувствовал себя совершенно измотанным. Похоже, с Нимо и другими членами команды творилось то же самое. Все угрюмо молчали и часто, гораздо чаще обычного, поглядывали на океан и на небо, словно ждали какой-то неприятности.
      Отойдя от берега достаточно далеко, они забросили сети, но рыба не шла и сети возвращались пустыми. Тогда они переместились ближе к острову, но и там рыбы не было. Квисто стал думать, что предстоит вернуться с пустыми руками, и припомнил слышанную от отца историю, как давным-давно команда, которой выпала честь выйти на ритуальную ловлю, всю ночь пропьянствовала, заранее приготовив под палубой пойманную накануне рыбу. Подобным вещам положил конец ещё предшественник отца Гордано.
      И вдруг за час до рассвета, когда остров находился уже в пределах видимости, фортуна вдруг повернулась к ним лицом. Теперь море кишело рыбой, так что переполненные сети едва не рвались. Рыбы было так много, что приходилось трамбовать живую массу сапогами. В неё словно бес вселился, и это безумие стало передаваться людям. Забыв об усталости, снова и снова, как в лихорадке, они забрасывали сети в море и вскоре завалили уловом всю палубу. Чего тут только не было! Тайнха, небольшие скаты, скумбрия, зубатка, акулы, угри и даже свернувшаяся кольцом морская змея, которую тут же вышвырнули за борт. Вода кипела, словно в котле, и полыхала буйным фосфоресцирующим пламенем. Захваченные работой рыбаки оглашали океанский простор ликующими возгласами. Такое изобилие рыбы было добрым знаком, и Квисто разделял их точку зрения.
      Они выбрали столько рыбы, сколько смогли набить в трюм, привели палубу в порядок, а самую ценную добычу сложили на крышке люка – деликатесы предназначались для торжественной церемонии в церкви. К тому времени, как с делами покончили и «Борриско» устремился к берегу, подгоняемый утренним бризом, стала сказываться усталость, все помрачнели и замкнулись.
      Настроение не улучшилось, даже когда они вошли в гавань с первыми лучами солнца, позолотившими фасады высоких зданий Порто Мария, и заставившими сверкать аметистом гладь бухты.
      Парусник шел с попутным ветром, держа курс к причалу. Город с нетерпением ждал его возвращения. Дозорные на мысе заметили его приближение ещё час назад, и теперь, греясь на солнце, толпа горожан молчаливо ждала, когда «Борриско» пришвартуется.
      Отец Гордано стоял на пристани перед толпой. Утренний бриз трепал его сутану. За его спиной на носилках, которые держали четверо островитян, высилась статуя Пресвятой девы, покрытая алым покрывалом, щедро расшитым серебром. Дальше выстроился хор мальчиков, а за ними теснился народ. Мужчины стояли с непокрытыми головами, женщины, напротив, пришли в платках, одни из них прижимали к груди младенцев, другие держали малышей за ручки. Толпа заполнила весь пирс и облепила кромку площади; под ногами горожан путались и подвывали взбудораженные собаки. Чайки с криками носились в безоблачном небе. На небольшом клочке земли возле консервного завода грелись на солнце местные ослики.
      Квисто стоял на самом носу. Вот уже просвистел в воздухе швартов и был пойман на причале. Толпа зашевелилась, сливаясь в одно целое, словно всю жизнь жила душа в душу. Никто из обитателей Порто Мария не мог пропустить такого момента. Вчерашнее гуляние уже забылось, и теперь народ во все глаза глядел на «Борриско».
      Вид сложенной в кучу на палубе деликатесной рыбы вызвал в толпе почтительный шепот. Лодка стукнулась бортом о причал. Двое рыбаков ловко пришвартовали суденышко. Отец Гордано громким чистым голосом начал читать молитву. Островитяне склонили головы, часто крестясь.
