Бахравар-бану описывает свое состояние в намеках на падишахское послание

«Ко мне снизошло, словно Хумай с высот неба, царственное послание властелина всей земли. Каждое слово его проникнуто ароматом благосклонности к обездоленным. Оно осенило милостью и милосердием скромную келью ее смиренной обитательницы. Хотя я, смиренная раба божия, недостойна такой благосклонности, но поскольку весенний ветерок в одинаковой мере веет и на розы, и на шипы, дождь одинаково поит и сады, и пустыни, то и милость шаха продиктована его природной сострадательностью. Потому нет ничего странного и удивительного в том, что падишах, трон которого возносится до самых небес и величав, как Плеяды, милостив и благосклонен, словно любвеобильное солнце, к ничтожной пылинке, чаша которой на весах жизни колеблется между бытием и небытием. Разве диво, если обласкали нищего? Я же, как смиренная отшельница, в благодарность за твою милость могу отплатить тебе только молитвами, которые являются единственным благом набожных людей.

Твои жалобы на разлуку и одиночество вселили в меня чувство гордости, — а ведь это, наверно, всего лишь из милости ты говорил! О шах, под сенью покровительства которого пребывает весь мир! Ищущая смирения раба Божия устранилась от твоего царского общества не из дерзновенных мыслей и гордыни, а только ради того, чтобы обрести счастье и снискать милость бога. Ибо в эти благословенные дни, согласно изречению:

тебе захотелось нового пленительного кумира. Тебе захотелось без помехи взирать на цветущее лицо, вдыхать аромат кудрей и срывать розы в саду той красавицы, каждый завиток локонов которой способен посрамить мускус татарской газели. Я же сочла недостойным для себя мешать тебе и стать посмешищем из-за ревности, сгорела, словно тюльпан, от своих справедливых переживаний, решила со своим истерзанным сердцем удалиться в пустыню и скитаться по склонам гор, разорвав в отчаянии ворот. Несомненно, это мое решение вполне соответствует твоим стремлениям и пожеланиям.

Мое неискушенное сердце не ведало характера судьбы, было обольщено гордыней любви, желало проявить твердость духа и стойкость и привести в пользу своей правоты убедительные доводы, так, чтобы заслужить одобрение людей и смело поспорить с тобой. Однако предусмотрительный разум не дозволил мне преступить правила вежливости и законы воспитанности, выйти из повиновения богу.

Несомненно, судьбой было предопределено, чтобы я не вдохнула аромата надежды, испила бы кровь своего сердца и наполнила бы чашу мечтаний до краев соленой водой слез, — после того как я разбила себе ноги на пути любви и верности, другая беспечно протянула руку и взяла из рук кравчего судьбы чашу желаний, не ведая страданий и мук томительного ожидания.

Теперь я довольна выпавшей мне долей и провожу дни в радости, надеясь увидеть благословенный облик. Все ночи напролет я горю, как свеча, и смеюсь, вспоминая наши с тобой пиры. В моем сердце поселилась ликующая любовь к тебе, в зрачках моих плачущих глаз навеки сохранится твой пленительный образ. Я уповаю на милосердие и благосклонность шаха, надеясь, что он оставит на произвол судьбы смиренную рабу, не будет соблазнять меня, освободит от бремени своих милостей и не станет звать меня к себе, чтобы я могла по зову своего сердца жить в одиночестве, плакать вволю, проливать слезы в пустыне, гореть пламенем в горах, словно яркий тюльпан, и облегчать свое сердце рыданиями и стенаниями наподобие флейты. Полагая, что докучать долее — преступление для рабыни падишаха, я наложила печать на свои уста, хотя мой язык и свободен, как лилия. Да дарует тебе наслаждение благоухание локонов той татарской газели, словно весенний упоительный ветерок. Чаша счастия твоих недругов да будет всегда пуста, пусть никогда она не наполнится напитком желания».

