[157]

Прошло немного времени, и вот, когда настала пора звезде его счастья подняться в зенит надежды, когда его дремлющая удача открыла глаза и решила увидеть лик красавицы счастья, муж той красавицы, хоть он и очень любил свою жену, рассердился на нее, и между ними, как это нередко случается, произошла перепалка, недостойная разумных людей и некрасивая между любящими. С обеих сторон полились потоки ругани, а ведь это свидетельствует лишь о глупости и невоспитанности! Бес попутал этих бедняг и зажег меж ними огонь раздора, супруг сгоряча выпустил из рук поводья разума, этого путеводителя на истинном пути, сделал ложный шаг и произнес формулу развода [158]. Так он лишил себя общества своей луноликой красавицы, стал для нее чужим человеком, потерял возможность уединяться с ней и вынужден был расстаться с любимой, ибо то, что раньше было ему дозволено, теперь стало запретным.

Прошло несколько дней, пламя гнева мужа улеглось, безумие покинуло его голову, и он смог спокойно судить о своем недостойном поступке. Разлука с любимой стала тяготить его, мир показался его очам, привыкшим видеть красоту возлюбленной, мрачнее черной ночи, глаза его покраснели от непрерывных слез. Глупец поневоле был вынужден раскаяться в содеянном и повиниться. Он отправил к жене посредников, прося простить его, вернуться домой и допустить его к себе. Жена, видя, что муж искренне раскаивается, вспомнила их любовь, вернула ему свое прежнее расположение, простила его и, уступив его мольбам, согласилась вернуться назад. Но строгий шариат повесил между ними запретную завесу, и они не могли перейти ее, поскольку дела их зашли далеко и надо было решить их согласно изречению: «Если он дал ей развод, то она запретна для него с этих пор, пока не выйдет за другого мужа» [159]. Только исполнив это предписание, супруги могли вновь зажить вместе, заключив новый брак. И тогда они решили, что надо найти нищего безвестного чужестранца, чтобы он своими пальцами распутал этот узел, обязав навеки того глупого и опозоренного мужа. Но чужестранец должен был ограничить наслаждение одной только ночью, не пытаться стать стражем клада навек, а с наступлением утра расстаться с красавицей и покинуть ее покои, словно мелодия струны. За это ему обещали уплатить немало, он же должен был хранить тайну немедля уехать в Ирак или Хиджаз [160], вопреки обычаям новобрачных, не покидающих своих жен. Долго они искал подходящего человека, но лучшего, чем юный сын кирпичника, не нашли. Они обратились к нему за помощью, рассказав ему обо всем. Юноша, который уже давно жаждал испить воды в долине свидания с возлюбленной, услышав эту весть, принесенную, казалось, самим вестником богов Сурушем, очень обрадовался.

Когда лучезарная невеста-солнце исчезла в покоях на западе, а на престол неба воссела владычица звезд, то юношу, который валялся в пыли, мечтая о куске войлока, для которого циновка в мечети была что шахские горностаи и бобры, а кирпич — нежнее подушек фагфура, повели в баню, смыли с него грязь, облачили в роскошный халат, надушили благовониями и повели к постели той волшебной красавицы, дрожавшей от страха, а потом совершили их брачный обряд.

Юноша от охватившего его восторга опьянел без вина. Пораженный неожиданным счастьем, он боялся, что все это происходит во сне. Временами он смотрел на ту, что дарила упоение и счастье, и тихонько говорил себе: «О боже, во сне я это вижу или наяву?» До самого рассвета он не выпускал из своих объятий эту луну и упивался наслаждением. По мере своих сил он грабил доставшиеся ему задаром сокровища и старался сорвать побольше наслаждений. Когда же настала пора уйти из дома, как было условлено, юноша призадумался на некоторое время. «Как бы там ни было, — говорил он себе, — благодаря своей счастливой звезде я обрел наслаждение, о котором мог только мечтать во сне. Небо, которое долго несправедливо угнетало меня, теперь стало покровительствовать и помогать мне. Покориться желанию врагов и расстаться с возлюбленной, чтобы вновь подвергнуть себя унижению и позору, было бы слишком глупо».

«Лучше всего, — продолжал он размышлять, — испытать свою звезду и постараться сохранить счастье рвением и усилиями. Если судьба будет благоприятствовать мне, если нива моих мечтаний будет орошена влагой божественной милости, то я достигну своей цели. А в противном случае я так и останусь в ничтожестве и нищете».

Приняв такое решение, молодой кирпичник стал рассказывать о своей любви той красавице, которая напоминала и Лейли и Азру, сравнивал себя с Меджнуном и Вамиком, расписывая ей свою страсть. Любовными объяснениями и излияниями он приворожил эту пери и волшебными напевами заманил в свои тенета ту газель из степи чар.