      Квисто с Нимо сошли на причал, неся крышку люка, груженную рыбой. Они опустились на колени перед священником, который благословил их и освятил улов, а потом, сопровождаемые всей командой, двинулись к городу вслед за отцом Гордано и покачивающейся на носилках Пресвятой девой.
      Толпа расступилась, освобождая проход, потом плотно сомкнула ряды и следом за ними зашагала к церкви.
      Хор мальчиков запел, и звук поплыл в дышащем утренней свежестью воздухе. Сбившиеся в гигантскую стаю чайки подняли дикий крик над палубой «Борриско», затеяв жестокую схватку за сваленную рыбу.
      Весь Порто Мария поднялся по ступеням церкви и собрался под высокими колоннами портика. Мрак разрывали свечи. Тянуло прохладой. Здесь всегда было холодно, потому что храм помещался в пещере, выдолбленной в мягком известняке. Стены украшали дары горожан, мерцая серебром и позолотой. Прихожане разместились напротив алтаря. Когда Квисто и рыбаки с «Борриско» возлагали на алтарь жертвоприношение – свежевыловленную рыбу, хор мальчиков запел снова. А сверху на смертных неподвижно взирало бледное и благочестиво печальное Девы Марии.
      Питер поспешно спускался к церкви. Внизу за крышами Порто Мария уже показался просвет знакомой улицы. Еще ниже открылись площадь, причал с пришвартованными лодками и огромная стая чаек, кружащих над одной из них. Нигде не видно ни души. Питер продолжал мчаться к городу по руслу пересохшего ручья, прикидывая, что выйдет почти точно к собору.
      На бегу он думал только про Терезу. Тревога подстегивала его и заставляла напрягать все силы.
      Оглянувшись, он убедился, что далеко опередил Лессета и его людей. Те отставали ярдов на двести, хотя погоню не прекращали. Но теперь ничто не могло остановить Лэндерса. Разве что силы оставят окончательно… Но до тех пор, пока Питер двигался, он находился в безопасности. Сознание этого с лихвой вознаграждало за все переживания. Ни изматывающий темп, ни крайняя усталость не мешали наслаждаться победой и гордиться собой. Сейчас, когда до полной победы оставались минуты, казалось, Питер окончательно сорвал планы Лессета, и трудно было удержаться от самодовольства. Ночное восхождение уже казалось Лэндерсу кошмарным сном… Он уже воображал, как станет расписывать свои подвиги Терезе и Квисто, возможно, и приврет немного…
      Над печными трубами уже вились дымки. Дома с их голубыми, розовыми, желтыми и белыми стенами, уже не казались игрушечными – до них было рукой подать. Солнце ярко освещало океан. С моря тянул свежий бриз, шевеля далекие перистые облака. С края скалы Питер спрыгнул на широкую обочину дороги, ведущей в порт. Когда Питер одолевал насыпь, за спиной прогремел выстрел. Англичанин рассмеялся. Что толку теперь по нему стрелять? Он оказался вне пределов досягаемости и полагал, что выстрел – это признак отчаяния. Лессет с подручными не могли не понимать, что их песня спета. Против всех островитян они бессильны, и даже если доберутся до своей лодки, не смогут выйти в море и предстанут перед горожанами.
      На окраине Лэндерс поспешно миновал несколько домов, двери которых были украшены резьбой по дереву, а окна – витыми железными решетками, и повернул направо, к собору, где сейчас должны были собраться все жители Альваро. Выглядел он весьма потрепанно, но не думал ни про это, ни про усталость. Спутанные, волосы слиплись от пыли и пота, лицо покрыто запекшейся коркой грязи и крови, одежда изорвана в клочья. На ходу шлепала отлетевшая подошва. Через дыру в штанах светилась белая коленка.
      Перед собором Питер задержался. Все горожане собрались в храме. И ему следовало войти туда и встретиться с Квисто.