Джахандар приходит к Бахравар-Бану

Когда царственный властелин прочел письмо той красавицы, он пришел в сильное волнение и направил все помыслы на то, чтобы утешить и успокоить Бахравар-бану.

По зову своего сердца он один, словно солнце на небе, поскакал в ту цветущую степь, прилетел, будто весенний ветерок, к тому розовому кусту в саду красоты. Когда она узнала о его прибытии, бутон ее сердца расцвел. Его же глаза прояснились, увидев ее и благоухающие базиликами кудри. Вид той газели со степи неги странно подействовал на шаха: он вдруг стал проливать из раковин глаз жемчужины слез. Когда шах простер над тем кипарисом свою царственную тень, она предстала перед ним в белых, словно утро, одеяниях, сверкая, как солнце. На бровях ее не было басмы, на щеках — румян, глаза не были тронуты сурьмой, шея и уши не украшены жемчугами и каменьями. Она сидела смиренно и тихо на молитвенном коврике и перебирала четки, а капли слез ее нанизывались на нити, словно жемчужины. Великий властелин при виде печального лика любимой сильно огорчился, пролил из глаз дождь слез и начал прислуживать ей, — а это так прекрасно для тех, кто страждет! Словно месяц, он остановился перед той луной, так что тень его головы склонилась к ее ногам. Воистину, голова влюбленного и ноги возлюбленной — лучшее доказательство любви.

Бахравар— бану, от природы умная и воспитанная, сразу же догадалась о его чувствах, ей стало стыдно, так как она была взращена в правилах вежливости и учтивости. Как и подобает подданным и смиренным рабам, она низко поклонилась властелину, припала к ногам владыки, стала благодарить его, словно горлинка вознося благодарственные молитвы. Как тень, последовала она за шахом, они примирились и прожили остаток жизни, наслаждаясь напитком желания в погребке надежд. Они достигли такого счастья и благоденствия, какие не удавалось стяжать в этом мире еще ни одному существу.

Чаша жизни Д жахандара переполнилась до краев, он уходит в райские сады и получает чашу чистого вина от небесного кравчия. Бахравар-бану во имя любви жертвует жизнью на пути, ведущем в тот мир

В этой преходящей и непостоянной юдоли в силу изменчивости судьбы и неверности коварного небосвода все, кто красуется взятой на подержание жизнью и гордится своим непрочным существованием, рассыпающимся, словно водяные брызги от дуновения ветра, — будь он Кисра или Кей-Кубад, — в конечном итоге все вынуждены уйти из этого мира и, взвалив на плечи бремя своих деяний, отправиться в мир вечный. Это непреложный и давно установившийся закон судьбы. Согласно обычаям этого мира, путники этой пустыни, полной, миражей, должны отправиться с пустыми руками, голые и босые, в пустыню небытия, отрешиться от всех чувств и страстей и почить в покоях небытия. В силу такого закона небо решило свернуть скатерть жизни великого Джахандара, причинить миру беспокойство, свалив с ног этот гордый кипарис с лужайки владычества ураганом смерти, и превратить цветник мира в заросли терновника. Благословенный Джахандар в силу проницательности сердца и прозорливости услышал призыв: «Всякий, кто на ней, — смертен» [225], убедился в правдивости слов: «Всяк погибает, кроме Него» [226], и поневоле примирился с мыслью об уходе из этого мира. Как и все те, кто озарен внутренним знанием, он стал собирать пожитки свои для дальнего путешествия, позвал к себе наследника венца и стал читать ему свое завещание.