— Разумному человеку ясно, — говорил он ей, — что твой прежний муж расстался с тобой, затмившей красою весь Мазандеран, из-за того, что разлюбил тебя. Ведь из-за одного слова он с тобой развелся, не ценя счастья совместной жизни с владычицей красавиц. И за неблагодарность он был обречен на разлуку с тобой. Видно, любовь его стала остывать. Конечно, негодяй недостоин такого великого счастья, не всякая голова достойна такой власти.

— Я же, — продолжал он, — с головы до пят преисполнен любовью к тебе, во имя этой истинной любви прошел длинный путь, полный бедствий и страданий, и, наконец, удостоился близости с тобой. За свою чистую и непорочную любовь вознагражден я твоим обществом: обнимаю твою шею, белизне которой завидует даже жасмин, прижимаюсь устами к твоим устам, сжимаю тебя в объятиях. Ты сама видишь состояние путника в долине любви, которая недосягаема для влюбленного и желаннее которой нет ничего на свете, ты сама видишь, что я готов исполнять все твои прихоти и во всем покоряться твоей воле. Поэтому тебе ни к чему хранить верность прежней любви и незачем отвергать такого страстного любовника, как я, — этого не одобрят рассудительные и мудрые люди.

Хотя юный кирпичник не был ни знатен, ни умен, но он был хорош собой и умел немного играть на музыкальных инструментах. Красавица, поскольку женщина по природе своей не знает верности, стала склоняться к новому мужу и согласилась во всем с ним. Розы первого мужа увяли под осенним ветром ее неверности, и она стерла в своей памяти любовь к нему. А юноша, видя, что та пери поддалась ему. от ликования вскинул шапку в воздух и крепче схватился за нить своих надежд. Когда с красавицы-ночи упал черный покров и горизонты осветились утренней зарей, к дверям брачной комнаты пришли приятели первого мужа, с нетерпением дожидавшиеся рассвета, и стали звать юношу— тот, вместо того чтобы открыть дверь, закричал:

— Что это за шум в неурочное время? Почему вы мешаете нам? Разве в вашем городе не знают приличий, не ведают о благородстве?

Приятели мужа изумились и воскликнули:

— Эй, несправедливый человек! Ведь это счастье тебе было даровано только на одну ночь! Теперь же, когда на лужайке неба распустилась роза рассвета, тебе здесь не место. А ну, поторапливайся, вставай! Не горячись понапрасну, ибо сова недостойна селиться в саду, в раю не принято слушать карканье ворона. Берегись, не принуждай нас прибегнуть к насилию! Да и сам муж может отнять у тебя то, что даровал тебе.

Юноша же ответил им со знанием законов разума:

— О друзья! Соразмеряйте шаги свои с возможностями и гоните коня в соответствии с границами поля. Ведь все совершено согласно шариату, и теперь требования горстки наглецов и корыстолюбцев не смогут повредить мне. Не ставьте себя понапрасну в глупое положение и не подвергайте позору, не приставайте ко мне попусту.

Приятели прежнего мужа, выслушав его речи, лишились рассудка и потеряли дар слова, онемев, словно нарисованная птица. Но слух о происшедшем распространился по всем улицам и кварталам, молва стала переходить из уст в уста, мужчины и женщины передавали друг другу эту новость.

Недруги злорадствовали, друзья сожалели. Родственники той женщины, услышав об этом, сильно огорчились, собрались все вместе и стали совещаться и думать, как им избавиться от такого позора.

— Как смеет дерзать породниться с нашим знатным родом, — говорили они, — такой нищий бродяга, одно только упоминание имени которого навлекает позор и бесславие? Ведь он даже не слышал о том, что такое знатность! Как он посмел возмечтать о женитьбе на такой женщине? Коварный небосвод заменил наш чистый напиток отстоем и разбил склянку чести о камень позора… Нам трудно теперь будет жить в этом городе и смотреть в лицо знакомым. Как можно породниться с фальшивым и дешевым жемчугом? Как можно выйти замуж за простолюдина, жемчужина которого не нанизана на нить благородства? Разве кунжут и жемчуг помещают в одну шкатулку? И эту беду на нас навлек наш прежний глупый зять, покрыв нас прахом вечного позора, — ведь если сова притронется к розе или шип разорвет лепестки жасмина, то осуждения и порицания заслуживает только садовник. Однако теперь разум велит нам любой ценой смыть с нашей чести эту ржавчину позора.