      И тут на его пути встал доктор Джэгер. Доктор заметил Питера давно, и поджидал его, притаившись на крыльце дома отца Гордано. До церкви, откуда доносились голоса мальчиков, поющих в хоре, Питеру оставалось двадцать ярдов. На крыльце собора чесалась блохастая собака. Каким-то неожиданным чутьем Лэндерс понял, что это пес Джэгера. Он решительно шагнул вперед, но доктор стоял, как вкопанный, сжимая костлявой рукой пистолет.
      – Поворачивайте назад! – сухо прозвучал в чистом воздухе его голос.
      Питер замер на месте, охваченный внезапной яростью; все его надежды летели к черту. Безумная ночь его настолько измотала, что он совсем забыл об этом человеке, забыл обо всем, кроме того, что должен во чтобы то ни стало вернуться в Порто Мария.
      – Прочь с дороги! – прорычал Лэндерс в лицо Джэгеру, делая ещё один шаг навстречу.
      Дуло пистолета медленно поползло вверх.
      – Назад! – повторил доктор. – Я выстрелю, рука моя не дрогнет.
      В подернутых дикой темной усталостью глазах Джэгера мелькало беспокойство, но бледное лицо, обтянутое тонкой кожей, довольно ухмылялось. Питера не было и доли его уверенности в своих силах. Он нервничал, но страх пересиливало безудержное бешенство. Во взгляде доктора Питер прочел страстное желание вооруженного человека уничтожить беззащитного противника, отомстить ему за унижение. Теряя голову, Джэгер продолжал сжимать в руке пистолет. На губах его пузырилась слюна.
      – Назад!
      Питер не шелохнулся. Безрассудно провоцировать врага на выстрел, однако Питер знал, что должен победить. Теперь ничто на свете не могло его остановить. Нужно было идти до конца.
      И тут раздался странный звук: высокий нарастающий свист, за которым внезапно последовал угрожающий рев, с каждой секундой становившийся сильнее. Он разрушал волю человека, лишал способности думать и действовать. Таинственная разрушительная сила перечеркнула время и пространство; на остров хлынул вал нечеловеческого рокота, бушующей ярости. Казалось, на город с топотом и криком несется дикая орда, яростно дерущая глотки в предвкушении жуткой резни. Воздух наполнили нечеловеческая мощь и неслыханная прежде злоба.
      Воздух дрожал, земля тряслась.
      Джэгер оглянулся через плечо, но Питер даже не пытался на него напасть. От точно также смотрел в море.
      – Господи! – прохрипел Джэгер.
      На город с моря шла огромная волна. Она вздымалась все выше и выше, засасывая массу воды в узкую воронку между мысами. Волна неслась, как обезумевшая лошадь. Над мысами с грохотом вздымались буруны. Бурлящая стена воды поражала воображение. На её гребне клокотала пена, стена росла с непостижимой быстротой и буйством, становясь все тяжелее и выше, и стремительно надвигаясь на площадь.
      Питер видел, как лодки, мирно дремавшие у причала, вдруг взмыли вверх и сгинули в грохочущей пучине. Волна поглотила причал, смела рыбацкие парусники покрупнее, закрутила их в безумном водовороте и с ревом проглотила. Она обрушилась на площади с грохотом сотни орудий, вздымая фантастический занавес из брызг высотой в сотню футов. Сверкающая радуга брызг затмила солнце, а вода, сметая все на пути, широким мощным потоком хлынула в город.
      Питер бросился бежать, Джэгер последовал его примеру. Над обоими нависла смертельная опасность, и вражда моментально отошла на второй план, став чем-то незначительным и мелким. В ста ярдах начинался довольно крутой подъем. Взобраться достаточно высоко означало спастись.
      Сначала за их спинами раздавался только нараставший рев, потом к нему добавились треск рушащихся стен, скрип разносимых в щепки деревянных построек и шум наступающей воды. Перепуганный пес опрометью кинулся следом, визжа от страха. Над бухтой металась туча кричащих чаек и прочих морских птиц. Обгоняя бегущих, по узким улицам свистел теплый ветер, а за ним двигался на город огромный океанский вал.