— О мой сын! — говорил он. — Берегись, слушай меня, ведь и ты состаришься. По молодости и неопытности ты не ведаешь о непостоянстве этого мира, о немилосердии неба и недолговечности нашей жизни. Узнай же теперь обо всем этом на моем примере и послушай мои наставления, как это подобает счастливым юношам. Не лишай себя доли в тех деяниях и поступках, которые ведут к человеческому счастью, тем более что ты взвалил на свои плечи тяжелое бремя и тебе предстоит столь важное дело, как управление державой. Будь осмотрителен и не давай кровожадному волку-смуте нападать на стадо твоих подданных, ибо это опозорит самого пастуха. В этой призрачной обители, которая на самом деле есть не что иное, как небытие в облике бытия, поступай так, чтобы твоя пола не была загрязнена злодеяниями. Украшай невесту-державу только справедливостью и правосудием, ибо это укрепляет царскую власть, а также обеспечивает долю в загробном мире и дарует вечное избавление от мук. Не переставай воспитывать людей меча, ибо только благодаря мечу зеленеет нива державы, а пренебрежение мечом и невнимание к воинам свидетельствует об отсутствии величия души.

Озарив мысли сына наставлениями и советами, передав страну, перстень и бразды правления в его руки, Джахандар позвал сановников и мужей державы и дал каждому из них в соответствии с его положением драгоценные жемчужины советов и попрощался с ними. Потом он простился в последний раз с Бахравар-бану, услышал призыв: «Вернись к своему господину» [227], забил в барабан отхода из этого обманчивого и коварного мира и переселился в обширные просторы рая.

Бахравар— бану сначала пролила потоки кровавых слез, исторгая из пламенеющей груди стоны, от которых небо могло разверзнуться и гранит расколоться. Но потом она, поскольку любила Джахандара безмерно, решила соблюсти свою верность до конца и стала готовиться к тому, чтобы отправиться вместе с ним в дальний путь. Как это свойственно всем, кто самозабвенен в любви, она расцвела, облачилась в свой свадебный наряд, надушила себя лучшими благовониями, пришла к изголовью Джахандара и, не уронив своего достоинства причитаниями и рыданиями, доблестно и с душевной твердостью сложила свою жизнь у его ног, вписала свое имя в книгу судьбы на страницы годов и месяцев, как образец верности в любви. Воистину,

Вся страна громко зарыдала, услышав о таком беспримерном подвиге, весь мир покрылся прахом траура. Небо цвета сурьмы так долго плакало над этим печальным событием, что его чаша, словно чаша тюльпана, до краев переполнилась кровью. Земля так колотила себя по лицу в горе, что посинела, как небо. Оставалось только опасаться, как бы не нарушилась связь между черно-белым шелком дня и ночи, как бы красочное небо не ударилось оземь и не разбилось бы.

Слуги, сановники и мужи державы по священным обычаям стали готовить все, что необходимо для переезда в тот мир. Джахандара умастили разнообразными благовониями: амброй, мускусом, камфарой, розовой водой, алоэ, сандалом. А знатные и благочестивые дамы готовили к переселению в тот мир стройный кипарис ручья любви и верности, молодой побег из садов Ирема, как это подобало ее сану.

Гробы тех, кто восседал прежде на троне любви и красоты, вынесли одновременно. При виде печальной процессии гранитная скала проливала кровавые слезы, от стонов и слез скорбящих небо могло бы сгореть, а солнце таяло. Усопших принесли на кладбище и из уважения к их редкостной любви похоронили в одной могиле. На могиле же написали:

«О мудрый и ученый муж! Взгляни взыскующим истину оком сердца, и ты увидишь, что всех обитателей земли ожидает чаша, на которой написано: „Смерть настигнет вас, где бы вы ни находились“ [229]. Погляди: из небесных сит на головы пирующих сеют прах небытия. Мир и все, что есть в нем, так же ничтожны, как родинка возлюбленной и поясок на ее стане. Клятвы судьбы и неба подобны беспокойным локонам красавиц, которые не знают постоянства. О безграничной несправедливости небосвода говорят и стесненное сердце бутона, и разорванный ворот розы. О непрочности этого мира и приятности нашей жизни свидетельствуют основа нашего существования и круговращение неба. О великий муж! Пусть мы правдивы, — ноги наши скованы неправдою неба. Так легкий ветер волею судьбы томится в плену у воды».