На том они и порешили, выбрали из родичей нескольких мужей, слывших разумными и рассудительными, и отправили их к юноше. Те стали увещевать и наставлять его добрыми советами, пытались разными уловками уговорить его и разлучить с возлюбленной, но так ничего и не добились. Тогда они перешли к брани и к угрозам, начали ругать и поносить его, но и это ни к чему не привело. Наконец, они принялись соблазнять его золотом, но кирпичник не стал их слушать и не выпустил из рук желанную жемчужину.

— Да будет известно моим дорогим родственникам, — сказал он, — что до того, как я благодаря своей счастливой звезде нашел счастье в обществе возлюбленной, мое сердце долгое время было опутано ее черными локонами, похожими на чоуган. Я все время мечтал о том дне, когда обрету эту великую награду. А теперь, когда благодаря покровительству неба я достиг своих желаний, разумно ли, подумайте сами, упустить счастье из рук и спалить свое гумно молнией беды? Откажитесь от несбыточных притязаний, не питайте никчемных надежд и не терзайте мое сердце пустыми словами. Если вас побуждает к этому моя бедность и незнатность, если вы не считаете меня ровней себе и потому стараетесь от меня избавиться, то это просто неразумно. Ведь земное богатство немногого стоит из-за постоянной изменчивости судьбы и на него не надо полагаться. Разумные мужи уважают людей не ради их роскошных одеяний, а за знания и способности. Не следует также слишком полагаться на знатность и заслуги отцов. Будь человек даже потомком Бармакидов или Сасанидов, если он не обладает способностями, то какая польза ему от величия предков и в чем его преимущество перед другими? Кроме того, презирать человека и пренебрегать им из-за его нищенского одеяния не подобает разумному и ученому мужу. Ведь тут легко ошибиться.

— Хотя и не подобает самому расхваливать себя, — продолжал он, — но необходимость обязывает меня. Знайте же, что мой отец происходит из Шираза, а современники называют Шираз источником учености и знаний. Слава о ширазской науке и учености распространилась по всему свету, так что каждая роза, в которой есть аромат знаний, считает, что расцвела в садах науки Шираза, а каждая жемчужина, наделенная блеском знания, найдена в океане мудрости Шираза. Слава об учености моего отца распространилась по всем странам, он одаряет своими знаниями и знатных и простых людей Фарса. По мальчишеству и избалованности я обиделся на своего великого отца из-за пустяка, который сейчас вызывает только досаду. Я решил удовольствоваться малым и отправился в дальний путь, следуя примеру купцов. Но торговать я не умел и в скором времени разорился, так что эта пустая затея принесла мне только огорчение, и я по воле бога из богатого человека стал нищим и прибыл в ваш город. Я уверен, что отец вскоре узнает о моем скорбном положении и не оставит меня в таком жалком состоянии на чужбине. Итак, дорогие родственники, надеюсь, что, выслушав меня, вы не станете более принуждать меня к чему-либо и будете лучше относиться ко мне, ибо милосердие к путникам и помощь чужестранцам — обычай великодушных мужей и залог доброго имени и громкой славы.

Родственники жены, выслушав его речи, устыдились своего гнева и грубых слов, стали обращаться с ним ласково и любезно.

— Если твои речи подтвердятся, — заявили они, — мы признаем тебя достойным этого брака, будем любить тебя, охранять, насколько хватит сил.

— Справедливость велит, — сказал юноша, — дать мне сроку месяц и оставить меня в покое. Если в течение назначенного срока завеса ваших сомнений спадет с красавицы-истины и грамота моих слов будет скреплена печатью правды, то поводья желания останутся в моих руках. А если все обернется вопреки моим утверждениям, то я не стану ни в чем вам прекословить.

Родственники жены вынуждены были согласиться с ним и стали терпеливо дожидаться назначенного им срока, любопытствуя, что же покажется из-за завесы.

Когда они порешили на том, юноша мысленно перебрал все, что досталось ему от отца, но, кроме ветхой кирпичной формы, самана, извести и старой лачуги, которая наподобие горы Тур была вся продырявлена, ничего не смог вспомнить. От страха, что ему придется выпустить из рук нить надежды, он позабыл обо всем на свете, счел божественным даром близость с солнцеликой красавицей и предался наслаждениям с ней, ни на миг не выпуская ее из объятий. Когда прошла значительная часть обещанного срока, юноша стал таять, словно луна на ущербе. И вот, наконец, осталось всего три дня. Тоска из-за предстоящей разлуки терзала кирпичника, и от предчувствия он скатился из апогея счастья в перигей несчастья. Дожидаясь наступления ночи, опьяненный вином отчаяния, он напевал жалобные мелодии и горестные песни. Он пел так печально, что даже гранитная скала сжалилась бы над ним.