      Джэгер споткнулся и упал. Питер на ходу обернулся и потащил доктора вверх. Тащил его он до тех пор, пока их не накрыло волной. Сперва она лишь мягко облизала их ноги, но через миг, роняя белые хлопья, нависла гигантской стеной, в прожилках словно мрамор, и накрыла их с головами пенным гребнем.
      Удар был ужасен. Лэндерсу сразу сбило дыхание, волна подмяла его под себя, переворачивая и кувыркая, и поволокла прочь от Джэгера. Питер пытался изо всех сил сопротивляться и даже успел, на мгновение вынырнув, глотнуть воздуха, но потом его снова засосало в мутно-зеленую глубину, где с чудовищной силой трепало и вертело, вышибая мозги и душу, а потом вышвырнуло на поверхность. Этот кошмарный сон промелькнул как в бреду, но успел измотать Питера до предела. Он терял сознание и воскресал снова, умирал и опять обретал дыхание. На миг он увидел солнце и небо, но тут же снова погрузился в кромешную тьму. Уши разрывал рев обезумевшей стихии. Где-то рядом мелькнуло искаженное лицо Джэгера и тут же исчезло. Он снова впал в забытие и в краткие мгновения прояснения понял: против такой силы человеку не выстоять.
      Лессет со спутниками все видели. Они замерли на вершине скалы, глядя вниз, где Питер приближался к церкви. Весь измазанный, исцарапанный, окончательно лишившийся сил, Лессет готовился признать окончательное поражение и смириться с судьбой. Он рассчитывал на другое, однако выхода из нынешней ситуации не видел. Между ними и лодкой, на которой они собирались сбежать с острова, оказались Питер и все население Порто Мария. Их поимка была только вопросом времени, это американец понимал. Но тут на сцену вышел Джэгер и почти одновременно американец услышал и разглядел надвигавшуюся на город волну. Похоже, проблемы решались сами собой.
      Однажды он угодил в ураган во Флориде, не раз наблюдал, как выходит из берегов Миссиссипи, но ничего подобного видеть ему не приходилось. Мощнейший океанский вал в двадцать футов высотой мчался на Порто Мария. Лессет знал, что произошло. Еще утром он размышлял о землетрясении и догадывался, чем это кончится. Где-то под океанской глубиной осело дно, его пласты сместились. Лессету следовало радоваться, что они не успели выйти в море, но он об этом и не думал. Он смотрел на приближающийся вал с восхищением: ведь его единственной любовью было море со всей его колдовской мощью, страсть подпитывали темные океанские глубины, непостижимая загадочная бездна.
      Хлынувшая на город волна догнала бегущие от церкви человеческие фигурки, Проглотив их, она стремительно накатывалась вверх по крутому склону, бухта уже увеличилась в несколько раз, на её поверхности под клубами брызг образовалось множество водоворотов. Крыши и верхние этажи домов возвышались над водой, подобно ковчегам, однако и они пошли на дно. Потом вода начала отступать, торопливо сбегая по улицам, мчась через гавань, пенясь и бурля у выхода в море.
      Лессету казалось, что он видит страшный сон. Под ласковым утренним солнцем разворачивался жуткий кошмар, и перепуганный до смерти Лессет глаз не мог отвести от фантастической картины. Вода отступала за мыс в океан через узкую горловину пролива, оставляя огромные участки голого дна. Сверкали водоросли, между обнажившихся подводных камней бушевали залитые пеной протоки, повсюду валялись обломки потопленных лодок. Рядом с разбитыми лодками громоздились разбитая мебель, ящики, бились в агонии домашние животные. На песке извивалась и прыгала рыба, выброшенная на берег. Вскоре взбудораженное море снова вернулось в залив, но теперь напор ослаб и вода слишком высоко не поднималась. Море отступало и возвращалось пять раз, волна становилась все ниже, пока, наконец, не стихла.