Хвала и благодарность тому, кто дарует слово и вкладывает в него значения, тому, чьи бесконечные дары не осквернены счетом

Благодарность Аллаху за то, что окончилась эта книга о любви, которой завидуют мастерские живописцев Чина и которая посрамляет картины весны! Мне, нищему и попрошайке в искусстве слова, не под силу было одеть в наряды персидской речи эту невесту, взращенную на благодатной почве Хиндустана, чтобы тем самым заслужить похвалу. Мне не удастся заслужить одобрения прелестной картинкой, нарисованной моей кистью, — ведь я мало знаком с законами изящного слога, — картинкой, которая затмила бы изделия искусников Чина. И все же по просьбе некоторых друзей и по внушению того кумира, юного брахмана, о котором я уже рассказывал в предисловии, я приступил к этому благородному и благодарному делу.

Теперь же, когда я принарядил эту книгу-невесту столькими украшениями и набросил на ее лицо шелковое покрывало от дурного глаза, когда я собираюсь показать ее всему миру, то, по правде говоря, я не могу от стыда поднять головы, так как стыжусь своего поступка, так как по своей дурости я, жалкий нищий в мире ученых и образованных, создавал эту картину не из жемчугов и драгоценных каменьев, а из глиняных черепков и опилок… Если мое творение попадется на глаза знатокам слова, вкусившим со стола разума, погрузившимся в глубины знаний, — каково мне будет и чем все это кончится?… Но все-таки я уповаю на милосердие и благосклонность великих и благородных мужей, снисходительных к недостаткам, в отличие от глупцов, пустых и мрачных, как тростниковый калам, с сердцами черными, как письмо, которые по несправедливости своей набрасываются на человека, словно волки и барсы, и поносят и хулят его, — словно рвут беззащитную добычу. Более я не стану раскрывать уста ради пустой болтовни, изберу уделом молчание, ибо для мудреца молчание — источник уважения, а для глупца — средство завоевать почет.

Я сложил эту свою песню и на том окончил свой труд.

Словарь терминов, непереведенных слов, собственных имен и географических названий

АЗАР — в Коране отец пророка Ибрахима (библейский Авраам). Азар, по преданию, поклонялся прекрасным идолам (см. Коран, VI, 74).

АЗИЗ ЕГИПЕТСКИЙ — титул высшего сановника в египетском халифате. Кораническое предание прилагает этот титул к Юсуфу (см.) после его возвышения. Так как сам Юсуф считается в мусульманской традиции образцом красоты, то впоследствии термин «азиз» начинает обозначать также красавца.

АЛИФ — первая буква арабского алфавита, имеющая вид вертикальной черты. В поэзии с алифом часто сравнивается стан красавицы.

АНКА — мифическая птица, которая, по преданию, когда была создана богом, обладала всеми совершенствами, но потом стала приносить беды, что и прекратил один из пророков; после распространения ислама часто ассоциировалась с симургом (см.) иранской мифологии.

АРГУВАН — «иудино дерево» — дерево с яркими алыми цветами, в персидской литературе служит символом ярко-красного цвета.

АРЖАНГ — священная книга последователей Мани (см.), по преданию, широко распространенная некогда в Иране и Средней Азии. Эта книга была украшена прекрасными миниатюрами, поэтому в персидской поэзии «Аржанг» стал символом совершенной красоты, изящества.

АРАСТУ — арабизованная форма имени Аристотеля, который на мусульманском Востоке считался величайшим мудрецом и философом, служил символом учености и мудрости.

АРКАМ — небольшая ядовитая черная змея с белыми и черными крапинками, распространенная на территории Ирана и Индии.

АСАФ — имя легендарного везира царя Сулеймана (см.).