— А надо сказать, что правитель того города в сопровождении своих верных слуг выходил по ночам из дворца, чтобы самому убедиться, как идут дела в его стране, кто враг ему и кто друг, и однажды, проходя мимо дома того юноши, услышал печальные песни. Правитель так растрогался, что не удержался и дернул кольцо на воротах.

— Кто там? — спросил юноша. — Что тебе нужно в такое время, когда даже рыбы и птицы спят?

— О праведник! — отвечал падишах. — Мы — каландары, опаленные пламенем любви к богу и заклейменные горем. Испытали мы и печаль, и вот твои жалобные песни растрогали нас, и мы дерзнули остановиться здесь. Если ты, соблюдая законы гостеприимства, пригласишь нас к себе, то ты, несомненно, возродишь обычаи благородных.

Кирпичник тут же открыл ворота и ввел падишаха со слугой в дом. Но вместо каландара он увидел перед собой прекрасного юношу с фарром вокруг чела, в роскошных одеяниях и царском халате. Кирпичник переменился в лице, но правитель сказал ему:

— О прекрасный юноша! Не считай меня лжецом за мои роскошные одеяния, а лучше сыграй нам что-нибудь печальное.

Кирпичник пролил потоки слез и ответил:

— О каландар! Разве понять тебе того, кто опален пламенем любви, словно саламандра [163], — ведь твои помыслы не омрачены любовным недугом! Зря ты просишь меня сыграть. Знаешь ли ты, что от жизни моей осталось всего лишь несколько мгновений и я рыдаю перед тем, как вздохнуть в последний раз? А ты по простоте душевной принял мои стоны за песню…

— О великодушный! — сказал в ответ падишах. — Твои скорбные мелодии испепеляют, словно кебаб, тех, кто страдает в долине страсти, потому-то они так растрогали меня. Ты прости нас и расскажи нам о себе. В чем причина твоих страданий? Из-за чего ты так жалобно рыдаешь?

Тогда юноша поведал падишаху свою историю с начала до конца, а потом тяжко застонал и заплакал.

Утром, когда взошло лучезарное солнце, падишах рассказал одному своему приближенному историю кирпичника и повелел ему отнести юноше драгоценности и деньги из шахской казны, выдав себя за посланца его отца.

И вот как раз в тот момент, когда родственники жены по истечении назначенного срока набросились на беднягу с упреками и бранью, к дому подъехал на быстроходном скакуне с золотой сбруей одетый в драгоценный халат гулям, подобный Юсуфу.

Он ехал быстро, ловкий и расторопный. Приблизившись, он спросил:

— Где здесь живет Мирза Бади из Шираза, который расцвел словно кумир в храме Индии, сбежав от отца и поселившись в этом городе?

Тут все подумали, что это, верно, их новый зять и что рассказ его был правдивым. Они повели гуляма к дому тот поклонился низко юноше, отдал ему драгоценности и деньги, которые были при нем, а потом сказал от имени отца:

— О мой мальчик, обидевшийся на отца! В разлуке с тобой я ослеп, словно старец из Ханаана [164]. Ради бога прости меня и погаси пламя моей скорби. Я опасаюсь, что скоро меня навестит ангел смерти и мне придется сложить свои пожитки среди этих шатких развалин и свернуть подстилку своего существования.

Юноша был поражен этими словами, он подумал: «У моего отца, когда он был еще жив, не было никакого богатства, кроме черной глины. А теперь, когда люди делают кирпичи из глины его праха, как же мог он послать мне богатство, равное податям целой страны? По-видимому, здесь скрыта какая-то тайна. Как бы там ни было, эти дары — милость бога, в особенности в такое время, когда мне стало совсем невмоготу».

Юноша взял у посланца сокровища, потом припал к земле, вознося благодарственные молитвы творцу.

На другой день прискакал знатного вида человек и спросил:

— Кто из вас Мирза Бади из ширазской знати, который рассердился на отца, поселился в этом городе и женился на дочери купца? Падишах вызывает его во дворец.

Юноша немедля вскочил с места и отправился в шахский дворец. А тесть его от радости не находил себе места и пошел вслед за ним. Кого бы тесть ни встретил по пути из родных и знакомых, он всем рассказывал о случившемся, даже если его не расспрашивали. Когда же люди стали его поздравлять, как это принято, он так и надувался от важности и едва отвечал им кивком. Наконец, они прибыли во дворец. Как только юноша увидел падишаха, он сразу догадался, откуда на него свалилось все это счастье и в чем тут дело. Он тотчас по обычаю поцеловал перед падишахом землю и произнес про себя:

Падишах оказал ему новые милости и благодеяния и отпустил, так что юноша-чужестранец благодаря великодушному покровительству того падишаха провел остаток свои дней в неге и довольстве.