      Лессет со спутниками словно онемели. Слышались только шум моря, крики встревоженных чаек да треск рушащихся стен и крыш. Потом все кончилось, но американец и рыбаки продолжали глядеть вниз на растерзанный Порто Мария. Целиком разрушены оказались только несколько домов, но большинство зданий сильно пострадало. Над тихим, будто затаившим дыхание городом светило яркое солнце.
      Мутные воды залива, покрытые мусором, никак не могли успокоиться. По ту сторону мыса, защищавшего гавань от штормов, шумел и пенился прибой; мокрые скалы сверкали на солнце. Ни одна из лодок в гавани не уцелела и не удержалась на плаву. В воздухе густо тянуло илом и водорослями.
      Ассис внезапно заорал:
      – Церковь! Посмотрите на церковь!

      Они спустились к церкви. Вода все ещё струилась по стенам из окон и щелей домов, сбегала по узким проулкам с холмов, журчала на дороге. Местами на ней образовались длинные наносы ила и песка, густо присыпанные галькой. В одной двери застрял нос лодки, рамы были вырваны из окон, повсюду валялись расщепленные доски, осколки и обломки. Взгляду открывалась печальная картина хаоса, разрушения, разорения; под открытым небом громоздились бесформенные кучи одежды и постельного белья; вытянувшись на золотом песке, словно дремал на солнцепеке утонувший пес; комьями слипшихся перьев валялась погибшая домашняя птица. У самой воды била хвостами по гальке задыхавшаяся рыба. Крупный краб, поблескивая колючими шипами, отполз от груды лопнувших дынь и двинулся через дорогу.
      Взметнувшиеся в небо при первом ударе океанского вала морские птицы теперь огромной тучей вернулись назад. Их крики внезапно обрушились на Порто Мария и залив, где на волнах качалась мертвая рыба. Они хозяйничали на площади и прилегающих к ней улочках, будто армия мародеров, выискивающих, чем бы поживиться. Они жировали, пируя на чужих трофеях – трофеях волны, и чего только не было на этом пиру: хлеб, мясо, мертвые собаки и коты, птица… Галдящие, дерущиеся чайки разбились на стайки. Однако четверым мужчинам, глядевшим на собор, было не до чаек; они смотрели на разрушенный город.
      – Санта Мария! – на миг Ассис потерял дар речи, потом перекрестился. Когда он пришел в себя и шагнул, наконец, к церкви, Лессет удержал парня за руку.
      Первый и самый сильный вал подсек колонны, державшие тяжелый портик. Опоры рухнули, рассыпались, как школьный мел под каблуками, а сверху на них посыпались камни и битая черепица с крыши. Вход в собор завалило наглухо. Оползень придавил массивные, высокие деревянные двери собора, и их почти не стало видно. Из-под завала тихо текли широкие ленты жидкой грязи, ила, песка, образуя на улице вязкую топь, в луже мерцало изображение Мадонны, прежде венчавшее портик. Кисть руки Мадонны стихия не повредила, и она казалась неестественно живой в этом мертвом хаосе.
      Лессет оглянулся на рыбаков, шагавшим за ним. Он видел их насквозь и был настороже. Собор был полон тех, кто им дорог и близок. Перед лицом потопа все равны, все братья. Нет, Лессет выше этого, его потопам не достать. Если и есть жизнь человеческая, за которую можно дать и сокровища мира и медный грош впридачу, то это – его жизнь, и ничья другая. Ведь едва он решил, что все потеряно, небеса прислали спасительную волну. Шанс дан, так какого черта киснуть? Нужно заставить этих дикарей сделать все, что ему нужно.
      И он заговорил, как мужчина с мужчинами, спокойно, убедительно, напирая на их здравый смысл.
      – Прислушайтесь. Оттуда никто не зовет на помощь.
      Из-за горы камней и кирпичей, щебня и прочего мусора доносились невнятные голоса замурованных в соборе островитян.