АЯТ — Стих Корана, священной книги мусульман.

БАДАХШАН — область на Памире (в настоящее время — Горно-Бадахшанская Автономная область Таджикской ССР), в средние века славившаяся своими рубинами.

БАНУДБАШ — город, по-видимому, вымышленный. Локализации не поддается.

БАРБАД — придворный музыкант сасанидского шаха Хосрова Парвиза (см.). В литературе игра Барбада стала символом виртуозного исполнения.

БАРМАКИДЫ — знатный персидский род, из которого вышли первые везиры аббасидского халифата. По преданию, один из предков Бармакидов прибыл в Дамаск во время правления халифа Абдалмалика ибн Марвана (685 — 705) и вскоре завоевал независимое положение среди знати благодаря своей учености. Наибольшую известность приобрели Яхья Бармакид (ум. в 805 г.) и его сыновья Фадл и Джафар. Яхья был везиром халифа Харуна ар-Рашида (786 — 809), а его старший сын считался заместителем отца. Фадл в 792 — 796 гг. занимал должность наместника Хорасана, а в 796 — 802 гг. — наместника Ирака, Табаристана, Азербайджана, Армении и Центрального Ирана. Впоследствии халиф стал опасаться могущественного дома везиров и в 803 г. приказал убить своего советника Джафара Бармакида, а Яхья Бармакида с тремя сыновьями бросить в темницу.

Бармакиды славились своей щедростью, покровительством поэтам, ученым и певцам. Как и Харун ар-Рашид, Бармакиды стали персонажами многих сказок, преданий и городских новелл, они часто фигурируют в «Книге тысячи и одной ночи», а также в других сказочных сборниках.

БАХМАН — одиннадцатый месяц зороастрийского календаря и современного иранского солнечного года (21 января — 19 февраля). В поэзии слово «бахман» обозначает зиму.

БАХМАН — легендарный царь древнего Ирана. По «Шах-наме», его отец Исфандияр, смертельно раненный Рустамом, попросил последнего взять Бахмана на воспитание. Рустам выполнил его просьбу. После смерти своего воспитателя Бахман, воссевший на иранский престол, решил отомстить за отца и разорил Систан — удел престарелого отца Рустама Заля, захватил его в плен, а затем разбил в сражении Фарамарза — сына Рустама — и покончил с независимостью Систана. Впоследствии в персидской эпической традиции образ Бахмана слился с образом Артаксеркса III — исторической личности, царя из династии Ахеменидов.

БАХРАМ — имя зороастрийского бога победы, который персонифицируется в образе планеты Марс (по-персидски — Бахрам).

БАХРАМ ГУР — популярный герой иранских сказаний и легенд, отважный витязь и женолюб, имеющий очень мало общего с историческим Варахраном V (420 — 438), который послужил прообразом этого литературного и фольклорного героя. Исследователи полагают, что в образе легендарного Бахрама Гура воплотились некоторые черты небесного Бахрама-Марса.

БЕЛЫЙ ДИВ — по преданию, самый грозный и могущественный из дивов (см.) Мазандерана (прикаспийской области Ирана). Своим волшебством Белый див ослепил все иранское воинство во главе с шахом Кей-Кавусом, но был побежден в единоборстве Рустамом. Как литературный образ Белый див — символ могущества нечистой силы.

БЕНАРЕС — город в Индии на берегу Ганга, считается священным городом индуистов.

БИЛКИС — в арабской, персидской и других литературах — царица Савская, возлюбленная царя Соломона.

БИСУТУН — горная вершина в Иране, между Хамаданом и Кер-маншахом. На этой горе высечены знаменитые клинописные надписи и барельефы древнеперсидского царя Дария I (521 — 485 гг. до н. э.), которые, по преданию, были изваяны Фархадом (см.). Бисутун в персидской литературе символизирует одно из чудес света.

БУРАК — мифическое верховое животное, на котором, по преданию, Мухаммад вознесся на небо и перелетел из Мекки в Иерусалим (около 1000 км) за одну ночь. В поэзии Бурак служит образом сказочно быстрого коня.

ВАЛ ИСКАНДАРА — по преданию, стена, которую воздвиг Александр Македонский для защиты от мифических народов Яджудж и Маджудж (библейские Гог и Магог).

ВАМИК и АЗРА — легендарные влюбленные, любовь которых окончилась трагически. Азра часто упоминается в литературе как образец красоты. В пехлевийской литературе существовала литературная обработка легенды о Вамике и Азре. Оригинал ее был преподнесен тахиридскому правителю Восточного Ирана Абдаллаху ибн Тахиру (828 — 844), однако он приказал уничтожить рукопись из-за того, что в ней воспевались язычники. В новоперсидской литературе история Вамика и Азры была переложена в стихи поэтом Унсури (ум. в 1040 г.), а затем (в 1049 г.) поэтом Фасихи из Джурджана. На этот сюжет написаны также поэмы турецкими поэтами Бихишти (XV в.) и Ламеи (XVI в.).

«ВЕДЫ» (букв, «священное знание») — древнейшие памятники индийской литературы, возникшие в глубокой древности (значительно раньше возникновения буддизма). «Веды» состоят из четырех сборников гимнов, молитв и заклинаний, написанных стихами и прозой: «Ригведа», «Самаведа», «Яджурведа», «Атхарваведа».

ГАЗ — мера длины, приблизительно равная старинному русскому «локтю».

ГАЛИЯ — ароматная косметическая мазь, которую употребляли женщины на Востоке в средние века.

ГВАЛИОР — один из древнейших городов Индии, знаменитая крепость. В настоящее время — небольшой город в Центральной Индии.

ГУЛЬ — в персидском фольклоре и литературе алой дух пустыни, оборотень. Гули сбивают с дороги путников, обрекая на муки голода и жажды, а потом пожирают их.

ГУЛЯМ — первоначально — мальчик-слуга, затем просто слуга или наемный воин.

ДАБИР — письмоводитель, писец. В средние века должность дабира занимали образованные люди, искушенные в политике и дипломатии. Они вели дипломатическую переписку от имени государей, которые зачастую были весьма невежественны и даже неграмотны.

ДАВУД — библейский Давид, царь и признаваемый в исламе пророк. Песнопения Давуда (псалмы Давида) служат образцом музыкальной гармонии, прекрасной музыки.

ДАРА — Дарий III Кодоман (336 — 330 гг. до н. э.), древнеперсидский царь, побежденный Александром Македонским. В персидской литературе Дара — символ благородства и могущества.

ДАСТАН — повествование в стихах или в прозе.

ДАСТУР — в древности (у парсов, см.) — священнослужитель, позднее царский советник, примерно то же, что везир.

ДЕИ — название десятого месяца по зороастрийскому календарю, а также десятый месяц современного иранского солнечного года (22 декабря — 20 января). В поэзии месяц дей символизирует зиму, зимнюю стужу.

Дервиш — бродячий аскет, отшельник, живущий на подаяние (нечто вроде странствующего монаха), а также просто бедняк, нищий.

ДЖАМШИД (Джам) — легендарный царь древних иранских сказаний. В его царствование, по преданию, на земле был золотой век: люди не знали болезней, повсюду царило благоденствие. Джамшид обладал волшебной чашей, в которой можно было увидеть весь мир, настоящее и будущее. Но Джамшид, гласит легенда, возгордился, возомнил себя богом и потребовал от подданных воздаяния себе божеских почестей. Вельможи и народ отвернулись от Джамшида, призвав на престол арабского царевича Заххака, который низложил Джамшида и, захватив его в плен, распилил надвое.

ДЖЕЙХУН — арабское название р. Аму-Дарья. В персидской поэзии Джёйхун наряду с Нилом служит символом полноводной могучей реки.