      – Там внутри все здоровые, крепкие мужики, что были на Альваро. Зачем им чья-то помощь? Пусть день они повозятся, но выберутся все целыми и невредимыми. Нам о себе нужно позаботиться. Найти лодку да залатать её на скорую руку. И чтобы духа нашего тут не было. Никто о нас не вспомнит и, главное, – не кинется в погоню. Подумайте, ребята, – Лессет тряхнул головой, спокойный и благожелательный. – С вашими деньгами сам Бог велел начать жизнь с чистого листа. Какая там полиция… Ей даже в голову не придет нас искать.
      Лессет понял, что и Васко, и Мануэль с ним заодно. Оставался только колеблющийся Ассис, уставившийся на завал, на огромную кучу обломков, битых кирпичей, мусора и сползшей со склона глины.
      Все ясно: им невероятно повезло. Власти решат, что они погибли – чего ещё желать? Один упрямый Ассис уперся как баран: приспичило ему откапывать родных островитян!
      Американец тронул его за плечо.
      – Вперед, Ассис, бери лопату и копай. Поможешь им пораньше выбраться, получишь чудную награду: пятнадцать лет тюрьмы! Старик смеялся одними губами, глядя по-прежнему жестко.
      – И позабудь про деньги. А с ними ты уплыл бы, куда захочешь. Чили, Перу… И никто тебя не побеспокоит.
      – А как насчет англичанина? – задумчиво спросил Васко, и его загорелое до красноты дубленое лицо напряглось. – Если он жив, полиция до нас наверняка доберется.
      – Ты видел, какая была волна? Кто мог спастись? Парень утонул, должен был утонуть, – Лессет старался держать себя в руках, не срываться. – Найдем лодку, подлатаем. Нельзя только терять время. На материке у нас проблем не будет.
      – А девчонка? – нахмурился Мануэль.
      – Привязана в кухне у Джэгера, – отмахнулся Лессет. – Как же ей выжить? Но давайте проверим.
      Мысль Лессета опережала мысли парней на порядок. Только ли о Питере речь, только ли о Терезе? Да любому, кто остался жив и что-нибудь видел-слышал, должен прийти конец. Жалость – штука хорошая, но не тогда, когда есть шанс спрятать в воду все концы… Надо заставить парней пошевеливаться. Трудно только… Он вдруг на миг ослаб, почувствовал себя старым, усталым, вспыхнула раздражение на их безнадежную тупость. Чтобы им всем последовать за Лэндерсом!
      – А точно англичанин никогда не объявится? Как мы про это узнаем? – упорствовал Мануэль.
      – Какая нам разница? – Лессет был рад уже тому, что парни позабыли о церкви с её прихожанами и все внимание сосредоточили на Питере. – Доберемся до континента и исчезнем. Откуда знать полиции, куда мы делись?
      Лессет думал, что лучший вариант – если бы погибли и Питер и Тереза. А Джэгер наверняка утонул. И тела не найти. О мертвых либо хорошо, либо ничего. Но если Джэгер жив… его счастье, заберем доктора с собой.
      Он чувствовал, что держит ситуацию под контролем. Голос его становился все убедительнее.
      – Доберемся до материка – мы спасены. Те, в церкви, нам не помощники. Не теряйте времени. Появится англичанин или кто-нибудь еще, тогда и будем разбираться. Шевелитесь!
      Мануэль с Васко были на его стороне. Парни зашагали от собора к морю. Им не хотелось больше видеть знакомый храм. Не хотелось, чтобы про него напоминали. Чем раньше они уберутся с острова, тем лучше.
      Упорствовал один Ассис. Неожиданно и зло он заявил:
      – Там Анита. Надо попробовать помочь.
      На Лессета навалилась вся тяжесть прожитых лет, он даже поежился от непроходимой тупости Ассиса. Он готов был убить дурака, глазом не моргнув. Но вместо этого он обернулся и взял молодого рыбака за руку, жестко, но по-отечески. В голосе звучало всепонимающее сочувствие.