ДЖИНН — в арабской демонологии, а затем и в литературе и фольклоре сопредельных мусульманских стран — дух, как добрый, так и злой. Добрые джинны покровительствуют людям, злые, подобно дивам (см.) персидских сказок, причиняют людям зло и бедствия.

ДИВ — в персидской литературе и фольклоре злой (реже добрый) дух, имеющий вщцвеликана с клыками и рогами, большими когтями на локтях, коленях и пятках, заросшего густой черной шерстью.

ДИВАН — 1) государственное учреждение, приказ, присутствие (существовали, например, диван по взиманию налогов, диван посольских дел и т. д.); 2) сборник стихотворений.

ДИНАР — старинная золотая монета.

ДИРХЕМ — старинная серебряная монета, а также мера веса, равная сорока восьми ячменным зернышкам (примерно 3,12 г).

3АРИР — дерево, из коры которого получают желтую краску. В поэзии — символ желтого цвета (так же как и шафран),

ЗУЛЕЙХА — по Корану, жена египетского правителя (библейский Пентефрий), влюбившаяся в раба Юсуфа (см.). Зулейха пыталась соблазнить Юсуфа, но тот отверг ее, и тогда она обвинила его в покушении на свою честь и добилась заточения Юсуфа в темницу. Впоследствии Юсуф был освобожден, а после смерти правителя занял его место и женился на Зулейхе.

3УННАР — пояс из грубой шерсти, который в мусульманских странах должны были повязывать иноверцы. Повязаться зуннаром — метафорическое выражение, означающее отказаться от своей веры.

ЗУХАЛ — арабское название планеты Сатурн (перс. Кейван, см.), которая, по поверью, приносит несчастье.

3УХРА — планета Венера. По мусульманской легенде, Зухра была когда-то прекрасной женщиной, в которую влюбились ангелы Харут и Марут (см.). Ангелы незадолго перед тем похвалялись св'оей непорочностью, и бог послал их на землю для испытания. Зухра выпытала у влюбленных в нее ангелов тайное имя бога (которое, по поверью, обладает магической силой) и с помощью этого имени вознеслась на небо. Там она была причислена к лику бессмертных и стала «небесным музыкантом», сопровождающим игрою хор небесных светил. В поэзии Зухра служит синонимом виртуозного музыканта.

ИБЛИС — имя дьявола, который, по Корану, был изгнан Аллахом из рая за отказ поклониться Адаму. Тогда Иблис соблазнил Адама и Еву, и они в наказание также были изгнаны из рая. В литературе Иблис — символ злобы, коварства и хитрости.

ИБРАХИМ — библейский Авраам, один из пророков, признаваемых исламом. По мусульманскому преданию, тиран Немрод велел бросить Ибрахима в пылающий костер, но по воле Аллаха костер тотчас превратился в цветущий сад.

ИЗЕД — старое персидское название бога, которое сохранилось и после распространения ислама.

ИКЛИДУС — арабизованная форма имени древнегреческого геометра Евклида. На Востоке Иклидус пользовался огромной популярностью, имя его служило синонимом совершенного математика, геометра и чертежника.

ИМАМ — духовное лицо, руководящее молитвой верующих в мечети.

ИРАК — страна, расположенная между реками Тигр и Евфрат. В средние века Ирак был центром мусульманской цивилизации, в Багдаде находилась столица Аббасидов. В нашей книге Ирак выступает как очень далекая страна.

ИРЕМ — сады легендарного тирана Шаддада. По преданию, Шаддад велел разбить такие роскошные сады, которые затмили бы рай, но Аллах покарал его, умертвив, прежде чем он успел войти в свои сады.

ИСА — Иисус Христос, признаваемый в исламе одним из пророков. По преданию, дыхание Исы было животворным и могло исцелять больных и воскрешать мертвых.