      – Она, и Квисто, и множество наших добрых друзей. Но с ними все будет в порядке. А ты превзойдешь их всех, у тебя будет все, чего душа пожелает. Пошевели мозгами, Ассис. Этой ночью ты собирался послать Альваро ко всем чертям. И хоть мельком ты вспомнил про Аниту? Что никогда её не увидишь? Так что случилось? Когда мы доберемся до материка, плевать тебе на нее. Станешь жить в роскоши, а девочек там хватит. И никакая полиция тебя не тронет. Поехали! Нам нужно думать о себе!
      Ассис позволил себя уговорить. Когда собор остался у них за спиной, Лессет облегченно перевел дух.
      Питер с Терезой должны быть мертвы. Но если нет… Если тут, рядом, обнаружится ещё кто-то… Нет, Бог поможет нам. Лессет сгинет, и весь мир, даст Бог, станет думать, что его смыла волна. Отойти бы от дел, от забот, и чтобы никаких тебе проблем или страхов, омрачающих драгоценное существование. Лессет заслужил покой.
      Первым он нашел тело Джэгера. Тот лежал на улице под стеной: череп раскроен, на груди лента выброшенных морем водорослей. Американец ехидно подумал: подарочек от моря на прощание! И тут же он пришел в ярость, увидев, что рыбаки взялись за труп.
      – Не трогайте! Еще не хватает, чтобы догадались, что кто-то тут шлялся!
      Тело оставили в покое и зашагали вниз, на площадь, но прежде заглянули в дом к Джэгеру. Двери и окна высадило волной. Внутри ужасный беспорядок. Терезы ни следа. В кухне обвалилась часть стены, через дыру был виден кусок дворика. А девушка была привязана, значит, ни малейших шансов на спасение.
      Они побрели по улице к морю, к площади. Лессет прихрамывал, сказывалась ночная беготня по горам. Кости ныли, мышцы немели. Лессет посасывал трубку. Никто бы не догадался, что под холодным камнем его сердца свернувшейся в кольцо змеей дремала безжалостность, а глаза обшаривали каждый встречный проулок, каждый дверной проем.
      Солнечный свет ярким пятном лежал на пороге и в холле. Вдоль стены тянулась длинная лужа. Лучи, пробивавшие пленку воды, высвечивали зеленую и красную плитку пола. В затуманенном сознании Питера кафель превращался в кораллы и водоросли.
      Он глядел на лужу, забившись под лестницу и намертво вцепившись окостеневшей рукой в перила. По ступеням текла вода. Роскошная драпировка, ещё недавно украшавшая холл, рухнула вниз, придавив Питера тяжелой мокрой массой. На пороге дома, перегородив вход, валялся на боку старинный сундук черного дерева с расколотой крышкой.
      Лэндерс не сразу сообразил, что видит себя. Какой-то совершенно незнакомый человек отражался в тяжелом зеркале, застрявшем между выбитой волною дверью и подножьем лестницы.
      Питер шевельнулся, пытаясь понять, что же с ним произошло. С порезанной щеки свисал лоскут кожи. Черная щетина придавала лицу бандитское выражение. Ботинки исчезли. Где-то слева сверлила боль – видимо, он сильно ударился в водовороте. Питер сел, наклонился вперед, с трудом оторвал онемевшую руку от перил и стал её массировать. Голова потихоньку стала приходить в норму, вернулась память. Сперва он был способен только шевелить рукой, потом удалось привести в порядок дыхание, боль понемногу отпустила. Голова падала на колени, ресницы слипались. Господи, ну что же делать? Медленно возвращалась память. Клокочущая зеленая с белым вода, все сметающая на пути, и дикий ужас перед ней, и чувство, что тебя засасывает адский водоворот; слабость и отчаяние в кромешной мгле. И вдруг нахлынули тоска, пустота и чувство одиночества.